письмо № 101
| от кого: | Кут Хуми Лал Сингх | написано 31.12.1882 из: Мадрас, Индия |
|
кому: |
Синнетт Альфред Перси | получено 6 января 1883 в: Аллахабад, Индия |
содержание: О Ч.К. Мэсси. Опасности, угрожающие Британскому теософскому обществу. Инсинуации Хьюма. Хьюм и его истинная моральная сущность.
Мой дорогой друг!
Я подхожу к предмету, которого умышленно избегал многие месяцы, пока не собрал доказательства, которые даже на ваш взгляд покажутся убедительными. Как вы знаете, мы не всегда одинаково мыслим, а также то, что для нас является фактом, не имеет в ваших глазах никакого веса, если оно никоим образом не нарушает западных методов суждения о нем. Но теперь настало время, когда мы должны пытаться заставить вас лучше понимать нас, чем до сих пор понимали даже некоторые из лучших и наиболее серьезных западных теософов, например Ч.К. Мэсси. И хотя я менее всех стремлюсь, чтобы вы следовали за мной как за вашим «пророком» и «вдохновителем», я все же был бы истинно огорчен, если бы вы дошли до того, что стали бы считать меня «моральным парадоксом», допуская, что я или виноват в том, что приписываю себе силы, которых никогда не имел, или злоупотребляю ими, чтобы скрыть недостойные цели, так же как и недостойных лиц. Письмо мистера Мэсси объясняет вам, что я хочу сказать; то, что ему кажется убедительным доказательством и безупречной уликой, для меня ни то, ни другое, так как я знаю всю истину. В последний день вашего 1882 года его имя стоит третьим в списке неудач — то, что (спешу это сказать, опасаясь нового недоразумения) не имеет никакого отношения к предполагаемому учреждению нового Отделения в Лондоне, а связано — только с его личным прогрессом. Я глубоко об этом сожалею, но не имею права привязываться настолько крепко к какой-либо персоне или персонам благодаря личной симпатии и уважению, чтобы лишать свою работу поступательного движения, стать неспособным повести остальных к чему-то более великому и благородному, нежели их нынешние убеждения. Поэтому я предпочитаю оставить их при нынешних заблуждениях. Вкратце дело заключается в следующем: мистер Мэсси находится во власти весьма странных, неправильных представлений и в последнее время «видит сны», хотя он и не медиум, как его друг, мистер С. Мозес. При всем том он благороднейший, чистейший, короче, один из лучших людей, которых я только знаю, хотя при случае слишком расположен верить ложным данным. Но у него совершенно отсутствует правильная интуиция. Она придет к нему позднее, когда не будет ни Е.П.Б., ни Олькотта. До этого времени — запомните и скажите ему это — мы не требуем ни преданности, ни признания нас (ни публичного, ни личного), а также не хотим ни иметь каких-либо дел с Британским отделением, ни разговаривать с его членами, кроме как через вас. Четыре европейца были взяты на испытание двенадцать месяцев назад. Из этих четырех только вы один были найдены достойным доверия. В этом году вместо индивидуумов будут подвергнуты испытанию [теософские] общества. Результат будет зависеть от их коллективной работы, и мистер Мэсси ошибается, надеясь, что я готовлюсь присоединиться к пестрой толпе «вдохновителей» миссис К[ингсфорд]. Пусть они останутся под личинами Иоаннов Крестителей и тому подобных библейских аристократов. Лишь бы они изучали наши доктрины — хотя и примешанными чужими плевелами, — и многое будет достигнуто. Ч.К.М. хочет Света, — приглашаем его к нему — через вас. Если это все, чего он хочет, то какая для него разница, считает ли он, что у «светоносца», передающего вам свой факел, чистые или нечистые руки, если на самом свете это никак не сказывается? Только разрешите вас предостеречь. Дело это такое незначительное, что кажется невинным проявлением женского тщеславия, но, если его сразу не откорректировать, оно может привести к очень плохим последствиям. В одном письме миссис Кингсфорд к мистеру Мэсси, условно принимая доминирование Британского теософского общества, она выказывает свою уверенность — нет, указывает как на неоспоримый факт, — что до появления «Пути Совершенства» никто «не знал, как восточная школа понимает перевоплощение», и добавляет: «видя, как много рассказано в этой книге, Адепты спешат отпереть свои собственные сокровища, которыми они так неохотно делились до сих пор» (как пишет Н.Х.[1])». Мистер Мэсси полностью согласен с этой теорией и подкатывает к этой леди с ловким комплиментом, который сделал бы честь дипломату. «Вероятно, пишет он, — чувствуется (Братьями), что община, в которой мог появиться и быть принят такой труд, как “Путь Совершенства”, подготовлена к принятию света»! Ну а теперь, дай только этой идее ход, и все это обратится в секту, школу высокоценимой писательницы, которая, хотя и является представительницей пятого Круга, несвободна от значительной дозы тщеславия и деспотизма, а отсюда и фанатизма. Таким образом, неправильное представление возвеличивается, ему придается неуместная важность. Этим наносится вред ее собственному духовному состоянию. Происходит стимуляция спящего в ней чувства собственного мессианства; и вами будет создано препятствие делу свободного, обширного и независимого исследования, которое ее «вдохновители» — как и мы, — желают продвинуть. Напишите же мистеру Мэсси правду, добрый друг. Расскажите ему, что вы знали о восточных взглядах на перевоплощение за много месяцев до появления сочинения, о котором идет речь, так как еще 18 месяцев назад, в июле, вас начали учить, в чем заключается разница между перевоплощением по Алану Кардеку, или возрождением личности, и перевоплощением духовной Монады. Эта разница была вам указана впервые 5 июля в Бомбее. А чтобы устранить другое ее беспокойство, скажите ей, что никакой верности Братьям от нее не ожидают (да и не примут, даже если она и будет предложена), поскольку у нас сейчас нет намерений продолжать эксперименты с европейцами и мы не будем использовать другого канала, кроме вас, для передачи нашей философии Архатов. Намеченный эксперимент с мистером Хьюмом в 1882 году провалился весьма печально. Более, чем к вашему Рену[2], к нам приложим девиз «festina lente!»[3].
