Приятно после стольких проведённых на голом полу палатки ночей выспаться на кровати, хотя бы и висячей, – особенно, когда это сопровождается сознанием, что спишь на ложе "бога". Последнее обстоятельство, впрочем, было мною открыто только поутру, когда, сходя с лестницы, я нашла, что божественного генерал-аншефа[2] (Ханумана) лишили висячего трона, а его самого, вместе с тряпичным телом, бросили под лестницу... Положительно, индусы XIX столетия вырождаются и кощунствуют!
Оказалось, что, за исключением старого дивана, это была единственная кровать в доме. Наши два кавалера провели ночь хуже нас: они оба спали в старой пустой башне, бывшей гопурам (алтарь)[3] древней разрушенной пагоды за домом, куда их положили с благим намерением спасти от шакалов, забирающихся по ночам во все нижние этажи, где вместо окон и дверей существуют одни отверстия. Кроме неизменного ночного концерта, шакалы на этот раз не беспокоили их своим присутствием. Зато мистеру У*** и полковнику пришлось воевать целую ночь с неотвязным вампиром, который оказался не только летучею мышью, но и "духом", как они это позднее узнали к своему горю. Вот как это случилось:
Безо всякого шума влетал в башню вампир и, помахав своими холодными, липкими крыльями, садился то на одного, то на другого из спящих, очевидно, решившись полакомиться европейскою кровью. Раз десять они просыпались и прогоняли его, но каждый раз безуспешно; только что они было соберутся задремать, как снова почувствуют его лёгкое, почти неслышное прикосновение на плечах, ногах, груди. Наконец У*** изловчился: он поймал его за крыло и свернул ему шею...
К утру, похвалясь в невинности души этим подвигом пред хозяином дома, они, казалось, навлекли на себя все громы небесные. Двор был полон народа, а пред дверьми башни стояли, понурив голову, все домашние: старуха-мать рвала на себе волосы и запевала, приговаривая и причитая что-то на всех языках Индии. Что же такое случилось? Происшествие ужасное, узнав о котором мы пришли в величайшее смущение: по особенным известным только одному домашнему брахману приметам, в этого кровожадного вампира, со дня своей смерти, переселился старший брат хозяина, а неистовствовавшей старухи – сын. Уж девять лет как покойник жил под этим новым видом, отбывая все повинности метемпсихоза. Днём, зацепясь когтями за ветку старого пипала, что пред башней (испокон века жилище духов), и, повиснув головою вниз, он проводил в глубоком сне часы между восходом и заходом солнца; ночью посещал старую башню, где ловил забравшихся туда на ночной покой насекомых. И так жил этот вампир, отмаливая потихоньку старые грехи, совершённые им, когда он был ещё прабхуским "патаном". А теперь? Его бездыханное тело валялось у входа в башню, и одно крыло уже отгрызли крысы... Старуха заливалась слезами, бросая яростные взгляды из-под покрывала своей бритой головы на У***, который, в качестве убийцы, имел вид отвратительно равнодушный.
Но дело запутывалось и становилось трагическим. Весь комизм оного исчезал пред искренностью её неподдельного горя. Толпа стояла вокруг; молчаливая и серьёзная, очевидно, не смея высказать свои настоящие чувства английским "саабам", но поглядывая на нас не особенно приветливо исподлобья. Возле старухи стоял семейный жрец и астролог, с книгой Шастры под мышкой и с жезлом в руке, приготовляясь начать над башней церемонию очищения. Он уже распорядился покрыть куском новой холстины полуобъеденный, облепленный муравьями труп отвратительного вампира, лежавшего пред ним с широко распростёртыми крыльями...
У*** по-прежнему стоял, хладнокровно посвистывая и с заложенными в оба кармана руками. Подошедшая мисс Б***, не стесняясь присутствием хорошо говорившего по-английски хозяина, громко ораторствовала (совершенно a l'anglaise[4]) о грубом, невежественном суеверии этой "падшей расы". У*** не отвечал, но весьма презрительно улыбался. Тогда наш хозяин с низким "салаaмом" подошёл к полковнику и учтиво попросил его вместе со мною на "несколько минут разговора"...
