Письмо V[1]
Прошло едва 25 лет с тех пор как Матеран, – громадная масса различных родов траппа[2], большею частью сильно кристаллизованного, – был впервые попран ногой белого человека. Под самым боком Бомбея, всего в нескольких милях от Кхaндалы (летней резиденции европейцев), грозные вершины этого великана долго считались совершенно неприступными. К северу его гладкая и почти перпендикулярная стена возвышается на 2450 футов [746,7 м] над долиной реки Пен; а ещё выше возносятся до облаков бесчисленные вершины отдельных скал, холмы, покрытые дремучим бором и пересечённые долинами и пропастями. В 1854 году железная дорога пронизала один из боков Матерана и теперь доходит до подножия последней горы, останавливаясь в Нареле, котловине, где ещё недавно была одна только пропасть. Оттуда до верхней площадки остаётся около 8 миль [13 км], и туристу приходится выбирать между пони и паланкином, закрытым либо открытым, смотря по вкусу. Так как мы приехали в Нарель только к шести часам пополудни, то последний способ представлял маленькое неудобство: цивилизация одолела неодушевлённую природу, но до сих пор ещё, невзирая на весь деспотизм властелинов, не могла преодолеть ни тигров, ни змей. Если первые удалились в более непроходимые трущобы, зато змеи всевозможных родов, особенно кобры и коралилло, живущие предпочтительно на деревьях, царствуют в матеранских лесах как и во времена оны, и ведут против узурпаторов настоящую гверильясскую[3] войну. Горе запоздавшему пешеходу или даже всаднику, проезжающему под деревом, на котором засела такая змея! Кобры и другие пресмыкающиеся по земле породы редко нападают на человека, разве только в случае, если неосторожная нога наступит на них; вообще же они бегут и прячутся от людей. Но эти лесные герильясы, tree serpent, кустарные змеи, выжидают жертв. Едва голова человека поравняется с ветвью дерева, на котором приютился "враг человечества", как, укрепясь за ветку хвостом, змея ныряет всею длиной туловища в пространство и жалит человека в лоб. Этот любопытный факт, долго считавшийся вымыслом, теперь проверен и принадлежит к фактам естественной истории Индии. В подобных случаях туземцы видят в змее посланника смерти и исполнителя воли кровожадной Кали, супруги Шивы.
Но вечер после знойного дня был так обаятелен, а лес манил нас издалека такою прохладой, что мы решились рискнуть. Среди этой дивной природы, где так и тянет стряхнуть с себя земные оковы, обобщиться с нею жизнью беспреградной, и самая смерть в Индии является привлекательною.
К тому же после восьми часов вечера всходила полная луна, и нам предстояло трехчасовое путешествие в гору в одну из тех лунных тропических ночей, за которые туристы готовы приносить всевозможные жертвы и которые одни только истинные великие художники и способны описать. Молва начинает громко произносить имя нашего В.В. Верещагина как одного из тех немногих художников, которые сумели передать на полотне всю прелесть лунной ночи в Индии...
Пообедав на скорую руку в дак-бунгало (почтовой станции), мы потребовали наши кресла-носилки. Нахлобучив покрепче на лбы наши топи с их широкими, крышей спускающимися на глаза и затылок полями, мы отправились в 8 часов вечера в путь. Восемь кули, одетых по обыкновению в "виноградные листья" из тряпок, подхватили каждое кресло и с гиком и криком, бессменными спутниками индусов, пустились в гору. За каждым креслом бежали по восьми человек переменных носильщиков, итого, не считая индусов со слугами верхом, 64 человека: армия, способная спугнуть любого забредшего из джунглей леопарда или тигра, словом всякого зверя, исключая только наших бесстрашных "кузенов" по прадедушке Хануману. Едва мы повернули из аллеи в лесок у подножия горы, как несколько десятков этих родственников присоединились к нашему шествию. Благодаря заслугам союзника Рамы, обезьяны считаются в Индии священными, почти неприкосновенными. Правительство, следуя в этом старинной мудрости Ост-Индской Компании, запрещает трогать их или даже прогонять их из городских садов, а тем менее из принадлежащих им по праву лесов. Перескакивая с одной ветки на другую, стрекоча как сороки и делая страшнейшие рожи, они, как ночные кикиморы, преследовали нас почти всю дорогу. Облитые светом полной луны, они висли как русалки на деревьях и, далеко забегая вперёд, поджидали нас на поворотах дороги, словно указывая нам путь. Один младенец-макашка так и свалился ко мне в ноги на носилки. В одно мгновение ока родительница его, бесцеремонно перескакивая по плечам носильщиков, явилась тут же и, прицепив младенца к груди, скорчила мне самую богопротивную гримасу... и была такова.
