Письмо XIV[1]
Кому когда-либо приходило в Европе в голову, что есть на белом свете такая страна, где каждый шаг в жизни человека, малейший его поступок, особенно в домашнем быту, самое незначительное действие связаны с религиозными постановлениями и не могут быть иначе совершены, как по известной программе? В этой стране не только все крупные эпизоды жизни, все главные выдающиеся черты её, как-то: зачатие, рождение, переход из одного периода жизни в другой, женитьба, родительское звание, старость и, наконец, смерть, но даже все ежедневные отправления, функции физические и физиологические, как, например, утренние омовения, туалет, еда et tout ce qui s'en suit,[2] со дня рождения до последнего вздоха, – всё это должно быть исполнено по установленному браминами шаблону, под опасением отлучения от касты. Браминов можно уподобить музыкантам оркестра, в котором разнохарактерные инструменты представляют бесчисленные секты этой страны. Все они различной формы, разнятся и в звуках; тем не менее все подчинены одному и тому же капельмейстеру[3].
Насколько бы эти секты ни отличались одна от другой в толковании своих священных текстов и как бы враждебно ни относились они друг к другу, стараясь выставить вперёд и возвысить над прочими каждая своё божество, но все они и каждая из них, слепо повинуясь веками установленным обычаям, обязаны следовать, как музыканты, одному дирижёрскому жезлу – законам Мaну. На одном этом пункте они сходятся и составляют единодушную, единомыслящую общину, крепко, неразрывно связанную массу. И горе тому, кто в этой общей симфонии произвольно или даже нечаянно сфальшивит! Старшины (должность у индусов наследственная) и выбираемый пожизненно верховный совет каждой касты или даже субкасты (коих множество) держат членов своей общины, что называется, в "ежовых рукавицах". Их решения безапелляционны, и поэтому-то исключение или, по принятому выражению, "отлучение" от касты является, одним из самых страшных наказаний, влекущих за собою ужасные последствия. "Отлучённый" хуже прокажённого, так как солидарность между кастами, особенно в этом отношении, нечто феноменальное и может сравниться разве лишь с солидарностью сынов Лойолы[4]. Если, при самом строгом соблюдении всех требований, члены двух разных каст, хотя бы и связанные самыми горячими чувствами взаимного уважения и дружбы, не могут не только вступать между собою в брак или вместе обедать, но даже и выпить, принять стакан воды друг у друга, или же выкурить вместе кальян, то понятно, насколько строже соблюдаются подобные запрещения касательно "отлучённого". Несчастный в полном смысле слова умирает для всех: для своих столько же, как и для чужих. Даже собственное семейство: отец, мать, жена, дети обязаны или отвернуться от него, или же быть, в свою очередь, отлучёнными. Нет надежды на замужество его дочерей, на женитьбу сыновей, как бы ни были дети неповинны в наказуемом грехе...
С минуты "отлучения" индус как бы исчезает для всех любивших и знавших его. Его мать, жена, дети не смеют накормить его, ни даже позволить напиться из домашнего колодца. Никто из прежней касты, тем менее из других, ни за какие деньги не осмелится ни продать ему, ни приготовить для него пищу. Ему буквально приходится или умереть с голоду, или же ещё более осквернить себя, покупая необходимое у бескастников или у европейцев. Во времена брахманской власти приказывалось обманывать и обворовывать "отлучённого", даже убивать его, так как он был вне закона. Теперь он, конечно, безопасен от последнего; но теперь, как и тогда, если по воле судеб ему случается умереть до своего прощения и возвращения в касту, для него нет ни священного костра, ни обрядов очищения; "манги" бросают его в кусты или в воду как дохлое животное…
Понятно, что против такой силы – она тем страшнее в своей пассивности, что против последней закон совершенно бессилен – не помогут ни западное воспитание, ни английское влияние. Остаётся одно: каяться и подчиняться всевозможным унижениям, а благодаря алчности брахманов иногда и полному разорению. Я знаю лично несколько браминов, кончивших самым блестящим образом курс в английских университетах, которые, вернувшись на родину, вынуждены были подвергнуться всем отвратительным требованиям "очищения", а именно: сбривать половину усов и бровей, ползать голыми на животе вокруг пагод, держаться по часам за хвост священной коровы, читая молитвы, и, наконец, есть испражнения этой коровы![5] Путешествие за море (калапани, т. е. за "чёрную воду") считается самым тяжким из грехов и требует вследствие этого самых строгих очищений. На совершившего такой поступок взирают как на человека, который от самой минуты отъезда на корабле беллати (иностранцев) до минуты возвращения осквернялся постоянно... Всего несколько дней тому назад один наш знакомый, доктор юриспруденции, блистательно окончивший курс в Англии, вынужден был пройти через подобное "чистилище" и чуть с ума не сошёл. На наше замечание, для чего же ему подчиняться всему этому, если, по собственному сознанию, он давно перестал верить в брахманизм и сделался ярым "материалистом", он нам привёл причины, против которых возражать было невозможно.
