Наследие Е.П.Б.: Труды • Письма • Альбомы • Произведения с участием • Изображения • Биография • Цитаты • Разное | дополнения – вопросы – исправления – задачи
Перевод на русский: О.А. Фёдорова
| 417 | 417 |
Глава XII
«НЕПРЕОДОЛИМАЯ ПРОПАСТЬ»
«Сойдёт же прежде как вампир |
Теперь мы приближаемся к священной территории этого бога Януса – молекулярного Тиндаля. Снимем обувь и войдём босиком. Пройдя мимо святого святых храма науки, приблизимся к сияющему солнцу гекслиоцентрической системы. Так опустим же глаза, чтобы не ослепнуть.
Мы обсуждали различные вопросы, содержащиеся в этой книге, по возможности сдержанно, принимая во внимание позицию, которую научный и богословский мир веками занимал по отношению к тем, от кого они унаследовали основы всех глубоких фактических знаний, имеющихся в их распоряжении. Если встать в сторонке и, как зрители, взглянуть на то, сколько знали древние и насколько высоко думают о себе современные люди, то нас поразит, что несправедливость оценок наших современных схоластов остаётся всё ещё незамеченной.
Каждый день приносит новые признания самих учёных и критику со стороны хорошо осведомлённых наблюдателей. В качестве иллюстрации приведём следующий отрывок из ежедневной газеты:
«Любопытно отметить различные мнения, преобладающие среди учёных в отношении некоторых самых обычных природных явлений. Ярким примером является рассвет. Декарт считал его результатом падения метеора из верхних слоёв атмосферы. Галлей приписывал его магнетизму земного шара, и Дальтон соглашался с этим мнением. Коутс предполагал, что рассвет связан с ферментацией вещества, находящегося в земле. Мариотт считал, что он является следствием соприкосновения светящейся атмосферы солнца с атмосферой нашей планеты. Эйлер думал, что рассвет происходит вследствие вибраций эфира среди частиц земной атмосферы. Кантон и Франклин считали его чисто электрическим
| 418 | 418 |
феноменом, Паррот объяснял его горением углекислого газа, выходящим из-под земли вследствие разложения растительных веществ, и считал падающие звёзды первопричиной такого горения. Де ла Рив и Эрстед заключили, что это – электромагнитное явление, но чисто земное. Ольмстед подозревал, что какое-то туманное тело вращается вокруг солнца в определённое время, и что когда это тело попадает в поле земли, часть его газообразного материала смешивается с нашей атмосферой, и что это и есть источник такого явления, как рассвет».
И то же мы могли бы сказать о каждой отрасли науки.
Итак, может показаться, что даже в отношении самых обычных природных явлений научное мнение далеко не единодушно. Нет такого экспериментатора или богослова, который, имея дело с едва различимой связью между разумом и материей, их происхождением и конечным состоянием, не нарисовал бы магический круг, область которого назвал бы запретной территорией. Куда вера позволяет священникам идти, туда они и идут, поскольку, как говорит Тиндаль, «им вполне хватает позитивного элемента, а именно любви к истине, но его перевешивает негативный элемент – страх перед ошибкой». Проблема в том, что их догматическое убеждение путами висит на быстрых ногах их разума, как ядро на цепях заключённого в яме.
Что касается прогресса учёных, то самой их учёности препятствуют две причины: их органическая неспособность понять духовную сторону природы и их страх перед общественным мнением. Никто не высказался против них более резко, чем профессор Тиндаль, когда он отметил, что «на самом деле величайших трусов современности можно найти не среди духовенства, а внутри самой науки».[1] Если бы было малейшее сомнение в отношении применения этого унизительного эпитета, то оно исчезло бы вследствие поведения самого профессора Тиндаля, поскольку в своём выступлении в Белфасте в качестве президента Британской ассоциации, он не только разглядел в материи «обетование и потенциальную возможность всех форм и качеств жизни», но и изобразил науку как «отнимающую у богословия всю область космологической теории». А затем, столкнувшись с гневным общественным мнением, он выпустил пересмотренное издание этой речи, в котором изменил выражение «всех форм и качеств жизни» на «всей земной жизни». Это уже нечто большее, чем трусость, это позорный отказ от исповедуемых им принципов.
Во время встречи в Белфасте у г-на Тиндаля были две любимые антипатии: богословие и спиритуализм. То, что он думал о первом, он ясно показал; последний он назвал «унизительными убеждениями». «Подвергнувшись жёсткому давлению со стороны церкви якобы за атеизм, он поспешил отказаться признать это обвинение
[1] «О научном использовании воображения».
| 419 | 419 |
и начал искать пути примирения. Но, поскольку ему надо было привести в равновесие свои возбуждённые «нервные центры» и «мозговые молекулы», сосредоточив их энергию в каком-то одном направлении, он набрасывается на беспомощных (вследствие своего малодушия) спиритуалистов и в своих «Фрагментах науки» оскорбляет их веру следующим выражением: «Мир хочет иметь какую-нибудь религию, хотя ради этого ему пришлось бы прибегнуть к умственному блуду спиритуализма». Какая чудовищная ненормальность заключена в том, что несколько миллионов разумных людей должны позволить оскорблять себя некоему вождю науки, который сам сказал нам, что «именно догматизм нужно обуздывать как в науке, так и вне неё».
Мы не будем посягать на место в этом сочинении ради обсуждения этимологической ценности этого эпитета. Выражая надежду на то, что наука в будущем может не принять этот эпитет в качестве определения тиндализма, мы просто напомним доброжелательному джентльмену об одной его очень характерной черте. Один из наших самых умных, благородных и эрудированных спиритуалистов, весьма известный писатель [1], остроумно назвал эту особенность «его (Тиндаля) одновременным кокетством с противоположными мнениями». Если мы вынуждены принять этот эпитет г-на Тиндаля во всём его вульгарном значении, то к спиритуалистам, которые верны своим убеждениям, он в меньшей степени применим, чем к учёному-атеисту, который оставляет любящие объятия материализма, чтобы броситься в объятья презираемого теизма только потому, что он находит в этом выгоду для себя. Мы видели, как Мажанди откровенно признаётся в невежестве физиологов в отношении некоторых наиболее важных проблем жизни и, как Фурнье соглашается с ним. Профессор Тиндаль признаёт, что эволюционная гипотеза не может разрешить конечной тайны и не претендует на это.
Мы также много размышляли, насколько позволяют нам врождённые способности, над знаменитой лекцией профессора Гексли «Физические основы жизни», поэтому то, что мы можем сказать в этом томе о тенденции современной научной мысли, возможно, лишено невежественных искажений. Сжав его теорию до максимально возможных пределов, её можно сформулировать так: всё сущее создано из космической материи; разнородные формы возникают в результате различных перестановок и комбинаций этой материи; материя «поглощает дух», следовательно, духа не существует; мысль – это свойство материи; существующие формы умирают, чтобы другие могли занять их место; различия в организме обусловлены лишь разными химическими реакциями, происходящими в той же материи жизни, поскольку все протоплазмы одинаковы. Что касается химии и микроскопии, система профессора Гексли, возможно, является безупречной, и поэтому легко понять огромный интерес, вызванный её формулировкой во всём мире. Но её недостаток состоит в том, что нить его логики начинается нигде и заканчивается пустотой. Он максимально использовал имеющийся у него материал. Надо только взять вселенную,
[1] Эпес Сарджент. Смотрите его брошюру: «Разве материя делает всё это?»
| 420 | 420 |
населённую молекулами, которые наделены активной силой и содержат в себе принцип жизни, а всё остальное легко; один набор врождённых сил побуждает объединяться в миры, а другой – развивать различные формы растительных и животных организмов. Но что придало этим молекулам первоначальный импульс и наделило их этой таинственной способностью жить? Что это за оккультное свойство, которое заставляет дифференцироваться протоплазмы человека, зверя, рептилии, рыбы или растения, каждая из которых эволюционирует в своём классе, а не в каком-либо другом? И после того, как физическое тело отдаёт свои составляющие почве и воздуху, «грибу или дубу, червю или человеку», что происходит с жизнью, которая когда-то оживляла это тело?
Должен ли закон эволюции, который является столь обязательным в его применении к методам природы, начиная с того момента, когда молекулы стали населять космос, до того времени, когда они сформировали человеческий мозг, оборвать развитие в этой точке и не допускать развития более совершенных сущностей, исходя из этого «закона предсуществующих форм»? Готов ли г-н Гексли настаивать на невозможности достижения человеком такого состояния существования после физической смерти, когда он будет окружён новыми формами растительной и животной жизни, как результат новых процессов сублимированной материи?[1] Он признаётся, что ничего не знает о явлениях гравитации; за исключением того (на основании всего человеческого опыта), что «камни без опоры падают на землю, и нет никаких оснований полагать, что любой камень в данных обстоятельствах не упадёт на землю». Но он полностью отвергает какую-либо попытку превратить эту вероятность в необходимость и фактически говорит: «Я категорически отказываюсь иметь дело с самозванцем и предаю его анафеме. Факты я знаю, и законы я знаю, но что такое эта неотвратимость, как не тень, отброшенная моим собственным умом?» Это означает только то, что всё, что происходит в природе, является результатом неотвратимости, и закон, однажды приведённый в действие, будет продолжать действовать так до бесконечности, пока не будет нейтрализован противоположным законом равной силы. Таким образом, естественно, что камень падает на землю в соответствии с одной силой, и так же естественно, что он не падает, повинуясь другой столь же мощной силе или что, упав, он должен снова подняться, под действием той же силы, с которой г-н Гексли может или не может быть знаком. Естественно, что стул будет стоять на полу там, куда его поставили, и так же естественно то (как свидетельствуют сотни компетентных
[1] В своём «Эссе о классификации» (раздел XVII, стр. 97–99) Луи Агассис, великий зоолог, отмечает: «Большинство аргументов в пользу бессмертия человека в равной степени применимы к неизменности этого принципа в других живых существах. Разве я не могу добавить, что посмертное существование, при котором человек был бы лишён этого великого источника удовольствия, умственного и нравственного совершенствования, в результате созерцания гармоний органического мира, оказалось бы для него печальным проигрышем? И разве мы не можем рассматривать духовную гармонию совокупности миров и всех их обитателей в присутствии их создателя как высшую концепцию рая?»
| 421 | 421 |
очевидцев), что он поднимется в воздух без прикосновения какой-либо видимой руки смертного человека. Разве г-н Гексли не обязан сначала удостовериться в реальности этого феномена, а затем уж изобретать новое научное название для силы, стоящей за ним?
«Факты я знаю, – говорит г-н Гексли, – и законы знаю». Итак, каким путём он ознакомился с фактами и законами? Без сомнения, посредством своих собственных ощущений; и эти бдительные слуги позволили ему обнаружить достаточно из того, что он считает истиной, чтобы построить систему, которая, как он сам признаётся, «производит почти шокирующее впечатление на здравый рассудок». Если его свидетельство необходимо принять в качестве основы для всеобщей реконструкции религиозных убеждений, когда оно, в конце концов, представляет собой лишь гипотезу, то почему тогда не достойно такого же почтительного рассмотрения совокупное свидетельство миллионов людей о манифестации феноменов, которые подрывают сами основы его гипотезы? Г-н Гексли не интересуется этими феноменами, но миллионы очевидцев интересуются ими. И в то время как он переваривает свои «протоплазмы хлеба и баранины», чтобы набраться сил для ещё более дерзких метафизических полётов, они распознают знакомый почерк любимых ими людей, начертанный рукой духов, и различают призрачные тени тех, кто, живя здесь и пройдя через связанные со смертью изменения, опровергли его любимую гипотезу.
До тех пор, пока наука будет признавать, что её сфера находится в пределах этих изменений материи, и пока химия будет заверять, что материя, изменяя свою форму «от твёрдого или жидкого до газообразного состояния», лишь переходит из видимого в невидимое, сохраняя при всех этих изменениях такое же количество материи, до тех пор она не имеет права заявлять о чём-либо категорически. Она не компетентна говорить «да» или «нет» и должна сдать свои позиции более интуитивным лицам, чем её представители.
Выше всех других имён в своём пантеоне нигилизма г-н Гексли ставит имя Дэвида Юма. Он считает, что великим служением этого философа человечеству является его неопровержимая демонстрация «границ философского исследования», за пределами которых лежат фундаментальные доктрины «спиритизма» и других «измов». Верно, что десятая глава «Исследования человеческого познания» Юма о человеческом понимании была настолько высоко оценена автором, что он считал, будто в руках «мудрых и образованных» она будет служить инструментом для «неизменной проверки всякого рода суеверных заблуждений», которые он считал просто эквивалентным термином веры в некоторые ранее неизвестные феномены, принятые без достаточных оснований и классифицированные им как чудо. Но, как справедливо замечает г-н Уоллес, апофтегма Юма о том, что «чудо является нарушением законов природы» не совершенна, поскольку, во-первых, он предполагает, что мы знаем все законы природы, и, во-вторых, что необычный феномен является чудом. Г-н Уоллес предлагает определить чудо следующим образом: «любое действие или событие, совершение которого
| 422 | 422 |
неизбежно подразумевает существование и вмешательство сверхчеловеческих разумов». Итак, сам Юм говорит, что «единообразие опыта приравнивается к доказательству», а Гексли в этом своём знаменитом эссе признаёт, что всё, что мы можем знать о существовании закона тяготения, – это то, что согласно всему человеческому опыту камни без опоры падают на землю, и нет оснований полагать, что то же самое не произойдёт снова при тех же обстоятельствах, но, напротив, есть все основания полагать, что так и произойдёт.
Если бы была уверенность в том, что пределы человеческого опыта никогда не смогут быть расширены, то в предположении Юма о том, что он знаком со всем, что может случиться согласно естественному закону, могла бы быть некоторая доля справедливости, а также некое достойное оправдание презрительному тону, характерному для всех упоминаний Гексли о спиритуализме. Но, как видно из работ обоих этих философов, они ничего не знают о возможностях психологических феноменов, и чрезмерная осторожность не помешает при рассматривании их догматических утверждений. Можно было бы действительно предположить, что человек, который мог позволить себе такую грубую критику спиритуалистических манифестаций, прошёл подготовку на должность цензора, окончив соответствующий курс обучения. Но в письме, адресованном Лондонскому диалектическому обществу, г-н Гексли написав о том, что у него не было времени посвятить себя этому предмету и что он его вовсе не интересует, делает следующее признание, которое показывает нам, на каком незначительном основании современные учёные иногда строят своё категорическое мнение. «Единственный случай спиритуализма, – пишет он, – какой я когда-либо имел возможность исследовать сам, был таким грубым обманом, которого я никогда ранее не встречал».
Что бы этот протоплазматический философ подумал о спиритуалисте, которому выпала единственная возможность посмотреть через телескоп, но над которым какой-то ловкий ассистент обсерватории сыграл злую шутку, обманув его, и теперь этот спиритуалист объявляет всю астрономию «унизительным суеверием»? Этот факт показывает, что учёные, как правило, полезны только при сборе физических фактов; выведенные из них общие правила зачастую слабее и гораздо менее логичны, чем правила светских критиков. И именно поэтому они искажают древние учения.
