Наследие Е.П.Б.: Труды • Письма • Альбомы • Произведения с участием • Изображения • Биография • Цитаты • Разное | дополнения – вопросы – исправления – задачи
Перевод на русский: О.А. Фёдорова
55 | 55 |
ГЛАВА II
ХРИСТИАНСКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И ЯЗЫЧЕСКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ
«Они берутся в милях измерять |
«Йорк: «Но вы жесточе и бесчеловечней, |
«Уорик: «Послушайте, раз девушка она, |
В своём знаменитом сочинении о колдовстве[1] Боден рассказывает об ужасной истории, связанной с Екатериной Медичи. Автор был образованным публицистом, который в течение двадцати лет своей жизни собирал подлинные документы из архивов почти всех крупных городов Франции, чтобы составить доскональный труд о колдовстве, магии и силе различных «демонов». Если использовать выражение Элифаса Леви, его книга предлагает замечательную коллекцию «кровавых и ужасных фактов; актов отвратительных суеверий, арестов и казней бессмысленной жестокости». «Сжигайте всех!» – этим инквизиция как бы говорила: «Господь знает своих!»[3] Бедных глупцов, истеричных женщин и идиотов жарили заживо, безжалостно, за преступления в «магии». Но, «в то же время, сколько великих обвиняемых судом людей избежали этого несправедливого и кровавого правосудия! Именно это Боден вполне заставляет нас осознать».
Екатерина, благочестивая христианка, столь почитаемая в глазах Церкви Христовой за зверскую и незабываемую резню Варфоломеевской ночи, эта королева Екатерина держала при себе на службе якобинского священника-отступника. Хорошо разбираясь в «чёрном искусстве», которое так тщательно опекала семья Медичи, он заслужил благодарность и покровительство своей набожной госпожи своим беспримерным умением убивать людей на расстоянии, калеча их восковые изображения через различные заклинания. Этот процесс описывался не один раз, и нам вряд ли нужно его повторять.
[1] «La Demonomanie, ou traite des Sorciers», «Демономания или торговля колдунами», Париж, 1587г.
56 | 56 |
Карл болел неизлечимой болезнью. Королева-мать, которая бы всё теряла в случае его смерти, прибегла к некромантии, совету оракула «кровоточащей головы».
Эта адская операция требовала обезглавливания ребёнка, который должен был быть очень красивым и невинным. Его тайно подготовил к своему первому причастию капеллан дворца, который знал о заговоре, и в полночь назначенного дня в покоях больного, в присутствии только Екатерины и нескольких её единомышленников была отслужена «сатанинская месса». Приведём остальную часть истории, как мы находим её в одном из сочинений Леви:
«На этой мессе, совершённой перед образом сатаны, под ногами которого был перевёрнутый крест, колдун освятил две облатки, одну чёрную и одну белую. Белую облатку дали ребёнку, которого принесли в крестильной рубашке и который был убит на ступенях алтаря сразу после причастия. Его истекающую кровью голову, отделённую от туловища одним ударом, положили на огромную чёрную облатку, лежавшую на дискосе, и затем перенесли на стол, на котором горели какие-то таинственные светильники. Затем началось изгнание нечистой силы, и бесу было поручено произнести оракул и ответить устами этой головы на тайный вопрос, который король не осмеливался произнести вслух и который никому не мог быть доверен. Затем из головы этого бедного маленького мученика прозвучал слабый странный голос, который ничем не напоминал человеческий голос».
Колдовство не помогло; король умер, а Екатерина осталась верной дочерью Рима!
Странно, что де Муссо, который так вольно использует материалы Бодена для построения своего грозного обвинения против спиритуалистов и других колдунов, не обратил внимания на этот интересный эпизод!
Достоверно известно, что Папа Сильвестр II был публично обвинён кардиналом Бено в колдовстве и чародействе. Медная «голова оракула», сделанная его Святейшеством, была такого же рода, что и голова Альберта Магнуса. Последнюю разбил вдребезги Фома Аквинский не потому, что она была бесовским творением или обителью «беса», а потому, что привидение, которое засело внутри посредством гипнотической силы, непрерывно болтало, и его словоблудие мешало красноречивому святому решать математические задачи.
Такие головы и другие говорящие статуи, трофеи магического искусства монахов и епископов, были точными копиями «одушевлённых» богов древних храмов. Обвинение против Папы тогда было доказано. Также было доказано, что его постоянно сопровождали «бесы» или духи.
В предыдущей главе мы упоминали Бенедикта IX, Иоанна XX, а также VI и VII Григориев, которые были известны как маги. Более того, последний был знаменитым Гильдебрандом, который, как говорили, был
57 | 57 |
весьма искусен в «вытряхивании молний из рукава».
Выражение, которое заставляет почтенного писателя-спирита г-на Ховитта думать, что «таков был источник знаменитого грома Ватикана».
Магические достижения епископа Ратисбонского и «ангельского врача» Фомы Аквинского слишком хорошо известны, чтобы нуждаться в повторении; и далее мы можем объяснить, как первый производил «иллюзии».
Если католический епископ был настолько умён, что заставлял людей в суровую зимнюю ночь верить в то, что они наслаждаются прелестями великолепного летнего дня и принимать сосульки, свисающие с ветвей деревьев в саду, за тропические фрукты, то индийские маги практикуют такие биологические способности и по сей день и не требуют помощи ни бога, ни дьявола.
Все эти «чудеса» производятся той же самой человеческой силой, которая присуща любому человеку, если бы он только знал, как развить её.
Примерно во времена Реформации изучение алхимии и магии настолько распространилось среди духовенства, что стало причиной большого скандала.
Кардинал Уолси был публично обвинён перед Судебным комитетом Тайного совета вместе с человеком по имени Вуд, колдуном, который сказал, что «у милорда кардинала был такой rynge[4], что он имел всё что угодно, когда просил у Его милости короля»; потом он добавил, что «господин Кромвель, когда он... служил в доме милорда кардинала... прочитал много книг и особенно книгу Соломона... изучал металлы и то, какие у них были свойства согласно законам Соломона». Этот случай, как и несколько других, не менее любопытных, можно найти среди бумаг Кромвеля в архиве Роллс-хауз.
Священник по имени Уильям Стэплтон был арестован как чародей во время правления Генриха VIII, и отчёт о его авантюрах до сих пор хранится в архиве Роллс-хауз. Один сицилийский священник, которого Бенвенуто Челлини называет некромантом, стал известен благодаря своим успешным заговорам и ему никогда не досаждали. Читающей публике хорошо известна одна поразительная авантюра Челлини в Колизее, где этот священник вызвал в воображении целый сонм дьяволов. Последующую встречу Челлини со своей любовницей, предсказанную и осуществлённую этим чародеем в точно установленное им время, следует считать (как и следовало ожидать) «любопытным совпадением».
Во второй половине шестнадцатого века едва ли можно было найти приход, в котором священники не изучали бы магию и алхимию.
Практика экзорцизма для изгнания бесов «в подражание Христу», который, кстати, никогда не использовал экзорцизм, привела к тому, что духовенство открыто посвятило себя «священной» магии в отличие от чёрного искусства; в последнем преступлении обвинялись все те, кто не был ни священником, ни монахом.
58 | 58 |
Оккультные знания, собранные Римской церковью с некогда богатых полей теургии, она старательно берегла для себя, и отправляла на костёр только тех практикующих, которые «браконьерствовали» на её землях Scientia Scientiarum[5], и тех, чьи грехи не могла скрыть ряса монаха. Доказательства этого находятся в архивах истории. «Всего за пятнадцать лет, с 1580 по 1595 год, и только в одной провинции Лотарингия, ректор Ремигиус сжёг 900 ведьм», – пишет Томас Райт в своей книге «Колдовство и магия». Как писал Жан Боден, именно в те дни преобладали церковные убийства, не имевшие себе равных по жестокости и зверству.
В то время как ортодоксальное духовенство вызывало целые легионы «бесов» с помощью магических заклинаний, не подвергаясь преследованию со стороны властей, при условии, что они твёрдо придерживались установленных догм и не учили ереси, то с другой стороны, к бедным несчастным глупцам применялись действия беспримерного зверства.
Габриэль Малагрида, восьмидесятилетний старик, был сожжён христианским Джеком Кетчем[6] в 1761 году. В библиотеке Амстердама есть копия отчёта о его знаменитом процессе, переведённая с лиссабонского издания. Его обвинили в колдовстве и незаконных сношениях с дьяволом, который «открывал ему будущее». (?) Пророчество, данное заклятым врагом бедному провидцу иезуиту, передаётся в следующих выражениях: «Виновник признался, что дьявол в образе Пресвятой Девы приказал ему написать жизнь Антихриста (?), и сказал ему, что он, Малагрида, был вторым Иоанном, но более понятным, чем Иоанн Евангелист; что должны были быть три антихриста, и что последний должен родиться в Милане от монаха и монахини в год 1920; потом он женится на Прозерпине, одной из адских фурий» и т. д.
Пророчество должно было подтвердиться через сорок три года. Даже если бы все дети, рождённые монахами и монахинями, действительно стали антихристами (если бы им позволили вырасти до зрелого возраста), то этот факт казался бы гораздо менее прискорбным, чем открытия, сделанные во многих монастырях, когда по какой-то причине был разрушен фундамент. Если утверждениям Лютера не хотят верить из-за его ненависти к папству, то мы можем назвать открытия такого же характера, сделанные совсем недавно в австрийской и русской Польше. Лютер говорит о рыбном пруде в Риме, расположенном недалеко от женского монастыря, на дне которого (когда он был расчищен по приказу Папы Григория), обнаружили более шести тысяч детских черепов, а также о женском монастыре в Нинбурге, в Австрии, фундамент которого при осмотре обнаружил те же остатки безбрачия и целомудрия!
«Ecclesia non novit Sanguinem!» [7] кротко повторяли кардиналы в алых одеяниях. И чтобы избежать ужасающего их пролития крови, они учредили Святую инквизицию. Если (как утверждают оккультисты, а наука наполовину подтверждает) наши самые незначительные действия и мысли неизгладимо запечатлеваются
59 | 59 |
на вечном зеркале астрального эфира, то где-то в безграничном царстве невидимой вселенной должен быть отпечаток любопытной картины. На ней великолепное знамя, развевающееся на небесном ветру у подножия великого «белого престола» Всемогущего. На его алом камчатом полотне изображён крест, символ «Сына Божьего, умершего за человечество», в окружении оливковой ветви с одной стороны и меча, обагрённого по рукоять человеческой кровью, с другой. Надпись золотыми буквами, взятая из псалмов, гласит: «Exurge, Domine, et judica causam meam»[8].
Таков штандарт инквизиции на фотографии, находящейся в нашем распоряжении, сделанной с оригинала, раздобытого в Эскуриале в Мадриде.
Согласно этому христианскому штандарту, за короткий промежуток в четырнадцать лет Томас де Торквемада, духовник королевы Изабеллы, сжёг более десяти тысяч человек и приговорил к пыткам ещё восемьдесят тысяч. Известный писатель Оробио, долго находившийся в тюрьме и едва избежавший пламени инквизиции, увековечил этот церковный институт в своих сочинениях, оказавшись на свободе в Голландии. Он не нашёл лучшего аргумента против Святой Церкви, чем принять иудейскую веру и даже сделать обрезание.
«В соборе Сарагосы, – пишет этот автор об инквизиции, – находится гробница известного инквизитора. Гробницу окружают шесть столбов, к каждому из которых прикован мавр, готовящийся к сожжению».
На это Сент-Фуа изобретательно замечает: «Если когда-нибудь Джек Кетч в какой-либо стране окажется достаточно богатым, чтобы иметь великолепную гробницу, то эта гробница может послужить отличным образцом!»
Однако, чтобы точно следовать образцу, строители гробницы не должны упустить барельефа знаменитой лошади, сожжённой за колдовство и чёрную магию. Грейнджер рассказывает историю, описывая её как произошедшую в его время. Бедное животное «научили узнавать масть на картах и определять время по часам. И лошадь, и хозяин были обвинены святой канцелярией в сношении с дьяволом, и оба были сожжены во время торжественной церемонии аутодафе в Лиссабоне в 1601 году, как колдуны!»
Этот бессмертный институт христианства не остался без своего Данте, воздававшего ему хвалу.
«Португальский иезуит Маседу, – пишет автор «Демонологии», – обнаружил истоки инквизиции в земном раю и осмеливается утверждать, что Бог был первым, кто начал исполнять функции инквизитора по отношению к Каину и строителям Вавилонской башни!»
Нигде в средние века духовенство столько не практиковало магию и колдовство, как в Испании и Португалии. Мавры были весьма сведущими в оккультных науках, и в Толедо, Севилье и Саламанке когда-то были великие школы магии. Каббалисты Саламанки владели всеми сложными науками, они знали
60 | 60 |
силу драгоценных камней и других минералов и извлекали из алхимии её глубочайшие тайны.
Подлинные документы, относящиеся к большому судебному процессу по делу жены маршала д'Анкр во время регентства Марии Медичи, показывают, что эта несчастная женщина погибла по вине священников, которыми она, как истинная итальянка, окружила себя.
Жители Парижа обвиняли её в колдовстве, поскольку утверждали, что она сразу после церемонии изгнания нечистой силы употребляла недавно зарезанных белых петухов. Считая, что она постоянно находится под воздействием колдовских чар, и, имея очень хрупкое здоровье, маршальша публично подверглась церемонии изгнания нечистой силы в церкви августинцев. Что касается петухов, то она использовала их в качестве аппликации ко лбу из-за ужасных головных болей, и ей посоветовали сделать это врач-еврей королевы, Монтальто, а также итальянские священники.
В шестнадцатом веке кюре из Бархоты[9] в епархии Каллахора, Испания, удивил весь мир своими магическими способностями. Говорят, что его самый выдающийся подвиг состоял в том, что он мог переноситься в любую далёкую страну, быть свидетелем политических или других событий, а затем возвращаться домой, чтобы рассказать о них. У него был знакомый бес, который верой и правдой служил ему долгие годы, сообщают «Хроники», но кюре оказался неблагодарным и обманул его. Узнав от своего беса о заговоре против Папы, в результате интриги последнего с прекрасной дамой, кюре перенёсся в Рим (разумеется, его двойник) и таким образом спас жизнь его Святейшеству. После чего кюре раскаялся, признался в своих грехах этому галантному Папе и получил отпущение грехов.
«По возвращении он формально был передан под стражу инквизиторам в Логроньо, но очень скоро был оправдан и отпущен на свободу».
Брат Педро, доминиканский монах шестнадцатого века, (маг, который подарил знаменитому доктору Эудженио Торральва, домашнему врачу семьи адмирала Кастилии, беса по имени Зекиэль) снискал себе славу благодаря последующему суду над Торральвой. Протоколы и сопутствующие детали внеочередного судебного разбирательства описаны в подлинных документах, хранящихся в архивах инквизиции. Кардиналы Вольтерры и Санта-Круса видели Зекиэля и общались с ним, он им доказывал, что на протяжении всей жизни Торральвы он был чистосердечным, добрым, элементальным духом, совершавшим множество благих деяний и оставшимся верным врачу до последнего часа.
Даже инквизиция оправдала Торральву по этому поводу; и, хотя бессмертие славы было обеспечено ему сатирой Сервантеса, ни Торральва, ни монах Педро не являются вымышленными героями, а являются историческими личностями, записанными в церковных документах Рима и Куэнки,
61 | 61 |
в котором проходил суд над врачом 29 января 1530 г.
Книга д-ра В. Г. Зольдана из Штутгарта стала такой же известной в Германии, как книга Бодена о демономании во Франции. Это наиболее полный немецкий трактат о колдовстве шестнадцатого века. Тот, кто интересуется тайным механизмом, стоящим за этими тысячами законных убийств, совершённых духовенством, притворившимся верующим в дьявола и сумевшим убедить других поверить в него, найдёт этот механизм раскрытым в вышеупомянутом сочинении[1]. В нём очень умно прослежено истинное происхождение ежедневных обвинений и смертных приговоров в колдовстве до личной и политической вражды и, прежде всего, до ненависти католиков к протестантам.
Коварство иезуитов вполне очевидно на каждой странице кровавых трагедий, и именно в Бамберге и Вюрцбурге, где эти достойные сыновья Лойолы были наиболее влиятельными в то время, случаи колдовства были самыми многочисленными. На следующей странице мы приводим любопытный список некоторых жертв, многие из которых были детьми в возрасте от семи до восьми лет из семьи протестантов. «Из множества людей, погибших на костре в Германии в первой половине семнадцатого века из-за колдовства, преступлением многих была их принадлежность к религии Лютера, – пишет Т. Райт, – ... и мелкие князья не стеснялись воспользоваться любым предлогом, чтобы пополнить свою казну ... причём более всего преследовали тех, чьё имущество представляло интерес... В Бамберге, как и в Вюрцбурге, епископ был суверенным князем в своих владениях. Князь-епископ Иоанн Георг II, правивший Бамбергом... после нескольких неудачных попыток искоренить лютеранство, прославил своё правление серией кровавых судебных процессов над ведьмами, позорящими анналы этого города... Некоторое представление о деятельности его достойного представителя[2] можно составить из заявления наиболее достоверных историков о том, что между 1625 и 1630 годами в судах Бамберга и Цайля было проведено не менее 900 судебных процессов, а также из брошюры, опубликованной властями Бамберга в 1659 году, в которой сообщалось, что епископ Иоанн Георг приказал сжечь за колдовство 600 человек»[3].
Сожалея о том, что место не позволяет нам полностью привести один из самых любопытных списков сожжённых ведьм, мы, тем не менее, даём несколько выдержек из оригинальной записи, напечатанной в «Bibliotheca
[1] Д-р В. Г. Зольдан "Geschichte der Hexenprocesse, aus den Quellen dargestellt", «История судебных процессов над ведьмами», Штутгарт, 1843 г.
[2] Фредерик Форнер, суффраган Бамберга, автор трактата против еретиков и колдунов под названием «Panoplia Armaturoe Dei».
[3] «Рассказы о колдовстве и магии из самых достоверных источников» Т. Райта, MA, F.S.A. и др., член-корреспондент Национального института Франции, т. II, стр. 187.
62 | 62 |
Magica» Хойбера. Достаточно одного взгляда на этот ужасный каталог убийств во имя Христа, чтобы обнаружить, что из 162 сожжённых лиц более половины являются пришельцами[10] (то есть протестантами) в этом гостеприимном городе; а в другой половине мы находим тридцать четыре ребёнка, старшему из которых было четырнадцать, младший был младенцем д-ра Шютца. Чтобы сделать список короче, мы представим из двадцати девяти сожжений самые примечательные[1].
Вдова старого Анкера
Жена Либлера
Жена Гутбродта
Жена Хёкера
Две чужие женщины (имена неизвестны)
Старая жена Бойтлера
[Старушка, владелица таверны][11]
Житель Сибири, менестрель
Четыре жены горожан
Четыре жены горожан
Чужой мужчина
Лутц, известный лавочник
Жена Бойнаха, сенатора
[Три горожанина
Три горожанки]
Жена толстого портного
[Один горожанин
Две горожанки]
Чужой мужчина
Чужая женщина
[1] Помимо этих сожжений в Германии, которых насчитывается много тысяч, мы находим некоторые очень интересные заявления в книге профессора Дрейпера «Конфликт религии и науки». На странице 146 он пишет: «Семьи осуждённых были ввергнуты в безвозвратную гибель. Льоренте, историк инквизиции, подсчитал, что Торквемада и его соратники за восемнадцать лет сожгли на костре 10220 человек, 6860 чучел людей, и как-то иначе наказали 97 321человека!... С невыразимым отвращением и негодованием мы узнаём, что папское правительство получило огромное количество денег, продавая богатым людям диспенсации, чтобы обезопасить их от инквизиции».
63 | 63 |
Чужая девочка двенадцати лет
Чужие мужчина и женщина
Чужой судебный пристав (шультгейс)
Три чужие женщины
Бойнах, сенатор, самый толстый гражданин Вюрцбурга
[Два горожанина, жена горожанина]
Чужой мужчина
Две чужие женщины
[Горожанин, жена горожанина]
Чужой мужчина
Мать и дочь
Штайнахер, очень богатый человек
Чужие мужчина и женщина
Две женщины и двое мужчин
Две чужие женщины
[Старый кузнец, старушка]
Маленькая девочка девяти или десяти лет
Девочка поменьше, её младшая сестра
Мать двух упомянутых девочек
Девушка двадцати четырёх лет
Мальчик двенадцати лет, учится в первой школе.
Жена горожанина
[Дворянин]
Мальчик десяти лет
[Две девочки, жена горожанина]
[Горожанин]
Мальчик одиннадцати лет
Мать и дочь
64 | 64 |
Два мальчика двенадцати лет
Дочь д-ра Юнге
Девушка пятнадцати лет
Чужая женщина [Горожанин]
[Дворянин, две жены горожан, горожанка]
Мальчик десяти лет
Ещё один мальчик двенадцати лет
Ребёнок Гёбеля, самая красивая девочка в Вюрцбурге
Два мальчика двенадцати лет
Маленькая дочь Штеппера [Студент пятого курса, горожанка]
Мальчик четырнадцати лет
Маленький сын сенатора Штольценбергера
Два бывших студента [Два горожанина]
Штёрман, богатый медник
Чужой мальчик
[Жена и взрослая дочь сенатора Штольценберга, горожанка, чужая женщина]
Мальчик Дэвида Кротена, девяти лет [Два викария, каноник, бывший студент]
Двое сыновей княжеского повара, одному четырнадцать, другому десять лет
Два мальчика из больницы
Богатый медник [Три викария, горожанка]
Чужой мальчик [Два викария, каноник, две горожанки]
Вейденбуш, сенатор
Маленькая дочь Валькенбергера
Маленький сын пристава городского совета
[Викарий, каноник, жена горожанина, старушка]
Чужой мальчик
Чужая женщина
Ещё один мальчик [Два викария, два горожанина]
65 | 65 |
Дочь-младенец д-ра Шютца
Слепая девочка
[Каноник, два викария, жена горожанина]
Толстая знатная дама (дворянка)
Доктор богословия
[Его жена, судебный пристав, каноник, горожанин Адельсхайма, горожанин]
«Чужие» мужчины и женщины, т. е. протестанты, 28 человек.
Горожане, видимо, все состоятельные, 100 человек.
Итого: с 34 мальчиками, девочками и младенцами за девятнадцать месяцев 162 человека.
