ЕПБ-Письма из пещер-4

<div style="color: #555555; font-size: 80%; font-style: italic; font-family: serif; text-align: center;">Материал из '''Библиотеки Теопедии''', http://ru.teopedia.org/lib</div>
Версия от 07:21, 24 ноября 2021; Павел Малахов (дополнение | вклад) (Новая страница: «{{ЕПБ-Письма из пещер-шапка | письмо = 4 }} {{Стиль А-Заголовок|Письмо IV<ref>Московские ведомо...»)
(разн.) ← Предыдущая версия | Текущая версия (разн.) | Следующая версия → (разн.)


Письмо IV[1]

Раннее утро последних мартовских дней; светлое безоблачное небо. Ветерок, нежно ласкающий бархатной рукой заспанные лица пилигримов; по дороге опьяняющий запах тубероз[2] и жасмина в цвету, перемешанный с острыми запахами базара. Толпы голоногих браминок, стройных и величавых, в цветных сари, с блестящими, как золото, медными лотти (кувшинами) на головах, направляющихся, как библейская Рахиль, к колодцу. Наполненные тинистою водой священные танки (пруды), на ступенях которых индусы обоих полов совершают своё утреннее религиозное омовение. Под забором сада, под самыми скалами Малабарского холма, чей-то ручной мангуст, величиной с сурка, пожирает голову пойманной им кобры; обезглавленное туловище змеи судорожно, но уж безвредно обвивается вокруг и хлещет худощавого зверька, с видимым наслаждением взирающего на эту операцию. Возле группы животных группа индусов. Совершенно нагой мали (садовник), стоя у безобразного каменного идола Шивы, сыплет ему приношение соли и бетели, дабы отвратить гнев "Разрушителя" за убиение одного из подвластных ему богов, опасной змеи кобры. В нескольких шагах от железнодорожной станции мы встречаем скромную католическую процессию из новообращённых париев и туземных португальцев. Под балдахином, на носилках, раскачивается коричневая мадонна в одеянии туземных богинь и с кольцом в носу (sic). На руках у неё младенец в жёлтых пижамах и красном тюрбане брамина. "Гари! Гари дэваки!" (Слава, слава деве-богине!) восклицают новообращённые, не признавая ни малейшей разницы между Дэваки, матерью Кришны, и мадонной и сознавая лишь тот факт, что изгнанные браминами из пагод вследствие своей низкой касты. Или скорее за несостоянием в какой-либо касте, они теперь, благодаря падри[3], впускаются иногда в христианскую пагоду. Надо сказать вдобавок дабы угодить какому-нибудь новообращённому (в католичеству, либо в протестантство, но никак ни в христианство) брамину, католические, как и протестантские миссионеры весьма часто не допускают обращённых парий в церковь, "дабы сразу и напрасно не оскорблять чувства касты высокорожденных браминов".[4]

Наконец наши гарри[5], туземные двухколёсные таратайки с запряжёнными в них двумя сильными волами с громадными прямыми рогами, подкатывают к крыльцу станции. Чиновники-англичане таращат в изумлении глаза при виде европейцев в туземных позолоченных колесницах... Но мы американцы; мы приехали знакомиться с Индией, а не с Европой и её произведениями на здешней почве.

Если турист потрудится бросить взгляд на берег, противоположный бомбейской пристани, то он увидит пред собою тёмно-синюю массу, возвышающуюся, словно стена, между ним и горизонтом. То Парбуль, плоскоголовая гора в 2250 футов [685,8 м] высоты. Правый склон её крепко прижался к двум остроконечным скалам, доверху покрытым густым бором; самая высокая из них – Матаран, цель нашей поездки. Полотно железной дороги расстилается у подножия прелест­нейших холмов, пересекает сотни озерков и пронизывает слишком двадцатью тоннелями самую сердцевину скалистых гхот.

Мы ехали с тремя знакомыми индусами. Двое из них – когда-то высокой касты, ныне исключены из неё и "отлучены" от пагоды за сообщничество и сношения с нами, презренными иностранцами. На станции к нам присоединились ещё двое приятелей из туземцев, с которыми мы переписывались из Америки уже несколько лет. Все они члены нашего Общества, реформаторы юной Индии и враги браминов, каст и предрассудков, сговорились отправиться вместе с нами на годичную ярмарку храмового праздника в пещерах Карли, посетив сперва Матаран и Кхандалы. Один из них был брамин из Пуны, другой мудельяр – помещик из Мадраса, третий сингалезец из Кегаллы, четвёртый земиндар – землевладелец из Бенгала, пятый – громадного роста раджпут, независимый такур[6] из провинции Раджастхан[7], которого мы давно знали под именем Гулаб-Лалл-Синга, а звали просто Гулаб-Синг. Распрос­траняюсь о нём более, нежели о других, потому что об этом странном человеке шли самые удивительные и разнообразные толки. Ходила молва, будто он принадлежит к секте раджа-йогов, посвящённых в таинство магии, алхимии и разных других сокровенных наук Индии. Он был человек богатый и независимый, и молва не смела заподозрить его в обмане, тем более, что если он и занимался этими науками, то старательно скрывал свои познания ото всех, кроме самых близких ему друзей.