А теперь, пожалуйста, последуйте за мною в более глубокие воды. Неустойчивый, колеблющийся, подозрительный кандидат на одном конце линии; явный беспринципный (я произношу это слово и настаиваю на нем) мстительный враг на другом конце, — и вы согласитесь, что между Лондоном и Симлой мы не склонны казаться ни очень привлекательными, ни истинным светом. Нас лично такое положение вещей вряд ли может лишить сна; что же касается будущего прогресса Британского теософского общества и некоторых теософов, ток враждебности, пробегающий между обоими полюсами, непременно будет влиять на всех встречающихся на его пути, даже, возможно, и на вас самого. Кто из вас мог не поверить подробным сообщениям двух «джентльменов», отмеченных своим выдающимся интеллектом, один из которых, по крайней мере, столь же не способен произносить ложь, как и летать по воздуху? Таким образом, несмотря на конец цикла, налицо большая опасность для Британского теософского общества и для вас самого. Сейчас для Общества никакого вреда не может произойти; но много будет интриг в связи с предполагаемым Отделением и теми, кто его поддерживает, если не снабдить вас и мистера Мэсси некоторыми фактами и ключом к истинному положению вещей. Теперь, если по некоторым весьма основательным причинам мне приходится оставить Ч.К.М. в заблуждении по поводу вины Е.П.Б. и моей собственной моральной шаткости, настало время показать вам мистера Хьюма в его истинном свете, убирая, таким образом, с дороги одного фальшивого свидетеля против нас. В то же время я глубоко сожалею о том, что обязан, по правилам нашего Ордена и согласно моему собственному понятию о чести (как бы мало оно ни стоило в глазах европейцев), молчать в настоящее время о некоторых фактах, которые сразу открыли бы Ч.К.М., как глубоко он ошибается. Для вас не будет новостью, если я скажу, что, когда «Эклектик» формировался, именно позиция Хьюма заставила наших Руководителей свести Ферна и Хьюма вместе. Последний с жаром упрекал нас за отказ принять в ученики его самого и этого приятного, красивого, стремящегося к духовности и истине парня — Ферна. Ежедневно нам диктовались законы и выговаривалось за неспособность понимать наши собственные интересы. И для вас не будет новостью — хотя это может шокировать и вызвать отвращение, — что эти двое были самым тесным образом соединены, чтобы выявить их обоюдные добродетели и недостатки, чтобы каждый засиял своим истинным светом. Таковы законы восточного испытания. Ферн был более интересным психическим субъектом, по своей природе весьма склонным к духовности, но он был испорчен иезуитскими учителями, и притом шестой и седьмой принципы в нем находились в совершенно спящем состоянии, они были парализованы. У него не было никакого понятия о том, что правильно, а что нет. Короче — он был безответственным в отношении всего, кроме прямых произвольных действий животного человека. Я бы не стал обременять себя таким субъектом, зная заранее, что он непременно провалится. М. согласился потому, что Руководители так хотели. И он считал, что будет хорошо и полезно показать вам моральную силу и цену того, кого вы назвали своим другом.
Вы думаете, что мистер Хьюм, хотя и не обладает тончайшими лучшими чувствами джентльмена, все же является таковым по своим манерам так же, как и по рождению. Я не претендую на весьма основательное знание западного кодекса чести. Все же я сомневаюсь, является ли джентльменом человек, который во время отсутствия владельца частных писем пользуется ключом, добытым из кармана беззаботно брошенной на веранде во время работы жилетки, открывает этим ключом ящик письменного стола, читает частные письма этого лица, делает выписки из них и затем превращает содержимое выписок в орудие своей ненависти и мстительности против того, кто это написал. Я сомневаюсь, что даже на Западе стали бы рассматривать такого человека как идеал среднего джентльмена. Это, и гораздо большее — я утверждаю — было проделано мистером Хьюмом. Если бы я вам это сказал в прошлом августе, вы бы ни за что мне не поверили. А теперь я в состоянии доказать вам это благодаря его собственной подписи. Дважды поймав Xьюма за тем же бесчестным занятием, мой Брат М. написал (или побудил Дамодара написать) письмо Ферну, вложив туда копию письма мистера Xьюма ко мне. Знание их содержания должно было выявить, когда настанет время, истинные джентльменские манеры и честность того, кто ставит себя так высоко над человечеством. Теперь он попался в собственные сети. Проявленные им в одном письме Олькотту ненависть и неодолимая жажда к оскорблению и очернению человека, который выше всех своих умалителей, привели мистера Хьюма к неблагоразумному признанию. Будучи пойман и загнан в угол, он прибегает к голой, наглой лжи.
