ПМ (Базюкин), п.138

Версия от 11:29, 21 сентября 2024; Владимир Базюкин (дополнение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая версия | Текущая версия (разн.) | Следующая версия → (разн.)
письма махатм
Перевод В.В. Базюкина

ш

скачать

анг.рус.

письмо № 138; раздел: Приложения. Приложение № 1

от кого: написано из:

кому:

получено в:

содержание:

<<     >>


Письмо № 138[1]

Адьяр, 17 марта[2]

Дорогой мой мистер Синнетт!

Очень жаль, что для этой новой битвы Махатма выбрал именно меня. Но, по-видимому, скрытая мудрость присутствует даже в выборе на эту роль полуживого существа, которое, прохворав восемь недель, восстало со своего одра и, будучи не в силах собрать свои растрёпанные мысли воедино, теперь несёт то, о чём лучше было бы промолчать вовсе. А посему я — покоряюсь.

Вы не можете не помнить того, о чём несколько раз в Симле говорила Вам я и о чём писал Вам сам Учитель К.Х., а именно: Т.О. — это прежде всего всемирное братство, а не этакое общество, созданное лишь для производства феноменов и занятия оккультизмом. О последнем не до́лжно говорить вовсе и проч. Я знаю, что моё собственное радение о деле, как и Ваши уверения в том, будто Обществу не видать успеха до тех самых пор, пока в круг его деятельности не будет включён оккультизм и не будет объявлено существование Учителей, привели к тому, что, как никто другой, я несу теперь тяжкую вину за то, что прислушалась к этому. Однако и вам всем теперь придётся пострадать от последствий кармы. Ведь, смотрите, на основании показаний всех этих падре и прочих наших врагов, феномены объявлены теперь (м-ром Ходжсоном) жульничеством — все целиком, начиная с того самого феномена с брошью, а Учителя теперь оказались выставлены на всеобщее обозрение, и имена их может трепать любой негодяй в Европе.

Все эти падре истратили тысячи на всяких лжесвидетелей, а мне не дали даже явиться в суд, где я могла бы, по крайней мере, представить свои доказательства. И вот теперь Ходжсон — тот самый, что до сей поры был само дружелюбие и приходил к нам чуть ли не каждый день, — переметнулся на другую сторону. Он отправился в Бомбей, где повидался с Уимриджем и всеми моими врагами. А вернувшись оттуда, он заявил Хьюму (который тоже находится здесь и тоже приходит к нам каждый день), что доказательства, представленные нашими ребятами из штаб-квартиры и другими свидетелями, на его взгляд, чересчур противоречивы, и после своей поездки в Бомбей он пришёл к выводу, что все наши феномены — это просто жульничество. Аминь.

И какой теперь смысл писать м-ру Артуру Гебхарду и пытаться объяснить ему истинную суть происходящего? Да не успеет этот оракул из О.П.И. объявить меня законченной “мошенницей”, а всех вас моими одураченными жертвами (о чём с самым беззаботным смешком заявляет здесь Хьюм), как рухнет и ваша Лондонская ложа Т.О. Да сможете ли даже Вы, истинный и вернейший друг, выстоять в этой буре? Счастливец Дамодар! Он удалился в страну Блаженства, в Тибет, и, должно быть, находится сейчас очень далеко отсюда, оставаясь во владениях наших Учителей. Думаю, никто его здесь больше не увидит.

Вот до чего довели нас эти проклятые феномены. Через три дня из Бирмы должен вернуться Олкотт, и хорошенькое же дело он здесь обнаружит. Поначалу Хьюм являл собой само дружелюбие. Затем последовали разоблачения. Оказывается, Ходжсон раскрыл секрет броши!!! Ему сообщили, что у меня была точно такая же брошь или булавка, которую я ещё перед отъездом в Симлу отдавала в починку Шерваи, и вот она-то и оказалась той самой брошью. Как должна помнить миссис Синнетт, я рассказывала ей тогда о том, что у меня самой была булавка с жемчужинами, очень похожая на эту брошь, однако я отослала её в подарок своим племянникам вместе с ещё одной, купленной уже в Симле. Об этом сходстве я говорила даже м-ру Хьюму. Я просила м-ра Х. отправить свою брошь ювелиру (только такому, который был бы неизвестен Шерваи, партнёру Уимбриджа и моему заклятому врагу), и пусть тот либо признает, либо не признает в ней мою булавку. Только он, по всей видимости, всё-таки признает. Почему бы и нет — за сотню-то рупий?

