Блаватская, Елена Петровна

Джадж У.К.

Мы не хотели бы, чтобы кто-то неправильно понял, как мы относимся к Е.П. Блаватской. По нашему мнению она является величайшей женщиной в мире, более великой, чем любой мужчина. Нас не волнуют обсуждения и скандалы по поводу того, что она сказала или сделала, так как на личном опыте мы знакомы с её истинными достоинствами и силой. С 1875 года она выступала как борец и защитник каждого теософа. Каждый член Общества должен благодарить её за багаж знаний и духовную помощь, которые подняли нас из сомнений к уверенности, где и как искать Истину. Любители истины и искатели оккультизма оценят её, когда она уйдёт с земного плана. Если бы ей больше помогали и меньше было бы критики со стороны так называемых сотрудников, наше Общество было бы сегодня лучше и смогло бы лучше информировать отдельные секции, а не отражать нападки врагов. В течение всех этих лет на её преданную голову пала тяжёлая карма легкомысленной группы теософов. Хотите верьте, хотите нет, но Общество давно бы умерло, если бы не она. Вслед за Братьями, мы связываем нашу веру с ней. Пусть никто не заблуждается в нашем отношении к ней.

Источник: Джадж У.К. – Два года в Пути

Братья Бридж и Стернс из бостонского TО напечатали две статьи в «Религиозно-философском журнале» Чикаго в ответ на статьи У.Э. Коулмана с нападками на мадам Блаватскую. Два бостонских автора утверждают, что жизнь и творчество Е.П. Блаватской перевешивают все предполагаемые обвинения в курении, ругательствах и ненормативной лексике. В этом мы полностью согласны

Источник: Джадж У.К. – От редакции

Кто это сделал, как это было? Вы можете сказать, что это должно было произойти в любом случае. Но вы не можете убрать исторические факты или утверждать нечто исходя из неких причин в прошлом, по причине отсутствия таковых. Существует последовательность причин и следствий, которая заставляет нас учитывать все факторы. Теософское общество на протяжении многих лет выдаёт теософские понятия и термины, и теперь весь мир их использует. Эти заканчивающиеся пятнадцать лет работы, чтобы перевоплотиться в шестнадцатый год, были полезны миру, хотя мир не признаёт этого.

А кто отстаивал точку зрения как сильных, так и слабых членов? Две фигуры, женщина и мужчина, Елена П. Блаватская и Генри С. Олкотт. Его преданность и её огромная сила привели нас к этому моменту и были основными посредниками влияния нашего движения на мышление в этом мире.

Источник: Джадж У.К. – Пятнадцать лет назад

В вашем номере от 8 марта профессор Мервин-Мари Снелл из Католического университета Америки даёт ответ на мой короткий и неполный комментарий на несколько его лекций на тему «Ошибки и истина теософии». Его лекции замечательны, как и его настоящее письмо, за исключением одной части в конце, где он отсылает тех, кто хочет выйти из области сравнения религий в грязь скандалов, к оскорбительной статье в газете «Солнце Нью Йорка» (New York Sun) от 20 июля, написанной д-ром Эллиотт Коуэсом. Если бы не эта ссылка, у меня бы не было никаких возражений против его письма. Все в теософских кругах знают, что поводом для этой статьи д-ра Коуэса послужило огорчение, связанное с его исключением из Общества после суда, и профессор Снелл должен знать, что газетные статьи ничего не доказывают; тем не менее, он отсылает читателей, «которые, возможно, хотят узнать», к газетной клевете, которая теперь является предметом четырёх исков, поданных мадам Блаватской и мной против д-ра Коуэса и газеты «Солнце». Я бы хотел довести до его сведения, что адвокаты газеты «Солнце» на открытом судебном заседании заявили, что не могут доказать данную клевету, а также предложили мне дать опровержение. Из этого факта профессор Снелл может обо всём «узнать», а не из газетных сплетен.

Источник: Джадж У.К. – Принципы теософии

Приведём иллюстрацию, чтобы прояснить сказанное о воображении. Однажды Е.П. Блаватская сказала, что покажет мне осаждение в действии. Она пристально посмотрела на некий гладкий кусок дерева и на нём медленно стали появляться буквы, которые, в конце концов, составили длинное предложение. Это происходило на моих глазах, и я мог видеть, как вещество конденсируется и уплотняется на поверхности. Все буквы были такими, какими она могла бы написать рукой, просто потому, что она создавала в мозгу образ и, конечно, согласно своим собственным особенностям. Но посередине одна из букв отчасти была размыта или как бы разбита на массу простого цвета.

Источник: Джадж У.К. – Воображение и оккультные явления

Тема спиритизма ставит нас лицом к лицу с историей Теософского общества и истинным прогрессом человеческой души. Когда мадам Е.П. Блаватская приехала в эту страну, подчиняясь указаниям, данным ей теми, кого она называла своими Учителями, и которые известны нам как махатмы и адепты, она начала именно со спиритизма. Учителя видели, что новая волна исследований началась в рядах спиритуалистов, но отклонилась в канал материализма, неправильно названный возвышенным словом «спиритизм», и сначала была предпринята попытка дать спиритуалистам возможность сделать, что они могут и должны ради западных рас. Но этой возможностью они не воспользовались; вместо этого они высмеивали и ненавидели Е.П.Б. Любой, кто читает опубликованные письма Учителей, может видеть то внимание, которое сначала было им уделено. Один из них писал, что занимается просмотром высказываний медиумов на их загородных собраниях, и Е.П.Б. часто писала о своих взглядах, как будто она хотела попасть в их ряды. Она действительно хотела попасть туда с целью проведения реформы, но они не позволили ей войти и, таким образом, упустили величайший шанс этой эпохи. Многим людям она писала письма, чтобы они помогли в поддержании новой газеты Бостона под названием «Учёный спиритуалист», которая правильно освещает эти вопросы; она и Олкотт писали для этой газеты и вкладывали в неё деньги. Она, однако, вскоре заглохла. Я знал её редактора и лично знал, как Е.П.Б. и Олкотт поступали в этом конкретном случае. Е.П.Б. хотела реформировать такие злоупотребления, как платные и общедоступные медиумы, а также всю массу неправильных представлений и неправильных действий в целом по этому предмету. Особенно она хотела, как и мы этого хотим, чтобы вещи назывались их правильными именами и чтобы определённые факты не принимались в качестве доказательств теорий, выдвигаемых медиумами, особенно А.Дж. Дэвисом, в отношении состояния после смерти, а также энергий и характера сил, которые приходят к медиумам или окружают их. Так что можно справедливо сказать, что сначала она хотела провести реформу в спиритизме в то время, когда цикл позволит продемонстрировать гораздо больше феноменов, чем сейчас. Тогда последователь теософии убедится в её знании фактов и законов, о которых многие до сих пор не знают. Фактически в стране было потеряно больше психической силы, чем сейчас у неё есть, а также с течением времени эта сила в определённой степени угасала. Это подтверждается историей, поскольку сегодня трудно найти много хороших медиумов, тогда как раньше их было очень легко найти, и они были довольно распространены. Мир думает, что причина, по которой они теперь стали редкими, связана со многими разоблачениями, но настоящая причина состоит в том, что такая сила за это время уменьшилась. Её желание, действительно поспешное, состояло в том, чтобы воспользоваться временем, пока не слишком поздно. И поэтому, когда Е.П.Б. не нашла признания среди спиритуалистов, то она и Олкотт основали Теософское общество.

Источник: Джадж У.К. – Спиритизм

Чары занимают очень важное место в магии. То, что Е.П.Б. часто пользовалась ими, не вызывает ни малейшего сомнения, так же как нет сомнений в том, что индийский йогин активизирует ту же силу.

Во многих случаях она могла использовать их, заставляя присутствующих думать, что они видят её, когда она уходила в соседнюю комнату, или что присутствует другой человек, которого на самом деле не было. Та же сила чар позволяла ей прятать любой предмет в комнате или в руке. Это один из сложных магических трюков, и он ни в малейшей степени не зависит от ловкости рук. Люди иногда говорят, что это глупость, даже если это – правда, но если посмотреть на это в другом свете, то это не глупость, равно как и те случаи, когда кто-либо имел право знать всё, что происходило. Е.П.Б. демонстрировала эти трюки (хотя и редко) с целью показать тем, кто учился у неё, что человеческий субъект – сложное и мощное существо, которое нельзя классифицировать, как это любит делать наука, просто как материю и движение. Все эти явления имели две цели. Во-первых, помочь тем, кто учился у неё, и, во-вторых, снова распространить на западе веру в реальную силу и природу человека. Последнее было самым необходимым, потому что материализм на Западе начинал оказывать большое влияние и угрожал разрушить духовность. Это делалось также в соответствии с планами Великой Ложи ради человечества. Как сказал один из её Учителей, феномены, демонстрируемые ею, на протяжении многих лет озадачивали скептиков.

Источник: Джадж У.К. – Чары

В 1888 году я был в Лондоне и хотел иметь бумагу, оставленную в Америке, на которой фиолетовыми чернилами было написано приблизительно четыре предложения. Я зашёл в её комнату, где был Б. Кейтли, и, не говоря ничего, сел напротив Е.П.Б. Я думал: «Если бы она только могла каким-либо образом достать мне копию этой бумаги». Она улыбнулась мне, поднялась, пошла в свою комнату, вышла тотчас и в то же мгновение, прямо перед Кейтли, передала мне кусок бумаги. К моему изумлению это был дубликат моей бумаги, факсимиле. Я спросил её, как она достала его. Она ответила: «Я видела её в твоей голове, остальное было нетрудно. Ты представил её очень ясно. Ты знаешь, что это можно сделать, и это было нужно». Это всё было сделано приблизительно за то время, которое требуется, чтобы прочитать это описание.