«Среди ведьм были, – пишет Райт, – маленькие девочки от семи до десяти лет, и двадцать семь из них были осуждены и сожжены» во время других Brande[12] или сожжений. «Число лиц, привлечённых к суду в ходе этого ужасного разбирательства, было настолько велико, и на них обращали так мало внимания, что обычно даже не удосуживались называть их имена, и они упоминались как обвиняемые № 1, № 2, № 3 и т. д.[1] Иезуиты исповедовали их наедине».
Какое место в богословии требует подобного массового уничтожения, чтобы утолить кровавые аппетиты своих священников вместо следующих ласковых слов:
«Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное». «Так, нет воли Отца вашего небесного, чтобы погиб один из малых сих». «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской».
Мы искренне надеемся, что эти слова не оказались напрасной угрозой этим сжигателям детей.
Неужели эта бойня во имя их бога-Молоха помешала этим искателям сокровищ самим прибегать к чёрному искусству? И не в последнюю очередь, так как ни в одном общественном классе таких советников со «знакомыми» духами не было больше, чем среди духовенства пятнадцатого, шестнадцатого и семнадцатого веков. Правда, среди жертв было несколько католических священников, но, хотя их обычно обвиняли в том, что они
[1] «Рассказы о колдовстве и магии из самых достоверных источников»; «Сожжения в Вюрцбурге», стр. 186 [324 изд. 1852].
66 | 66 |
«поддались обычаям настолько ужасным, чтобы их можно было описать», на самом деле, это было не так. В описанных выше 29 сожжениях мы находим имена двенадцати викариев, четырёх каноников и двух богословов, сожжённых заживо. Нам нужно лишь обратиться к опубликованным в то время сочинениям, чтобы убедиться, что все казнённые папские священники обвинялись в «проклятой ереси», т. е. в склонности к реформации, преступлению более страшному, чем колдовство.
Мы отсылаем тех, кто хотел бы узнать, как католическое духовенство соединяет исполнение долга с удовольствием в вопросах экзорцизма, мести и охоты за сокровищами, к главе I тома II «Истории сверхъестественного» У. Ховитта. «В книге под названием «Pneumatologia Occulta et Vera»[13] изложены все формы заклинаний и заговоров», – пишет этот бывалый автор. Затем он переходит к подробному описанию излюбленных modus operandi[14].
В книге «Dogme et Rituel de la Haute Magie»[15] покойного Элифаса Леви, которую де Муссо поносил и бесчестил, ничего не говорится о странных церемониях и обрядах, кроме тех, что практиковались священниками средневековья на законных основаниях и с молчаливого, если не с явного согласия Церкви.
Священник-экзорцист в полночь входил в начертанный им круг, на нём был новый стихарь, с плеча свисал орарь с написанными на нём священными буквами. На голове был высокий остроконечный головной убор, на передней части которого было написано на иврите святое слово тетраграмматон, непроизносимое имя. Его писали новым пером и кровью белого голубя.
Экзорцисты больше всего стремились освободить несчастных духов, которые обитают в местах, где лежат спрятанные сокровища. Экзорцист окропляет круг кровью чёрного ягнёнка и белого голубя. Священнику приходилось заклинать злых духов ада – Ахерона, Магота, Асмодея, Вельзевула, Велиала и всех проклятых душ могущественными именами Иеговы, Адоная, Элоа и Саваофа, последний был Богом Авраама, Исаака и Иакова и обитал в уриме и туммиме[16]. Когда проклятые души бросали в лицо экзорцисту, что он грешник и потому не может получить от них сокровище, священник-колдун должен был ответить, что «все его грехи были смыты кровью Христа[1], и он велел им уходить, как проклятым призракам и чёртовым мухам. Когда экзорцист, наконец, изгонял их, бедная душа «утешалась во имя Спасителя и отдавалась на попечение добрых ангелов», которые, надо думать, были менее могущественны, чем изгоняющие дьявола достойные католики, «а спасённые сокровища, конечно, приберегались для церкви».
«В церковном календаре отмечены определённые дни, – добавляет Ховитт, –
[1] Вновь обагрённой кровью миллионов убитых во имя его, не менее невинной кровью, чем его собственная, кровью маленьких детей-ведьм!
67 | 67 |
как наиболее благоприятные для практики экзорцизма; и, если бесов трудно изгнать, то рекомендуется дым серы, асафетиды, медвежья желчь и рута, которые, как предполагалось, могут выкурить даже бесов».
Именно эта Церковь или это духовенство платит в девятнадцатом веке 5 000 священникам, чтобы они учили народ Соединённых Штатов тому, что наука безбожна, а епископ Рима непогрешим!
Мы уже отметили признание одного высокопоставленного прелата в том, что устранение сатаны из богословия было бы фатальным для бессрочного существования Церкви. Но это верно лишь отчасти. Князь греха исчезнет, но сам грех останется. Если сатана будет уничтожен, «Символ веры» и Библия останутся. Короче говоря, по-прежнему существовало бы мнимое божественное откровение, и была бы потребность в самонадеянных «богодухновенных» толкователях. Поэтому мы должны рассмотреть подлинность самой Библии.
Мы должны изучить её страницы, чтобы понять, действительно ли они содержат божественные веления или это лишь сборник древних преданий и мифов. Мы сами по возможности должны пытаться их толковать. Что же касается её мнимых толкователей, то единственное возможное сопоставление, которое мы можем найти для них в Библии, – это описание человека, данное мудрым царём Соломоном в своих притчах, которого он обличает так:
«Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые; язык лживый; и руки, проливающие кровь невинную; сердце, кующее злые замыслы; ноги, быстро бегущие к злодейству; лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями». (Притчи VI, 16, 17, 18, 19).
По которому из этих обвинений невиновна та огромная когорта людей, следы ног которых остались в Ватикане?
«Когда бесы, – говорит Августин, – проникают в твари, они начинают с того, что подчиняются их воле... Чтобы привлечь людей, они начинают соблазнять их, симулируя послушание... Как человек может узнать, если сами бесы не научили его тому, что им нравится или что они ненавидят; какое имя их привлекает, и какое заставляет их повиноваться, то есть, одним словом, всему этому искусству магии, всей науке магов?»[1]
К этому впечатляющему трактату «святого» мы добавим, что ни один маг никогда не отрицал, что он научился этому искусству у «духов»; либо он был медиумом, и они действовали независимо от него, либо он был посвящён в науку «вызывания» его отцами, знакомыми с ней прежде него. Но кто же тогда научил экзорциста? Священник ли,
[1] Блаж. Августин «Град Божий», XXI, гл. vi; де Муссо: «Moeurs et Pratiques des Demons».
68 | 68 |
наделивший себя властью не только над магами, но даже над всеми этими «духами», которых он называет бесами и дьяволом, как только обнаруживает, что они подчиняются кому-либо, кроме него? Он должно быть где-то узнал от кого-то ту силу, на которую он претендует. Ибо, «…как человек может узнать, если сами бесы не научили… какое имя их привлекает, и какое заставляет их повиноваться?» – спрашивает Августин.
Бесполезно говорить, что мы знаем ответ заранее: «Откровение... Божий дар... Сын Божий; более того, Сам Бог непосредственно через Его дух, сошедший на апостолов в виде пламени в день Пятидесятницы», и который сейчас якобы осеняет любого священника, который считает нужным изгонять бесов ради славы или дара.
Должны ли мы тогда верить, что недавний скандал, связанный с публичным экзорцизмом, проведённым 14 октября 1876 года старшим священником церкви Святого Духа в Барселоне, Испания, также осуществлялся под непосредственным руководством Святого Духа?[1]
[1] Корреспондент лондонской «Таймс» так описывает каталонского экзорциста:
«Примерно 14 октября было неофициально объявлено, что старший священник Церкви Святого Духа исцелит от болезни молодую женщину семнадцати или восемнадцати лет из низшего сословия, долгое время страдавшую «ненавистью к святыням». Демонстрация должна была проходить в церкви, которую часто посещает лучшая часть общины. В церкви было темно, и лишь слабый свет восковых свечей падал на тёмные фигуры восьмидесяти или ста человек, собравшихся вокруг presbyterio или святилища, перед алтарём. Внутри небольшого ограждения или святилища, отделённого от толпы лёгкими перилами, лежала на простой скамейке с небольшой подушкой под головой бедно одетая девушка, вероятно, из сословия крестьян или ремесленников; брат или муж стоял у её ног, чтобы держать (временами) её за ноги, когда она начинала брыкаться. Дверь ризницы открылась, вошёл демонстратор (я имею в виду священника). Бедная девушка, не без причины, «имела отвращение к святыням», или, по крайней мере, 400 бесов в её перекошенном теле испытывали такое отвращение, и в мгновенном замешательстве, думая, что падре был «святыней», она согнула ноги в коленях, завизжала, судорожно искривляя рот, извиваясь всем телом, что чуть не упала со скамейки. Прислужник держал её за ноги, женщины поддержали её голову и убирали с лица растрёпанные волосы. Священник вышел вперёд и, привычно войдя в охваченную ужасом волнующуюся толпу, сказал, указывая на страдалицу, судорожно рыдающую на скамейке: «Обещайте мне, дети мои, что вы будете благоразумны (prudentes) и воистину, сыновья и дочери мои, вы увидите чудеса». Обещание было дано. Демонстратор пошёл за епитрахилью и коротким стихарём (estola y roquete), через мгновение он вернулся, встав рядом с «одержимой дьяволом» и лицом к группе студентов. На повестке дня была лекция для очевидцев и операция по изгнанию бесов.
«Вы знаете, – сказал священник, – насколько велико отвращение этой девушки к святыням, в том числе и ко мне, что у неё начинаются судороги, она пинается, кричит и извивается, как только оказывается на углу этой улицы, и её судороги достигают апогея, когда она входит в святой дом Всевышнего».
Обернувшись к распростёртому, дрожащему, несчастнейшему предмету своей атаки, священник начал так: «Во имя
69 | 69 |
Будут настаивать на том, что «епископ не знал о таких чудачествах духовенства»; но даже если бы он и знал, как бы он мог протестовать против обряда, который со времён апостолов считался одной из самых святых прерогатив Римской церкви?
Совсем недавно, в 1852 году, всего двадцать пять лет назад, эти обряды были публично и торжественно одобрены Ватиканом, и новый «Обряд экзорцизма» был опубликован в Риме, Париже и других католических столицах. Де Муссо, пишущий под непосредственным покровительством отца Вентуры, генерала римских театинцев, даже оказывает нам любезность своими длинными выдержками из этого знаменитого обряда и объясняет причину, по которой он был вновь применён.
Это произошло в результате возрождения магии под названием современного спиритизма. Булла Папы Иннокентия VIII эксгумирована и переведена для читателей г-ном де Муссо.
«Мы слышали, – восклицает верховный понтифик, – что большое количество людей обоего пола не побоялись устанавливать отношения с духами ада и что своей магической практикой... они поражают бесплодием супружеское ложе, уничтожают зародыши человеческие в лоне матери, налагают на них заклятия и возводят преграды для размножения животных... и т. д. и т. п.»; затем следуют проклятия и анафемы этой практики.
Такая вера суверенных понтификов просвещённой христианской страны есть прямое наследие самых невежественных масс из простонародья («язычников») южной Индии.
Эти люди твёрдо верят в дьявольское искусство некоторых кангалин (ведьм) и джадугаров (колдунов). Среди их самых ужасных способностей можно назвать следующие: вызывать любовь и ненависть по своему желанию; вселять беса в человека, чтобы тот мучил его;
Бога, святых, благословенного воинства, всех святых таинств нашей Церкви, заклинаю тебя, Русбель, выйди из неё». (Нотабене: «Русбель» – это имя дьявола, у дьявола в Каталонии 257 имён.) После заклинания девушка вытянулась в полный рост на полу в страшных конвульсиях, пока её искажённое лицо, покрытые пеной губы и извивающиеся конечности почти не одеревенели, и не послышались почти непристойные наглые слова: «И не собираюсь выходить, вы – воры, мошенники, грабители». Наконец, дрожащими губами девушка произнесла: «Хорошо, выйду»; но дьявол добавил с присущим ему упрямством: «Я изгоню сотню бесов, но только через рот девушки». Священник возразил. Он сказал, что если 100 бесов выйдут через небольшой рот испанки, то «она задохнётся». Тогда одержимая сказала, что должна раздеться, чтобы бесы могли выйти. Эту просьбу святой отец отклонил. «Тогда я выйду через правую ногу, но сначала (на девушке были сандалии из конопли, она явно была из беднейшего класса) ты должен снять с неё сандалию». Сандалию развязали, нога судорожно дёрнулась, и дьявол с его клевретами (так сказал кюре, торжествующе оглядываясь вокруг) ушли восвояси. Уверившись в этом, несчастная девушка-обманщик лежала неподвижно. Епископ не знал о таких чудачествах духовенства, и как только это дошло до ушей гражданских властей, были приняты самые строгие меры, чтобы предотвратить повторение скандала».
70 | 70 |
изгонять беса; вызвать внезапную смерть или неизлечимое заболевание; поражать скот или защищать его от эпидемий; приготовлять зелье, которое либо поразит бесплодием, либо вызовет безграничные страсти в мужчинах и женщинах и т. д. и т. п. Один только вид человека, про которого говорят, что он является таким колдуном, вызывает у индуса панический ужас.
А теперь мы процитируем в этой связи правдивое замечание одного автора, который провёл многие годы в Индии, изучая происхождение таких суеверий: «Простонародная магия в Индии, как проникновение вырождения, идёт рука об руку с самыми возвышенными верованиями сектантов питри. Это – дело рук низшего духовенства, призванного удерживать население в постоянном страхе. Таким образом, во все времена и на всех широтах, наряду с философскими рассуждениями высшего характера, всегда можно найти религию черни»[1]. В Индии это было делом рук низшего духовенства, а в Риме – высших понтификов. Но разве для них не является авторитетом их величайший блаженный Августин, который заявляет, что «всякий, кто не верит в злых духов, отказывается верить в Священное Писание?»[2]
Так, во второй половине девятнадцатого века мы находим совет для Священной конгрегации обрядов (включая изгнание бесов) от отца Вентуры де Раулика, который писал в письме, опубликованном де Муссо в 1865 году:
«Вокруг нас сплошная магия под вымышленными именами; дух лжи и беззакония продолжает вершить свои ужасные суды... Самое печальное состоит в том, что наиболее серьёзные люди не придают должного значения странным феноменам и их манифестациям, свидетелями которых мы являемся, и которые с каждым днём становятся всё более странными, поразительными и весьма фатальными. В этом отношении я не могу не восхищаться вами в должной мере и не хвалить вас за усердие и мужество, проявленное в этом сочинении. Факты, которые вы собрали, рассчитаны на то, чтобы пролить свет на предмет и убедить самые скептические умы; и после прочтения этого замечательного труда, написанного с такой учёностью и осознанностью, слепота больше невозможна. Если что-то и могло нас удивить, так это – то безразличие, с которым к этим феноменам отнеслась ложная наука, стремящаяся (как она это и сделала) превратить столь серьёзный предмет в насмешку, а также детская простота, проявленная ею в стремлении объяснить факты абсурдными и противоречивыми гипотезами...[3] [Signe[17]] Отец Вентура де Раулика и т. д. и т. п.»
Ободрённый таким образом величайшими авторитетами Римской церкви, древней и современной, шевалье доказывает необходимость и эффективность совершаемого священниками экзорцизма. Он пытается продемонстрировать (как обычно рассчитывая на то, что всё будет принято на веру),
[1] Луи Жаколио "Le Spiritisme dans le Monde", стр. 162.
[2] Блаж. Августин «Град Божий».
[3] «Moeurs et Pratiques des Demons», стр. ii.
71 | 71 |
что сила духов ада тесно связана с некими обрядами, словами и внешними знаками. «В дьявольском католицизме, – пишет он, – так же, как и в божественном католицизме, скрытая благодать связана (liée) с определёнными знаками». В то время как сила католического священника исходит от Бога, сила языческого жреца исходит от дьявола. Дьявол, добавляет он, «вынужден покориться» перед святым служителем Божьим – «он не смеет ЛГАТЬ»[1].
Мы просим читателя обратить внимание на выделенное предложение, поскольку мы хотим беспристрастно проверить его истинность. Мы готовы привести доказательства, неопровержимые и не отрицаемые даже папской церковью, вынужденной признать (что она и делала) доказательства сотен случаев, касающихся наиболее святых из её догм, когда «духи» лгали от начала до конца. А как насчёт некоторых святых реликвий, подтверждённых видениями Пресвятой Девы и сонма святых? У нас под рукой трактат благочестивого католика Гвиберта Ножанского о реликвиях святых. С искренним отчаянием он признаёт наличие «огромного количества мнимых святынь, а также мнимых легенд» и строго осуждает изобретателей этих лживых чудес. «Именно по случаю одного из зубов нашего Спасителя, – пишет автор «Демонологии», – Гвиберт взял в руки перо, чтобы осветить эту тему, так как монахи аббатства Святого Медарда в Суасоне делали вид, что творят чудеса с помощью этой святыни; он считал это притязание такой же химерой, как и притязания некоторых людей на то, что обладают пупком и другими менее красивыми частями тела Христа»[2].
«Монах из монастыря Антония Великого, – пишет Стефенс[3], – побывавший в Иерусалиме, видел там несколько святынь, среди которых была часть перста Святого Духа, такого же крепкого и целёхонького, как и прежде; нос серафима, явившегося святому Франциску; один из ногтей херувима; одно из ребер Verbum caro factum (Слова, ставшего плотью); несколько лучей звезды, явившейся трём царям Востока; фиал с потом архангела Михаила, который он источал, борясь с дьяволом, и т. д. «Всё это, – замечает монах-хранитель святынь, – я с великим благоговением принёс с собой домой».
И если всё вышесказанное будет отвергнуто как изобретение врагов-протестантов, нельзя ли нам позволить отослать читателя к «Истории Англии» и подлинным документам, в которых говорится о существовании святыни, не менее выдающейся, чем лучшие из других реликвий? Генрих III получил от великого магистра тамплиеров фиал, содержавший немного святой крови Христа, пролитой им на кресте. Её подлинность подтверждается печатями иерусалимского патриарха и других особ.
[1] Де Муссо «Table des Matieres» «Оглавление».
[2] «Демонология» Лондон, 1827, Дж. Бампус, 23 Скиннер-стрит.
[3] «Traite Preparatif a l'Apologie pour Herodote» cтр. 39.
72 | 72 |
Процессия, шествовавшая со священным фиалом от собора Святого Павла до Вестминстерского аббатства, описана историком: «Два монаха приняли фиал и поместили его на хранение в аббатство ... что заставило всю Англию просиять славой, посвятив фиал Богу и святому Эдварду».
Хорошо известна история князя Радзивилла. В ней говорится о бесспорном обмане окружавших его монахов и монахинь и его собственного духовника, вследствие чего польский дворянин стал лютеранином.
Сначала он был так возмущён «ересью» Реформации, распространявшейся в Литве, что проделал весь путь до Рима, чтобы выразить своё сочувствие и почтение Папе.
Последний подарил ему драгоценную шкатулку со святынями. По возвращении домой, его духовник увидел Деву Марию, сошедшую из своей славной обители с единственной целью: благословить эти святыни и подтвердить их подлинность. Настоятель соседнего женского монастыря и мать-настоятельница женского монастыря видели одно и то же видение с подкреплением в виде нескольких святых и мучеников; они стали пророчествовать, «чувствуя, как святой дух» исходит из шкатулки со святынями и осеняет князя. Из одного одержимого, предоставленного для этой цели духовенством, были изгнаны все бесы, и как только он прикоснулся к шкатулке, то немедленно выздоровел и тут же вознёс благодарность Папе и святому духу. По окончании церемонии хранитель казны, где хранились все святыни, бросился к ногам князя и признался, что на обратном пути из Рима он потерял шкатулку со святынями, и, опасаясь гнева своего хозяина, раздобыл похожую шкатулку, «которую наполнил костями собак и кошек»; но видя, как обманывали князя, он предпочёл признаться в своём проступке, чем видеть такие кощунственные уловки. Князь ничего не сказал, но некоторое время продолжал испытывать – не святыни, но своего духовника и провидцев. Их мнимые экстазы привели к тому, что он полностью раскрыл грубое жульничество монахов и монахинь и присоединился к реформатской церкви.
Это – история. Бейль показывает, что, когда Римская церковь больше не может отрицать наличие мнимых святынь, она прибегает к софистике и отвечает, что если мнимые святыни творят чудеса, то это «из-за добрых намерений верующих, которые таким образом получили от Бога награду за свою добрую веру!»
Тот же Бейль на многочисленных примерах показывает, что всякий раз, когда было доказано, что несколько тел одного и того же святого или три его головы, или три руки (как в случае с Августином), по словам очевидцев, находились в разных местах, и что все они не могли быть подлинными, холодный и неизменный ответ церкви состоял в том, что все они были подлинными, ибо «Бог умножил и чудесным образом воспроизвёл их для большей славы своей святой церкви!»
Другими словами, они хотят заставить верующих поверить в то, что тело умершего святого может благодаря божественному чуду обретать физиологические особенности рака!
73 | 73 |
Мы полагаем, было бы трудно полностью доказать, что видения католических святых в любом конкретном случае ярче или более заслуживают доверия, чем видения и пророчества нашего среднего современного «медиума». Видения Эндрю Джексона Дэвиса (как бы наши критики ни насмехались над ними), несомненно, более философские и более совместимые с современной наукой, чем умозрения Августина. Каждый раз, когда видения Сведенборга, величайшего из современных провидцев, отклоняются от философии и научной истины, именно тогда они больше всего соответствуют богословию.
От этих видений столько же пользы для науки и человечества, как от видений великих святых ортодоксальной Церкви. В житии св. Бернара рассказывается, что, когда он однажды был в церкви в канун Рождества и молился о том, чтобы ему открылся тот самый час, в который родился Христос, то когда «настал этот истинный и точный час, он увидел божественного младенца, явившегося в яслях». Как жаль, что божественный младенец не воспользовался столь благоприятной возможностью определить точный день и год своей смерти и тем самым примирить противоречия его предполагаемых историков. Тишендорфам, Ларднерам и Коленсо, а также многим католическим богословам, тщетно выжимающим самое существенное из исторических записей и собственных мозгов в бесполезных поисках, по крайней мере, было бы за что благодарить этого святого.
На самом деле, находясь в безнадёжном положении, нам остаётся сделать вывод, что большинство блаженных и божественных видений «Золотой легенды» и видений, которые можно найти в более полных житиях наиболее важных «святых», а также большинство видений ныне преследуемых провидцев и прорицательниц совершались невежественными и неразвитыми «духами», страстно любившими изображать великих исторических личностей.