М-р Хьюм хочет спасти Общество и даже нашёл средство, как это сделать. Вчера он провёл заседание Совета Общества, в который входят Рагунатх Роу, Субба Роу, Шринавас Роу, а также судьи Субраманья Айер и Рама Айер. Всё это видные индусы. Затем он предложил на пост председателя Общества кандидатуру Раг. Роу, при этом вся аудитория состояла лишь из обоих Оукли, Гартмана и нескольких чела. А потом он вручил новому председателю некий документ. Ради спасения Общества (а он вбил себе в голову и твёрдо стоит на том, что общество якобы разваливается после всех “разоблачений”, хотя никто из членов Т.О. ещё и не подумал выходить из него) он в этом документе предложил заставить полковника Олкотта, пожизненного председателя, м-м Блаватскую, также пожизненно занимающую свой пост, Дамодара (отсутствующего), Боваджи, Бхавани Роу, Ананду, Раму Свами и проч. (всего 16 человек) выйти из Общества на том основании, что все они являются мошенниками или сообщниками, поскольку многие из них утверждают, будто знали Учителей независимо от меня, тогда как никаких Учителей не существует вообще. Здание Главной штаб-квартиры должно быть продано, а на его месте следует воздвигнуть новое научно-философско-гуманитарное теософское общество.

Сама я на этом заседании не присутствовала, поскольку была прикована к постели и не выходила из своей комнаты. Однако члены Совета явились ко мне сами после завершения всех процедур. Они не приняли сделанного им предложения и не стали объявлять феномены мошенничеством, как утверждал м-р Хьюм, — вместо этого Раганатх Роу с глубоким отвращением отшвырнул от себя эту бумажку. Все они верят в Махатм, сказал он, как доверяют и тем феноменам, которые они засвидетельствовали лично, и не могут более терпеть поношения имён Учителей. Отныне феномены должны быть запрещены, а если они и будут происходить по независящим [от членов Т.О.] причинам, то под угрозой исключения ни один человек не должен предавать их огласке. Они отказались просить Основателей подавать в отставку. Они не усматривают для этого никаких оснований. Удивительный всё-таки “Спаситель” этот м-р Хьюм!

Стало быть, никаких феноменов больше не будет — по крайней мере, в Индии. Если Маскул. и Кук[3] оказываются ловчее нас и зарабатывают на этом большие деньги, то мы, занимая скромное второе место, получаем за это одни только пинки. М-р Хьюм идёт ещё дальше, чем все эти падре. Те называют Олкотта “легковерным глупцом, но, несомненно, честным человеком”. По его же словам, раз Олкотт клятвенно заверяет, будто видел Махатм, — значит, он уже человек бесчестный, а если свою булавку с жемчугами он купил в бомбейском ломбарде, то (рассуждая логически) он ещё и вор, хотя об этом Хьюм прямо и не говорит.

Так вкратце дела обстоят сейчас. Всё началось в Симле — то был первый акт пьесы. Теперь же настал пролог,[4] который вскоре завершится моей смертью. Вопреки докторам (объявившим о моей четырёхдневной агонии и невозможности выздоровления) и благодаря заботливой руке Учителя мне вдруг стало лучше, но меня гложут два смертельных неисцелимых недуга — сердца и почек. Первое может разорваться в любую минуту, а второй недуг может свести меня в могилу за несколько дней. Жить мне осталось меньше года. Всё это результат непрерывных пятилетних страданий, волнений и подавляемых чувств. Это какого-нибудь Глэдстона можно обозвать “мошенником”, а тот лишь рассмеётся в ответ. Я же — так не умею, что бы там ни говорили, м-р Синнетт.