Источник: Джадж У.К. – Беседы об оккультизме с ЕПБ

Руководитель секции не хочет помогать нам становиться чёрными магами, что может произойти, если она, прежде чем мы будем готовы, даст нам опасные знания. Это не означает, что кто-либо из нас желает упасть в эту яму, но мы ещё не знаем о таинственных глубинах нашей собственной природы, и только те, кто должным образом испытан и обучен, могут получить это знание. Тем временем она готовит нас к этому времени и бдительно следит за тем, не появятся ли в наших рядах такие, кто жизнью и на деле свидетельствуют о том, что они, вероятно, рано или поздно должны подняться всё выше и выше на пути к истинной преданности, к истинному альтруизму. За нами, на самом деле, ежедневно наблюдают, и наблюдают те, кто знает, как это сделать, чтобы мы даже не осознавали этого; но нам также и помогают, потому что уже многие свидетельствовали о том, что они получают такую помощь.

Источник: Джадж У.К. – Восточная школа теософии

Вопрос 1.225. – Знают ли теософы о прежнем воплощении Е.П.Б. и могут ли они отождествить её с каким-нибудь историческим лицом?

У.К.Д. – Предположения, касающиеся таких личных вещей, всегда были противны Е.П.Б. Насколько я знаю (и это подтверждают несколько человек из тех, кто ушёл далеко вперёд по пути знания) и смею сказать, душа, известная нам как Е.П.Б., была и остаётся так далеко впереди этой расы, что было бы простым пустословием соединять её истинную сущность с её тётей, с индусом или с другой женщиной. Более того, я знаю из её собственных слов, что ей безразлично, в мужском ли она теле или в женском. Она взяла бы тело (независимо от пола), которое могло бы позволить ей работать максимально много. Она также говорила, что поскольку женское воплощение труднее контролировать, то из этого вытекает, что в таком теле можно достичь большего, чем в мужской форме. Но на такой контроль общий поток людей не способен, и исключительно по этой причине (если бы она не была способна контролировать) она предпочла бы мужское воплощение. Ещё я знаю, что она часто относилась насмешливо к слабостям характера и ничтожным представлениям, которые побуждают нас, слабых смертных, желать мужское или женское тело для нашего следующего рождения. У неё были другие заботы, и она была слишком велика внутренне, чтобы её могли понять те, кто заявляли, что знают её очень хорошо. И из этого списка никто не исключён, даже полковник Олкотт, который знал её много лет.

< ... >

Вопрос 2.50. – Основополагающий вопрос «Каковы теософские критерии?» требует ответа. Может ли теософия расти, прогрессировать, развиваться вместе со всеми новыми демонстрациями истины? В умах многих произведения Е.П.Б. считаются непогрешимыми оракулами теософии. Но со временем критика, определённо, делает свою работу. Следовательно, вскоре будет необходимо дать более широкое, простое и недвусмысленное определение теософии, чем любое из тех, которые предлагались до сих пор.

У.К.Д. – Фактически, это – требование сформулировать и распространить догматическое утверждение теософии в том виде, как мы её понимаем. То есть отойти совершенно от духа теософского движения, которое выступает за разрушение догматизма. Сила теософии состоит в том, что она не поддаётся определению. Это мудрость богов, или природы. Это значит, что медленно прогрессирующая эволюция приведёт к новым истинам и новым аспектам старой истины, таким образом совершенно предотвращая любые догмы «недвусмысленных определений». Сделанное и объявленное определение теософии было бы только словами тех, кто участвовал в его составлении, но не приемлемым для всех. А принятое всеми – оно звучало бы смертным приговором движению. Следовательно, ответ на вопрос: «Каковы теософские критерии?» находится в понимании истины каждым человеком. Единственного критерия не существует.

Когда люди считают произведения Е.П.Б. непогрешимыми оракулами теософии, они идут прямо против её собственных слов и самих произведений. Должно быть, это люди, которые не балуют себя самостоятельным мышлением, они неспособны оставить свой след в истории.

Источник: Джадж У.К. – Ответы «Форума»

Синнетт А.П.

Затем последовало внезапное оживление, когда Е.П. Блаватская и Х.С. Олкотт проследовали через Лондон по пути в Индию и присутствовали на собрании британского общества 5 января 1879 г. Протоколы, относящиеся к этому событию, однако, имели формальный характер, касаясь дипломов, вступительных взносов и прочих обязательств; их оживило только заверение Блаватской, «что Общество с уверенностью может ожидать прибытия компетентных наставников из Индии».

< ... >

Что же касается Е.П. Блаватской, то когда мы с женой впервые познакомились с ней в 1879 году, она много работала, зарабатывая себе на жизнь писательством для русских журналов.

< ... >

С прибытием Основателей в Индию можно считать реальное развитие Общества начавшимся. Ситуация в то время было вкратце следующей: –

Е.П. Блаватскую следует считать центральной фигурой. Она была единственным человеком, которая знала сама, что Братья, как она их тогда называла – были существами, в одном аспекте человеческими, из плоти и крови, ибо она некоторое время была с ними в Тибете. Она знала, что они обладали поразительными возможностями в том, что касалось занятий делами мира. У неё самой были способности сверхфизического порядка, позволяющие сохранять с ними контакт, когда угодно. Она знала, что у неё есть миссия, которую нужно выполнить, принявшая в тот момент вид Теософического Общества. Должно быть, она сознавала, что обладает чудесными силами, на употребление которых было наложено ограничение, принятое ею из преданности тому великому Брату высочайшего уровня, которого она считала своим Учителем. Она уже написала «Разоблачённую Изиду», которая, фактически, не так уж много раскрывала Изиду, но была полна исключительно наводящих на мысли намёков, равно как и свидетельств, показывающих, что во время её написания она совершенно не ведала о том, к чему мы придём позже и станем считать азбукой теософического учения.

< ... >

Как уже было объяснено, как минимум в 1830 году Братья – старшие братья человечества и те, чьи духовные достижения были ещё выше – слитые в божественной Иерархии и составляющие возвышенную организацию, о которой постепенно стали говорить как о Белой Ложе, – провели судьбоносное совещание. Они обеспечили меры, которые привели к основанию спиритизма и к более позднему эксперименту, который в конце концов принял вид Теософического Общества.

Трудности, сопровождавшие задачу, идут дальше объяснения того, что на первый взгляд, если мы оглянемся назад, покажется трудоёмкими обходными методами, которые применялись. Нужны были посредники на физическом плане, и было нелегко найти такого, у кого бы встречалась совокупность необходимых качеств. Первым делом, нужен был человек, который бы служил в качестве связующего звена между Белой Ложей и миром в целом, способный говорить о Братьях из личного знания, и всё же сохраняющий связь с обычным миром. Он или она должен был быть наделён высшими чувствами, которые позволяли бы оставаться в сознательном контакте, даже живя в обыденном мире, а помимо этого, на него можно было полагаться, и он должен был быть надёжным в плане верности своему Учителю. Были крайне желательны и другие свойства, но три уже перечисленных были существенными. И длительные поиски по всему миру не смогли обеспечить лучшего связующего звена, чем Е.П. Блаватская!

Печальные результаты, последовавшие из многих свойств и черт характера, которые она проявляла, выразились в том, что бесчисленные интеллигентные члены Общества, по мере того, как оно росло, с негодованием спрашивали – почему Учителя выбрали такого неподходящего агента? Ответ был прост – они не смогли найти лучшего! В ходе этой истории станет видно, что их приводила в замешательство неосмотрительность Блаватской, – если выражаться мягко – которая была нередко смехотворной, если бы её последствия не были бы столь грустными.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.1.

У Олкотта и Блаватской уже были планы на длительную поездку по югу Индии и Цейлону, и фактически только к концу года они уже приехали к нам в Аллахабад.

Я живо помню обстоятельства их приезда. Они приехали на поезде, прибыв в Аллахабад рано утром.

Я пошёл на станцию встречать их и доставил их к себе. Было ещё так рано, что наш чота хазри (первый завтрак) был накрыт на веранде, а моя жена ещё не вышла из своей комнаты. Блаватская села ко мне за стол и спросила, пробовали ли мы какие-нибудь эксперименты со спиритизмом. Я сказал ей, что иногда пробовали, но безрезультатно, не было даже «ни одного стука». «О, – сказала она, – стуки получить проще всего». Тут же повсюду послышались стуки настоящего спиритического характера. Моя жена почти сразу же вышла и сердечно встретила посетителей. Наше первое впечатление от Блаватской было, несомненно, приятным, и в дневнике жены за тот день – 4 декабря 1879 года – я нахожу следующую запись: «Весьма оригинальная пожилая дама, которая обещает огромное развлечение». Но хотя день продолжился приятно, и не произошло ничего, что смазало бы первое впечатление, днём или двумя позже мы пережили нечто вроде потрясения. Мы сидели вечером вокруг огня – потому что ближе к рождеству в Аллахабаде уже бывает нужно собираться у огня – и Олкотт рассказывал о некоторых из «джаду» или магических представлений Блаватской в Нью-Йорке. Предложили, что ей стоило бы как-нибудь устроить что-то подобное и для нас, и я предложил в качестве предмета, который бы она могла произвести, мундштук для сигары. Блаватская проделала некоторые предварительные манипуляции, потёрла в руках трубку Олкотта, сделанную из морской пенки, а зачем просто сунула руку в карман и достала оттуда мундштук. Как демонстрация магии это представление было столь абсурдным и столь гротескно лишённым всякой ценности как свидетельство, что я не знал, что и сказать. Не помню, как мы провели остаток вечера, но помню как мы с женой, наконец-то оставшись одни, переглянулись между собой. Не нужно было никаких слов. Мы попали в руки грубой мошенницы? Вот каким вопросом мы оба задавались, когда начали говорить. Конечно, было много стуков, которые Блаватская производила для нас всевозможными способами; конечно, они были свидетельствами чего-то большего, чем просто медиумизм. Они, очевидно, были ей подконтрольны так, как никогда не бывает в случае медиумизма, так что мы решили быть терпеливыми и не делать скоропалительных выводов.