Мы вполне готовы согласиться с шевалье де Муссо и другими неумолимыми преследователями магии и спиритизма во имя церкви, что современные духи часто являются «лживыми духами»; что они всегда готовы ублажить соответствующие увлечения людей, которые общаются с ними на «сеансах»; что они обманывают их и поэтому не всегда являются хорошими «духами».
Но, уступив во многом, мы теперь спросим любого беспристрастного человека: возможно ли в то же время верить, что власть, данная священнику-экзорцисту, та высшая и божественная власть, которой он хвастается, была дана ему Богом, чтобы обманывать людей?
И молитва, произнесённая им во имя Христа и заставляющая беса покориться и явить себя, рассчитана одновременно на то, чтобы заставить беса исповедовать не истину, а лишь всё, что служит интересам Церкви, к которой принадлежит экзорцист, и выдаётся за истину?
Так всегда и происходит. Сравните, например, ответы беса Лютеру с ответами, полученными от бесов св. Домиником. Один
74 | 74 |
возражает против тайной мессы и упрекает Лютера в том, что он поставил Деву Марию и святых выше Христа и тем самым оскорбил сына Божьего[1]; в то время как бесы, изгнанные св. Домиником, увидев Деву, которую святой отец также призвал на помощь, рычат: «О, наш враг! о, проклятый наш!... Ведь ты спустилась с небес чтобы мучить нас? Ну, конечно, ты же крепкая заступница грешников! О, самый верный и безопасный путь на небеса... ты властвуешь над нами, и мы вынуждены признать, что никто не будет проклят, если только он усердствует в святом поклонении тебе и т. д. и т. п.»[2].
«Святой сатана» Лютера уверяет его, что, веря в пресуществление тела и крови Христа, он поклонялся просто хлебу и вину; а бесы всех католических святых обещают вечное проклятие тому, кто не верит или даже хоть сколько-нибудь сомневается в этой догме!
Прежде чем оставить эту тему, приведём ещё один или два отрывка из «Хроники житий святых», выбранных из тех повествований, которые полностью признаются Церковью. Мы могли бы исписать целые тома доказательствами неоспоримого сговора экзорцистов и бесов. Его выдаёт сама природа. Вместо того чтобы быть независимыми, хитрыми сущностями, стремящимися уничтожить человеческие души и дух, большинство из них являются просто элементалами каббалистов, существами без собственного разума, лишь служащими верным зеркалом ВОЛИ, которая пробуждает, контролирует и направляет их. Мы не будем тратить время на привлечение внимания читателя к сомнительным или малоизвестным тавматургам и экзорцистам, а возьмём для примера одного из величайших святых католицизма и составим букет из той же плодовитой оранжереи благочестивой лжи, «Золотой легенды» Иакова Ворагинского[3].
Св. Доминик, основатель знаменитого одноимённого ордена, является одним из самых влиятельных святых церковного календаря. Его орден был первым, получившим торжественное подтверждение от Папы[4], и он хорошо известен в истории как соратник и советник печально известного Симона де Монфора, папского генерала, которому он помог безжалостно убивать несчастных альбигойцев в Тулузе и её окрестностях. История гласит, что этот святой, а за ним и церковь утверждают, что он получил от Девы, in propria persona, чётки, силой которых совершались такие потрясающие чудеса, что совершенно затмевали чудеса апостолов и даже самого Иисуса. По словам биографа, один человек, отъявленный грешник, осмелился усомниться
[1] De Missa Privata et Unctione Sacerdotum.
[2] См. «Житие святого Доминика» и рассказ о чудесных чётках; также «Золотая легенда».
[3] Иаков Ворагинский, известный под латинским именем James de Voragine, был главным викарием доминиканцев и епископом Генуи в 1290 году.
[4] Тринадцатый век.
75 | 75 |
в силе чёток Доминика, и за это беспрецедентное богохульство он был наказан на месте тем, что им овладели 15 000 бесов. Увидев великие страдания бесноватого, св. Доминик забыл об обиде и призвал бесов к ответу. Ниже приводится беседа между «благословенным экзорцистом» и бесами:
Вопрос: Как вы завладели этим человеком и сколько вас?
Ответ бесов: Мы вошли в него, потому что он неуважительно отзывался о чётках. Нас 15000.
Вопрос: Почему в него вошло аж 15 тысяч?
Ответ: Потому что в чётках, над которыми он смеялся, пятнадцать десятков и т. д.
Доминик: Разве не всё правда, что я рассказал о достоинствах чёток?
Бесы: Да! Да! (они испускают огонь через ноздри бесноватого). Знайте, все вы, христиане, что Доминик никогда не говорил ни единого слова о чётках, что было бы неправдой; и знайте также, что, если вы не поверите ему, вас постигнут великие бедствия.
Доминик: Кого в мире дьявол ненавидит больше всего?
Бесы: (Хором) Ты и есть тот самый человек (здесь следуют многословные комплименты).
Доминик: Из каких сословий христиан больше всего в аду?
Бесы: В аду у нас есть купцы, скупщики, мошенники-банкиры, бакалейщики, евреи, аптекари и проч. и проч.
Доминик: Есть ли в аду священники или монахи?
Бесы: Есть много священников, но нет монахов, за исключением тех, которые нарушили правила своего ордена.
Доминик: Есть ли у вас доминиканцы?
Бесы: Увы! Увы! пока нет ни одного, но мы ожидаем, что их будет много после того, как их преданность немного охладится.
Мы не претендуем на буквальное изложение вопросов и ответов, поскольку они занимают двадцать три страницы; но здесь дана суть, которую может увидеть любой, кто захочет прочитать «Золотую легенду». Полное описание отвратительных воплей бесов, их навязанного прославления святого и т. д. занимает слишком много места для этой главы. Достаточно сказать, что, читая многочисленные вопросы Доминика и ответы бесов, мы полностью убеждаемся в том, что они во всех деталях подтверждают необоснованные утверждения церкви и отстаивают её интересы. Это повествование наводит на размышления. Легенда наглядно описывает битву экзорциста с легионом из бездонной пропасти. Серный огонь, вырывающийся из носа, рта, глаз и ушей бесноватого; внезапное появление более
76 | 76 |
сотни ангелов, одетых в золотые доспехи; и, наконец, сошествие самой Пресвятой Девы с золотым жезлом, которым она задаёт хорошую трёпку бесноватому, чтобы заставить бесов исповедать то, что нам вряд ли нужно здесь повторять. Весь перечень богословских истин, произнесённых бесами Доминика, был воплощён во многих догматах веры его Святейшеством, нынешним Папой, в 1870 году на последнем Вселенском Соборе.
Из вышесказанного легко увидеть, что единственное существенное различие между неверующими «медиумами» и ортодоксальными святыми заключается в относительной полезности бесов, если называть их таковыми. В то время как бес искренне поддерживает христианского экзорциста в его ортодоксальных (?) взглядах, современный дух обычно бросает своего медиума в беде. Поскольку, говоря ложь, он действует против его или её интересов, а не наоборот, и тем самым слишком часто бросает грязное подозрение на честность медиумизма. Будь современные «духи» бесами, они, очевидно, проявили бы немного больше проницательности и хитрости, чем на самом деле. Они тогда поступали бы так, как бесы этого святого, которые, подстрекаемые церковным магом и силой «имени... которому они вынуждены подчиняться», лгут в соответствии с прямыми интересами экзорциста и его церкви. Извлечь мораль из этой параллели мы оставляем на усмотрение читателя.
«Заметьте, – восклицает де Муссо, – что есть бесы, которые иногда говорят правду». «Экзорцист, – добавляет он, цитируя «Обряд экзорцизма», – должен приказать бесу сообщить ему, удерживается ли он в теле бесноватого с помощью магического искусства, знаков или каких-либо предметов, которые обычно служат для этой злой деятельности. В том случае, когда бесноватый проглотил такой предмет, он должен извергнуть его обратно. Но если предметов в его теле нет, то бес должен указать то место, где их можно найти, и по нахождении их нужно сжечь»[1]. Таким образом, некоторые «бесы раскрывают наличие чар, говорят, кто является их автором, и указывают средства для снятия сглаза. Но будьте осторожны, чтобы в таком случае никогда не прибегать к магам, колдунам или медиумам. Вы должны призывать на помощь лишь служителя вашей церкви! «Церковь верит в магию, как вы понимаете, – добавляет он, – поскольку она выражает это так официально. И те, кто не верит в магию, могут ли они всё ещё надеяться разделить веру своей собственной церкви? А кто может научить их лучше того, кому Христос сказал: «Итак, идите, научите все народы... и вот, Я с вами во все дни, до скончания века»?»[2]
Должны ли мы поверить, что он сказал это только тем, кто носит чёрные
[1] "Rituale Romanum", стр. 475-478. Паризи, 1852 г.
[2] "Moeurs et Pratiques des Demons", стр. 177.
77 | 77 |
или алые сутаны Рима? Должны ли мы в таком случае поверить в историю о том, что эта власть была дана Христом св. Симону Столпнику, который стал святым из-за того, что просидел на столпе (στῦλος) высотой в восемнадцать метров тридцать шесть лет, ни разу не спустившись с него, и который вследствие этого, среди прочих чудес, описанных в «Золотой легенде», мог исцелить глаз дракона?
«Около столпа Симона находилось жилище дракона, настолько ядовитого, что зловоние распространялось на многие километры вокруг его пещеры».
С этим отшельником из разряда змей приключилось несчастье; ему в глаз вонзился шип, и он ослеп, тогда он подполз к столпу святого и три дня прижимался к нему больным глазом, никого не трогая. Блаженный святой со своего воздушного престола «почти метр в диаметре» приказал приложить землю и воду к глазу дракона, из которого внезапно появился шип (или кол) длиной в локоть[18]; когда люди увидели «чудо», они прославили Творца. Что же до благодарного дракона, то он встал и, «воздав хвалу Богу в течение двух часов, вернулся в свою пещеру»[1] – надо полагать, наполовину обращённым в христианство представителем змеиного рода.
Что же мы должны думать относительно другого повествования, не верить в которое означает «рисковать своим спасением», как нам сообщил папский миссионер Ордена францисканцев? Когда св. Франциск читал проповедь в пустыне, птицы слетались со всех четырёх сторон света. Они издавали трели и аплодировали каждому его предложению; они пели хором святую мессу; в конце концов они разлетались, чтобы разнести радостную весть по всей вселенной. Кузнечик, пользуясь отсутствием Пресвятой Девы, которая обычно составляла компанию святому, восседал на голове «блаженного» целую неделю. При нападении свирепого волка святой, у которого не было другого оружия, кроме крестного знамения, которым он осенил себя, и вместо того, чтобы бежать от яростного зверя, начал его убеждать. Сообщая ему о пользе священной религии, св. Франциск не переставал говорить, пока волк не стал кротким, как ягнёнок, и даже не прослезился, раскаиваясь в своих прошлых грехах. Наконец, он «простёр лапы к рукам святого, следовал за ним, как собака, через все города, в которых он проповедовал, и стал наполовину христианином»[2]!
Чудеса зоологии! конь стал колдуном, волк и дракон превратились в христиан!
Этих двух забавных историй, выбранных наугад из сотен других, при сопоставлении, не превзойдут самые дикие романы языческих тавматургов, магов и спиритуалистов! И всё же, когда говорят, что Пифагор покорял животных, даже диких зверей, всего лишь силой
[1] См. рассказы, отобранные из «Золотой легенды» Албаном Батлером.
[2] См. «Золотую легенду», «Жизнь святого Франциска», «Демонологию».
78 | 78 |
гипноза, половина католиков объявляет его наглым самозванцем, а остальные – колдуном, творившим магию в союзе с дьяволом. Не утверждается, что медведица, орёл или бык, которого, как говорят, Пифагор уговорил отказаться от бобов, отвечали человеческими голосами; в то время как «чёрный ворон» святого Бенедикта, которого он называл «братом», спорит с ним и каркает в ответ, как прирождённый казуист. Когда святой предлагает ему половину отравленного хлеба, ворон возмущается и упрекает его на латыни, как будто он только что закончил заведение по пропаганде!
Если возразят, что «Золотая легенда» сейчас лишь наполовину поддерживается церковью, и что известно, что она была составлена из другого собрания житий святых, по большей части не подтверждённых, мы можем доказать, что, по крайней мере, в одном случае, биография не является выдумкой составителя, а историей одного человека, в другом же случае историей его современника.
Джортин и Гиббон много лет назад доказали, что отцы ранней Церкви брали повествования, которыми украшали жития своих апокрифических святых, из Овидия, Гомера, Ливия и даже из устных популярных сказаний языческих народов.
Но относительно вышеупомянутых случаев дело обстоит иначе. Сен-Бернар жил в XII веке, а св. Доминик был почти ровесником автора «Золотой легенды». Иаков Ворагинский умер в 1298 году, а Доминик, изгнание нечистой силы и жизнь которого он так подробно описывает, учредил свой орден в первой четверти тринадцатого века.
Более того, сам Иаков Ворагинский был генеральным викарием доминиканцев в середине того же века и поэтому описал чудеса, сотворённые его героем и покровителем, но спустя несколько лет после того, как они якобы были совершены. Он писал о них в том же монастыре; и, когда он рассказывал об этих чудесах, у него под рукой было около пятидесяти человек, которые были очевидцами образа жизни этого святого.
Что мы должны думать в таком случае о биографе, который серьёзно описывает следующее – Однажды, когда блаженный святой был занят в своём кабинете, бес начал приставать к нему в виде блохи. Он шалил и скакал по страницам его книги, пока утомлённый таким поведением святой, не желающий действовать недоброжелательно, даже по отношению к бесу, не почувствовал, что обязан наказать его, припечатав назойливого беса к тому самому предложению, на котором он остановился, захлопнув книгу. В другой раз тот же бес появился в образе обезьяны. Он так ужасно кривлялся, что Доминик, чтобы избавиться от него, приказал бесу-обезьяне взять свечу и держать её, пока он не закончит читать. Бедный бесёнок так и сделал и держал свечу, пока она не сгорела до самого конца фитиля; и, несмотря на его жалобные мольбы о милосердии, святой заставил его держать свечу, пока пальцы не сгорели до костей!
Довольно! Одобрение, с которым эта книга была принята
79 | 79 |
церковью, и особая святость, приписываемая ей, достаточны для того, чтобы дать оценку достоверности, которой придерживались её покровители. В заключение мы можем добавить, что самые яркие примеры из «Декамерона» Боккаччо покажутся самой стыдливостью по сравнению с грязным реализмом «Золотой легенды».
Нас не могут не поражать притязания католической церкви на обращение индуистов и буддистов в христианство. Хотя «язычник» придерживается веры своих отцов, он обладает, по крайней мере, одним спасительным качеством – не быть отступником ради простого удовольствия обменять один набор идолов на другой. Для него, возможно, есть некоторая новизна в принятии протестантизма, так как от этого он получает преимущество, по крайней мере, в том, что сводит свои религиозные взгляды к их простейшему выражению.
Но когда буддиста соблазняют обменять его Шведагон[19] на туфлю Ватикана, а восемь волосков с головы Гаутамы и зуб Будды, творящие чудеса, на локоны христианского святого и зуб Иисуса, которые творят куда менее умные чудеса, у него нет причин хвастаться своим выбором.
Говорят, что в своём обращении к Литературному обществу Явы сэр Т.С. Раффлз рассказал следующий типичный анекдот: «При посещении великого храма на холмах Нагасаки английский комиссар был встречен с большим почтением и уважением почтенным патриархом северных провинций, человеком восьмидесяти лет, который устроил ему весьма богатый приём. Когда ему показывали двор храма, один из бывших с ним английских офицеров неосторожно воскликнул с удивлением: «Иисус Христос!» Патриарх, обернувшись вполоборота, с безмятежной улыбкой, многозначительно поклонился и сказал: «Мы знаем вашего Иасуса Христа! Что ж, не навязывайте его нам в наших храмах, и мы останемся друзьями». И так, сердечно пожав друг другу руки, эти две противоположности расстались»[1].
Едва ли найдётся сообщение, присланное миссионерами из Индии, Тибета и Китая, которое не оплакивало бы дьявольскую «непристойность» языческих обрядов, их прискорбное беззаконие; всё это, как говорит нам де Муссо, «весьма наводит на мысль о поклонении дьяволу». Вряд ли нас можно убедить, что нравственность язычников хоть сколько-нибудь улучшилась бы, если бы им было позволено независимое исследование жизни, скажем, царя-псалмопевца, автора тех слащавых псалмов, которые так восторженно повторяют христиане. Давид, исполняющий фаллический танец перед священным ковчегом – эмблемой женского начала, в отличие от индийского вайшнава с тем же символом на лбу, находит одобрение только в глазах тех, кто не изучал ни древнюю, ни свою собственную веру. Если религия, которая вынудила Давида убить двести врагов и предъявить их краеобрезания, прежде чем он смог стать зятем царя (1Цар. XVIII),
[1] «Мифология индусов» Чарльз Коулман, Япония.
80 | 80 |
принимается христианами в качестве критерия, то было бы хорошо не бросать в лицо язычникам безнравственность их веры. Помня наводящую на размышления притчу об Иисусе, они должны вынуть бревно из своего глаза, прежде чем вынуть сучок из глаза ближнего. Сексуальный элемент так же бросается в глаза в христианстве, как и в любой из «языческих религий». Разумеется, нигде в Ведах нельзя найти такой грубости и откровенной нескромности выражений, которые гебраисты обнаруживают сейчас в Библии Моисея.
Было бы мало пользы, если бы мы надолго останавливались на предметах, которые так мастерски изложены анонимным автором, чьё сочинение держало в напряжении всю Англию и Германию в прошлом году[1]. Что же касается обсуждаемой нами конкретной темы, то нет ничего лучшего, как порекомендовать научные труды д-ра Инмана. Хотя факты, изложенные в «Древнем и языческом христианском символизме», являются односторонними и во многих случаях несправедливыми по отношению к древним варварским, языческим и иудейским религиям, они безупречны. Мы также не можем согласиться с некоторыми английскими критиками, которые обвиняют автора в намерении уничтожить христианство.
Если под христианством подразумеваются внешние религиозные формы поклонения, то автор, безусловно, стремится разрушить его, поскольку в его глазах, как и в глазах каждого истинно религиозного человека, изучавшего древние экзотерические верования и их символы, христианство является чистым язычеством, а католицизм с его поклонением фетишам гораздо хуже и пагубнее индуизма в его самом идолопоклонническом аспекте. Но, осуждая экзотерические формы и разоблачая символы, автор нападает не на религию Христа, а на искусственную систему богословия. Мы позволим ему проиллюстрировать позицию его же собственными словами и приведём цитату из его предисловия:
«Когда обнаруживали вампиров благодаря проницательности какого-нибудь наблюдателя, – пишет он, – то их, как нам говорят, с позором убивали, пронзая тело колом; но опыт показал, что у них была такая стойкость к жизни, что они снова и снова оживали, несмотря на новые забивания в них кольев, и окончательно не успокаивались, пока их полностью не сжигали. Подобным же образом возрождённое язычество, которое господствует над последователями Иисуса из Назарета, восстаёт снова и снова после того, как его пронзили. Оно по-прежнему лелеемо многими, и осуждаемо немногими. Среди других обвинителей я поднимаю свой голос против язычества, которое так широко распространено в церковном христианстве, и сделаю всё возможное, чтобы разоблачить обман... В истории вампиров, рассказанной Саути в его поэме «Талаба-разрушитель», ожившее существо принимает форму горячо любимой девушки, и герой вынужден убить её своими руками. Он делает это, но, поражая облик любимой, он уверен, что убивает
[1] «Сверхъестественная религия».
81 | 81 |
лишь беса. Точно так же, когда я пытаюсь разрушить нынешнее язычество, облекшееся в одежды христианства, я не нападаю на истинную религию[1]. Мало кто обвинит в злых намерениях рабочего, очищающего от грязи поверхность благородной статуи. Могут быть такие, кто слишком благовоспитан, чтобы касаться неприятного предмета, но даже они порадуются, когда кто-то другой уберёт грязь. Такой мусорщик нужен»[2].
Но разве католики преследуют только варваров и язычников, о которых, подобно Августину, они взывают к Божеству: «О, Боже мой! Я так хочу, чтобы враги Твои были убиты!»? О нет! их стремления больше похожи на стремления Моисея и Каина. Именно против своих ближайших родственников по вере, против своих братьев-раскольников они сейчас плетут интриги в стенах, которые укрывали кровожадных Борджиа. Лярвы Пап, убивавших младенцев, отцов и братьев, оказались подходящими советниками для Каинов из Кастельфидардо и Ментаны. Теперь очередь славянских христиан, восточных раскольников – филистимлян греческой церкви!
Его Святейшество Папа, исчерпав все метафоры самовосхваления, все аспекты уподобления себя великим библейским пророкам, в конце концов, очень верно сравнил себя с патриархом Иаковом, «борющимся против своего Бога». Теперь он венчает здание католического благочестия открытым сочувствием туркам!
Наместник Божий демонстрирует свою непогрешимость, поощряя в истинно христианском духе действия этого мусульманского Давида, современного башибазука[20]; и кажется, что ничто так не порадует его Святейшество, как то, что последний преподнесёт ему несколько тысяч болгарских или сербских «краеобрезаний». Верная своей политике быть всем для всех для продвижения своих интересов, Римская церковь на момент написания (1876 г.) великодушно смотрит на зверства по отношению к болгарам и сербам и, вероятно, плетёт интриги с Турцией против России. Лучше ислам и ненавистный до сих пор полумесяц над гробом христианского бога, чем греческая церковь, принятая в Константинополе и Иерусалиме в качестве государственной религии. Подобно дряхлому и беззубому бывшему тирану в изгнании, Ватикан стремится к любому союзу, который обещает если не восстановление его собственной власти, то, по крайней мере, ослабление его соперника. Теперь он играет втайне топором,
[1] И мы тоже не нападаем, если под истинной религией мир, наконец, поймёт поклонение одному Высшему, невидимому и Неведомому Божеству посредством дел или действий, а не через исповедание пустых человеческих догм. Но мы намерены пойти дальше. Мы хотим доказать, что если исключить церемонии и поклонение фетишам из числа рассматриваемых в качестве неотъемлемой части религии, тогда примеры соблюдения истинных христианских принципов и истинного христианства, практиковавшегося со времён апостолов, можно найти исключительно среди буддистов и «язычников».
[2] «Древний языческий и современный христианский символизм», стр. xvi.
82 | 82 |
которым размахивали когда-то его инквизиторы, он проверяет его лезвие и ждёт подходящего момента, питая тщетную надежду. В своё время папская церковь возлегала со случайными знакомыми, но никогда раньше не опускалась до такой степени, оказывая нравственную поддержку тем, кто на протяжении более 1200 лет плевали ей в лицо, называли её приверженцев «неверными собаками», отвергали её учение и отказывали её Богу в божественности!
