Наследие Е.П.Б.: Труды • Письма • Альбомы • Произведения с участием • Изображения • Биография • Цитаты • Разное | дополнения – вопросы – исправления – задачи
Перевод на русский: О.А. Фёдорова
| 251 | 251 |
ГЛАВА VI
ЭЗОТЕРИЧЕСКИЕ ДОКТРИНЫ БУДДИЗМА, ПАРОДИРУЕМЫЕ В ХРИСТИАНСТВЕ
Мы не должны забывать, что христианская церковь обязана своими нынешними каноническими Евангелиями и, следовательно, всем своим религиозным догматизмом Sortes Sanctorum[2]. Не имея возможности договориться о том, какие из многочисленных евангелий того времени были наиболее богодухновенными, таинственный Никейский собор решил предоставить решение этого ставившего в тупик вопроса чудесному вмешательству. Этот Никейский собор вполне можно назвать таинственным. Во-первых, мистическое число епископов – 318, на которое особо обращал внимание Варнава (VIII, 11, 12, 13), уже было некой тайной. Кроме того, среди древних авторов нет единого мнения ни о времени, ни месте его проведения, ни даже о епископе, который председательствовал на нём. Несмотря на высокопарное восхваление Константина[1], Сабин, епископ Гераклийский, утверждал, что «за исключением императора Константина и Евсевия Памфила, эти епископы были сборищем неграмотных простаков, которые ничего не понимали», как если бы сказать, что они были глупцами. Такого, по-видимому, мнения о них придерживался Папп, который сообщает об имевшей место магии для определения истинных евангелий. В своём «Синодиконе» относительно этого Собора Папп пишет: «беспорядочно сложив все книги, переданные на рассмотрение Собору для определения, под престолом в церкви, они (епископы) возносили молитвы Господу о том, чтобы боговдохновенные писания очутились на столе, а лжеписания остались лежать внизу, что и случилось». Только нам не говорят, у кого были ключи от зала заседаний в эту ночь!
Поэтому, опираясь на авторитет церковных очевидцев, мы вправе сказать, что христианский мир своим «Словом Божьим» обязан
[1] Сократ Схоластик «Historia Ecclesiastica» «Церковная история» кн. I, стр. ix.
| 252 | 252 |
гаданию, за обращение к которому Церковь впоследствии осуждала несчастных жертв, таких как чародеи, заклинатели, колдуны, ведьмы и прорицатели, и сжигала их тысячами! Рассуждая об этом поистине божественном феномене самоопределяющихся рукописей, отцы церкви говорят, что Бог сам правит Sortes[3].
Как мы показали в другом месте, Августин признаётся, что и он использовал такого рода гадание. Но взгляды, как и богодухновенные религии, могут меняться. То, что почти полторы тысячи лет навязывалось христианскому миру как книга, каждое слово которой было написано под непосредственным надзором Святого Духа, и из которой ни один слог, ни одна запятая не могли быть изменены без обвинения в богохульстве, сейчас эту книгу заново переводят, исправляют, корректируют, и вырезают из неё целые стихи, а в некоторых случаях целые главы. И всё же, как только выходит новое издание, богословы заставляют нас принять его как новое «откровение» девятнадцатого века, в противном случае его признают языческим.
Так, мы видим, что непогрешимой Церкви, как внутри, так и вне её ограды, можно доверять не больше, чем допускает здравый смысл. Праотцы наших современных богословов нашли авторитетный стих относительно Sortes, где сказано: «В полу бросается жребий, но всё решение его – от Господа»[1], а теперь их прямые наследники считают, что «всё решение его от дьявола». Может быть, они неосознанно начинают следовать учению сирийских последователей Бардесана о том, что действия Бога, как и человека, обусловлены необходимостью?
Вероятно, также в соответствии со строгой «необходимостью», христианские толпы так быстро расправились с неоплатониками. В те дни учение индийских естествоиспытателей и допотопных пирронистов были забыты, если они вообще когда-либо были известны кому-то, кроме нескольких философов, а г-н Дарвин с его современными открытиями даже не упоминался в этих пророчествах. В таком случае закон выживания наиболее приспособленных был отменен; неоплатоники были обречены на гибель с того дня, когда они открыто встали на сторону Аристотеля.
В начале четвёртого века толпы людей начали собираться у дверей академии, где учёная и несчастливая Гипатия излагала учение божественного Платона и Плотина и тем самым препятствовала прогрессу христианского прозелитизма. Она слишком успешно разгоняла туман, нависший над религиозными «таинствами», изобретёнными отцами, чтобы не считаться опасной. Одного этого было бы достаточно, чтобы подвергнуть опасности и её саму и её последователей. Именно учение
[1] Притчи 16:33. В Древнем Египте и Греции, а также у израильтян палочки и шарики, называемые «священными гадательными жребиями», использовались для такого рода оракулов в храмах. Согласно фигурам, образовавшимся в результате случайного расположения последних, жрец истолковал волю богов.
| 253 | 253 |
об этом языческом философе, у которого христиане так охотно заимствовали, чтобы внести последний штрих в их иначе непонятную схему, соблазнило многих присоединиться к новой религии; а теперь свет Платона стал столь неудобно ярко сиять на благочестивом лоскутном одеянии, что позволял каждому увидеть, откуда берутся доктрины «откровений».
Но опасность была ещё больше. Гипатия училась у Плутарха, главы афинской школы, и познала все секреты теургии. Пока она была жива и наставляла народ, никакие божественные чудеса нельзя было совершать в присутствии того, кто мог раскрыть их естественные причины. Её участь была предрешена Кириллом, чьё красноречие она затмила, и чей авторитет, основанный на унизительных суевериях, был вынужден уступить её авторитету, воздвигнутому на скале непреложного закона природы.
Весьма любопытно, что Кейв, автор «Жития святых отцов», счёл невероятным, что Кирилл одобрял её убийство вследствие его «характера». Святой, который продаёт золотые и серебряные сосуды своей церкви, а затем, потратив деньги, лжёт на суде, как он это сделал, вполне может быть заподозрен в чём угодно. Кроме того, в этом случае Церкви пришлось бороться за своё существование, не говоря уже о её будущем господстве. Только ненавистные и эрудированные языческие учёные и не менее образованные гностики хранили в своих доктринах до сих пор скрытые концы ниточек всех этих богословских марионеток.
Как только занавес поднялся бы, связь между старыми языческими и новыми христианскими религиями стала бы очевидной. Но тогда, что стало бы с таинствами, заглядывать в которые грех и богохульство? При таком совпадении астрономических аллегорий различных языческих мифов с датами, принятыми христианством для их Рождества, Распятия и Воскресения, а также при таком совпадении обрядов и церемоний, какова была бы судьба новой религии, если бы Церковь под предлогом служения Христу не избавилась от слишком хорошо осведомлённых философов?
Догадаться, какая религия преобладала бы в нашем столетии, если бы coup d'etat[4] тогда провалился, действительно, трудная задача.
Но, по всей вероятности, такого состояния дел, которое превратило средневековье в период интеллектуального мрака, принизило западные народы и довело европейцев тех дней почти до уровня папуасского дикаря, не могло быть.
Опасения христиан были слишком хорошо обоснованы, и их благочестивое рвение и пророческая проницательность были вознаграждены с самого начала. При сносе Серапеума, после того как кровавый бунт между христианской толпой и язычниками закончился вмешательством императора, на гранитных плитах святилища был обнаружен латинский крест совершенно христианской формы.
Это, в самом деле, было счастливой находкой, но монахи не преминули заявить, что крест
| 254 | 254 |
почитался язычниками в «духе пророчества». По крайней мере, Созомен с торжествующим видом отмечает этот факт.[1] Но археология и символизм, эти неутомимые и непримиримые враги клерикальных ложных притязаний, нашли в иероглифах надписи, идущей вокруг изображения, по крайней мере, частичное толкование его значения.
Согласно Кингу и другим нумизматам и археологам, крест был помещён туда как символ вечной жизни. Такой тау, или египетский крест, использовался во время вакхических и элевсинских мистерий. Этот символ двойной порождающей силы возлагался на грудь посвящённого после того, как совершалось его «новое рождение», и мисты возвращались после своего крещения в море. Это был мистический знак того, что такое духовное рождение возродило и соединило его астральную душу с его божественным духом, и что он был готов вознестись духом в благословенные обители света и славы – Элевсинию. Тау был магическим талисманом наряду с религиозной эмблемой. Христиане переняли его через гностиков и каббалистов, которые широко использовали этот крест, о чём свидетельствуют их многочисленные геммы, и которые заимствовали тау (или крест с ручкой) у египтян, а латинский крест был заимствован за два или три века до нашей эры у буддийских миссионеров, которые принесли его из Индии, где его можно найти до сих пор. У ассирийцев, египтян, древних американцев, индусов и римлян он был в различных, но очень незначительно изменённых формах. До самого позднего средневековья он считался сильным заклинанием от эпилепсии и одержимости демонами; и «печать Бога живого», ниспосланная в видении апостола Иоанна ангелом, восходящим от востока, чтобы «положить печать на челах рабов Бога нашего», была всего лишь тем же мистическим тау – египетским крестом. На витражах церкви св. Диониса (Франция) этот ангел изображён ставящим печать этого знака на лбу избранных; надпись гласит: SIGNUM TAY[5]. В книге «Гностики и их реликвии» Кинг напоминает нам, что «этот знак обычно носил св. Антоний, египетский отшельник».[2] Каково было подлинное значение тау, нам объясняет христианский апостол Иоанн, египетский Гермес, и индийские брахманы. Но слишком очевидно, что, по крайней мере, для апостола он означал «неизречённое имя», как он называет эту «печать Бога живого», несколькими главами далее[3], «Имя Отца Его написано на челах».
У Брахматмы, главы индийских посвящённых, было на головном уборе два ключа, символ раскрытой тайны жизни и смерти, расположенные
[1] Ещё один ненадёжный, лживый и невежественный автор и церковный историк V века. Его мнимая история вражды между язычниками, неоплатониками и христианами Александрии и Константинополя, которая начинается у него с 324 по 439 год и посвящена им Феодосию младшему, полна преднамеренных фальсификаций. Издание «Reading» «Чтение», Кантаб, 1720 г., фолиант, перевод, изд. Плон Фрере, Париж.
[2] Кинг «Гностики и их реликвии», т. I, стр. 135.
[3] Откровение, 14:1.
| 255 | 255 |
крестообразно; а в некоторых буддийских пагодах Тартарии и Монголии вход в помещение внутри храма, обычно по лестнице, ведущей во внутреннюю дагобу[1], и портики некоторых прачид[2] украшены крестом, образованным из двух рыб, как встречается на некоторых зодиакальных знаках буддистов. Нет ничего удивительного в том, что священная схема на гробницах в римских катакомбах, «Vesica piscis»[6], произошла от вышеуказанного буддийского зодиакального знака. Насколько общей должна была быть эта геометрическая фигура в мировых символах, можно сделать вывод из того факта, что существует масонское предание, согласно которому храм Соломона был построен на трёх основаниях, образующих «тройной тау» или три креста.
В своём мистическом значении египетский крест как эмблема обязан своим происхождением ранней философии андрогинного дуализма любого проявления в природе, который исходит из абстрактного идеала аналогичного андрогинного божества, в то время как христианская эмблема обязана просто случайности. Если бы действовал закон Моисеев, Иисуса следовало бы побить камнями.[3] Распятие было орудием пыток и было очень распространено среди римлян, но среди семитских народов оно было неизвестно. Его называли «древом позора». Лишь позже оно стало христианским символом; но в течение первых двух десятилетий апостолы смотрели на него с ужасом.[4] Конечно, Иоанн имел в виду не христианский крест, говоря о «печати Бога живого», а мистический Тау – Тетраграмматон, или могущественное имя, которое на древнейших каббалистических талисманах было представлено четырьмя еврейскими буквами, составляющими священное слово.
Знаменитая леди Элленборо, известная среди арабов Дамаска и арабов пустыни, после своего последнего брака, под именем Ханум Меджваль, владела талисманом, подаренным ей друзами с горного Ливана. По некоему знаку в левом углу он был признан принадлежащим к тому классу гемм, которые известны в Палестине, как «мессианские» амулеты второго или третьего века до Р. X. Это – зелёный камень пятиугольной формы; внизу выгравирована рыба; выше – печать Соломона[5];
[1] Дагоба – небольшой храм шаровидной формы, в котором хранятся реликвии Гаутамы.
[2] Прачиды – это постройки всяких размеров и форм, как и наши мавзолеи, и посвящённые для приношений богам умерших.
[3] Трактаты талмудов утверждают, что после того, как его повесили, его побили камнями и похоронили под водой на стыке двух ручьёв. «Мишна Санхедрин», Т. VI, стр. 4; Валилонский Талмуд, тот же трактат, 43 а, 67 а.
[4] «Коптские легенды о распятии», MSS, XI.
[5] Гравюра изображает талисман в два раза больше натурального размера. Нам непонятно, почему Кинг в главе «Гностические геммы» даёт печать Соломона в виде пятиконечной звезды, в то время как она шестиконечная и является печатью Вишну в Индии.
| 256 | 256 |
а ещё выше – четыре халдейских буквы – йод, хей, вав, хей, ИАХО, которые образуют имя Божества. Они расположены довольно необычно, идут снизу вверх в обратном порядке и образуют египетский тау. Вокруг них надпись, которую мы не вправе давать, поскольку эта гемма не является нашей собственностью. Тау в мистическом смысле, как и crux ansata, есть Древо Жизни.