– Бандры (обезьяны) всегда приносят своим присутствием счастье, – заметил мне в утешение за измятую топи один из индусов. – К тому же, если мы видим их здесь ночью, то можем оставаться совершенно спокойными: наверное на десять миль [16 км] кругом нет ни одного тигра...
Всё выше и выше подымались мы по крутой извилистой тропе; а лес становился всё гуще, темнее и непроходимее... Под чащей иногда становилось темно, как в могиле; пробираясь под вековыми баньянами, невозможно было различить в двух вершках [9 см] собственный палец. Мне казалось непонятным, чтобы люди шли тут иначе как ощупью; но кули даже ни разу не споткнулись, а, напротив, прибавили шагу. Все, как бы сговорясь, молчали в такие минуты; среди этого тяжёлого, окутывающего нас как флёром мрака, слышалось лишь короткое, прерывистое дыхание носильщиков, да мерная, мелко выбиваемая дробь нервных шажков их босых ног по каменистому грунту тропинки... Делалось больно, стыдно за человечество, или скорее за ту часть человечества, которая способна была превратить другую во вьючных животных. И эти несчастные, с одного конца года до другого, получают за подобную работу по 4 анны[4] в день на человека: 4 анны, то есть менее 8 коп. в сутки за совершение путешествия вверх и вниз на 8 миль [13 км] в конец, не менее двух раз или четырёх концов, что составляет 32 мили [51,5 км] на возвышенности 1500 футов [457,2 м] и к тому же с ношею на шеях в 6 пудов [98,3 кг]!.. Впрочем, в Индии, стране застывшей в вековых обычаях, где всё идёт по одному шаблону, 4 анны – законная плата за день какой угодно работы. Призовите искусного подёнщика-ювелира, и он сядет, поджав ноги, на пол, без всяких инструментов, кроме щипцов и крошечной железной печи, и создаст вам, из вашего золота и по данному рисунку, украшение, достойное мастерской фей. За это, то есть за 10 часов работы, он потребует 4 анны...
Но вот чаще и чаще стали попадаться просеки и открытые площадки, где становилось светло, как днём. Миллионы кузнечиков трещали по лесу, наполняя воздух металлическим звуком, напоминающим гудение губной гармоники; гоготали совы, и стаи испуганных попугаев метались с одного дерева на другое. По временам доносилось до нас издалека, из глубины поросшей дремучим лесом пропасти, долгое, громоподобное рычание тигра, могучий рёв которого, по словам шикари (охотников), можно слышать в тихую ночь за много миль. Освещённая, словно бенгальским огнём, панорама изменялась при каждом повороте. Реки, поля, леса и скалы, расстилаясь у ног наших на необозримом пространстве, волновались, дрожали, облитые серебряным светом, переливались как волны марева... Фантастичность этой картины просто захватывала дух; кружилась голова, когда заглядывали мы в эти глубины на 2000 футов [609,6 м] вниз, при неверном свете луны; а бездна так и тянула к себе... Один из наших спутников (американец), ехавший верхом, принуждён был сойти с лошади и пойти пешком, боясь невольно поддаться влечению и нырнуть в бездну головой вниз. Несколько раз мы встречали спускавшихся с Матерана совершенно одиноких мужчин и даже молодых женщин, возвращавшихся с подённой работы на горе в свои села. Но случается нередко, что ушедший накануне человек не возвращается более и пропадает без вести. Полиция хладнокровно решает, что его унёс тигр или убила змея, и исчезновение предаётся тут же забвению: что может значить одною личностью более или менее среди 240 миллионов народонаселения Индии? Но странно поверье, существующее между племенами Декана, сгруппированными вокруг этой таинственной и доселе во многих местах ещё не исследованной горы. Поселяне уверяют, будто, несмотря на число погибающих в горах, никогда ещё не было найдено в лесу ни одного скелета: покойник, будь он целым или обглоданным тиграми, тотчас же переходит во владение обезьян; они собирают кости и хоронят их в глубоких ямах, зарывая так искусно, что не остаётся и малейшего следа. Англичане смеются над этим поверьем, но полиция не отрицает бесследного исчезновения тел. При прорытии горы для железной дороги найдено, на удивительной глубине, несколько скелетов, сохранивших как бы измятые зубами зверей и переломанные браслеты и серебряные украшения на руках, ногах и шеях. Эти украшения доказывали, что их владельцев зарывали не люди, так как ни религия индусов, ни жадность их не допустила бы их до этого... Неужели же в царстве животных, как и между людьми, рука руку моет?