Теперь о Ваших делах. До того, как я начала Вам с м-ром Хьюмом оказывать свои услуги, мне никогда не приходилось ни передавать чьи-либо письма Учителям, ни получать от них письма для передачи кому-то ещё — всё это я делала только для себя самой. Если бы Вы только знали о связанных с этим трудностях, о modus operandi[5] этого процесса, то вряд ли согласились бы оказаться на моём месте. И, тем не менее, я никогда не отвечала Вам отказом. Для облегчения процесса передачи писем был придуман этот ковчежец, и теперь десятки и даже сотни людей приходят, умоляя, чтобы их письма были вложены внутрь. Как хорошо известно Вам самому и как это представляется безусловно доказанным для всех, кроме м-ра Ходжсона, который усматривает здесь какие-то противоречия, я никогда не покидала комнаты перед тем, как приходили ответы, а письма-то ведь бывали написаны на самых разных языках. И вот именно это м-р Хьюм, не умея никак объяснить, и называет сплошным коллективным мошенничеством — ведь в его представлении Учителей не существует, а стало быть, они и не могли написать ни одного якобы полученного от них письма, из чего следует логический вывод: писать письма и пропускать их через нору мне помогали все как один сотрудники Главной штаб-квартиры, то есть Дамодар, Боваджи, Субба Роу и все остальные. Но даже Ходжсон находит эту идею абсурдной.

Теперь что касается “обмана”, якобы совершённого в отношении к м-ра Артура Гебхарда, о чём я узнала из письма от Махатмы и из его собственного письма, написанного мне. Хорошенькое же впечатление об исключительной добропорядочности и честности Е.П.Б., должно быть, сложилось у бедной дорогой миссис Гебхард после такого “мошенничества”, да ещё и в сочетании с “разоблачениями” и намёками, распускаемыми этим милым котёнком, миссис Холлоуэй!!!

Что ж, оказавшиеся на пороге смерти люди, как правило, не выдумывают небылиц и не распускают лжи. Надеюсь, Вы верите, что я говорю вам сейчас чистую правду. Ар. Г. не первый, кто подозревает и обвиняет меня в мошенничестве. Передайте же всем “друзьям”, получавшим через меня письма от Учителя, что я ни одного из них не обманула и никаких трюков ни с кем не проделывала. Да, я нередко облегчала феномен передачи писем и прибегала к более простым, но, тем не менее, оккультным средствам. Вот только ни один теософ, кроме оккультистов, не имеет ни малейшего понятия о сложных и простых оккультных способах передачи, как ничегошеньки они не знают и о самих оккультных законах, а потому всё это вызывает у них подозрения.

Вот Вам лишь один пример: сообщение с помощью механической (без мобилизации сознания) передачи мысли на расстояние. Первый способ состоит в следующем: прежде всего, передающий должен привлечь к себе внимание какого-нибудь чела или Махатмы. Письмо должно быть вскрыто и каждая его строчка пропущена через лоб, для чего необходимо задержать дыхание и не отрывать ото лба соответствующую часть письма до тех пор, пока не прозвенит колокольчик — сигнал того, что письмо прочитано и принято во внимание.

Второй же способ заключается в том, что передающий всё так же механически (но, разумеется, с привлечением сознания) сначала запечатлевает каждое написанное в письме предложение в своём собственном мозгу, а затем, фразу за фразой, передаёт содержание письма лицу, находящемуся на втором конце провода. Это, правда, в том случае, если отправитель позволит Вам прочитать письмо и, веря в Вашу честность, разрешит Вам, читая его чисто механически, воспроизводить в своём мозгу не смысл, а лишь форму слов и фраз. Однако и в первом, и во втором случае письмо должно быть сначала вскрыто, а затем сожжено в особом огне — мы называем его девственным огнём (он производится без помощи спичек, серы или какого бы то ни было препарата, а лишь трением, осуществляемым с помощью смолистого прозрачного камешка — этакого шарика, которого нельзя касаться голой рукой). Это делается для получения [особого] пепла, который при сожжении бумаги мгновенно становится невидимым, чего не происходит при сожжении обычным способом, когда образующийся пепел в силу своего веса и грубости так и остаётся в окружающей атмосфере, а не передаётся мгновенно получателю.