Хорошо известно, что самыми ранними христианскими символами (прежде всяких попыток изобразить телесный облик Иисуса) были агнец, добрый пастырь и рыба. Таким образом, становится понятным происхождение последней эмблемы, которая так озадачила археологов. Весь секрет заключается в том легко устанавливаемом факте, что в каббале Царь Мессия назван «толкователем» или раскрывающим тайну и показан в Талмуде как пятая эманация по причинам, которые мы сейчас объясним. Мессию очень часто называют «даг» или рыбой. Это – наследство халдеев, и оно относится (как указывает само название) к вавилонскому Дагону, человеку-рыбе, бывшему наставником и толкователем людей, которым он явился. Абарбанель объясняет это имя, заявляя, что знамением его (Мессии) пришествия «является соединение Сатурна и Юпитера в знаке Рыб».[1] Поскольку христиане были полны решимости отождествлять своего Христа с Мессией Ветхого Завета, они приняли его с такой готовностью, что забыли, что его истинное происхождение может быть прослежено ещё далее в глубь веков, чем вавилонский Дагон. Насколько охотно и тесно первые христиане соединяли идеал Иисуса со всеми мыслимыми каббалистическими и языческими догмами, можно заключить из слов Климента из Александрии, обращённых к своим братьям-единоверцам.
Когда они обсуждали выбор наиболее подходящего символа, чтобы он напоминал им об Иисусе, Климент посоветовал им следующие слова: «Пусть гравировка на гемме вашего кольца будет либо голубем, либо кораблём, плывущим по ветру (аргхой), либо рыбой». Трудился ли благой отец, когда писал эту фразу, над воспоминаниями об Иехошуа, сыне Нуна (называемым Иисусом в греческой и славянской версиях), или он забыл подлинное толкование этих языческих символов?
[1] Кинг («Гностики и их реликвии») даёт рисунок христианского символа, очень распространённого в средние века, трёх рыб, переплетённых в треугольник и имеющих ПЯТЬ букв (наиболее священное пифагорейское число) (ΙΧΘΥΣ), выгравированных на этом символе. Число пять относится к тому же каббалистическому исчислению.
| 257 | 257 |
Ихошуа, сын Нуна, или Navis (корабля (лат.)), мог бы с полным правом принять образ корабля или даже рыбы, поскольку Иехошуа сын Нуна означает Иисус, сын бога-рыбы; но было действительно слишком опасно связывать символы Венеры, Астарты и всех индийских богинь (аргхи, голубя и рыбы) с «непорочным» рождением их бога! Очень похоже, что в ранние дни христианства как будто почти не делалось различий между Христом, Вакхом, Аполлоном и индийским Криштной, воплощением Вишну, с чьим первым аватаром появился символ рыбы.
В «Хариванша-пуране», «Бхагавад Гите», а также в нескольких других книгах бог Вишну изображён как принявший форму рыбы с человеческой головой, чтобы вернуть Веды, утерянные во время наводнения. Позволив Вишвамитре спастись со всем своим племенем в ковчеге, Вишну, пожалев слабое и невежественное человечество, некоторое время оставался с ними. Именно этот бог научил их строить дома, возделывать землю и благодарить неизвестное Божество, которое он представлял, строя храмы и устанавливая постоянное поклонение; и, так как он всё время оставался наполовину рыбой, наполовину человеком, при закате солнца он возвращался в океан, где проводил всю ночь.
«Именно он, – говорится в священной книге, – научил людей после потопа всему тому, что было необходимо для их счастья.
Однажды он нырнул в воду и больше не вернулся, ибо земля снова покрылась растительностью, фруктами и скотом.
И он научил брахманов тайнам всего сущего» («Хариванша-пурана»).
Пока что мы видим в этом повествовании копию рассказа вавилонянина Бероса об Оанне, рыбо-человеке, который есть не что иное, как Вишну, если, конечно, мы не станем полагать, что именно Халдея принесла цивилизацию в Индию!
Мы повторяем ещё раз – мы не хотим ничего давать, исходя исключительно из собственного мнения. Поэтому мы цитируем Жаколио, который, как бы ни критично и ни противоречиво относился к другим вопросам, и как бы вольно он ни обращался с хронологией (хотя даже в этом он более прав, чем те учёные, которые хотели бы приписать написание всех индийских книг ко времени после Никейского собора), ему, по крайней мере, нельзя отказывать в хорошем знании санскрита. И он говорит, анализируя слово Оан или Оанн, что «о» на санскрите является междометием, выражающим обращение, например, О, Сваямбхува! О, Боже! и т. д.; а «ан» является корнем слова, означающим на санскрите дух, существо или то, как мы предполагаем, греки имели в виду под словом демон, полубог.
«Какую необычайную древность придаёт – замечает он – это сказание о Вишну в образе рыбы священным книгам индусов, особенно с учётом того факта, что Веды и Кодекс Ману насчитывают более двадцати пяти тысяч лет существования, как доказывают самые серьёзные и
| 258 | 258 |
самые достоверные документы. По словам учёного Халда, у немногих народов летописи более достоверны или серьёзны, чем у индусов».[1]
Возможно, мы сможем пролить дополнительный свет на загадочный вопрос о символе рыбы, напомнив читателю, что, согласно Книге Бытия, первой тварью из живых существ, первым видом животной жизни была рыба.
«И Элохим сказали: «Да произведёт вода живые существа[7], души живые[8]... и сотворил Бог больших китов [9]... и был вечер, и было утро, день пятый».
Иону проглатывает большая рыба, и через три дня он был извержен ею. Христиане расценивают это как предзнаменование трёхдневного погребения Иисуса, предшествовавшего его воскресению, – хотя утверждение о трёх днях столь же фантастично, как и остальные, и принято только для того, чтобы соответствовать хорошо известной угрозе разрушения храма и его восстановления через три дня. Между его похоронами и предполагаемым воскресением прошёл всего лишь один день (еврейская суббота), поскольку он был похоронен в пятницу вечером, а воскрес на рассвете воскресенья. Однако какие бы другие обстоятельства ни рассматривались как пророчество, рассказ об Ионе никак не соответствует такой задаче.
«Большая рыба» – это Cetus[10], латинизированная форма кэто (κῆτος), а кэто – это Дагон, Посейдон, женской версией которого является Кетон Атаргатис, сирийская богиня или Венера из Аскалона. Фигура или бюст Деркето[11] или Астарты обычно помещалась на носу кораблей. Пророк Иона (греческий Иона, священный голубь Венеры) бежал в Яффу, где поклонялись богу Дагону, человеку-рыбе, и не осмелился отправиться в Ниневию, где почитали голубя. Следовательно, некоторые комментаторы полагают, что, когда Иону бросили за борт и его проглотила рыба, мы должны понимать, что его подобрало одно из тех судов, на носу которого была фигура Кэто.
Но у каббалистов есть другая версия на этот счёт; они говорят, что Иона был жрецом, сбежавшим из храма богини, где поклонялись голубю, и хотел отменить идолопоклонство и установить монотеистическое поклонение. Пойманный около Яффы, он был заключён приверженцами Дагона в одну из тюремных камер храма, и именно эта странная форма камеры породила аллегорию.
В коллекции португальского каббалиста Моше де Гарсиа есть рисунок, изображающий интерьер храма Дагона.
В центре стоит огромный идол, верхняя часть тела которого человеческая, а нижняя – рыбы. Между брюхом и хвостом есть отверстие, которое можно закрывать, как дверь шкафа. Там запирали хулителей местного божества до дальнейших распоряжений.
Данный рисунок был сделан с древней таблички, покрытой любопытными рисунками и надписями, сделанными старыми финикийскими буквами, и описывающей эту венецианскую
[1] "La Genese de l'Humanite", стр. 9.
| 259 | 259 |
oubliette[12] библейских дней. Сама табличка была найдена при раскопках в нескольких милях от Яффо. Учитывая необычайную склонность восточных народов к каламбурам и аллегориям, разве невозможно, что «большая рыба», проглотившая Иону, была всего лишь тюремной камерой в чреве Дагона?
Примечательно, что это двойное название талмудистов «Мессия» и «Даг» (рыба) вполне применимо к индийскому Вишну, духу-«хранителю» и второму лицу брахманской троицы. Это божество, уже проявившееся, по-прежнему рассматривается как будущий спаситель человечества и избранный искупитель, который явится в своём десятом воплощении или аватаре, как Мессия евреев, чтобы вести благословенных вперёд и восстановить свои изначальные Веды. В своём первом аватаре Вишну якобы явился человечеству в виде рыбы. В храме Рамы есть изображение этого бога, которое полностью соответствует изображению Дагона, данному Беросом. Он имеет тело человека, выходящее из пасти рыбы, и держит в руках потерянную Веду. Более того, Вишну является богом вод в определённом смысле, Логосом Парабрахма, поскольку три лица проявленного божества-головы постоянно меняют свои атрибуты, мы видим его в том же храме, изображённого в виде возлежащего на семиугольниках змея с головой, Ананды (вечности), движущегося, как дух Божий, по лику первых вод.
Вишну, очевидно, является Адамом Кадмоном каббалистов, поскольку Адам – это Логос или первый помазанник, а Адам Второй – Царь Мессия.
Лакми, или Лакшми, пассивный или женский аналог Вишну, создателя и хранителя, также называют Ада Майей. Она есть «Мать Мира», Даматри, Венера-Афродита греков, а также Изида и Ева. В то время как Венера рождается из морской пены, Лакми является из воды при пахтании моря; при рождении она настолько красива, что в неё влюбляются все боги. Евреи, заимствуя свои образы везде, где только можно, создали свою первую женщину по образцу Лакми. Любопытно, что Виракоча, высшее Существо в Перу, буквально переводится как «морская пена».
Эжен Бюрнуф, великий знаток французской школы, высказывает своё мнение в том же духе:
«Однажды мы узнаем, – замечает он, – что все древние предания, искажённые в результате переселения, а также всякими легендами, принадлежат истории Индии».
Таково же и мнение Кольбрука, Инмана, Кинга, Жаколио и многих других востоковедов.
Выше мы говорили, что согласно тайным вычислениям, свойственным изучающим сокровенную науку, Мессия – это пятая эманация или сила. В еврейской каббале, где десять сефирот исходят от Адама Кадмона (помещённого под венцом), он занимает пятое место. То же самое
| 260 | 260 |
и в гностической системе, и в буддизме, в котором пятый Будда (Майтрейя) явится при последнем пришествии, чтобы спасти человечество перед окончательным уничтожением этого мира. Если Вишну представлен в своём предстоящем и последнем явлении как десятый аватар или воплощение, то это только потому, что каждая единица, считающаяся андрогином, проявляет себя двояко. Буддисты, которые отвергают это двуполое воплощение, насчитывают всего пять Будд. Таким образом, в то время как Вишну должен появиться в последний раз в своём десятом воплощении, Будда, как говорят, сделает то же самое в своём пятом воплощении.[1]
Чтобы лучше проиллюстрировать эту идею и показать, насколько истинный смысл аватаров, известный только изучающим тайное учение, был неправильно понят невежественными массами, мы в другом месте даём диаграммы индийских и халдейско-каббалистических аватаров и эманаций.[2] Этот основной и истинный краеугольный камень тайных циклов показывает при первом взгляде, что брахманы-пандиты и танаи (учёные и философы дохристианских эпох) далеки от того, чтобы воспринимать данные им как откровение Веды и Библию буквально, рассуждая о создании и развитии мира вполне по-дарвиновски, предвосхищая его и его школу в области естественного отбора видов, постепенного развития и трансформации.
Мы советуем каждому, кто испытывает негодование против этого утверждения, внимательнее прочитать книги Ману, даже в неполном переводе сэра Уильяма Джонса и в более или менее небрежном переводе Жаколио. Если сравнить финикийскую космогонию Санхуниатона и летописи Бероса с «Бхагавата-пураной» и «Кодексом Ману», то мы обнаружим, что там изложены в точности те же принципы, что и принципы, предлагаемые в качестве последних достижений современной науки. Мы приводили цитаты из халдейских и финикийских текстов в нашем первом томе, а теперь взглянем на индийские книги.
«Когда этот мир возник из тьмы, тонкое элементарное начало произвело семя растений, которое сначала оживило растения; из растений жизнь перешла в фантастические тела, которые родились в ilus[13] вод; затем через ряд форм и различных животных, она достигла ЧЕЛОВЕКА».[3]
«Он (человек, прежде чем стать таковым) будет последовательно проходить через стадии растений, червей, насекомых, рыб, змей, черепах, скотов и зверей; такова низшая ступень».
«Так, от Брахмы до растений представлено переселение душ, происходящее в этом мире».[4]
[1] Каббалисты также насчитывают десять сефирот или пять пар.
[2] Аватар – это нисхождение Божества свыше в некоторой проявленной форме.
[3] «Бхагавад Гита».
[4] «Кодекс Ману», книги I и XII.
| 261 | 261 |
Согласно космогонии Санхуниатона люди также произошли из ilus хаоса[1], и показана такая же эволюция и трансформация видов.