"Ну, – подумалось мне, – выгонят!.."
Но мы, как видно, не измерили ещё сердца индусов до полной их метафизической глубины.
Он начал с того, что сочинил экспромтом весьма кудрявое вступление. В нём напоминалось, что он, хозяин, человек образованный, получивший западное воспитание. Вследствие этого он-де не совершенно ещё уверен в том, что в теле вампира действительно обретался дух покойного брата. Дарвин и другие великие натуралисты Запада, однако, как бы сами верят в переселение душ, но, как он понимает, в обратном смысле; то есть родись у него в минуту несчастной смерти вампира сын, то, по самым последним научным соображениям, в этом сыне, вследствие разлагающихся по близости атомов вампира, явилось бы, по всей вероятности, много вампирского. "Так ли он понял Дарвина и его школу?" спрашивал он нас.
Мы скромно отвечали, что вследствие беспрерывных путешествий за последний год мы немного отстали от современной науки и о таковом её последнем заключении ещё не слыхивали.
– А я следил за нею, – немного напыщенно произнёс добродушный Шамраo, – и поэтому полагаю, что вполне понял и оценил её последние выводы. Я даже только что кончил превосходную Антропогению Геккеля и много думал над его логическим, научным объяснением об образовании человека из более низших животных форм путём трансформации. А что такое трансформация как не трансмиграция древних и современных индусов – метемпсихоз греков?
Мы ничего не нашли сказать против тождества и даже заметили, что по Геккелю оно действительно как бы выходит так.
– Ну, вот видите ли! – воскликнул он обрадовавшись. – Стало быть, наши воззрения не так глупы и суеверны, как об этом пишут и говорят некоторые противники Ману. Великий Ману, между тем, предупредил и Дарвина, и Геккеля. Судите сами: последний ведёт генеалогию или генезис человека от группы "пластидов"[5], от слизистого монера[6]; этот "монер" через амёбу[7], а затем зинамебию[8], асцидию[9] и, наконец, безголового и бессердечного амфиокса[10], на восьмой стадии трансмигрирует в миногу[11] – превращается, наконец, в позвоночного амниота[12], в промамалию[13], сумчатое животное, а к отделу позвоночных принадлежит и вампир... Вы, конечно, как люди образованные, против этого спорить не станете?
Мы и не спорили.
– Так прошу вас, следите за мной...
Мы, без сомнения, следили с большим вниманием, только уж решительно не понимали, куда он нас заводит.
– Дарвин, – продолжал он, – ведёт своё учение о происхождении видов, следуя почти слово в слово "палингенетическому"[14] учению нашего Ману. В этом я вполне убедился и готов это доказать с книгами в руках. Древний законодатель говорит, например, вкратце следующее: "Великий Парабрахма повелел, дабы от зародившегося в тине глубоких морей червя земного, пройдя через все стадии животного творения, явился в мире, наконец, человек. Червь сделался змием, змий рыбой, рыба преобразовалась во млекопитающее и т. д.". Не эта ли самая основная идея заключается в дарвиновской теории происхождения органических форм посредством постепенного перехода из простейших видов в более сложные, из бесструктурной протоплазмы в тине силурийского и лаврентийского периода («тина морей» Ману) в антропоида[15], а затем в человека?..
Мы согласились, что действительно представлялось такое сходство.