Профессор Бальфур Стюарт очень высоко оценивает философскую интуицию Гераклита Эфесского, который жил за пять веков до нашей эры; этот «плачущий» философ заявлял, что «огонь – великая первопричина и что всё находится в постоянном движении». «Кажется очевидным, – говорит профессор, – что у Гераклита было ясное представление о врождённой неугомонной энергии вселенной, причём такое представление близко по своему характеру (только менее точно) представлению современных философов, которые считают материю динамической по своему существу». Он считает термин «огонь» весьма расплывчатым, что вполне естественно, поскольку нет доказательств, что профессор Бальфур Стюарт (который кажется менее
| 423 | 423 |
привязан к материализму, чем некоторые его коллеги) или кто-либо из его современников понимают, в каком смысле использовалось слово «огонь».
Мнение Гераклита относительно происхождения вещей было таким же, как и у Гиппократа. Оба придерживались одних и тех же взглядов на верховную власть [1] и следовательно, если их представления о первичном огне, рассматриваемом как материальная сила, одним словом, как нечто сродни динамизму Лейбница, были «менее точными», чем взгляды современных философов (что ещё предстоит доказать), то с другой стороны их метафизические взгляды на него были гораздо более философскими и рациональными, чем односторонние гипотезы наших современных учёных. Их представление об огне было именно таким, каким оно было у более поздних «философов огня», розенкрейцеров и древних зороастрийцев. Они утверждали, что мир был создан из огня, божественный дух которого есть всемогущий и всеведущий БОГ. Наука снизошла до того, чтобы подтвердить их заявления относительно физической стороны вопроса.
Огонь в древней философии всех времён и стран, в том числе и нашей, рассматривался как тройственное начало. Как вода представляет собой видимую жидкость с невидимыми газами, скрывающимися внутри, и за всем этим стоит духовное начало природы, которое сообщает динамическую энергию, так и в огне они признавали: 1. Видимое пламя; 2. Невидимый или астральный огонь – невидимый в состоянии инерции, но в активном состоянии производящий тепло, свет, химическую энергию, электричество и молекулярную энергию; 3. Дух. Они применяли одно и то же правило к любому из элементов, и всё, что происходило из их комбинаций и соотношений, включая человека, считалось ими триединым. Огонь, по мнению розенкрейцеров, которые были лишь преемниками теургов, является источником не только материальных атомов, но и сил, которые их возбуждают. Когда видимое пламя угасает, оно исчезает не только из виду, но и навсегда из представления материалиста.
Но философ-герметист следует за ним через «разделённый мир познаваемого по его другую сторону в непознаваемое» так же, как он прослеживает бестелесный человеческий дух, «жизненную искру небесного пламени», до Aetherium[1], по ту сторону могилы. [2]
Этот вопрос слишком важен, чтобы обойтись без нескольких пояснительных слов. Отношение физической науки к духовной половине космоса прекрасно иллюстрируется её грубым представлением об огне. В этой, как и в любой другой отрасли науки, платформа их философии не содержит ни единой целой доски: все они изъедены и хрупки. Труды их собственных авторитетов, изобилующие унизительными признаниями, дают нам
[1] Диоген Лаертский «Жизнь, учение и изречения мужей, прославившихся в философии».
[2] См. сочинения Роберта де Флуктиба и «Розенкрейцеры» Харгрейва Дженнингса.
| 424 | 424 |
право говорить о нестабильности этой платформы и в любой момент всякое новое открытие, сделанное кем-то из их же числа, может выбить подпорки из-под этой платформы, и все они упадут с неё. Они так стремятся изгнать дух из своих понятий, что, как говорит Бальфур Стюарт: «Существует тенденция бросаться из крайности в крайность и разрабатывать в избытке физические понятия». Он своевременно предупреждает, добавляя: «Давайте будем осторожны, чтобы, избегая Сциллы, не нарваться на Харибду. Ведь у вселенной более одной точки зрения, и, возможно, есть области, которые не откроют своих сокровищ наиболее решительным физикам, вооружённым только килограммами, метрами и стандартными часами».[1] В другом месте он признаётся: «Мы ничего не знаем или почти ничего не знаем о конечной структуре и свойствах материи, будь то органической или неорганической».
Что касается другого важного вопроса, то мы находим у Маколея ещё более категоричное заявление: «Мы не считаем, что в вопросе о том, что происходит с человеком после смерти, высокообразованный европеец, предоставленный своему собственному рассудку, по всей вероятности, окажется более сведущ, чем индеец племени «черноногих»[2]. Ни одна из многих наук в которых мы превосходим этих индейцев, не проливает ни малейшего света на состояние души после исчезновения животной жизни. По правде говоря, все древние и современные философы, которые пытались без каких-либо откровений доказать бессмертие человека, от Платона до Франклина, как нам кажется, потерпели достойную сожаления неудачу».
У человека бывают откровения через духовные ощущения, которым можно доверять гораздо больше, чем всем софизмам материализма. То, что было наглядным доказательством и успехом в глазах Платона и его учеников, теперь считается неудачной философией, изобилующей иллюзиями. Научные методы изменились на прямо противоположные. Свидетельства людей прежних времён, которые были ближе к истине, так как они были ближе к духу природы (единственному аспекту, через который божество позволит увидеть и понять себя), а также их наглядные доказательства отвергаются. Их предположения (если верить современным мыслителям) являются лишь выражением многословных бессистемных мнений людей, незнакомых с научным методом нынешнего столетия. Они по глупости обосновывали то немногое, что знали о физиологии, на наглядно демонстрируемой психологии, в то время как учёные нашего времени обосновывают психологию (в которой признают себя совершенно невежественными) на физиологии, которая для них пока ещё является закрытой книгой, не имея даже какого-либо собственного метода, как говорит нам Фурнье.
Что касается последнего возражения аргументации Маколея, то Гиппократ ответил ему много веков назад: «Любое знание, любое искусство следует искать в природе,
[1] Профессор Б. Стюарт «Сохранение энергии».
| 425 | 425 |
– говорит он – и, если мы правильно поставим перед ней вопрос, она откроет нам истины, относящиеся к любому предмету и к нам самим. Что такое природа в действии, как не сама божественность, проявляющая своё присутствие? Как нам следует выспрашивать её; и как ей следует отвечать нам? Мы должны действовать с верой, с твёрдой уверенностью раскрыть, наконец, всю истину, и природа позволит нам услышать ответ через наше внутреннее чувство, которое с помощью нашего знания некоего искусства или науки, откроет нам истину настолько ясно, что дальнейшее сомнение станет невозможным».[1]
Таким образом, в данном случае именно в отношении внутреннего чувства, дающего человеку уверенность в своём бессмертии, инстинкту индейца племени «черноногих» Маколея следует доверять больше, чем самому обученному и развитому рассудку. Инстинкт – это вселенский дар природы через дух самого божества; а рассудок есть плод медленного развития нашей физической конституции, эволюции физического мозга нашего взрослого человека. Инстинкт, как божественная искра, скрывается в бессознательном нервном центре моллюска асцидии и проявляется на первой стадии действия его нервной системы в виде того, что физиолог называет рефлекторным действием. Он существует как в низших классах безголовых животных, так и в тех классах, у которых есть отчётливо выраженные головы; он увеличивается и развивается физически и духовно по закону двойной эволюции. При вступлении в сознательную стадию развития или прогресса у видов с головами, уже наделённых сенсориумом и симметрично расположенными ганглиями, такое рефлекторное действие, тем не менее, суть одно и то же, независимо от того, называют ли его учёные автоматическим, как у низших видов, или инстинктивным, как у более сложных организмов, которые действуют под руководством сенсориума[3] и раздражителей, порождающих отчётливые ощущения. Это есть божественный инстинкт в его непрерывном развитии. Ради более точного определения этот инстинкт животных, который действует с момента их рождения у каждого животного в рамках, предписанных ему природой, и каждое животное знает, как (кроме отдельных случаев, как результат более высокого инстинкта, чем их собственный) безошибочно заботиться о себе, можно назвать автоматическим; но инстинкт должен иметь либо внутри животного, которому он принадлежит, либо вне него, какой-то или чей-то разум, чтобы направлять его.
Такое мнение, вместо того, чтобы противоречить доктрине эволюции и постепенного развития, которой придерживаются выдающиеся люди нашего времени, наоборот, упрощает и дополняет её. Оно легко обходится без специального творения каждого вида; поскольку там, где первое место отводится бесформенному духу, форма и материальная субстанция имеют второстепенное значение. Любой усовершенствованный в процессе физической эволюции вид только предоставляет больше возможностей руководящему разуму действовать в пределах улучшенной нервной системы.
[1] Кабанис «История медицины».
| 426 | 426 |
Виртуоз лучше продемонстрирует свои волны гармонии на рояле фирмы Эрар, чем на спинете[4] шестнадцатого века. Следовательно, был ли этот инстинктивный импульс непосредственно запечатлён на нервной системе первого насекомого, или каждый вид постепенно развил его в себе, инстинктивно подражая действиям своего подобия, как это излагает более совершенная доктрина Герберта Спенсера, не имеет никакого значения для настоящего предмета. Вопрос касается только духовной эволюции. И если мы отвергаем эту гипотезу как ненаучную и бездоказательную, то физический аспект эволюции, в свою очередь, должен абсолютно следовать ей, потому что одна гипотеза так же не бездоказательна, как и другая, и духовной интуиции человека не позволено сочетать обе под предлогом, что это «не по-философски». Хотим мы этого или нет, нам приходится возвращаться всё к тому же вопросу, поставленному Плутархом в «Застольных беседах», а именно, что появилось раньше, курица или яйцо.
Теперь, когда авторитет Аристотеля потрясён до самого основания авторитетом Платона, а наши учёные отвергают всякий авторитет (или скорее, ненавидят все авторитеты, кроме своего собственного), и когда общая оценка коллективной мудрости человечества находится на самом низком уровне, то это человечество, возглавляемое самой наукой, тем не менее, неудержимо отступает назад к отправной точке древнейших философий. Мы находим, что нашу мысль отлично выразил один автор в «Научно-популярном ежемесячнике». «Боги разных сект и разных отличий, – пишет Осгуд Мейсон, – возможно, останутся без привычного почитания в то время, как мир озаряется более нежным и ясным светом – хотя ещё, быть может, несовершенным представлением о сознательной, порождающей, всепроникающей действенной душе – «сверхдуше», первопричине, божестве, непознаваемом через человеческую форму или речь, но наполняющем и вдохновляющем каждую живую душу в огромной вселенной в соответствии с мерой каждой души: чей храм – природа, и чьё поклонение – восхищение». Это – чистейший платонизм, буддизм и возвышенные, но правильные взгляды древнейших ариев на обожествление природы. Это в целом выражает основополагающую мысль любого теософа, каббалиста и оккультиста; и если мы сравним эту мысль с вышеприведённой цитатой из Гиппократа, то найдём у него точно такую же мысль в том же духе.
Вернёмся к нашей теме. Ребёнку не достаёт рассудка, он ещё сокрыт в нём; а между тем в отношении инстинкта он уступает животному. Он может обжечься или утонуть, прежде чем узнает, что огонь и вода разрушительны и опасны для него, в то время как котёнок избежит обоих инстинктивно. Небольшой инстинкт, которым обладает ребенок, исчезает, по мере постепенного развития рассудка. Возможно, вы возразите, что инстинкт не может быть духовным даром, потому что животные обладают им в большей степени, чем человек, а у животных нет души. Такое убеждение ошибочно и основано на весьма шатких основаниях. Возможно, это произошло из-за того,
| 427 | 427 |
что внутренняя природа животного исследована ещё меньше, чем внутренняя природа человека, который наделён речью и может проявлять свои психические способности.
Но какие доказательства есть у нас, кроме отрицания, того, что животное не обладает продолжающей своё существование, если не бессмертной, душой? На основании строго научного подхода мы можем привести много аргументов, как за, так и против. Выражаясь яснее, ни человек, ни животное не могут предложить каких-либо доказательств или опровержений относительно существования своей души после смерти. А с точки зрения научного опыта невозможно подвести то, что не имеет объективного существования, под действие какого-либо точного закона науки. Декарт и Буа-Рэймонд исчерпали всё своё воображение по этому вопросу, и Агассис не мог представить себе существование в будущем без животных, которых мы любим, и даже без растительного царства, которое нас окружает. Чтобы наши чувства восстали против провозглашённой справедливости первопричины, достаточно предположить, что в то время, как бессердечный хладнокровный злодей наделён бессмертным духом, а благородная, преданная собака, часто жертвующая своей жизнью, чтобы защитить в минуту опасности ребёнка или хозяина, которого она любит и никогда не забывает, и умирает с голоду на его могиле; животное, у которого чувство справедливости и благородства иногда развивается до удивительной степени, будет уничтожено! Нет, долой такой цивилизованный рассудок, предполагающий такую бессердечную пристрастность. Лучше, гораздо лучше в таком случае цепляться за свой инстинкт и верить вместе с индейцем Поупа, чей «неискушённый ум» может представить себе только такой рай, где
«...на небе будет признан равным, |
Недостаток места не позволяет нам представить умозрительные взгляды некоторых древних и средневековых оккультистов на эту тему. Достаточно сказать, что они предшествовали Дарвину, охватывали более или менее все его теории естественного отбора и эволюции видов и в значительной степени продолжали цепь с обоих концов. Более того, эти философы были такими же смелыми исследователями в психологии, как и в физиологии и антропологии. Они никогда не сворачивали с двойной параллельной тропы, проложенной для них их великим учителем Гермесом. Выражение «как вверху, так и внизу» всегда было их аксиомой; и физическая эволюция прослеживалась ими одновременно с духовной.
По крайней мере, в одном наши современные биологи вполне последовательны – пока не в состоянии продемонстрировать существование отдельной индивидуальной души у животных, они отрицают её существование у человека. Рассудок привёл их к краю «непреодолимой пропасти» Тиндаля между разумом и материей; и только инстинкт может научить их, как её преодолеть. Когда в своём отчаянии из-за неспособности
| 428 | 428 |
постичь тайну жизни они зайдут в тупик, их инстинкт может заявить о себе и перевести их через прежде неизмеримую бездну.
Это – та точка, до которой, похоже, дошли профессор Джон Фиске и авторы «Невидимой вселенной»; а Уоллес, антрополог и бывший материалист, первым смело перешагнул её. Пусть они смело продвигаются вперёд, пока не обнаружат, что не дух обитает в материи, а материя временно цепляется за дух; и что последний сам по себе является вечной, нетленной обителью для всего видимого и невидимого.
Эзотерические философы считали, что всё в природе является всего лишь материализацией духа. Вечная первопричина, по их словам, является латентным духом и материей с самого начала. «Вначале было слово... и слово было Бог».
Признавая идею такого Бога как немыслимую абстракцию человеческого рассудка, они утверждали, что безошибочный человеческий инстинкт воспринял это как воспоминание о чём-то конкретном для него, хотя и неосязаемом для наших физических чувств. С первой мыслью, эманировавшей от двуполого и до сих пор неактивного Божества, передаётся первое движение всей вселенной, и электрический трепет мгновенно ощущается во всём безграничном пространстве. Дух рождает силу, а сила материю; и таким образом латентное божество проявляется как творческая энергия.
Когда, в какой момент вечности, и каким образом? Эти вопросы навсегда останутся без ответа, так как человеческий рассудок не способен постичь великую тайну.