А теперь мы предоставим трибуну г-ну Дарвину: «Я считаю, что животные произошли максимум от четырёх или пяти предков».[2]
И снова: «Я должен сделать вывод согласно аналогии, что, вероятно, все органические существа, которые когда-либо жили на этой земле, произошли от какой-то одной изначальной формы...»[3] Я рассматриваю всех существ не как особые создания, а как прямых потомков нескольких существ, которые жили задолго до того, как был отложен первый пласт силурийской системы».[4]
Короче говоря, они жили в хаосе Санхуниатона и в ilus Ману. Вьяса и Капила идут ещё дальше, чем Дарвин и Ману. «Они видят в имени Брахмы только имя вселенского зародыша; они отрицают существование первопричины и делают вид, что всё в природе развилось только в результате материальных и фатальных сил», – пишет Жаколио.[5]
Как ни верна эта последняя цитата из Капилы, она требует нескольких слов пояснения. Жаколио неоднократно сравнивает Капилу и Ведавьясу с Пирроном и Литтром. Мы ничего не имеем против такого сравнения с греческим философом, но мы должны решительно возразить против любого сравнения с французским контистом; мы считаем, что это – камень, незаслуженно брошенный в память о великом арийском мудреце. Этот плодовитый автор нигде не заявляет об отвержении ни древними, ни современными брахманами Бога – «неведомого» вселенского духа; ни один другой ориенталист не обвиняет в том же индусов, как бы ни были искажены общие представления наших учёных о буддийском атеизме. Напротив, Жаколио не раз заявлял, что учёные пандиты и образованные брахманы никогда не разделяли народных суеверий и подтверждает их непоколебимую веру в единство Бога и бессмертие души, хотя, несомненно, ни Капила, ни посвящённые брахманы, ни последователи школы Веданты никогда не признавали существование антропоморфного творца, «первопричины» в христианском понимании. Жаколио в своём сочинении «Индоевропейские и африканские предания» первым напал на профессора Мюллера за то, что тот заметил, что индийские боги были «масками без актёров ... именами без существования и не существами без имён».[6] Подтверждая свой аргумент многочисленными стихами из священных индийских книг, он добавляет: «Можно ли отказать автору этих строф в конкретном и ясном понимании божественной силы,
[1] См. «Древние фрагменты» Кори.
[2] «Происхождение видов», первое издание, стр. 484.
[3] Там же, стр. 484.
[4] Там же, стр. 488, 489.
[5] "La Genese de l'Humanite", стр. 339.
[6] «Традиции индоевропейцев и африканцев», стр. 291.
| 262 | 262 |
единственного существа, господина и владыку вселенной? Разве алтари сооружены метафоре?»[1]
Последний аргумент совершенно справедлив в том, что касается отрицания Макса Мюллера. Но мы сомневаемся, понимает ли французский рационалист философию Капилы и Вьясы лучше, чем немецкий филолог, занимающийся «богословской болтовнёй», как последний называет «Атхарва-веду». У профессора Мюллера и Жаколио, возможно, весьма большие претензии на эрудицию и хорошее знание санскрита и других древних языков, но ни у того, ни у другого нет ключа к тысяче и одной загадке древнего тайного учения и его философии. Только, хотя немецкий филолог даже не удосужился заглянуть в эту магическую и «богословскую болтовню», мы находим, что французский индолог никогда не упускал возможности для исследования. Более того, он честно признаёт свою неспособность когда-либо постичь этот океан мистических знаний. В его существование он не только твёрдо верит, но и в своих работах постоянно обращает внимание науки на его безошибочные следы на каждом шагу в Индии. Тем не менее, хотя учёные пандиты и брахманы – его «почитаемые учителя» пагод Вилльнура и Челамбрума в Карнатике[2], как кажется, категорически отказывались раскрыть ему тайны магической части «Агроучада-Парикшай»[3] и треугольника Брахматмы[4], он продолжает честно заявлять, что в индийской метафизике возможно всё, даже если системы Капилы и Вьясы до сих пор понимались неправильно. Г-н Жаколио сразу же после этого несколько отступает от своего заявления, приведя следующее противоречие:
«Однажды мы спросили брахмана пагоды Челамбрум, принадлежащего к скептической школе натуралистов Вьясы, верит ли он в существование Бога. Он ответил нам, улыбаясь: «Ахам эва парам Брахма», т. е. Я сам – бог.
Что вы имеете в виду?
Я имею в виду, что каждое существо на земле, каким бы скромным оно ни было, является бессмертной частью бессмертной материи».[5]
Так бы ответил любой древний философ, каббалист и гностик ранних дней. В таком ответе присутствует сам дух дельфийской и каббалистической заповеди, так как эзотерическая философия давным-давно решила проблему того, кем был, есть и будет человек. Если люди,
[1] "Traditions Indo-Europeennes et Africaines," стр. 294, 295.
[2] "Les Fils de Dieu", стр. 32.
[3] «Le Spiritisme dans le Monde», стр. 78 и далее.
[4] "Les Fils de Dieu", стр. 272. Не удивляясь тому, что брахманы отказались удовлетворить любопытство г-на Жаколио, мы должны добавить, что значение этого знака известно руководителям всех буддийских ламасерий, а не только брахманам.
[5] "La Genese de l'Humanite", стр. 339.
| 263 | 263 |
веря библейскому стиху, который учит, что «Господь Бог создал человека из праха земного и вдохнул в его ноздри дыхание жизни», отвергают в то же время мысль о том, что каждый атом этого праха, как и каждая частица этой «души живой» содержит в себе «Бога», тогда мы сожалеем о логике такого христианина. Он забывает стихи, предшествующие данному стиху. Бог одинаково благословляет всех зверей земных и всякую тварь[14] живую как в воде, так и в воздухе, и Он наделяет всех их жизнью, которая является дыханием Его собственного Духа, и душой животного. Человечество – это Адам Кадмон «Неведомого», Его микрокосм и Его единственный представитель на земле, и каждый человек – бог на земле.
Мы хотели бы спросить этого французского учёного, который, кажется, так хорошо знаком со всеми шлоками книг Ману и других ведических авторов, о значении следующего предложения, так хорошо ему известного:
«Растения и любая растительность проявляют множество форм вследствие их предшествующей деятельности; они окружены тьмой, но, тем не менее, наделены внутренней душой и испытывают в равной степени удовольствие и боль» («Кодекс Ману», книга 1).
Если индийская философия учит о наличии некой степени души в низших формах растительной жизни и даже в каждом атоме космоса, как же тогда возможно, чтобы она отрицала то же бессмертное начало в человеке? А раз она признаёт бессмертный дух в человеке, как она может логически отрицать существование родительского источника, не скажу первой, но вечной причины? Ни рационалисты, ни сенсуалисты, не понимающие индийской метафизики, не должны судить о невежестве индийских метафизиков по своему собственному невежеству.
Великий цикл, как мы уже отмечали ранее, включает в себя развитие человечества от его зародыша в изначальном человеке духовной формы до самых глубин деградации, которых он может достичь (каждый последующий шаг в нисхождении сопровождается ещё большей силой и плотностью физической формы, чем предшествующий ему), и заканчивается великим потопом. Но пока великий цикл или эпоха идут своим чередом, проходят семь малых циклов, каждый из которых отмечает эволюцию новой расы из предыдущей расы в новом мире. И каждая из этих рас или великих типов человечества распадается на подразделения по семьям, а они снова – на народы и племена, как мы видим жителей земли, разделённых сегодня на монголов, кавказцев, индейцев и т. д.
Прежде чем приступить к демонстрации с помощью диаграмм близкого сходства между эзотерическими философиями всех древних народов, какими бы географически удалёнными они ни были, будет полезно кратко объяснить истинные понятия, лежащие в основе всех этих символов и аллегорических представлений и до сих пор озадачивавших непосвящённых комментаторов. Прежде всего такое объяснение может показать, что религия и наука в былые времена были ближе друг к другу, чем близнецы,
| 264 | 264 |
и что они были одно в двух и два в одном с самого момента их зачатия. Обладая взаимно обратимыми атрибутами, наука была духовной, а религия – научной. Они подобны человеку-андрогину из первой главы Книги Бытия – «мужчине и женщине», пассивному и активному началам, созданным по образу элохим. Всеведение развило всемогущество, последнее потребовало использования первого, и, таким образом, исполин получил власть над всеми четырьмя царствами мира. Но, как и второй Адам, эти андрогины были обречены «пасть и потерять силу свою», как только две половины дуальности разделились. Плод древа познания приносит смерть без плода древа жизни. Человек должен познать самого себя, прежде чем он сможет надеяться познать окончательный генезис даже существ и сил, менее развитых по своей внутренней природе, чем он сам. То же самое и с религией, а также наукой; при объединении двоих в одно, они были непогрешимы, поскольку духовная интуиция могла бы восполнить ограничения физических чувств. Отделённая, точная наука отвергает помощь внутреннего голоса, в то время как религия становится просто догматическим богословием и любая из них – всего лишь труп без души.
Таким образом, эзотерическая доктрина учит, подобно буддизму, брахманизму и даже подвергающейся гонениям каббале, что единственная бесконечная и неизвестная Сущность пребывает от вечности и периодически в гармоничной последовательности является либо пассивной, либо активной. В поэтической фразеологии «Кодекса Ману» эти состояния называются «днями» и «ночами» Брахмы. Последний либо «бодрствует», либо «спит». Свабхавики, или философы древнейшей школы буддизма (которая всё ещё существует в Непале), размышляют только об активном состоянии этой «сущности», которую они называют свабхава, и считают глупым строить теории об абстрактной и «непознаваемой» силе, пребывающей в пассивном состоянии. Поэтому, как христианские богословы, так и современные учёные называют их атеистами, поскольку никто из них не способен понять глубокую логику их философии. Первые не допускают иного Бога, кроме персонифицированных второстепенных сил, слепо сформировавших видимую вселенную и ставших у них антропоморфным Богом христиан – Иеговой, божеством мужского рода, грозно гласящим среди грома и молний. В свою очередь, наука рационалистов приветствует буддистов и свабхавиков как «позитивистов» архаических времён. Если мы однобоко взглянем на философию последних, то наши материалисты, возможно, по-своему правы. Буддисты утверждают, что нет творца, но есть бесконечное множество творящих сил, которые в совокупности образуют одну вечную субстанцию, сущность которой непостижима и поэтому не является предметом для размышлений ни одного истинного философа. Сократ неизменно отказывался вести полемику относительно таинства мирового бытия, однако никому и в голову не приходило обвинять его в атеизме, кроме тех, кто искал его гибели. С началом активного периода, говорит
| 265 | 265 |
тайное учение, распространение этой божественной сущности извне вовнутрь и изнутри вовне, происходит в соответствии с вечным и неизменным законом, а феноменальная или видимая вселенная является конечным результатом длинной цепи космических сил, таковым образом последовательно приводимых в движение. Подобным же образом, когда возобновляется пассивное состояние, происходит сжатие божественной сущности, и предыдущее творение постепенно и последовательно уничтожается. Видимая вселенная распадается, её вещество рассеивается; и лишь одна «тьма» снова нависает над ликом «бездны». Если использовать метафору, которая ещё яснее передаёт идею, то выдох «неведомой сущности» порождает мир, а вдох заставляет его исчезать.
Этот процесс продолжается извечно, и наша нынешняя вселенная является лишь одной из бесконечной череды вселенных, которая никогда не имела начала, и никогда не будет иметь конца.
Итак, мы можем строить наши теории исключительно на видимых проявлениях Божества, на его объективных природных явлениях. Применительно к этим творящим началам термин «Бог» является ребячеством и абсурдом. С таким же успехом можно было бы назвать именем Бенвенуто Челлини огонь, плавящий металл, или воздух, охлаждающий его, когда он выливается в форму. Если внутреннюю и вечно сокрытую духовную и, на наш взгляд, абстрактную Сущность внутри этих сил можно когда-либо связать с созданием физической вселенной, то только в том смысле, который придал ей Платон. В лучшем случае ТО можно назвать создателем абстрактной вселенной, постепенно развившейся в божественной мысли, в которой она пребывала в латентном состоянии.
В главе VIII мы попытаемся показать эзотерический смысл Книги Бытия и её полное соответствие с представлениями других народов. Будет показано, что шесть дней творения имеют такое значение, о котором мало подозревают многие комментаторы, в полной мере использовавшие свои способности, пытаясь по очереди примирить их с христианским богословием и нехристианской геологией. Каким бы искажённым ни был Ветхий Завет, в его символике сохранилось достаточно основных черт оригинала, чтобы показать семейное сходство с космогониями более древних народов, чем с евреями.
Здесь мы приводим схемы индийской и халдейско-еврейской космогоний. О древности первой диаграммы можно судить по тому факту, что многие брахманские пагоды задуманы и построены согласно этой фигуре, называемой «Шри-янтара»[1].
Однако и средневековые каббалисты, называющие её «печатью Соломона», оказывают ей высочайшее почтение. Отследить её происхождение будет довольно легко, если вспомнить историю царя-каббалиста и его сделку с царём Хирамом, а также Офиром (страной павлинов, золота и слоновой кости) каковую страну нужно искать в древней Индии.
[1] См. «Журнал Королевского азиатского общества», т. XIII, стр. 79.
| 265.1 | 265.1 |
| 265.2 | 265.2 |
| 266 | 266 |
| Индийское учение | Халдейское учение |
|---|---|
| Содержит непроизносимое имя. Это – АУМ, оно должно произноситься только мысленно, под страхом смерти. Непроявленный Парабрахман, пассивное начало, абсолютный и безусловный «мукта», который не может войти в состояние Творца, поскольку последний, чтобы думать, хотеть и замышлять, должен быть ограничен и обусловлен (баддха); следовательно, в определённом смысле быть конечным существом. «ЭТОТ (Парабрахман) был поглощён небытием, незаметным, без какого-либо отчётливого атрибута, несуществующим для наших чувств. Он был поглощён своим (для нас) вечным (для себя) периодическим сном», поскольку он был одной из «Ночей Брахмы». Следовательно, он – не первая, а вечная Причина. Он есть Душа душ, которую в этом состоянии невозможно постичь ни одному существу. Но «тот, кто изучает тайные мантры и постигает вач» (дух или сокрытый голос мантр, активное проявление латентной силы), научится понимать его в его «проявленном» аспекте. | Содержит непроизносимое имя. Это – Эйн Соф, Безграничный, Бесконечный, имя которого неизвестно никому, кроме посвящённых, и не должно произноситься вслух под страхом смерти.