"У меня в доме две дочери? – говорит он, – одна пяти, другая шести лет; если я их не выдам замуж, особенно старшую, в продолжение этого года, то их станут считать перезрелыми и на них уже никто не женится. Допустив, чтобы меня отлучили, я их этим обесчещу, поставлю в невозможность найти мужей и сделаю их навеки несчастными. Затем старуха-мать до того суеверна, что, вследствие такого семейного позора, непременно покончит с собою: она уже не раз грозила мне самоубийством"...
Но, быть может, заметят нам: почему бы ему, человеку образованному, разом не разорвать всякую связь с брахманизмом и кастой? Почему бы не соединиться с другими товарищами в подобном ему положении? Забрав семейство и всех ему близких – не перейти целою колонией на сторону цивилизации, присоединиться к европейцам?
Вопрос весьма естественный, но и ответ на него далеко не затруднителен. Как в знаменитом ответе одного маршала Наполеону, из тридцати двух приведённых им причин, почему нельзя было атаковать некоей крепости, первою причиной являлось отсутствие пороха, так что о других причинах и спрашивать было нечего, так и из многих причин, почему для индуса немыслимо объевропеиться, – первая должна оказаться совершенно достаточною и, конечно, не потребует указания остальных. Разрубив Гордиев узел, индус не только не помог бы горю, но попал бы прямо из огня да в полымя. Будь у него семь пядей во лбу, будь он в науке соперником какого-нибудь Тиндаля, в политике равен Дизраэли и Бисмарку, принадлежи он к знатнейшему роду, – как только он отрекается от своей касты и соотчичей, так разом становится в положение гроба Магомета: говоря метафорически, он повиснет между небом и землёй!..
Мудрая поговорка: "от своих отстал, а к чужим не пристал", кажется, сложена нарочно для этого злополучного народа. Напрасно воображают, будто отстранение как индийцев-магометан, так и индусов[6] от гражданской службы есть лишь результат несправедливой, трусливой политики, боящейся привлечения своих заклятых врагов к управлению страной. Общественный остракизм и совершенно откровенно высказываемое со стороны англичан враждебно-презрительное чувство "высшей" к "низшей" (по английским понятиям) расе играет в этом вопросе гораздо более серьёзную роль, нежели предполагают даже в Англии. Это незаслуженное презрение, высказываемое при всяком случае туземцам (включая тут и мусульман), с каждым годом расширяет между двумя нациями пропасть, которой им веками не засыпать. Приведу два примера.
Мы гостили у одного весьма влиятельного здесь лица, редактора английской газеты,[7] и имели случай познакомиться с одним чрезвычайно замечательным мусульманином, молодым человеком из высшей туземной аристократии Сеидом М***. Что туземец принят в доме, посещаемом всем местным английским beau monde[8], объясняется двумя причинами: во-первых, мистер С*** далеко не заурядный англичанин, а джентльмен в полном смысле этого слова; во-вторых, этот курьёз, как нам кажется, можно отчасти объяснить тем, что Сеид М***, не в пример прочим, носит европейское платье, воспитывался в Англии и человек не только талантливый, но вдобавок сумевший заставить даже англичан уважать его. Горячий патриот, он бросил адвокатуру, обещавшую ему громкое имя и ещё большее состояние, и перешёл в гражданскую службу, приняв место судьи в незначительном округе, из-за одной надежды, по его словам, "хоть сколько-нибудь улучшить политическое и общественное положение туземцев". Единственный, быть может, пример между индийскими мусульманами: он не делает разницы между могулами и индусами и одинаково горячо защищает интересы обеих рас. Его любовь к индусам даже чуть ли не горячее привязанности к единоверцам: мать Сеида была перешедшею в мусульманство браминкой...