Этот двойной процесс имеет целью обеспечить двойную гарантию надёжности: дело в том, что при пересылке посланий, которые передаются от одного мозга другому или посылаются в окружающую Махатму или чела акашу, из сообщения могут выпадать и теряться отдельные слова и проч., или не обеспечивается абсолютно точная передача пепла — а здесь один способ компенсирует недостатки другого. Сама я делать этого[6] не могу и потому упоминаю лишь в качестве иллюстрации того, как легко здесь можно усмотреть обман.

Представьте себе, что некий А. посылает предназначенное для Махатмы письмо некоему Б. Этот Б. отправляется в соседнюю комнату, где и вскрывает письмо — но ни единого слова из этого письма он не запомнит, если он истинный чела и честный человек — а затем передаёт содержание письма своему мозгу с помощью того или иного из описанных выше способов. Он посылает одну фразу письма за другой, пользуясь возникшим током, и уже готовится к тому, чтобы сжечь письмо. Но тут оказывается, что он случайно забыл “девственный камень” в своей комнате. По неосторожности оставив вскрытое письмо на столе, он покидает её на несколько минут. Но в это время в комнату входит А., который горит нетерпением, а возможно, и терзается подозрениями. Он видит, что на столе лежит его письмо и что оно вскрыто. В этом случае он либо заберёт его и выступит с разоблачением (!!!), либо оставит его на месте, а когда Б. уже сожжёт его, спросит, отправил ли тот его письмо. Разумеется, Б. ответит, что да, отправил. И вот тут-то либо А. и выложит своё разоблачение, последствия которого Вы легко можете себе представить, либо А. прикусит себе язык и поступит так, как многие и поступают: он навсегда проникнется убеждением, что Б. — мошенник. И это лишь один из многочисленных примеров, причём вполне жизненный — о нём мне в назидание рассказал сам Учитель.

Забавная вещь приключилась с письмом м-ра А.Г., очень забавная, но и поучительная. Так, вспоминая об обстоятельствах, при которых он вручил мне своё письмо, он пишет, что шесть часов спустя я сообщила ему о том, что “оно ушло”. А далее он пишет: “Четыре дня спустя полковник в письме Е.П.Б. сообщил ей, что к нему явился Учитель и передал ему следующие слова К.Х.” (см. оригинал письма, которое я пересылаю Вам). Так, значит, “добрый” наш полковник тоже “мошенник”? Он что, мой сообщник, мой подельник? Или всё дело в том, что мой Учитель просто мистифицирует его, м-ра Артура Гебхарда, или что? И после этого он заключает: “. . . Е.П.Б. — мошенница, хотя я отнюдь не отрицаю наличие у неё великолепных качеств”. “Великолепные качества” у мошенницы? В любом случае, в этом есть что-то неожиданное и оригинальное.

Так что извольте передать м-ру А.Р. Гебхарду, что мы с ним оба “мошенники” — если уж на то пошло. А кроме того, сообщите ему следующее: Махатма К.Х. получил письмо, но не читал его, по той простой причине, что сделать это ему не позволяло данное Чохану обещание не читать ни одного письма ни от кого из теософов вплоть до завершения его миссии в Китае, где он в то время находился. И, по его словам, Он сам соблаговолил теперь рассказать мне об этом ради восстановления справедливости по отношению ко мне. Ранее он строжайше запретил мне вплоть до новых распоряжений отправлять ему какие бы то ни было письма. Но поскольку Учитель по одному Ему известным причинам всё-таки внял настойчивым мольбам Артура Г., то мне не оставалось ничего другого, как покориться. Я взяла то письмо и положила его в ящик письменного стола вместе с множеством других бумаг. Когда же я стала разыскивать письмо, то оказалось, что оно ушло — по крайней мере, я не нашла его там, о чём ему [Гебхарду — перев.] и сообщила. Однако перед тем, как ложиться спать, я обнаружила в ящике конверт и поняла, что письмо всё ещё у меня, хотя утром оно действительно ушло.