Эйн Соф может творить то же, что и Парабрахман, поскольку он находится в том же состоянии небытия, что и первый; он есть אין несуществующий, пока он находится в своём латентном или пассивном состоянии внутри Олам (безграничного и бесконечного времени); как таковой он не является ни Создателем видимой вселенной, ни Ор (светом). Он станет светом, когда период творения вынудит его распространить силу внутри себя, согласно закону, воплощением и сущностью которого он является. «Всякий, кто познакомится с Меркавой и лахаш (тайной речью или заклинанием), узнает тайну тайн».[1] [1] Лахаш почти идентичен по значению с Вач, сокрытой силой мантр. |
И «Этот», и Эйн Соф, в их первом проявлении Света, возникающем изнутри Тьмы, могут быть сведены в Свабхаву, вечную и несотворённую самосущую субстанцию, которая производит всё; в то время как всё, что является её сущностью, производит себя из своей собственной природы.
| Когда «Ночь Брахмы» закончилась, и пришло время Самосущему проявить себя через откровение, он сделал свою славу видимой, посылая из своей Сущности активную силу, которая, будучи сначала женской, впоследствии становится | Когда наступил активный период, Эйн Соф послал изнутри своей вечной сущности Сефиру, активную силу, называемую изначальной точкой, Венцом или Кетер. Только через неё «безграничная мудрость» могла |
| 267 | 267 |
андрогином. Это – Адити, «бесконечная»[1], беспредельная или, скорее, «неограниченная». Адити есть «мать» всех богов, и Адити есть отец и сын.[2] «Кто вернёт нас великой Адити, чтобы я мог увидеть отца и мать?»[3] Именно соединение с последней женской силой, которая есть божественная, но латентная мысль производит великую «Бездну» – воду. «Вода рождается от преобразования света ... и от видоизменения воды рождается земля», – говорится в «Кодексе Ману» (книга 1).
В этой воде (или первоначальном хаосе) «бесконечный» андрогин, который вместе с вечной причиной образует первую абстрактную триаду, представленную как АУМ, заложил зародыш мировой жизни. Это есть мировое Яйцо, в котором произошло зачатие пуруши, или проявленного Брахмы. Зародыш, оплодотворённый материнским началом (водой), называется Нара, божественным или святым Духом[5], а сами воды являются эманацией первого начала, Нари, в то время как дух, который нависает над ними, называется Нараяной.[6] «В этом яйце великая сила бездействовала целый год Творца, в конце которого, одной лишь своей мыслью, он заставил яйцо разделиться».[7] Верхняя половина стала небом, нижняя – [1] В «Ригведе-самхите» этот термин дан Максом Мюллером как Абсолют, «поскольку он происходит от «дити» или «узы» и отрицательной частицы «а»». [2] «Гимны Марутам», I, 89, 10. [3] Там же, I, 24, 1. [4] Там же, X, 63, 2. [5] Таким образом, мы находим во всех философских теогониях женское начало Святого Духа. У многочисленных сект гностиков была София; у еврейских каббалистов и талмудистов – Шехина (одеяние Всевышнего), спустившиеся между двумя херувимами на престол Милосердия; и мы находим даже Иисусу приписывают в старом тексте слова: «Моя Мать, Святой Дух, взяла меня». [6] «Воды называются нара, потому что они были произведением Нары, Духа Бога» («Кодекс Ману», I, 10). [7] Нараяна, или то, что движется по воде. [8] «Кодекс Ману», шлока 12.
|
придать конкретную форму своей абстрактной мысли. Две стороны верхнего треугольника, правая сторона и основание, состоят из сплошных линий, третья же, левая сторона, – пунктирная. Именно через последнюю появляется Сефира. Распространяясь во всех направлениях, она, наконец, охватывает весь треугольник. Эта эманация женского активного начала из левой стороны мистического треугольника предвещает создание Евы из ребра левого бока Адама. Адам есть микрокосм макрокосма, созданный по образу элохим. На древе жизни тройная триада расположена таким образом, что три мужских сефиры находятся справа, три женские – слева, а четыре объединяющих начала – в центре. Из невидимой росы, капающей с высшей «головы», Сефира создаёт первозданную воду или обретший форму хаос. Это есть первый шаг к отвердеванию духа, который посредством различных модификаций произведёт землю.[1] «Чтобы создать душу живую, нужны земля и вода», – говорит Моисей.
Когда Сефира проявляется как активная сила сокрытого Божества, она женского рода, а когда она принимает функцию творца, она становится мужского рода; следовательно, она – андрогин. Она есть «отец и мать Адити» индийской космогонии. [1] Джордж Смит приводит первые стихи аккадской Книги Бытия, которые можно найти в клинописных текстах на «Laterculi»[15]. Там мы также находим Ану, пассивное божество или Эйн Соф, Бела, Создателя, божественного Духа (Сефиру), движущегося по лику вод, отсюда и саму воду, а также Эа – мировую Душу или мудрость всех троих вместе. Первые восемь стихов гласят:
Это был хаотический или до-генезисний период. |
| 268 | 268 |
| землёй (обе всё ещё в своей идеальной, но не в проявленной форме).
Таким образом, эта вторая триада, всего лишь ещё одно имя первой триады (никогда не произносящейся вслух), и которая является подлинной доведической и изначальной тайной Тримурти, состоящей из следующего:
Тримурти, включающая Брахму, создателя, Вишну, хранителя, и Шиву, разрушителя и возрождающего, принадлежит к более позднему периоду. Это антропоморфная мысль придумана для более простого понимания непосвященных масс. Дикшита, посвящённый, знал лучше. Таким образом, также и глубокая аллегория под видом нелепой сказки, данная в «Айтарейе-брахмане»[1], в результате которой в некоторых храмах Брахм-Нара принимает форму быка и его дочери Адити-Нари, образ тёлки содержит то же метафизическое понятие, что и «падение человека», или падение духа в зарождение или материю. Вездесущий божественный дух, воплощённый в символах неба, солнца и тепла (огня) (соотношение космических сил) оплодотворяет материю или природу, дочь духа. И сам Парабрахман должен подчиниться и совершить искупление проклятий других богов (элохим) за такое кровосмешение. (См. соответствующий столбец). Согласно неизменному и, следовательно, роковому закону, и Нара, и Нари являются взаимно отцом и матерью, а также отцом и дочерью.[2] Материя, через бесконечное преобразование, является последовательным продуктом духа. Объединение одной вечной высшей причины требовало такого соотношения; и если природа является [1] См. «Айтарейя-брахмана» Хауга в Ригведе. [2] Такие же трансформации можно найти в космогонии любого многочисленного народа. Так, мы видим в египетской мифологии Изиду и Осириса, сестру и брата, мужа и жену, и Гора, сын обоих, ставшего мужем своей матери, Изиды, и произведшего на свет сына Малули.
|
После нависания над «бездной» дух Божий «создаёт свой собственный образ в воде, вселенское лоно, символизируемое в «Кодексе Ману» золотым яйцом. В каббалистической космогонии небеса и земля представлены Адамом Кадмоном и вторым Адамом. Первая невыразимая триада, содержащаяся в абстрактном понятии «трёх голов», была «мистическим именем». Она состояла из Эйн Соф, Сефиры и Адама Кадмона, протогоноса, причём последний был идентичен первому, будучи двуполым.[1] В каждой триаде есть мужчина, женщина и андрогин. Адам-Сефира – это Венец (Кетер). Он приступает к делам творения, сначала создав Хохму, мудрость мужского рода, активную мужскую энергию, представленную יה Йа, или Колёсами творения אופנים[16], от которых исходит Бина, Понимание, женская и пассивная энергия, которая есть Иегова יהוה, кого Библия изображает, как Всевышнего. Но этот Иегова не является кабалистическим Йод-Хевой. Парность является краеугольным камнем гносиса. Поскольку пара есть единица, самоумножающаяся и самотворящая, то каббалисты показывают «неведомого» пассивного Эйн Соф как эманирующего из себя Сефиру, которая, став видимым светом, как утверждается, порождает Адама Кадмона. Но в сокровенном смысле Сефира и Адам – это один и тот же свет, только сокрытый и активный, невидимый и видимый. Второй Адам, как человеческая тетраграмма, в свою очередь производит Еву из своего бока. Именно со второй триадой до сих пор имели дело каббалисты, почти не упоминая высшую и неизречённую Триаду, а также никогда ничего не записывая. Все знания о последней передавались устно. Таким образом, именно второй Адам представляет собой единицу, выраженную буквой йод, символом каббалистического мужского начала, и в то же время он есть Хохма, мудрость, исходящая от Кетера, в то время, как Бина или Иегова есть Ева; сначала
[1] Когда женская сила – это Сефира; когда мужская сила – это Адам Кадмон; и поскольку первая содержит в себе другие девять Сефирот, то в своей совокупности последние, включая Сефиру, воплощены в первоначальном Кадмоне, πρωτόγονος. |
| 269 | 269 |
| продуктом или следствием этой причины, в свою очередь, она должна быть оплодотворена тем же божественным лучом, который произвёл саму природу. Самые абсурдные космогонические аллегории, если проанализировать их непредубеждённо, окажутся построенными на строгом и логическом детерминизме.
«Бытие было рождено из не-бытия», – говорится в одном стихе «Ригведы».[1] Первое существо должно было стать андрогином и конечным в силу самого факта его создания как существа. И поэтому даже священная Тримурти, содержащая Брахму, Вишну и Шиву, будет иметь конец, когда «ночь» Парабрахмы последует за настоящим «днём» или периодом всеобщей активности. Вторая, а точнее первая триада (поскольку высшая триада есть чистая абстракция) является этим разумным миром. Окружающая его Вач представляет собой более определённую трансформацию Адити. Помимо своего оккультного значения в тайной мантре, Вач олицетворяет действующую силу Брахмы, исходящую от него. В Ведах её изображают говорящую о себе, как о высшей мировой душе. «Я рождаю отца на вершине этого (мира). Моё лоно в водах океана. Оттуда расхожусь я по всем существам и касаюсь теменем того неба. Я ведь вею, как ветер (святой дух), охватывая все миры: по ту сторону неба, по ту сторону этой земли – такая стала я Великою».[2] Буквально Вач – это речь или энергия, пробуждающая соответствующие силы в невидимом мире благодаря метрическому размеру, заключённому в числах и слогах мантр.[3] В священных мистериях Вач пробуждает Брахму (Брахма джинвати) или силу, находящую в латентном состоянии в основе любого магического действия. Она существовала от вечности как яджна (её скрытая форма), бездействующая в Брахме от «не-начала» и исходящая от него как Вач (активная сила). Она – ключ к «Трайвидье», [1] Мандала I, сукта 166, Макс Мюллер. [2] «Азиатские исследования», т. VIII, стр. 402, 403, в переводе Кольбрука. [3] Как и в системе чисел Пифагора, каждое число на земле или в этом мире следствий соответствует своему невидимому прообразу в мире причин.
|
исходит Хохма из сефиры Кетер или андрогина, Адама Кадмона, а потом Бина исходит из сефиры Хохма. Если мы прибавим к букве йод три буквы, образующие имя Евы, то получим божественную тетраграмму, произносимую как ЙЕВА-ХЕВА, Адам и Ева, יהוה Иегова, мужчина и женщина, или же идеализацию человечества, воплощённую в первом человеке. Таким образом, мы можем доказать, что, в то время как еврейские каббалисты, вместе со своими посвящёнными учителями, халдеями и индусами, поклонялись высшему и неведомому Богу в священном безмолвии своих святилищ, невежественные массы всех народов всё ещё поклонялись чему-то, что явно меньше вечной Сущности буддистов, так называемых атеистов. Как Брахма, божество, проявленное в мифическом Ману, или первом человеке (рождённом от Сваямбхувы, или Самосущего), конечно, как и Иегова, воплощённый в Адаме и Еве, – всего лишь человеческий бог. Он есть символ человечества, смеси добра с частью неизбежного зла, духа, упавшего в материю. Поклоняясь Иегове, мы просто поклоняемся природе, воплощённой в человеке, в лучшем случае наполовину духовной и наполовину материальной; мы являемся пантеистами, когда не поклоняемся фетишам, как иудеи-идолопоклонники, которые приносили жертвы на высотах и в рощах олицетворению мужского и женского начала, ничего не зная об ИAO, высшем «тайном имени» мистерий.
