письмо № 141; раздел: Приложения. Приложение № 1
| от кого: | Блаватская Елена Петровна | написано из: Вюрцбург |
|
кому: |
Синнетт Альфред Перси | получено 6 января 1886 в: Лондон. |
содержание: Е.П. Блаватская о своем ученичестве в Ашраме Махатм; причины сходства стилистики ее работ с литературным стилем писем Махатмы К.Х.
Письмо № 141[1]
Дорогой мой мистер Синнетт!
Поступайте, как знаете. Я в Ваших руках. Только вот понять не могу, что за вред будет от того, если сказать стряпчим, что всё это враки: никакая я не мадам Метрович или ещё какая-нибудь мадам, кроме себя самой. Ведь это остановило бы их, и они перестали бы обращаться ко мне в своих письмах по этому имени. Конечно же, они далеко не дураки и прекрасно знают, что такой неприкрытый оговор против закона. Это всё та самая Бибич вбила им в голову, будто я двоемужница, а то и троемужница, вот они и стараются. Таким порядком я очень скоро стану получать письма, где меня будут называть миссис Ледбитер или миссис Дамодар, а то ещё и объявят, будто я прижила ребёнка от Мохини или Боваджи. Кто знает, на что ещё они способны, если не положить какой-то предел уже сейчас?
Впрочем, всё это пустяки. Мне бывает всегда невыразимо противно и гадко, когда люди скрывают свои имена. Терпеть не могу анонимов и всю эту смену имён. Но к чему Вам лишние хлопоты, их у Вас и так предостаточно со мной? К чему Вам ещё тратить своё время и деньги лишь для того, чтобы приезжать меня встречать?[3] Этого делать не нужно, все вещи я отправлю заранее, и мы с Луизой преспокойненько доберёмся вторым классом, переночуем в Бонне или Ахене (Aix la Chapelle[4]) или где-нибудь ещё по дороге. Жильё в Остенде подорожает не раньше июня да, к тому же, я могу устроиться и где-нибудь поблизости. Не знаю пока, когда поеду отсюда — может быть 1 мая, а может быть, 15. У меня всё оплачено до этого числа.
Почему бы не приехать сюда миссис Синнетт вместе с Денни? Вреда от этого не будет никакого, и почему бы ей не остановиться у меня, если удастся снять хорошее жильё? Мне от это будет одна только радость, и зачем ей снимать отдельное жильё? Только неудобства для неё и томление духа для меня.
Я написала тётушке и сестре и дала им адрес Редуэя. Все письма будут отправляться Вам по его адресу — лично для мадам Б. Но мне, по правде говоря, всё равно: будут ли письма или их совсем не будет. В российских газетах вышла большая статья, в которой меня восхваляют и прославляют как “мученицу Англии”. Это утешает, и я уже начинаю воображать себя “великой русской шпионкой”! Послушайте, а знаете ли Вы, что . . . Впрочем, Вы в это никогда не поверите. Не верьте, хотя когда-нибудь Вас заставят в это поверить. Ведь Гладстон действительно тайно перешёл в католичество. И это точно. Думайте об этом что угодно, но только фактов не изменить. Бедная Англия, и как глупы, как слепы все те, кто домогается теперь разрушения Т.О.!
Что ж, хочу Вам сказать несколько слов в связи с этим. Вы пишете: “у нас почти не осталось надежд . . . мы обездвижены и беспомощны. Французское и Германское отделения Т.О. пребывают в полумёртвом состоянии. Возродить движение в Лондоне можно будет лишь когда-нибудь в будущем” и проч. Хочу Вас спросить: как это так? Вы же лично ещё не умерли? И графиня жива и здорова. А вокруг Вас найдётся ещё пара-тройка членов Т.О., которые ещё дышат. Общество в Индии успешно работает в полную силу и уже никогда не погибнет. В Америке оно разворачивается в великое движение. Д-р Бак, проф. Куз, Артур Гебхард вместе с несколькими другими получают помощь потому, что они двигаются, проявляя полнейшее презрение ко всему, что о них говорят, печатают в газетах или воют на улицах. Так старайтесь же делать хоть что-нибудь, проявляйте интуицию — ради всего святого не закрывайте только своих глаз и из-за того лишь, что Вы не можете посмотреть на вещи объективным взглядом, не лишайте сил ту субъективную помощь, которая рядом, которая живёт, дышит, которая очевидна. Разве не свидетельствует всё вокруг о нерушимости Общества, когда мы видим, как поднятые миром дугпа свирепые волны вот уже два последних года яростно вздымаются, ширятся и бьются вокруг Общества, пытаясь разбить — но что? Одни лишь прогнившие щепки нашего оставшегося после потопа “ковчега”. Удалось ли им поглотить в себе хоть одного человека, по-настоящему достойного служителя Общества? Ни одного.