Переночевав в португальской гостинице, свитой как орлиное гнездо из бамбука и прилипшей к почти перпендикулярно обрывающемуся боку скалы, мы встали с рассветом и, обойдя все знаменитые красотой points de vue[5], тотчас же собрались в обратный путь. Днём панорама являлась ещё великолепнее: недостаточно целых томов для её описания. Не будь горизонт замкнут с трёх сторон истерзанными гребнями горных хребтов – всё плато Декана явилось бы пред глазами. Бомбей – как на ладони; лиман, отделяющий город от Сальсеты, кажется тонкою серебристою струйкой. Как змея извивается он кольцами по направлению к гавани, окружает Канхери и другие острова, разбросанные словно горошинки по светлой скатерти вод, пока наконец не сливается нестерпимо блестящей линией с далёким горизонтом Индийского океана. С другой стороны северный Конкан, замыкаемый хребтом Таль-Гхат; иглообразные верхушки скал Джано-Маoли, и наконец зубчатый кряж Фунелля, грозный силуэт которого, словно замок сказочного великана, обрисовывает свои тёмные линии на далёкой, дымчатой синеве неба. Далее плоскоголовый Парбель – седалище богов, с которого Вишну во времена оные переговаривался, по преданию, со смертными. А там, внизу, где ущелье расширяется в долину, всю испещрённую громадными иглами отдельных скал, из коих каждая полна исторических и мифологических легенд, синеет другая цепь ещё более высоких и странных формой гор. То Кхандала, над которою нависла громадина, известная под именем "Герцогского Носа". На противоположной стороне, под самою макушкой горы – "Карли" или Курли, по мнению археологов самый древний и лучше всех других сохранившийся пещерный храм Индии.
Тому, кто совершал несколько раз перевал через Кавказские горы и следил за громом и молнией под ногами с Крестовой горы, кто побывал на Альпах и посетил Риги[6], знаком с Андами и Кордельерами и обходил все углы Катскильских гор в Соединённых Штатах, – тому, надеюсь, будет дозволено выразить своё скромное на этот счёт мнение. Быть может, Кавказские горы и величественнее и в отношении красоты нисколько не уступают гхатам Индии, но то красота чисто условная, классическая, если можно так выразиться; она внушает восторг, но вместе с тем и страх: человек чувствует себя пигмеем пред этими титанами природы. Но в Индии, за исключением Гималаев, чувство, возбуждаемое горными видами, совершенно другого рода. Самые высокие вершины нагорной равнины Декана, как и треугольной цепи, обрамляющей северный Индостан, и даже восточных гхат, не превышают 3000 футов [914,4 м]. В одних только западных гхатах, расстилающихся вдоль всего Малабарского берега от мыса Кумари до реки Сурата, найдутся вершины в 7000 футов [2133,6 м] над уровнем моря. Поэтому, не с белым, как лунь, дедушкой Эльбрусом, или Казбеком, вышиной в 15-16000 футов [4572 – 4876,8 м][7], мы позволим себе сравнить горы Индостана. Главная и совершенно своеобразная прелесть последних состоит в изумительно прихотливой их форме. Эти горы или, скорее, отдельные вулканические скалы, иногда тесно прижатые друг ко другу, тянутся хребтами; но чаще всего, к великому затруднению геологов, разбросаны безо всякой видимой причины в самых неподходящих к ним по грунту местностях. На каждом шагу пространные долины, замкнутые, как стеной, высокими скалами, по кряжу которых часто пролегает железная дорога. Взгляните вниз: вам померещится, будто перед вами мастерская прихотливого титана-ваятеля, наполненная разбросанными полуоконченными группами, статуями, памятниками... Вот невиданная птица, распустив крылья и разинув пасть дракона, сидит на голове чудовища в 600 футов [183 м] вышины; возле неё бюст человека в зубчатом, как стена феодального замка, шлеме; далее сказочные, пожирающие друг друга животные, безрукие статуи, шары, наваленные кучами, одинокие стены с бойницами, переломленные мосты и башни. Всё это перепутано, разбросано; всё