Со временем неприятное впечатление изгладилось, и мы стали сердечно привязаны к Старой Даме, как мы её называли, каковое обозначение в свою очередь стало аббревиатурой С.Д., под которой она уже стала известна в близком кругу. Визит, первоначально запланированный на несколько дней, затянулся почти на месяц. Она была прекрасной собеседницей за обедом в нашем доме и в других местах, и постепенно мы много услышали от неё о Братьях и Теософическом Обществе, в которое она наконец побудила нас вступить, что мы тогда сделали, скорее, неохотно, поскольку быть сильно связанными с его организацией было не в нашем вкусе, но нас убедили в существовании Братьев и их заинтересованности в Обществе, несмотря на то, что поведение С.Д. во многих отношениях шло вразрез с хорошими манерами, особенно её обхождение с полковником Олкоттом, с которым она иногда разговаривала очень грубо, и до невыносимой степени его изводила. «Вы думаете, – сказал он мне однажды – что я бы выносил эту сумасшедшую француженку, если бы не знал, что за ней стоит?»

Однажды он читал в зале публичную лекцию, при которой председательствовал А.О. Хьюм, а С.Д., на которую его выступление произвело неблагоприятное впечатление, потом, когда мы ехали домой, грубо его оскорбила. В написанной мною потом книге «Случаи из жизни мадам Блаватской», я упомянул этот инцидент, сказав: «Слыша её разговор на эту тему периодически в течение вечера, можно было подумать, что надежды её жизни были разбиты». Ещё одна вспышка гнева была в тот вечер, когда они с Олкоттом покинули нас – 30 декабря. Она забыла шаль и выплеснула гнев на многострадального полковника, но здесь мне не нужно вдаваться в дальнейшие подробности подобного рода. Я сам, постепенно близко с ней подружившись, стал находить трудным выносить её характер, и вижу указания на это в дневнике жены, который оказался весьма ценной летописью событий, связанных с тем, как росли наши отношения с Теософическим Обществом.

Несмотря на несколько смешанные чувства, мы пригласили своих гостей нанести нам ещё один визит в Симлу, где нам к тому времени стало возможно проводить жаркие летние месяцы. Они прибыли туда 8 сентября 1880 года.

< ... >

Проявления оккультных сил, которые она тогда щедро мне давала, произвели на мой ум глубокий эффект. Я почувствовал, что те, кто демонстрировал столь чудесную власть над силами природы, незнакомыми физической науке, должны обладать соответствующими знаниями.

Что касается управления Теософическим обществом, Блаватская проявила себя курьёзно неподходящей для этой работы, что заставило меня однажды сказать, что мне хотелось бы вступить в общение с одним из Братьев, о которых она говорила. Я чувствовал уверенность, что они более разумные люди, чтобы с ними иметь дело, чем она. Разговор с ней показал, что она не считала это невозможным, и я написал письмо, адресованное «Брату» и вручил его ей для передачи. Ответ был должным образом получен, и это было первым из длинного ряда писем от Учителей К.Х. и М., которые привели к написанию «Оккультного мира», а затем и «Эзотерического буддизма».

Я могу также сразу же объяснить, что только с годами стал осознавать истинный характер этой переписки. Письма не были, как я вначале воображал, действительно написаны Учителями, а затем оккультными средствами переданы Блаватской или помещены где-нибудь в доме, где я их позже должен был найти. Они были несомненно вдохновлены К.Х. (все в начале имели его подпись), но по большей части, если не всегда, диктовались сведущему яснослышащему секретарю, и им обычно была Е.П. Блаватская. В них содержались высказывания огромного очарования и литературной красоты, и сделав тщательный отбор, я привёл некоторые из них в «Оккультном мире». Но с самого начала Блаватская, похоже, была одержима верой, что могла улучшать и расширять сообщения Учителей. В начале это не имело большого значения, но позже, когда письма посвящались передаче учения оккультной науки и стали материалом, с которым я работал при написании «Эзотерического буддизма», расширения, дополнения и «улучшения» (?) были почти катастрофическими. Спустя долгое время после того, как она ушла из этой жизни, по мере того, как методы моего сообщения с Учителями стали получать новые и улучшенные условия, я обсудил этот вопрос с Учителем К.Х., и в отношении некоторых высказываний в письмах того периода, когда передавалось учение, он мне открыто сказал, что они были пародией на тот смысл, который он вкладывал.

Тем не менее, они содержали массу информации, касающейся истин природы, которые с тех пор стала фундаментальными идеями, лежащими в основе теософии, ранее неизвестными ни Блаватской, ни мне. Реинкарнация, карма, планетные цепи, последовательность коренных рас, подрас и так далее, не подверглись никакому вмешательству. Блаватская в то время не знала об этом достаточно, чтобы ей было возможно внести путаницу в прошедшую через её руки информацию об этих вещах. Тем не менее, к сожалению, она приобрела – при условиях которые я не буду пытаться объяснить – сильное отвращение к спиритизму, и иногда, когда письма касались посмертных состояний, она примешивала туда это чувство. Результат ужасно вводил в заблуждение, и о последствиях можно только пожалеть, как позже покажет этот рассказ.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.2.

По состоянию здоровья моей жене пришлось оставаться в Англии дольше, чем было возможно мне, и я некоторое время оставался, в течение оставшихся жарких месяцев, в доме Хьюма в Симле, у которого часть этого времени гостила и Е.П. Блаватская. Это был очень бурный период, связанный, что верно, с некоторыми феноменальными явлениями, представлявшими интерес, но главным образом – с тем, что у Хьюма развилась глубокая неудовлетворённость (которую я впрочем разделял) в Е.П. Блаватской как в сотруднице в том деле, в котором мы были заняты – раскрытии миру знаний (или какой-то их части), до того бывших в исключительном владении Белой Ложи. Положение было курьёзно щекотливым. Несмотря на все свои недостатки, Блаватская была единственным каналом сообщения с оккультным миром. Поначалу наделяя её бóльшими знаниями, чем она в действительности обладала, мы пытались извлечь из неё учения. Каждый день мы назначали время для этих усилий, и у меня до сих пор имеется рукописная книга, в которой я записывал их результаты – весьма неудовлетворительного характера.

< ... >

К тому времени мы услышали о высшем Учителе Учителя К.Х., о котором мы знали как о Старом Чохане.

Мы решили предпринять эксперимент, обратившись к нему и заявить, что чтобы сделать что-то хорошее в плане распространения теософии, нам нужно позволить работать совершенно независимо от Блаватской. С моей нынешней точки зрения оглядываясь назад я знаю, что мы предлагали принять абсурдный курс, но это привело дела к кризису. Каким бы смехотворным ни было это положение, но единственным способом отправить письмо было вручить его человеку, на которого в нём жаловались – Е.П. Блаватской. Я помню, как пошёл её искать, обнаружив её за пианино в танцевальном зале дома Хьюма, и вручил ей письмо, которое она положила себе в карман даже на него не посмотрев. Я ушёл в комнату, где занимался своей работой, и через несколько минут ворвалась Блаватская. Она была побелевший, как мел от возбуждения. «Что я всё это время делала?» – почти взвизгнула она. Я ответил что, это дело нельзя обсуждать только нам вдвоём. Я должен разыскать Хьюма. Он пришёл, и последовала ужасная сцена. Он говорил с тщательной вежливостью, но с ледяной холодностью. Блаватская была в одном из самых яростных своих настроений.

Этот инцидент был одним из многих кризисов или поворотных точек в ранней истории – я не скажу, что Теософического Общества, – ибо на то время ещё не появилось ничего, достойного так называться – но ранней работы, предпринятой для построения Теософического Общества на непрочно заложенном за несколько лет до того фундаменте. Что бы случилось, если бы разрыва с Хьюмом удалось избежать? Он определённо был важной силой в любом предприятии, в котором участвовал. Блаватская нередко заявляла, что он был слишком властной натурой, чтобы работать даже под руководством Учителя. Думаю, что она ошибалась, и так или иначе, просто тот факт, что это привело его к отходу от теософического движения, ещё не является доказательством, что он был устранён по намерению Учителей. Их планы постоянно идут не так, иногда из-за склонности к ошибкам тех людей, с которыми им приходится работать как с агентами, и возможно, никто из связанных с их работой не расстроил больше их планов, чем сама Блаватская.

< ... >

Прибыв туда в марте, мы нашли Старую Даму расположившейся там с большим комфортом, и с обычной для неё выразительностью она заверила нас, что собирается прожить там до конца жизни. Европейцам, – заявила она, – никогда не понять теософии. Её работа – в Индии.

Я тогда уже начал писать «Эзотерический буддизм» и продолжал работать над ним во время нашего пребывания в Адьяре. И хотя я больше не искал оккультных феноменов, благодаря обстоятельствам некоторые всё-таки произошли, и я опишу в каком-то отношении самый поразительный из них. Я писал в комнате, доступной для этой цели, и продолжая это, делал заметки, какие вопросы нужно задать Учителю. Однажды утром вошла моя жена, и я попросил её взять лист с вопросами заметками, которые были тогда готовы, и вручить их С.Д. для передачи. Она сделала это, а потом рассказала, что произошло. С.Д. была за своим письменным столом. На противоположной стене комнаты висел небольшой шкафчик два или три фута длиной в каждую сторону, подарок индийского почитателя. Это был небольшой узорчатый предмет мебели. Блаватская уже пользовалась им для хранения каких-то реликвий, свидетельствовавших о её пребывании у Учителей в Тибете, и она и другие домашние приобрели обыкновение называть его «святилищем».

Когда моя жена предложила Блаватской мою бумагу с заметками, та просто сказала – не вставая – «Положи её в святилище», что она и сделала, и села на диван рядом со столом Блаватской, продолжая с ней разговаривать около пяти или десяти минут. Затем Блаватская сказала: «Думаю, что он уже послал вам ответ». Моя жена подошла к святилищу, открыла его и обнаружила на моём листе бумаги с вопросами ответ Учителя. Этот небольшой случай в то время для нас был не удивителен. К тому времени у нас уже был большой опыт подобных явлений, но гораздо позже это Святилище, так сказать, обвинили в том, что оно было реквизитом – устройством, использовавшимся Блаватской в целях обмана, так что только что описанный опыт, один из множества других подобных, поможет рассеять это заблуждение.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.3.