А далее, если мне не изменяет память, я показала м-м Гебхард письмо Олкотта, в котором он приводит слова Учителя. Я же не читала письма Гебхарда, а потому, вероятно, и восприняла сказанное им за ответ на то письмо. Собственно говоря, у меня в памяти не осталось ни единого слова из того послания. Одно я знаю наверное, и это может подтвердить м-м Гебхард: ещё в Лондоне, до её отъезда в Париж, она несколько раз рассказывала мне, а затем и Олкотту, об ужасных ссорах, случавшихся между Арт. Г. и его отцом. Она выразила тогда надежду, что Махатма вмешается в это дело по её просьбе, и сказанное [Учителем] могло быть связано именно с этим и не иметь никакого отношения к самому письму. Откуда мне помнить? Что-то мог недослышать Олкотт, а что-то могла напутать я. Да здесь возможны сотни различных вариантов. Единственное моё мошенничество, стало быть, состоит лишь в том, что я бессознательно сообщила неправду о письме: что оно якобы ушло шесть часов спустя, тогда как на самом деле оно было забрано только на следующее утро. Вот в этом я признаю свою “вину”.

Но, как и в случае с “жемчужной булавкой” Хьюма, речь здесь идёт о чём-то гораздо более важном, нежели простое мошенничество в производстве феноменов. Если я обманула м-м Гебхард и его самого [Артура Гебхарда — перев.], то я тут же превращаюсь в последнюю негодяйку, в жулика. Я месяцами пользовалась гостеприимством в их доме, они ходили за мной во всё время болезни, и не позволили даже заплатить доктору, они осыпали меня богатыми подарками, почестями, окружили добротой, и в благодарность за всё это я отплатила им одним лишь обманом. О силы небесные, о истина и справедливость! Пусть карма Артура Гебхарда окажется лёгкой. Я прощаю ему ради его матери и отца, которых буду любить и уважать до конца моих дней. Прошу Вас, передайте эти мои прощальные слова м-м Гебхард. Больше мне сказать нечего.

Всё тщетно, м-р Синнетт. Здесь, в Индии, Теософское общество останется навсегда, но в Европе ему, похоже, конец, ибо сама я конченный человек. Теперь всё зависит лишь от Ваших “Эзотерического буддизма” и “Оккультного мира”. И если Махатмы — всего лишь миф, а все эти письма были написаны мною самой, мошенницей, если не хуже, по утверждению О.П.И, то как же может сохраниться Лондонская ложа? Я говорила Вам — ибо чувствовала это, как всегда чувствую, — что это расследование м-ра Ходжсона будет иметь роковые последствия. Он самый замечательный, самый правдивый и толковый молодой человек. Но как ему отличить правду от лжи в этой густой сети тайного сговора, что раскинута вокруг него? Вначале, когда он приходил в Штаб-квартиру, и все эти падре ещё не имели над ним власти, он не внушал никаких опасений. Отзывы его были вполне благоприятны. Но затем он попался в мышеловку. У нас есть свои осведомители, которые не спускали с миссионеров глаз. Вам в своей Англии это может показаться смешным — нам нет.

Мы знаем, что заговор этот не шуточный. Против нас сплотились 30 тысяч действующих в Индии падре. Это их последний шанс — либо они, либо мы. За одну только неделю в Бомбее было собрано 72 тысячи рупий — “для проведения расследования против так называемых Основателей Т.О.”. Против нас поднялись все судьи страны (вспомните сэра К. Тёрнера!). Скептики и номинальные христиане, вольнодумцы и чванливые госчиновники — все они воротят носы при одном только упоминании моего имени. А тут на сцену является ещё и старая наша спящая красавица: я, оказывается, не кто иная, как русская шпионка! Вчера вечером супруги Оукли вместе с Хьюмом были на ужине у Гарстинов, и те совершенно серьёзно им сообщили о том, что правительство готовится в очередной раз опорочить моё имя, что у него якобы имеются сведения (от Куломбов?) и что за мной нужен “глаз да глаз”. И напрасно хохотал над этим Хьюм и возмущались Оукли. Всё это “весьма серьёзно” с учётом возможного вторжения России в Кабул в Афганистане или чего-то ещё в том же роде.