Пресса даже католической Франции справедливо возмущается таким унижением и открыто обвиняет ультрамонтанов католической церкви и Ватикан в том, что они во время нынешней войны Востока встали на сторону магометан против христиан. «Когда министр иностранных дел во французском законодательном собрании произнёс несколько сочувственных слов в защиту греческих христиан, ему аплодировали только либеральные католики, ультрамонтаны же приняли его холодно», пишет французский корреспондент в нью-йоркской газете.
«Это было настолько ясно, что мосье Лемуанн, известный редактор большого либерального католического журнала «The Debats», был вынужден сказать, что Римская церковь испытывает больше симпатии к мусульманам, чем к раскольникам, точно так же, как они предпочитают неверных протестантам…
В сущности (пишет этот автор) существует большое сходство между Силлабусом[21] и Кораном, а также между двумя лидерами верующих. Эти две системы имеют одинаковую природу и объединены на общем основании одного и неизменного учения. Точно так же в Италии король и либеральные католики испытывают горячие симпатии к несчастным христианам, в то время как Папа и фракция ультрамонтанов склоняются к магометанам».
Цивилизованный мир ещё может ожидать явлений материализовавшейся Девы Марии в стенах Ватикана. Так часто повторяемое в средние века «чудо» явления Непорочной Гостьи было разыграно в Лурде, то почему бы не разыграть его ещё раз, как coup de grace[22] всем еретикам, раскольникам и неверным? Чудотворную восковую свечу всё ещё видят в Аррасе, главном городе провинции Артуа; и при каждом новом бедствии, угрожающем её возлюбленной Церкви, «Пресвятая Дама» появляется лично и зажигает свечу своей прекрасной рукой на глазах у всей «загипнотизированной» общины. Такого рода «чудо», – пишет Э. Уорсли, – сотворённое Римско-католической церковью, «совершенно бесспорно, и в нём никто не сомневается»[1]. Также не подвергается сомнению личная переписка, которой удостаивает своих друзей сама «Милосердная Дама». В церковных архивах хранятся два ценных послания от неё. Первое представляет собой письмо, написанное в ответ на письмо, адресованное ей Игнатием. Она подтверждает всё, что её корреспондент узнал от «её друга»
[1] «Беседы о чудесах, совершённых в Римско-католической церкви; или полное опровержение несправедливых возражений д-ра Стиллингфлита относительно чудес». Формат книги октаво, 1676, стр. 64.
83 | 83 |
– имеется в виду апостол Иоанн. Она приказывает ему твёрдо придерживаться своих обетов и добавляет в качестве приманки: «Я и Иоанн придём вместе навестить вас»[1].
Ничего не было известно об этой бесстыдной фальсификации до тех пор, пока письма не были опубликованы в Париже в 1495 году. По любопытной случайности одно появилось в то время, когда начали задаваться угрожающие вопросы относительно подлинности четвёртого синоптика. Кто бы мог сомневаться после такого подтверждения из штаб-квартиры! Но апогей наглости пришёлся на 1534 год, когда было получено ещё одно письмо от «Посредницы», которое больше похоже на отчёт агента лобби брату-политику. Письмо было написано на превосходной латыни и найдено в соборе Мессины вместе с образом, на который оно ссылается. Его содержимое выглядит следующим образом:
«Дева Мария, Мать Искупителя мира, епископу, духовенству и другим верующим Мессины, шлёт пожелания здоровья и благословение от себя и сына[2]:
Поскольку вы заботитесь об установлении поклонения мне, то сим посланием уведомляю вас, что, поступая так, вы снискали великую благосклонность в моих глазах. Я долгое время с болью размышляла о вашем городе в связи с угрозой, вызванной близостью к пламени Этны, и часто говорила об этом с моим сыном, потому что он был недоволен вами из-за вашего заслуживающего порицания пренебрежения моим поклонением, так что он ни во что не ставил моё заступничество. Однако теперь, когда вы опомнились и начали соответствующим образом поклоняться мне, он даровал мне право стать вашей вечной заступницей; но в то же время предупреждаю вас, не забывайте о том, чем вы занимаетесь, и не подавайте мне повода раскаяться в моей доброте к вам. Молитвы мне, а также праздники, учреждённые в мою честь, чрезвычайно (vehementer) мне нравятся, и если вы будете с верой упорствовать в этом, то при условии, что вы будете всеми силами противостоять еретикам, ныне распространившимся по всему миру, из-за чего поклонение мне и другим святым, мужчинам и женщинам, подвергается опасности, вы обретёте моё вечное заступничество.
В знак этого договора я посылаю вам с небес мой образ, сотворённый небесными руками, и если вы будете содержать его в той чести, на которую он имеет право, то это будет мне доказательством вашего послушания и вашей веры. Прощайте, писано на небесах, сидя возле трона моего сына, в декабре 1534-го года от его воплощения.
ДЕВА МАРИЯ»
Читатель должен понимать, что этот документ не является антикатолической подделкой. Автор, у которого он взят[3], говорит, что подлинность послания «засвидетельствована самим епископом, его генеральным викарием,
[1] После этого, почему римские католики должны возражать против претензий спиритуалистов? Если без доказательств они верят в «материализацию» Марии и Иоанна ради Игнатия, как они могут логически отрицать материализацию Кэти и Джона (Кинга), когда это подтверждается тщательными экспериментами английского химика мистера Крукса, а также собранными показаниями большого количества свидетелей?
[2] Следовательно, «Матерь Божья» имеет приоритет перед Богом?
[3] См. «New Era» за июль 1875 года, Нью-Йорк.
84 | 84 |
секретарём и шестью канониками соборной церкви Мессины, каждый из которых подписал это свидетельство и подтвердил его под присягой.
«И послание, и образ были найдены на главном престоле, куда они были помещены ангелами с неба».
Церковь, должно быть, дошла до последней стадии деградации, когда её духовенство могло прибегнуть к подобным кощунственным уловкам и принимать их, невзирая на мнение народа.
Нет! Пусть человек, который осознаёт действие бессмертного духа внутри себя, держится подальше от такой религии! Никогда не было и никогда не будет по-настоящему философского ума, будь то у варвара, язычника, иудея или христианина, если он не шёл одним и тем же путём. Гаутама Будда отражён в заповедях Христа, Павел и Филон Иудей – преданные отголоски Платона, а Аммоний Саккас и Плотин завоевали свою бессмертную славу, объединив учения всех этих великих мастеров истинной философии. «Всё испытывайте, хорошего держитесь» – должно быть девизом всех братьев на земле. Не так обстоит дело с толкователями Библии. Семя Реформации было посеяно в тот день, когда вторая глава католического послания Иакова столкнулась с одиннадцатой главой Послания к евреям в том же Новом Завете. Тот, кто верит в Павла, не может верить в Иакова, Петра и Иоанна. Последователи Павла, чтобы оставаться христианами со своим апостолом, должны противостоять Петру «лицом к лицу», а раз Пётр «виноват» и был неправ, то он не был непогрешимым. Как же тогда его преемник (?) может хвастаться своей непогрешимостью? «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падёт». Многочисленность учителей оказалась такой же фатальной для религий, как и для политики.
То, что проповедовал Павел, проповедовал любой другой философ-мистик. «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства!» восклицает честный апостол-философ; и добавляет, как будто пророчески вдохновлённый: «Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом».
То, что неоплатоников не всегда презирали или обвиняли в демонолатрии, свидетельствует принятие римской церковью самих их обрядов и теургии. Идентичные заклинания и заговоры языческого и еврейского каббалиста теперь повторяются христианским экзорцистом, а теургия Ямвлиха была принята слово в слово.
«Какими бы ни были платоники и последователи Павла в предыдущие века, – пишет профессор А. Уайлдер, – во многих из наиболее выдающихся учителей новой веры была сильна философская закваска. Синесий, епископ Киренский, был учеником Гипатии. Св. Антоний неоднократно совершал теургию Ямвлиха. Логос, или слово согласно
85 | 85 |
Евангелию Иоанна, был гностической персонификацией. Климент Александрийский, Ориген и другие отцы церкви очень много пили из источников философии. Идея аскетизма, увлёкшая церковь, была подобна идее установленного Плотином порядка… на протяжении всего средневековья появлялись люди, которые принимали внутренние доктрины, провозглашённые известным учителем Академии»[1]. Чтобы подтвердить наше обвинение в том, что Латинская церковь сначала лишила каббалистов и теургов их магических обрядов и церемоний, прежде чем низвергать анафемы на их преданные головы, мы теперь переведём для читателя отрывки из видов экзорцизма, применяемых каббалистами и христианами. Тождество во фразеологии, возможно, может раскрыть одну из причин, по которой римская церковь всегда стремилась держать верующих в неведении значения её молитв и ритуалов, записанных на латыни. Только те, кто непосредственно интересовался обманом, имели возможность сравнивать обряды Церкви и магов. Лучшие латинисты до сравнительно недавнего времени были либо церковниками, либо зависели от церкви. Простые люди не могли читать по-латыни, и даже если бы они могли, чтение книг по магии было запрещено под страхом анафемы и отлучения от церкви. Хитрый приём в виде исповедальни делал почти невозможным заглянуть, даже тайно, в то, что священники называют grimoire (бесовскими каракулями) или «церемониальной магией». Для большей верности Церковь начала уничтожать или утаивать всё, на что могла наложить руку.
Нижеследующее переведено из каббалистического ритуала, известного как «Римский ритуал»[23]. Последний был провозглашён в 1851 и 1852 годах с санкции кардинала Энгельберта, архиепископа Мехеленского и архиепископа Парижского. Говоря об этом, демонолог де Муссо пишет: «Это – «Ритуал» Павла V., пересмотренный наиболее образованным из нынешних Пап, современником Вольтера, Бенедиктом XIV»[2].
Жрец-маг благословляет соль и говорит: «Тварь соли[3], да пребудет в тебе МУДРОСТЬ (Бога); и пусть она предохранит от всякой порчи наши умы и тела. Перед Хохмаэлем [חכמהאל], (Богом мудрости) и силой Руах Хохмаэля (дыханием Святого Духа) да отступят духи материи (злые духи) ... Аминь». |
Священник благословляет соль и говорит: «Тварь соли, заклинаю тебя именем Бога Живого ...стань здоровьем души и тела! Куда бы тебя ни бросили, пусть нечистые духи обратятся в бегство Аминь». |
[1] «Павел и Платон».
[2] См. «La Magie au XIXme Siecle», стр. 139.
[3] Тварь соли, воздуха, воды или любого другого предмета, на которую нужно наложить заклятие или благословить, является особым термином в магии, принятым христианским духовенством.
[4] «Римский ритуал», ред. 1851 г., стр. 291-296 и далее.
86 | 86 |
«Тварь воды, заклинаю тебя... тремя именами, которые суть Нецах, Ход и Йесод (каббалистическая троица), в начале и в конце – Альфой и Омегой, которые пребывают в духе Азот (Святого Духа или «Мировой Души»), я изгоняю и заклинаю тебя ... Странствующий орёл, да повелевает тебе Господь крыльями быка и его пылающим мечом». (Херувим, поставленный у восточных врат Эдена.) |
«Тварь воды, именем Всемогущего Бога, Отца, Сына и Святого Духа ... выйди ... я заклинаю тебя именем Агнца ... (маг говорит быка или тельца – per alas Tauri), именем Агнца, на василиска и аспида наступающего, и попирающего льва и дракона». |
«Змей, именем Тетраграмматона, Господа; Он повелевает тебе через ангела и льва. Ангел тьмы, повинуйся и выйди с этой святою (заклятою) водою. Орёл в цепях, повинуйся этому знаку и отступи перед этим дыханием. Движущийся змей, ползай у моих ног или примешь мучение от этого священного огня, и испарись перед этим священным фимиамом. Пусть вода вернётся к воде (элементальный дух воды); пусть огонь горит и воздух циркулирует; пусть земля возвращается к земле силою пентаграммы, которая есть Утренняя Звезда, и во имя тетраграмматона, начертанного в центре Креста Света. Аминь». |
«О, Господь, пусть тот, который приносит с собою ужас, убежит, поражённый, в свою очередь, ужасом и побеждённый... О, ты, кто есть Древний Змей... трепещи пред рукой того, кто, одолев муки ада (?) devictis gemitibus inferni, вывел души на свет... Чем больше ты будешь ветшать, тем ужаснее будут твои муки... от Того, кто царствует над живыми и мёртвыми... и кто будет судить этот век огнём, saeculum per ignem, и т. д. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь»[1]. |
Нет необходимости больше испытывать терпение читателя, хотя мы могли бы привести ещё другие примеры. Не следует забывать, что мы дали цитату из последней редакции «Ритуала» 1851-1851 гг. Если бы мы обратились к первой редакции, то обнаружили бы гораздо более поразительное сходство, не только во фразеологии, но и в форме церемоний. Для сравнения мы даже не воспользовались ритуалом церемониальной магии христианских каббалистов средневековья, язык которого отражает веру в божественность Христа и за исключением отдельных выражений сходен с
[1] «Римский ритуал», стр. 428-433.
87 | 87 |
католическим «Ритуалом»[1]. Последний, однако, вносит одно «улучшение», оригинальность которого заслуживает всяческих похвал. Разумеется, в магическом ритуале не найти ничего более фантастического. «Уступи место (обращаясь к «бесу»), – говорится в нём, – уступи место Иисусу Христу… ну, ты, мерзкая, зловонная и свирепая скотина… ещё бунтуешь? Слушай и трепещи, сатана, враг веры, враг рода человеческого, представитель смерти... корень всего зла, покровитель порока, дух зависти, источник алчности, причина раздора, князь убийства, которого проклинает Бог, зачинщик кровосмешения и святотатства, изобретатель всякой непристойности, знаток самых отвратительных деяний и великий магистр еретиков (!!) (Doctor Haereticorum!) Что!... Ты всё ещё стоишь? Ты осмеливаешься сопротивляться, когда знаешь, что Христос, Господь наш, грядёт? ...Уступи место Иисусу Христу, уступи место Святому Духу, который через своего благословенного апостола Петра низверг тебя перед всем народом в лице Симона Мага» (te manifeste stravit in Simone mago)[2].
После такого ливня оскорблений ни один бес, имеющий хоть малейшее чувство собственного достоинства, не мог оставаться в такой компании, если, на самом деле, он не окажется итальянским либералом или самим королём Виктором Эммануилом, которые оба, благодаря Пию IX, стали непроницаемыми в отношении анафемы.
По-видимому, весьма дурно лишать Рим сразу всех его символов, нужно отдать должное ограбленным иерофантам. Задолго до того, как знак креста был принят в качестве христианского символа, он использовался как тайный знак приветствия среди неофитов и адептов. Леви говорит: «Крестное знамение, принятое христианами, не принадлежит исключительно им. Это – каббалистический знак, изображающий противоположности и четвертичное равновесие элементов. Мы видим из оккультного стиха Pater[24], на который мы призывали обратить внимание в другом сочинении, что изначально существовало два способа его произнесения или, по крайней мере, две очень разные формулы для выражения его значения: одна предназначена для священников и посвящённых, а другая – для неофитов и непосвящённых. Так, например, посвящённый, поднеся руку ко лбу, говорил: Тебе, затем он добавлял, принадлежит, и, поднеся руку к груди, говорил – царство; затем к левому плечу – суд; к правому плечу – милость, и соединив две руки, добавлял – на протяжении всех порождающих циклов: «Tibi sunt Malchut, et Geburah et Chassed per AEonas»[25] – вот, крестное знамение, абсолютно и глубоко каббалистическое, смысл которого в результате опошления гностицизма воинствующая и официальная Церковь совершенно утратила[3].
[1] См. «Art-Magic», ст. Пьеро д'Абано.
[2] «Ритуал», стр. 429-433; см. "La Magie au XIXme Siecle", стр. 142, 143.
[3] "Dogme et Rituel de la Haute Magie", т. II, стр. 88.
88 | 88 |
Поэтому насколько фантастично утверждение отца Вентуры, что, в то время когда Августин был манихеем, философом, не знавшим «великого христианского откровения» и не желавшим смиряться перед его возвышенностью, он был невежественным, не имел никакого понятия о Боге, человеке и вселенной; «...он оставался бедным, ничтожным, непонятым, бесплодным, и ничего не писал и не делал действительно грандиозного или полезного».
Но едва он стал христианином, «…его способность к рассуждению и разум, просвещённые светилом веры, возвысили его до величайших высот философии и богословия». Вот его другое утверждение о том, что гений Августина, как следствие, «во всём достиг своего величия и невероятной плодовитости... его разум излучал то огромное сияние, которое, отражаясь в его бессмертных произведениях, не прекращало ни на мгновение в течение четырнадцати столетий освещать Церковь и весь мир»[1]!
Кем был Августин как манихей, мы предоставляем выяснять отцу Вентуре, но, несомненно, одно – его присоединение к христианству положило начало вечной вражды между богословием и наукой. Вынужденный признать, что «язычники, возможно, имели в своём учении нечто божественное и истинное», он, тем не менее, заявлял, что за их суеверия, идолопоклонство и гордыню их следует «ненавидеть и, если они не исправятся, наказывать божественным судом».
Это даёт ключ к дальнейшей политике христианской церкви даже в наши дни. Если язычники не захотели войти в Церковь, то всё божественное в их философии ни во что не ставилось, и божественный гнев Божий должен был обрушиться на их головы. Дрейпер кратко констатирует последствия:
«Никто не сделал больше, чем этот отец Церкви, чтобы столкнуть лбами науку и религию; в основном именно он увёл Библию от её истинного предназначения (руководства к чистоте жизни) и поставил её на опасное место арбитра человеческих знаний, наглого тирана человеческого разума. Когда был подан пример, в последователях не было недостатка; сочинения греческих философов заклеймили как невежественные; необыкновенно славные достижения Музея Александрии были скрыты от глаз тучей невежества, мистики и непонятного жаргона, из которых слишком часто сверкали разрушительные молнии церковной мести»[2].
Августин и Киприан[3] признают, что Гермес и Останес[26] верили в одного истинного бога; первые два, как и два язычника, утверждали, что он невидим и непостижим иначе, как только духовно. Более того, мы приглашаем любого разумного человека (при условии, что он не религиозный фанатик) после прочтения отрывков, выбранных наугад из произведений Гермеса и
[1] «Конференции», Le Pere Ventura, Т. II, часть I, стр. lvi, Предисловие.
[2] «Конфликт религии и науки», стр. 62.
[3] «De Baptismo Contra Donatistas», кн. VI, гл. xliv.
89 | 89 |
Августина о Божестве, решить, какой из двух даёт более философское определение «невидимого Отца». У нас есть, по крайней мере, один известный автор, придерживающийся нашего мнения. Дрейпер называет августинские произведения «восторженной беседой» с Богом или «бессвязным сном»[1].
Отец Вентура изображает святого стоящим перед изумлённым миром на «величайших высотах философии». Но здесь снова появляется тот же беспристрастный критик, который делает следующие замечания по поводу этого колосса святоотеческой философии. «Не из-за этой ли нелепой махинации, – спрашивает он, – этого продукта невежества и дерзости пришлось отказаться от сочинений греческих философов?» Великие критики Реформации, сравнив сочинения этих авторов, вывели их на должный уровень и научили нас смотреть на них всех с презрением»[2].
Обвинение таких людей, как Плотин, Порфирий, Ямвлих, Аполлоний и даже Симон Маг в заключении сговора с дьяволом, независимо от того, существует последний персонаж или нет, настолько абсурдно, что требует лишь небольшого опровержения. Если Симон Маг (самая спорная личность из всех в историческом смысле) когда-либо существовал иначе, чем в чрезмерной фантазии Петра и других апостолов, он, очевидно, был не хуже любого из своих противников. Разница в религиозных воззрениях, какой бы большой она ни была, недостаточна per se[27] для того, чтобы отправить одного человека в рай, а другого в ад. Такие безжалостные и категорические доктрины могли преподавать в средние века, но теперь уже слишком поздно, даже для Церкви, выставлять это традиционное чучело. Исследования начинают предполагать такое, что, если когда-либо это будет подтверждено, то навлечёт вечный позор на церковь апостола Петра, чьё навязывание себя этому ученику должно рассматриваться как наиболее недоказанное и недоказуемое из всех предположений католического духовенства.
Эрудированный автор книги «Сверхъестественная религия» усердно пытается доказать, что под Симоном Магом мы должны понимать апостола Павла, чьи послания были тайно, а также открыто оклеветаны Петром и обвинялись в содержании «неудобовразумительного[28] учения». Апостол язычников был храбрым, откровенным, искренним и очень образованным человеком, апостол же обрезания был труслив, осторожен, неискренен и очень невежественен. То, что Павел был частично, по крайней мере, если не полностью, посвящён в теургические мистерии, не вызывает сомнений. Его язык, фразеология, столь свойственная греческим философам, некоторые выражения, используемые только посвящёнными – всё это верные отличительные признаки такого предположения. Наши подозрения были подкреплены талантливой статьёй в одном из периодических изданий
[1] «Конфликт науки и религии» стр. 60.
[2] Там же.
90 | 90 |
Нью-Йорка под названием «Павел и Платон»[1], в которой автор приводит одно замечательное и для нас очень ценное наблюдение. Он показывает, что Павел в своём «Послании к коринфянам» часто использует «выражения из посвящений Сабазия и Элевсина и лекций (греческих) философов. Он (Павел) называет себя безумным[29] – человеком, неискушённым в Слове, но не в гносисе или философском обучении. «Мудрость же мы проповедуем между совершенными или посвящёнными, – пишет он, – но мудрость не века сего и не архонтов века сего преходящих, но проповедуем мудрость Божию в мистерии, сокровенную мудрость…которой никто из архонтов века сего не познал»[2]. Что ещё может иметь в виду апостол под этими недвусмысленными словами, кроме того что он сам, как принадлежавший к мистам (посвящённым), говорил о вещах, показываемых и объясняемых только в мистериях? «Мудрость Божия в мистерии, которой никто из архонтов века сего не познал» очевидно, имеет прямое отношение к василевсу[30] элевсинского посвящения, который действительно знал её. Такой василевс принадлежал к окружению великого иерофанта и был архонтом Афин, и, как таковой, был одним из главных мистов, принадлежащих к внутренним мистериям, куда входили избранные и весьма малочисленные люди[3]. Городские власти, надзирающие за элевсинскими мистериями, назывались архонтами.