с каждым новым шагом изменяет форму, как призрачные видения во время лихорадочного сна... А главное, нет здесь ничего искусственного; всё это чистая игра природы, которою при случае и пользовались древние строители. Человеческое искусство в Индии следует чаще искать внутри, чем на поверхности земли. Как бы стыдясь или считая грехом соперничать с изваяниями природы, индусы редко строили свои древние храмы иначе, как в недрах земли. Выбрав, например, пирамидально заострённую скалу или куполообразный холм, как в Элефанте и Карли, они выдалбливали их, по преданию Пуран, в продолжение веков, по планам, грандиозность которых превышает все понятия современной архитектуры и теперь совершенно ей недоступна. Басни (?) о циклопах оправдываются в Индии ещё более нежели в Египте.
Из Нареля проезд в Кхандалы совершается по железной дороге, напоминающей своею удивительною постройкой такую же дорогу из Генуи вверх через Аппенинские горы. Это путешествие скорее можно назвать "воздушным", нежели сухопутным. Дорога проходит на возвышении 1400 футов [426,7 м] над Конканом, и в иных местах одна сторона рельсов проложена на острых гребнях скал, в то время как другая опирается на своды арок; один виадук в Мали-Кхинде возвышается на 163 фута [49,7 м]. В продолжение двух часов мы летели между небом и землёй, окружённые с обеих сторон пропастями, густо заросшими цветущими манговыми деревьями и бананами. Надо отдать справедливость английским инженерам: они строят великолепно.
Переезд через Бхор-гхат совершён благополучно, и мы в Кхандалах. Наш бунгало построен на окраине пропасти, глубину которой тщательно скрыла природа самою роскошною растительностью. Всё в цвету, и одной этой бездонной ямы хватило бы на всю жизнь ботаника. Пальмы исчезли; они растут лишь на морских берегах, и их заменили баньяны, манго, пипалы (Ficus religiosa), смоковницы и тысячи других деревьев и кустарников, пород для нас, профанов, неведомых. Флора Индии была не раз оклеветана: её обвиняли в том, что цветы её прекрасны, но без запаха. Быть может, в известные сезоны замечание окажется справедливым; но пока цветёт жасмин и различных родов бальзамины, белая тубероза и золотистая чампа[8] – царь по величине меж цветущими деревьями, – то это совершенная неправда. От одного запаха чампы, растущей обыкновенно на гористых местностях и цветущей, как алоэ, один раз каждые сто лет, может закружиться голова; а в этот год сотни таких деревьев цвели на Матеране и в Кхандалах.
Сидя в тот вечер на веранде отеля над пропастью и невольно залюбовавшись окружающими нас видами, мы заговорились почти до полуночи. Подсевший было к нам англичанин, старый отставной капитан, заметив, что мы не делаем никакой разницы в нашем обращении между ним и индусами и не воскуриваем ему, как представителю "высшей расы", ни малейшего фимиама, холодно раскланялся и ушёл. Всё вокруг нас спало, и мы остались одни с нашими спутниками, говорившими по-английски не хуже любого оксфордского профессора. Кхандала, большая деревня, построенная на гладкой ровной возвышенности одной из гор хребта Сахьядры[9] (около 2200 футов [670,6 м] над морем), окружена изолированными холмами такой же странной формы, как и прочие. Один из них, прямо пред нами на противоположной стороне пропасти, представлял совершенное подобие длинного одноэтажного строения с плоскою крышей и зубчатым парапетом. Индусы клялись, что в окрестностях этого холма существует потайной вход, ведущий в пространные залы под холмом – целый подземный дворец, и что есть ещё люди, владеющие тайной этой подземной обители. Святой отшельник, йоги и маг, обитающий уже много столетий в подземелье, открыл тайну его знаменитому маратхскому вождю Шиваджи[10]. В этой таинственной обители непобедимый герой, как Тангейзер в опере Вагнера, провёл семь лет своей юности; там он и приобрёл свою необычайную силу и храбрость.