Но, хотя дух-материя существует от вечности, она находится в латентном состоянии; эволюция нашей видимой вселенной должна иметь начало.
Для нашего слабого ума это начало может показаться настолько отдалённым, что кажется нам самой вечностью – периодом, невыразимым числами или словами. Аристотель утверждал, что мир вечен и что он всегда будет таким же, и, что одно поколение людей всегда производило другое, не имея начала, определяемого нашим умом.
В этом его учение в экзотерическом смысле противоречило учению Платона, который учил, что «было время, когда человечество не воспроизводило себя»; но по сути обе доктрины согласуются, так как Платон сразу добавляет: «За этим последовала земная человеческая раса, в которой изначальная история постепенно забывалась, а человек погружался всё глубже и глубже». Аристотель говорит:
«Если бы был первый человек, он должен был родиться без отца или матери, что противно природе. Ведь не могло быть первого яйца, которое дало бы начало птицам, или должна была быть первая птица, которая дала бы начало яйцам, ибо птица рождается из яйца». То же самое он утверждал для всех видов, веря вместе с Платоном, что всё, прежде чем оно появилось на земле, сначала было в духе.
| 429 | 429 |
Эта тайна первого творения, которая всегда вызывала отчаяние у науки, непостижима, если мы не примем учение герметистов. Хотя материя совечна с духом, эта материя, конечно же, не является нашей видимой, осязаемой и делимой материей, но её высочайшей сублимацией. Чистый дух – всего лишь на один уровень выше неё. Если мы не допустим, что человек развился из этой изначальной духо-материи, как мы сможем прийти к какой-либо разумной гипотезе о происхождении живых существ?
Дарвин начинает свою эволюцию видов с самой низкой точки и прослеживает её кверху. Его единственная ошибка может заключаться в том, что он применяет свою систему не с того конца. Если бы он переместил своё исследование из видимой вселенной в невидимую, он мог бы оказаться на правильном пути. Но тогда он шёл бы по стопам герметистов.
То, что наши философы-позитивисты, даже самые образованные из них, никогда не понимали духа мистических доктрин, преподаваемых древними философами-платониками, видно из этой самой выдающейся современной работы «Конфликт религии и науки». Профессор Дрейпер начинает свою пятую главу, говоря, что «язычники из греков и римлян верили в то, что дух человека напоминает его телесную форму, изменяя свой внешний вид в соответствии с её изменениями и ростом». То, что думали невежественные массы, не имеет большого значения, хотя даже они никогда не могли бы потворствовать таким рассуждениям, понимаемым a la lettre[6]. Что касается греческих и римских философов платонической школы, то они не верили подобным вещам относительно духа человека, но применяли вышеупомянутое учение к его душе или психической природе, которая, как мы ранее показали, не является божественным духом.
Аристотель, делая философский вывод в сочинении «О снах», очень ясно показывает это учение о двойственной душе, или душе и духе. «Нам необходимо выяснить, в какой части души появляются сны», – пишет он. Все древние греки верили, что у человека не только двойственная, но даже тройственная душа. И даже у Гомера мы находим термин «животная душа» или астральная душа, называемая г-ном Дрэйпером «духом» θυμός[7], и божественная душа νοῦς[8], имя, которым Платон также обозначал высший дух.
Индийские джайны считают, что душа, которую они называют дживой, была соединена от вечности даже с двумя сублимированными эфирными телами, одно из которых является неизменным и состоит из божественных сил высшего разума; другое является переменным, состоящим из грубых страстей человека, его чувственных ощущений и земных качеств. Когда душа очищается после смерти, она присоединяется к своему вайкарика, или божественному духу, и становится богом.
Последователи Вед, учёные брахманы, объясняют ту же доктрину в Веданте. Согласно их учению, душа как часть божественного вселенского духа или нематериального разума способна объединиться с квинтэссенцией своей высшей сущности. Учение
| 430 | 430 |
это подробно разработано; Веданта утверждает, что тот, кто достигает глубокого познания своего бога, становится богом, будучи в своём смертном теле, и приобретает превосходство над всем сущим.
Цитируя из ведического богословия следующий стих: «В действительности есть только одно божество, верховный дух; он имеет ту же природу, что и душа человека», г-н Дрейпер стремится показать, что эти буддийские учения пришли в Восточную Европу через Аристотеля. Мы полагаем, что это утверждение необоснованно, так как Пифагор, а после него Платон учили о них задолго до Аристотеля. Если впоследствии более поздние платоники приняли в своей диалектике аристотелевские аргументы об эманации, то просто потому, что его взгляды в некотором отношении совпадали со взглядами восточных философов. Пифагорейские числа гармонии и эзотерические учения Платона о творении неотделимы от буддийской доктрины эманации; и великая цель философии Пифагора, а именно, освободить астральную душу от оков материи и рассудка, и вследствие этого сделать её пригодной для вечного созерцания духовного, является теорией, тождественной буддийской доктрине окончательного растворения. Это есть нирвана, истолкованная в правильном смысле этого слова, или метафизическое учение, о существовании которого только сейчас начинают догадываться наши современные санскритологи.
Если учения Аристотеля оказали на поздних неоплатоников такое «первостепенное влияние», то почему ни Плотин, ни Порфирий, ни Прокл никогда не принимали его теории о снах и пророческих видениях души? В то время как Аристотель считал, что большинство из тех, кто пророчествует, «поражены безумием»[1] (тем самым снабдив некоторых американских плагиаторов и специалистов несколькими разумными мыслями для дальнейшего искажения); взгляды же Порфирия, а, следовательно, и Плотина, были диаметрально противоположными. По самым важным вопросам метафизических рассуждений Аристотель постоянно противоречит неоплатоникам. Более того, либо буддийская нирвана не является нигилистической доктриной, как это сейчас представляется, либо неоплатоники не принимали её в этом смысле. Конечно, г-н Дрейпер не возьмётся утверждать, что Плотин, Порфирий, Ямвлих или какой-либо другой философ их мистической школы не верили в бессмертие души? Сказать, что кто-либо из них стремился к экстазу как к «предвкушению погружения во вселенскую мирскую душу» в том смысле, в котором буддистская нирвана понимается любым санскритологом, значит поступить несправедливо по отношению к этим философам. Нирвана не является (как считает г-н Дрейпер) «повторным растворением во вселенской энергии, вечным покоем или блаженством», но, понимаемая буквально упомянутыми учёными, означает взрыв, исчезновение, полное уничтожение, а не растворение.[2] Никто, насколько нам известно, никогда
[1] «De Vatibus in Problemata» «О пророках в сочинении «Проблемы», раздел 21.
[2] См. Макс Мюллер «Стружки из немецкой мастерской», Т. 1, гл. 11 «Значение нирваны».
| 431 | 431 |
не занимался выяснением истинного метафизического значения этого слова, которого нельзя найти даже в «Ланкаватаре»[1], дающей различные толкования термина «нирвана» брахманами-тиртхаками. Поэтому тот, кто читает этот отрывок в сочинении г-на Дрейпера и имеет в виду лишь общепринятый смысл нирваны, может естественно предположить, что Плотин и Порфирий были нигилистами. Подобные страницы из «Конфликта религии и науки» дают нам некое право предполагать, что либо 1) учёный автор желал поставить Плотина и Порфирия на одну доску с Джордано Бруно, которого он по ошибке делает атеистом; либо 2) что он никогда не утруждал себя изучением жизни этих философов и их взглядов.
Но даже для того, кто знает профессора Дрейпера только понаслышке, последнее предположение просто абсурдно. Поэтому мы должны с глубоким сожалением допустить, что он захотел исказить их религиозные устремления. Современным философам, чья единственная цель, по-видимому, состоит в том, чтобы исключить мысль о Боге и бессмертном духе из умов человечества, бесспорно неудобно рассматривать наиболее прославленных языческих платоников с исторической беспристрастностью и быть вынужденными признавать с одной стороны их глубокие знания – гениальность, достижения в самых сложных философских вопросах и, следовательно, их проницательность, а с другой стороны – их безоговорочную приверженность доктрине бессмертия, окончательному торжеству духа над материей, а также абсолютную веру в Бога и богов или духов, в возвращение умерших, различные видения и другие «духовные» явления. Это представляет дилемму, с которой человеческая натура академиков не может так легко справиться.
План, к которому прибегает Лемприер[2] в такой чрезвычайной ситуации, как описано выше, грубее, чем у профессора Дрейпера, но в равной степени эффективен. Он обвиняет древних философов в преднамеренной лжи, обмане и легковерии. После того, как Лемприер обрисовал своим читателям Пифагора, Плотина и Порфирия как чудо учёности, нравственности и всевозможных достоинств, в том числе личных, как людей, отличавшихся чистотой жизни и самоотверженным поиском божественных истин, он, не колеблясь, причисляет «этого знаменитого философа» (Пифагора) к самозванцам, в то время как Порфирию он приписывает «легковерие, недостаток рассудительности и нечестность». Вынужденный согласно историческим фактам отдавать им должное в ходе своего повествования, он отображает своё фанатичное предубеждение в заключённых в скобках комментариях, которые он позволяет себе делать. От этого старомодного писателя прошлого века мы узнаём, что человек может быть честным и в то же время самозванцем, а также чистым, добродетельным и великим философом, и всё же непорядочным человеком, лжецом и глупцом!
В другом месте мы показали, что «тайное учение» не признаёт
[1] «Ланкаватара», перевод Бюрнуфа в его «Introd. à ľHistoire du bouddhisme indien», стр. 516.
[2] «Классический словарь».
| 432 | 432 |
бессмертия для всех людей в равной степени. «Глаз никогда бы не увидел солнце, если бы он не был от природы солнца», – сказал Плотин. Только «благодаря высочайшей чистоте и целомудрию мы можем приблизиться к Богу и получить через созерцание Его истинное знание и озарение», – пишет Порфирий. Если человеческая душа пренебрегала в течение своей жизни освещением от своего божественного духа, нашего личного Бога, тогда слишком чувственному человеку из плотной материи трудно продолжать жить в течение длительного времени после своей физической смерти. Как уродец не может долго жить после своего физического рождения, так и душа, когда она стала очень материальной, не может долго существовать после своего рождения в духовном мире. Жизнеспособность астральной формы настолько слаба, что частицы не могут накрепко слипаться, однажды выскользнув из неподатливой капсулы внешнего тела. Её частицы, постепенно подчиняясь дезорганизующему притяжению вселенского пространства, в конце концов разлетаются без возможности повторного соединения. Вследствие такой катастрофы индивидуум перестаёт существовать; его славный Авгоэйд покидает его. В течение промежуточного периода между его телесной смертью и распадом астральной формы, последняя, связанная магнетическим притяжением с его ужасным трупом, бродит вокруг и высасывает жизненные силы из восприимчивых жертв. Человек, отгородившийся от всех лучей божественного света, теряется во тьме и поэтому цепляется за землю и всё земное.
Ни одна астральная душа, даже душа чистого, хорошего и добродетельного человека, не является бессмертной в самом строгом смысле этого слова; «из элементов она была создана, и в элементы должна вернуться». Только в то время, когда душа нечестивых людей исчезает и поглощается без надежды на исправление, душа любого другого человека, даже умеренно чистого, просто меняет свои эфирные частицы на ещё более эфирные. И, пока в нём остаётся божественная искра, личность или, вернее, эго его личности не может умереть. «После смерти, – пишет Прокл, – душа (дух) продолжает пребывать в воздушном теле (в астральной форме), до тех пор, пока она полностью не очистится от всех злых и чувственных страстей... а затем при второй смерти сбрасывает с себя воздушное тело, как прежде земное. При этом древние говорят, что существует небесное тело, которое постоянно соединено с душой и является бессмертным, сияющим и звёздноподобным».
А теперь мы переходим после некоторого отступления к дальнейшему рассмотрению вопроса о рассудке и инстинкте. Последний, по мнению древних, имел божественное происхождение, а первый – чисто человеческое. Один (инстинкт) является продуктом чувств, понятливости, которой обладают даже низшие животные, у кого нет рассудка, – это αἰσθητικόν[9]; другой же является продуктом рефлексивных способностей – νοητικόν[10], обозначающим рассудительность и интеллектуальность человека. Следовательно, животное, лишённое рассудительных способностей, имеет в своём врождённом инстинкте безошибочную способность, являющуюся лишь той божественной искрой, которая скрыта в каждой частице неорганической
| 433 | 433 |
материи или самого материализованного духа. В еврейской каббале вторая и третья главы Книги Бытия объясняются так: когда второго Адама создают «из праха», материя уже стала настолько плотной, что она царила повсюду. Из её похоти эволюционирует женщина, а у Лилит всё лучшее от духа. Господь Бог, «ходя по саду в прохладе дня» (закат духа или божественного света, сокрытого тенями материи) проклинает не только тех, кто совершил грех, но даже саму землю и все живые существа, а искусителя, змея-материю, больше всех.
Кто, кроме каббалистов, может объяснить этот кажущийся акт несправедливости? Как нужно понимать это проклятие всех созданий, невиновных ни в одном преступлении? Аллегория очевидна. Проклятие присуще самой материи. Отныне она обречена на борьбу с собственной грубостью ради очищения; сокрытая искра божественного духа, хотя и тлеющая, всё ещё находится в ней; и непреодолимое влечение вверх заставляет её продираться к освобождению многими скорбями.
Логика показывает нам, что вся материя имеет общее происхождение и что она должна иметь общие атрибуты, и поскольку жизненная и божественная искра находится в материальном теле человека, она должна быть сокрыта в каждом низшем виде.
Латентный склад ума, который в нижних царствах распознаётся как полубезсознательность, сознание и инстинкт, в человеке проявляется в значительной степени. Рассудок, как порождение физического мозга, развивается за счёт инстинктивного (мерцающего воспоминания о некогда божественном всеведении) духа. Этот признак превосходства физического человека над всеми другими организмами часто посрамляется инстинктом животного. Поскольку его мозг более совершенен, чем мозг любого другого существа, его эманации должны, естественно, демонстрировать наивысшие результаты умственной деятельности; рассудок помогает только при рассмотрении чего-то материального; он не способен помочь своему обладателю в познании духа. Утратив инстинкт, человек теряет свои интуитивные способности, которые являются венцом и конечной целью инстинкта. Рассудок есть неуклюжее оружие учёных, а интуиция – безошибочный советчик провидца. Инстинкт указывает растениям и животным сроки для размножения видов и ведёт бессловесное животное на поиски подходящего лекарства в час болезни. Рассудок (гордость человека) не может контролировать пристрастия своей материи или налагать ограничения на желания своего тела. Будучи далёким от того, чтобы самому быть своим собственным врачом, рассудок своими тонкими изощрениями слишком часто приводит человека к собственному уничтожению.
Нет ничего более очевидного, чем утверждение, что совершенство материи достигается за счёт инстинкта. Зоофит[11], прилепившийся к подводной скале и открывающий рот, чтобы привлечь проплывающую пищу, демонстрирует пропорционально своей физической структуре больше инстинкта, чем кит. Муравей с его замечательными архитектурными, социальными и политическими
| 434 | 434 |
способностями, находится несказанно выше на шкале, чем хитрый бенгальский тигр, стерегущий свою добычу. «С трепетом и удивлением, – восклицает Дюбуа-Раймон, – должен исследователь природы рассматривать ту микроскопическую молекулу нервного вещества, которая является местом пребывания кропотливой, созидательной, организованной, верной, бесстрашной души муравья!»