Такуры почти все ведут свой род от Сурьи (солнце) и потому называются сурьяванзами, потомками солнца, в гордости не уступая никому. По их выражению: "земная грязь не может пристать к лучам солнца", т. е. к раджпутам; поэтому они не признают никакой касты, кроме браминов, отдавая почести лишь одним бардам, воспевающим их военные доблести, которыми они так справедливо гордятся.[8] Англичане страшно боятся их и не решились их обезоружить, как другие народы Индии. Гулаб Синг приехал со слугами и щитоносцами.

Владея неистощимым запасом легенд и, как видно, хорошо знакомый с древностями своей страны, Гулаб Синг оказался самым интересным из всех наших собеседников.

– Вон там на лазоревом фоне неба, – рассказывал нам Гулаб-Лалл-Синг, – рисуется вдали величественный Бхао-Маллин; то бывшая обитель святого отшельника, куда теперь ежегодно стекаются толпы пилигримов и где, по глупому народному преданию – прибавил он улыбаясь, – происходят разные чудодейные дела... На верху горы в 2000 футов [609,6 м] высоты – платформа крепости, а позади её ещё другая скала в 270 футов [82,3 м]; на самой её остроконечной верхушке находится развалина другой, ещё более древней крепости, служившей в продолжение семидесяти пяти лет обителью одному святому. Чем отшельник питался, останется навсегда неразгаданною тайной; вероятно, кореньями, которых, впрочем, на голой скале никогда не бывало. Единственный доступ к этому отвесному возвышению – это высеченные в скале углубления для носка ноги и верёвочные перила. Казалось бы, одним только акробатам да обезьянам и лазить по ней! И однако же фанатизм придаёт индусам, по-видимому, крылья: ни с одним из них никогда не было ещё несчастного случая. Как на беду, лет сорок тому назад, несколько человек англичан задумали было полезть туда для осмотра развалин. Поднялся ветер и сильным порывом их снесло в бездну. Тогда генерал Диккинсон[9] приказал разрушить доступ к верхней крепости. А нижняя крепость (осада которой стоила бомбейской армии, в первые времена их нашествия, столько крови и потерь) теперь совершенно брошена и служит логовищем тиграм и орлам...

Между тем англичанин с длинными рыжими усами и по-видимому в разгорячённом состоянии ввалился в нашу карету, распространяя сильный запах водки. Он потянул носом воздух, оглядел нас испытующим и немного презрительным взором, приостановился, подумал и вышел из кареты.

– Гей, кондуктор! – раздался его хриплый голос с подножки вагона. – Гей, разве нет здесь другой кареты, где бы можно было сидеть одному без "этих негров"?..

И гордо пошатываясь, пьяный представитель "высшей расы" отправился в другой вагон.

– Пьяная свинья! брякнул ему вслед американец.

Англичане похваляются и весьма гордятся пред светом цивилизацией внесённую ими будто бы в страну и образованием предоставленным ими "молодой Индии". Между тем они устроили всё это таким образом что ни то, ни другое нейдёт Индии впрок. Индус, будь он семи пядей во лбу и принадлежи он к высшей касте, не смеет, например брать билет в первом классе железных дорог; всякий англичанин предоставляет себе право вытурить самым бесцеремонным образом не понравившегося ему туземца, сидящего даже во втором классе, а управление железной дороги в свою очередь удерживает всю плату за второй класс в то время как оно заставляет ехать в третьем. Не так давно какой-то офицер приказал богато одетому туземцу выйти из кареты II класса, так как офицеру "хотелось спать". Индус – служивший судьёй в одной из высших инстанций – учтиво отказался, предъявляя билет и замечая что имеет на своё место полное право. Офицер позвал кондукторов и судью-индуса вытолкали. Он жаловался, но дело замяли. Две недели тому назад случилось то же. Редактор одной калькуттской газеты был таким же образом изгнан из кареты. Might is right (право сильного) вошло здесь в пословицу. “Kali Jug!”[10] – восклицают с мрачным отчаянием старые индусы консерваторы: "Против Кали Юги (чёрного века) не пойдёшь!" Таким образом, вкоренившийся в них фатализм и уверенность, что во всё продолжение этого века ничего хорошего нельзя ожидать, и что даже самый могучий бог Шива не в состоянии ни являться, ни помочь им до конца Кали Юги, оправдывает в их глазах даже самые кровные обиды. А молодое поколение индусов, получая своё образование в университетах и в лучших высших заведениях, заучив на память Герберта Спенсора, Джона Стюарта Милля, Дарвина, а в добавок всех немецких философов, теряет веру не только в собственную религию, но и во всякую. Молодые и "образованные" индусы все почти без исключения материалисты, часто впадающие в самый крайний атеизм. Вполне уверенные, что несмотря на весь свой ум и высшее образование, редко кто-либо из них пойдёт выше "старшего помощника младшего клерка", они делаются либо сикофантами[11], омерзительно пресмыкаясь у ног своих властелинов, либо (что ещё хуже или по крайней мере глупее) начинают издавать либеральную газету, мало-помалу переходящую в революционный орган, пока наконец редактор оной не очутится в тюрьме, счастливый ещё если не окончит в ней своего поприща…