Шиваджи – деканский Илья Муромец XVII столетия, вождь и царь маратхов, основатель их весьма недолгой империи. Ему одному Индия обязана ослаблением, если не совершенным уничтожением мусульманского ига. Маленького, как женщина, роста, с рукой, как у ребёнка, он, однако же, владел необычайною силой, которую, конечно, соотечественники его приписывают колдовству. До сих пор его сохраняющаяся в музее сабля приводит всех в изумление своею величиной и тяжестью, в то время как разве только десятилетний ребёнок в состоянии просунуть руку в узкую рукоятку. Основанием славы нашего героя, сына бедного офицера на службе у могульского императора, послужило умерщвление этим новым Давидом мусульманского Голиафа – Афзал-хана. Но он убил его не пращей, а страшным маратхским орудием вагхнакх, состоящим из пяти длинных стальных, заострённых, как иглы, и крепких, как железо, когтей, которые публичные бойцы надевают на пальцы правой руки и затем рвут друг друга как дикие звери на куски. Декан полон преданиями о Шиваджи, и даже английские историки упоминают о нём с большим уважением. Как в легенде о Карле Великом, одно из местных преданий уверяет, что он не умер, а обитает до поры до времени в одном из многих подземелий горных хребтов Сахьядры. Когда пробьёт час освобождения (по исчислению астрологов он недалёк), Шиваджи явится и снова освободит свою любимую родину.
Хитрые и учёные брамины, настоящие иезуиты Индии, пользуются этими глубоко вкоренившимися в народе преданиями, чтобы выманивать у них деньги, часто даже последнюю корову, кормилицу целых семей. Привожу курьёзный пример случившегося всего месяца два тому назад происшествия. В последних числах июля 1879 года появилось послание, таинственно ходившее по рукам в Бомбее. Перевожу буквально с мараттского оригинала[11]:
"Шри!" (Приветствие – непереводимое).
"Да будет всем известно, что это послание, начертанное на оригинале золотыми буквами, снизошло в присутствии святых браминов с "Индра-лока" (небо Индры) на алтарь храма Вишвешвара, что во святом граде Бенаресе.
Внимайте и помните, народы Индостана, Раджастхана, Пенджаба и пр. и пр. В субботу, на второй день первой половины месяца магха[12], эры Шаливагана 1809 года (то есть 1887 года), ровно через восемь лет, во время Ашвини Накшатра[13], когда солнце войдёт в знак Козерога, а время дня станет приближаться к созвездию Рыб, то есть ровно один час и 36 минут по восходу солнца, пробьёт конец кали-юги и восстановится столь желанная сатья-юга.[14] На этот раз сатья-юга продлится 1100 лет. Во всё продолжение этого периода сроком человеческой жизни будет 128 лет. Дни удлинятся и будут состоять из 20 часов 48 минут, а ночи из 13 часов и 12 минут, то есть сутки станут длиться ровно 34 часа и 1 минуту. В тот знаменательный для нас первый день сатья-юги, в четыре часа и 24 минуты после восхода солнца, к нам прибудет с далёкого севера новый царь, с белым лицом и златыми кудрями. Он сделается самодержавным владыкой Индии. Майя (иллюзия) человеческого неверия со всеми ей подвластными ересями будет низвергнута в Паталу[15], а майя достойных и благочестивых людей поселится с ними и поможет им наслаждаться жизнью в Мрётин-локе[16]. Да будет также всем и каждому известно, что тому, кто поможет в распространении сей божественной рукописи, за каждую отпустится столько грехов, сколько обыкновенно отпускается набожному человеку за пожертвование брамину ста коров. Что же касается неверующих и непомогающих нам, то они будут отправлены в Нараку (ад).