Вы сомневаетесь: уж не хотят ли “Учителя” положить конец нашему движению? Да нет, они видят, что это Вы не понимаете смысла их действий и сожалеют об этом. Так кого же следует винить во всём происшедшем, их или нас самих? Если бы основатель Общества, если бы основатели и председатели его отделений всегда держали в голове, что для успеха Общества нам нужно не столько количество, сколько качество работы, то половины выпавших бедствий можно было бы избежать. Когда Вы пытались собрать все его искалеченные осколки и сделать из них единый успешно развивающийся организм, то перед Лондонской ложей, как и перед любым другим отделением, открывались два пути: во-первых, создание тайного, окутанного всеобщим молчанием общества, которое занималось бы исследованием оккультной практики, а во-вторых, организация некоего открытого и модного органа. Вы всегда предпочитали второе. Всем вам был предоставлен удобный случай, чтобы сформировать внутреннюю группу: Вы же не пожелали закрепить в ней свой авторитет и оставили всё на милость номинального председателя, настолько слабого, что его был способен сбить с ног любой набежавший как изнутри Общества, так и снаружи ветерок — вот он сначала и довёл Общество до развала, а затем и вовсе сбежал из него.
Каждая подобная попытка [помочь вам] либо просто отвергалась [Ложей], либо, если и принималась, то реализовалась так неискренне и вяло, что оборачивалась провалом: Ложа объявляла, что ничего поделать нельзя, и остаётся лишь уповать на судьбу. В Азии есть поговорка: “вы можете рассечь змея мудрости на сотню кусков, но, пока остаётся невредимым его сердце — а оно расположено у него в голове — змей способен собрать все свои части и ожить вновь”. Но что можно поделать, когда сердце и голова, кажется, находятся везде и нигде по сути? Это только внешне казалось, будто Лондонская ложа заняла своё достойное место среди прочих общественных организаций. Просто петь хвалебные гимны во славу Головного общества и его отделений, называть их школами нравственности, мудрости и человеколюбия — этого недостаточно, поскольку внешний мир будет всегда судить о них по плодам их, а не по претензиям — не по тому, что они говорят, а по тому, что делают.
У [лондонского] отделения никогда не было в достаточном количестве действительно эффективных сотрудников, и, как это бывает в любой другой организации, деятельность его осуществлялась за счёт усилий весьма немногочисленной горстки людей. А из этой горстки можно выделить лишь одного человека, который имел перед собой ясную цель и шёл к ней твёрдо и непреклонно — это Вы. Однако природная Ваша сдержанность; чуждый оккультному органу дух чисто светского общества, царивший в Ложе; характерный для англичан индивидуализм и правила светских приличий, жившие в каждом члене Ложи, не позволили Вам, с одной стороны, закрепить свои права, как Вы должны были бы это сделать, а с другой, резко оттолкнули от Вас всех остальных, каждый из которых предпочёл действовать в одиночку, как считал наилучшим для себя, в попытке достичь собственного спасения и удовлетворения собственных устремлений, “отработать собственную Карму на высшем плане” — именно эта дурацкая фраза и получила сейчас широкое хождение в их рядах.