Но всё это лишь к слову. Пред таинственным и грандиозным прошлым Индии, древней Арьяварты, её настоящее естественная тушёвка; чёрная тень на светлом фоне картины, необходимое зло в цикле каждой нации. Индия одрях­лела и упала, как падают громадные памятники древности, разбившись вдребезги; но зато каждый из мельчайших кусков этих обломков останется навеки драгоценностью для археолога и артиста[12], и даже со временем может послужить ключом для философа, как и для психолога. "Древние индусы строили как гиганты и заканчивали работу как ювелиры", – восклицает в восторге епископ Гебер в книге своих путешествий по Индии. Описывая "Тадж-Махал" в Агре,[13] это поистине восьмое чудо света, он называет его "целою поэмой из мрамора". Но он мог бы также добавить, что трудно найти в Индии хотя сколько-нибудь сохранившуюся развалину, которая бы не повествовала красноречивее целых томов о прошлом Индии, о её религиоз­ных стремлениях, верованиях и надеждах.

Нигде в мире древности, не исключая даже фараоновского Египта, переход от субъективного идеала к демонстрации его объективным символом не выражен более отчётливо, искусно и вместе артистически, как в Индии. Весь пантеизм веданты заключается в символе двуполого божества Арданари. Он окружён двойным треугольником, известным в Индии под именем "знака Вишну"; возле него лежит лев, бык, орёл; в руке у него полный месяц, отражающийся в воде у ног его. Веданта учит несколько тысяч лет уже тому, что некоторые немецкие философы проповедовали в прошлом и настоящем столетиях, а именно, что всё объективное в мире, как и сам мир, не более как иллюзия, майя, призрак нашего воображения, заключаю­щий в себе столь же мало действительности, как отражение луны в воде; как феноменальный мир, так и наша субъективная концепция об ego – одна грёза. Истинный мудрец никогда не поддастся обольщениям иллюзии. Он знает, что человек познает самого себя и становится настоящим Ego лишь по окончательном слиянии собственной частички с целым, сделавшись неизменным, вечным, всемирным Брахмой, и поэтому весь цикл рождения, жизни, дряхлости и смерти в его глазах один фантазм[14] воображения...

Вообще говоря, философия Индии, раздробленная на бесчисленное множество метафизических учений, имеет в связи с её онтологическими[15] доктринами столь развитую логику и такой замечательной утончённости психологию, что может поспорить в этом со всеми древними и современными школами, как идеалистов, так и позитивистов, и побить каждую по-одиночке. Позитивизм мистера Луиса (Lewes), подымающий дыбом от ужаса каждый волосок на голове оксфордских богословов, является какою-то карикатурной игрушкой пред учением атомистической школы войсешики, с её миром, разделённым, как шахматная доска, на шесть категорий вечных атомов, 9 веществ, 24 качества и 5 движений. И как ни трудным и даже невозможным кажется верное представление всех этих абстрактных идей, идеалистических, пантеистических и даже чисто материалистических в сжатой форме аллегорических символов, однако ж Индия сумела более или менее успешно выразить все эти учения. Она обессмертила их в уродливых о четырёх головах кумирах, в геометрических формах своих замысловатых храмов и памятников и даже в запутанных линиях и знаках на лбах своих сектантов.