Примерно в это время (или раньше, я тоже не могу установить точную дату) к своей оторопи я неожиданно получил новости из Индии, что Блаватская изменила своё намерение, объявленное нам, когда мы видели её в Адьяре, оставаться там до конца жизни, и приезжает в Англию в сопровождении Олкотта. Я чувствовал, что это будет катастрофичным, хотя и не мог предвидеть, какого рода катастрофа в конечном счёте произойдёт. Я знал, что в Лондоне теософическое движение укоренилось в таких слоях общества, которые были совсем не созвучны с личностями двух основателей, особенно полковника Олкотта.

Манеры Блаватской были очень грубыми, но каждый быстро мог понять, что грубость эта была напускной – что она не была невеждой в плане обычаев утонченных манер, хотя иногда агрессивно над ними насмехалась. Более того у неё был такт, когда этого требовала ситуация, и она осознавала, как предохраниться от того, чтобы без нужды оскорбить таких англичан, которые могли бы заинтересоваться теософией. Но даже при этом её приезд можно было рассматривать как серьёзную опасность. Наш опыт знакомства её с нашими английскими друзьями в Индии не был обнадёживающим. Нужно было очень хорошо её знать, чтобы быть в состоянии игнорировать те её свойства, которые были скорее отталкивающими, чем привлекательными. Даже что касалось её способностей, после описания их мною в книге «Оккультный мир», делавших её предметом возбуждённого интереса у самых ревностных членов растущего Общества, то я знал, как легко некоторая неуклюжесть с её стороны при их демонстрации могла вызвать скорее подозрение, чем доверие. Поэтому в интересах движения было весьма желательно, чтобы она оставалась подальше от Англии. Ибо для тех, чей интерес был достаточно пылким, чтобы отправиться в Индию и на неё посмотреть, встретиться с ней было бы хорошо и правильно, если конечно их рвения окажется достаточно, чтобы выдержать это напряжение. Но я знал, что если Блаватская окажется в Лондоне среди множества людей, принадлежащих к высшим слоям общества, то жди беды.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.4.

Возбуждение, которое вызвало собрание 7-го, вовсе не было ограничено обстоятельствами выборов. Когда всё это завершилось, и я выступал с обращением к собранию, я был прерван суматохой у двери, и тут же вся комната заметила, что прибыла Е.П. Блаватская. Я прервался и пошёл к ней её встречать. Вокруг неё собралась небольшая толпа, и одна из дам просто бросилась на колени перед знаменитой пришелицей, которую тогда проводили в переднюю часть комнаты и формально представили собранию.

Протокол этого собрания после того, как там было зафиксировано прибытие Блаватской, продолжается следующим образом: «Она предложила, что если любой из членов хочет передать ей какие-либо вопросы относительно неясных высказываний в “Разоблачённой Изиде”, она уделит им внимание, и они станут предметом объяснений в новой версии этой книги под названием “Тайная доктрина”, которую она собирается выпустить».

М-р Маерс спросил, какие документальные свидетельства можно получить из Индии касательно случаев, когда астральные призраки махатм могли видеть в разное время и в разных местах, и которые могли бы послужить Обществу Психических Исследований.

«Мадам Блаватская предоставила слово м-ру Мохини, чтобы тот сообщил информацию на эту тему, и м-р Мохини описал недавнее явление астральной фигуры одного из махатм в штаб-квартире общества в Мадрасе.

Полковник Олкотт выразил искреннюю симпатию работе Общества Психических Исследований.»

После завершения собрания Блаватская вернулась вместе с нами в Лэдброк Гарднз, где остановилась у нас на неделю. Олкотт и Мохини переехали к мисс Арундэйл, у которой они гостили некоторое время. Однако в тот раз Блаватская осталась только на неделю, а затем – как я узнаю из дневника своей жены – вернулась в Париж. Это неделя была загруженной, и посетители толпились в нашем доме в бóльших количествах, чем когда-либо. Из тех, кто постоянно приходил, я должен особо упомянуть графиню Вахтмайстер и двух Кийтли, особенно одного из них, м-ра Бертрама Кийтли, продолжившего много лет играть важную роль во всей теософической деятельности.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.5.

Блаватская вернулась в Лондон (в дом Арундэйлов), и в конце июня между нею и нами постепенно начались неприятные трения, но перед этим нечто большее, чем трения, нарушило весь ход теософической работы в стране, и совершенно изменило весь характер наших отношений с Обществом Психических Исследований.

< ... >

Вечером 6 июля у нас была беседа с Учителем К.Х. через миссис Халловэй. В тот раз он действительно завладел ею и говорил с нами от первого лица. До того она просто слышала это в сознании и повторяла всё им сказанное. Я хорошо помню этот разговор, находя его дату по дневнику. Думаю, идея была в том, чтобы утешить нас и поддержать наш дух в виду трудностей, которые виделись неминуемыми. И ситуация ещё усложнилась из-за ярости С.Д., согласно дневнику.

Такие взрывы гнева стали столь частыми, что со временем мои воспоминания о каждом из них перепутываются, но очевидно, она ревновала к миссис Халловэй и гневаясь на неё за то, что та стала для нас независимым от неё каналом связи с учителем. Она настаивала на том, чтобы м-с Халловэй уехала от нас и вернулась к Арундэйлам.

Я не был склонен принимать активное участие в будущем вечере, из-за которого появилось письмо как бы от Учителя ко мне с предупреждением в почти угрожающем тоне (крайне непохожем на его обычное отношение) не упустить случая поддержать Блаватскую. Тогда я усомнился в аутентичности письма, а скоро стал и совсем убеждён в том, что оно было изготовлено С.Д. Однако на время она добивалась своего. М-с Халловэй испуганно подчинилась и вернулась к Арундэйлам. Она получила (подложное) письмо, по-видимому, от К.Х., приказывающее ей оставаться там, и заявляющее, что мы были обмануты, что она просто медиум и видела ложно.

День ото дня положение ухудшалось, вместо того, чтобы меняться к лучшему. Мы постоянно обменивались письмами с Арундэйлами, теперь совсем оказавшимися под полным влиянием Блаватской. Имя и почерк Учителя использовались не раз, почём зря, и в дневнике жены за 16-е я нахожу, что мы почувствовали, что «наши занятия теософией приближаются к своему концу». Конечно, в тот период Блаватская чуть не вызвала их крушение.

На следующее утро нас навестила м-с Халловэй и сказала, что «готова бросить всё это дело с отвращением», но тем не менее позволила событиям плыть по течению, а С.Д. удалось на время овладеть ситуацией. Вечер 21-го состоялся, как следовало, собрание было очень большим и в общественном плане блестящим). Меня вовлекли в участие в нём во многом против моей склонности, и неудивительно, что в дневнике жены я читаю: «Перси не выступил на своём обычном уровне». Это празднование было вершиной успеха Блаватской, результатом достойного сожаления поведения с её стороны в то время, но оглядываясь назад из этих лет и зная, что быстро приближалась огромная катастрофа, главное впечатление от всего этого было печальным. Если бы она довольствовалась тем, чтобы тихо оставаться в Адьяре, удовлетворённо зная, что работа, в запуске которой она сыграла такую важную роль, продвигается хорошо, заговор по её ниспровержению никогда бы не был запущен в действие.

В конце она бы была увенчана славой великого оккультиста и мага, а энтузиасты совершали бы паломничества к ней в Индию, чтобы уже никогда не быть разочарованными. Но она поехала в Европу купаться в лучах славы и преклонения, и из-за ужасной кармы этой ошибки осталась в памяти большинства мира запятнанной незаслуженным позором. Верно, что за тридцать лет возникли новые поколения теософов, и чем больше проходит времени с того, как она была низвергнута, тем больше её добрая память оказывается восстановлена в глазах всё более значительного большинства людей, а расследование и заключение Общества Психических Исследований о ней забудется или будет просто игнорироваться, как оно того заслуживает...

< ... >

Ни один верный словесный портрет, описывающий эту чудесно разностороннюю личность, которую мы называли мадам Блаватской, никогда еще не был опубликован, и я не могу даже претендовать на то, чтобы попытаться дать исчерпывающе полное описание. Набросать что-либо, хотя бы приблизительно напоминающее такой портрет, потребовало бы принятия как простых фактов тех таинственных возможностей в человеческой жизни, которых не смог бы понять никто, кроме тех, кто глубоко погружён в исследования сверхфизического.

< ... >

Но если полностью упускать из виду все мысли этого порядка и рассматривать действия Блаватской только на обыденном плане физической мысли, то мы, знавшие её лучше всего, поражались необычайными контрастами в её поведении в разные периоды. Что касается оккультных феноменов, то опыт, частично описанный мною в «Оккультном мире», совершенно меня убедил, что она обладала властью над материей, совершенно затмевавшей все способности обычных людей, как бы те ни были глубоко сведущи в науке. Но со временем я стал столь же уверен, что иногда она опускалась в подобных вещах и до простого обмана. Вот каким образом Ходжсон был введён в столь печальное заблуждение. То, что она иногда использовала супругов Куломб как сообщников в фокусах, неприятный, хотя и трудно понятный факт. Она делала так даже со мной. Например, по моём возвращении в Индию после издания «Оккультного мира», когда она уже знала, что я не только был глубоко убеждён в том, что она владела магическими силами, но и был в контакте с Учителями и был предан делу теософии, она использовала Куломбов, чтобы подбросить мне письмо от Учителя через трещину в стропилах наверху, в попытке меня убедить, что оно было заброшено самим Учителем – материализовалась там после передачи оккультным способом из Тибета. Мсье Куломб сказал Ходжсону, что это он был использован в этом случае, и его заявление соответствовало мельчайшим подробностям этого инцидента. У меня нет в этом сомнений.