Как и всё остальное, что зарождается в глубинах психологии, инстинкт слишком долго игнорировали в царстве науки. «Мы понимаем, что указывало человеку путь облегчения при всех его физических недугах», – пишет Гиппократ.
«И это – инстинкт более ранних рас, когда холодный рассудок ещё не омрачил внутреннее видение человека... Его указаниями никогда не следует пренебрегать, ибо только одному инстинкту мы обязаны нашими первыми средствами от разных болезней».[1] Мгновенно и безошибочно знание всеведущего разума, и инстинкт присущ всему в отличие от ограниченного рассудка; но при неуверенном развитии последнего богоподобная природа человека часто полностью поглощается всякий раз, когда он закрывает от себя божественный свет интуиции. Один ползёт, другой летит; рассудок – сила мужчины, интуиция – предвидение женщины!
Плотин, ученик великого Аммония Саккаса, главного основателя неоплатонической школы, учил, что человеческое знание имеет три восходящих ступени: мнение, наука и озарение. Он объяснял это тем, что «средствами или орудиями мнения являются чувства или восприятие; орудием науки – диалектика, а орудием озарения – интуиция (или божественный инстинкт). Рассудок подчинён интуиции; и она есть абсолютное знание, основанное на отождествлении сознания с познаваемым объектом».
Молитва раскрывает духовное видение человека, поскольку молитва – это желание, а желание развивает волю; магнетические эманации, исходящие от тела при каждом усилии (будь то умственном или физическом) вызывают само-магнетизацию и экстаз.
Плотин рекомендовал уединяться для молитвы, что наиболее эффективно для получения того, о чём просят; и Платон советовал молящимся, «пребывать в молчании в присутствии божеств, пока они не уберут облако с твоих глаз и не позволят тебе видеть посредством света, исходящего от них самих». Аполлоний всегда уединялся на время «бесед», которые он вёл с Богом, и всякий раз, когда он чувствовал необходимость божественного созерцания и молитвы, он укутывался с головой в белый шерстяной плащ. «Ты же, когда молишься, войди в комнату[12] твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне», – говорит Назарянин, ученик ессеев.
Каждое человеческое существо рождается с зачатками внутреннего чувства, называемого интуицией, которая может развиться в то, что шотландцам известно,
[1] См. Кабанис «История медицины».
| 435 | 435 |
как «второй зрение». Все великие философы, которые, подобно Плотину, Порфирию и Ямвлиху, обладали такой способностью, учили этому. «Существует одна способность человеческого разума, – пишет Ямвлих, – которая превосходит всё, что рождается или появляется на свет. Посредством неё мы можем достичь единения с высшими разумами, чтобы перенестись за пределы этого мира и принять участие в высшей жизни с её особыми небесными силами».
Если бы не было внутреннего видения или интуиции, у евреев никогда не было бы своей Библии, а у христиан Иисуса. То, что Моисей и Иисус дали миру, было плодом их интуиции или просветления. То, как после них старейшины и учителя позволили этому миру понимать их, является догматическими искажениями, и слишком часто богохульством.
Принимать Библию как «откровение» и верить в буквальный перевод – это хуже, чем абсурд, это богохульство против божественного величия «Невидимого». Если бы нам пришлось судить о Божестве и мире духов согласно человеческим толкователям, то теперь, когда филология идёт огромными шагами в области сравнительных религий, вера в Бога и бессмертие души не могли бы противостоять атакам рассудка даже и сотню лет.
Только интуиция поддерживает веру человека в Бога и духовную жизнь – то божественное проявление нашего внутреннего Я, которое бросает вызов смешным обрядам римско-католического священника с его нелепыми идолами, тысяче и одной церемонии брахмана с его идолами, а также жалобным тирадам протестантского проповедника с его унылым и сухим вероучением без идолов, но с беспредельным адом и в конце с прицепленными к нему проклятиями. Если бы не эта неумирающая, хотя и часто колеблющаяся интуиция из-за чрезмерной засорённости материей, то жизнь человека была бы пародией, а человечество – обманом. Это неистребимое чувство присутствия кого-то снаружи и внутри нас является тем, что никакие догматические противоречия и внешние формы поклонения не могут разрушить в человечестве, что бы ни делали учёные и духовенство.
Вдохновлённый такими мыслями о безграничности и безличности Божества, Гаутама Будда, индийский Христос, воскликнул: «Как четыре реки, впадающие в Ганг, теряют свои имена, как только смешивают свои воды со священной рекой, так и все верующие в Будду перестают быть брахманами, кшатриями, вайшьями и шудрами!»
Ветхий Завет был составлен и систематизирован из устных преданий; толпа никогда не знала его истинного значения, поскольку Моисею было приказано передать «сокрытые истины» только его семидесяти старейшинам, на которых «Господь» излил дух, бывший на законодателе. Маймонид, чей авторитет и чьи знания о священной истории едва ли возможно отрицать, говорит: «Всякий, кто постигает истинный смысл Книги Бытия, должен позаботиться о том, чтобы не разглашать его... Когда человек открыл
| 436 | 436 |
истинный смысл её сам или с помощью другого человека, тогда он должен молчать; или, когда бы он стал говорить об этой книге, он должен говорить о ней лишь неясно и загадками».
Кроме Маймонида такое признание о том, что всё написанное в Священном Писании является аллегорией, было сделано другими еврейскими авторитетами; так мы находим у Иосифа Флавия утверждение о том, что Моисей «философствовал» (говорил загадками в виде образной аллегории), когда писал книгу Бытия.
Поэтому современная наука, пренебрегая разгадкой истинного смысла Библии и позволяя всему христианскому миру продолжать верить в мёртвую букву иудейского богословия, молчаливо становится сообщницей фанатичного духовенства. Она не имеет права высмеивать письмена людей, которые, когда писали их, никогда не думали, что они получат такое странное толкование в руках враждебной религии. То, что их самые священные тексты могут обернуться против них самих и что кости мертвецов могут заглушить дух истины, является самой печальной чертой христианства!
«Боги существуют, – говорит Эпикур, – но они не те, кем считает их толпа, οἱ πολλοί[13]». И всё же Эпикур по обычному суждению поверхностных критиков признан и выставлен напоказ как материалист.
Но ни великая первопричина, ни её эманация (человеческий, бессмертный дух) не остались «без свидетеля». Месмеризм и современный спиритуализм существуют для того, чтобы подтвердить великие истины. На протяжении более пятнадцати веков из-за жестоких фанатичных преследований таких великих вандалов ранней христианской истории, как Константин и Юстиниан, древняя МУДРОСТЬ медленно вырождалась, пока постепенно не погрузилась в глубочайшую трясину монашеского предрассудка и невежества. Пифагорейское «знание вещей, как они есть», глубокая эрудиция гностиков, испытанные обществом и временем учения великих философов, все они были отвергнуты как доктрины антихриста и язычества и преданы огню.
Царство мудрости закончилось с последними семью мудрецами Востока, оставшейся группы из числа неоплатоников, Гермием, Прискианом, Диогеном, Евлалием, Дамаскием, Симплицием и Исидором, бежавшими от фанатических гонений Юстиниана в Персию. Книги Тота (или Гермеса Трисмегиста), которые содержат на своих священных страницах духовную и физическую историю сотворения и развития нашего мира, были преданы забвению и презрению на многие века. Для них не нашлось толкователей в христианской Европе; филалетов или мудрых «любителей истины» уже не было; на смену им пришли легкомысленные насмешники, монахи папского Рима, с тензурами и в капюшонах, которые боятся истины в любой форме, откуда бы она ни появлялась, если она хотя бы в малой степени противоречит их догмам. Что же касается скептиков, то вот, что говорит профессор Александр Уайлдер
| 437 | 437 |
о них и их последователях в своём очерке «Неоплатонизм и алхимия»:
«Прошло столетие с тех пор, как составители французской «Энциклопедии» ввели скептицизм в кровь цивилизованного мира и сделали позорной веру в фактическое существование всего того, что нельзя экспериментально проверить в тиглях или доказать критическими рассуждениями. Даже сейчас требуется объективность, а также смелость, чтобы отважиться рассматривать предмет, который на протяжении многих лет отрицали и презирали только потому что не был достаточно хорошо или правильно понят. Отважным должен быть тот человек, который не считает герметическую философию псевдонаукой и веря в неё, требует для её изложения терпеливого выслушивания. Однако её провозвестники когда-то были высшими мастерами учёных исследований и героями среди простых людей. Кроме того, ничто нельзя презирать, во что люди благоговейно верили, и пренебрежение к искренним убеждениям других людей является само по себе признаком невежества и мелочного ума».
И теперь, воодушевлённые словами этого учёного, который не является ни фанатиком, ни консерватором, мы напомним о некоторых вещах, которые, по словам путешественников, они видели в Тибете и Индии, и которые высоко ценятся местными жителями как практические доказательства истинности философии и науки, переданные им предками.
Во-первых, мы можем рассмотреть наиболее замечательный феномен, который можно увидеть в храмах Тибета, и рассказы о котором достигли Европы через очевидцев, не являвшихся католическими миссионерами, чьи свидетельства мы исключаем по понятным причинам. В начале нынешнего столетия флорентийский учёный, скептик и корреспондент Французского института, которому было разрешено переодетому проникнуть в освящённые окрестности буддийского храма, где проходила самая торжественная из всех церемоний, рассказывает следующий случай, очевидцем которого он был.
Алтарь храма был подготовлен к приёму воскресшего Будды, найденного посвящённым священством и признанного по некоторым тайным знакам перевоплощённым в новорождённого младенца. Младенца, которому было всего несколько дней, принесли в присутствии собравшихся людей и почтительно положили на алтарь. Внезапно приняв сидячую позу, младенец начинает произносить громким мужским голосом следующие предложения: «Я – Будда, я – его дух; и я, Будда, ваш далай-лама, покинул старое, дряхлое тело в храме... и выбрал тело этого младенца в качестве своего следующего земного жилища». Наш учёный, получив, наконец, позволение от священнослужителей, с должным почтением берёт младенца на руки и относит его на такое расстояние от них, чтобы можно было убедиться в том, что никакого чревовещания здесь нет, а младенец смотрит на серьёзного академика таким взглядом, что у учёного, по его словам, «кровь стынет в жилах», и повторяет ранее сказанные им слова. Подробный отчёт об этом происшествии, заверенный подписью этого очевидца, был отправлен в Париж,
| 438 | 438 |
но члены Института, вместо того, чтобы принять свидетельство учёного наблюдателя с подобающим доверием, пришли к выводу, что флорентиец либо получил солнечный удар, либо был обманут ловким акустическим трюком.
Хотя, по словам г-на Станислава Жюльена, французского переводчика священных китайских текстов, в «Лотосе» [1] есть стих, в котором говорится, что «Будду так же трудно найти, как цветок удумбара и палāса[14]», если верить нескольким очевидцам, такое явление действительно случается. Конечно, это происходит редко, потому что это происходит лишь после смерти каждого великого Далай-ламы; а эти почтенные старые джентльмены живут, как известно, долго.
Бедный аббат Гюк, чьи сочинения о путешествиях по Тибету и Китаю так хорошо известны, рассказывает о том же факте нового воплощения Будды. Кроме того, он добавляет одно любопытное обстоятельство, что оракул-младенец доказал свои претензии на то, чтобы быть старым разумом в молодом теле, предоставив вопрошавшим, «и тем, кто знал его по прошлой жизни, самые точные подробности своего предыдущего земного существования».
Стоит сказать, что де Муссо, который подробно объясняет это явление, приписывая его как нечто само собой разумеющееся дьяволу, серьёзно отмечает относительно самого аббата тот факт, что он был лишён духовного сана (défroqué[15]), является событием, и это «по моему (его) мнению, едва ли укрепит наше доверие к аббату». По нашему скромному мнению, это небольшое обстоятельство ещё более укрепит доверие к нему.
Сочинение аббата Гюка занесли в «Индекс»[16] из-за правдивого повествования о сходстве буддийских и римско-католических обрядов. Кроме того, его отстранили от миссионерской деятельности за то, что был слишком искренним. Если бы это был единственный пример чудо-младенца, то мы бы имели основание для некоторых сомнений относительно его признания.
Но, не говоря уже о пророках камизаров[17] 1707 года, среди которых был младенец пятнадцати месяцев от роду, говоривший по описанию Жак Дюбуа на хорошем французском языке «как будто Бог говорил через его уста», и о младенцах Севенны, чьи речи и пророчества были засвидетельствованы лучшими учёными Франции, в наше время у нас также есть примеры столь же замечательного характера.
Газета «Lloyd's Weekly Newspaper» за март 1875 года поместила сообщение о следующем феномене: «В Саарлуи, Франция, родился ребёнок. Мать только что разрешилась от бремени, акушерка не переставала разглагольствовать о «благословенном созданьице», а друзья поздравляли счастливого отца, когда кто-то спросил, который час. Судите сами, как все удивились, когда отчётливо услышали ответ новорождённого:
[1] «Le lotus de la bonne lot» «Лотос благого закона» Э. Бюрнуф, перевод с санскрита.
| 439 | 439 |
«Два часа»! Но это ещё ничего по сравнению с тем, что последовало далее. Присутствовавшие смотрели на младенца с безмолвным удивлением и тревогой, когда он открыл глаза и сказал: «Меня послали в мир сказать вам, что 1875 год будет хорошим, а 1876 год будет годом крови». Проговорив это пророчество, он перевернулся на бок и испустил дух, прожив лишь полчаса».
Нам неизвестно, получил ли этот случай официальное подтверждение со стороны гражданских властей (конечно, напрасно ждать его от духовенства, так как из него нельзя извлечь никакой выгоды или почёта), но даже если респектабельное британское коммерческое периодическое издание не несёт ответственности за эту историю, результаты заслуживают особого интереса. Только что прошедший 1876 год (мы пишем в феврале 1877 года), был особенно, и, по сравнению с мартом 1875 года, неожиданно годом крови.
В Дунайских княжествах была написана одна из самых кровавых глав истории войн и грабежей, а именно глава о насилии мусульман над христианами, равного которому не было с тех пор, как солдаты-католики истребляли десятками тысяч простых уроженцев Северной и Южной Америки, а протестанты-англичане шаг за шагом продвигались к имперскому трону Дели через реки крови.
Если пророчество Саарлуи и было всего лишь газетной сенсацией, тем не менее, поворот событий возвысил его до уровня сбывшегося предсказания; 1875 год был годом великого изобилия, а 1876, к удивлению всех, годом кровопролития.