Обо всём этом и о другом рассуждали мы с нашими спутниками индусами. Присевший к нам на одной из станций католический падре, учитель из иезуитской коллегии Св. Ксаверия в Бомбее, не выдержал и вмешался в разговор. Улыбаясь и потирая руки, он полюбопытствовал узнать, в силу каких софизмов мог бы наш спутник доказать что-либо подходящее к философскому объяснению, например, "в основной идее четырёх лиц этого увенчанного змеями уродливого Шивы, что торчит там при входе погоды", заключил он, тыкая по направлению идола пальцем.

– Очень просто, – отвечал бенгальский бабy. – Вы видите, что эти четыре лика направлены к четырём сторонам света: к югу, к северу, западу и востоку?.. Но эти лица на одном туловище и принадлежат одному богу...

– Вы прежде объясните нам философскую идею четырёх лиц и восьми рук вашего Шивы, – заметил он.

– С большим удовольствием... Считая нашего великого Рудру[16] вездесущим, мы изображаем его с лицом, повёрнутым в одно и то же время во все четыре стороны, восемь рук указывают на его всемогущество, а одно туловище напоминает, что хотя он везде и всюду и никто не может избежать как его всевидящего ока, так и карающей его длани, но всё же он един...

Падре хотел было что-то сказать, но поезд остановился: мы приехали в Нарель.

Радда-Бай


Сноски


  1. Московские ведомости, № 317, 13.12.1879, с. 4; Русский Вестник, январь 1883, Приложение, том 163, с. 44-50.
  2. Тубероза – многолетнее растение с сильным прятным ароматом; используется в парфюмерии. – Прим. ред.
  3. Так зовутся безразлично здесь все миссионеры, вероятно от первых католических португальских миссионеров – padre.
  4. Ответ одного миссионера в Мадрасе, напечатанный в New York Herald.
  5. В ред. МВ: "гаревалли". – Прим. ред.
  6. В ред. МВ: такхур. Также и далее. – Прим. ред.
  7. Это имя означает буквально "обитель или земля царей", от двух слов: раджа – царь или принц, и стан – земля, обитель и владение.
  8. Замечая о невежестве Европы в отношении Индии, полковник Тод, между прочим, говорит следующее: "Великолепие и роскошь при дворах раджпутских владений в ранние периоды истории несомненно были изумительны, невзирая на поэтические вольности и преувеличения их бардов. Северная Индия была с самых ранних времён богата и в ней-то находились богатейшие сатрапии Дария. Во всяком случае, страна эта изобиловала самыми поразительными событиями, могущими служить богатым материалом для истории. Нет того незначительного в Раджастхане княжества, которое не имело бы своих Фермопил, или городка, не породившего своего Леонида.* Но покров веков завесил от потомства то, что перо историка могло бы завещать бесконечному удивлению народов: Сомнаут явился бы тогда соперником Дельф, сокровища Хинда поспорили бы с богатствами ливийского царя, и в сравнении с армией братьев Панду армия Ксеркса стала бы незначительной горстью людей и отодвинулась бы на задний план". ("Хроника и древности Раджистана" полк[овника] Тодда).
    [* Отсылка к знаменитому противостоянию спартанцев персам в Фермопильском ущелье, когда царь Леонид (491–480 до н.э.) с небольшим войском (около 6000 воинов) сдерживал огромную персидскую армию (200-250 тысяч), до прихода основных сил греков. – Прим. ред]
  9. Томас Дикинсон (Thomas Dickinson, 1784-1861) – генерал-майор инженерных войск британской армии. – Прим. ред.
  10. Система индусов заключает в себе кальпу или великий период времени, состоящий из 4 320 000 000 лет, которые они делят на четыре меньшие юги, распределяя их следующим образом:
    1) Сатья юга состоящий из 1 728 000 лет
    2) Третья юга – 1 296 000 лет
    3) Двапа юга – 864 000 лет
    4) Кали юга – 432 000 лет
    Итого: 4 320 000 лет.
    Всё это вместе составляет один божественный век – маха-югу.
  11. Сикофант (др.-греч. συκουάντης) – доносчик, клеветник, шантажист. – Прим. ред.
  12. Художника (англ. artist). – Прим. ред.
  13. Тадж-Махал – громадный памятник-мавзолей, построенный императором Акбаром над могилой любимой жены. Его тело лежит рядом с ней, в Агре, на правом берегу реки Юмны. Это здание, которое будет описано мною далее, знаменито своею красотой и нет ему нигде соперников во всём свете.
  14. Призрак (англ. phantasm). – Прим. ред.
  15. Онтология – раздел философии, изучающий фундаментальные принципы бытия, его наиболее общие сущности и категории, структуру и закономерности. – Прим. ред.
  16. Имя Бога в Ведах.