Передано и переписано рабою бога Вишну, во храме Вишвешвара, в Бенаресе – Мадлау Шрирам, в субботу, 7-го дня, первой половины шравана[17] 1801 года, эры Шаливагана..." (то есть 26 июля 1879 года).
Дальнейшая судьба этого невежественно-хитрого послания мне неизвестна; остановила ли полиция распространение его или нет – дело мудрых правителей. Но оно превосходно характеризует как легковерие погрязшего в фанатизме народа, так и бессовестность браминов, эксплуатирующих свою несчастную паству.
Чрезвычайно интересно в отношении названия Патала, буквально означающего "преисподняя", одно открытие, сделанное санскритским учёным (свами Дайанандой Сарасвати, о котором мы говорили во втором письме), особенно если оно подтвердится филологами, как это обещано фактами. Дайананда доказывает, что древние арийцы знали и даже посещали Америку, которая и называется в древних рукописях Паталой – преисподней страной, из имени которой позднее народная фантазия создала ад вроде греческого ἀϊδής [аида]. Он подтверждает своё открытие изобильными цитатами из старейших писаний, особенно из легенд о Кришне и его любимом ученике Арджуне. В истории о последнем говорится, что Арджуна, один из пяти Пандавов, потомков династии луны, отправившись путешествовать, посетил Паталу, где и женился на вдовствующей дочери царя "Нагуала"[18], по имени Иллупль [Улупи]. Сравнив эти имена отца и дочери, мы находим следующие выводы, сильно говорящие в пользу предположения свами Дайананды.
1) Нагуалами зовутся до сей поры колдуны мексиканских индейцев, аборигенов Америки. Как ассирийские и халдейские наргалы – главы магов, так нагуаль Мексики соединяет в своей особе должности священника и колдуна, держащего при себе демона в виде какого-либо животного, обыкновенно змеи или крокодила. Они считаются потомками Нагуа, царя змей. Аббат Брассёр де-Бурбург в своём сочинении о Мексике[19] очень распространяется о них, называя нагуалов слугами нечистой силы, которая в свою очередь служит им до поры до времени. На санскритском языке змея тоже называется нага (пада), и "Царь-наг" играет большую роль в истории Будды и Пуранах. По преданию, сам Арджуна ввёл это поклонение змеям в Патале. Стечение обстоятельств и тождественность имён до того поразительны, особенно, когда мы находим их в двух совершенно противоположных сторонах света, что, право, стоило бы нашим учёным обратить на это внимание.
2) Имя жены Арджуны Иллупль [Улупи] чисто древне-мексиканское, и если мы отбросим в сторону гипотезу свами, то станет совершенно невозможным объяснить себе присутствие подобного названия в санскритских рукописях задолго до христианских времён. Изо всех древних языков и диалектов только между языками аборигенов Америки постоянно встречаются подобные комбинации согласных букв как тль, пль и т. д. Особенно изобилует ими язык тольтеков (или науатль). В то время как ни в санскритском, ни в древне-греческом языках их совсем нет. Слова "Атлас" и "Атланта" не представляют удовлетворительной этимологии ни на каком языке Европы; откуда бы Платон ни взял его, сочинил название Атланты не он. А на языке тольтеков мы находим коренной слог а, атль – означающий воду и войну: к тому же по открытии Колумбом Америки, был найден у входа в залив Ураба город по имени Атлан[20]. В одной только Америке мы встречаем такие названия как Ицкоатль[21], Цемпоалтекатль, Попокатепетль[22]. Приходится требовать уж слишком многого от слепого случая, чтобы найти в нём такие странные совпадения. Вследствие этого, до удовлетворительного опровержения наукой этого предположения, которого она пока не в состоянии нам предъявить, мы позволяем себе принять гипотезу Дайананды Свами как самую благоразумную, хотя бы вследствие аксиомы, что "одна гипотеза равняется другой". Дайананда указывает, между прочим, на Сибирь и Берингов пролив, как на путь, пройденный Арджуной 5000 лет тому назад и приводивший его в Америку.