Шехина – это индийская Вач, и её восхваляют так же, как и последнюю. Хотя на каббалистическом древе жизни показано, как она исходит из девятой сефиры, Шехина является «завесой» Эйн Соф и «одеянием» Иеговы. Она есть «завеса», так как на протяжении долгих веков ей удавалось скрывать подлинного высшего Бога, вселенского Духа, и маскировать Иегову, экзотерическое божество, заставив христиан принять его как «отца» посвящённого Иисуса. И всё же каббалисты, как и индийские дикшиты, знают силу Шехины или Вач и называют её «тайной мудростью» חכמה נסתרה. Треугольник играл видную роль в |
| 270 | 270 |
| трижды священной науке, которая учит Яджус (мистериям жертвоприношений).[1]
Рассказав о непроявленной триаде и первой триаде сефир, называемой «разумным миром», остаётся сказать немногое. На большой геометрической фигуре, где изображён двойной треугольник, центральный круг представляет этот мир во вселенной. Двойной треугольник относится к одной из самых главных фигур в Индии. Это – эмблема Тримурти, три в одном. Треугольник вершиной вверх указывает на мужское начало, вершиной вниз – на женское начало; и оба олицетворяют одновременно дух и материю. Этот мир в бесконечной вселенной есть микрокосм внутри макрокосма, как и в еврейской каббале. Он является символом лона вселенной, земного яйца, чьим прообразом является золотое мировое яйцо. Именно из этого духовного лона матери-природы исходят все великие спасители вселенной – аватары невидимого божества. «Из того, кто есть и всё же не существует, из небытия, вечной причины, рождается существо пуруша», – говорит Ману, законодатель. Пуруша – это «божественный мужчина», второй бог и аватар, или Логос Парабрахмы и его божественного сына, которые, в свою очередь, породили Вирадж, сына или идеальный образ вселенной. «Вирадж начинает дело творения, создавая десять праджапати, «владык всех существ». Согласно учению Ману, вселенная подвержена периодической и бесконечной череде творений и растворений, эти периоды творения называются манвантарами. «Именно этот зародыш (который божественный дух произвёл из своей собственной субстанции) никогда не погибает в существах, поскольку он становится душой существа, и в период пралайи (растворения) он возвращается, чтобы снова погрузиться в божественный дух, который сам покоится от вечности [1] См. вступительную главу в томе I, слово Яджна.
|
религиозной символике каждой великой нации, поскольку везде он представлял три великих принципа – дух, силу и материю, или активное (мужское), пассивное (женское) и дуальное или парное начало, которое разделяет и связывает их. Это была «арба» или мистическая «четвёрка»[1], мистические боги, кабиры, сведённые к единице одного высшего Божества. Её можно найти в египетских пирамидах, равные стороны которых восходят до тех пор, пока не исчезнут в одной увенчивающей всё точке. На каббалистической диаграмме центральный круг брахманской фигуры заменён крестом, небесной вертикалью и земным горизонтальным основанием.[2] Но идея та же – Адам Кадмон является образом человечества как коллективной целостности в единице творящего Бога и вселенского духа.
[1] Ева – это троица природы, а Адам – единица духа; первая – сотворённое материальное начало, второй – идеальный орган творческого начала, или, другими словами, этот андрогин является одновременно и началом, и Логосом, потому что א является мужским, а ב – женским; и, как выражается Леви, первая буква священного языка, Алеф, представляет человека, указывающего одной рукой на небо, а другой – на землю. Это есть макрокосм и микрокосм одновременно, и он объясняет двойной треугольник масонов и пятиконечную звезду. Пока мужское начало активно, женское – пассивно, поскольку это ДУХ и МАТЕРИЯ, и последнее слово matter означает мать почти на всех языках. Столпы храма Соломона, Яхин и Боаз, являются символами андрогина; они есть также соответственно мужским и женским, белым и чёрным, квадратным и круглым, мужской единицей и женской дуадой. В более поздних каббалистических трактатах активное начало изображается мечом זכר [захар], а пассивное – ножнами [некева] נקבה. См. "Dogme et Rituel de la Haute Magie", т. д. [2] Вертикальная линия является мужским началом, а горизонтальная линия – женским, и их союз в точке пересечения образует КРЕСТ, древнейший символ в египетской истории богов. Это есть ключ от небес в розовых пальцах небесной девы Неит, которая на рассвете открывает врата для выхода своего первенца, сияющего солнца. Это – «ставрос» гностиков и философский крест высших масонов. Мы находим этот символ, как украшение hti [зонтик (бирм.)] на древнейших пагодах, построенных в форме зонтика, в Тибете, Китае и Индии, а также в руке Изиды в форме «креста с ручкой». В одном из чайтьев пещер Аджанты, он увенчивает три каменных зонтика и образует центр свода. |
| 271 | 271 |
| внутри Сваямбхува, «Самосущего»» («Кодекс Ману», книга I).
Как мы показали, ни свабхавики, буддийские философы, ни брахманы не верят в создание вселенной ex nihilo, но и те, и другие верят в пракрити, нерушимость материи. Эволюция видов и последовательное появление различных новых типов очень ясно показаны у Ману. «Из земли, тепла и воды рождаются все существа, одушевлённые или неодушевлённые, произведённые зародышем, извлечённым божественным духом из его собственной субстанции. Так Брахма установил череду преобразований от растения к человеку и от человека до изначальной сущности ... Среди них каждое последующее существо (или элемент) приобретает качества предыдущего; и на то число уровней каждый из них продвигается, каким числом свойств, как считается, он наделён» («Кодекс Ману», книга I, шлока 20).[1] Это, как мы считаем, есть подлинная теория современных эволюционистов. [1] «Когда этот мир возник из мрака, тонкое элементарное начало произвело растительный зародыш, который сначала оживлял растения; из растений жизнь прошла через фантастические организмы, которые родились в ilus (boue) вод; затем через ряд форм и различных животных, она, в конце концов, достигла человека» («Кодекс Ману», книга I, и «Бхагаватам»). Ману – изменяемый тип, который никоим образом не может быть объяснён как личность. Ману иногда означает человечество, иногда человека. Ману, возникший из несозданного Сваямбхувы, без сомнения, является моделью Адама Кадмона. Ману, который является прародителем остальных шести Ману, очевидно, идентичен риши, или семи первобытным мудрецам, которые являются праотцами послепотопных рас. Он есть, как мы покажем в главе VIII, Ной, а шесть его сыновей, или последующие поколения, являются прототипами послепотопных и мифических патриархов Библии.
|
«От бесформенного, несуществующего (также вечного, но не первопричины) родился человек небесный». Но после того как он создал образ небесного человека אדם צואה, он «использовал его как колесницу, на которой спускался», – говорится в каббале. Таким образом, Адам Кадмон является аватаром сокрытой силы. После этого небесный Адам создаёт или порождает совокупной силой сефиры земного Адама. Дело творения также начинается Сефирой с создания десяти сефирот (которые являются праджапати каббалы, поскольку они также являются владыками всех существ). «Зоар» утверждает то же самое. Согласно каббалистическому учению, существовали старые миры (см. «Идра Зута, Зоар», III, п. 292б). Когда-нибудь всё вернётся к тому, с чего началось. «Всё сущее, из чего состоит этот мир, как дух, так и тело, вернётся к своему началу и корням, из которых всё произошло» («Зоар», II, 218б). Каббалисты также придерживаются понятия о нерушимости материи, хотя их учение скрывается ещё более тщательно, чем у индусов. Творение вечно, а вселенная является «одеянием» или «завесой Бога» – Шехиной, и последняя бессмертна и вечна, как Тот, в ком она всегда существовала. Каждый мир создан по образцу своего предшественника, и каждый мир более грубый и материальный, чем предыдущий. В каббале все они назывались искрами. Наконец, сформировался наш нынешний грубо материальный мир. В халдейском описании периода, предшествовавшего генезису нашего мира, Берос говорит о времени, когда не существовало ничего, кроме тьмы и бездны вод, наполненной отвратительными чудовищами, «порождёнными двойным началом. Это были существа, в которых были объединены конечности всех видов животных. Помимо этих рыб, рептилий, змей были другие чудовищные животные, которые принимали форму и облик друг друга».[1] [1] «Древние фрагменты» Кори. |
| 272 | 272 |
В первой книге «Кодекса Ману» мы читаем: «Знайте, что сумма 1000 божественных веков составляет в совокупности один день Брахмы; и что одна ночь равна этому дню». По брахманским подсчётам, тысяча божественных веков равна 4 320 000 000 человеческих лет.
«По истечении каждой ночи Брахма, который спал, просыпается и единственно посредством энергии движения вызывает из себя эманацию духа, который по своей сути есть, но которого всё же нет.
Дух (первая из эманаций), побуждаемый желанием творить, управляет творением и порождает эфир, который, по мнению мудрецов, обладает способностью передавать звук.
Эфир порождает воздух, свойства которого ощутимы и необходимы для жизни.
Благодаря преобразованию воздуха производится свет.
От воздуха и света, которые порождают тепло, образуется вода, и вода есть чрево зародышей всего живого».
В течение всего этого огромного периода последовательного творения, охватывающего 4.320.000.000 лет, эфир, воздух, вода и огонь (тепло) непрерывно образуют материю под непрекращающимся импульсом Духа или непроявленного Бога, который наполняет собой всё творение, так как Он – во всём, и всё – в нём. Это вычисление, которое было тайным и которое даже сейчас почти не упоминают, привело Хиггинса к ошибке деления каждых десяти веков на 6000 лет. Если бы он добавил к своим суммам ещё несколько нулей, он мог бы приблизиться к правильному объяснению неросов или тайных циклов.[1]
В «Сефер Йецире», каббалистической «Книге Творения», автор, очевидно, повторил слова Ману. В ней божественная субстанция представлена как единственно существующая от вечности, безграничная и абсолютная, и излучающая из себя Дух. «Один есть Дух Бога живого, благословенно имя Его, кто живёт в век и в век! Голос, Дух и Слово, это есть Святой Дух»;[2] и эта каббалистическая абстрактная Троица столь бесцеремонно очеловечена отцами Церкви. Из этой тройной ЕДИНИЦЫ эманировал весь космос. Сначала из ЕДИНИЦЫ эманирует число ДВА, или Воздух, творческий элемент; а затем число ТРИ, Вода, изошло из воздуха; Эфир или Огонь завершают мистическую четвёрку, Арба-эль».[3] Когда Сокрытый Сокрытых захотел раскрыть Себя, он сначала сделал точку (изначальную точку, или первую Сефиру, воздух или святой Дух), придав ей священную форму (десять сефирот или небесный человек), и покрыл её богатым и великолепным одеянием, таков этот мир».[4] «Он творит ветер своими посланниками, служителями своими –
[1] См. Т. I, гл. 1, стр. 33, 34 этого сочинения.
[2] «Сефер Йецира», гл. 1, Мишна IX.
[3] Там же.
[4] «Зоар», I, 2а.
| 273 | 273 |
огонь пылающий»[17], – говорится в «Сефер Йецире, показывая космический характер более поздних эвгемеризованных ангелов[1], а также, что дух пронизывает каждый мельчайший атом космоса.[2]
Когда цикл созидания заканчивается, энергия проявленного слова ослабевает. Только он, Непостижимый, неизменен (всегда латентен), но творческая сила, хотя и вечная, так как она была в первом от «не-начала», всё же должна быть подвержена периодическим циклам активности и покоя, поскольку она имела начало в одном из своих аспектов, когда впервые эманировала, следовательно, она также должна иметь конец. Таким образом, вечер сменяет день, и ночь божества приближается. Брахма постепенно засыпает. В одной из книг «Зоара» мы читаем следующее:
«Когда Моисей бодрствовал на горе Синай в обществе Божества, которое было скрыто от его взора облаком, он почувствовал, как великий страх охватил его, и внезапно он спросил: «Господи, где Ты ... спишь ли, о, Господь?» И Дух отвечал ему: «Я никогда не сплю; если бы я заснул на мгновение раньше своего времени, всё творение рассыпалось бы в одно мгновение». И Вамадэва Модальяр описывает «Ночь Брахмы», или второй период божественного неведомого существования, таким образом:
«Слышны странные звуки, исходящие отовсюду ... Это предвестники ночи Брахмы; сумерки поднимаются на горизонте, и Солнце уходит за тридцатый градус Макары (знака зодиака) и больше не войдёт в знак Мина (знак Рыб). Гуру пагод, назначенные для наблюдения за раши чакрой (зодиаком), теперь могут разбить свой круг и инструменты, поскольку отныне они бесполезны.
Постепенно свет тускнеет, тепло спадает, на земле множатся необитаемые места, воздух становится всё более разреженным; источники воды высыхают, великие реки видят свои волны истощёнными, океан показывает своё песчаное дно, растения умирают, а животные с каждым днём уменьшаются в размерах. Жизнь и движение теряют свою силу, планеты с трудом удерживаются в космосе; они гаснут одна за другой, как лампада, которую рука чокры (слуги) не может наполнить. Сурья (Солнце) мерцает и уходит, материя растворяется (пралайя), и Брахма снова сливается с Дьяусом, сокрытым Богом, и, выполняя свою задачу, он засыпает. Прошёл ещё один день, наступает ночь и продолжается до будущего рассвета.
[1] «Сефер Йецира», Мишна IX, 10.
[2] Интересно вспомнить Послание к Евреям 1:7[18], в связи с этим отрывком. «Ты творишь своих ангелов (посланников) духами и служителями своими – пламенеющий огонь». Сходство слишком разительно для нас, чтобы избежать вывода о том, что а Интересно вспомнить Послание к Евреям 1:7, в связи с этим отрывком. «Ты творишь Ангелами Своими духов и служителями Своими пламенеющий огонь». Сходство слишком разительно для нас, чтобы избежать вывода о том, что автор «Послания к Евреям» был так же знаком с каббалой, как обычно и все адепты.
| 274 | 274 |
И вот снова входят в золотое яйцо Его Мысль, зародыши всего сущего, как говорит нам божественный Ману. Во время Его мирного покоя одушевлённые существа, наделённые началами действия, прекращают свои функции и все чувства (манас) становятся дремлющими. Когда все они поглощаются ВЫСШЕЙ ДУШОЙ, эта Душа всех существ спит в полном покое до того дня, когда она вновь примет свою форму и пробудится от своей первоначальной тьмы».[1]
Если теперь рассмотреть десять мифических аватаров Вишну, то мы обнаружим, что они записаны в следующей последовательности:
1. Матсья-аватар, как рыба. Это также будет его десятый и последний аватар в конце Кали-юги.
2. Курма-аватар, как черепаха.
3. Вараха, как вепрь.
4. Нарасимха, как человек-лев; последняя стадия животных.
5. Вамана, как карлик; первый шаг к человеческой форме.
6. Парашурама, как герой, но всё же несовершенный человек.
7. Рамачандра, как герой Рамаяны. Физически совершенный человек; его ближайший родственник, друг и союзник Хануман, бог обезьян. Обезьяна, наделённая речью.[2]
8. Криштна-аватар, как сын девы Деванагуй (или Деваки), созданный Богом или, скорее, проявленным Божеством Вишну, который идентичен Адаму Кадмону.[3] Криштну также называют Канейя, сын Девы.