– Но, несмотря на всё моё искреннее уважение к Дарвину и его последователю Геккелю, я не могу с ними согласиться в их окончательных заключениях, особенно с выводами последнего, – продолжал ораторствовать Шамраo. – Этот вспыльчивый и желчный немец, так верно копирующий эмбриологию нашего Ману и все метаморфозы наших предков, теряет из вида эволюцию души человеческой, которая, по учению Ману, следует рука об руку с эволюцией материи во всех её изменениях... Сын Суайамбхувы ("несотворённого") говорит так: "Каждое творение в ряду своих переселений приобретает, в дополнение к качествам всех предыдущих форм, новые таким образом, что, чем ближе оно подходит к высшему земному типу, человеку, тем ярче в нём разгорается божественная искра" и добавляет: "Но, раз сделавшись Брахмой на земле (то есть достигнув в образе человека верхней точки цикла трансмиграций), человек вступает в ряд трансмиграций сознательных". Другими словами, его будущие превращения будут зависеть не от слепого закона постепенного развития, но от поступков его на земле, за малейший из коих он будет или награждён, или наказан. Поэтому в воле человека и от него самого зависит, пойдёт ли он выше по дороге к мокше (вечному блаженству), переходя из локи в локу[16], пока не дойдёт до Брахмалоки, или же, вследствие грехов, снова не оттолкнётся законом возмездия назад. В таком случае он будет обязан возвратиться к прежним, уже раз бессознательно пройденным животным формам. Но если и Дарвин и Геккель, как физики, оба теряют из вида этот, так сказать, второй том их неполной теории, так остроумно "дополненной" в учении Ману, то всё же они нигде в своих сочинениях и не отвергают его. Не так ли?..
– Кажется, что не отвергают.
– Так почему же, – вдруг неожиданно накинулся он на нас, – почему же меня, вполне изучившего самые современные и последние идеи западной науки, меня, верующего в её представителей, которые, в свою очередь, буквально подтверждают научными выводами по крайней мере первую половину (эволюцию физического мира) учения Ману... почему меня, спрашиваю я, почтенная мисс Б*** причисляет к невежественным и грубым индусам, называя наши дополненные научные теории "суеверием", а нас самих сынами "павшей низшей расы"?..
И у бедного Шамраo даже навернулись на глазах слёзы при воспоминании о незаслуженном оскорблении со стороны бестактной англичанки. А мы стояли сконфуженные, не зная что сказать.
– Ведь я же не возвожу всех этих наших народных верований в "непреложные догматы". Я взираю на них пока как на простые теории, стараясь слить в одно, заставить древнюю науку гармонировать с современною; я просто "гипотезирую", как и Дарвин и Геккель. К тому же, как я слыхал, мисс Б*** спиритка: она верит в духов, в бхуту. А если "бхут", по её понятиям, в состоянии влезать в тела медиумов и овладевать на долгие часы и даже дни их организмами, то почему же невозможно не только бхуту, но и менее грешной душе войти в тело вампира?..
На подобную, чересчур уже "сжатую" логику мы, признаюсь, не нашлись что ответить, а предпочли, не затрагивая этого деликатного метафизического вопроса, извиниться пред ним за грубость мисс Б***:
"Она англичанка, – говорили мы, – и её не переделаешь: она не желала никого оскорблять, а просто высказала необдуманно клевету о суевериях" и т. д.
Хозяин мало-помалу успокоился. Он ещё с бо́льшим рвением принялся было доказывать нам, почему, вследствие глубоко обдуманного им закона "атавизма", или наследственной передачи свойств прыжками чрез пятого на десятого (как говорится) предка, он дошёл до настоящей необходимости полууверовать в тождество покойного брата его с покойным вампиром... Но вдруг У*** чуть было не испортил всего дела:
– Старуха совсем рехнулась!.. – закричал он нам через весь двор. – Она проклинает нас, утверждая, что убийство вампира лишь начало целого ряда несчастий, навлечённых сыном на их дом – Вами, Шамрао... – грубо продолжал он, обращаясь к последователю Геккеля. – Она говорит, что Вы осквернили Вашу брахманскую святость, пригласив нас, беллати, ужинать с Вами и провести ночь в Вашем доме... Посылайте за слонами, полковник, не то нас выгонят.
– Но, помилуйте! – говорит в свою очередь растерянный брахман. – Что же мне делать? Она старая женщина, быть может с предрассудками, но она мать моя... Вы люди образованные, люди учёные; скажите же мне и научите, как помочь всему этому несчастью? Что бы вы сделали на моём месте?..
– Что бы я сделал, сэр? – воскликнул рассерженный глупостью положения У***. – Будь я на Вашем месте и верь я в то, во что Вы верите, я бы не задумался ни на минуту, а взяв револьвер, перестрелял бы: во-первых, всех соседних вампиров, хотя бы для того, чтобы разом освободить всех моих родственников от отвратительных тел этих животных; затем я прикладом револьвера разбил бы голову вон тому мошеннику брахману, который сочинил подобную глупость. Вот что бы я сделал, сэр!..