Ещё одно доказательство принадлежности Павла к кругу «посвящённых» заключается в следующем факте. Апостолу остригли голову в Кехрие[31] (где был посвящён Луций Апулей), так как «он дал обет». Назиры или отделённые, как мы видим из еврейских Писаний, должны были остригать длинные волосы, которых в любое другое время «бритва не должна касаться»[32], и приносить их в жертву на алтаре посвящения. И назиры представляли класс халдейских теургов. Далее мы покажем, что Иисус принадлежал к этому классу.
Павел заявляет, что: «По данной мне благодати Божией, как мудрому мастеру-строителю, я заложил основание»[4].
Это выражение «мастер-строитель», употреблённое только один раз во всей Библии, и только Павлом, можно рассматривать как целое откровение. В мистериях третья часть священных обрядов называлась эпоптейя, или откровение, допуск к тайнам. По сути, это означает ту стадию божественного ясновидения, когда всё, относящееся к этой земле, исчезает, земное зрение парализуется, а душа, свободная и чистая, соединяется со своим духом или Богом. Но настоящее значение этого слова – «наблюдение» от слова (ὄπτομαι) – взирать на себя. На санскрите слово «авāпта» имеет то же значение,
[1] «Павел и Платон» А. Уайлдера, редактора «Элевсинских и вакхических мистерий» Томаса Тейлора.
[2] «Павел и Платон».
[3] «Элевсинские и вакхические мистерии» Томаса Тейлора.
[4] I Кор.3:10.
91 | 91 |
что и получать[1]. Слово эпоптейя является сложным существительным, образованным от приставки (επι) – на, и (ὄπτομαι) – взирать, и обозначающим смотрителя или надзирателя, что также используется для обозначения мастера-строителя. Звание мастера-масона в масонстве происходит от этого слова в том смысле, который используется в мистериях. Поэтому, когда Павел называет себя «мастером-строителем»[33], он использует в основном каббалистический, теургический и масонский термин, который не использует ни один другой апостол. Таким образом, он объявляет себя адептом, имеющим право посвящать других.
Если мы будем искать в этом направлении, с теми надёжными проводниками, греческими мистериями и каббалой в руках, то будет легко найти тайную причину, по которой Павла так преследовали и ненавидели Пётр, Иоанн и Иаков. Автор Откровения был иудейским каббалистом pur sang[34], со всей ненавистью к мистериям, унаследованной им от его предков[2]. Его ревность при жизни Иисуса распространилась даже на Петра; и только после смерти их общего учителя мы видим, как эти два апостола, первый из которых носил «митру»[35] и пеот[36] еврейских раввинов, столь ревностно проповедуют обряд обрезания. В глазах Петра унизивший его Павел, которого он считал намного превосходящим его в «греческих знаниях» и философии, естественно, должен был казаться магом, человеком, осквернённым «гносисом», «мудростью» греческих мистерий; отсюда, возможно, и «Симон[3] Маг».
Что касается Петра, то критика Библии уже доказала, что он, вероятно, причастен к основанию Латинской церкви в Риме только тем, что дал предлог, за который так охотно ухватился хитрый Ириней, чтобы принести пользу этой церкви новым именем апостола (Пѐтра или Кифа), именем, которое с такой же лёгкостью позволяло связать его с Петромой[37], двумя каменными скрижалями,
[1] В самом широком смысле это санскритское слово имеет тот же буквальный смысл, что и греческий термин; оба подразумевают «откровение» не через человека, а через «принятие священного напитка». В Индии посвящённые принимали «сому», священный напиток, который помогал освободить его душу от тела; а в элевсинских мистериях это был священный напиток, предлагаемый во время эпоптейи. Греческие мистерии целиком произошли от брахманских ведических обрядов, а последние – от доведических религиозных мистерий, изначальной буддхической философии.
[2] Нет необходимости утверждать, что Евангелие от Иоанна было написано не Иоанном, а платоником или гностиком, принадлежавшим к неоплатонической школе.
[3] Тот факт, что Пётр преследовал «апостола язычников» под этим именем, не обязательно означает, что не было другого Симона Мага, отличного от Павла. Это имя могло стать нарицательным как оскорбление. Феодорит и Иоанн Златоуст, самые ранние и наиболее плодовитые комментаторы гностицизма тех дней, похоже, фактически сделали этого Симона соперником Павла и утверждали, что они часто обменивались посланиями. Первый, как прилежный пропагандист того, что Павел называет «противление знанию» [ἀν τιθέσεις τῆς …γνώσεως антитесис тис гносиос (греч.) 1Тим.6:20, в синодальном переводе «лжеимённое знание»] (1-е послание к Тимофею), должно быть, был для апостола занозой в боку. Есть достаточно доказательств реального существования Симона Мага.
92 | 92 |
использовавшимися иерофантами при посвящении во время завершающей мистерии. В этом, возможно, и кроется весь секрет претензий Ватикана. Как уместно предполагает профессор Уайлдер: «В странах Востока термин פּתּר Петер (на финикийском и халдейском языках «толкователь»), по-видимому, было званием этой особы (иерофанта)... Что-то есть в этих фактах, что говорит об особых обстоятельствах Моисеева Закона... а также претензиях Папы на то, чтобы быть преемником Петра, иерофантом или толкователем христианской религии»[1].
Итак, мы должны в некоторой степени уступить ему право быть таким толкователем. Латинская церковь преданно сохранила в символах, обрядах, церемониях, архитектуре и даже в самом одеянии духовенства традиции языческого культа (публичных или экзотерических церемоний, мы должны добавить), иначе в её догмах было бы больше смысла и меньше богохульства относительно величия высшего и невидимого Бога.
Надпись, найденная на саркофаге царицы Ментухепт из одиннадцатой династии (2250 г. до н. э.), которая, как теперь доказано, является цитатой из семнадцатой главы «Книги Мёртвых» (датируемой не позднее 4500 г. до н. э.), не только наводит на размышления. Этот монументальный текст содержит группу иероглифов, которые при правильном толковании читаются следующим образом:
Барон Бунзен демонстрирует этот священный свод правил, перемешанный с целым рядом глосс и различных интерпретаций на памятнике, которому уже сорок веков. «Всё равно, что сказать, что летопись (истинное толкование) в то время уже нельзя было разобрать... Мы просим наших читателей понять, – добавляет он, – что священный текст или гимн, содержащий слова духа минувших веков, существовал в таком состоянии около 4000 лет назад... и был почти непонятен царским писцам»[2].
То, что он был непонятен непосвящённым из числа последних, также подтверждается запутанными и противоречивыми глоссариями, поскольку это было «тайное» слово, известное иерофантам святилищ, и, более того, слово, избранное Иисусом для обозначения должности, предназначенной им для одного из своих апостолов. Это слово, ПТР, было частично истолковано благодаря другому слову, написанному аналогичным образом в другой группе иероглифов
[1] Введение, «Элевсинские и вакхические мистерии», стр. 17-18, 4-е изд.. Если бы у нас не было надёжных каббалистических преданий, на которые можно было бы положиться, мы, возможно, были бы вынуждены усомниться в том, следует ли приписывать авторство Откровения апостолу с таким именем. Кажется, его называют Иоанном Богословом.
[2] Бунзен «Место Египта во всемирной истории», т. V, стр. 90.
93 | 93 |
на стеле, причём символом для него служил открытый глаз[1]. Бунзен упоминает как ещё одно объяснение ПТР, глагол «показывать». «Сдаётся мне, – замечает он, – что наш термин ПТР – это буквально арамейское или древнееврейское слово «патар», которое встречается в истории об Иосифе как особое слово, обозначающее толкование, отсюда также «петрим», термин для толкователей текстов или снов»[2]. В рукописи первого века, комбинации демотических и греческих текстов[3], и, скорее всего, одной из немногих, которые чудом избежали христианского вандализма второго и третьего веков, когда все такие драгоценные рукописи были сожжены как магические, в нескольких местах встречается фраза, которая, возможно, может пролить некоторый свет на этот вопрос.
Один из главных героев рукописи, которого постоянно называют «иудейским просветителем» или посвящённым (τελειότης), вынужден был общаться только со своим патаром, причём последнее слово написано халдейскими буквами. Один раз последнее слово встречается вместе с именем Шимон. Несколько раз «просветитель», который редко нарушает состояние созерцания, показан живущим в (κρύπτη пещере) и обучающим множество стоящих снаружи ревностных учеников, но не лично, а через такого патара. Последний слушает слова мудрости, приложив ухо к круглому отверстию в перегородке, которая скрывает учителя от слушателей, а затем передаёт их толпе с пояснениями и примечаниями относительно терминов.
Таков, с небольшими изменениями, был метод, использовавшийся Пифагором, который, как мы знаем, никогда не позволял своим неофитам видеть его в годы испытательного срока, а давал им наставления из-за занавеса в своей пещере.
Но независимо от того, идентично ли слово «просветитель» греко-демотической рукописи слову, данному Иисусом, или нет, факт остаётся фактом; мы находим, что он выбирает «тайное» имя для того, кого католическая церковь заставила позже явиться в качестве привратника царствия небесного и толкователя воли Христа. Слово «патар» или «петер» помещает учителя и ученика в круг посвящения и связывает их с тайным учением. Великий иерофант древних мистерий никогда не позволял кандидатам видеть или слышать его лично. Он был Deus-ex-Machina[38], руководящим, но невидимым божеством, излагающим свою волю и наставления через вторых лиц; и 2000 лет спустя мы находим, что далай-ламы Тибета веками следовали той же традиционной программе во время самых важных религиозных мистерий ламаизма.
[1] См. Де Руж «Stele», стр. 44; ПТАР (videmus) переводится на ней как «появляться» со знаком вопроса после него, обычный знак недоумения учёного. В пятом томе «Египта» Бунзена даётся перевод «просветитель», что более правильно.
[2] «Египет» Бунзен, Т. V, стр. 90.
[3] Она принадлежит одному мистику, которого мы встретили в Сирии.
94 | 94 |
Если Иисус знал тайное значение звания, данного им Симону, то он, вероятно, был посвящённым; иначе он не мог бы этому научиться; а если он был посвящённым пифагорейских ессеев, халдейских магов или египетских жрецов, то учение, которому он учил, было лишь частью тайного учения, которое языческие иерофанты преподавали немногим избранным адептам, допущенным внутрь сокровенного святилища.
Но мы обсудим этот вопрос после. А пока постараемся кратко указать на необычайное сходство (или, скорее всего, тождество, сказали бы мы) обрядов и церемониального облачения христианского духовенства с таковыми у древних вавилонян, ассирийцев, финикийцев, египтян и других язычников седой древности.
Если мы хотим найти образец папской тиары, нам следует изучить анналы древних ассирийских табличек. Предлагаем читателю обратить внимание на иллюстрированное сочинение д-ра Инмана «Древний языческий и современный христианский символизм». На странице шестьдесят четвёртой читатель легко узнаёт головной убор преемника святого Петра в причёске, которую носили боги или ангелы древней Ассирии, «где она, кажется, увенчана эмблемой мужской троицы» (христианский крест).
«Попутно мы можем упомянуть, – добавляет д-р Инман, – что так же, как католики переняли митру и тиару от «проклятого потомства Хама», так они переняли епископальный посох у авгуров Этрурии, а художественную форму, в которую они облекают своих ангелов, от художников и мастеров урн Magna Grecia и центральной Италии».
Если мы будем продолжать исследования и стремиться выяснить происхождение нимба и тонзуры католического священника и монаха, то что мы обнаружим[1]? Мы найдём неопровержимые доказательства того, что они являются солнечными символами. Найт в своей книге «Иллюстрированные изображения старой Англии» приводит рисунок блаж. Августина, изображающий древнего христианского епископа, в одежде, вероятно, идентичной одежде, которую носил сам великий «святой». Паллий[39] или древняя накидка епископа, является женским знаком, когда священник надевает её на богослужении. На рисунке блаж. Августина она украшена буддийскими крестами и всем своим видом представляет собой изображение египетского Т (тау), слегка принимая форму буквы Y. «Её нижняя часть – символ мужской триады, – пишет Инман, – указательный палец правой руки (на рисунке) согнут наподобие жеста ассирийских жрецов, поклоняющихся рощам... Когда мужчина надевает мантию во время поклонения, он становится представителем троицы в единице или арба[40], мистической четвёркой»[2].
«Наша непорочная госпожа Изида», – гласит надпись вокруг гравюры
[1] У жрецов Изиды была тонзура.
[2] См. «Ancient Faiths Embodied in Ancient Names», Т. II, стр. 915-918.
95 | 95 |
Сераписа и Изиды, описанной Кингом в книге «Гностики и их реликвии» [Η ΚΥΡΙΑ ΕΙCΙC ΑΓΝΗ] «...те самые термины, впоследствии применявшиеся к этому персонажу (Деве Марии), которая унаследовала от неё форму, титулы, символы, обряды и церемонии... Таким образом, её приверженцы принесли в новое священство прежние символы своей профессии, обет целибата, постриг и стихарь, опустив, к сожалению, частые омовения, предписанные древним вероучением». ««Чёрные девы», столь почитаемые в некоторых французских соборах... в конце концов, оказались в результате тщательного исследования базальтовыми статуями Изиды»[1]!
Перед святилищем Юпитера Аммона висели звонкие колокольчики, по звуку которых жрецы составляли предсказания; «Золотой колокольчик и гранат... по подолу верхней ризы кругом», – таков был результат у евреев Моисея. Но в буддийской системе во время религиозного служения всегда богов Дэвалоки вызывают и приглашают спуститься на алтари звоном колоколов, висящих в пагодах. Описание колокола священной трапезы Шивы в Кухаме есть в Кайласанатхе, а во всех буддийских вихарах и ламаистских монастырях есть свои колокола.
Итак, мы видим, что колокола, которыми пользуются христиане, пришли к ним непосредственно от тибетских и китайских буддистов. Бусы или чётки имеют то же происхождение и используются буддийскими монахами более 2300 лет. Лингамы в индуистских храмах в определённые дни украшают чётками из больших семян священного дерева Махадэвы. Слово «монахиня» (nun) является египетским, и оно имело своё собственное значение; христиане даже не удосужились перевести слово «нонна». Ещё допотопные художники Вавилонии изображали ореол, когда они хотели почтить или обожествить голову смертного. На знаменитом рисунке в книге Мура «Индийский пантеон», подписанном «Девака нянчит младенца Криштну, с одной вполне достоверной картины», индийская Дева изображена сидящей на кушетке и кормящей Криштну. Поражают зачёсанные назад волосы, длинная вуаль и золотой венчик вокруг головы Девы, а также вокруг головы индийского Спасителя. Ни один католик, как бы хорошо он ни разбирался в тайном символизме иконографии, ни минуты не колеблясь, поклонился бы в этом святилище Деве Марии, матери своего Бога[2]!
В Индур Субба, южном входе в пещеры Эллоры, и по сей день можно увидеть статую жены Индры, Индрани, сидящей со своим сыном, младенцем-богом и указывающей пальцем на небо тем же жестом, что и итальянская Мадонна с младенцем. В «Языческом и христианском символизме» автор приводит иллюстрацию
[1] «Гностики и их реликвии», стр. 173-74, 1887г.
[2] См. иллюстрацию в книге Инмана «Древний языческий и современный христианский символизм», стр. 27.
96 | 96 |
средневековой ксилографии, подобную той, что мы видим в десятках старых псалтырей, на которой Дева Мария с младенцем изображена в образе Царицы Небесной, стоящей на полумесяце, символе девственности.
«Так как она изображена перед солнцем, она почти затмевает его свет. Ничто более не может так отождествить мать с младенцем христиан с Изидой и Гором, Иштар, Венерой, Юноной и множеством других языческих богинь, которых называли «Небесной царицей», «Царицей Вселенной», «Богоматерью», «Супругой Бога», «Небесной Девой», «Небесной Заступницей» и т. д.»[1].
Такие изображения не являются чисто астрономическими. Они представляют бога мужского рода и богиню женского рода как солнце и луну в соединении, «союз триады с единицей». То же значение имеют коровьи рога на голове Изиды.
Итак, наверху, внизу, снаружи и внутри христианской церкви, в одежде священников и в религиозных обрядах, мы узнаём печать экзотерического язычества. Ни по какому другому предмету из широкого диапазона человеческих знаний мир не был более ослеплён или обманут упорным искажением, как в отношении древности. Её седое прошлое и религиозные верования были искажены и растоптаны её преемниками. Её иерофанты и пророки, мисты и эпопты[2] некогда сокровенных святилищ храмов представлены как одержимые или сатанисты. Облачённый в украденное у жертвы одеяние, христианский священник теперь предаёт эту жертву анафеме с помощью обрядов и церемоний, которым он научился у самих теургов. Библия Моисея используется как оружие против народа, который дал её. На языческого философа низвергаются проклятия под той самой крышей, которая видела его посвящение. А «обезьяну Бога» (то есть дьявола Тертуллиана), «создателя и основателя магической теургии, науки об иллюзиях и лжи, чей отец и автор – сатана» изгоняет с помощью святой воды рука, держащая тот же lituus[3], которым древний авгур после торжественной молитвы обычно определял небесные области и вызывал малого бога именем ВСЕВЫШНЕГО (теперь называемого дьяволом), который открывал его взору будущее и давал ему возможность пророчествовать!
Со стороны христиан и духовенства это есть не что иное, как постыдное невежество, предубеждение, а также та презренная гордость, (смело осуждаемая одним из их собственных священников, Т. Гросс)[4], которая хулит любое исследование «как бесполезный или преступный труд, когда следует опасаться того, что он приведёт к ниспровержению уже установившихся религиозных систем». Со стороны учёных возникает то же самое опасение относительно необходимости
[1] Там же, стр. 76.
[2] Посвящённые и провидцы.
[3] Посох авгура, а теперь и епископа.
[4] «Языческая религия».
97 | 97 |
изменить некоторые из их ошибочно установленных научных теорий. «Ничто, кроме этого жалкого предубеждения, – пишет Гросс, – не могло в такой степени представить в ложном свете богословие язычества и исказить – нет, карикатурно изобразить его формы религиозного поклонения. Для потомков настало время возвысить свой голос в защиту попранной истины, и нынешний век должен немного поучиться тому здравому смыслу, которым он хвастается с таким самодовольством, как если бы прерогатива здравого смысла была неотъемлемым правом только нашего времени».
Всё это даёт надёжный ключ к истинной причине ненависти, которую испытывал ранний и средневековый христианин к своему брату-язычнику и опасному сопернику. Мы ненавидим то, чего боимся. Христианский тавматург, однажды разорвавший всякую связь с мистериями храмов и «теми школами, столь известными своей магией», описанными св. Иларионом[1], определённо едва ли мог состязаться с языческими чудотворцами. Ни один апостол, за исключением, возможно, исцеления с помощью гипноза, никогда не мог сравниться с Аполлонием Тианским; и скандал, устроенный среди апостолов чудотворцем Симоном Магом, слишком печально известен, чтобы повторять его здесь снова. «Как же так, – спрашивает Иустин Мученик с явным ужасом, – почему талисманы Аполлония (ἀποτελεσματικά) имеют силу над некими членами творения, поскольку они предотвращают, как мы видим, ярость волн, буйство ветра и нападение диких зверей, и в то время как чудеса нашего Господа сохранились только в преданиях, чудеса Аполлония весьма многочисленны и, на самом деле, проявляются в реальности, чтобы сбить с пути всех очевидцев?»[2] Этот недоумевающий мученик очень правильно разрешает загадку, приписывая действенность и силу заклинаний Аполлония его глубоким познаниям симпатий и антипатий (или противоречий) природы. Не в силах отрицать очевидное превосходство сил своих врагов, отцы Церкви прибегали к старому, но проверенному способу, а именно к клевете. Они удостаивали теургов такой же вселяющей недоверие клеветой, к которой прибегали фарисеи по отношению к Иисусу. «В тебе бес», – говорили ему старейшины еврейской синагоги. «В тебе сатана», – точно так же повторяли хитрые отцы, обращаясь к языческому чародею; и победило широко распространённое обвинение, преобразованное позже в догмат веры.
Но современные наследники этих церковных фальсификаторов, которые обвиняют магию, спиритизм и даже магнетизм в том, что они созданы бесами, не помнят или, возможно, вообще не читают классиков. Никто из наших фанатиков никогда не смотрел на злоупотребления магией с большим пренебрежением, чем истинный посвящённый
[1] "Les Vies des saints peres des desert d’Orient" [«Жития святых отцов пустынь Востока» Мишель-Анж Марен], т. II, стр. 283.
[2] Псевдо-Иустин Философ «Quaestiones et responsiones ad orthodoxos» [«Ответы православным на некоторые необходимые (важные) вопросы» Ἀποκρίσεις πρὸς τοὺς ὀρθοδόξους περί τινων ἀναγκαίων ζητημάτων], хxiv.
98 | 98 |
древности. Никакой современный или даже средневековый закон не мог быть более суровым, чем закон иерофантов. Правда, у них было больше рассудительности, милосердия и справедливости, чем у христианского духовенства, так как, изгнав «неосознанного» колдуна, одержимого человека, из пределов сокровенного святилища, жрецы, вместо того чтобы безжалостно сжигать его, заботились о несчастном «одержимом». Имея специально для этой цели больницу по соседству с храмом, они ухаживали за древним «медиумом», если тот был одержим, и восстанавливали его здоровье. Но с тем, кто обретал силы сознательным колдовством, опасным для своих собратьев, жрецы древности были столь же суровы, как и само правосудие. «Любой человек, виновный в непреднамеренном убийстве или каком-либо преступлении, или осуждённый за колдовство, исключался из Элевсинских мистерий»[1]. И так же изо всех остальных. Этот закон, упоминаемый всеми авторами, писавшими о древних посвящениях, говорит сам за себя. Абсурдно утверждение Августина о том, что все объяснения, данные неоплатониками, были придуманы ими самими. Ведь почти все церемонии в их истинном и последовательном порядке даются самим Платоном более или менее сокровенным образом. Мистерии стары как мир, и тот, кто хорошо разбирается в эзотерических мифологиях различных народов, может проследить их происхождение до времён доведического периода в Индии. От «вату»[41] или кандидата в Индии требуется соблюдение высших добродетелей и чистоты, прежде чем он сможет стать посвящённым, независимо от того, хочет ли он стать простым факиром, пурохитой[42] (служащим священником) или санньяси, святым второй степени посвящения, из них всех самого святого и почитаемого. После прохождения ужасных испытаний, предшествующих доступу во внутренний храм подземелья своей пагоды, санньяси проводит остаток своей жизни в храме, соблюдая восемьдесят четыре правила и десять добродетелей, предписанных йогам.