9. Гаутама-Будда, Сиддхартха или Шакья-муни. (Буддисты отвергают учение о том, что их Будда является воплощением Вишну.)
10. Этого аватара пока нет. Его ожидают в будущем, как и христиане ожидают второе пришествие, идея которого, несомненно, была заимствована у индуизма. Когда Вишну появится в последний раз, он придёт как «Спаситель».
По мнению некоторых брахманов, он сам явится в образе коня Калки. Другие утверждают, что он явится на нём верхом. Этот конь есть оболочка духа зла, и Вишну будет ездить на нём, невидимый для всех, пока не победит его в последний раз. «Калки-аватар» или последнее воплощение, разделяет брахманизм
[1] «Сыны Божьи»; «Индия брахманов», стр. 230.
[2] Возможно, Хануман не является представителем этого звена существ, получеловека-полуобезьяны, которые, согласно теориям господ Ховелака и Шлейхера, были задержаны в своём развитии и, так сказать, впали в регрессивную эволюцию?
[3] Изначальная или Абсолютная Сущность не имеет названия в Индии. Иногда она обозначается как «То» и «Это». «Эта (вселенная) изначально была ничем. Не было ни неба, ни земли, ни атмосферы. Это несуществование решило: «Да, буду». (Оригинальный санскритский текст) д-р Мьюир, Т. V, стр. 366.
| 275 | 275 |
на две секты. Вайшнавы отказываются буквально распознавать воплощения своего бога Вишну в животных формах. Они утверждают, что их следует понимать как аллегорию.
На этой диаграмме аватаров мы видим, как происходит постепенная эволюция и трансформация всех видов из предсилурийского ила Дарвина и из ilus Санхуниатона и Бероса. Начиная с азойского[19] эона, соответствующего ilus, в который Брахма вводит творящий зародыш, мы проходим через палеозойскую и мезозойскую эры, охваченные первым и вторым воплощениями в виде рыб и черепах, через кайнозой, который охватывает воплощения в животных и получеловеческих формах вепря и человека-льва, и подходим к пятому, завершающему геологическому периоду, обозначенному как «эра разума или эпоха человека», символом которой в индийской мифологии является карлик – первая попытка природы создать человека.
В этой диаграмме мы должны следовать основной идее, а не судить о степени познания древних философов по буквальному принятию популярной формы, в которой она представлена нам в великой эпической поэме «Махабхарата» и её главе «Багавад Гита».
Даже четыре века индийской хронологии содержат гораздо больше философских понятий, чем может показаться на первый взгляд. Она определяет их в соответствии с психологическим или психическим и физическим состоянием человека во время этих периодов.
Крита-юга, золотой век, «век радости» или духовной невинности человека; Трета-юга, серебряный век или век огня – период господства человека, исполинов и сынов Божьих; Двапара-юга, бронзовый век – уже смесь чистоты и нечистоты (духа и материи), век сомнений; и, наконец, наша собственная Кали-юга, или век железа, тьмы, страдания и печали. В эту эпоху Вишну должен был воплотиться в Криштну, чтобы спасти человечество от богини Кали, супруги всепоглощающего Шивы – богини смерти, разрушения и человеческих страданий. Кали является лучшей эмблемой, изображающей «падение человека»; падение духа в разлагающуюся материю со всеми его ужасными последствиями. Мы должны избавиться от Кали, прежде чем сможем достичь «мокши», или нирваны, обители благословенного мира и духа.
У буддистов последнее воплощение Будды – пятое. Когда придёт Майтрейя-Будда, наш нынешний мир будет разрушен, и его заменит новый и лучший мир. Четыре руки любого индийского божества являются эмблемами четырёх предшествующих проявлений нашей земли из её невидимого состояния, в то время как голова олицетворяет пятого и последнего Калки-аватара, когда этот мир будет уничтожен, и сила Буддхи – Мудрости (у индусов Брахмы), снова будет призвана для проявления (как Логос) и создания будущего мира.
На этой диаграмме боги-мужи олицетворяют Дух в его божественных атрибутах,
| 276 | 276 |
в то время как их женские аналоги – Шакти, представляют собой активные энергии этих атрибутов. Дурга (активная добродетель) – это тонкая, невидимая сила, которая соответствует Шехине – одеянию Эйн Соф. Она есть Шакти, через которую пассивное «Вечное» вызывает видимую вселенную из её первого идеального замысла. Каждый из трёх персонажей экзотерической Тримурти показан использующим свою Шакти в качестве вахана (носителя). Каждый из них на данный момент является формой, восседающей на таинственной колеснице Иезекииля.
Также не менее ясно мы видим воплощённой в этой последовательности аватаров истинно философской идеи одновременно духовной и физической эволюции существ и человека. От рыбы процесс этой двойной трансформации переходит в физическую форму через форму черепахи, вепря и человека-льва; а затем, появившись в карлике человечества, он показывает парашураму физически совершенной, но духовно неразвитой сущностью, пока не уносит человечество, олицетворённое одним богоподобным человеком, к вершине физического и духовного совершенства – богу на земле.
В Криштне и других спасителях мира мы видим философскую идею прогрессивного двойного развития, понятую и ясно выраженную в «Зоаре». «Небесный человек», который есть протогон, тиккун, перворождённый Бога, или вселенская форма и идея, порождает Адама. Следовательно, последний рождён Богом в человечестве и наделён атрибутами всех десяти сефирот. Это – мудрость, понимание, правосудие, любовь, красота, великолепие, твёрдость и т. д. Они делают его основанием или основой, «всемогущим живым» אלהי и венцом творения, тем самым поместив его, как Альфу и Омегу, царствовать над «царством» или Малхут.
«Человек – это одновременно и суть, и высшая степень творения», – говорится в «Зоаре». «Как только человек был создан, всё было завершено, включая верхний и нижний миры, ибо всё заключено в человеке. Он объединяет в себе все формы» (III, п. 48а).
Но это не относится к нашему выродившемуся человечеству; только изредка рождаются люди, которые являются прообразами того, кем должен быть человек, но ещё не стал. Первые человеческие расы были духовными, и их изначальные тела не состояли из грубых и материальных субстанций, из которых мы видим их составленными сегодня. Первые люди были созданы со всеми способностями Божества и силами, намного превосходящими силы ангельского воинства; поскольку они были прямыми эманациями Адама Кадмона, первоначального человека, макрокосма; в то время как нынешнее человечество на несколько ступеней удалено даже от земного Адама, который был микрокосмом или «малым миром».
Зеир Анпин, мистическая фигура Человека, состоит из 243 чисел, и в кругах, следующих друг за другом, мы видим, что именно ангелы эманировали от «первоначального
| 277 | 277 |
человека», а не сефиры от ангелов. Следовательно, человек с самого начала должен был быть существом как прогрессивной, так и регрессивной природы. Начиная с вершины божественного цикла, он постепенно начал удаляться от центра света, приобретая в каждой новой и низшей сфере бытия (в мирах, в каждом из которых обитают разные расы человеческих существ) более твёрдую физическую форму и теряя часть своих божественных способностей.
В «падении Адама» мы должны видеть не личное согрешение человека, а просто закон двойственной эволюции. Адам, или «человек», начинает свой жизненный путь, поселяясь в саду Эден, «он облачён в небесные одежды, которые являются одеянием небесного света» («Зоар», II, 229 б); но когда его изгоняют, он «облекается» Богом или вечным законом Эволюции, или необходимостью, в кожные одежды[20].
Но даже на этой земле материальной деградации, на которой божественная искра (душа, сверкание духа) должна была начать своё физическое развитие в череде заточений от камня до тела человека, если человек проявит лишь свою волю и призовёт своё божество на помощь, то может превзойти силы ангелов.
«Разве не знаете, что мы будем судить ангелов?» – спрашивает Павел (1Кор.6:3). Истинный человек – это душа (дух), – учит «Зоар». «Таинство земного человека соответствует таинству человека небесного ... мудрые могут прочитать это таинство на человеческом лице» (II, 76 а).
Это ещё одна из многих фраз, согласно которым Павла следует признать посвящённым. По вполне достоверным причинам мы гораздо больше доверяем подлинности некоторых посланий апостолов, ныне признанных апокрифическими, чем многим подозрительным частям «Деяний». И мы находим подтверждение этой точки зрения в «Послании Павла Сенеке». В этом послании Павел называет Сенеку «уважаемым господином», а Сенека называет апостола просто «братом».
Как по абсурдности экзотерической Библии нельзя судить об истинной религии иудейской философии, так же мы не вправе составлять мнение о брахманизме и буддизме по их бессмысленным, а иногда и отвратительным популярным формам. Если мы будем искать только истинную сущность философии, как в Кодексе Ману», так и в каббале, то обнаружим, что Вишну, так же как и Адам Кадмон, является выражением самой вселенной; а его воплощения являются лишь определёнными и различными воплощениями проявлений этого «огромного Целого».
«Я – душа, о Арджуна. Я – душа, которая существует в сердце всех существ; и я – начало, середина, а также конец всего сущего», – говорит Вишну своему ученику в «Бхагавад Гите» (глава Х, ст. 71).
«Я есть Альфа и Омега, начало и конец ... Я есть первый и последний», – говорит Иисус Иоанну (Откр.1:6,17).
Брахма, Вишну и Шива – это троица в единстве, и, как
| 278 | 278 |
христианская троица, они являются взаимно обратимыми. В эзотерическом учении они являются одним и тем же проявлением того, «чьё имя слишком священно, чтобы произносить его, и чья сила слишком величественна и безгранична, чтобы её можно было вообразить». Итак, описывая аватары одного, все остальные включают в эту аллегорию с изменением формы, но не сути. Именно из таких проявлений эманировали многие миры, которые были, и из них изойдёт тот, который должен наступить.
Коулман, а вслед за ним и другие востоковеды, представляет седьмой аватар Вишну самым карикатурным образом.[1] Помимо того факта, что Рамаяна – одна из величайших эпических поэм в мире (источник вдохновения Гомера), этот аватар таит в себе одну из самых научных теорий современности. Образованные брахманы Индии никогда не понимали аллегорию знаменитой войны между людьми, гигантами и обезьянами иначе, как в свете трансформации видов.
Мы твёрдо убеждены, что если бы европейские академики попытались обратиться за сведениями к некоторым учёным местным брахманам вместо того, чтобы единодушно и немедленно отвергать их авторитет, и искали бы, подобно Жаколио (против которого они почти все ополчились) свет в древнейших документах, разбросанных по всей стране в пагодах, то могли бы извлечь странные, но не бесполезные уроки. Пусть кто-нибудь спросит образованного брахмана о причине уважительного отношения к обезьянам, происхождение которых показано в рассказе о доблестных подвигах Ханумана, генералиссимуса и верного союзника героя Рамаяны[2], и вскоре он избавится от ошибочного представления, будто индусы воздают божественные почести обезьяне-богу.
Он, возможно, узнал бы (если бы брахман счёл его достойным объяснения) о том, что индус видит в обезьяне только то, что Ману пожелал, чтобы он видел – трансформацию видов, наиболее непосредственно связанных с трансформацией человеческого семейства, то есть внебрачную ветвь перед окончательным совершенствованием последнего.[3] Он мог бы узнать, кроме того, что в глазах
[1] «Индийская мифология» Коулмана.
[2] Осада и последующая сдача Ланки (острова Цейлон) Раме датируются индийской хронологией, основанной на Зодиаке, от 7500 до 8000 гг. до н. э., а следующее или восьмое воплощение Вишну датируется 4800 г. до н. э. (из книги об исторических зодиаках брахманов).
[3] Один ганноверский учёный недавно опубликовал работу под названием «Ueber die Auflosung der Arten dinck Naturliche Zucht Wahl»[21], в которой он с большой изобретательностью показывает, что Дарвин полностью ошибался, прослеживая путь человека до обезьяны. Напротив, он утверждает, что именно обезьяна произошла от человека. Что вначале человечество, нравственно и физически, было прообразами и прототипами нашей нынешней расы и человеческого достоинства красотой своей формы, правильностью черт, развитием черепа, благородством чувств, героическими устремлениями и величием совершенных представлений. Это – чисто брахманская, буддийская и каббалистическая философия. Его книга богата
| 279 | 279 |
образованных «язычников» духовный или внутренний человек – одно, а его земная, физическая оболочка – совсем другое, и что физическая природа, великое сочетание физических соотношений сил, постоянно стремящихся к совершенству, должна использовать имеющийся под рукой материал. Она моделирует и вновь создаёт по мере своего продвижения, и, увенчивая свою работу человеком, представляет только его как подходящую скинию для осенения божественным духом». Но последнее обстоятельство не даёт человеку права распоряжаться жизнью или смертью животных, находящихся ниже его на шкале природы, или права мучить их. Скорее наоборот. Помимо того, что он наделён душой, которой более или менее обладает каждое животное и даже растение, у человека есть бессмертная разумная душа, или нус, которая должна делать его, по крайней мере, равным по великодушию слону, ступающему очень осторожно, чтобы не раздавить более слабых существ, чем он сам. Именно это чувство побуждает как брахмана, так и буддистов строить больницы для больных животных и даже насекомых, а также организовывать приюты, в которых они могут закончить свои дни. Именно то же самое чувство, опять же, заставляет сектанта-джайна жертвовать половину своей жизни, чтобы смахивать со своего пути беспомощных, ползающих насекомых, вместо того, чтобы безрассудно лишать жизни даже малейшее существо. И именно из-за этого чувства высшей доброжелательности и милосердия по отношению к более слабым, каким бы жалким ни было это существо, они чтят одну из естественных модификаций своей собственной двойственной природы, и позже возникла популярная вера в метемпсихоз. Последнего нельзя найти в Ведах; и истинное толкование этого учения, подробно обсуждаемого в «Кодексе Ману» и буддийских священных книгах, с самого начала ограничивалось учёными жреческими кастами, а ложные и глупые популярные понятия относительно неё не должны вызывать удивления.