Для пользы тех моих читателей, кто может хотя бы частично понять тонкости сверхфизической жизни, я могу объяснить, почему я имею причину верить объяснению, которое дала Блаватская этому смехотворному инциденту. Сама она – её истинное Я – была в то время вне тела и где-то далеко, и пренебрегла мерами предосторожности, которые была в состоянии принять, чтобы предотвратить вторжение посторонних личностей. Так её тело было захвачено и управлялось в тот момент каким-то злым существом, устроившим поддельный феномен, чтобы зародить недоверие к ней, а возможно и отвратить меня от неё. На первый взгляд это может выглядеть объяснением случившегося, но не оправданием. Её пренебрежение мерами безопасности, защищающими от такого вторжения, представляется непростительным. С другой стороны, в то время, и вообще очень часто, из-за своих психических способностей, она ощущала, что находится среди бури бушующих вокруг неё сил – нападения тёмных сил были непрерывными, а Белая Ложа сопротивлялась им, и в этом водовороте сталкивающихся сил было простительно иногда терять голову, если использовать знакомое и уместное выражение.

В ходе полемики, затеянной Ходжсоном, один из авторов, писавших от О.П.И., замечает что никто, на самом деле обладающий чудесными способностями, приписываемыми Блаватской, никогда не стал бы опускаться до банального обмана, а Блаватская иногда это делала, потому она не могла быть настоящим магом. Так что вся её деятельность была мошеннической, что и следовало доказать. Психология доказательства тут подводит. Блаватская в одно время вела себя так, как если бы была одним человеком, а в другое – другим! Её не объяснить любым обычным процессом доказательства.

Если бы Ходжсон достоверно не убедился, что она иногда обманывала, то никогда бы не убедил себя в любой из этих излишне сложных и невероятных гипотез, требующих реквизита иллюзионистов и ловкости рук, к которым он прибегал для дискредитации тех феноменов, которые были на самом деле настоящими. Так что никто не может прийти к здравым заключениям относительно её, собирая свидетельства о ней. Только имея такой близкий опыт общения с ней, какой мы с женой приобрели за время её частых и долгих приездов к нам в Аллахабад и Симлу, и после болезненного опыта её поведения в Лондоне в 1884-85 г. мы смогли прийти к тому пониманию её сложной природы, благодаря которому остались её сторонниками на протяжение всех нападок О.П.И. и стали в тоже время недовольны ею в такой степени, что её слепые почитатели в свою очередь к нам охладели.

Для дальнейшего объяснения этой горькой правды, что Блаватская иногда спускалась до трюкачества, когда обстоятельства нисколько на это не соблазняли, я должен описать здесь случай, имевший место за несколько месяцев до публикации отчёта Ходжсона и никоим образом не спровоцированый им. В книге протоколов Общества я вижу, что на собрании, состоявшемся в июле 1884 года, президент (тогда м-р Финч) с сожалением объявил, что м-р Ч.К. Мэсси вышел из членов Теософического Общества. Тогда он не объяснил мне его мотивов, но я вижу их описание в Трудах О.П.И. (т. III, с. 397).

В 1879 году, когда Блаватская приезжала через Лондон по пути в Индию, он выразил ей своё желание получить доказательство существования адептов. Позже, когда она достигла Индии, он обнаружил в книге протоколов Общества адресованное ему письмо, из которого явствовало, что оно исходит от одного из братьев-адептов. В то время он полностью верил, что письмо было доставлено туда, где он его нашёл, самим автором оккультными средствами. Позже ему показали письмо, написанное Блаватской из Индии одному из членов Общества, которая была хорошо известна как медиум.

Это и другие письма на ту же тему полностью приводятся в Трудах О.П.И., но слишком длинны, чтобы полностью цитировать их здесь. К первому Блаватская прилагает письмо от Брата и просит свою подругу медиума как-нибудь передать его таинственным способом м-ру Мэсси. «Положите его ему в карман или в какое-нибудь ещё более загадочное место». Далее следует предупреждение, чтобы дама, который было адресовано письмо, была внимательна, чтобы Мэсси не заподозрил её или её мужа (в опубликованном письме она была обозначена инициалом, но Мэсси сказал мне, кто имеется в виду) в соучастии. Мэсси это было глубоко отвратительно, но некоторое время он раздумывал об этом инциденте, никому не говоря об этом. В конце концов он написал об этом Блаватской и получил в ответ от неё длинное письмо (оно напечатано в Трудах). Она признаёт, что сама это устроила, но утверждает, что письмо от Учителя было подлинным, а потому чтó значит остальное! «То, что я в этом ничего не видела тогда, как не вижу ничего ужасного в этом сейчас, лишь доказывает, что я не получала своего образования в Лондоне, и что наши взгляды на достойное и бесчестное различаются».

О том, что м-р Мэсси позволил своему разочарованию в Блаватской побудить его к выходу из Теософического Общества, можно только очень пожалеть. Недостатки Блаватской и угловатости её характера не меняют того факта, что благодаря её посредничеству была поднята завеса, ранее полностью скрывавшая из виду оккультный мир – в том, что касалось мира в целом. Нас с женой долгое время будоражил её странно разнообразный характер, но мы достигли того умонастроения и знания, которые позволили нам видеть за ней тех, кто из-за недостатка лучшего агента приняли её со всеми её недостатками в качестве посредника, который был должен сделать известным для нас их существование. Позже в том, что касалось нас, эту работу приняли посредники более удовлетворительного характера, но никто из них не был бы в состоянии сделать то, что сделала в самом начале Е.П. Блаватская.

По мере распространения нашего великого движения всё больше людей постоянно спрашивали – почему Учителя выбрали для себя такого неудовлетворительного представителя, как Е.П. Блаватская? Было бы только честно точно так же признать, что столь же многие, впечатлённые прекрасными элементами её характера, смотрели на неё с чувством, напоминающим поклонение, но ответ на вопрос, задававшийся теми, кто не были столь впечатлены, был просто таков – лучшего посредника найти не могли. Были существенно важны некоторые качества. Нужен был человек, лично знакомый с некоторыми из Учителей, чтобы стать связующим звеном между ними и внешним миром. Он должен был владеть психическими способностями, которые могли бы поддерживать его в контакте с Учителями, где бы во внешнем мире он ни находился. Непременным условием была абсолютная верность Божественной Иерархии. Кроме того, у требуемого человека должны были быть способности, равно как он должен был быть в состоянии справиться с предвиденными чрезвычайными ситуациями. Найти все эти качества вместе – непростая задача. В последующие годы я узнал, что поиск по всему миру не позволил найти все их совмещёнными в каком-либо Я, согласном приняться за эту работу – за исключением того Я, которое известно нам как Е.П. Блаватская. К сожалению, в её случае эти свойства оказались совмещены с чертами характера, печально не созвучными с более благородными чертами, так что, – как я нередко ей говорил – она могла отправиться творить добро, и 90% этого отменить, вернув к прежнему положению дел, из-за какой-нибудь своей прискорбный ошибки. Оглядываясь назад на свои занятия теософией, я удивлялся, что учитывая свою близость с Блаватской, как мы с женой не сошли с рельсов и не бросили всё это дело ещё на раннем этапе, как произошло в печальном случае Ч.К. Мэсси.

Для нас стал мучительным испытанием случай, произошедший за несколько месяцев до разоблачений из отчёта Ходжсона. Мы приятно сблизились в семьёй Гебхардов в Эльберфельде. Некоторые из них посетили Лондон, познакомившись с Блаватской, Арундэйлами, миссис Халловэй и другими из основной группы теософов, и пригласили довольно большую их компанию, включая Блаватскую и Халловэй, к себе в Эльберфельд на отпускное время в августе 1884 г. Уже было почти само собой разумеющимся, что мы с женой в это время тоже посетим Эльберфельд во время поездки на континент, которую мы в тот период позволяли себе совершать каждый год. К нашему огромному удивлению и к своему глубокому огорчению г-жа Гебхард тогда известила нас, что Блаватская дала указания в этот год нас не приглашать. В тот период Блаватская остановилась у Арундэйлов, которые были среди тех, кого она полностью подчинила своей властной личности.

Я не буду пытаться анализировать те мотивы, из-за которых Блаватская желала во время своего визита к Гебхардам держать нас подальше от них. Их легко можно угадать. Мы были несколько раздражены, но это никоим образом не помешало нам насладиться поездкой в Швейцарию. К её концу мы получили телеграмму от м-с Халловэй, находившейся в Эльберфельде, с просьбой после всего туда приехать. Мы вовсе не были к этому расположены при тех обстоятельствах и ответили соответственно. На нас посыпались телеграммы и от м-с Халловэй, и от м-с Гебхард. Нас уверяли, что прося приехать, они действуют по желанию Учителя. В конце концов мы уступили и сделали так. Развивалась любопытная ситуация, хотя я никогда не мог её полностью понять. Блаватская, как я понял, была в одном из худших своих настроений, и должно быть, каким-то образом попала в немилость у высших сил, раз Учителя посылали сообщения через её голову, не уведомляя её, через м-с Халловэй, чьё психическое состояние позволяло им работать с ней таким образом. Письмо, направленное мне совершенно без ведома Блаватской, пришло таким образом, и оно показывало, что я там был определённо нужен, хотя и не проясняло вполне ситуацию. Я воображаю, что Блаватская каким-то образом попала под плохие влияния, которые иногда над нею преобладали (из-за своего беспечного пренебрежения предосторожностями, которые могли бы её от них предохранить), а моё присутствие могло бы избавить от некоторых рисков, но как я сказал, положение оставалось запутанным и неясным.

Как бы то ни было, Блаватской удалось определённо продлить своё пребывание сверх того срока, на который её пригласили, и когда через день или два после нашего приезда она в сопровождении м-с Халловэй и Рудольфа, одного из сыновей Гебхардов, покинула нас, собираясь во Флиссинген, и на дом опустилась атмосфера огромного облегчения, но это было связано с одним забавным инцидентом. Сопровождая г-жу Гебхард, после отъезда С.Д. мы проходили через покинутые гостевые комнаты. К своему удивлению, в её комнате (оставленной в состоянии ужасного беспорядка) мы обнаружили довольно большой принадлежавший ей посылочный ящик, который она там забыла. Мы расхохотались при мысли, какую бурю С.Д. устроила бы, обнаружив, что он забыт. Г-жа Гебхард проявила героический самоконтроль, чтобы удержаться от того, чтобы проверить содержимое этого ящика. Ведь к тому времени она уже сильно сомневалась в добросовестности и благих намерениях С.Д. Она решила разумно посмотреть на ситуацию. По многим причинам она так же, как и мы, знала, что за Теософическим Обществом на самом деле стоит могущественное братство, которое мы называем Белой Ложей, и что Е.П. Блаватская действовала по их поручению. Но её недостатки как такого их агента уже стали прискорбно очевидны. Её подозревали в трюках, в использовании тибетских конвертов, каковых у неё мог иметься запас, чтобы вкладывать в них письма от Учителя, на самом деле написанные ею самой. Как бы то ни было, я рад сказать, что ящик для посылок остался в неприкосновенности.