Но этот совет не удовлетворил бедного потомка Рамы, и долго бы он бегал в недоумении от одного к другому, колеблясь между священным чувством гостеприимства, врождённым страхом к брахману и собственным суеверием, если бы всех нас не выручил находчивый бабу. Услыхав, что мы, в свою очередь, рассердились и посылаем в деревню за слонами, чтобы тотчас же уехать, бабу уговорил нас подождать хоть один час, заявив нам, что подобный поступок был бы величайшим оскорблением хозяину, который отнюдь неповинен во всей этой истории. А что касается глупой старухи, то он обещал её угомонить очень скоро; у него уже и план де готов.
С этою целью он попросил нас отправиться на большую дорогу осмотреть развалины старой крепости и ждать там его прихода. Мы повиновались, но, чрезвычайно заинтересованные его "планом", шли тихо и нехотя. Мужчины злились, мисс Б*** ораторствовала, а Нараян, невозмутимо хладнокровный, как и всегда, поддразнивал англичанку "духами", в которых она веровала. Проходя за домом, мы увидали бабу, шедшего вдоль стены с фамильным жрецом и горячо о чём-то с ним спорившего. Бритая голова жреца кивала на все стороны, длинное жёлтое платье развевалось, а руки высоко воздымались к небу, как бы призывая богов во свидетели его слов...
– Ничего он не поделает с этим фанатиком, – заметил полковник, закуривая трубку.
Не успели мы после этого замечания отойти и на сто шагов, как увидали бабу, бежавшего за нами и делавшего нам знак остановиться.
– Всё благополучно кончилось, – кричал он нам ещё издали, размахивая руками и от смеха насилу выговаривая слова. – Вам предстоят благодарения. Вы являетесь спасителями и благотворителями покойного бхута... Вы...
И он упал на камень, держась обеими руками за узкую, запыхавшуюся грудь, и хохотал до того, что заразил своим смехом всех нас, ещё даже не понимавших, в чём дело.
– Подумайте только, – рассказывал он, – ведь всего десять рупий стоило; предлагал пять, но он заупрямился, а десять взял.
И он опять катался со смеху.
Наконец он объяснил нам следующую, дающую отчётливое понятие о святости брахманов, придуманную им хитрость. Он знал, что вообще все метемпсихозы шайвов (поклонников Шивы) зависят от воображения фамильных "гуру", которые и получают за эти наставления от каждого семейства от 100 до 150 рупий в год. Такие брахманы в то же время и астрологи, и распорядители всех установленных религиозных в семействе обычаев. Все обряды сопряжены с расходами, которые поступают в карманы ненасытных домашних брахманов, причём обряды в честь какого-нибудь счастливого события оплачиваются гораздо лучше, чем те, которые совершаются вследствие несчастья. Зная всё это, бабу прямо приступил к делу: он предложил брахману пять рупий, если тот разыграет фальшивую самадди, то есть притворится вдохновенным и, заговорив как бы от умершего сына, – объявит матери, что тот сам искал смерти в теле вампира; что он, с целью отвязаться от этой трансмиграции и перейти в высшую, – нарочно искал смерти; что ему теперь лучше и что он благодарит "сааба", освободившего его от отвратительного образа. К тому же он, бабу, слышал, что брахман желает продать ожидаемый на днях плод своей буйволицы, а Шамраo отказывался от покупки. Чего же лучше? Пусть только преподобный отец гуру объявит (под влиянием той же самадди), что освобождённый дух намерен теперь поселиться в теле будущего буйволёнка, и мать, конечно, заставит Шамрао купить это новое воплощение её старшего сына. Пойдут увеселения, новые обряды, и почтенному брахману выпадет изрядная, по этому случаю, доля рупий.
Сначала, боясь быть изобличённым, гуру отказывался и призывал небо и богов во свидетели, что в вампире действительно проживал сын дома; но потом, когда бабу (сам глубоко изучивший все штуки брахманов) доказал ему, что его выдумка не в состоянии была выдержать критики, так как подобной трансмиграции в Шастрах не находится, – он поддался, потребовав только 10 рупий и молчания... Таким образом дело было слажено, и старуха успокоилась.