Тех, кто в реликвиях древности видит свидетельства того, что современное время мало претендует на оригинальность, принято обвинять в склонности к преувеличению и искажению фактов. Но непредвзятый читатель вряд ли решит, что приведённое выше является показательным примером. Были эволюционисты и до того дня, когда мифического Ноя вынудили в Библии плавать в своём ковчеге; а древние учёные были лучше осведомлены и имели более логичное изложение своих теорий, чем современные эволюционисты. Платон, Анаксагор, Пифагор, эллинские школы Греции, а также древние халдейские священнические академии учили доктрине
иллюстрирована диаграммами, таблицами и т. д. Он говорит, что постепенное падение и деградация человека нравственно и физически легко прослеживается на протяжении этнологических преобразований вплоть до наших дней. И поскольку одна часть уже превратилась в обезьян, так и современный цивилизованный человек, наконец, под действием неизбежного закона необходимости, будет наследован такими же потомками. Если можно судить о будущем по настоящему, то, безусловно, кажется возможным, что такое бездуховное и материалистическое сообщество, как наши учёные-физики, должно закончиться simiae[22], а не серафимами.
| 280 | 280 |
двойной эволюции, доктрине переселения душ, относящейся только к переходу человека из мира в мир после смерти в этом мире. Любая философия, достойная этого названия, учила, что дух человека, если не его душа, существовал раньше. «Ессеи, – пишет Иосиф Флавий, – верили, что души бессмертны и что они спустились из эфирных пространств, чтобы быть прикованными к телам».[1]
В свою очередь, Филон Иудей говорит, что «воздух полон ими (душами)»; те, что находятся ближе всего к земле, спускаясь, чтобы быть привязанными к смертным телам, (παλινδρομουσιν αυθις), возвращаются в другие тела, желая жить в них».[2] В «Зоаре» душа вынуждена умолять Бога о своей свободе: «Господь Вселенной! Я счастлива в этом мире и не желаю идти в другой мир, где буду служанкой и буду подвергаться всем видам скверны».[3] Доктрина фатальной необходимости, вечный непреложный Закон декларируется в ответе Божества: «Против воли твоей ты становишься зародышем и вопреки воле своей рождаешься».[4]
Свет был бы непостижим без тьмы, на фоне которой его видно; добро не было бы добром без зла, на фоне которого видна бесценная природа блага; так и добродетели личности не стоят заслуг, если только она не прошла через горнило искушений. Нет ничего вечного и неизменного, кроме сокрытого Божества. Ничто, имеющее предел, (потому что оно имело начало и должно иметь конец) не может оставаться неподвижным. Оно должно либо продвигаться вперёд, либо назад; и душа, жаждущая воссоединения со своим духом, который единственно дарует ей бессмертие, должна очиститься через циклические трансмиграции, устремляясь вперёд к единственной стране блаженства и вечного покоя, называемой в «Зоаре» «покоями любви» היכל אהבה, в индийской религии «мокшей», у гностиков «плеромой вечного света», а у буддистов нирваной. Христианин называет её «царством небесным» и утверждает, что только он нашёл истину, тогда как он лишь придумал новое название для учения, являющегося ровесником человека.
Доказательство того, что переселение души не связано с положением человека на этой земле после смерти, можно найти в «Зоаре», несмотря на многочисленные неверные переводы. «Все души, отчуждённые на небесах от Святого, (да будет благословенно имя Его) бросились сами в бездну при своём существовании и предвкушали время, когда им суждено спуститься на землю.[5]....
[1] "De bello Iudaico" «Иудейская война», Т. II, 12.
[2] Филон Александрийский "De Somniis" «О снах», п. 455д.
[3] «Зоар», Т. II, п. 96.
[4] Мишна «Пирке Авот», Т. IV, п. 29; «Королевская масонская энциклопедия» Маккензи, стр. 413.
[5] «Зоар», Т. III, п. 61б.
| 281 | 281 |
Приди и смотри, когда душа достигнет обители Любви… Душа не смогла бы вынести этот свет, если бы не светящаяся мантия, которую она надевает. Ибо, как душа, посланная на эту землю, надевает земное одеяние, чтобы сохранить себя здесь, так она наверху получает сияющее одеяние, чтобы иметь возможность беспрепятственно смотреть в зеркало, свет которого исходит от Господа Света».[1]
Более того, «Зоар» учит, что душа не может достичь обители блаженства, если не получит «святого поцелуя» или не воссоединится с сущностью, из которой она эманировала, то есть с духом. Все души двойственны, и в то время как душа является женским началом, дух является мужским началом. Находясь в плену в теле, человек является троицей, если только загрязнение не разлучило его с духом». Горе душе, которая предпочитает браку с её божественным мужем (духом), земной брак с земным телом», – говорится в одном месте «Книги Ключей».[2]
Этих понятий о переселениях души и троице человека придерживались многие ранние христианские отцы. Именно путаница двух понятий, души и духа, созданная переводчиками Нового Завета и древних философских трактатов явилась причиной множества недоразумений.
Это также одна из многих причин, по которым Будду, Плотина и многих других посвящённых теперь обвиняют в том, что они стремились к полному исчезновению их души – «погружению в божество» или «воссоединению с мировой душой», что означает согласно современным представлениям аннигиляцию. Конечно, животная душа должна быть разложена на составные частицы, прежде чем она сможет навсегда связать свою более чистую сущность с бессмертным духом.
Переводчики, как Деяний, так и Посланий, заложившие основу царства небесного, исказили смысл великого апостола христианства, а современные комментаторы буддийской сутры «Основание царства праведности» также исказили смысл великого реформатора Индии. Первые затемнили слово (ψυχικός), так что ни один читатель и не подумает, что оно имеет какое-либо отношение к душе; и из-за этой путаницы терминов «душа» и «дух» читатели Библии получают лишь искажённое представление обо всём, что касается этой темы, а переводчики сутры не смогли понять значение и цель буддийских четырёх степеней дхьяны.
В писаниях Павла сущность человека делится на три части – плоть, психическое существо или душа, и осеняющую и в то же время внутреннюю сущность или ДУХ.
Его фразеология очень определённа, когда он учит анастасису или продолжению жизни тех, кто умер. Он утверждает, что есть психическое тело, которое сеется в тленное, и духовное тело, которое взращивается в нетленной
[1] Там же, Т. I, стр. 65б.
[2] Герметическое сочинение.
| 282 | 282 |
субстанции. «Первый человек – из земли, второй – с неба». Даже Иаков (III, 15) распознаёт душу, говоря, что её «мудрость не нисходит свыше, но земная, душевная, бесовская» (см. греческий текст). Платон, говоря о душе (псюхе), замечает, что «когда она присоединяется к нусу (божественной субстанции, богу, поскольку псюхе – богиня), она делает всё правильно и хорошо; но дело обстоит иначе, когда она присоединяется к анойе»[23].
То, что Платон называет нус, Павел называет духом; и Иисус относит к сердцу то, что Павел называет плотью. Естественное состояние человечества по-гречески называлось (ἀποστασία)[24], а новое состояние (ἀνάστασις)[25].
В Адаме пришло первое (смерть), во Христе – второе (воскресение), поскольку именно он первым открыто учил человечество «благородному пути» к вечной жизни, как и Гаутама указал тот же путь к нирване. Согласно учениям обоих, для достижения этих целей существует только один путь. «Бедность, целомудрие, созерцание или внутренняя молитва; презрение к богатству и призрачным радостям этого мира».
«Вступите на этот путь и положите конец страданиям; воистину, я проповедовал этот путь, как только узнал, как удалить шипы горя. Вы сами должны прилагать усилия; Будды – всего лишь проповедники. Вступающие на путь и погружённые в размышления освобождаются от оков иллюзии (Мары)».[1]
«Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель... А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному» (Мф.7:13 и 7:26). «Я ничего не могу творить Сам от Себя» (Ин.5:30). «Но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово» (Мф.13:22), говорят христиане; и только избавившись от всех заблуждений, буддист вступает на Путь, который уведёт его «прочь от беспокойных волн океана жизни» и приведёт его «в спокойный Город Мира, к истинной радости и покою нирваны».
Слишком образованные переводчики также сделали своих греческих философов туманными, а не мистическими. Египтяне почитали божественный Дух, Один-единственный, как НОУТ. Совершенно очевидно, что именно от этого слова Анаксагор заимствовал свой термин ноус или нус, или, как он его называет (νοῦς αὐτοκρατής) – разум или дух, самодейственный (ἀρχέτης κινήσεως[26]).
«Всё, – говорит он, – пребывало в хаосе; затем явился Нус и установил порядок».
Он также называл этот Нус тем, кто правит многими. В его понятии Нус был Богом, а Логос был человеком, его эманацией. Внешние силы воспринимали феномены, и только нус
[1] «Дхаммапада», шлоки 275, 276.
| 283 | 283 |
распознавал нумены или субъективное. Это чисто буддийский и эзотерический подход.
Здесь Сократ подхватил его нить и следовал за ней, а Платон следовал за ним со всем своим миром внутреннего знания. Там, где старый ионийско-итальянский мир достиг кульминации в Анаксагоре, начинался новый мир с Сократа и Платона. Пифагор сделал душу самодвижущейся единицей из трёх элементов: нус, фрэн[27] и тимос[28]; последними двумя обладали и животные и только первый элемент был её внутренним «я». Итак, обвинение в том, что он учил метемпсихозу, опровергнуто; он учил об этом не больше, чем когда-либо учил Гаутама Будда, какие бы народные суеверия ни ходили среди простых индусов после его смерти. Не имеет значения, заимствовал ли это учение Пифагор у Будды или Будда у кого-то другого, оно остаётся тем же самым эзотерическим учением.
Платоническая школа ещё более отчётливо объясняет его.
Истинная индивидуальность была в основе всего. Поэтому Сократ учил, что он обладает даймонием, нечто духовным, что поставило его на путь мудрости. Сам он ничего не знал, но тот направлял его в познавании всего.
Платон последовал за ним, проведя глубокое исследование начал бытия. Существовал Агафон, высший Бог, создавший в своём собственном разуме парадигму всего сущего.
Он учил, что в человеке есть «бессмертное начало души», смертное тело и «отдельный смертный вид души», который помещается во вместилище тела, отдельное от другого вида, а бессмертная часть – в голове («Тимей» XIX, XX), другая же – в туловище (XLIV).
Нет ничего яснее того, что Платон считал внутреннего человека состоящим из двух частей – одной части – всегда всё той же, образованной из той же сущности, что и божество, а другой – смертной или тленной.
«Платон и Пифагор, – пишет Плутарх, – делят душу на две части – рациональную (ноэтическую) и иррациональную (агнойя); та часть души человека, которая является рациональной, – вечна, ибо, хотя это и не Бог, однако это есть продукт вечного божества, а та часть души, которая лишена разума (агнойя), умирает».
«Большинство людей правильно полагают, – пишет Плутарх,[29] – что человек – существо сложное, но неверно считают, что он состоит только из двух частей. Ибо они воображают, что разум является частью души, но ошибаются в этом не меньше, чем те, кто думает, что душа должна быть частью тела, ибо разум (нус) настолько превосходит душу, насколько душа лучше и божественнее тела. Итак, это соединение души (ψυχή) с пониманием (νοῦς) образует разум, а соединение с телом – страсть; одна из них является началом или источником удовольствия или боли, а другая – добродетели или порока. Из этих трёх частей, соединённых и уплотнённых, земля
| 284 | 284 |
дала тело, луна – душу, а солнце – ум...
Что до смерти, которою мы умираем, то одна делает человека из тройного двойным, а другая – из двойного одним целым. Первая происходит на земле, которая принадлежит Деметре, отсюда название, данное мистериям τελείν «заканчиваться», напоминало название, данное смерти τελυτή, а афиняне прежде называли умерших посвящёнными Деметре.
Что касается второй смерти, то она происходит на Луне, которая принадлежит Персефоне. Гермес живёт как с той, что земная, так и с той, что небесная. Деметра быстро и насильственно выдёргивает душу из тела, а Персефона медленно и в течение длительного времени отделяет ум от души, и оттого называется моногенес «единородною» или, скорее, порождающей только одну, поскольку лучшая часть человека становится одной-единственной, когда та её отделяет. Каждое из двух отделений происходит, согласно природе, так: всякой душе, имеющей понимание, но лишённой его (νοῦς), суждено по выходе из тела блуждать в области между землёй и луной, но не одинаковое время.
Неправедные и развратные отбывают там наказание за свои проступки, а добрые и добродетельные задерживаются там до тех пор, пока не будут очищены, и искуплением не излечатся от всякой заразы, которой они могли заразиться от скверны тела, как если бы от скверной болезни, живя в самой мягкой части воздуха, называемой «лугами Аида», где они должны оставаться в течение определённого, заранее установленного или назначенного им времени. И затем, как если бы они возвращались из странствия или долгого изгнания на родину, они испытывают ту же радость, как посвящаемые в священные таинства испытывают чувство беспокойства и смущения наряду с особой надеждой каждого из них».
Даймоний Сократа был этим (νοῦς) разумом, духом или пониманием божественного в нём.