Утро тянулось, и мы с г-жой Гебхард сидели и обедали, когда дверь открылась, и вошёл Рудольф с многозначительный улыбкой, которую мы оценили. «Если вы думаете, сказал он, – прочувствовав юмор ситуации, – что мы собираемся двигаться дальше без этого ящика, то вы ошибаетесь». Они обнаружили отсутствие этого ящика в поезде. Меры надо было принимать срочно или ещё быстрее. Блаватская настояла, что они должны выйти на ближайшей станции. Они с м-с Халловэй должны были подождать на станции, а Рудольф – вернуться в Эльберфельд за забытым ящиком. Он и м-с Халловэй подчинились. К счастью для Олкотта, его при этом не было. Будь он там, ему пришлось бы не сладко, но он, Мохини и Бертрам Кийтли, которые тоже были в этой компании, приехавшей в Эльберфельд и распределившейся по домам семьи Гебхардов, за два дня до того уехали в Лондон и Париж. Не помню, слышал ли я, сколько в результате заняла поездка во Флиссинген.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.6.

Она [Е.П. Блаватская (ред.)] прибыла в Неаполь приблизительно в апреле 1885 года и остановилась в отеле в Торре дель Греко неподалёку.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.7.

Е.П. Блаватская оставалась в Торре дель Греко лишь несколько месяцев, а оттуда отправилась в Вюрцбург. Она никогда не оставалась в одиночестве, и основной её опорой, на которую она могла полагаться в последующий период, была графиня Вахтмайстер, преданная забота которой о ней никогда не ослабевала. Мы с женой ездили повидаться с ней в Вюрцбург в ходе осенней поездки 1885 года. Она остановилась на Людвигшрассе, 6. Мы, конечно, отправились в гостиницу, хотя через день или два моя жена поехала пожить с ней на Людвигшрассе, тогда как я снял для себя одноместный номер в другом месте. Тогда у неё останавливалась мадам Фадеева (тётя Блаватской), а также Соловьёвы, как я выяснил из дневника. Тогда С.Д. считала Соловьёва другом, хотя позже он стал её врагом. Учитывая, каковы в некоторых отношениях были её психические способности, Е.П. Блаватская в огромном множестве случаев плачевно плохо разбиралась в людях, ошибаясь в обе стороны.

< ... >

В начале 1886 года Е.П. Блаватская переехала из Вюрцбурга в Остенд под руководством и с помощью семьи Гебхардов. Задолго до того г-жа Гебхард преодолела недоверие к С.Д., зародившееся с её приезда в Эльберфельд, который я описал. Я посетил её в Остенде в августе 1886 года и нашёл её очень занятой написанием «Тайной доктрины», работой над которой она была занята бóльшую часть своего пребывания в Вюрцбурге.

< ... >

План чуть не сорвался из-за какой-то её временной болезни, но в конце концов она действительно приехала под их заботливым эскортом в мае 1887 года, и поначалу обосновалась в доме Норвуда, который назывался Мэйкот, снятом заботившейся о ней группой. Первое упоминание о новом положении, которое я нахожу в дневнике своей жены, было о том, что 2 мая мы узнали, что после полудня Е.П. Блаватская прибывает в Норвуд.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.8.

В 1890 году Е.П. Блаватская переехала с Лэнсдаун роуд на Авеню роуд 19, в Сен-Джонс Вуд, который был в распоряжении у Безант, и в котором она умерла в мае 1891 года.

Источник: Синнетт А.П., «Ранний период теософии в Европе», гл.10.

Кто-то — думаю, это был Херберт Стэк, — сказал мне о книге Блаватской «Разоблачённая Изида» как об открывающей новую идею, превосходящую спиритизм — действительную реальность магии. Затем я увидел в бомбейских газетах сообщение, что с полковником Олкоттом они приехали в Бомбей и написал о них заметку в «Пайонире», подразумевая, что они спириты, приехавшие в Индию в поисках новой разновидности медиумизма. Олкотт написал мне по поводу этой заметки, и мы немного познакомились по переписке. Мы думали, что они могут оказаться интересными людьми и решили попросить их нанести нам визит, если они намереваются (а я полагал, что это так и будет) поехать на север страны. Они приехали 4 декабря 1879 г.

< ... >

И я живо помню, когда пишу это более 30 лет спустя, то утро, когда я рано, около 7 утра, приехал встретить наших гостей на железнодорожную станцию. В те времена поезд из Бомбея приходил примерно в это время. Когда мы прибыли домой, на веранде нас уже ждал «чота хазри». Моя жена ещё не вышла из своей комнаты (она сделала это несколькими минутами позже), и Блаватская села за стол со мной. Наш разговор обратился к спиритизму, и она спросила меня, проводили ли мы какие-нибудь сеансы. Я сказал, что да, но без малейшего успеха. Мы не смогли получить даже ни единого стука. Она засмеялась и сказала, что стуки получить очень легко. Она положила руку на стол, и они начались сразу же, при ярком утреннем свете. Это, конечно, могло быть отнесено на счёт её необычайного медиумизма, но позже опыт нас убедил, что эти стуки подчинялись её воле и она могла заставить их передавать любую чепуху, которую она бы захотела им продиктовать. За всем остальным, что касается феноменов, связанных с визитами Блаватской к нам, я отсылаю читателей этого повествования к книге «Оккультный мир».

Но я могу здесь заметить, что мы были очень скоро очарованы её личностью. Конечно, её манеры были неотёсанными, но во всяком случае было очевидно, что это было её собственным выбором, а не результатом плохого воспитания.

Она нередко ругала и оскорбляла Олкотта так, что это действовало нам на нервы, но не может быть сомнения, что за этот визит (который растянулся от планировавшихся первоначально нескольких дней до нескольких недель) мы определённо её полюбили. В некоторых отношениях она была утомительной и недисциплинированной гостьей. Она упорно засиживалась с разговорами до глубокой ночи, когда нам давно уже хотелось спасть. Тогда мы были слишком вежливы, чтобы уйти и оставить её одну, что было бы проще всего. Кроме того в самом начале, несмотря на продемонстрированные нам стуки, она столь абсурдно злоупотребляла одним небольшим проявлением оккультных сил, что охладила наш энтузиазм, заставив нас серьёзно сомневаться — не является ли она хотя бы наполовину обманщицей. Но мы терпеливо ожидали развития событий, и постепенно эти разумные подозрения рассеялись, а благодаря её интересным беседам мы стали ещё больше к ней привязаны. Более того, она пробудила огромный интерес у многих из наших друзей в Аллахабаде, и её часто приглашали на обеды, где её оживлённые и часто остроумные беседы пользовались успехом. На обедах в небольшой компании избранных друзей в нашем доме она очень ярко сияла. Но всё это время, хотя мы постепенно приобретали туманные понятия о «Братьях» (как она в то время называла великих адептов Белой Ложи), мы не были удостоены никаких поразительных феноменов, помимо стуков, проявлявшихся во всех вообразимых видах.

А.О. Хьюм, с которым у меня потом были тесные отношения в Симле, был во время визита Блаватской в Аллахабаде и проявил большой интерес к выдвигаемым ею идеям. Однажды он председательствовал, когда Олкотт читал лекцию о теософии в Майо-холле.

В середине декабря Блаватская убедила нас посетить вместе с Олкоттом ненадолго Бенарес, хотя мы и не были склонны делать это. Раджа Визангарам предоставил ей дом там, где в отдельном бунгало в конце сада остановился свами Дайананд Сарасвати. Блаватская подняла наши ожидания касательно него на очень высокий уровень, но мы были разочарованы, так как он либо не мог, либо не хотел продемонстрировать нам никаких проявлений оккультных сил.

Нас разместили безо всякого комфорта, и я под давлением этого постепенно начал терять терпение. Вечером у меня был с Блаватской бурный разговор, и мы решили на следующее утро отправиться домой, но когда настало время, нас уговорили остаться ещё на денёк. Мы с женой отправились домой на следующий день, очень довольные, что сбежали от всех этих неудобств.

Через несколько дней Блаватская с Олкоттом вернулись к нам и оставались у нас до 30-го. Их отъезд был бурным из-за гнева Блаватской, обрушившегося на Олкотта из-за какой-то мелочи, которая уже и забылась. Мы проводили их со смешанныым чувством — и сожаления, и облегчения.

Жару 1880 г. мы провели в Симле, и к завершению жаркого сезона Блаватская с Олкоттом нанесли нам ещё один визит. Они прибыли 8 сентября, и на этот раз Блаватская стала дамонстрировать нам новые феномены — астральные колокольчики и некоторые другие, хотя и не очень поразительного характера. В то время мы жили в доме под названием «Брайтлэндс», над бульваром для гуляний.

< ... >

По прибытии в Бомбей я на несколько дней остановился у Блаватской и, если я правильно помню, на следующий день после своего приезда получил по-видимому феноменальным образом длинное письмо от К.Х., где он поздравлял меня с публикацией «Оккультного мира», который вышел во время моего пребывания в Лондоне. Само письмо я считаю подлинным, но у меня есть серьёзные подозрения относительно того способа, которым оно меня достигло. Оно упало передо мной на стол, когда я сидел с Блаватской, и могло быть просунуто сверху сквозь щель между балками потолка М. Куломбом, как он позже заявил. Конечно, его слова ничего не стоят, но Блаватская иногда бывала способна на такую чудесную неразборчивость в средствах, добавляя кое-что из арсенала фокусников, чтобы придать больше блеска какому-нибудь подлинному явлению. Обычное суждение на основе того, что она была виновна в такой глупой выходке или хотя бы дала повод для подозрений, отмело бы всё сказанное и сделанное ею как недостоверное, но виденные мною в Симле и других местах феномены, реальность которых я не могу отрицать, являются для меня доказательством, перевешивающим влияние подобной неразборчивости с её стороны.