И этой шпионкой, этим опаснейшим человеком является старая умирающая женщина — та самая женщина, что, прикованная к постели болезнью, не покидает пределов своей комнаты; та, что не может подняться и на пару ступенек по лестнице, чтобы сердце её не было готово вот-вот лопнуть в груди; та, что не читает газет, дабы не обнаружить там очередной гнусный пасквиль в свой личный адрес, да и из России-то она получает письма от одних только родственников! О британцы, ныне живущие в Индии, где же ваша рыцарская доблесть?

Что бы там ни говорили Хьюм и его друг Ходжсон, какие бы доказательства ни приводили, но супруги Оукли не верят в то, что я мошенница. Они питают полное доверие к Учителям, и, как они говорят, ничто не заставит их усомниться в факте существования Учителей. Невзирая на отдельные мелкие неприятности, доставляемые им сплетнями касательно их личной жизни, они остаются стойкими теософами и, по их словам, моими близкими друзьями. Вот и хорошо. Верую, Господи! помоги моему неверию.[7] Насколько я могу доверять хоть кому-либо из моих друзей в такую минуту? Он один только и знает— с тою же достоверностью, с какой знает, что сам он живёт и дышит, — что Махатмы наши существуют и феномены — это не ложь, и он сопереживает мне, и видит во мне мученицу. Каждый день в свет выходят всё новые памфлеты, распускаемые святыми отцами, а также обличительные книги и статьи, где по мне проходятся вдоль и поперёк. “Теософия в своём истинном виде” — “Разоблачённая Блаватская” — “Миру явлена правда о жуликах-теософах” — “Христос против Махатм” и проч. и проч. Вот Вы, м-р Синнетт, человек, прекрасно знавший Индию, как Вы считаете, неужели же здесь так уж трудно раздобыть пару лжесвидетелей? Ведь все преимущества на их стороне.

Денно и нощно они (враги) заняты тем, что наводняют страну направленной против нас литературой — мы же сидим сложа руки и знай только ругаемся в своей штаб-квартире. Олкотт вконец прослыл глупцом, его терпеть не могут Оукли (из-за некоторых его ошибок, избежать которых он действительно не мог), зато его обожают индусы. Теперь же, после приезда сюда Хоума, сполна достанется и на мою долю. Мои друзья, Оукли, советуют мне выйти из Общества, однако индусы говорят, что в этом случае выйдут из него вместе со мной. Но я должна выйти, поскольку, прослыв “русской шпионкой”, я буду лишь представлять угрозу для Общества.

Так вот и протекает моя жизнь, пока я прихожу в себя после болезни, а по словам докторов, сейчас любая эмоция может оказаться для меня роковой. Тем лучше — в этом случае я покину свой пост de facto. К тому же, они забывают, что я пока что — единственная ниточка, связывающая между собой европейцев и Махатм. Индусам-то до этого мало дела. Десятки из них уже состоят в учениках-чела, и сотни индусов знают Их лично, но, как и Субба Роу, они скорее умрут, чем заговорят о своих Учителях. От Суббы Роу Хьюм так и не смог ничего добиться, хотя ни для кого не секрет, кто такой Субба Роу. На днях прямо в совещательной комнате, когда Хьюм голосовал за мою отставку, Субба Роу получил от моего Учителя длинное письмо. А перед этим они только что проголосовали за то, что отныне не будет никаких феноменов и все упоминания о Махатмах следует прекратить. Письмо, говорят, было написано на языке телугу. Хотя все они и стоят на моей стороне и будут так стоять до конца, они всё же винят меня в том, что я выдала на поругание публике Истину и Махатм тем, что посредствовала в написании “Оккультного мира” и “Эзотерического буддизма”. Не рассчитывайте там у себя, в Лондонской ложе, на индусов. В случае моей смерти Общество может навсегда распрощаться с Махатмами. Да оно распрощается уже сейчас — со всеми за одним, пожалуй, исключением, — но я дала слово своим индусским собратьям-оккультистам, что никогда, за исключением нашего узкого круга, не произнесу Их имён, и слово это я сдержу.

