письмо № 136; раздел: Приложения. Приложение № 1
| от кого: | Блаватская Елена Петровна | написано из: Бомбей, Индия |
|
кому: |
Синнетт Альфред Перси | получено 17 марта 1882 в: Аллахабад, Индия |
содержание: Е.П. Блаватская о нападках на нее со стороны врагов теософии и об оккультных аспектах ее существования.
Письмо № 136[1]
Дорогой мой мистер Синнетт!
Приглашение Ваше меня удивило.
“Удивило” не тем, что меня всё ещё куда-то приглашают, а тем, что именно Вы присылаете мне ещё одно приглашение к себе, как будто я Вам не надоела хуже горькой редьки ещё в прошлый раз! Какой прок от меня хоть кому-нибудь в этом мире? Кому-то я ещё сгожусь как предмет, на который стоит поглазеть, другим — чтобы посудачить о том, как ловко я всех обвожу вокруг пальца, а малое меньшинство взирает на меня с ожиданием чуда — такое обычно бывает у посетителей музеев и аквариумов, пока они осматривают выставленных там напоказ всяких “чудищ”. Такова реальность, и у меня есть предостаточно тому доказательств, чтобы по возможности не совать лишний раз голову в петлю. Мой приезд к Вам даже на пару дней стал бы лишь источником разочарования для Вас и ещё одной пыткой для меня.
Не поймите, однако, всё мною сказанное en mauvaise part.[2] Я просто делюсь с Вами наболевшим. Вы были и раньше, и остаётесь теперь — особенно и неизменно миссис Синнетт — моими ближайшими здесь друзьями, но как раз по этой самой причине я и стремлюсь не продлевать, а укорачивать то время, когда могу стать Вам лишней докукой, и стараюсь отвечать скорее “нет”, чем “да” на любезные Ваши приглашения.
А кроме того, я теперь ни на что уже не гожусь в качестве посредника в сообщении между Вами и К.Х. (а ведь, я полагаю, Вы приглашаете меня не только pour mes beaux yeux?[3]). Ведь есть же конец всякой твёрдости, есть предел и величайшему самопожертвованию. Верой и правдой я трудилась на них[4] долгие годы, и что же в итоге? Я подорвала собственное здоровье, втоптала в грязь имя своего древнего рода, наслушалась поношений от каждого зеленщика с Оксфорд Стрит и от всякого торговца рыбой на рынке в Хангерфорде, которые благополучно затем превращались в английских государственных чиновников. И в конце концов оказалось, что я не сделала ничего доброго для них,[5] очень мало для [Теософского] Общества и совсем ничего ни для бедного Олкотта, ни для себя самой. Поверьте, нашей с Вами дружбе пойдёт только на пользу, если нас будут разделять несколько миль, а не пара шагов.
Вдобавок ко всему, над нашей головой, как говорит Хозяин, нависли новые события. Он и К.Х., объединив свои умные головы, сейчас готовятся к действиям — так они мне говорят. До ноября[6] ещё есть несколько месяцев, и если только до тех пор не удастся целиком отмыться от налипшей грязи и в Братство и в оккультизм не вольётся “свежая кровь”, то все мы с чистой совестью сможем удалиться на покой. Может быть, это важно, а может быть, и нет, но лично для меня этот вопрос особого значения не имеет. Сроки в отпущенной мне жизни сейчас также быстро приближаются к моменту, когда пробьёт час моего торжества. И вот тогда-то всем, кто судачил обо мне, всем, кто верил мне и кто не верил, я смогу доказать, что ни один из них и на сто миль не приблизился к истине. Я претерпела адские муки на земле, но я обещаю самой себе: ещё до того, как покину её, мне всё же предстоит пережить час торжества, и тогда все эти Рипоны с его римскими католиками[7] и все эти Бейли и епископы Сардженты с их ослами-протестантами будут лишь беспомощно реветь, надрывая глотки.
Так неужели же Вы и в самом деле полагаете, будто знаете меня, дорогой мой мистер Синнетт? Вы так полагаете потому, что — как Вам кажется — своим учёным оком Вы проникли вглубь моей внешней физической оболочки и моего мозга? что Вы, проницательный аналитик человеческой природы, вообразили себе, будто Вам и в самом деле удалось проникнуть глубже, чем самые первые кутикулы[8] моего действительного Я? Вы глубоко заблуждаетесь, если действительно полагаете так.