Когда мы подходили к высоким воротам дома, Шамрао вышел к нам навстречу с сияющим лицом... Боясь насмешек, или же не находя ни в современных положительных науках вообще, ни в Геккеле, в частности, чего-либо положительного, на что бы сослаться в вопросе об этой новой трансмиграции, он нам не объяснил, почему вдруг всё переменилось к лучшему. Он только довольно неловко заметил, что старуха-мать, вследствие ей одной известных таинственных и новых соображений, успокоилась за судьбу сына, а затем не намекал более на эту маленькую неприятность. Зато он сделался ещё приветливее и веселее и умолял нас "из чистой любви к науке" отправиться с ним в этот вечер на религиозную тамашу[17]. Известная на весь околоток джадувалла (заклинательница, колдунья) находилась в то время под влиянием семи богинь, семи сестёр, которые все поочерёдно овладевали ею и пророчествовали её устами...
Мы с радостью согласились и стали с нетерпением ожидать вечера.
Сноски
- ↑ Московские ведомости, № 69, 10.03.1880, сс. 2-3; Русский Вестник, январь 1883, Приложение, том 163, сс. 148-156.
- ↑ Генера́л-анше́ф (фр. général en chef) – воинское звание и чин в вооружённых силах некоторых государств и стран мира. Здесь используется в значении «главнокомандующий». – Ред.
- ↑ Гопурам (санскр.) – башня над вратами в храмовой ограде индуистских храмов. – Ред.
- ↑ На английский манер (фр.). – Ред.
- ↑ Пластиды – полуавтономные органеллы (постоянные компоненты клетки, жизненно необходимые для её существования) высших растений, водорослей и некоторых фотосинтезирующих простейших. – Ред.
- ↑ Монера – предложенное Геккелем название промежуточного звена между неживой и живой материей (одноклеточным организмом). – Ред.
- ↑ Амёба – род микроскопических одноклеточных простейших организмов, длина до 0,5 мм. – Ред.
- ↑ Зинамебия – предложенное Геккелем название первобытного амёбоподобного организма. – Ред.
- ↑ Асцидии – морские беспозвоночные донные животные, длина от 0,1 мм до 30 см. – Ред.
- ↑ Амфиокс (ланцетник) – маленькое, не более 5 см длиною, прозрачное позвоночное животное, которое некоторые причисляют к рыбам, а некоторые считают единственным представителем совершенно особого класса трубкосердых позвоночных животных. – Ред.
- ↑ Минога морская – водное позвоночное животное класса круглоротых с длинным голым змеевидным телом. Зоологи не считают миног классическими рыбами из-за их уникальной морфологии и физиологии.
- ↑ Амниоты – высшие позвоночные (рептилии, птицы и млекопитающие). – Ред.
- ↑ Промамалии – предполагаемые предки млекопитающих. – Ред.
- ↑ Палингенез (др.-греч. πάλιν – снова, опять и γένεσις – происхождение, возникновение) – в биологии означает появление у зародыша признаков, свойственных взрослым формам отдалённых предков. – Ред.
- ↑ Антропоид – человекообразный; здесь – обезьяна. – ред.
- ↑ Таких лок в религии индусов семь главных и множество менее значительных!.. "Лока" значит – страна, место. Локи вообще – очистительные миры, и некоторые секты видят их в звёздах. Души не очень грешные и освобождённые от земных переселений отправляются в эти миры, постепенно переходя от одного в другой, но всегда в образе человека, хотя этот образ растёт и совершенствуется с каждым новым "локом". Такие освобождённые от земной материи духи делаются, по понятиям индусов, питрисами и дэвами, которым поклоняются и приносят жертвы под названием "душ предков" (pitris). Последние соответствуют описанным средневековыми каббалистами планетарным духам. (См. Heinrich Kunrath Amphitheatrum etc. [Генрих Кунрат, «Амфитеатр вечной мудрости»], соч. Парацельса и пр.).
- ↑ Тамаша (букв. развлечение, театральное представление) – один из наиболее популярных видов индийских музыкально-танцевальных представлений. – Ред.