Далеко за полночь просидели бы мы, слушая подобные легенды, если бы содержатель гостиницы не прислал предупредить нас об опасностях, угрожающих нам на балконе, ночью, особенно в лунные ночи. Программа этих опасностей состояла из трёх отделений: (1) змеи; (2) дикие звери; (3) дакоиты[23]. Кроме кобры и "скалистой змеи", здешние горы изобилуют породой маленьких горных змей, известных под именем фурзен, самой опасной изо всех пород; укушение их убивает человека с быстротою молнии. Луна привлекает их, и целые компании этих непрошеных гостей залезают на веранды домов "греться"; им тут, во всяком случае, теплее, нежели на земле. Цветущая же и благоуханная пропасть у подножия веранды оказывалась любимым местом прогулки тигров и леопардов, приходящих туда по ночам "напиться" у протекающего внизу широкого ручья, и бродящих иногда до самого рассвета под окнами бунгало. Наконец шальные дакоиты, притоны которых рассеяны по этим неприступным для полиции горам, часто стреляют в европейцев из одного лишь удовольствия отправить к праотцам ненавистного им белляти (иностранца). За три дня до нашего приезда жена одного брамина была унесена тигром в пропасть, а две любимые собаки коменданта, спавшие на дворе, были убиты змеями. Не дожидаясь дальнейших объяснений, мы немедленно разошлись по своим комнатам. На рассвете нам предстояло ехать за 6 миль [10 км] в Карли.
Радда-Бай
Сноски
- ↑ Московские ведомости, № 319, 15.12.1879, с. 4; Русский Вестник, январь 1883, Приложение, том 163, сс. 50-62.
- ↑ Трапп – широкая поверхность, образованная ступенчато застывшей магмой. – Ред.
- ↑ Партизанскую (от исп. guerillas – ополчение). – Ред.
- ↑ А́нна – разменная индийская колониальная монета, равная 1⁄16 рупии. – Ред.
- ↑ Достопримечательности (фр.). – Ред.
- ↑ Риги – гора в центральной Швейцарии, относится к Альпам. – Ред.
- ↑ Высота Эльбруса – 5642 м, Казбека – 5033 м, согласно современным данным. – Ред.
- ↑ Чампа, чампак, чампака или наг чампа – индийское название дерева франжипани или плюмерии. – Ред.
- ↑ Сахьядри́, также Западные Гхаты – горная цепь на западе Индостана. – Ред.
- ↑ Шиваджи (1630-1680) – национальный герой Индии, после столетий мусульманского господства на западе Декана поднявший восстание против мусульманских властителей и к 1674 г. создавший на территории штата Махараштра и прилегающих землях государство маратхов. – Ред.
- ↑ Оригинал был переведён на все диалекты Индостана (которых 273!!).
- ↑ Магха – 11-й месяц, по летосчислению эры Шаливагана.
- ↑ Ашвини Накшатра – первое из 27 созвездий на пути луны.
- ↑ То есть придёт конец маха-юги – великого цикла, обнимающего все четыре юги.
- ↑ Патала – в одно и то же время преисподняя (ад) и антиподы.
- ↑ Мрёта – наша земля; "Мрётин-лока" – место нашей земли.
- ↑ Шраван – пятый месяц индусского года.
- ↑ В «Московских ведомостях»: "Нагуа". – Ред.
- ↑ Речь идёт о книге «Четыре письма о Мексике» («Quatre Lettres sur le Mexique», 1868). – Ред.
- ↑ Ныне – бедная деревушка рыбаков Акло. См. также «Le Mexique» Брассёр де-Бурбурга и Baldwin, «Prehistoric Nations», стр. 179.
- ↑ Ицкоатль (1380-1440, букв. «обсидиановый змей») – четвёртый царь ацтекского города Теночтитлан и первый император империи ацтеков. – Ред.
- ↑ Попокатепетль (от попока – дымящийся и тепетль – холм) – действующий вулкан в Мексике. – Ред.
- ↑ Дакоит (англ. dacoit) – вооружённый бандит. – Ред.