Это, вероятно, моё последнее письмо к Вам, дорогой м-р Синнетт. Писала его я почти целую неделю — совсем не осталось сил., но, думаю, другого случая уже не будет. Не могу объяснить, почему, но Вы, скорее всего, и сожалеть-то об этом не будете. Живя в миру так, как Вы живёте теперь, долго оставаться верным Вы не сможете. Майерс[8] и О.П.И. обсмеют Вас вконец. А в апреле в Лондон отправится Хьюм, где и будет настраивать всех против Махатм и меня. Чтобы противостоять подобным преследованиям и бурям, требуются мужчины и женщины особого склада, а за исключением мисс Арундейл и двух-трёх других, у вас в Лондонской ложе таких нет. А всё из-за того, что мы осквернили Истину, выдавая её налево и направо без разбору — мы забыли девиз истинного оккультиста: знать, дерзать и хранить молчание.

Прощайте же, дорогие м-р Синнетт и миссис Синнетт. Теперь уже не имеет никакого значения, умру ли я через несколько месяцев или протяну в одиночестве ещё два-три года, потому что я — уже — почти что мертва. Забудьте обо мне и попытайтесь заслужить право личного общения с Учителем. Тогда Вам будет дана способность проповедовать его, а если Вы преуспеете в этом так же, как преуспела я, то встретите в свой адрес такое же улюлюканье и поношения, какие встретила и я, а тогда смотрите уж сами, сможете ли Вы выстоять.

Оукли настаивают на том, чтобы я написала своей тётушке и сестре и попросила их прислать мне рисунок той самой брошки с жемчугом, которую отослала им в 1880 году. Я отказываюсь. Зачем это нужно? Если мы и докажем реальность того феномена с брошкой, то какие-нибудь лжесвидетели докажут жульничество в других феноменах. Я устала, устала и всё настолько опротивело, что сама смерть с её ужасными первыми часами мне желанней, чем всё это. Да пусть целый мир, кроме нескольких друзей и моих индусов-оккультистов, считает меня мошенницей. Я не стану отрицать — даже глядя им в лицо. Так и передайте м-ру Майерсу и всем остальным.

Ещё раз прощайте. Пусть в жизни Вашей будут счастье и процветание, а здоровье у миссис С. на склоне лет окажется крепче, чем в молодые годы. Простите за всё беспокойство, что, возможно, причинила я Вам и — забудьте.

Ваша до конца

Е.П. Блаватская


Предыдущее письмо № 63 Оглавление Следующее письмо № 65
(предположительная хронологическая последовательность)


Сноски


  1. Сам. № 157, КА № 134 (примеч. перев.).
  2. Письмо написано 17 марта 1885 г. (RG, 304, и ML, TUP, 468) (примеч. перев.).
  3. Вероятно, имеется в виду преп. Джозеф Кук, бостонский проповедник, который одно время разделял идеи спиритуализма, однако после приезда в Индию в 1882 году он выступил с осуждением как спиритуализма, так и теософии (см. RG, 322) (примеч. перев.).
  4. Вероятно, Е.П.Б. хотела сказать “эпилог” (примеч. перев.).
  5. То есть о том, как происходит этот оккультный процесс передачи и получения писем (примеч. перев.).
  6. Имеется в виду второй способ (примеч. перев.).
  7. Марк 9,24 (примеч. перев.).
  8. Фредерик Уильям Генри Майерс (Frederic William Henry Myers, 1843–1901) — поэт, филолог, член Т.О. Основатель Общества психических исследований (см. ML, Wiki) (примеч. перев.).