– Все мы, туземцы, дети одной и той же несчастной матери нашей, Индии, – говорил он нам недавно, выражаясь привычным ему восточным и весьма поэтическим слогом. – Сыны одной горькой участи, мы должны дружно нести её, а не растравлять наболевшие язвы распрями между двумя фанатическими религиями.
Это говорилось вследствие только что происшедшего публичного в Бенаресе побоища между могулами и индусами во время и по случаю религиозных празднеств у первых.
Сеид М*** заезжал к нам каждый день и обыкновенно тотчас же заводил беседу о "болячках" Индии, как он их называл, и по целым часам бывало спорили – С*** отстаивая англичан, М*** доказывая угнетённое положение туземцев, несправедливость к ним англо-индийского общества и невыносимое высокомерие британцев в Индии. Раз у них зашёл спор горячее обыкновенного по поводу только что вышедших в Калькутте новых гражданских служебных постановлений. М*** спрашивал, почему, например, из двух чиновников, англичанина и туземца, и совершенно равных чинах и занимающих совершенно одинаковые должности (окружного судьи, например), англичанин получает на 35, а иногда с разными натяжками и на 60 процентов более годового оклада, нежели полагается на той же должности туземцу? Первому выдаются для летней кочёвки экстренные суммы, так называемые "лагерные", каждый год "вспомогательные", а туземцу ничего, кроме жалованья? «И ведь всё это из денег Индии, – добавил он, – т. е. из кровавого пота несчастной дойной коровы англичан, коровы, уже до того передоенной, что следует только удивляться, как у неё до сих пор не отвалилось вымя...»
Припёртый таким образом к стене, С***, блестящий писатель и такой же оратор, знакомый с политическим направлением калькуттского кабинета как с собственным карманом, не нашёлся что на это ответить и сказал парадоксальную глупость: «Не забудем, – пробормотал он, – что мы в этой стране изгнанники; что вы, индийцы, по вашему же собственному сознанию, нуждаетесь в нас, и что было бы несправедливо заставлять нас служить вашей стране без хорошего вознаграждения. Вы, туземцы, обязаны платить нам: наши нужды, наконец, более ваших...»
У М*** от изумления даже опустились руки.
– "Изгнанники"?.. – воскликнул он наконец. – Вы изгнанники? Да кто же вас просил приезжать сюда из-за морей спасать нас! Неужели...
Но он не докончил!.. Под перекрёстным огнём наших изумлённых взглядов, при этой комической выходке, сам С*** расхохотался над самим собою... Он видимо старался замять этот щекотливо-политический разговор. Но М*** не унимался; очевидно, у него сильно накипело на сердце, и он через несколько минут снова повёл атаку.
– Вот, – заметил он, – мы с вами старые друзья, и вы принимаете меня как равного. Но ведь это не потому, что мои прадеды были в продолжение стольких веков первыми сановниками могульской империи, или что мы ведём свой род от дочери Магомета... А просто оттого, что я в Англии сделался более или менее похожим на джентльмена, что я ношу чёрный фрак и, при случае, даже палевые перчатки. Иначе и в туземном костюме, хотя он красивее ваших чёрных мешков, вы стыдились бы принимать меня, тем более сажать за свой стол.
И на горячий протест хозяев он прибавил:
– Не спорьте, С***, а главное не отвечайте за других, так как я вам сейчас же докажу, что вы неправы и что есть между вами лица, в глазах которых даже мой чёрный фрак не спасает меня. Вчера, например, леди К*** не приняла моего визита. Это бы ещё ничего. Но знаете ли, что она приказала сказать мне через секретаря её супруга? Фраза знаменательная, уже облетевшая весь город и обрисовывающая в нескольких штрихах наше политическое и социальное положение. Она приказала мне передать своё "удивление"... Я должен был знать, что лорд К***, её высокородный супруг и мой начальник, три дня тому назад уехал из города, а что "жёны" сановников ни в Англии, ни в Индии не имеют обыкновения принимать визиты "по службе". Иными словами, что ей и в голову не могло придти, чтобы туземец "осмелился" сделать английскому семейству визит наравне с другими смертными, кроме разве по служебным обязанностям.