Просматривая рукопись этой книги через несколько лет после первоначального написания, я счёл, что стоит добавить одно замечание по поводу только что упомянутого случая. В более поздние годы у меня несколько раз появлялась возможность вступить в контакт с Е.П. Блаватской, находившейся уже «по ту сторону». Однажды я прямо спросил её: «Зачем вы устроили этот дурацкий фокус с упавшим письмом в Бомбее?». Ответ был таков: «Это вовсе не я — моё тело занимал чёрный маг». «О боже, — сказал я, — разве вы не могли принять меры по предотвращению подобных вещей, когда вам бывало нужно покинуть тело?» «О да, — сказала она, — но иногда я бывала беспечна». Это объяснение с одной стороны раскрывало тайну, но оставляло меня с мыслями о серьёзном аспекте такой беспечности. Позже, у меня выдалась возможность спросить Учителя К.Х., что он думает об этом. Его ответ — как всегда, мягкий и добрый, — был в таком смысле, что Блаватская всегда ощущала непрерывно бушующую вокруг неё бурю — яростные атаки тёмных и мощную светлую защиту. В таких обстоятельствах, что вовсе неудивительно, она иногда теряла голову.

< ... >

Однако, должно быть, именно в этот свой визит в Симлу я встретил Блаватскую и сопровождал её в путешествии в гору на тонге, которая тогда была там единственным средством передвижения, и оба мы провели значительное время у Хьюма. Тогда он был одним из секретарей правительства Индии и уже живо интересовался теософическим движением, писал памфлеты на эту тему и сам много переписывался с Учителями (как мы постепенно научились из называть). Но визит Блаватской к нему не дал хороших результатов. Пожалуй, в некоторое степени это было его виной, так как по характеру он был склонен повелевать и был полностью лишён того послушания, которое в начале представляется необходимым условием для оккультного прогресса; особенности Блаватской, усугублявшие дело, несомненно, тоже внесли свой вклад в возникшие неприятности. Так или иначе, их отношения стали очень напряжёнными.

Когда моя жена вернулась в Индию, я был в Аллахабаде. Я выехал в Бомбей и остановился там на несколько дней у Блаватской. Я должен был туда поехать из-за некоторых затруднений в нашем Обществе там, впрочем, маловажных, и вернулся уже вместе с женой в начале января 1882 г.

< ... >

К концу октября мы оставили Симлу и отправились в Аллахабад; путешествие было очень неудобным из-за того, что мы опоздали на поезд, идущий вниз. Нам пришлось провести ночь в квартире железнодорожного сторожа (который той ночью был на работе), потому что поезд на равнину ходил только раз в день. Вскоре после нашего возвращения к нам приехала погостить Е.П. Блаватская, и именно во время этого визита я получил портреты Учителя К.Х., упомянутые в «Оккультном мире».

< ... >

Дальше мы отправились морем в Мадрас и, прибыв туда 2 марта, остановились в Адьяре у Блаватской.

< ... >

Но это было не единственной сенсацией того вечера [7 апреля (ред.)]. В середине собрания совершенно неожиданно появилась Блаватская, и конечно, все были очень возбуждены. Мы взяли её к себе домой, и вскоре дом наполнили любопытные посетители, но примерно через неделю она на время вернулась в Париж...

< ... >

Блаватская всегда была фанатична в своём отвращении к алкоголю в любой форме и навязала свою волю и Олкотту...

< ... >

Тем временем, отчаянный кризис в Обществе продолжался при обстоятельствах, которые я хорошо помню. Блаватская вернулась в Лондон и остановилась у Арундэйлов. 30 июня 1884 г. (я беру дату из дневника, хотя что касается прочего, я помню этот случай слишком хорошо) все мы пошли на собрание Общества Психических Исследований. В ходе собрания Олкотт без всякого приглашения встал и выступил с речью необычайно бестактного характера. Руководители ОПИ очень старались вести все собрания на уровне, соответствующем культуре высших классов. А Олкотт, с его прямотой и преданностью делу оказался не ладу со вкусами рафинированных европейцев. Запись в дневнике гласит: «Полковник О. выставил себя полным валенком и разозлил С.Д., ей стало стыдно за него». (С.Д. тут конечно означает «Старая дама», как мы всегда называли Е.П. Блаватскую, в том числе и обращаясь к ней).

Хотя С.Д. тогда жила у Арундэйлов, после этой встречи, которая вывела её из себя, она настояла на том, чтобы вернуться в наш дом. От сильных эмоций её лицо побелело; она говорила так громко, что я побоялся, что она побеспокоит соседей, и поносила несчастного полковника, пока не довела его до того, что он спросил, не хочет ли она, чтобы он покончил самоубийством. Конечно, с одной стороны эта демонстрация страстей была бесполезной и абсурдной, но с другой, хотя и не предвидя подробностей, она осознавала, что случилось что-то ужасное. Так оно и было.

< ... >

Но С.Д. была очень сварлива, и дневник содержит несколько ссылок на письма с протестами, отправленные мною ей, хотя по прошествии времени я уже точно и не помню, из-за чего мы ссорились. В дневнике я нахожу запись, датированную серединой июля, ссылающуюся на какой-то ответ Блаватской мне, «который не облегчил ситуацию, но намного её ухудшил. В конверте с её письмом было несколько строк, как подразумевалось, от К.Х., где говорилось, что она права, а мы нет. Отправился спать с чувством, что наша теософическая деятельность близится к концу». Возможно, эти строки были сфабрикованы и самой С.Д., так как она довольно безрассудно использовала имена Учителей, когда это соответствовало требованиям момента.

Кажется, на следующее утро нас посетили мисс Арундэйл и миссис Халловэй, и последняя, как у меня записано, была настроена «оставить всё это дело с отвращением».

Будущим читателям может показаться странным, что я мог забыть, из-за чего был весь этот шум, но на протяжении моих отношений с Блаватской после моего возвращения из Индии ссоры были столь частыми, что и гораздо лучшая память, чем моя, не смогла бы удержать подробности их всех.

Как-то возник план устроить в Принс холле вечер в честь мадам Блаватской. Она очень хотела, чтобы он удался и решила, что я должен принять участие. Мне не хотелось, и чтобы склонить меня к согласию, она, по-видимому, использовала почерк и подпись К.Х. Даже тогда у меня были самые серьёзные сомнения в подлинности этой записки синим карандашом, но тем не менее, меня удалось вовлечь в это предприятие, и неудивительно, что я нахожу в дневнике запись о том, что не смог выступить на своём обычном уровне.

Но моё согласие участвовать в вечере не смягчило недружелюбия Блаватской ко мне.

< ... >

Всей семьёй Гебхардов мы были приняты очень тепло и сердечно; миссис Гебхард приехала в Кёльн встретить нас, а я получил через миссис Халловэй кое-какие записки от К.Х., о которых Блаватская по-видимому ничего не знала. Я и до сегодняшего дня не понимаю внутренних причин всего произошедшего, но с Блаватской было что-то не так, состояние её ума было необычным и странным. Мы прибыли 1 октября, и скоро было решено, что Блаватская и Халловэй должны вернуться в Лондон. Они отправились пятого, и миссис Гебхард была рада, что они уезжают. Они слишком засиделись у Гебхардов. Конечно, перевоначальное предупреждение не приглашать нас было работой «Старой дамы», но я никогда не мог вполне понять мотив — что ею двигало. Перед её поездкой в Эльберфельд у нас в Лондоне были из-за чего-то пререкания, и несомненно, Блаватская сводобно пользовалась именем Учителя, чтобы вынудить Гебхардов отступить от своего тёплого дружеского отношения к нам.

< ... >

Мадам Блаватская и полковник Олкотт уехали из Лондона в начале ноября.

< ... >

Из Гейдельберга мы отправились дальше, в Нюрнберг, а затем в Вюртемберг повидать «Старую даму», которая уже покинула Индию и временно остановилась в том месте (на Людвиг штрассе, 6). Мне трудно объяснить её отъезд из Индии, но он имел какое-то отношение к беспокойству по поводу публикации отчёта Ходжсона. Полагали, что она находится в некоторой опасности из-за возможности юридического преследования и приехала в Европу схорониться на время в каком-нибудь спокойном убежище. К тому времени Теософическое Общество в Европе заметно ужалось, и кроме нас её друзьями оставались очень немногие. Некоторые из её русских родственников и знакомых тоже были в Вюртемберге, а среди них г-н Соловьёв, который притворялся её другом, но вскоре написал книгу, поносящую её как мошенницу.

< ... >

Осенний отпуск того года мы провели в Вентноре, где поселились Мэсси и куда также прибыли Стэкполы. Но перед тем, как присоединиться к своей жене, которая была уже там, я, кажется, посетил Е.П. Блаватскую в Остенде, куда она переехала из Вюртемберга. Я пишу «кажется», потому что не могу доверять своей памяти, если нет возможности прибегнуть к помощи дневника. А там я нахожу лишь упоминание моего отъезда в Остенд, но кроме того, я хорошо помню, что какое-то время был в Остенде со «Старой дамой», а она была тогда занята написанием «Тайной доктрины».