«Никто, кто не совершенствовал в течение всей своей жизни десять добродетелей, которые божественный Ману предписывает как обязанность, не может быть посвящён в мистерии Совета», – говорится в индийских книгах посвящения.
Этими добродетелями являются: «смирение, воздаяние добром за зло, умеренность, честность, чистота, целомудрие, сдерживание физических чувств, знание Священного Писания, знание Высшей души (духа), поклонение истине, воздержание от гнева». Именно эти добродетели должны направлять жизнь истинного йога. «Ни один недостойный адепт не должен осквернять ряды святых посвящённых своим присутствием в течение двадцати четырёх часов». Адепт становится виновным, если он нарушил хотя бы один из этих обетов. Несомненно, проявление таких добродетелей несовместимо с представлением о поклонении дьяволу и сознательной похотливости!
А теперь мы попытаемся дать ясное представление об одной из главных
[1] См. «Элевсинские и вакхические мистерии» Тейлора; Порфирия и других.
99 | 99 |
целей данного сочинения. Мы хотим доказать, что в основе любой древней народной религии лежало одно и то же древнее учение мудрости или тождественное ему, исповедуемое и применяемое посвящёнными любой страны, и только они знали о его существовании и значении. Установить его происхождение и точный век, в котором оно полностью оформилось, в наши дни выходит за пределы человеческих возможностей. Однако одного взгляда достаточно, чтобы убедиться, что оно могло достичь только в течение непрерывного ряда веков того изумительного совершенства, в котором мы находим его дошедшим до нас в останках различных эзотерических систем. Такая глубокая философия, такой благородный нравственный кодекс и столь убедительные и неизменно демонстрируемые практические результаты не являются результатом достижений одного поколения или даже отдельной эпохи. Факты, вероятно, нагромождались на факты, дедукция на дедукцию, наука порождала науку, и мириады самых ярких человеческих умов размышляли над законами природы, прежде чем это древнее учение обрело конкретную форму. Доказательства идентичности этого фундаментального учения можно найти в древних религиях в широком распространении системы посвящения, а также в тайных жреческих кастах, охраной которых являлись мистические слова силы и открытая демонстрация исключительного управления силами природы, указывавшего на связь со сверхчеловеческими существами. Любое приближение к мистериям древних народов пресекалось с одинаковой ревностью, и у всех них смертная казнь ждала посвящённого любой степени, разглашавшего доверенные ему тайны. Мы видели, что так было в элевсинских и вакхических мистериях, среди халдейских магов и египетских иерофантов, тогда как у индусов, от которых все они произошли, то же правило было установлено с незапамятных времён. У нас нет никаких сомнений по этому поводу, так как в «Агрушада Парикшай» прямо говорится: «Любой посвящённый (к какой бы степени он ни принадлежал), разгласивший великую священную формулу, должен быть предан смерти».
Естественно, такая же крайняя мера наказания была предписана во всех разнообразных сектах и братствах, которые в разные периоды возникли из древнего корня. Мы находим это правило у ранних ессеев, гностиков, теургических неоплатоников и средневековых философов; и в наши дни даже масоны увековечивают память о древних обетах в виде наказаний, таких как перерезание горла, расчленение и потрошение, которыми угрожают кандидату. Как масонское «слово мастера» передаётся только «чуть дыша», так и та же мера предосторожности предписана в халдейской «Книге чисел» и еврейской меркаве. После посвящения старейшина отводил неофита в укромное место, и там шептал ему на ухо великую тайну[1]. Масон клянётся под угрозой страшных наказаний, что он не сообщит тайну
[1] Франк «La Kabbale».
100 | 100 |
какой-либо степени «брату низшей степени»; а в «Агрушада Парикшай» говорится: «Любой посвящённый третьей степени, который раньше установленного времени откроет посвящённым второй степени высшие истины, должен быть предан смерти».
Опять же масонский подмастерье согласен с тем, чтобы ему «вырвали язык с корнем», если он что-нибудь откроет непосвящённому; и в индийских книгах посвящения, в той же «Агрушада Парикшай», мы находим, что любому посвящённому первой степени (низшей), выдающего тайны своего посвящения членам других каст, для которых эта наука должна быть закрытой книгой, следует «отрезать язык» или нанести другие увечья.
По мере повествования мы укажем на доказательства тождественности обетов, формул, обрядов и доктрин древних верований. Мы также покажем, что не только память о них всё ещё хранится в Индии, но также и что Тайное Общество всё ещё живо и так же деятельно, как и всегда. Прочитав всё то, что нам должно сказать, можно сделать вывод, что главный понтифик и иерофант, брахматма, всё ещё доступен для тех, «кто знает», хотя, возможно, под другим именем, и что его влияние распространяется по всему миру. Но теперь мы снова вернёмся к раннему периоду христианства.
Как будто не понимая, что экзотерические символы имеют эзотерическое значение и что сами мистерии состоят из двух частей, малых в Агре и высших в Элевсинии, Климент Александрийский со злобным фанатизмом (который можно ожидать от отступника-неоплатоника, но весьма странно – от в целом честного и образованного отца Церкви) заклеймил мистерии как непристойные и дьявольские.
Какие бы обряды ни проводились среди неофитов до того, как они перешли к более высокой форме обучения; как бы неправильно ни были истолкованы катарсис или очищение, во время которого они подвергались всяческим испытаниям; и какой бы клевете ни подвергались духовные или физические аспекты, лишь злое предубеждение могло заставить человека сказать, что под этими внешними аспектами не было гораздо более глубокого и духовного смысла.
Совершенно абсурдно судить о древних с нашей точки зрения относительно приличий и добродетелей. И, несомненно, не Церкви (которая теперь обвиняется всеми современными символогами в том, что она приняла именно те же самые символы в их самом грубом аспекте, и которая бессильна опровергнуть эти обвинения) бросать камень в тех, кто был для неё образцом.
Когда такие люди, как Пифагор, Платон и Ямвлих, известные своим строгим поведением, принимали участие в мистериях и говорили о них с почтением, нашим современным критикам не следует так опрометчиво судить о них по чисто внешним аспектам.
Ямвлих объясняет самое безнравственное, и его объяснение для непредвзятого ума должно быть
101 | 101 |
совершенно правдоподобным. «Подобные демонстрации, – пишет он, – были предназначены для того, чтобы освободить нас от безнравственных страстей, доставить удовольствие зрению и в то же время победить все порочные мысли величественной святостью, которой сопровождались эти обряды»[1]. «Самые мудрые и лучшие люди языческого мира, – добавляет д-р Уорбертон, – единодушны в том, что мистерии были задуманы как чистые институты, которые преследовали благороднейшие цели самым достойным образом»[2].
В этих знаменитых обрядах (хотя лицам обоих полов и всех сословий разрешалось принимать участие, и участие в них было даже обязательным) очень немногие действительно достигали высшего и завершающего посвящения. Градация мистерий дана Проклом в четвёртой книге его «Богословия Платона».
«Завершающий обряд (τελετή) по порядку предшествует посвящению «мюэсис» μύησις и посвящению эпоптея εποπτεία, или последнему апокалипсису (откровению)». Феон Смирнский в «Математике» также делит мистические обряды на пять частей: «первая из которых – предварительное очищение; ибо таинства сообщаются не всем, кто желает их принять... есть некие лица, которые готовы их принять, но о них предупреждает голос глашатая («кэрюкс» κηρυξ)... ибо необходимо, чтобы те, кто не изгнан из мистерий, сначала были очищены некими очистительными церемониями, за которыми следуют священные обряды. Третья часть называется эпоптейей или получением[43]. И четвёртая часть, являющаяся целью и замыслом откровения, – это [инвеститура] повязывание головы и возложение венца[3]... становится ли после этого он (посвящённый)... иерофантом или выполняет какую-то другую часть жреческого служения. Но пятая часть, которая следует за ними, – это дружба и внутреннее общение с Богом». И это была последняя и величайшая из всех мистерий.
Некоторые авторы часто задавались вопросом о значении такого утверждения о «дружбе и внутреннем общении с Богом». Христианские авторы отрицали претензии «язычников» на такое «общение», утверждая, что только христианские святые могли и до сих пор могут пребывать в таком общении; материалисты-скептики в целом высмеивали идею того и другого. После долгих веков религиозного материализма и духовного застоя, безусловно, весьма трудно, если вообще возможно, обосновать утверждения любой из сторон.
Нет больше древних греков, когда-то толпившихся
[1] «Мистерии египтян, халдеев и ассирийцев».
[2] «Божественное посольство Моисея»; "Элевсинские мистерии", цитируемые Томасом Тейлором.
[3] Это выражение нельзя понимать буквально; поскольку, как и при посвящении в некоторых братствах оно имеет тайное значение, на которое намекает Пифагор, когда описывает свои чувства после посвящения и сообщает, что он был коронован богами, в присутствии которых он пил «воды жизни» – на хинди āб-и-хаят, источник жизни.
102 | 102 |
на Афинской агоре с её жертвенником «неведомому Богу»; их же потомки твёрдо верят, что они нашли «Неведомого» в еврейском Иегове. Божественный экстаз первых христиан уступил место видениям более современного характера, которые полностью соответствуют прогрессу цивилизации.
«Сын человеческий», являвшийся в экстазах древним христианам сходящим с седьмого неба, в облаке славы, окружённый ангелами и крылатыми серафимами, уступил место более прозаическому и в то же время более деловому Иисусу. Последний теперь показан наносящим утренние визиты Марии и Марфе в Вифании, сидящим на «оттоманке» с младшей сестрой, любящей «этику», тогда как Марта уходит на кухню готовить.
Вскоре буйная фантазия богохульного бруклинского проповедника и арлекина преподобного д-ра Талмеджа рисует перед нами картину, как она прибегает назад «с испариной на лбу, с кувшином в одной руке и щипцами в другой... в присутствие Христа», и бранит его за то, что он не позаботился о том, чтобы сестра не оставляла её «одну служить»[1].
Со времени рождения торжественного и величественного понятия неявленного божества древних адептов до таких карикатурных описаний того, кто умер на Кресте за свою альтруистическую преданность человечеству, прошли долгие столетия, и их тяжёлая поступь, кажется, почти полностью стёрла всякое чувство духовной религии из сердец его последователей.
Поэтому неудивительно, что слова Прокла христиане больше не понимают, а материалисты отвергают как некую «причуду», и они в своём отрицании менее кощунственны и безбожны, чем многие служители и прихожане.
И, хотя греческих эпоптов больше нет, сейчас, в наше время, живёт народ гораздо более древний, чем древнейшие эллины, который применяет так называемые «сверхчеловеческие» дары в той же степени, что и их предки задолго до дней Трои. Именно на этот народ мы обращаем внимание психологов и философов.
Необязательно углубляться в литературу востоковедов, чтобы убедиться, что в большинстве случаев они даже не подозревают,
[1] Эта оригинальная и очень длинная проповедь была прочитана в церкви в Бруклине, штат Нью-Йорк, 15 апреля 1877 года. На следующее утро преподобный оратор был назван в газете «Sun» тараторящим шарлатаном; но этот заслуженный эпитет не помешает другим преподобным шутам делать то же самое и даже хуже. И это религия Христа! Намного лучше вообще не верить в него, чем изображать подобным образом своего Бога. Мы от всей души аплодируем газете «Sun» за следующие взгляды: «А затем, когда Талмедж заставляет Христа сказать истерической Марфе: «Не волнуйся, но присядь на оттоманку», что является кульминацией этой сцены, о которой богодухновенным авторам нечего сказать. Шутовство Талмеджа заходит слишком далеко. Если бы он был самым злостным еретиком в этой стране, вместо того, чтобы быть неуклонным в своей ортодоксальности, он не причинил бы религии столько зла, сколько причиняет своим фамильярным богохульством».
103 | 103 |
что в тайной философии Индии есть глубины, которые они не исследовали и не могут озвучить, поскольку проходят мимо, не понимая их. В трактовке индийской метафизики везде присутствует тон сознательного превосходства, оттенок презрения, как если бы только европейский ум был достаточно просвещён, чтобы отполировать необработанный алмаз древних санскритских авторов и отделить правильное от неправильного на благо своих потомков. Мы видим, как они спорят по поводу внешних форм выражений, не имея представления о великих жизненных истинах, которые скрыты от непосвящённых.
«Как правило, брахманы, – пишет Жаколио, – редко выходят за рамки класса грихастхов (священников для низших каст) и пурахитов (заклинателей, богословов, пророков и вызывателей духов). И всё же мы видим... раз затронули этот вопрос и изучаем манифестации и феномены, которые эти посвящённые первой степени (низшей) приписывают себе, что по внешнему виду они обладают способностями, развитыми до такой степени, которой никогда не достигали в Европе. Что касается посвящённых второй и особенно третьей степени, то они претендуют на способность жить вне времени и пространства и управлять жизнью и смертью»[1].
Таких посвящённых, как эти, месье Жаколио не встречал, поскольку, как он сам говорит, они появляются только в самых торжественных случаях, и когда вера множества людей должна быть укреплена явлениями высшего порядка. «Их никогда не видели ни поблизости, ни даже внутри храмов, кроме как на грандиозном пятилетнем фестивале огня. В этом случае они появляются примерно посреди ночи на помосте, возведённом в центре священного озера, подобно многим призракам, и своими заклинаниями освещают пространство. Огненный столб света поднимается от них, устремляясь с земли на небо. Незнакомые звуки вибрируют в воздухе, и пятьсот или шестьсот тысяч индусов, пришедших из всех частей Индии, чтобы созерцать этих полубогов, простираются наземь лицом в прах, взывая к душам своих предков»[2].
Пусть любой беспристрастный человек прочитает «Spiritisme dans le Monde», и он не поверит, что этот «непримиримый рационалист» (как гордо называл себя Жаколио) сказал на одно слово больше того, что видел. Его заявления подтверждаются заявлениями других скептиков.
Как правило, миссионеры, даже проведя полжизни в стране «поклонения дьяволу», как они называют Индию, либо неискренне отрицают всё то, что они не могут не признавать за истину, либо смехотворно приписывают феномены дьявольской силе, превосходящей «чудеса» апостольских веков. И что же, как мы видим, этот французский
[1] "Le Spiritisme dans le Monde", стр. 68.
[2] Там же, стр. 78, 79.
104 | 104 |
автор, несмотря на его неисправимый рационализм, вынужден признать, рассказывая о величайших чудесах? Как бы он ни следил за факирами, он вынужден самым убедительным образом свидетельствовать об их совершенной честности в отношении их чудесных феноменов. «Никогда, – пишет он, – нам не удавалось ни одного из них уличить в обмане». Следует обратить внимание на один факт всем тем, кто, не побывав в Индии, всё ещё думают про себя, что они достаточно умны, чтобы разоблачать мошенничество мнимых магов. Этот опытный и хладнокровный наблюдатель, этот грозный материалист после своего долгого пребывания в Индии заявляет: «Мы, не колеблясь, признаём, что ни в Индии, ни на Цейлоне не встретили ни одного европейца, даже среди самых давних жителей, который смог бы указать средства, используемые этими верующими для совершения своих феноменов!»
И как бы они узнали? Разве этот ревностный востоковед не признаётся нам, что даже он, у которого были все доступные средства для изучения многих их обрядов и учений из первых рук, потерпел неудачу в своих попытках вынудить брахманов объяснить ему свои секреты.
«Всё, что удалось узнать от них вследствие наших самых настойчивых расспросов о пурахитах и их старейшинах (невидимых посвящённых храмов), составляет лишь малую часть».
И снова, говоря об одной из книг, он признаётся, что, пытаясь раскрыть всё то, что желательно было узнать, она «использует таинственные формулы, комбинации магических и оккультных букв, в тайну которых нам невозможно проникнуть» и т. д.
Факиры, хотя они никогда не могут достичь более высокой степени посвящения, тем не менее, являются единственными посредниками между существующим миром и «безмолвными братьями» или теми посвящёнными, которые никогда не переступают порогов своих священных жилищ. Фукара-йоги принадлежат к храмам, и кто знает, не имеют ли эти иноки святилищ гораздо большее отношение к психологическим феноменам, присущим факирам и так наглядно описанным Жаколио, чем сами питри? Кроме того кто может сказать, не был ли флюидический призрак древнего брахмана, увиденный Жаколио, «синлекка», духовным двойником одного из этих таинственных санньяси?
Хотя эта история была переведена и прокомментирована профессором Перти из Женевы, мы всё же рискнём передать её собственными словами Жаколио: «Сразу после того как исчезли руки, и факир стал произносить свои заклинания (мантры) более настойчиво, чем прежде, облако, подобное первому, но более матовое и непрозрачное, начало парить возле небольшой жаровни, в которую по просьбе индуса я постоянно подбрасывал горящие угли. Оно постепенно приняло человеческий облик, и я различил в призраке (не могу назвать это иначе) старого брахмана-жертвоприносителя, стоявшего на коленях возле небольшой жаровни.
Он носил на лбу священные знаки Вишну, а вокруг тела –
105 | 105 |
тройной шнурок, знак посвящённых жреческой касты. Он сложил руки над головой, как во время жертвоприношений, и его губы зашевелились, как если бы он читал молитвы. В какой-то момент он взял щепотку ароматного порошка и бросил её на угли; вероятно, это был какой-то сильный состав, так как мгновенно поднялся густой дым и заполнил две комнаты.
Когда дым рассеялся, я увидел в двух шагах от себя призрака, протягивавшего мне свою бесплотную руку; я пожал её и был удивлён, обнаружив её, хотя и костлявой и жёсткой, но тёплой и живой.
«Ты действительно, – спросил я в этот момент громким голосом, – древний житель земли?»
Я не закончил ещё своего вопроса, как появилось слово «АМ», (да), а затем исчезло в огненных буквах на груди старого брахмана с эффектом, очень похожим на тот, который произвело бы слово, если бы оно было написано в темноте с помощью фосфорической палочки.
«Разве ты не оставишь мне чего-нибудь в знак своего посещения?» – продолжил я.
Дух разорвал тройной шнурок из трёх хлопковых прядей, опоясывавший его чресла, дал его мне и исчез у моих ног»[1].
«О, Брахма! Что это за таинство, которое происходит каждую ночь?... Когда лежишь на коврике с закрытыми глазами, тело теряется из виду, а душа высвобождается, чтобы вступить в разговор с питри... Наблюдай за ней, о, Брахма, когда, оставив покоящееся тело, она уходит, чтобы парить над водами, блуждать в необъятных просторах небес и проникать в тёмные и таинственные уголки долин и великих лесов Гимавата!» («Агроушада Парикшай»).
Факиры, принадлежащие к определённому храму, действуют только по приказу. Ни один из них, если он не достиг степени чрезвычайной святости, не свободен от влияния и руководства своего гуру, своего учителя, который первым посвятил и наставил его в тайнах оккультных наук.
Подобно «субъекту» европейского гипнотизёра, обычный средний факир никогда не сможет полностью избавиться от психологического воздействия, оказываемого на него своим гуру. Проведя два или три часа в тишине и уединении внутреннего храма в молитве и медитации, факир, выйдя оттуда, становится месмерически укреплённым и подготовленным; он творит гораздо более разнообразные и великие чудеса, чем до того, как вошёл туда. «Мастер» возложил на него руки, и факир чувствует себя сильным.
На основании многих брахманских и буддийских священных книг можно доказать, что когда-то существовала огромная разница между
[1] Луи Жаколио «Феномены и манифестации».
106 | 106 |
адептами высшего порядка и чисто психическими субъектами, как многие из этих факиров, которые в определённом смысле являются медиумами. Правда, факир всегда говорит о питри, и это естественно, поскольку они его боги-хранители. Но не являются ли питри развоплощёнными людьми нашей расы? Вот, в чём вопрос, и мы сейчас же его обсудим.
Мы говорим, что факира можно до некоторой степени рассматривать как медиума, поскольку он находится (что далеко не всем известно) под прямым гипнотическим влиянием живого адепта, своего санньяси или гуру. Когда последний умирает, сила первого, если он не получил напоследок передачу духовных сил, ослабевает и часто даже исчезает. Почему же тогда, если было бы иначе, факиры лишены права перехода ко второй и третьей степени? Жизнь многих из них является примером той степени самопожертвования и святости, что неизвестна и совершенно непонятна европейцам, содрогающимся при одной мысли о пытках, которым те себя подвергают. Но как бы они ни ограждали себя от управления со стороны грубых и привязанных к земле духов, сколь бы велика ни была пропасть между воздействием низших сил и их душами, которыми они хорошо владеют; и как бы хорошо ни охраняла их волшебная бамбуковая палочка[44] из семи коленьев, которую факир получает от гуру, он всё же живёт во внешнем мире греха и материи, и вполне возможно, что его душа может оскверниться магнетическими эманациями мирских предметов или людей, и тем самым открыть доступ чуждым духам и богам.
Было бы неразумно допускать человека, который в любой ситуации не уверен в своей власти над собой, к познанию страшных тайн и бесценных секретов посвящения. Это не только поставило бы под угрозу то, что, во что бы то ни стало, нужно беречь от любой профанации, но и позволило бы впустить за завесу дружеское существо, чья медиумическая безответственность могла бы в любой момент привести к потере своей жизни из-за невольной неосмотрительности. Тот же закон, который существовал в элевсинских мистериях до нашей эры, действует и посейчас в Индии.
Мало того, что адепт должен владеть собой, он должен уметь управлять низшими уровнями духовных существ, духов природы и земных душ, короче говоря, теми самыми, от которых факир может пострадать.
Утверждение возражающего, что адепты-брахманы и факиры признают, что сами по себе они бессильны и могут действовать только с помощью бестелесных человеческих духов, равносильно заявлению, что эти индусы не знакомы с законами своих священных книг и даже со значением слова питри. Законы Ману, Атхарваведа и другие книги подтверждают то, что мы сейчас говорим. «Всё сущее – говорит Атхарваведа, – находится во власти богов. Боги находятся под властью магических заклинаний. Магические заклинания находятся под контролем брахманов.
Следовательно,
107 | 107 |
боги находятся во власти брахманов». Это логично, хотя, казалось бы, парадоксально, но это факт. И этот факт объяснит тем, кто до сих пор не нашёл ключа (к их числу можно отнести Жаколио, как это будет видно при чтении его работ), почему факир должен ограничиваться первой или самой низкой степенью того порядка посвящения, где высшие адепты или иерофанты являются санньяси или членами древнего Высшего Совета Семидесяти.