– Леди К*** этим показала только свою природную глупость, – вспыхнула мистрисс С*** – Никто, кроме неё, не сделал бы вам подобной дерзости.
– Совсем нет, – отвечал, по-видимому, спокойно мусульманин. – Делали мне весьма часто и другие ваши дамы, и даже их мужья, мои собственные сослуживцы, такие же ничем не вызванные дерзости. – И он назвал несколько имён. – А если я, в моём исключительном для туземца положении, подвержен таковым, то чего же приходится ожидать другим, менее фаворизованным судьбой и правительством туземцам?
Он сидел, нагнувшись над чашкой, и говорил тихо, по-видимому, сохраняя полное хладнокровие. Только ложечка, которою он машинально постукивал о блюдечко, слегка дрожала в его руке, да чёрные глаза налились кровью и пылали...
– За Англию, которая меня воспитала, – продолжал он тем же тоном, – за правительство, которому я присягал в верности и которому служу, я готов отдать, ради моей же возлюбленной Индии, жизнь. Мы, как народ, неспособны теперь управлять страной без чужой помощи, это я знаю, хотя худо ли, хорошо ли, а управляли ею веками, и страна была богаче и счастливее. Но я сознаю, что теперь, за последнее столетие, мы выродились и что помощь Англии нам необходима. Но если я присягал в верности правительству, то не делал ещё ничего подобного в отношении к обществу и частным лицам... и я ненавижу их!.. Попомните мои слова: если Англии когда-нибудь снова придётся бороться с мятежом, то этому виной будет единственно английское же общество; и случится это вследствие до бешенства доводящего туземцев презрительного высокомерия посылаемых сюда ваших чиновников. Нам все твердят о тирании и деспотизме России, нас пугают жестокостью её правительства. Да знаете ли вы, что на это отвечают хоть бы наши мусульмане, потомки султанов, сердарей, героев и величайших государственных людей прошлых веков? Они говорят следующее: да, быть может, администраторы России и жестоки и её правительству не сравниться с "благодушным" правительством её величества императрицы Индии. Но когда мы читаем и слышим со всех сторон, что в России такой-то генерал – мусульманин, другой – армянин и, несмотря на это, главнокомандующий целой армией, между тем как у нас последний английский солдат скорее дезертирует, нежели согласится повиноваться и признать начальником туземца, будь последний хоть принц крови, то, сравнивая нашу горькую участь с судьбой и надеждами каждого верного России иноверца и иноплеменника, у нас невольно шевелится на душе вопрос: чем же это мы одни заслужили подобные унижения? Почему это только нас одних держат в чёрном теле? И, в безмолвном отчаянии, сознавая всю безвыходность нашего положения, нельзя нам подчас и не позавидовать положению нашего брата мусульманина – в так называемой вами деспотической России!..
Второй пример. Семейство одного известного и очень учёного доктора медицины в Бомбее, уроженца Гоа, по фамилии португальца. Уже более трёх поколений они христиане католики, но прадеды как мужа, так и жены были чистокровными высокорожденными брахманами. И муж, и жена воспитывались за границей и получили превосходное образование. Муж – кавалер нескольких почётных орденов, член многих учёных обществ и находится на хорошем счету в Азиатском Королевском Обществе. Жена – молодая двадцатилетняя женщина, превосходно образованная, обладает восхитительным голосом. Ни тот, ни другая в обществе не приняты. На их музыкальных вечерах по вторникам, кроме нескольких журналистов из европейской богемы, не найдётся ни одного лавочника-англичанина; из дам положительно ни одной. "Помилуйте", завопят либеральные барыни и барышни, юность которых, быть может, протекла в какой-нибудь задней лавке Оксфордской улицы, "помилуйте! Кто же водит знакомство с подобными неграми?"...