Вы правы, когда говорите, что “нанесённые по движению удары” целиком “вызваны последствиями действий присланных из Индии представителей”. Однако Вы неправы, полагая, что (1) последствия эти оказались бы менее разрушительными при отсутствии столь тесного сообщения между индусскими и европейскими членами Общества, когда женская часть Лондонской ложи не имела бы возможности столь сильно влиять на индусских представителей и толкать их к беде; и (2) что “высшие силы желают остановить рост Общества”.
Мохини был направлен с определённой задачей, и поначалу ему удалось завоевать сердца членов Лондонской ложи и влить в её деятельность новую жизнь. Испортило же его неумеренное восхищение перед ним как со стороны мужчин, так и женщин, их нескончаемая лесть и его собственная слабость — Ваши же сдержанность и гордость привели Вас в бездействие именно тогда, когда от Вас требовалась активная деятельность. Первый удар со стороны мира дугпа пришёл из Америки,[5] но Вы его приветствовали и пригрели змею у себя на груди. Вы не раз приводили автора этих строк почти что на грань отчаяния, а вся Ваша бескомпромиссность, Ваша искренность и преданность истине и Учителям на какое-то время улетучились, Вы утратили способность отличать истинную правду, понимать то, что оставалось невысказанным вслух, ибо не могло быть высказано, — всё это и создало столь широкий простор для подозрений. И они не были совсем уж беспочвенными.
На какое-то время дугпа, казалось, одержали окончательную победу — но почему? Да потому что Вы поверили той, что была послана противодействующими силами для разрушения Общества, а ей, как и другим, была в этом предоставлена полная свобода действий, и предоставлена теми, как Вы называете “высшими силами”, которые почитали своим долгом не вмешиваться в дело великого испытания до самой последней минуты. Даже сегодня Вы не сможете точно сказать, что было там правдой, а что ложью — и это потому, что у Вас нет такого отдельного места, такого полностью обособленного от остального Общества уголка, посвящённого единственному чистейшему его элементу: любви к истине и служению истине, как абстрактной, так и конкретно воплощённой в Учителях — такого места, куда не могли бы проникнуть ни индивидуализм, ни эгоизм: и под таким местом я имею в виду настоящую внутреннюю группу.
Восточная группа на поверку оказалась фарсом. Мисс А.[6] интересуется больше чела, (?) чем Учителями. Она упорно не замечает того, что все члены Т.О., которые были (и полагают, что остаются до сих пор) наиболее преданными Делу, Учителям, Теософии — называйте это, как хотите, — это как раз люди, проходящие самое строгое испытание и что такое же испытание сейчас проходит она сама. Это её последнее испытание, и, похоже, она не выйдет из него победителем.
“В отсутствие каких-либо средств прямой связи с ними я могу судить обо всём лишь по каким-то знакам,” — пишете Вы. Да ведь все знаки очевидны. Сейчас повсюду идёт великое, Высшее испытание. Тот, кто сейчас пассивен, ничего не потеряет, но ничего и не приобретёт, когда всё будет кончено. Вполне может статься, что он даже принудит собственную карму мягко скатить его с той высоты, на которую уже взобрался, в самое начало пути. Вот чего Вам решительно недостаёт, так это блаженной самоуверенности Олкотта, его — простите — пошловатой, но всемогущей дерзости. А она может вполне уживаться с деликатностью и интеллигентностью. Как многоликий Протей, она способна подставить любой из своих ликов и любую свою щёку врагу и заставить того прикрываться.
Пусть даже Лондонская ложа и будет состоять всего лишь из шести человек во главе со своим председателем, седьмым, но эта отважная “vieille garde”[7] должна смело смотреть врагу в лицо, не позволяя ему догадаться о своей малочисленности. Какими-то внешними знаками она должна постоянно давать ему понять, что она не так уж слаба: выпускайте памфлеты, созывайте собрания, предъявляйте любые другие явные, фактические доказательства того, что Общество крепко стоит на ногах, что никакие удары ему нипочём, что оно не дрогнет перед лицом врага — и вскоре победа будет на вашей стороне, вы истощите силы врага прежде, чем он перебьёт всех членов Общества до последнего человека.