Более того, в Книге I индийской Книги Бытия, или «Книге творения Ману», питри названы лунными предками человеческой расы. Они принадлежат к расе существ, отличных от нас, и не могут называться «человеческими духами» в том смысле, в котором спиритуалисты используют этот термин. Вот что о них говорят:
«Затем они (боги) создали якшей, ракшасов, пишачей[1], гандхарвов[2] и апсар, и асуров, нагов, сарпов и супарн[3], а также питри – лунных предков человеческой расы». (См. «Кодекс Ману», книга I, шлока 37, где питри названы «прародителями человечества».)
Питри – это особая порода духов, принадлежащих к мифологической иерархии или, скорее, к каббалистическому списку, и должны быть включены в число добрых гениев, греческих полубогов или низших богов невидимого мира; и когда факир приписывает свой феномен питри, он имеет в виду только то, что имели в виду древние философы и теурги, когда утверждали, что все «чудеса» совершались благодаря вмешательству богов или добрых и злых полубогов, которые управляют силами природы, элементалами, которые подчиняются силе того, «кто знает». Призрака или человеческого фантома факир называл бы палита[45], или бхута, а призрака женского человеческого духа пиччхалаи[46], а не питри.
Правда, питара означает (во множественном числе) отцы, предки; а питриа[47] означает родственника; но эти слова используются в совершенно ином смысле, чем питри, вызываемые в мантрах.
Утверждать перед набожным брахманом или факиром, что любой может разговаривать с духами мёртвых, значило бы шокировать его тем, что ему показалось бы богохульством.
Разве в заключительном стихе Бхагават Гиты не говорится, что высшее блаженство принадлежит только святым санньяси, гуру и йогам?
«Задолго до того, как они окончательно избавятся от своих смертных оболочек, души, делавшие только добро, такие как души санньяси и ванапрастхи, обретают способность разговаривать с душами, которые раньше их оказались в сварге».
[1] Пишачи, демоны из породы гномов, великанов и вампиров.
[2] Гандхарвы, добрые демоны, небесные серафимы, певцы.
[3] Асуры и наги – это титанические духи с головами дракона или змея.
108 | 108 |
В этом случае питри, а не гении, являются духами, или, скорее, душами умерших. Но они будут свободно общаться только с теми, чья атмосфера столь же чиста, как и их собственная, и на чьи молитвенные клоши[48] (призывы) они могут ответить, не рискуя осквернить свою собственную небесную чистоту. Когда душа заклинателя достигает самьямы, или совершенного тождества сущности с Мировой душой, когда материя полностью побеждена, тогда адепт может свободно вступать в ежедневное и ежечасное общение с теми, кто, хотя и не обременён своей материальной формой, всё ещё совершенствуется посредством бесконечного ряда преобразований, постепенно приближаясь к Параматме или великой Мировой душе.
Принимая во внимание, что отцы-христиане всегда называли себя и своих святых «друзьями Бога», и, зная, что они заимствовали это выражение, как и многие другие, из терминологии языческих храмов, вполне естественно ожидать проявление их злого нрава всякий раз при упоминании этих обрядов. Поскольку, как правило, они сами были невежественными и имели таких же невежественных биографов, мы не могли ожидать, что найдём в описаниях их блаженных видений красоту, подобную той, которую мы находим у языческих классиков. Независимо от того, следует ли отвергать или принимать за факты видения и объективные феномены, на которые претендовали и отцы-пустынники или иерофанты святилища, великолепные образы, употребляемые Проклом и Апулеем при описании небольшой части заключительного посвящения, которую они осмелились раскрыть, совершенно затмевают заимствованные истории христианских подвижников, хотя они намеревались быть верными копиями. Рассказ об искушении св. Антония в пустыне бесом в женском обличии является пародией на предварительные испытания неофита во время «микры»[49] или малых мистерий Агры, а также на обряды, при мысли о которых Климент так ужасно бранился, и которые изображали поиски Деметры своего похищенного ребёнка и её добродушную хозяйку Баубо[1].
Не вдаваясь снова в демонстрацию того, что в христианских, и особенно в ирландско-римско-католических церквях[2] существовали те же явно неприличные обычаи до конца прошлого века, вернёмся к неустанным трудам такого честного и храброго защитника древней веры, как Томас Тейлор, а также его сочинениям.
Как бы часто догматические эллинисты ни находили придирок к его «неправильному переводу», его память должна быть дорога каждому истинному платонику, который скорее стремится понять внутреннюю мысль великого философа, чем наслаждаться простым внешним механизмом его сочинений. Лучшие переводчики классической литературы могли бы
[1] См. Арнолий «Opus», стр. 249, 250.
[2] См. «Древний языческий и современный христианский символизм» Инмана.
109 | 109 |
передать нам в более правильной фразеологии слова Платона, но Тейлор показывает нам замысел Платона, и это больше, чем можно сказать о Целлере, Джоуитте и их предшественниках. Тем не менее, как пишет профессор А. Уайлдер, «работы Тейлора пользовались благосклонностью в руках людей, способных к глубокому и сложному для понимания простых людей мышлению; и следует признать, что он был наделён высшим качеством – качеством интуитивного восприятия внутреннего значения предметов, которые он рассматривал. Другие могли лучше знать греческий язык, но он лучше понимал Платона»[1].
Тейлор посвятил всю свою деятельность поискам таких древних рукописей, которые позволили бы ему иметь собственные предположения относительно некоторых малоизвестных обрядов мистерий, описанные авторами, которые сами прошли обряд посвящения. Именно с полным доверием к утверждениям различных классиков мы можем сказать, каким бы нелепым, а в некоторых случаях, возможно, и безнравственным, мог показаться современным критикам древний культ, он не должен был казаться таковым христианам. В средние века и даже позже они допускали почти то же самое, не понимая тайного значения этих обрядов, и были вполне удовлетворены неясными и довольно фантастическими толкованиями своего духовенства, которые принимали внешнюю форму и искажали внутренний смысл. Мы готовы со всей справедливостью признать, что прошли многие века с тех пор, как подавляющее большинство христианского духовенства, которому не позволено проникать в тайны Божьи и пытаться объяснить то, что когда-то приняла и утвердила Церковь, имело самые отдалённые представления об их символике, будь то в экзотерическом или эзотерическом смысле. Иначе обстоит дело с главой церкви и её высшими сановниками. И если мы полностью согласны с Инманом в том, что «трудно поверить тому, что священнослужители, допустившие публикацию таких гравюр[2], могли быть такими же невежественными, как современные приверженцы обрядности», но мы вовсе не готовы поверить с тем же автором, «что последние, если бы они знали истинное значение символов, обычно используемых Римской церковью, не приняли бы их».
Устранение того, что явно заимствовано из культа поклонения полам и природе,
[1] Введение в «Элевсинские и вакхические мистерии» Тейлора, опубликованное Дж. У. Бутоном.
[2] Иллюстрации «из древнего Розария Пресвятой Девы Марии, напечатанного в Венеции в 1524 году с разрешения инквизиции». На иллюстрациях, данных д-ром Инманом, Дева изображена в ассирийской «роще», мерзости в глазах Господа, согласно библейским пророкам. «Рассматриваемая книга, – пишет автор, – содержит множество образов, все они очень похожи на месопотамскую эмблему Иштар. Присутствие в ней женщины определяет их как символ Изиды, или природы; а преклоняющийся перед ней мужчина, выражает ту же идею, что и ассирийские статуи, где мужчины предлагают богине символы самих себя» (см. «Древний языческий и современный христианский символизм», стр. 91. Второе издание под ред. Дж. У. Бутона, Нью-Йорк).
110 | 110 |
было бы эквивалентно низвержению всего римско-католического поклонения изображениям (образам Девы Марии) и преобразованию этой веры в протестантизм. Навязывание поздней догмы о непорочном зачатии было связано с этой сокровенной причиной. Наука символики развивалась слишком быстро. Слепая вера в непогрешимость Папы и в безупречную природу Девы и её предков по женской линии до определённой степени могла спасти Церковь от нескромных откровений науки.
Это был хитрый политический ход со стороны наместника Бога. Какое это имеет значение, если, «оказав ей такую честь», как наивно выражается дон Паскаль де Франциск, он сделал из Девы Марии богиню, олимпийское божество, которое по самой своей природе было поставлено вне греха и которое не может претендовать ни на добродетель, ни на личную заслугу в обретении чистоты, именно за которую, как нас учили верить в наши дни, она была избрана среди всех других женщин. Если его Святейшество лишил её этого, то, возможно, с другой стороны, он думает, что наделил её, по крайней мере, одним физическим атрибутом, не присущим другим богиням-девственницам. Но даже эта новая догма, которая вместе с новым заявлением о непогрешимости якобы революционизировала христианский мир, не является оригинальной для Римской церкви.
Это всего лишь возврат к малоизвестной ереси ранней христианской эпохи, ереси коллиридиан[50], названной так из-за принесения ими в жертву лепешек Деве, которая по их понятиям родилась от Девы[1]. Новая фраза: «О, Дева Мария, зачатая без греха», является просто запоздалым принятием того, что сначала считалось ортодоксальными отцами «богохульной ересью».
Подумать на мгновение, что какой-либо из пап, кардиналов или других высокопоставленных лиц «не осознавал» сначала до конца внешнего значения своих символов, – значит поступать несправедливо по отношению к их великой учёности и их духу макиавеллизма.
Не следует забывать, что эмиссаров Рима никогда не останавливала никакая трудность, которую можно обойти, используя уловки иезуитов. Политика услужливого послушания никогда не достигала такой степени, как у миссионеров на Цейлоне, которые, по словам аббата Дюбуа (несомненно, образованного и знающего специалиста), «провозили изображения Девы Марии и Спасителя на триумфальных повозках, таких же, как на оргиях Джаганнатха, и ввели танцовщиц брахманских обрядов в церемониал церкви»[2]. Позвольте нам хотя бы поблагодарить этих одетых в чёрное политиков за их постоянство в использовании повозок Джаганнатха, на которых «нечестивые язычники»
[1] См. Кинг «Гностики и их реликвии», стр. 231, 1877г.; «Генеалогия Пресвятой Девы Марии» Фауст, епископ Ризский.
[2] Принсеп цитирует Дюбуа, «Edinburgh Review», апрель 1851 г., стр. 415.
111 | 111 |
возят лингам Шивы. Использование такой колесницы для демонстрации римского представителя женского начала в природе означает проявление проницательности и глубокого знания древнейших мифологических понятий. Они соединили два божества и, таким образом, представили в христианском шествии «языческого» Брахму, или Нара (отца), Нари (мать) и Вираджа (сына).
Ману говорит: «Суверенный Владыка, существующий через себя, делит своё тело на две половины, мужскую и женскую, и из союза этих двух начал рождается Вирадж, Сын»[1].
Не было такого христианского отца, который мог бы игнорировать эти символы в их физическом значении, поскольку именно в этом последнем аспекте они были оставлены невежественной черни. Более того, у всех них были веские причины подозревать оккультный символизм, содержащийся в этих образах, хотя, поскольку никто из них (за исключением, возможно, Павла) не был посвящён, они ничего не могли знать о природе заключительных обрядов. Любой человек, открывший эти тайны, предавался смерти, независимо от пола, национальности или вероисповедания. Христианский отец не более защищён от несчастного случая, чем языческий Mysta [51] или (μύστης[52]).
Если во время апорреты[53] или предварительных арканов были какие-то обряды, которые могли бы шокировать целомудренность новообращаемого христианина (хотя мы сомневаемся в искренности таких заявлений), их мистического символизма было достаточно, чтобы снять любое обвинение в безнравственности. Даже эпизод с матроной Баубо, чей довольно эксцентричный метод утешения был увековечен в малых мистериях, беспристрастные мистагоги объясняют вполне естественно. Церера-Деметра и её земные странствия в поисках дочери являются эвгемеризованными описаниями одной из самых метафизико-психических вопросов, которые когда-либо рассматривал человеческий разум. Это маска для трансцендентного повествования посвящённых провидцев; небесное видение освобождённой души посвящённого последнего часа, описывающее процесс, посредством которого душа, которая ещё не воплотилась, впервые спускается в материю:
«Благословен тот, кто видел эти обычные заботы подземного мира; он знает и конец жизни, и её божественное происхождение от Юпитера», – говорит Пиндар. Тейлор показывает, опираясь на авторитет более чем одного посвящённого, что «драматические представления малых мистерий были задуманы их основателями, чтобы оккультным образом обозначить состояние неочищенной души, наделённой земным телом и окутанной материальной или физической
[1] «Кодекс Ману», книга I, шлока 32: сэр У. Джонс в переводе с северного варианта «Кодекса Ману» переводит эту шлоку следующим образом: «Разделив свою собственную сущность, могущественная Сила стала наполовину мужчиной, наполовину женщиной или природой активной и пассивной, и от этой женщины она произвела ВИРАДЖ».
112 | 112 |
природой... что душа действительно, пока она не очищена философией, претерпевает смерть через соединение с телом».
Тело является гробницей, тюрьмой для души, и многие христианские отцы считали вместе с Платоном, что душа наказывается своим союзом с телом. Такова основная доктрина буддистов, а также многих брахманистов. Плотин замечает, что «когда душа спускается в зарождение (из своего наполовину божественного состояния), она принимает участие во зле и проходит большой путь до состояния, противоположного её изначальной чистоте и целостности, чтобы полностью погрузиться в него, что равнозначно падению в мрачную трясину»[1].
Он лишь повторяет учение Гаутамы Будды. Если мы вообще верим древним посвящённым, то мы должны принять их толкование символов. И если, кроме того, мы обнаружим, что они полностью совпадают с учениями величайших философов, которые, как мы знаем, имеют тот же символический смысл в современных мистериях на Востоке, мы должны верить, что они правы.
Если Деметра считалась духовной душой, или, скорее, астральной душой, наполовину эманацией духа и наполовину осквернённой материей в результате последовательных духовных эволюций, мы можем легко понять, что имеется в виду под матроной Баубо, чародейкой, которая до того, как ей удалось добиться успеха в примирении души или Деметры с её новым положением, оказывается вынужденной принять сексуальные формы младенца. Баубо – это материя, физическое тело; духовную, пока ещё чистую астральную душу можно заманить в свою новую земную тюрьму, лишь демонстрацией невинного младенчества. А до тех пор, обречённая на свою участь, Деметра, или Magna-mater, душа, удивляется, колеблется и страдает, но однажды испробовав волшебное зелье, приготовленное Баубо, она забывает свои печали; на определённое время она расстаётся с тем сознанием высшего разума, которым она обладала до того, как войти в тело ребёнка. С этого момента она должна пытаться снова соединиться с ним; и когда ребёнок достигает возраста рассудительности, борьба, забытая на несколько лет младенчества, начинается снова. Астральная душа находится между материей (телом) и высшим разумом (его бессмертным духом или нусом). Кто из этих двоих победит?
Результат битвы жизни зависит от этой триады. Речь идёт о нескольких годах физических наслаждений на земле и (если это привело к злоупотреблениям) растворения земного тела, за которым следует смерть астрального тела, что, исключающая возможность соединения с высшим духом триады, который единственно дарует нам индивидуальное бессмертие, или, с другой стороны, возможность стать бессмертными мистами, посвящёнными прежде смерти тела в божественные истины потусторонней жизни. Полубоги внизу и БОГИ вверху.
[1] «Энеада», I, книга viii.
113 | 113 |
Такова была главная цель мистерий, которую богословие считает дьявольской, и которую высмеивают современные символисты. Не верить в то, что в человеке есть некие тайные силы, которые с помощью исследования психических сил он может развить в себе до высшей степени и стать иерофантом, а затем передать другим в тех же условиях земного обучения, – значит обвинить во лжи и безумии целую череду лучших, чистейших и наиболее образованных людей древности и средневековья. Они едва намекают на то, что иерофанту позволено видеть в последний час жизни. И всё же Пифагор, Платон, Плотин, Ямвлих, Прокл и многие другие знали об иерофантах и подтверждали реальность их существования.
Будь то во «внутреннем храме» или посредством личного изучения теургии, или путём исключительного напряжения духовной работы в течение всей жизни, все они получали практическое доказательство таких божественных возможностей человека, ведущего битву с жизнью на земле, чтобы выиграть жизнь в вечности. То, чем была последняя эпоптея, упоминается Платоном в «Федре» (64): «... будучи посвящёнными в те мистерии, которые законно называть самой благословенной из всех тайн... мы были освобождены от злых посягательств, которые в противном случае ожидают нас в будущем времени. Точно так же, вследствие этого божественного посвящения, мы стали зрителями полных, простых, неподвижных и блаженных видений, обитающих в чистом свете». Это предложение показывает, что у них были видения богов и духов. Как правильно замечает Тейлор, из всех подобных отрывков сочинений посвящённых можно сделать вывод, что «самая возвышенная часть эпоптеи... состояла в созерцании самих богов, наделённых ослепительным светом» или высших планетарных духов. Утверждение Прокла по этому поводу недвусмысленно: «Во всех посвящениях и мистериях боги показывают многие свои формы или появляются в различных формах, а иногда, действительно, перед взором предстаёт бесформенный свет их самих; в других случаях этот свет приобретает человеческую или какую-либо другую форму»[1].
«Всё, что есть на земле, является подобием и ТЕНЬЮ чего-то, что находится в сфере; в то время как это нечто сияющее (прообраз души-духа) остаётся в неизменном состоянии, то же происходит и с тенью. Но если это нечто сияющее значительно удаляется от своей тени, тогда жизнь удаляется от последней на некоторое расстояние. И всё же этот самый свет является тенью чего-то ещё более яркого, чем он сам». Так говорит «Десатир»[54], персидская «Книга Шета»[2], тем самым показывая тождественность своего эзотерического учения учению греческих философов.
Второе утверждение Платона подтверждает нашу веру в то, что мистерии древних тождественны посвящениям нынешних
[1] «Комментарий к «Государству» Платона», стр. 380.
[2] Стихи 33-41.
114 | 114 |
буддистов и индуистов. Наивысшие видения, самые правдивые, бывают не у людей с прирождёнными способностями впадать в экстаз или у «медиумов», как это иногда ошибочно утверждают, а достигаются посредством регулярного обучения для постепенного прохождения разных уровней посвящения и развития психических сил. Мисты тесно общались с теми, кого Прокл называет «мистическими натурами», «сияющими богами», поскольку, как говорит Платон, «мы сами были чисты и непорочны, будучи освобождёнными от этого окружающего облачения, которое мы называем телом, и к которому мы теперь привязаны, как устрица, к своему панцирю»[1].
Итак, учение о планетарных и земных питри в древней Индии, как тогда, так и сейчас, целиком сообщалось только в последний момент посвящения и только адептам высших степеней. Многие из них – факиры, которые, хотя и чисты, честны и самоотверженны, но видели астральную форму чисто человеческого питара (предка или отца) только в торжественный момент своего первого и последнего посвящения. Именно в присутствии своего наставника или гуру, прямо перед тем, как вату-факира отправляют в мир живых, с его бамбуковой семиколенной палочкой для защиты при любых обстоятельствах, он внезапно оказывается лицом к лицу с неизвестным ПРИСУТСТВИЕМ. Он видит его и падает ниц к ногам эфемерной формы, но ему не доверяют великую тайну её вызывания, поскольку это – высшая тайна святого слога. АУМ содержит вызывание ведической триады, Тримурти, Брахмы, Вишну, Шивы, как говорят востоковеды[2]; оно содержит воскрешение чего-то более реального и объективного, чем эта триединая абстракция, говорим мы, почтительно противореча выдающимся учёным. Это есть троица самого человека на его пути к бессмертию через торжественный союз его внутреннего триединого Я, а внешнее, грубое тело или шелуха даже не берётся в расчёт в этой троице человека[3]. Только тогда, когда эта троица
[1] «Федр», стр. 64.
[2] Высший Буддха призывается с двумя своими последователями теистической триады, Дхармой и Сангой. К этой триаде на санскрите обращаются следующим образом:
Намо Буддхая,
Намо Дхармая,
Намо Сангая,
Аум!
См. Также «Азиатский журнал», том VII, стр. 286.
[3] Тело человека (его кожаные одежды) само по себе представляет инертную массу материи; только разумное внутреннее живое тело рассматривается как истинное тело человека, и именно оно вместе с эмбриональной душой или чисто астральным телом непосредственно связанно с бессмертным духом, и составляет троицу человека
115 | 115 |
в ожидании конечного триумфального воссоединения за вратами телесной смерти превращается на несколько секунд в ЕДИНИЦУ, кандидату в момент посвящения позволено созерцать своё будущее. Так мы читаем в персидском «Десатире» о «сияющем существе», у греческих посвящённых философов – об авгоэйде[55], сверкающем своим собственным светом, «благословенном видении, обитающем в чистом свете», а также у Порфирия – о том, что Плотин шесть раз за свою жизнь соединялся со своим «богом», и так далее.
«В древней Индии тайну триады, известную только посвящённым, нельзя было разглашать простонародью под страхом смерти», – говорит Брихаспати.
Это было запрещено и в древнегреческих, а также самофракийских мистериях. И посейчас нельзя. Тайна находится в руках адептов и должна оставаться загадкой для мира до тех пор, пока учёный-материалист считает её недоказанным заблуждением, безумной галлюцинацией, а догматический богослов – ловушкой лукавого.
Общение с призрачными человеческими, богоподобными духами тех, кто ушёл раньше нас в безмолвную страну блаженства, делится в Индии на три категории. Под духовным руководством гуру или санньяси вату (ученик или неофит) начинает их чувствовать. Если бы он не находился под непосредственным руководством адепта, то оказался бы во власти невидимых духов и полностью зависел бы от них, поскольку не мог бы отличить среди этих призрачных сил добрых от злых. Счастлив тот сенситив, который уверен в чистоте своей духовной атмосферы!
К такому осознанию призрачного, которое является первой ступенью, через некоторое время добавляется способность яснослышания. Это – вторая ступень или стадия развития. Сенсетивы (если они не добились этого естественным образом путём психической тренировки) теперь слышат ясно, но всё ещё неспособны различать и контролировать свои впечатления, и тот, кто не защищён, слишком часто вводится в заблуждение коварными силами воздуха подобием голосов и слов. Но зашита гуру с ним; она – самый мощный щит против вторжения бхут в атмосферу вату, посвящённую чистым человеческим и небесным питри.
Третья ступень – это когда факир или любой другой кандидат одновременно чувствует, слышит и видит; и когда он может по своему желанию создавать образы питри на зеркале астрального света. Всё зависит от его психических и гипнотических способностей, которые всегда соразмерны силе его воли. Но факир никогда не будет управлять акашей, духовным жизненным началом, всемогущим посредником любого феномена, в той же степени, как адепт третьего или высшего посвящения.
как истинное тело человека, и именно оно вместе с эмбриональной душой или чисто астральным телом непосредственно связанно с бессмертным духом, и составляет троицу человека.