Но даже если выяснится, что пророк-младенец никогда не открывал своих уст, случай с младенцем Дженкенов всё ещё остаётся загадкой для исследователя. Это один из самых удивительных случаев медиумизма. Мать младенца – знаменитая Кейт Фокс, его отец Г. Д. Дженкен, магистр права, лондонский адвокат. Младенец родился в Лондоне, в 1873 году, и прежде, чем ему исполнилось три месяца, проявил признаки медиумизма. Стуки слышались в его подушке и колыбели, а также в самом отце, державшем младенца на коленях, когда г-жи Дженкен в это время не было дома. Два месяца спустя, рукой младенца было написано послание из двадцати слов, без подписи. Адвокат из Ливерпуля по имени Дж. Уэйсон, присутствовал при этом и вместе с матерью и няней составил официальный документ, подтверждавший этот факт, который был опубликован в лондонском периодическом издании «Medium and Daybreak» от 8 мая 1874 года. Профессиональное и научное звание г-на Дженкен делает в высшей степени невероятным предположение, что он поддался обману. Более того, младенец находился настолько недалеко от Королевского института, членом которого является его отец, что у профессора Тиндаля и его коллег не было никаких оправданий пренебрегать изучением этого психологического феномена, чтобы оповестить о нём весь мир.
Поскольку священный младенец Тибета находился очень далеко, то нашли наиболее удобный план, а именно категорическое отрицание с намёками на солнечный удар и акустическое
| 440 | 440 |
оборудование. Что касается лондонского ребёнка, дело обстоит ещё проще; им надо только подождать, пока ребёнок подрастёт и научится писать, а затем полностью опровергнуть эту историю!
Как и другие путешественники, аббат Гюк рассказывает нам об одном чудесном дереве Тибета, которое называется Кумбум, то есть деревом 10000 образов и букв. Оно не будет расти ни на какой другой широте, хотя иногда пытались провести эксперимент; и его нельзя даже размножать черенками.
Предание говорит о том, что оно выросло из волос ламы Цонкапа, одного из аватаров или воплощений Будд. Но мы предоставим аббату Гюку самому рассказать остальную часть истории:
«Если развернуть любой из его листьев, то можно увидеть либо букву, либо религиозное выражение, написанное сакральными письменами, и эти буквы такого совершенного шрифта, что набор шрифтов Дидо не содержит ни одного более превосходного. Раскройте листья, готовые уже сами развернуться, и увидите, как появляются буквы или отдельные слова, что и является чудом этого уникального дерева! Переключите внимание с листьев растения на кору его ветвей, и новые символы бросятся вам в глаза! Не ослабляйте интереса, приподнимите верхние слои коры, и уже ДРУГИЕ ПИСЬМЕНА покажутся ниже тех, чья красота вас так поразила. Не думайте, что эти сменяющие друг друга слои коры повторяют один и тот же оттиск. Нет, совсем наоборот, поскольку каждый тонкий слой приподнятый вами, открывает вашему взору свой особый шрифт. Как же тогда можно заподозрить ловкость рук? Я сделал всё возможное, чтобы обнаружить хоть малейшие следы трюков, но мой недоумевающий ум не смог заметить ничего сколько-нибудь подозрительного».
К рассказу г-на Гюка мы хотим добавить, что письмена, появляющиеся на разных частях дерева Кумбум, написаны на сензаре (или языке Солнца) буквами древнего санскрита; и что священное дерево в различных его частях содержит in extenso[18] всю историю творения и по существу священные книги буддизма. В этом отношении оно так же связано с буддизмом, как и изображения в храме города Дендера в Египте связаны с верой древних фараонов.
Эта вера кратко описана профессором В.Б. Карпентером, президентом Британской ассоциации, в его манчестерской лекции по Египту. Он ясно даёт понять, что еврейская Книга Бытия есть не что иное, как выражение древних еврейских понятий, основанных на графических письменах египтян, среди которых они жили. Но он выражается не совсем ясно, кроме приводимых выводов, считает ли он, что изображения города Дендера или повествование Моисея являются всего лишь аллегорией или претендуют на историческое повествование.
Невозможно понять, как учёный, посвятивший себя лишь самым поверхностным исследованиям данного предмета, может рискнуть утверждать, что древние египтяне имели
| 441 | 441 |
такие же нелепые представления о мгновенном сотворении мира, как и ранние христианские богословы! Откуда ему известно, что, поскольку изображения в Дендерах представляют космогонию этих богословов согласно той же аллегории, они намеревались показать события, происходившие в течение шести минут или шести миллионов лет? Это может также указывать аллегорически как на шесть последовательных эпох или эонов, или вечность, так и на шесть дней. Кроме того, «Книги Гермеса» определённо не подтверждают данное указание, а Авеста называет шесть особых периодов, каждый из которых охватывает тысячи лет, а не дней. Многие египетские иероглифы противоречат теории д-ра Карпентера, и Шампольон отплатил за древних многими подробными отчётами. Мы думаем, что из сказанного прежде читателю станет ясно то, что в египетской философии нет места для каких-либо эдаких непродуманных догадок, даже если сами евреи в них когда-либо верили; египетская космогония рассматривала человека как результат эволюции, и его развитие было отмечено чрезвычайно продолжительными циклами. Но вернёмся к чудесам Тибета.
Если говорить о картинах, то картину, описанную Гюком и которую он видел в неком ламаистском монастыре, вполне можно считать одной из самых замечательных в мире. Это – простой холст без всякого механического устройства, как любой посетитель может подтвердить, осмотрев его на досуге. На нём изображён освещённый луной пейзаж, но луна вовсе не неподвижна и не мертва; совсем наоборот, поскольку, по словам аббата, можно сказать, что сама наша луна или по крайней мере её живой двойник освещали картину. Каждая фаза, каждый аспект, каждое движение нашего спутника воспроизводится в точности при перемещении луны по этой священной картине. «Вы видите на картине эту планету то в виде полумесяца или полной, ярко сияющей луны, то скрывающейся за облаками, то выглядывающей из-за них самым необычным образом соответствуя небесному светилу. Одним словом, самое раболепное и великолепное воспроизведение бледной царицы ночи, которой в древние времена поклонялись многие народы».
Когда мы думаем об удивлении, которое такая картина неизбежно вызовет у одного из наших самодовольных академиков (она ни в коем случае не единственная, поскольку в других частях Тибета и Японии есть картины, изображающие движение солнца), когда мы думаем, так сказать, о его замешательстве, зная, что если бы он рискнул рассказать неприкрытую правду своим коллегам, то его судьба, вероятно, была бы такой же, как и у бедного Гюка, и его вышвырнули бы из академиков как лжеца или сумасшедшего, при том мы не можем не вспомнить шутку Тихо Браге, рассказанную Гумбольдтом в его сочинении «Космос»[1].
«Однажды вечером, – пишет великий датский астроном, – когда по своей
[1] «Космос», кн. III, часть I, стр. 168.
| 442 | 442 |
обычной привычке я рассматривал небосвод, к своему неописуемому изумлению я увидел вблизи зенита в Кассиопее сияющую звезду необычайных размеров. Поражённый увиденным, я не мог поверить своим глазам.
Некоторое время спустя я узнал, что в Германии ломовые извозчики и другие представители низших классов неоднократно предупреждали учёных о том, что в небе можно будет увидеть великое явление; этот факт предоставил как прессе, так и публике ещё одну возможность не отказать себе в удовольствии пошутить над учёными, которые не смогли в прошлом предсказать появление нескольких комет».
С самых древних времён брахманы обладали прекрасными знаниями во всех областях магических искусств. От Пифагора, первого философа, который учился мудрости у гимнософистов[19], и Плотина, который был посвящён в тайну слияния своего «я» с божеством посредством абстрактного созерцания, вплоть до современных адептов, было хорошо известно, что искать источники «сокровенной» мудрости следует в земле брахманов и Гаутамы Будды.
Только будущим векам предстоит открыть эту великую истину и принять её как таковую, тогда как теперь она унижена до суеверия. Что даже величайшие учёные знали об Индии, Тибете и Китае вплоть до последней четверти этого века?
Самый неутомимый учёный Макс Мюллер говорит нам, что до этого ни один подлинный документ по буддийской религии не был доступен европейским филологам; что пятьдесят лет назад «не было ни одного учёного, который мог перевести хотя бы строку из Вед, Зенд-Авесты или буддийской Трипитаки», не говоря уже о других диалектах или языках.
И даже сейчас, когда в распоряжении науки есть различные священные тексты, то они представляют лишь очень неполные издания этих сочинений, и абсолютно ничего нет из тайной священной литературы буддизма. И то немногое, что удалось понять нашим санскритологам, и что поначалу Макс Мюллер называл мрачными «джунглями религиозной литературы или превосходнейшим убежищем для лам и далай-лам», теперь начинает проливать тусклый свет на первозданную тьму.
Мы находим у этого учёного утверждение о том, что казавшееся на первый взгляд в лабиринте религий мира лишь тьмой, самообманом и тщетой, начинает обретать другую форму. «Кажется унизительным, – пишет он, – применение самого слова «религия» к дикому бреду индийских йогов и кощунственному богохульству китайских буддистов...
Но по мере того, как мы медленно и терпеливо продолжаем идти сквозь мрачные темницы, наши глаза, по-видимому, всё больше открываются, и мы видим проблеск света там, где сначала была тьма». [1]
[1] «Лекция по Ведам».
| 443 | 443 |
В качестве иллюстрации того, как даже то поколение, которое непосредственно предшествовало нашему, было в малой степени компетентно судить о религиях и верованиях нескольких сотен миллионов буддистов, брахманов и парсов, пусть исследователь ознакомится с анонсом научной работы, опубликованной в 1828 году профессором Данбаром, первым учёным, который решил доказать, что санскрит происходит от греческого языка. Этот анонс появился под следующим названием:
«Исследование структуры и родства греческого и латинского языков с выбранными сравнениями из санскрита и готского языка, с приложением, в котором предпринята попытка доказать ПРОИСХОЖДЕНИЕ САНСКРИТА ОТ ГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА. Джордж Данбар, член Королевского общества Эдинбурга, профессор греческого языка Эдинбургского университета. Цена 18 центов». [1]
Если бы Макс Мюллер с его нынешними представлениями свалился с неба посреди учёных того времени, то нам хотелось бы собрать эпитеты, которыми учёные академики смогли бы наградить смелого новатора, классифицирующего языки по генеалогическим признакам и говорящего, что «санскрит по сравнению с греческим и латинским языками является их старшим братом... самым ранним хранилищем арийской речи».
Итак, можно естественно предположить, что в 1976 году те же критические замечания будут справедливо применены ко многим научным открытиям, которые наши учёные считают убедительными и окончательными. То, что сейчас называется суеверным словоблудием и тарабарщиной простых язычников и дикарей, появившимися много тысячелетий назад, может содержать основной ключ ко всем религиозным системам. Осторожная фраза блаж. Августина (любимого автора в лекциях Макса Мюллера), а именно, «не существует ложной религии, не содержащей каких-либо элементов истины», всё же может быть с триумфом подтверждена; тем более, что она является далеко не оригинальной фразой епископа Гиппонского, но была заимствована им из сочинений Аммония Саккаса, великого александрийского учителя.
Этот «наученный богом» философ, θεοδίδακτος[20], до изнеможения повторял эти же слова в своих многочисленных трудах за 140 лет до Августина. Признавая Иисуса как «прекрасного человека и друга Божьего», он всегда утверждал, что Иисус не помышлял отменять общение с богами и даймонами (духами), а просто хотел очистить древние религии. Он также говорил, что «религия толпы шла рука об руку с философией, и с ней разделяла участь постепенного разложения и помрачения простым человеческим тщеславием, суеверием и ложью, и поэтому её нужно вернуть к первоначальной чистоте, очистив от нечистоты и изложив её согласно философским принципам,
[1] «Классический журнал», Т. IV, стр. 107, 348.
| 444 | 444 |
и всё то, что имел в виду Христос, заключалось в восстановлении первобытной целостности древней мудрости». [1]
Именно Аммоний первым начал учить, что любая религия основана на одной и той же истине, а именно на мудрости, которую можно найти в книгах Тота (Гермеса Трисмегиста), из коих книг Пифагор и Платон почерпнули всю свою философию. А учение Пифагора, как он утверждал, было идентично самым ранним учениям брахманов, теперь воплощённых в древнейших Ведах.
«Имя Тота, – пишет профессор Уайлдер, – означает коллегию или собрание» [2], и «не исключено, что книги были названы так, являясь собранием оракулов и доктрин священного братства Мемфиса. Раввин Вайз выдвинул похожую гипотезу в отношении божественных высказываний, записанных в Еврейском Писании, но индийские авторы утверждают, что во время правления царя Кансы, племя яду[21] (иудеи?) или священное племя покинуло Индию и переселилось на Запад, унося с собой четыре Веды. Конечно, между философскими доктринами и религиозными обычаями египтян и восточных буддистов существовало большое сходство, но были ли герметичные книги и четыре Веды идентичными, сейчас неизвестно».
Но, безусловно, известно одно, а именно что до того, как Пифагор впервые произнёс слово «философ» при дворе царя филасийцев, «тайное учение» или мудрость была одинаковой во всех странах. Поэтому именно в древнейших текстах (наименее искажённых последующими подделками) мы должны искать истину. И теперь, когда филология овладела санскритскими текстами, которые можно смело называть документами намного более древними, чем Библия Моисея, долг учёных состоит в том, чтобы представить миру истину и ничего, кроме истины. Безотносительно скептических или богословских предрассудков они обязаны беспристрастно изучать оба документа, древнейшие Веды и Ветхий Завет, а затем решать, какой из двух является первоначальным шрути или откровением, а какой только смрити, что, согласно Максу Мюллеру, означает лишь воспоминание или предание.
Ориген пишет, что брахманы всегда славились чудесными исцелениями, которые они совершали с помощью определённых слов; [3] а в наше время мы находим, что Ориоли, учёный член-корреспондент Французского института, [4] подтверждает заявление Оригена, сделанное в третьем веке, и Леонардом де Вер в шестнадцатом веке, когда последний писал: «Есть также люди, которые, произнося некую фразу (заклинание), ходят босиком по раскалённым углям и по остриям ножей, всаженных
[1] См. у Мосхайма.
[2] «Неоплатонизм и алхимия».
[3] Ориген «Против Цельса».
[4] «Fatti relativi a mesmerismo» «Факты, связанные с месмеризмом», стр. 88- 93, 1842г.
| 445 | 445 |
в землю; и так, балансируя на них на одном большом пальце ноги, они поднимают на воздух тяжёлого человека или любой другой весьма тяжёлый груз. Они также могут укрощать диких лошадей и разъярённых быков одним только словом». [1]
Это слово можно найти в «Мантрах» Вед на санскрите, как говорят некоторые адепты. Филологи сами должны решить, есть ли такое слово в Ведах. Что касается свидетельств простых людей, то, по-видимому, такие магические слова в самом деле существуют.
Похоже, что почтенные отцы ордена иезуитов подцепили много таких трюков в своих миссионерских путешествиях. Бальдингер вполне этому верит. Щампинг – (индусское слово, от которого происходит современное слово «шампунь») это хорошо известная магическая манипуляция в Ост-Индии. Местные колдуны с успехом пользуются ею и по сей день, и именно от них отцы-иезуиты черпали мудрость.