К тому времени я написал книгу «Случаи из жизни мадам Блаватской». Это была попытка восстановить её репутацию в ответ на нападки отчёта Ходжсона, опубликованного Обществом Психических Исследований. Она страстно желала, чтобы я что-то предпринял в её защиту, и мне показалось лучшим, что я могу сделать — это написать полный рассказ о её жизни, какой возможно собрать. Она полностью согласилась и делала всё, что могла, чтобы помочь мне в работе, которая была очень трудной, поскольку, мягко говоря, неточность всего, что она время от времени рассказывала нам о своей жизни, делала крайне сложным соединение этого в связный и непротиворечивый рассказ. Но эту задачу как-то удалось выполнить, и она была вполне довольна результатом, пока не обнаружила, что некоторые из её русских родственников были злы на неё за то, что она была так лояльна к британскому правлению в Индии. Она часто предупреждала своих индусских друзей не быть столь глупыми, чтобы желать его смены на русское владычество, которое могло бы для них оказаться ещё более тягостным. Когда же выяснилось, что эти «Случаи из жизни» таким образом оскорбили её русских родственников, она разозлилась на эту книгу и часто называла её, по своему обыкновению вольно выражаться, «эти проклятые мемуары». Так что в целом я получил немного благодарности за эту большую работу. Не получил я и иного вознаграждения, поскольку, что здесь стоит упомянуть, ни одна из моих теософических книг не принесла мне заметной материальной выгоды. Хотя они оказали большое влияние на мир, их распространение никогда не достигало таких масштабов, чтобы принести существенные прибыли.

Рождество 1886 г. мы провели в Вентноре, а первые месяцы 1887, кажется, были полностью заняты общественными мероприятиями и теософическими собраниями. В марте в доме Арчибалда Кийтли, в Ноттинг Хилле, произошло важное совещание. Он, Бертрам Кийтли, м-р Хэмилтон, доктор Эстон Эллис и миссис Кенигэйл Кук (Мэйбл Коллинз) желали переселить Блаватскую в Лондон. Я был против этой идеи из-за смутного чувства, что её приезд может привести к неприятностям, но она была осуществлена.

< ... >

Блаватская в то время жила в Норвуде в доме, снятом для неё миссис Кук. Я часто её навещал. Её преданные друзья — оба Кийтли, Харботтл и другие в сотрудничестве с ней создали Ложу Блаватской Теософического Общества. Я был скорее далёк от всего этого энтузиазма, которым она была окружена, и был поглощён своей работой с Мэри, вся информация о которой тщательно скрывалась от «Старой дамы» и её группы.

< ... >

В октябре 1887 г. Е.П. Блаватская переехала из Норвуда на Лэнсдаун роуд, 17, в Ноттинг-Хилле, в дом, который был снят для неё, как я думаю, Арчибалдом и Бертрамом Кийтли. Скоро его наполнили толпы посетителей, и мы с женой часто ходили туда по вечерам. Но между нами и Блаватской постепенно развилась какая-то напряжённость. Мы не вполне разделяли восторженное отношение небольшой группы, составлявшей её непосредственное окружение.

< ... >

В октябре Мэри под руководством написала нам, что было бы мудро нам снова наладить дружеские отношения со Старой Дамой, что мы и сделали, пригласив её на обед. Она пришла, но в декабре, когда была опубликована «Тайная доктрина», ситуация снова стала немного более напряжённой.

< ... >

В тот период, когда мы виделись с Блаватской очень мало, она познакомилась с Анни Безант, которую покорила полностью. У Безант имелись какие-то права на дом на Авеню роуд в Ст. Джон Вуд, и туда Блаватская и её домашние в конце концов и переехали.

< ... >

Мы не были в тесном контакте с жившими на Авеню роуд, и судя по дневнику, мы услышали о смерти Е.П. Блаватской на следующий день, 9 мая. 11-го я присутствовал на кремации в Уокинге.

Источник: Синнетт А.П. – Автобиография

Кислингбери Э.

Недавно уважаемая мадам Е.П. Блаватская, секретарь этого общества, обладающая глубокими знаниями, написана и опубликована произведение под названием "Разоблачённая Исида", охарактеризованное одним из рецензентов как одно из величайших литературных чудес века. Среди множества тем, которые рассматриваются в этой книге, она содержит некоторые теории, касающиеся спиритических явлений, представляющих глубочайший интерес, и которые, я надеюсь, в скором времени будут изучаться и обсуждаться членами этой Ассоциации; такие, например, как силы воплощённого человеческого духа, область, пока ещё почти неисследованная нами и дающая богатый материал для исследований; ошибочность приписывания определённых представлений действиям наших ушедших друзей; роль, которую играют элементалы и элементарные духи – термины, в настоящее время запутанные и совершенно неправильно понятые теми, кто публично высказывал своё мнение по этому вопросу; отношение медиумизма к адептству и сравнительные достоинства каждого из них; желательность в нынешних условиях пропаганды спиритизма, необходимость более эзотерических и тщательных исследований и многие другие моменты, не менее важные.

< ... >

Величайшим и чудеснейшим переживанием, возможно, за всю мою жизнь, об одном из которых я не могу рассказать здесь в адекватных выражениях, является моё знакомство — моя дружба — дружба, которая, я надеюсь, продлится всю жизнь и навсегда, с персоной по имени мадам Блаватская.

Я не могу назвать её ни женщиной, ни мужчиной, ибо в своей натуре она сочетает в себе благороднейшие качества и того, и другого. В качестве доказательств её удивительной мудрости и неисчерпаемых запасов знаний я могу только указать вам на её великий труд "Разоблачённая Исида"; и когда вы постигнете некоторые из её глубин, я попрошу вас представить, каким может быть её автор. Сердечность, богатство и великодушие её характера в сочетании с прямотой и суровостью сравнимы только с широтой, свободой и смелостью её мысли; Я видела, как благодаря своей магической силе она производила, независимо от часа, компании или места, некоторые эффекты, для которых медиумам требуются определённые “условия”, и другие, которые не похожи ни на что виденное мною в присутствии медиумов. Те, кто знал мадам Блаватскую дольше, чем я, рассказывали мне о многих поразительных примерах её удивительной силы; но, как правило, она возражает против того, чтобы использовать эту силу просто для удовольствия своих друзей. Для настоящего случая, пожалуй, будет достаточно двух примеров.

Джентльмен (который рассказал мне об этом факте) писал за маленьким столиком в комнате мадам Блаватской и положил свой носовой платок сбоку на стол. Через некоторое время он заметил, что под платком что-то шевелится. Он поднял его, и тут к нему с шипением метнулась маленькая змея, по-видимому, ядовитая. От удивления и ужаса джентльмен так внезапно отшатнулся назад, что вместе со стулом упал на пол. Поднявшись, он больше не увидел змеи, и её нигде не было видно. Как это получилось? Куда это делось? Было ли это иллюзией? Что бы это ни было, мадам Блаватская утверждает, что это было магически вызванное явление. Способ действия (modus operandi) – это секрет фокусника.

Другой пример – гипнотическая сила, воздействовавшая на меня саму. Я читала, находясь в положении, с которого могла смотреть в зеркало на противоположной стороне комнаты, и я заметила мадам Блаватской, что стена, которая отражалась в зеркале, казалось, двигалась вверх и вниз. Она сказала: “Это атмосферный эффект”, – и продолжила читать свою русскую газету. Затем я начала пристально наблюдать за зеркалом и увидела, как мадам Блаватская посмотрела на меня один или два раза. Я знала, что она не сводит с меня глаз, но и только. Я продолжала вглядываться, и вскоре зеркало затуманилось, и я отчётливо, хотя и на мгновение, увидела две разные сцены. В первой было изображено движущееся море, покрытое кораблями, и, возможно, это был порт или гавань. Это исчезло, как растворяющееся видение, и на смену ему пришла картина, изображающая группу мужчин в восточных костюмах, тюрбанах и длинных одеждах, какие носят индусы.

Мужчины казались живыми и беседовали друг с другом. Когда я рассказала мадам Блаватской о том, что я видела, она сказала: “Это верно; это то, что я хотела, чтобы Вы увидели; мне жаль, что я не записала это заранее, чтобы у Вас могли быть доказательства, которые Вы могли бы унести с собой”. Так вот, у меня очень слабые медиумические способности любого рода, и я никогда в жизни не была ясновидящей. Таким образом, очевидно, что она должна была обладать какой-то очень мощной силой, чтобы произвести такой эффект с первой попытки.

Источник: Кислингбери Э. – Спиритуализм в Америке

Учение Храма Человечества

Главные труды Е.П.Блаватской - Тайная Доктрина (изданная в 1888 г.), Разоблаченная Изида и Ключ к Теософии - первая часть провозвестия, данного Теми, Кто имел на это кармическое право. В конце XIX века этой работой руководили Махатмы Мория и Кут Хуми. Цикл, закончившийся в 1900 г., был необычным, так как ни трудов, подобных Тайной Доктрине, ни движения, подобного Теософскому, не появлялось ни в 1800-х, ни в 1700-х годах н.э., ни в любое другое столетие за последние 2000 лет. Год 1900-й, завершивший век и 2000-летний цикл, астрологическую эпоху Рыб, стал зарей нового 2000-летнего периода, эпохи Водолея. В начале такого астрологического цикла приходит Мессия, или Аватар.

Источник: Учение Храма, кн.2, гл.Храм Нового Века

Работу Ложи для возрождения человечества выполняли Елена Петровна Блаватская, ранняя Эзотерическая Секция Теософского Общества, Уильям К.Джадж и "Храм Человечества".

Источник: Учение Храма, кн.2, гл.Храм Нового Века

Прайс, Джеймс Морган

Таким образом, в поисках Парацельса, решив не мешать Е.П.Б. и Мастеру М., я нашёл их всех. Ибо Е.П.Б. просто была Парацельсом, и в своем незнании этого факта я допустил ошибку, счастливо наткнувшись на триумфальный исход, значительно превосходящий всё, что я ожидал.

Источник: Прайс, Джеймс Морган – Памятные случаи о Е.П.Б., ж-л «Канадский теософ», 15 марта 1935 г., стр. 1-5.

Чаттерджи М.

А затем мы показали ему удивительные чётки, принадлежащие госпоже Блаватской. Взглянув на них, наш торговец сказал, что вещица эта может быть только подарком от самого Таши-ламы, поскольку такие чётки невозможно достать нигде ни за какие деньги на свете.

Источник: Чаттерджи М. – Гималайские Братья – существуют ли они?

Сноски

---

В других разделах

• Материал в библиотеке

Цитаты:

• Махатмы
• Блаватская Е.П.
• Рерих Е.И.