116 | 116 |
А феномены, порождаемые волей последних, обычно не совершаются на рыночных площадях к удовольствию зевак.
Единство бога, бессмертие духа, вера в спасение только через наши дела, заслуги и недостатки – таковы основные догматы веры религии мудрости и основа ведаизма, буддизма, парсизма; и таковыми мы находим даже древний осиризм, когда мы, оставив популярного бога солнца материализму черни, сосредотачиваем внимание на Книгах Гермеса, Трижды Великого.
«Этот мир, недоступный для разума, был погружён в безмолвие и тьму... Тогда Господь, существующий через Себя и не подлежащий раскрытию внешними чувствами человека, рассеял тьму и явил постижимый мир».
«Тот, кто может быть воспринят только духом, кто ускользает от органов чувств, кто лишён видимых частей, кто вечен, кто есть душа всех существ, которую никто не может постичь, явил Своё собственное сияние» («Кодекс Ману», книга I, шлоки 6-7).
Таков идеал Всевышнего в понимании любого индийского философа.
«Из всех обязанностей главная – обрести знание высшей души (духа); это есть первая из всех наук, ибо только она даёт человеку бессмертие» («Кодекс Ману», книга XII, шлока 85).
А наши учёные говорят о нирване Будды и мокше Брахмы как о полном уничтожении! Так, некоторые материалисты истолковывают следующий стих.
«Человек, который осознаёт Высшую Душу в своей душе, а также в душе всех созданий, и который одинаково справедлив ко всем (будь то человек или животное), обретает самую счастливую из всех судеб – быть полностью погружённым в лоно Брахмана» («Кодекс Ману», книга XII, шлока 125).
Учение о мокше и нирване, как оно понимается школой Макса Мюллера, никогда не выдержит сопоставления с многочисленными текстами, которые можно найти, если потребуется, в качестве окончательного опровержения.
Во многих пагодах есть скульптуры, которые прямо противоречат этому обвинению. Попросите брахмана объяснить мокшу, обратитесь к образованному буддисту и просите, чтобы он объяснил вам значение нирваны. Оба ответят вам, что в любой из этих религий нирвана представляет собой догму о бессмертии духа.
Достижение нирваны означает погружение в великую вселенскую душу, причём последняя представляет собой состояние, а не индивидуальное существо или антропоморфного бога, как некоторые понимают великое СУЩЕСТВОВАНИЕ. Дух, достигнув такого состояния, становится частью единого целого, но при этом никогда не теряет своей индивидуальности.
Отныне дух живёт духовно, не опасаясь
117 | 117 |
дальнейших изменений формы, поскольку форма относится к материи, а состояние нирваны подразумевает полное очищение или окончательное избавление даже от самых очищенных частиц материи.
Это слово, «погружённым», после того, как доказано, что индуисты и буддисты верят в бессмертие духа, обязательно должно означать тесный союз, а не уничтожение. Пусть христиане называют их идолопоклонниками, если они всё ещё осмеливаются делать это, вопреки науке и последним переводам священных санскритских книг; они не имеют права представлять умозрительную философию древних мудрецов как несостоятельную, а самих философов – как нелогичных глупцов. Не без оснований мы можем обвинить древних евреев в полном нигилизме. Так ни в Книгах Моисея, ни в Книгах пророков нет и слова, которое бы буквально означало бессмертие духа. Тем не менее, любой набожный еврей также надеется быть «отнесённым на лоно А-Брахама».
Иерофантов и некоторых брахманов обвиняют в том, что они прописывали своим эпоптам крепкие напитки или наркотики, чтобы вызвать видения, которые они воспринимали за реальность. Они употребляли и до сих пор употребляют священные напитки, которые, подобно напитку сома, обладают свойством освобождать астральную форму от оков материи; но в этих видениях так же мало того, что можно приписать галлюцинациям, как и в мимолётных видениях, которые учёный наблюдает с помощью своего микроскопа, попадая в микромир. Человек не может ни воспринимать, ни соприкасаться, ни разговаривать с чистым духом посредством своих телесных чувств. Только дух может говорить с духом и видеть его; и даже наша астральная душа, доппельгангер, слишком груба, слишком осквернена земной материей, чтобы полностью доверять её образам и намёкам в результате сенсорных ощущений.
Насколько опасными часто могут стать необученные медиумы, и как хорошо это понимали древние мудрецы, принимавшие меры в отношении их, прекрасно иллюстрирует случай Сократа. Древнегреческий философ был «медиумом»; следовательно, он никогда не был посвящён в мистерии; таков был строгий закон. Но у него был свой так называемый «фамильяр»[56] или даймоний; и этот невидимый советник стал причиной его смерти. Принято считать, что если он и не был посвящён в мистерии, то лишь вследствие того, что он сам не позаботился стать таковым. Но тайные анналы сообщают, что это произошло потому, что его нельзя было допустить к участию в священных обрядах, и именно, как мы заявляем, из-за его медиумизма. Существовал закон, запрещавший допуск к мистериям не только тех, кто был осуждён за умышленное колдовство[1], но даже
[1] Мы действительно думаем, что слово «колдовство» нужно раз и навсегда понимать в том смысле, в котором его обычно понимают. Колдовство может быть сознательным или бессознательным. Могут быть получены весьма опасные результаты злоупотребления гипнотическими силами скрытым флюидом так называемого колдуна; и такие же результаты могут быть следствием легкомысленного доступа злонамеренных коварных «духов» (тем хуже, если они
118 | 118 |
тех, кто, как известно, имел «фамильяра». Закон был справедливым и логичным, потому что настоящий медиум более или менее безответственен, и этим, в некоторой степени, объясняют эксцентричность Сократа. Медиум должен быть пассивным; и если он всецело доверяет своему «духу-руководителю», то позволит последнему управлять собой, но не будет руководиться законами святилища. Медиум древности, как и современный «медиум», мог быть введён в состояние транса по воле или желанию управляющей им «силы»; следовательно, ему нельзя было доверить страшные тайны заключительного посвящения, «которые нельзя было раскрывать даже под страхом смерти». Древний мудрец в неконтролируемые моменты «духовного вдохновения» открыл то, чему никогда не учился и поэтому был казнён как атеист.
Как же тогда, имея пример Сократа, можно утверждать в отношении видений и духовных образов эпоптов внутреннего храма, что все эти провидцы, теурги и тавматурги были «духовными медиумами»? Ни Пифагор, ни Платон, ни кто-либо из более поздних неоплатоников, ни Ямвлих, ни Лонгин, ни Прокл, ни Аполлоний Тианский никогда не были медиумами, поскольку в таком случае они вообще не были бы допущены к мистериям. Как доказывает Тейлор: «Такое заявление о божественных видениях в мистериях ясно подтверждается Плотином. Говоря кратко, то, что магическое воскрешение составляло в них часть священнического служения, и что в это повсеместно верили все древние задолго до эпохи более поздних платоников», доказывает, что помимо природного «медиумизма» с незапамятных времён существовала таинственная наука, которую обсуждали многие, но знали лишь немногие.
Эта наука – тоска по нашему единственному истинному и родному дому или жизни после смерти, а также желание более тесно прилепиться к нашему родительскому духу; злоупотребление же ею есть чародейство, колдовство, чёрная магия. Между ними находятся природные «медиумы» то есть те души, которые облачены в несовершенную материю и готовы действовать как для того, так и для другого и которые полностью зависят от жизненной среды – неотъемлемой наследственности (как физической, так и духовной), и от природы «духов», которых они привлекают к себе. Благословение или проклятие, по воле судьбы, если только медиум не очищен от земных шлаков.
Существует двоякая причина, по которой в любом веке почти ничего не знали о тайнах посвящения. Первая причина уже объяснялась не раз и не одним автором, и заключается в ужасном наказании за малейшую неосторожность. Вторая причина заключается в сверхчеловеческих трудностях и даже опасности, с которыми в прошлом пришлось столкнуться отважному кандидату, ему оставалось либо победить, либо умереть, либо, что ещё хуже, потерять
человеческие) в атмосферу, окружающую медиума. Сколько тысяч таких безответственных невинных жертв позорно погибло из-за уловок этих элементариев!
119 | 119 |
рассудок. Не было реальной опасности для того, чей ум был полностью одухотворён и подготовлен к любому ужасающему зрелищу. Тому, кто полностью осознавал силу своего бессмертного духа и ни на секунду не сомневался в его всемогущей защите, нечего было бояться. Но горе кандидату, у которого малейший физический страх (болезненное дитя материи) затмевал зрение и лишал веры в собственную неуязвимость. Тот, кто не был полностью уверен в своей нравственной пригодности принять на себя бремя этих великих тайн, был обречён.
Талмуд повествует о четырёх танаях, которых в аллегорических терминах ввели в сад наслаждений, то есть посвятили в оккультизм и высшую науку.
«Согласно учению наших святых учителей, имена четверых, вошедших в сад наслаждения, таковы – Бен Азай, Бен Зома, Ахер и рабби Акива ...
Бен Азай глянул ... и потерял зрение.
Бен Зома глянул ... и лишился рассудка.
Ахер глянул ... и порубил посадки (всё перепутал и потерпел неудачу).
Но Акива вошёл с миром и вышел с миром, потому что Святой, чьё имя благословенно, сказал: «Этот старец достоин служить нам во славе».
«Учёные комментаторы Талмуда, раввины синагоги, объясняют, что сад наслаждения[57], в который вынуждены войти эти четыре персонажа, – всего лишь та таинственная наука, самая ужасная из наук для слабых умов, которых она ведёт прямо к безумию», – пишет А. Франк в «Каббале». Не тот должен бояться, кто чист сердцем и кто учится лишь с целью совершенствования себя и, таким образом, более лёгкого обретения обещанного бессмертия, а скорее нужно трепетать тому, кто делает из науки наук греховный предлог для мирских побуждений. Последний никогда не устоит перед каббалистическими вызываниями духов при высшем посвящении.
Безнравственные представления тысячи и одной ранней христианской секты могут подвергаться критике со стороны отдельных комментаторов, равно как и древние элевсинские и другие обряды. Но почему они должны навлекать на себя упрёки богословов, христиан, если их собственные «таинства» «божественного воплощения вместе с Иосифом, Марией и ангелом» в виде священной трилогии разыгрывались более чем в одной стране и были известны в одно время в Испании и на юге Франции?
Позже они попали, как и многие другие некогда тайные обряды, в руки простого народа. Прошло всего несколько лет с тех пор, как каждую рождественскую неделю по всей Польше и югу России возили «вертепы», содержащие вышеупомянутых персонажей, и кроме того, младенца Иисуса в яслях. Их называли колядками, правильную этимологию этого слова
120 | 120 |
мы не можем дать; возможно, оно происходит от глагола «колядовать», которое мы так же охотно оставляем учёным филологам. Мы видели такие представления ещё в детстве. Мы помним трёх царей-волхвов, представленных тремя куклами в напудренных париках и цветных панталонах; и именно вспоминая о простом, глубоком почтении, отображённом на лицах набожных слушателей, мы можем с большей готовностью оценить честное и справедливое замечание редактора во введении к «Элевсинским мистериям», который говорит: «Именно невежество ведет к профанации. Люди высмеивают то, чего они не понимают должным образом... Скрытое течение этого мира преследует одну цель; а внутри человеческого легковерия (назовите это человеческой слабостью, если хотите) скрывается почти безграничная сила, святая вера, способная постичь наивысшие истины всего сущего».
Если бы в Церкви преобладало то абстрактное чувство, называемое христианами любовью, то мы были бы рады оставить всё это недосказанным. Мы не имеем претензий к тем христианам, чья вера искренна и чьи дела соответствуют их верованиям. Но в отношении высокомерного, догматичного и нечестного духовенства нам ничего не остаётся, кроме как позаботиться о защите и отстаивании прав античной философии (которой противостоит современное богословие в его ничтожном отпрыске – спиритуализме), насколько нам хватит сил, так чтобы её величие и обоснованность были бы полностью отображены. Мы боремся не только за эзотерическую философию или какую-либо современную систему нравственной философии, но за неотъемлемое право личного суждения, и особенно за благородное понятие ответственного подхода к деятельности будущей жизни.
Мы горячо аплодируем таким комментаторам, как Годфри Хиггинс, Инман, Пейн Найт, Кинг, Данлеп и д-р Ньютон, хотя они и не согласны с нашими собственными мистическими взглядами, поскольку их усердие постоянно вознаграждается новыми открытиями языческого отцовства христианских символов. Но в остальном все эти учёные труды бесполезны. Их исследования доходят только до половины. Не имея истинного ключа интерпретации, они видят символы только в физическом аспекте. У них нет пароля, чтобы открыть врата тайны; и древняя духовная философия для них – закрытая книга. Хотя их представление о символах диаметрально противоположны представлению духовенства, но для вопрошающей публики они делают немногим больше, чем их оппоненты в отношении способов интерпретации. Их сочинения имеют тенденцию усугублять материализм, как и сочинения духовенства, особенно римского духовенства, культивирующие веру в дьявола.
Если бы изучение герметической философии не давало никакой другой надежды на вознаграждение, то этого было бы более чем достаточно, ведь с её помощью мы можем узнать, с каким совершенством и справедливостью управляется этот мир. Любая страница истории произносит проповедь на эту тему. Среди них нет ни одной страницы, которая бы содержала более глубокую мораль, чем история Римской церкви. Божественный закон воздаяния никогда не имел более яркого примера, чем
121 | 121 |
тот факт, что своими собственными делами она лишила себя единственно доступного ключа к своим же религиозным тайнам. Предположение Годфри Хиггинса о том, что в Римской церкви имеются два учения: одно для масс, а другое (эзотерическое) для «совершенных» или посвящённых, как в древних мистериях, кажется нам необоснованным и довольно фантастическим. Повторяем, они потеряли ключ; в противном случае никакая земная сила не смогла бы повергнуть её ниц, и, за исключением поверхностного знания способов сотворения «чудес», её духовенство никоим образом не может сравниться по своей мудрости с иерофантами древности. Сжигая сочинения теургов, объявляя вне закона тех, кто оказывал влияние на их учение, ставя клеймо демонолатрии на магию в целом, Рим сделал беспомощными своё экзотерическое поклонение и Библию для критики любого вольнодумца, свои сексуальные символы для грубого отождествления, а своих священников для невольного обращения в магов и даже колдунов во время экзорцизма, являющегося лишь вызыванием душ умерших. Так совершается возмездие путём совершенной адаптации божественного закона, чтобы обрушиться на эту систему жестокости, несправедливости и фанатизма через её собственные самоубийственные действия.
Истинная философия и божественная истина – термины взаимозаменяемые. Религия, боящаяся света, не может быть религией, основанной на истине или философии, следовательно, она должна быть ложной. Древние мистерии были тайнами только для непосвящённых, которых иерофант никогда не привлекал и не принял бы в качестве прозелитов; посвящённым же мистерии объяснялись только тогда, когда была снята последняя завеса. Ни один разум, подобный разуму Пифагора или Платона, не удовлетворился бы необъяснимой и непостижимой тайной, подобной загадке христианской догмы. Истина может быть только одна, потому что две малые истины относительно одного и того же предмета могут представлять лишь одно большое заблуждение. Несмотря на несколько тысяч экзотерических или популярных конфликтующих верований, которые распространились с тех пор, как первые люди получили возможность обмениваться своими представлениями, нет ни одной нации, ни одного народа, ни одного самого дикого племени, которые по своему собственному усмотрению не верили бы в невидимого Бога, первопричину безошибочных и неизменных законов, а также в бессмертие нашего духа. Никакое вероучение, никакая ложная философия, никакие религиозные преувеличения никогда не могли разрушить это чувство. Следовательно, оно должно основываться на абсолютной истине. С другой стороны, любая из бесчисленных религий и религиозных сект рассматривает Божество по-своему; и, приписывая этому неизвестному свои собственные измышления, она навязывает эти чисто человеческие плоды разгорячённого воображения невежественным массам, называя их «откровением». Поскольку догмы всех религий и религиозных сект часто радикально отличаются, они не могут быть истиной. А если они не истинны, то, что они такое?
«Величайшее проклятие для народа, – замечает д-р Инман, – это не плохая религия, а форма веры, которая препятствует смелому исследованию. Я не знаю ни одного древнего народа, который был под властью жрецов и не пал под мечами
122 | 122 |
тех, кому дела не было до иерархов... Наибольшая опасность исходит от тех духовных лиц, которые подмигивают пороку и поощряют его как средство, с помощью которого они могут получить власть над своими приверженцами. До тех пор пока каждый человек будет поступать с другими людьми так, как хотел бы, чтобы так же поступали и с ним, не позволяя никому вставать между ним и его Создателем, всё будет хорошо в этом мире»[58].
Сноски
- ↑ Перевод Е. Н. Бируковой
- ↑ Перевод Е. Н. Бируковой
- ↑ «Cognovit Dominus, qui sunt eius, et» (2Тим.2:19)
- ↑ Круг, кольцевидный предмет, кольцо (среднеанглийский)
- ↑ Науки из наук (лат.)
- ↑ Джек Кетч (англ. Jack Ketch; ум. в 1686) – знаменитый палач ирландского происхождения.
- ↑ Церковь крови не знает (лат.) или Еcclesia non sitit sanguinem «Церковь крови не жаждет»
- ↑ «Восстань, Боже, защити дело Твое» Пс.73:22
- ↑ См. Томас Райт «Narratives of Sorcery and Magic, from the Most Authentic Sources» «Рассказы о колдовстве и магии из самых достоверных источников», гл. 18.
- ↑ «Надо понимать, что «чужой» значит, не гражданин Вюрцбурга. Возможно, многочисленные «чужие» мужчины и женщины были протестантскими беженцами из других мест». Томас Райт «Рассказы о колдовстве и магии из самых достоверных источников», стр. 328, сноска, изд. 1852
- ↑ Добавлено из книги Томаса Райта.
- ↑ Сожжения (нем.)
- ↑ «Пневматология оккультная и подлинная»
- ↑ Способ действий (лат.)
- ↑ «Догмы и обряды высшей магии»
- ↑ Ури́м и тумми́м (ивр. אוּרִים וְתֻמִּים) – упоминаемый в Библии нагрудник с драгоценными камнями, при помощи которых первосвященник от имени народа или царя вопрошал Бога.
- ↑ Подписано (фр.)
- ↑ 0,42 метра
- ↑ Па́года Шведагон (98-метровая позолоченная ступа в Янгоне, Мьянма. Название происходит от «Shwe» (бирм. золото) и «Dagon» – древнего названия Янгона. Самая почитаемая в Бирме пагода по преданию содержит реликвии четырёх Будд: посох Какусандхи, водяной фильтр Конагаманы, часть туники Кассапы и восемь волос Гаутамы.
- ↑ Башибузу́ки (тур. başıbozuk) – название нерегулярных военных отрядов в Османской империи.
- ↑ Силлабус (лат. Syllabus Errorum – «список заблуждений) – список осуждаемых учений и принципов, изданный в Римской церкви] в 1864 году.
- ↑ Смертельный удар (фр.)
- ↑ Rituale Romanum (лат.)
- ↑ «Отче наш» (лат.)
- ↑ «Тебе – Малхут (царство) и Гвура (суд), и Хесед (милость) на эоны».
- ↑ Останес (Ὀστάνης), также пишется Hostanes и Osthanes, – псевдоним, использовавшийся несколькими анонимными авторами иранских и латинских произведений, начиная с эллинистического периода.
- ↑ сама по себе (лат.)
- ↑ δυσνόητά (греч.) дисноэта, неудобовразумительное 2Пет.3:16
- ↑ 1Кор.15:8, в синодальном переводе «изверг»
- ↑ βᾰσῐλεύς (греч.) василевс, царь
- ↑ Кехрие (греч. Κεχριαί) – деревня в Греции, на северо-востоке Пелопоннеса, в 11 километрах к востоку от Коринфа.
- ↑ Чис.6:5
- ↑ ἀρχιτέκτων- мастер-строитель, греческий текст 1Кор.3:10
- ↑ Чистокровный, чистейший (фр.)
- ↑ Μίτρα (греч.) головной убор, у евреев кипа, шапка, шляпа
- ↑ Пейсы
- ↑ Πέτρωμα (греч.)
- ↑ «Бог из машины» (лат.)
- ↑ Белая наплечная накидка, часть облачения папы римского и архиепископов
- ↑ Четыре (арамейский, иврит)
- ↑ वटु (санскр.)
- ↑ पुरोहित (санскр.)
- ↑ «Феон, кажется, рассматривает апокалипсис или эпоптейю, как Э. Покок, чьи взгляды упоминаются в другом месте. Этот автор пишет: «Посвящённые назывались эваптои» и добавляет в сноске: «Аваптои, буквально «получение», «восприятие». В соответствии с этим эпоптейя будет означать окончательное восприятие внутреннего учения» (Александр Уайлер, сноска на стр. 86 диссертации Томаса Тейлора «Элевсинские и вакхические мистерии».
- ↑ Данда (см. «Из пещер и дебрей Индостана»)
- ↑ पलित седой (санскр.)
- ↑ पिच्छल пиччхала «Скользкий» см. словарь С. Ефимовского
- ↑ पित्रय питрья, родственник по отцу см. словарь С. Ефимовского
- ↑ क्लोश (санскр.) призывание
- ↑ Собрание מקרא (см. Dictionary of Targumim, Talmud and Midrashic Literature by Marcus Jastrow (1926)
- ↑ Коллиридиа́не (др.-греч. κολλυριδιανοί; лат. collyridiani;) – последователи религиозного течения в христианстве в IV веке, мариологической ереси. Название коллиридиан образовано от слова κολλυρίδα – «хлебец, лепёшка».
- ↑ Мист, жрец при мистериях (лат.)
- ↑ Посвящаемый или посвящающий (греч.) Словарь Лидделя и Скотта
- ↑ Απόρρητα (греч.) прил., мн. ч. от прил. απόρρητος – тайное, сокровенное
- ↑ «Она говорит о тринадцати Зороастрах» (ТС) [Шетах на языке Āsmānī zabān "небесном языке", на котором написана эта книга]
- ↑ αὐγοειδής (греч.) сверкающий, см. Словарь Лиддела и Скота
- ↑ Фамилья́р (англ. familiar, фр. familier) – волшебный териоморфный дух, согласно средневековым западноевропейским поверьям, служивший ведьмам, колдунам] и другим практикующим магию.
- ↑ Пардес (ивр. פרדס, букв. «фруктовый сад») – нотарикон (акроним) «ПаРДеС» – четыре уровня понимания и толкования Танаха и Талмуда.
- ↑ «Древний языческий и современный христианский символизм», Предисловие, стр. 34.