Камерарий в своём сочинении «Horae Subsecivae»[22] рассказывает, что когда-то существовало великое соперничество в отношении «чудес» между августинцами и иезуитами. Спор, имевший место между генералом-приором августинцев, который был очень образованным человеком, и генералом иезуитов, который был весьма необразованным человеком, но обладающим магическими знаниями, последний предложил решить вопрос, подвергнув испытанию своих подчинённых, и выяснить, кто из них наиболее готов подчиниться своему начальству. Вслед за этим, обращаясь к одному из своих иезуитов, он сказал: «Брат Марк, нашим братьям холодно; я приказываю тебе, благодаря святому послушанию, в котором ты поклялся мне, немедленно принести сюда огня из кухонного очага пригоршни горящих углей, чтобы они могли согреться у твоих рук». Отец Марк сразу же подчинился и принёс пригоршни раскалённых углей и держал их до тех пор, пока все присутствующие не согрелись, после чего он отнёс их обратно в кухонный очаг. Генерал-приор августинцев казался удручённым, потому что никто из его подчинённых не подчинялся бы ему настолько. Иезуиты, таким образом, одержали победу.
Если вышеупомянутое рассматривать как анекдот, недостойный доверия, то мы спросим читателя, что мы должны думать о некоторых современных «медиумах», которые делают то же самое в состоянии транса. Показания нескольких весьма уважаемых и заслуживающих доверия свидетелей, таких как лорд Адэйр и г-н С. К. Холл, безупречны. «Духи», – возразят спиритуалисты. Это возможно, в случае американских и английских огнестойких медиумов; но не так в Тибете и Индии. На Западе «сенсетиву» приходится входить в состояние транса, прежде чем он станет неуязвимым с помощью «духов-руководителей», и мы бросаем вызов любому «медиуму», пусть он или она в своём нормальном физическом состоянии
[1] Леонардо Вайро «Trois livres des charmes, sorcelages, ou enchantemens» «Три книги заклинаний, колдовства или чар» Т. II, гл. 2; «La Magie au 19me Siecle» «Магия в 19 веке», стр. 332.
| 446 | 446 |
засунет руки по локоть в раскалённые угли или расплавленный свинец. Но на Востоке, независимо от того, является ли исполнитель святым ламой или нанятым колдуном (последний класс обычно называют «фокусниками»), он не нуждается ни в подготовке, ни в необычном состоянии, чтобы брать в руки огонь, раскалённые куски железа или расплавленный свинец. Мы видели в Южной Индии, как такие «фокусники» держат руки в печи с горящими углями, пока последние не превратятся в золу. Во время религиозной церемонии «Шива-Ратри» или ночи бдения Шивы, когда люди проводят целые ночи в бдении и молитве, некоторые из шиваитов пригласили фокусника-тамила, который совершал самые удивительные феномены, просто призвав на помощь духа, известного под именем Кутти-Саттан или маленький демон. Но, вовсе не позволяя людям думать, что им управляет или «руководит» этот гном (потому что это был гном, если вообще кто-нибудь), человек, согнувшись над своей огненной ямой, гордо обличал католического миссионера, который воспользовался возможностью и сообщал зрителям, что жалкий грешник «продался сатане». Не вынимая рук, засунутых по локоть, из горящих углей, внутри которых он чувствовал прохладу, тамил только повернул голову и бросил один высокомерный взгляд на покрасневшего миссионера. «Мой отец и отец моего отца, – сказал он, – пользовались услугами этого «малыша». В течение двух веков Кутти был верным слугой в нашем доме, и теперь, сэр, вы хотите, чтобы люди поверили, что он мой хозяин! Но они знают лучше». После этого он спокойно вынул руки из огня и приступил к другим представлениям.
Что же касается удивительной способности делать предсказания и способности ясновидения, которыми обладают некоторые брахманы, они хорошо известны любому европейцу, живущему в Индии. Если они по возвращении в «цивилизованные» страны смеются над такими историями, а иногда даже прямо отрицают их, то они только ставят под сомнение свою веру в них, а не сам факт.
Эти брахманы живут главным образом в «священных деревнях» и в укромных местах, в особенности на западном побережье Индии. Они избегают густонаселённых городов, и главным образом европейцев; лишь в редких случаях последние могут сойтись с этими «провидцами». Обычно считается, что это обстоятельство связано с религиозными установлениями их касты; но мы твёрдо убеждены, что во многих случаях это не так. Годы, возможно столетия, пройдут, прежде чем будет установлена истинная причина.
Что касается низших каст, называемых некоторыми миссионерами поклонниками дьявола, то вопреки благочестивым усилиям католических миссионеров распространить по Европе душераздирающие сообщения о страданиях этих людей, «продавшихся заклятому врагу», а также аналогичным усилиям протестантских миссионеров, но, возможно, лишь чуть менее нелепым и абсурдным, слово «дьявол» в том смысле, в каком его понимают христиане, является для них лишь пустым звуком. Они верят в добрых и злых духов; но не поклоняются дьяволу и не трепещут перед ним. Их «поклонение» – просто обрядовая предосторожность
| 447 | 447 |
против «земных» и человеческих духов, которых они боятся гораздо больше миллионов элементалов различных форм. Они используют всякого рода музыку, благовония и разные ароматы, пытаясь отогнать «злых духов» (элементариев). В этом случае они не более заслуживают насмешек, чем один известный учёный, убеждённый спиритуалист, который предложил хранить в комнате купорос и порошкообразную селитру, чтобы отгонять «неприятных духов»; и не больше чем он, они неправы в этом; опыт их предков, длившийся многие тысячи лет, научил их, как действовать против этой мерзкой «духовной орды».
То, что они являются человеческими духами, подтверждается тем фактом, что индусы очень часто пытаются ублажать и умилостивлять «лярв» своих дочерей и родственников, когда у них есть основания подозревать, что последние умерли не в ореоле святости и целомудрия. Таких духов они называют «канни», дурные девы. Один случай был замечен несколькими миссионерами, в том числе преп. Э. Льюисом [1].
Но эти благочестивые джентльмены обычно настаивают на том, что индусы поклоняются дьяволам, тогда как они не делают ничего подобного; они просто пытаются поддерживать с ними хорошие отношения, чтобы те их не трогали. Они предлагают им булочки и фрукты, а также различные виды пищи, которые те любили при жизни, поскольку многие из них испытали злобность этих возвращающихся «умерших», преследования которых иногда ужасны. Согласно этому же принципу, они действуют и по отношению к духам всех нечестивых людей. Они оставляют на их могилах, если они были похоронены, или рядом с местом, где их останки были сожжены, еду и спиртные напитки, с целью держать их возле этих мест, и с мыслью, что этим вампирам будет запрещено возвращаться в свои дома. Это – не поклонение; это скорее спиритуализм практического вида. До 1861 года среди индусов существовал обычай калечить ноги казнённых убийц, твёрдо веря, что таким образом развоплощённая душа лишается возможности блуждать и причинять ещё какой-нибудь вред. Впоследствии полиция запретила им продолжать эту практику.
Ещё одна веская причина, почему индусы не поклоняются «дьяволу», заключается в том, что у них нет слов, чтобы передать такое значение. Они называют этих духов «путтам»[23], что скорее соответствует нашему слову «призраки» или злые бесы; они используют ещё один термин – «пeй» или на санскрите пишачи, оба означающие призраков или «возвращающихся» – возможно, в некоторых случаях домовых. Путтам – самые страшные, поскольку они прямо-таки «навязчивые призраки», которые возвращаются на землю, чтобы мучить живых. Считается, что они обычно посещают места, где их тела были сожжены. «Огоньки» или «духи Шивы» идентичны розенкрейцерским гномам и саламандрам, поскольку их изображают в виде карликов с огненной внешностью, живущих
[1] «Шанары Тиннивелли», стр. 43.
| 448 | 448 |
в земле и в огне. Цейлонский демон по имени «девел» – это дородная улыбающаяся женская фигура с белым елизаветинским жабо вокруг шеи и в красном жакете.
Как справедливо замечает д-р Вартон: «Нет более ярко выраженного восточного персонажа, чем драконы всяких выдумок и сказок; они участвуют во всех древних преданиях и сами представляют собой своего рода иллюстративное свидетельство своего происхождения». Ни в одном из сочинений эти персонажи не описаны так подробно, как в сочинениях буддизма; они представляют нагов или царских змей, населяющих пустоты под землёй, соответствующие обителям Тиресия[24] и греческих провидцев, таинственной и мрачной области, являющейся по большей части центром гаданий и ответов оракулов, которые дают их под действием испарений (своего рода одержание), указывающих на дух самого Питона, дракона-змея, убитого Аполлоном.
Но буддисты, как и индусы не верят в дьявола христианской системы, то есть в сущность, столь же отличную от человечества, как и само божество. Буддисты учат, что есть низшие боги на этой или другой планете, но всё же все они когда-то были людьми. Они также верят в нагов – колдунов на земле, злых людей, которые дают власть другим злым и ещё живущим людям портить любой плод, на который они посмотрят, и даже человеческие жизни. Когда за сингальцем закрепилась такая репутация, что если он посмотрит на дерево или на человека, и оба увядают или умирают, то говорят, что в нём поселился Нагараджа или царь-змей.
Весь бесконечный перечень злых духов – это не дьяволы в том смысле, в каком христианское духовенство хочет, чтобы мы их понимали, а просто воплощённые в виде духов грехи, преступления и человеческие мысли, если можно так выразиться. Синие, зелёные, жёлтые и пурпурные боги-демоны, как и низшие боги Джугандаре, являются в большей степени гениями-наставниками, и многие из них так же добры и благодетельны, как и сами божества Нат, хотя в число Нат входят великаны, злые гении и им подобные, которые обитают на пустынной горе Джугандаре.
Истинное учение Будды говорит, что когда природа произвела солнце, луну и звёзды, демоны были человеческими существами, но из-за своих грехов лишились состояния блаженства. Если они совершают ещё большие грехи, то подвергаются большим наказаниям, а те из них, которые прокляты, причисляются к бесам; и, наоборот, в то время как демоны, которые умирают (элементальные духи) и рождаются или перевоплощаются как люди, которые больше не грешат, могут обрести состояние небесного блаженства.
Всё это указывает на то (отмечает Эдвард Апхам в своей книге «История и учение буддизма»), что все существа, как божественные, так и человеческие, подчиняются законам переселения душ, действительным для всех, согласно шкале нравственных поступков. Эта вера, таким образом, является доскональной проверкой кодекса нравственных поступков и мотивов, применяемых как предписания в управлении человеком,
| 449 | 449 |
и добавляет, что «это делает изучение буддизма важным и интересным для философа».
Индусы верят в вампиров так же, как и сербы или венгры. Кроме того, их представление аналогично представлению Пьерарта, известного французского спирита и месмеризатора, чья школа процветала несколько десятков лет назад. «Тот факт, что призрак возвращается, чтобы высосать человеческую кровь, – говорит этот врач,[1]– не так уж необъяснимо, как кажется, и здесь мы обращаемся к спиритам, которые признают явление двутелесности или дублирования души. Руки, на которые мы надавливали... эти «материализовавшиеся» конечности, настолько осязаемы... что ясно показывают возможности астральных призраков при благоприятных условиях».
Уважаемый врач высказывает теорию каббалистов. Шаддим являются низшими из духовных чинов. Маймонид говорит нам, что его соотечественники были обязаны поддерживать близкие отношения со своими усопшими, и описывает праздник крови, который они соблюдали в таких случаях. Они вырывали яму, выливали туда свежую кровь, и ставили над ямой стол; после чего приходили «духи» и отвечали на все их вопросы. [2]
Пьерарт, чьё учение было основано на учении теургов, выражает сильное негодование по поводу суеверия духовенства, которое требует, чтобы в сердце трупа вбивали кол, если умерший подозревался в вампиризме. До тех пор, пока астральная форма полностью не освободится от тела, существует опасность, что магнетическое притяжение может заставить её вновь войти в него.
Иногда астральное тело может быть отделено только наполовину, когда хоронят физическое тело, выглядящее как труп. В таких случаях испуганная астральная душа насильно возвращается в свой футляр; и затем происходит одно из двух: либо несчастная жертва корчится из-за мучительного удушья, либо, если эта жертва была очень материальной, то она становится вампиром. Начинается жизнь в двух телах; и эти несчастные захороненные каталептики поддерживают свою жалкую жизнь тем, что их астральные тела отнимают кровь у живых людей. Эфирная форма может передвигаться куда угодно; и до тех пор, пока она не разорвёт связь, прикрепляющую её к телу, она будет бродить, видимая или невидимая, и питаться человеческими жертвами. «По всей видимости, этот «дух» затем через таинственную и невидимую связующую нить, которая, возможно, когда-нибудь может быть объяснена, передаёт результаты всасывания физическому телу, лежащему инертным в нижней части гробницы, помогая ему, в некотором роде, продолжать состояние каталепсии». [3]
[1] Пьерарт «Revue Spiritualiste», глава «Вампиризм».
[2] Маймонид «Авода Зара», 12 л., 11 п.
[3] Пьерарт «Revue Spiritualiste».
| 450 | 450 |
Бриер де Буамон приводит ряд таких случаев, вполне достоверных, которые ему угодно называть «галлюцинациями». При недавнем исследовании, пишет французская газета, «было установило, что в 1871 году два трупа были подвергнуты позорной процедуре, связанной с народными суевериями, по наущению духовенства... О, слепой предрассудок!» Но д-р Пьерарт в цитате, приведённой де Муссо, который решительно отстаивает вампиризм, восклицает: «Слепой, вы говорите? Да, слепой, если хотите. Но откуда возникли эти предрассудки? Почему они сохраняются во всех веках, и во многих странах? После того, как множество фактов вампиризма были доказаны, должны ли мы говорить, что таких фактов больше нет, и что для них никогда не было основания? Ничто не происходит из ничего. Любая вера, любой обычай исходят из фактов и причин, которые породили их. Если бы никто никогда не видел, как в лоне семей определённых стран появляются существа, принимающие облик знакомых мертвецов, приходя таким образом, чтобы высосать кровь одного или нескольких человек, и если бы за этим не следовала смерть жертвы от истощения, и никто никогда не ходил бы на кладбище выкапывать трупы, мы бы никогда не имели достоверных невероятных фактов, что находят людей, похороненных уже несколько лет назад, с мягким и гибким телом, с открытыми глазами, с розовым цветом лица, ртом и носом полными крови, и из ран которых, при обезглавливании и после него, кровь льётся потоками». [1]
Один из наиболее важных примеров вампиризма представлен в частных письмах философа, маркиза д'Аржена; также в «Британском ревю» за март 1837 года английский путешественник Пэшли описывает несколько случаев, которые привлекли его внимание на острове Кандия. Д-р Джобард, антикатолический и антидуховный бельгийский учёный, свидетельствует о подобных событиях. [2]
«Я не буду исследовать, – писал епископ д'Авранш Юэ, – являются ли факты вампиризма, о которых постоянно сообщается, правдой или плодом популярного заблуждения, но несомненно, что их подтверждают многие талантливые и заслуживающие доверия авторы, а также многие очевидцы, и поэтому никто не должен решать этот вопрос без особой осторожности». [3]
Шевалье, который изо всех сил старался собрать материалы для своей демонологической теории, приводит самые захватывающие примеры, чтобы доказать, что все такие случаи дело рук дьявола, который использует трупы в качестве своего облачения, и бродит по ночам, высасывая кровь людей. Думается, что мы поступили бы очень хорошо, не выводя этого мрачного персонажа на сцену. Если мы вообще должны верить в возвращение духов, то есть много злых сластолюбцев, скряг и грешников
[1] Д-р Пьерарт "Revue Spiritualiste", Т. IV, стр. 64.