Добиться всего этого будет несложно, и любая “лихая беда” легко миновала бы Общество стороной, если бы только у его членов доставало интуиции, чтобы понять, чего именно на самом деле желают эти “высшие силы”, что они предотвратить могут, а чего нет. Духовная прозорливость — вот что необходимо в первую очередь.
“Сейчас вопрос стоит не столько о том, чтобы спасти то, что от Общества осталось, сколько о том, чтобы возобновить движение когда-нибудь в будущем” (?). Это политика, обречённая на поражение. Следуя ей, вы добьётесь лишь одного: к тому (будущему) времени у вас уже оборвутся все незримые, но могучие жизненные нити, связующие Лондонскую ложу с ашрамами по ту сторону великих гор. Погубить Лондонскую ложу может только одно — бездействие. Уясните это для себя Вы, человек, объявляющий, что у него-де “ни к лекциям, ни к речам сегодня душа не лежит”. “Скройтесь в подполье” — это лучшее, что вы сегодня сможете сделать. — но не молчите, если только не хотите похоронить Общество и все свои устремления собственными же руками.
Не все члены Лондонской ложи прирождённые ораторы, и это прекрасно, иначе Общество давно уже превратилось бы в Вавилон. Не все одинаково наделены умом, но те, у кого он есть, должны делиться знаниями с остальными. Старайтесь соединять друг с другом разнородные элементы, чтобы создать из них нечто цельное. Действуйте сообразно открывающимся возможностям и не закрывайте глаза на последние, тем более на те, что и открываются-то ради вас самих. “Разбросайте горящие уголья подальше друг от друга, и они вскоре истлеют, но соберите только их вместе, как они тут же засверкают, вспыхнут пламенем и взметнутся к небу рдяным сиянием”.
Тем же блеском озарится и Лондонская ложа, если только не позволит себя сломить, если только светильники её не позволят себя погасить и превратить в отдельные, оторванные друг от друга огоньки, но будут собраны воедино, в единое рдяное пламя, рукою её председателя, если только он не позволит себе выпустить из этой самой руки доверенное ему знамя. Грязь людская не измарает того пламени, в которое будет брошена, она к нему не пристанет. Пристать она может разве только к холодному мрамору, к ледяному сердцу, утратившему последнюю искру божественного пламени.
Да, разумеется, “Учителя” и “Силы мира сего” готовы призывать к себе и направлять многих и многих из числа тех тоскующих, одиноких и выбившихся из сил, дабы в этой чудесной стране оккультной, психической теософии могли они сойтись вместе вкруг своих алтарей. Двое уже находятся там во плоти — они победили и обрели своих легендарных “Незримых”, и каждый из них добрался туда, следуя собственным путём. Да ведь и учения “Ордена” — это как драгоценные каменья: какой стороной их не повернёшь, из них одинаково высветится и свет, и истина, и красота. Они-то и направят по верной дороге ищущего их усталого путника, если только не остановится он на своём пути, заворожённый обманчивым блеском блуждающих огоньков и останется глух к людской молве.
Так постарайтесь же, во имя всего святого постарайтесь наконец пробудить в себе интуицию, если это Вам только по силам. Я исстрадалась душою за Вас и готова сделать для Вас что угодно, лишь бы помочь. Но сделать этого мне не даёте Вы сами. Простите меня за это письмо и постарайтесь догадаться, какие из написанных выше строк принадлежат мне, а какие написал кто-то иной.
| Предыдущее письмо № 140 | Оглавление | Следующее письмо № 139 |
|---|---|---|
Сноски
- ↑ Сам. № 160, КА № 146 (примеч. перев.).
- ↑ Вюрцбург (см. ML, TUP, 482) (примеч. перев.).
- ↑ Речь идёт о договорённости встретиться с А.П.С. в Остенде на берегу Ла-Манша во время переезда Е.П.Б. из Германии в Лондон (RG, 311) (примеч. перев.).
- ↑ Французское название Ахена (примеч. перев.).
- ↑ Имеется в виду мисс Лаура Холлоуэй и её испытание (RG, 311) (примеч. перев.).
- ↑ Очевидно, Франческа Арундейл (примеч. перев.).
- ↑ “Старая гвардия” (фр.) (примеч. перев.).