Все вы смотрите на меня как на обманщицу, но это лишь потому, что до сих пор я открывалась миру как истинная мадам Блаватская, — но лишь с внешней своей стороны. Да ведь это всё равно что упрекать во лжи заросшую мхом и сорняками, покрытую грязью, изборождённую трещинами и провалами каменистую скалу, если она вдруг напишет о себе снаружи на табличке: “Я не заросла мхом и не покрыта грязью, глаза обманывают вас, ибо вы неспособны увидеть то, что находится под её наружной грубой коркой” и проч. Смысл этой аллегории Вам должен быть ясен. И это вовсе не похвальба с моей стороны, ибо я не говорю о том, что́ именно скрывается внутри этой непривлекательной на вид скалы: царские палаты или убогая хижина. Я говорю лишь о том, что Вы меня не знаете, и внутри меня находится вовсе не то, что Вы ожидаете там увидеть, а следовательно, и судить обо мне как об обманщице значило бы совершать величайшую в мире ошибку, а заодно и проявлять вопиющую несправедливость. Моё “Я” (внутреннее, действительное “Я”) заключено в темнице, и при всём своём желании я не могу показать себя такой, какая я есть на самом деле. Я могу отвечать только за себя истинную, каковой я действительно являюсь и каковой ощущаю себя, так почему же тогда я должна нести ответственность за внешние двери этой темницы и за её наружный фасад, ведь не я её строила и не я украшала?
Однако всё это в Ваших глазах будет выглядеть не более чем простым томлением духа. Вы на это лишь заметите: “Несчастная старуха снова лишилась ума”. И если Вы позволите мне одно небольшое пророчество, то я скажу Вам, что наступит день, когда и самого К.Х. Вы обвините в обмане, а всё из-за того, что он не сможет сообщить Вам того, что не вправе сообщать и никому другому. Да, Вы станете глумиться даже над ним, потому что в Вас живёт тайная надежда на то, что он сделает ради Вас исключение.
К чему, вообще, это письмо и всё это сумасбродное и, казалось бы, бестолковое многословие? Да к тому, что час уж близок, и после того, как я представлю все необходимые доказательства, я откланяюсь перед изысканным западным обществом и — только меня и видели. А вы все ждите тогда Братьев — ищите ветра в поле. — Вот Вам сущая правда.
Разумеется, то была только шутка. Нет, Вы не испытываете ко мне ненависти. В Вас говорит лишь чувство дружеского, снисходительного, этакого великодушного презрения к Е.П.Б. И здесь Вы правы в том, что касается той, кого Вы знаете, — той, что готова вот-вот рассыпаться на мелкие кусочки. Возможно, Вы обнаружите, что ошибаетесь, однако, на счёт той, другой, глубоко спрятанной её стороны.
Сейчас при мне находится Деб — Деб “Шортридж”,[9] как мы зовём его, поскольку выглядит он 12-летним мальчуганом, хотя ему уже далеко за 30. У него идеальное личико с тонкими изящными чертами, жемчужно-белые зубы, длинные волосы, миндалевидные глаза, а голову покрывает китайско-татарская пурпурная шапочка. Он — мой “наследник Спасения”,[10] и вместе с ним я должна выполнить одну работу. Я не могу теперь бросить его, да и не имею на то права. Я должна передать ему своё дело. Он — моя правая рука (и левая рука К.Х.) во всех мошеннических проделках.
Итак, благослови Вас Бог! И лучше всего не гневайтесь ни на что — что бы “я” ни делала и ни говорила. Но вот только как друг, Ваш подлинный друг, скажу Вам одно: не ожидайте никакого исключения для себя до тех пор, пока не измените своего образа жизни.
Искренне Ваша
Е.П.Б.
Передайте миссис Синнетт, что я всё так же сердечно люблю её и поцелуйте дорогого малыша Денни.
| Предыдущее письмо № 144 | Оглавление | Следующее письмо № 35 |
|---|---|---|
Сноски
- ↑ Сам. № 155, КА № 53. Датировано: Бомбей, 17 марта 1882 г. Получено, вероятно, 19 марта (RG, 135) (примеч. перев.).
- ↑ В дурном смысле, превратно (фр.) (примеч. перев.).
- ↑ Ради моих прекрасных глаз (фр.) (примеч. перев.).
- ↑ Очевидно, имеются в виду Учителя (примеч. перев.).
- ↑ Учителей (примеч. перев.).
- ↑ В ноябре 1882 г. истекал первый семилетний цикл жизнедеятельности Теософского общества — испытательный период (примеч. перев.).
- ↑ Е.П.Б. также связывает тогдашнего вице-короля Индии, лорда Рипона, с католичеством (примеч. перев.).
- ↑ Кутикула — кожица у основания ногтя (примеч. перев.).
- ↑ Фамилия “Шортридж” принадлежит к числу древнейших английских фамилий и восходит к XIII веку. Предположительно первый носитель этой фамилии был человеком невысокого роста (по-английски “шорт”). Отсюда и ироничное присвоение Дебу этой “говорящей” древней фамилии (примеч. перев.).
- ↑ Так иронично называет его Е.П.Б., видя в нём своего надёжного помощника. Это связано со следующими стихами из Послания апостола Павла к евреям (1, 13-14): “Кому когда из Ангелов сказал [Бог]: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Не все ли они суть служебные духи, посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение?” (примеч. перев.).