[2] См. «Hauts Phen. De la Magie» «Значительные феномены магии», стр. 199.
[3] «Гуэтиана», стр. 81.
| 451 | 451 |
другого рода, особенно самоубийц, которые по своей злобе могли бы поспорить с самим дьяволом в его лучшие времена. Этого вполне достаточно, чтобы на самом деле заставить поверить в то, что мы видим, и известное как факт, а именно, в духов, не добавляя в наш пантеон призраков дьявола, которого никто никогда не видел.
Тем не менее, есть интересные детали, которые необходимо привести в отношении вампиризма, поскольку вера в это явление существует во всех странах, начиная с самых отдалённых эпох. Славянские народы, греки, валлахи и сербы скорее могут усомниться в существовании своих врагов турок, чем в том, что существуют вампиры. Бруколак или вурдалак, как последнего называют, является слишком привычным гостем у славянского очага.
Авторы, обладавшие величайшими способностями, совершенной проницательностью и предельной честностью, рассматривали этот вопрос и убедились в его достоверности. Откуда же тогда такое суеверие? Откуда такая единодушная вера на протяжении веков, и откуда такая идентичность деталей и сходство описаний в отношении этого конкретного феномена, свидетельства которого мы находим (обычно даваемых под присягой) у народов, чуждых друг другу и значительно расходящихся во мнениях по вопросам, касающихся других суеверий.
«Существуют, – пишет Дом Кальме, скептически настроенный бенедиктинский монах прошлого века, – два разных способа, чтобы разрушить веру в этих мнимых призраков... Во-первых, объяснять чудеса вампиризма физическими причинами. Второй способ состоит в том, чтобы полностью отрицать достоверность всех таких историй, и последний план, несомненно, будет самым верным и самым мудрым». [1]
Первый способ или объяснение посредством физических, хотя и оккультных причин, принят в школе мезмеризма Пьерарта. Конечно, спириты не имеют права сомневаться в достоверности такого объяснения. Второй план принят учёными и скептиками. Они наотрез их отрицают. Как отмечает де Муссо, нет лучшего и более надёжного пути, и ни один не требует меньше ни от философии, ни от науки.
Возле Кодома в Баварии призрак деревенского пастуха начал являться некоторым жителям этого места, и в результате испуга или по какой-либо другой причине все они умерли в течение следующей недели. Приведённые в отчаяние, крестьяне выкопали труп и пригвоздили его к земле длинным колом. В ту же ночь он явился снова, ввергнув людей в ужас и задушив некоторых из них. Тогда сельские власти передали труп в руки палача, который отнёс его на соседнее поле и сжёг. «Труп, – пишет де Муссо, цитируя Дома Кальме, – взвыл, как сумасшедший, брыкался и рвался, как будто был живой. Когда его снова
[1] Дом Кальме «Привидения» и т. д. Париж, 1751, Т. II, стр. 47; «Hauts Phen. De la Magie», 195.
| 452 | 452 |
пронзили остроконечными кольями, он стал пронзительно кричать и рыгать алой кровью в большом количестве. Явления этого призрака прекратились только после того, как труп превратился в пепел». [25]
Служители правосудия посещали места, где, как говорят, часто появлялись привидения; тела эксгумировались, и почти в каждом случае было замечено, что труп, подозреваемый в вампиризме, выглядел здоровым и розовым, а плоть никоим образом не разлагалась. Видели, как предметы, принадлежавшие этим призракам, перемещались по дому, хотя их никто не касался.
Но законные власти обычно отказывались прибегать к кремации и обезглавливанию до того, как не были соблюдены самые строгие правила судопроизводства. Призывали свидетелей, выслушивались и тщательно взвешивались показания. После этого осматривались эксгумированные трупы; и если они демонстрировали недвусмысленные и характерные признаки вампиризма, то передавались палачу.
«Но, – утверждает Дом Кальме [1], – главная трудность состоит в том, чтобы узнать, как эти вампиры могут покидать могилы и снова входить в них, не оставляя следов, ведь они, как минимум, потревожили землю; как может быть, что их видят в их обычной одежде; как они могут являться, ходить и есть?... Если это всё воображение со стороны тех, кто считает, что им досаждают такие вампиры, то как получается, что обвиняемые призраки впоследствии оказываются в своих могилах... без всяких признаков распада, полнокровными, гибкими и свежими? Как объяснить причину, по которой их ноги запачкались или покрылись грязью на следующий день после того, как они явились и напугали своих соседей, в то время как ничего подобного не было найдено на других трупах, похороненных на том же кладбище? [2] И если их сжигают, они уже никому не являются? И что эти случаи происходят так часто в этой стране, что невозможно излечить людей от этого суеверия, поскольку вместо разубеждения ежедневный опыт только укрепляет суеверие в людях, и вера в него только крепнет».[3]
В природе существует один феномен ещё не известный, и поэтому он отвергается физиологией и психологией. Этот феномен – состояние полусмерти. Фактически, тело мертво; и в тех случаях, когда материя не доминирует над духом, а порочность не настолько велика, чтобы разрушить духовность, если оставить астральную душу в покое, то она постепенными усилиями высвободится, и, когда последняя связь оборвётся,
[1] Там же.
[2] См. те же показания под присягой в официальных документах: «De l'Inspir. Des Camis», Г. Бланк, 1859. Изд. Плон, Париж.
[3] Дом Кальме «Привидения», Т. II, гл. XLIV, стр. 212.
| 453 | 453 |
она навсегда отделится от своего земного тела. Одинаковая магнитная полярность будет с силой отталкивать эфирного человека от разлагающейся органической массы. Вся трудность заключается в том, что 1) окончательным моментом разделения между ними, как полагают, является момент, когда наука объявляет тело мёртвым, а также 2) преобладающее неверие той же науки в существование души или духа в человеке.
Пьерарт пытается доказать, что в любом случае опасно слишком рано хоронить людей, хотя на теле могут быть несомненные признаки разложения. «Бедные умершие каталептики, – пишет доктор, – похоронены, как будто совершенно мёртвые, в холодных и сухих местах, где их патологические изменения не могут вызывать разрушение тела, их же (астральный) дух, облёкшийся во флюидное (эфирное) тело, побуждается покинуть пределы могилы и осуществлять на живых существах действия, свойственные физической жизни, особенно питание, в результате чего через таинственную связь между душой и телом, которую когда-нибудь объяснит спиритуалистическая наука, питание передаётся физическому телу, лежащему неподвижно в своей могиле, и таким образом тело получает возможность продлить своё существование».[1] Часто видели, как такие духи в их эфемерных телах покидают кладбище; известно, что они прилипали к своим живым ближним и высасывали их кровь. В результате судебного расследования установлено, что это приводило потерпевших к истощению, которое часто заканчивалось смертью.
Таким образом, следуя благочестивому совету Дома Кальме, мы должны либо продолжать отрицать всё это, либо, если человеческие и юридические свидетельства чего-то стоят, принять единственно возможное объяснение. «То, что умершие души материализуются посредством воздушных или эфирных носителей, наиболее полно и недвусмысленно доказано превосходными людьми, д-ром С. и д-ром Мором, – пишет Гланвиль, – и они во многом показали, что этому учили величайшие философы, а также старцы глубокой древности». [2]
Немецкий философ Гёррес по этому поводу говорит, что «Бог никогда не создавал человека в виде мёртвого трупа, но как животное, полное жизни. Как только Он создал его таким, и, найдя человека готовым принять бессмертное дыхание, Он вдохнул его человеку в лицо, и, таким образом, человек стал двойным шедевром в Его руках. Именно в центр самой жизни первого человека (расы?) было совершено это таинственное дуновение, и так соединились животная душа, рождённая от земли, и дух, сходящий с небес».[3]
Де Муссо вкупе с другими римско-католическими авторами восклицает: «Это выражение совершенно антикатолическое!» Предположим, ну,
[1] Пьерарт "Revue Spiritualiste", Т. IV, стр. 104.
[2] "Sadducismus Triumphatus", Т. II, стр. 70.
[3] Гёррес «Полное собрание сочинений», Т. III, гл. VII, стр. 132.
| 454 | 454 |
и что из этого? Оно может быть архи-антикатолическим, и всё же логичным, и может предложить решение многих психологических загадок. Солнце науки и философии светит всем; и если католики, которые едва ли составляют одну седьмую часть населения земного шара, не чувствуют себя удовлетворёнными, возможно, будут удовлетворены многие миллионы людей других религий, которые их численно превосходят.
Теперь, прежде чем расстаться с этим отвратительным предметом – вампиризмом, мы приведём ещё одну иллюстрацию, единственным гарантом которой является рассказ, предоставленный нам очевидцами.
Примерно в начале нынешнего века в России произошёл один из самых страшных случаев вампиризма за всю историю наблюдений.
Губернатор губернии Ч. был человеком лет шестидесяти, со злым, тираническим, жестоким и ревнивым характером. Наделённый деспотической властью, он пользовался ею без ограничений, как подсказывали ему жестокие инстинкты. Он влюбился в симпатичную дочь одного подчинённого ему чиновника. Хотя девушка была обручена с молодым человеком, которого любила, тиран заставил её отца дать согласие на то, чтобы она вышла за него замуж; и бедная жертва, несмотря на своё отчаяние, стала его женой. Тут проявился его ревнивый характер. Он избивал её, неделями держал её взаперти в своей комнате и разрешал видеться с кем-либо только в его присутствии. Наконец, он заболел и умер. Когда его конец приближался, он заставил её поклясться, что она никогда больше не выйдет замуж, и угрожал ей страшными проклятиями, что, если она это сделает, то он выйдет из своей могилы и убьёт её. Его похоронили на кладбище за рекой; молодой вдове больше ничто не докучало, пока природа не оправилась от своих страхов, и она уступила назойливости своего бывшего возлюбленного. Итак, они снова были обручены.
В ночь после обряда обручения, когда все пошли отдыхать, старый особняк был потревожен воплями, исходящими из её комнаты. Взломали дверь, и нашли несчастную женщину лежавшей на своей кровати в обмороке. В то же время со двора послышался грохот кареты. На теле женщины обнаружили синяки, как бы от щипков, а из небольшого прокола на шее сочились капли крови. Придя в себя, она рассказала, что её покойный муж внезапно вошёл в комнату, выглядя точно так же, как и при жизни, за исключением ужасной бледности; он упрекнул её в непостоянстве, а затем стал избивать и жестоко щипать.
Её рассказу не поверили; но на следующее утро караул, стоявший на другом конце моста через реку, сообщил, что незадолго до полуночи чёрная карета, запряжённая шестёркой лошадей, быстро промчалась мимо них к городу, не отвечая на их оклик. Новый губернатор, который не поверил рассказу о привидении, тем не менее, принял меры предосторожности и удвоил караул на мосту.
| 455 | 455 |
Однако то же самое происходило каждую ночь; солдаты заявляли, что шлагбаум на их заставе возле моста поднимается сам собой, и призрачный экипаж проносится мимо них, несмотря на все попытки остановить его. В то же время каждую ночь карета с грохотом въезжала во двор усадьбы; сторожа, включая семью вдовы и слуг, погружались в глубокий сон; и каждое утро, как и раньше, молодую жертву находили в обморочном состоянии с синяками и кровотечением. Весь город был в ужасе. Врачи не могли ничего объяснить; приходили священники, чтобы провести ночь в молитве, но с приближением полуночи всех охватывала ужасная летаргия. Наконец, приехал архиепископ этой губернии и лично провёл обряд изгнания бесов, но на следующее утро вдове губернатора сделалось хуже, чем когда-либо. Теперь она была на пороге смерти.
В конце концов, губернатора заставили принять самые строгие меры, чтобы остановить постоянно растущую панику в городе. Он разместил пятьдесят казаков вдоль моста с приказом, во что бы то ни стало остановить призрачную карету. Точно, в обычное время было слышно и видно, как она приближается со стороны кладбища. Начальник караула и священник с распятием встали перед шлагбаумом и в один голос закричали: «Именем Бога и царя, кто идёт?» Из окна кареты показалась хорошо всем знакомая голова и голос ответил: «Тайный советник и губернатор К –!» В тот же момент офицер, священник и казаки были отброшены как бы электрическим током, и призрачный экипаж пронёсся мимо них, прежде чем они смогли перевести дыхание.
Затем архиепископ решил в качестве последнего средства прибегнуть к проверенному временем плану эксгумации тела и пригвождения его к земле с помощью дубового кола, вбиваемого в сердце. Это сопровождалось большой религиозной церемонией в присутствии всего населения города.
Рассказывают, что тело было найдено с глоткой, наполненной кровью, с красными щеками и губами. В тот момент, когда по колу был нанесён первый удар, из трупа донёсся стон, и высоко в воздух поднялась струя крови.
Архиепископ произнёс обычные молитвы изгнания бесов, тело было перезахоронено, и с того времени больше ничего не было слышно о вампире.
Нельзя сказать, насколько факты этого дела могли быть преувеличены преданием. Но мы слышали об этом много лет назад от очевидца; и в настоящее время в России есть семьи, чьи старшие члены помнят эту ужасную историю.
Что касается материалов, находимых в медицинских книгах, о том, что бывают частые случаи погребения, когда якобы умершие находятся в каталептическом состоянии, а также настойчивых опровержений специалистов, что такие вещи бывают лишь в очень редких случаях, нам остаётся только обратиться к ежедневной прессе любой страны, чтобы найти
| 456 | 456 |
ужасные факты подтверждения этого. Преп. Х. Р. Гавейс, автор книги «Прах праху»,[1] перечисляет в своём сочинении, написанном в защиту кремации, некоторые очень печальные случаи преждевременного захоронения. На странице сорок шестой появляется следующий диалог: «Но знаете ли вы о многих случаях преждевременного захоронения?»
«Несомненно. Я не скажу, что в нашем умеренном климате такое бывает часто, но иногда случается. Как только производятся раскопки на каком-либо кладбище, то находят гробы, в которых тела не только повёрнуты, но и скелеты искажены последней безнадёжной борьбой за жизнь под землёй. Тело могло повернуться из-за неумелого обращения с гробом, но деформация произошла не от этого».
После этого он продолжает приводить недавние случаи: «В Бержераке (Дордонь) в 1842 году больной принял снотворное... и не проснулся... Ему пускали кровь, но он не просыпался... В конце концов, объявили, что он умер, и похоронили. Через несколько дней, вспомнив про снотворное, могилу вскрыли. Тело оказалось повёрнутым со следами борьбы».
«Санди таймс» от 30 декабря 1838 года сообщает, что в Тоннейне, Нижняя Гаронна, когда человека похоронили, из гроба донёсся неясный шум; бездумный могильщик убежал... Гроб подняли и вскрыли. Лицо, застывшее в ужасе и отчаянии, порванный саван и скрюченные конечности свидетельствовали о печальном факте, что слишком поздно вскрыли гроб».