Чем-то странным, чудовищно невероятным покажется нашим русским читателям следующий замечательный факт: главною преградой между этим экс-браминским семейством и чванным англо-индийским обществом является их обращение в христианство, хотя и насильственное как все такие обращения последних двух веков в португальской Гоа, где их крестили тюрьмой и инквизицией с её рафинированными пытками. Не потому что они католики, а просто по той причине что они некогда были индусами, и что в них, как презираемых мулатах Америки, течёт, по выразительной терминологии здешнего высоко-образованного общества, "хамова кровь"; потому что они потомки "низшей" расы (halfcastes) и наравне с "юразиями" (Eurasians, то есть евро-азиаты, имя образовавшиеся от слияния Европы и Азии) равно презираемы как туземцами так и христианами-европейцами. Будь они чистые идолопоклонники индусы, парсийцы или сыновья пророка – магометане, то раза два в год они ещё имели бы шанс быть приглашёнными на один из тех балаганных балов в "правительственном доме" когда этот дом как бочонок с сельдями, набивается многими тысячами туземцев, которые наравне со стенными украшениями ставятся кругом в несколько рядов и затем забываются.
Ради яснейшего понятия о туземцах Индии, мы здесь распространились об этом вопросе, быть может, более, нежели следовало; как бы то ни было, но злополучные индусы, ввиду всего этого, предпочитают временное унижение и все страдания "очищения", как физические, так и нравственные, подобной перспективе общего презрения до самой смерти.
Множество подобных вопросов занимало нас в продолжение тех двух часов, которые нам пришлось высидеть до обеда с браминами. Это, как казалось с первого взгляда, опасное, почти невозможное отступление от предписаний Ману – обед с иностранцами и людьми других каст – объяснялось на этот раз просто. Во-первых, толстый патель был главою своей касты, поэтому не боялся отлучения; во-вторых, он заранее принял все предосторожности и предписанные законом меры, дабы не оскверниться нашим присутствием; а в-третьих, либерал в душе и приятель Гулаб-Лал-Синга, он обещал ему показать нашему обществу на деле, сколько софизма и тонких уловок придумано хитрыми браминами, дабы, сохраняя на вид мёртвую букву закона, в то же время ловко вывёртываться при экстренных случаях из-под его железной руки. К тому же он сильно желал, наш добродушный жирный хозяин, получить диплом от нашего общества и присоединиться к числу членов оного. Он слышал, что полковник О***, главный "коллектор" (сборщик податей) его округа, принадлежал к "американскому обществу", и поэтому искал быть может прислужиться нам.
Таковы были, во всяком случае, объяснения нашего бабу в ответ на выраженное нами удивление. Нам оставалось, стало быть, только возрадоваться редкому случаю и не упустить оного. Кто раз был допущен не только разделить, но даже присутствовать при обеде брамина, тот становится как бы священным в его глазах. Не только сам хозяин, но даже все члены касты его взирают на такого счастливца как бы на принадлежащего по крайней мере de jure[9] к их касте. Но зато как редки, почти невозможны такие случаи!..
Радда-Бай
Сноски
- ↑ Московские ведомости, № 55, 25.02.1880, стр. 3; Русский Вестник, март 1883, Приложение, том 163, с. 126-136.
- ↑ И всё, что за этим следует (фр.). – Ред.
- ↑ Капельмейстер – руководитель хоровой капеллы или оркестра. – Ред.
- ↑ Иезуитов. Игнатий де Лойола (1491-1556) – католический святой, основатель Общества Иисуса (ордена иезуитов). – Ред.
- ↑ Называется панчагавья, дословно "пять коровьих" (принадлежностей): смесь из молока, масла, сыворотки, мочи и экскрементов...
- ↑ Европейцы весьма часто впадают в ошибку, смешивая индийских мусульман с индусами. Первые даже оскорбляются этим названием, и зовут себя индийскими могулами. Те – семиты, а индусы арийского племени и разнятся от них во всём.
- ↑ Альфред Перси Синнетт (1840-1921), редактор ежедневной газеты «Пионер», ведущего периодического издания Великобритании в Индии. – Ред.
- ↑ Высший свет, бомонд (фр.). – Ред.
- ↑ По праву (лат.). – Ред.