«(Νοῦς) Сократа, – пишет Плутарх, – был чистым и смешивался с телом только по необходимости ... Каждая душа имеет некоторую долю (νοῦς) разума, и не может быть человека без него; но всякая душа, смешиваясь с плотью и инстинктивными потребностями, изменяется и вследствие страданий или удовольствий становится иррациональной. Каждая душа не смешивается по одному типу; некоторые погружаются в тело, и поэтому в этой жизни вся их система испорчена инстинктивными потребностями и страстью; другие смешиваются в некоторой степени, но более чистая часть (νοῦς) всё ещё остаётся вне тела. Она не втягивается в тело, но плавает выше него и касается (осеняет) макушки человека; она подобна шнуру, который удерживает и направляет опускающуюся часть души, пока та не станет послушной, и не будет подавляться инстинктивными потребностями плоти. Та часть, которая погрузилась в тело, называется душой.
Нетленная же часть называется нус, но невежды думают, что она находится внутри них,
| 285 | 285 |
подобно тому, как они воображают, что отражение на стекле, находится в этом стекле. Более же умные люди, знающие, что она находится вовне, называют её «даймон» (бог, дух).
Душа, подобно сну, быстро улетает прочь, причём не сразу по отделению от тела, но потом, когда она станет пребывать одна и отделится от понимания (нус) ...
Душа, будучи изваянной и сформированной пониманием (нус), и сама, ваяя и формируя тело, обнимая его со всех сторон, получает от него некий отпечаток и форму, так что, хотя она и отделена как от понимания, так и от тела, тем не менее, она сохраняет свою форму и сходство ещё долгое время, и поэтому её с полным правом можно назвать его образом.
И из этих душ луна является элементом, поскольку души растворяются в ней, как тела умерших входят в землю. Действительно, те, кто были добродетельными и честными, жили тихой и философской жизнью, не впутываясь в неприятные дела, растворяются быстро, потому что, оставленные нусом, пониманием и более не пользующимися телесными страстями, они тотчас же исчезают».
Мы находим, что даже Ириней, этот неутомимый и смертельный враг всякой греческой и «языческой» ереси, объясняет свою веру в тройственность человека. Совершенный человек, согласно его взглядам, состоит из плоти, души и духа.
«... carne, anima, spiritu, altero quidem figurante, spiritu, altero quod formatur, carne. Id vero quod inter haec est duo, est anima, quae aliquando subsquens spiritum elevatur ab eo, aliquando autem consentiens carni in terrenas concupiscentias».[30] (Ириней, «Против ересей», кн. V, гл. 1).
И Ориген в своём «Толковании шестого Послания к Римлянам» пишет:
«Существует троичное деление человека – тело или плоть, низшая часть нашей природы, на которой древний змей своим первородным грехом начертал закон греха, которым мы искушаемся на гнусные поступки, и как только нас одолевают искушения, мы крепко прилепляемся к дьяволу; дух, в котором или посредством которого мы выражаем подобие божественной природы, на котором Сам лучший Творец, с прообраза своего собственного разума начертал своим пальцем (то есть духом) вечный закон праведности; им мы соединяемся (сливаемся) с Богом и становимся едиными с Богом. В третьем случае душа выступает посредником между ними, как и в случае с раскольническим государством, она не может не присоединиться к той или иной партии, её просят и те, и эти, но она вольна выбирать сторону, к которой присоединится.
Если, отказавшись от плоти, она перейдёт на сторону партии духа, она сама станет духовной, но если она низвергнется к похотям плоти, то сама переродится в тело».
Платон («Законы» Х) определяет душу как «движение, способное двигать само себя... Душа старше всех вещей, и начало
| 286 | 286 |
движения... Душа была порождена прежде тела, и тело является последующим и вторичным, ибо в соответствии с природой им управляет господствующая душа... Душа, правящая всем, что многообразно движется, управляет также и небесами...
Душа движет всем, что на небе, на земле и в море, своими движениями, чьими именами являются – хотеть, обдумывать, заботиться, советоваться, складывать мнение истинное и ложное, быть в состоянии радости, печали, уверенности, страха, ненависти, любви, вместе со всеми такими первоначальными движениями, которые родственны этим ... будучи сама богиней, она всегда принимает в качестве союзника Нус, бога, и управляет всем правильно и радостно, но в общении с аноей (не нус) всё получается наоборот».[31]
На этом языке, как и в буддийских текстах, отрицание рассматривается как сущностное существование. Аннигиляция подпадает под аналогичное толкование. Позитивное состояние есть сущностное бытие, но не проявление как таковое. Когда дух, говоря буддийским языком, вошёл в нирвану, он потерял объективное существование, но сохранил субъективное. Для объективных умов он становится абсолютным ничем, для субъективных – НИЧТО, ничем, что можно проявить перед чувствами.
Эти довольно длинные цитаты необходимы для нашей цели. Лучше, чем что-либо другое, они демонстрируют согласованность между древнейшими «языческими» философиями (не «подкреплёнными светом божественного откровения», если использовать любопытное выражение Лабулэ по отношению к Будде) и христианством некоторых ранних отцов Церкви. Однако как языческая философия, так и христианство обязаны своими возвышенными идеями о душе и духе человека и неизвестном божестве буддизму и индийскому Ману. Неудивительно, что манихеи утверждали, что Иисус был перевоплощением Гаутамы, и что Будда, Христос и Мани были одной и той же личностью[1], поскольку учения первых двух были аналогичны. Именно учения древней Индии придерживался Иисус, проповедуя полное отречение от мира и его суеты, чтобы достичь царства небесного, нирваны, где «люди не женятся и не выходят замуж, но живут как ангелы».
И именно философию Сиддхартхи Будды вновь изложил Пифагор, утверждая, что эго (νοῦς) пребывает вечно с Богом, и что душа только проходит через различные стадии (индийские рупа-локи), чтобы достичь божественного совершенства; тем временем тимос возвращается на землю, и даже фрэн уничтожается. Таким образом, метемпсихоз был лишь последовательным обучением через небеса-прибежища (называемые буддистами Сион)[2], чтобы закончить работу внешнего ума, избавить нус от
[1] Неандер «История церкви», т. I, стр. 817.
[2] Именно с высочайшего Сиона сойдёт на землю Майтрейя Будда, грядущий Спаситель; и именно от Сиона придёт Избавитель христиан (см. Рим.11:26).
| 287 | 287 |
фрэн или души, буддийского принципа «винняна-скандха», который зависит от кармы и скандх (групп). Именно последние или метафизические воплощения «деяний» человека, хорошего или плохого, после смерти его тела, так сказать, воплощаются и образуют из своих многочисленных невидимых, но никогда не умирающих смесей новое тело, или, скорее, эфирное существо, двойник того, чем человек был нравственно. Это есть астральное тело каббалистов и «воплощённые дела», которые формируют новое наделённое сознанием эго, поскольку его аханкара (эго, самосознание), данное ему суверенным Учителем (дыханием Бога), никогда не может погибнуть, ведь оно бессмертно само по себе как дух; отсюда и страдания новорождённого «я» до тех пор, пока оно не избавится от всех земных мыслей, желаний и страстей.
Теперь мы видим, что «четыре таинства» буддийского учения были так же мало поняты и оценены, как «мудрость», на которую намекал Павел, и проповеданную «между совершенными» (посвящёнными), «тайную мудрость», которую «никто из архонтов века сего не познал».[1] Четвёртая степень буддийской дхьяны, плод самадхи, ведущий к высочайшему совершенству, вишодхане, термин, правильно переведённый Бюрнуфом отглагольной формой «совершенствующийся»[2], но совсем неправильно понимаемый другими, а также им самим. Определяя состояние дхьяны, Сент-Илер рассуждает так:
«Наконец, достигнув четвёртой ступени, аскет больше не обладает этим чувством блаженства, каким бы неясным оно ни было ... он также потерял всякую память ... он достиг бесстрастия, как можно более близкого соседа Нирваны. ... Однако это абсолютное бесстрастие не мешает аскету в этот самый момент обрести всеведение и магическую силу; вопиющее противоречие, о котором буддисты беспокоятся не больше, чем о многом другом».[3]
И зачем им беспокоиться, если эти противоречия, по сути, вовсе не противоречия? Не подобает нам говорить о противоречиях в религиях других людей, когда наши собственные противоречия породили, помимо трёх великих конфликтующих групп католицизма, протестантизма и Восточной церкви, тысячу и одну весьма любопытных меньших сект. Как бы то ни было, здесь мы имеем дело с термином, применяемым к одному и тому же понятию буддийскими святыми «нищими» и апостолом Павлом. Когда последний говорит: «Говорю так, достичь воскресения из мёртвых (нирваны), а не так, чтобы я уже достиг, или уже был совершенен» (посвящён)[4], он использует выражение, распространённое среди посвящённых буддистов. Когда буддийский аскет достигает «четвёртой степени», его считают архатом. Он производит всевозможные феномены
[1] 1Кор.2:6, 7, 8.
[2] "Lotus de la Bonne Loi", стр. 806.
[3] "Du Bouddhisme", 95.
[4] Флп.3:11-14.
| 288 | 288 |
единственно силой своего освобождённого духа. Архат, как говорят буддисты, – это тот, кто приобрёл способность летать по воздуху, становиться невидимым, управлять стихиями и творить всевозможные удивительные феномены, которые обычно и ошибочно называются мейпо (чудесами). Он – совершенный человек, полубог. Богом он станет, когда достигнет нирваны, так как, подобно посвящённым обоих Заветов, поклонники Будды знают, что они «боги».
«Подлинный буддизм, преодолевая барьер между конечным и бесконечным разумом, побуждает своих последователей своими собственными усилиями стремиться к тому божественному совершенству, на которое, как он учит, способен человек, и, достигнув которого человек становится богом», – говорит Брайан Хоутон Ходжсон.[1]
Унылыми и печальными были пути, залитые кровью, и извилисты стези, по которым мир христиан должен был пройти, приняв христианство Иринея и Евсевия. И всё же, если мы не примем взглядов древних язычников, может ли наше поколение претендовать на разгадку любого из таинств «царства небесного»? Разве наиболее благочестивые и образованные христиане знают больше о будущей судьбе и совершенствовании наших бессмертных духов, чем древний языческий философ или современный «язычник» по ту сторону Гималаев? Может ли он также похвастаться тем, что знает столько же, хотя действует в ясном свете «божественного» откровения? Мы видели, как буддист придерживается религии своих отцов, как в теории, так и на практике; и, сколь бы слепой ни была его вера, какими бы абсурдными ни были его представления о некоторых конкретных доктринальных положениях, насаждённые более поздним честолюбивым духовенством, всё же в практической жизни его буддизм гораздо больше христоподобен по делам и по духу, чем обычная жизнь наших христианских священников и служителей. Достаточно одного того факта, что его религия повелевает ему «чтить свою веру, но никогда не поносить веру других».[2] Это ставит буддийского ламу неизмеримо выше любого священника или церковника, считающего своим священным долгом проклинать «язычника» открыто, и осуждать его и его религию на «вечное проклятие». Христианство с каждым днём всё больше становится чисто чувственной религией. Учение Будды полностью основано на практических делах. Его ядром является всеобщая любовь ко всем существам, людям и животным. Человек, который знает, что, если он не будет трудиться для себя, ему придётся голодать, и понимает, что у него нет козла отпущения, который понёс бы за него бремя его беззаконий, то у него в десять раз больше шансов стать лучшим человеком, чем тот, кого учат, что любое убийство, воровство и распутство можно смыть в одно мгновение, и он станет белее снега, если только поверит в Бога, который, по выражению Волни, «когда-то принимал пищу на земле, а теперь сам стал пищей для своего народа».
[1] «Махаванса», Т. I, Введение.
[2] Пять пунктов символа веры.
Сноски
- ↑ Sartor Resartus – роман Томаса Карлайла. Название переводится с латыни как «Перекроенный портной»
- ↑ «Жребий святых» (лат.)
- ↑ жребий (лат.)
- ↑ государственный переворот, неожиданное смелое действие (фр.)
- ↑ Знак Тау (лат.)
- ↑ Vesica piscis (лат. рыбий пузырь) – фигура, образованная пересечением двух кругов с одинаковым радиусом, наложенных так, что центр одного лежит на окружности другого.
- ↑ ἑρπετὰ (греч.) живые существа, в синодальном переводе пресмыкающиеся
- ↑ ψυχῶν ζωσῶν (греч.)
- ↑ תנינים (ивр.) τὰ κήτη (греч.)
- ↑ Кит (лат.)
- ↑ Δερκετώ (греч.)
- ↑ Потайная подземная темница с люком (фр.)
- ↑ Илос ίλος, ил, ср. υλή «или» (греч.) материя, вещество
- ↑ Души (нефеш) в синодальном переводе
- ↑ терракотовые таблички (лат.)
- ↑ Офаним, Иез.1:16
- ↑ Он творит посланниками Своими духов, служителями Своими – огонь пылающий. Синодальный перевод в псалме103:4
- ↑ «Ты творишь Ангелами Своими духов и служителями Своими пламенеющий огонь» синодальный перевод.
- ↑ Архейского в русском варианте
- ↑ Свет אור и кожа עור на иврите пишутся по-разному, но читаются одинаково.
- ↑ «Исчезновение видов путём естественного отбора»
- ↑ Обезьяны (лат.)
- ↑ ἄνοια отсутствие разума, глупость, недомыслие
- ↑ Поражение, провал, мятеж
- ↑ Воздвижение, восстание из мёртвых
- ↑ Владыка движения
- ↑ Φρήν ум, мышление
- ↑ θῡμός (фюмос или тимос) душа, сознание, сердце
- ↑ «О лике, видимом на диске Луны»
- ↑ «... плоти, души и духа: из коих один, т. е. дух, спасает и образует; другая, т. е. плоть, соединяется и образуется, а средняя между этими двумя, т. е. душа, иногда, когда следует духу, возвышается им, иногда же, угождая плоти, ниспадает в земные похоти».
- ↑ «Законы» кн. Х, 896-897, перевод Р. Г. Бери