«Таймс», май 1874 года, сообщает, что в августе 1873 года вскоре после замужества умерла молодая женщина... В течение года муж женился снова, и мать его первой жены решила перевезти тело своей дочери в Марсель. Они вскрыли склеп и обнаружили, что тело бедной девушки лежало ничком, волосы были растрёпаны, а саван был изорван». [2]
Поскольку нам придётся ещё раз обратиться к этой теме в связи с библейскими чудесами, мы оставим её на время и вернёмся к магическим феноменам. Если бы мы дали полное описание различных манифестаций, которые имеют место среди адептов в Индии и других странах, мы могли бы написать целые тома, но без всякой пользы, поскольку не осталось бы места для объяснений. Поэтому мы выбираем преимущественно такие, какие либо аналогичны современным феноменам, либо чья подлинность установлена путём юридического расследования. Хорст пытался дать читателю некоторое представление о духах персов, но потерпел неудачу, поскольку одно упоминание о некоторых из них рассчитано на то, чтобы в голове у доверчивого человека наступил полный разброд. Тут и дивы со всеми их занятиями; дарванды с их мрачными трюками; шаддим и джинны; весь огромный легион духов, демонов, гоблинов и эльфов персидского
[1] «Прах к праху», Лондон, Daldy, Isbister & Co., 1875г.
[2] Автор отсылает всех тех, кто может сомневаться в таких утверждениях, к «Материалам по кладбищам» Дж. А. Уокера, стр. 84–193, 194 и далее.
| 457 | 457 |
календаря; а, с другой стороны, еврейские серафимы, херувимы, изеды, амшаспанды, сефирот, малахим, элохим; и, добавляет Хорст, «миллионы астральных духов и элементариев, духов-посредников, призраков и призрачных существ всех рас и оттенков». [1]
Но большинство этих духов не имеют ничего общего с феноменами, сознательно и намеренно совершаемыми восточными магами. Последние отвергают обвинение в помощи даже элементальных духов и элементариев, и оставляют их колдунам. Адепт имеет неограниченную власть над обоими классами духов, но редко ею пользуется. Для совершения физических феноменов он призывает духов природы в качестве послушных сил, а не в качестве разумов.
Поскольку мы всегда хотели бы подкреплять наши аргументы свидетельствами, не связанными с нашими собственными, было бы неплохо представить мнение ежедневной бостонской газеты «Herald» относительно феноменов вообще и медиумов в частности. Столкнувшись с печальными неудачами, связанными с некоторыми нечестными людьми, которые, возможно, были или не были медиумами, автор взял на себя труд выяснить некоторые чудеса, которые, как говорят, совершаются в Индии, и сравнить их с чудесами современной тавматургии[26].
«Нынешний медиум, – пишет он, – по своим методам и манипуляциям ближе к известным в истории чародеям, чем любой другой представитель магического искусства. Насколько далеко он до сих пор отстаёт от выступлений своих прототипов, показано ниже. В 1615 году делегация высокообразованных и знатных лиц из английской Ост-Индской компании посетила императора Джехангира. Во время своей миссии они стали свидетелями многих самых чудесных представлений, почти заставивших их не поверить своим глазам, у них не было и даже намёка на разгадку. Группе бенгальских чародеев и фокусников, демонстрировавших своё искусство перед императором, повелели на глазах у зрителей вырастить из семян десять тутовых деревьев. Они немедленно посадили десять семян, из которых за несколько минут выросло столько же деревьев. Земля расступалась над тем местом, где было посажено семя, появлялись крошечные листочки, за которыми сразу следовали тонкие побеги, быстро набиравшие рост, выпуская листья и превращаясь в ветки и ветви, которые, наконец, широко раскинулись, покрылись почками, затем цветками и принесли плоды, созревшие тут же на месте и признанные превосходными. И это происходило на глазах у зрителей, не отводивших пристального взгляда от зрелища. Фиговое, миндальное, манговое деревья и грецкий орех были одновременно выращены в тех же условиях, и принесли соответствующие плоды. Чудеса следовали за чудесами. На ветвях среди листвы порхали птицы с прекрасным оперением и упоительно пели. Листья стали желтеть и опадать, ветви и ветки засохли,
[1] Хорст "Zauber Bibliothek" «Библиотека волшебства», Т. I, стр. 52.
| 458 | 458 |
и, наконец, деревья погрузились в землю, из которой все они выросли в течение часа.
У другого чародея был лук и около пятидесяти стрел с острыми стальными наконечниками. Он выпустил стрелу, и, вот! стрела замерла в воздухе на значительной высоте. Была выпущена ещё, и ещё одна стрела, каждая из которых цеплялась за древко предыдущей, пока все они не образовали цепочку из стрел в воздухе, за исключением последней, которая, ударив по цепочке, обрушила все её части на землю.
Поставили две обычные палатки друг против друга примерно на расстоянии полёта стрелы. Эти палатки были досконально осмотрены зрителями, так же как и теперь стенные шкафы медиумов, и объявлены пустыми. Палатки были прикреплены к земле по периметру. Затем зрителям было предложено выбрать, каких животных или птиц они хотели бы видеть выходящими из этих палаток и вступающими в бой. Хан-и-Джахан скептически изъявил желание посмотреть бой между страусами. Через несколько минут из каждой палатки вышел страус. Они бросились в смертельный бой, и вскоре потекла кровь, но они были настолько равносильны, что ни один из них не мог одержать победу, и фокусники, наконец, развели их и препроводили в палатки. После этого разнообразные пожелания зрителей относительно птиц и животных были в точности соблюдены, всегда с тем же результатом.
Был установлен большой котёл, и в него бросили некоторое количество риса. Без всяких признаков огня этот рис вскоре закипел, и варёным рисом из котла наполнили более ста тарелок, и в придачу с тушёной курицей. Этот трюк в меньшем масштабе проделывают сегодня самые обычные факиры.
Место не позволяет привести примеры из документов прошлого, чтобы показать, как весьма банальные представления (сравнительно) о медиумах наших дней бледнеют перед представлениями прежних дней и более искусных народов. Нет ни одной чудесной особенности в любом из так называемых феноменов или манифестаций, которая не была бы повторена, вернее, не повторяется сейчас другими искусными исполнителями, чья связь с землёй и только с землёй слишком очевидна, чтобы сомневаться, даже если этот факт не подтверждается их собственными показаниями».
Ошибочно говорить, что факиры или фокусники всегда утверждают, что им помогают духи. Во время якобы религиозных эвокаций[27], таких как описывает Жаколио, говоря о Говиндасами, совершавшем обряд в присутствии этого французского джентльмена, участники, желающие увидеть подлинные «спиритуалистические» манифестации, прибегают к Питри, их бестелесным предкам или другим чистым духам. Их они могут вызвать только молитвой. Что касается всех других феноменов, они совершаются магом или факиром по желанию. Несмотря на состояние очевидного самоуничижения, в котором живёт последний, он часто является посвящённым одного из храмов
| 459 | 459 |
и так же хорошо знаком с оккультизмом, как и его более богатые братья.
Халдеи, которых Цицерон считает одними из старейших магов, считали основой всей магии внутренние силы человеческой души, обладающие способностью различать магические свойства растений, минералов и животных. С их помощью они совершали самые удивительные «чудеса». Магия у них была синонимом религии и науки. Но только позже религиозные мифы маздейского дуализма, изуродованные христианским богословием и эвгемеризованные некоторыми отцами Церкви, приняли отвратительную форму, в которой мы находим их изложенными такими католическими писателями, как де Муссо. Объективная реальность средневекового инкуба и суккуба (этого отвратительного суеверия средневековья, стоившего жизни многим людям), которую отстаивает этот автор на протяжении всей книги, является чудовищным произведением религиозного фанатизма и эпилепсии. Они не могут иметь объективной формы; а приписывать их последствия дьяволу – богохульство, то есть подразумевать, что Бог, после создания сатаны, позволит ему пойти по такому пути. Если мы вынуждены поверить в вампиризм, то в силу двух неопровержимых положений оккультной психологии: (1) астральная душа есть отделимая, отдельная сущность нашего эго, и она может бродить вдали от тела, не разрывая нить жизни; (2) труп не является совершенно мёртвым, и, пока его обитатель ещё может входить в него, он может получать от трупа достаточно материальных излучений, чтобы появляться в полуземной форме. Но утверждать вместе с де Муссо и Мирвилем, что дьявол, которого католики наделяют силой, равной по своему антагонизму силе Высшего Божества, и который превращается в волков, змей и собак, чтобы удовлетворять вожделение и порождать чудовищ, значит придерживаться понятия, в котором скрыты зародыши поклонения дьяволу, безумия и кощунства. Католическая церковь, которая не только учит нас верить в это чудовищное заблуждение, но и заставляет своих миссионеров проповедовать такую догму, не должна восставать против поклонения дьяволу некоторых сект парсов и сект Южной Индии. Совсем наоборот; когда мы слышим, как изед повторяет известную пословицу: «Дружи с демонами; отдай им свою собственность, свою кровь, своё служение, и тебе не нужно заботиться о Боге, Он не причинит тебе зла», мы находим, что он говорит так в соответствии с его верой и благоговением перед Всевышним; его логика вполне благоразумна; он слишком глубоко почитает Бога, чтобы представлять, что Тот, кто создал вселенную и её законы, способен причинить зло ему, бедному атому; но демоны способны; они несовершенны, и поэтому у него есть веские основания бояться их.
Следовательно, дьявол в своих различных трансформациях может быть лишь заблуждением. Когда мы думаем, что видим, слышим и чувствуем его, то слишком часто мы видим, слышим и чувствуем лишь отражение нашей собственной злой, испорченной и загрязнённой души. Подобное притягивает, как говорят, подобное. Так, согласно
| 460 | 460 |
настроению, в котором наша астральная форма выходит во время сна и в соответствии с нашими мыслями, устремлениями и ежедневными занятиями, которые все достаточно точно отпечатаны на пластичной капсуле, называемой человеческой душой, последняя притягивает к себе родственные духовные существа. Отсюда одни сны и видения бывают чистыми и прекрасными, а другие – злобными и чудовищными. Человек, просыпаясь, либо спешит на исповедь, либо смеётся с бездушным безразличием при этой мысли. В первом случае ему обещано окончательное спасение ценою некоторых индульгенций (которые он должен купить в церкви) и, возможно, немного вкусить чистилища или даже ада. Какое это имеет значение? Разве ему не обеспечена вечная жизнь и бессмертие, что бы он ни делал? Это всё дьявол. Прогнать его звоном колокола, Библией и кроплением святой водой! Но «дьявол» возвращается, и часто истинный верующий вынужден разувериться в Боге, когда ясно осознаёт, что дьявол превосходит своего Создателя и Господа. Тогда он впадает в другую крайность. Он становится безразличным и полностью отдаёт себя в руки дьяволу. Он умирает, и читатель уже узнал о последствиях в предыдущих главах.
Эта мысль прекрасно выражена д-ром Эннемозером: «Религия здесь (в Европе и Китае) не укоренилась так глубоко, как среди индусов», – говорит он, рассуждая об этом суеверии. «Дух греков и персов был более изменчивым... Философское понятие о добре и зле и о духовном мире... вероятно, помогло формированию преданий о видениях небесных и адских образов и самых ужасных искажённых форм, которые в Индии намного проще создавались более ярым фанатизмом; там провидец видел посредством божественного света; здесь он терялся во множестве внешних объектов, к которым он примешивал свою собственную личность. Судороги, сопровождающие отсутствие в теле ума, отправившегося в дальние страны, были здесь обычным делом, поскольку воображение было менее устойчивым и менее духовным.
«Внешние причины также различны: образ жизни, географическое положение и искусственные средства, вызывающие различные трансформации. Образ жизни в западных странах всегда был очень переменчив, и поэтому мешает работе сознания и искажает его, и внешняя жизнь отражается во внутреннем мире сновидений. Следовательно, духи имеют бесконечное разнообразие форм и склоняют людей удовлетворять свои страсти, показывая им средства для этого и нисходя даже до мельчайших подробностей, что гораздо ниже возвышенных натур индийских провидцев».
Пусть исследователь оккультных наук сделает свою собственную природу такой же чистой, а мысли – такими же возвышенными, как и мысли этих индийских провидцев, и он сможет спать, не боясь ни вампира, ни инкуба или суккуба. Вокруг бесчувственной формы такого спящего бессмертный дух распространяет божественную энергию, которая защищает его от приближения всякого зла, как если бы это была хрустальная стена.
«Haec murus aeneus esto: nil conscire sibi, nulla pallescere culpa».
«Пусть же медною служит стеною:
Чистую совесть хранить, не бледнеть от сознанья проступков».[28]
Сноски
- ↑ Эфирный, небесный (лат.).
- ↑ Черноно́гие (англ. Blackfoot, фр. Pieds-Noirs (пье-нуар)), также сикси́ки, сиксика́ – индейский народ в США и Канаде, названный по цвету мокасин. Название произошло от сиксиканам «чёрный», и оккати «нога, стопа».
- ↑ Центральный орган чувств.
- ↑ Музыкальный инструмент, род клавикордов, был распространён в Англии в 18 веке.
- ↑ «Очерк о человеке» – поэма, изданная Александром Поупом в 1733–1734 годах.
- ↑ Слово в слово, буквально (фр.).
- ↑ Тимос или фимос (греч.).
- ↑ Нус (койне) или ноус (античное произношение).
- ↑ Чувственный, восприимчивый (айсфетикон) (греч.).
- ↑ Умозрительная способность, способность рассуждать (ноэтикон) (греч.).
- ↑ Зоофи́ты (лат. Zoophyta) – устаревшее название, применявшееся ранее для обозначения группы беспозвоночных животных, которые обладали рядом черт, считавшихся признаками растений (таких, как прикреплённый образ жизни). Зоофитов считали промежуточной формой между растениями и животными. В современной науке термин вышел из употребления в связи с углублением биологических знаний и соответствующими изменениями в систематике и номенклатуре.
- ↑ ταμεῖον (тамейон или тамион) (греч.) потайная, внутренняя комната; closet (англ.) комната для молитв.
- ↑ (греч.)«ой поллой» или «и полли».
- ↑ Дерево Butea fron-dosa, см. Пали-английский словарь Рис-Дэвидса.
- ↑ Фр. расстриженный, лишённый сана.
- ↑ «Индекс запрещённых книг» (лат. Index Librorum Prohibitorum) – список публикаций, которые были запрещены к чтению Римско-католической церковью под угрозой отлучения.
- ↑ Камизары (фр. Camisard) – протестантские крестьяне-горцы Севенн, поднявшие восстание против французского короля во время войны за испанское наследство (1702 год).
- ↑ Лат. полностью, целиком.
- ↑ Гимнософисты (греч. γυμνοσοφισταί, «нагие философы») – греческое название индийских философов-аскетов, (близких к йогам или садху), которые пренебрегали одеждой, относясь к покрытию тела как к излишней заботе, препятствующей духовному совершенствованию.
- ↑ Теодидактос или Феодидактос, наученный богом (греч.).
- ↑ Санскр. यदु.
- ↑ «Часы досуга», subsеcivus=subsicivus 1) отсечённый, отрезанный 2) остающийся свободным.
- ↑ Санскр. पूतन.
- ↑ Тиресий (др.-греч. Τειρεσίας) – персонаж греческих мифов, слепой прорицатель в Фивах.
- ↑ «Hauts Phen.», стр. 196.
- ↑ Греч. θαυματουργία «чудотворение».
- ↑ Оккультный обряд вызывания духов, демонов и прочих сверхъестественных существ.
- ↑ Гораций «Послания» кн. 1, гл. 1 (60,61), перевод А. Д. Кантемира.