Я собираюсь после этого предварительного entreé en matière[4] и необходимых пояснений ознакомить вас с некоторыми выписками из его частных писем, не предназначенных для ваших глаз, но тем не менее далеко не «конфиденциальных», так как почти в каждом из этих писем мистер Хьюм просит адресата давать их читать другим теософам. Надеюсь, вы из-за этого не припишете мне «неджентльменских манер». Что касается всех других людей, то, поскольку в нынешнее время общепризнанным джентльменом часто является низкий негодяй, чья благородная внешность прикрывает душу злодея, пусть они думают обо мне, что хотят. Эти выписки я даю вам, потому что становится совершенно необходимым, чтобы вы были правильно информированы об истинной натуре того, кто теперь проводит свое время в писании писем лондонским теософам и кандидатам в члены Общества с определенной целью — настроить каждого мистика Запада против Братства «атеистов, лицемеров и колдунов». Это поможет вам знать, как направить свои действия в случае возможных непредвиденных обстоятельств и зла, причиняемого вашим другом и нашим доброжелателем, который, осуждая моего Брата, моего более чем друга, как вора, труса, лгуна и воплощение низости, оскорбляет меня словами сочувственной похвалы, которую, он думает, я способен предательски принять и быть настолько слабоумным, чтобы не оценить ее по достоинству. Имейте в виду, что против подобного «друга» следует принимать такие же меры предосторожности, как против дуэлянта, носящего латы под рубашкой. За ним числится много добрых деяний, но пороков гораздо больше. Первые всегда вызывались чрезмерным самолюбием и воинственностью; и если еще не решилось окончательно, что станет той движущей силой, которая определит его следующее воплощение, мы можем пророчествовать с полной уверенностью, что ни в коем случае он не станет Адептом ни в этой, ни в следующей жизни. Его «духовным» стремлениям была дана полная возможность развиваться. Он был подвергнут испытанию, какому все должны подвергаться, подобно бедному мотыльку, который был опален пламенем свечи в Ротни Касл вместе с подобными ему; но победителем в этой борьбе за адептство всегда оказывалось его «Я», и только «Я». Его мозговые видения всегда рисовали перед ним изображение нового Возродителя Человечества вместо «Братьев», чье невежество и черно-магические деяния он «обнаружил». Этот новый Аватар живет не в Альморе, а в Джекко. Таким образом, демон Тщеславия, — тот самый, что погубил Даянанда, губит нашего бывшего друга и подготавливает его к нападению на нас и на Теософское общество, нападению более свирепому, чем совершил свами. Однако будущее может само позаботиться о себе. Теперь мне приходится беспокоить вас только вышеуказанными данными. Теперь вы, возможно, понимаете, что заставило меня собирать доказательства лживости и коварства его натуры в минувшем октябре. Ничто, мой друг, даже деяния, кажущиеся абсурдными и предосудительными, не делается нами бесцельно.
Первого декабря мистер Х. в письме полковнику О. написал о нас: «Что касается Братьев, я питаю искреннюю привязанность к К.Х. и всегда буду питать таковую, а что касается других, у меня нет сомнения, что они очень хорошие люди и действуют соответственно со своими идеалами. Но что до их системы, я, конечно, придерживаюсь совершенно противоположных взглядов... Но это не имеет никакого отношения к экзотерическим практическим целям Теософского общества, в содействии и достижении которых я могу сердечно сотрудничать с вашими добрыми Братьями, и т.д.».
Восемью днями ранее (22 ноября) он даже написал П. Шринавасу Роу, судье в Мадрасе: «Я нахожу, что Братство представляет собою сборище безнравственных эгоистичных людей, не интересующихся, как организация, ничем другим, как только собственным духовным развитием (имейте в виду, что в этом отношении К.Х. является исключением, но он, я полагаю, только единственный), а их система — система обмана, обильно насыщенная колдовством (!), так как они используют призраков, то есть элементалов, для производства своих феноменов. Что касается обмана, то, как только человек стал челой и дал требуемые ими обеты, вы не можете верить ни одному слову, которое он говорит... он будет лгать систематически. В отношении колдовства — дело в том, что до Цзон-Ка-Па... они были сборищем явных мерзких колдунов... Каждый чела — раб, раб самого отвратительного свойства: раб в мыслях, так же как и в словах и делах... Наше Общество… является зданием с благородным внешним видом, но построенным не на вековой скале, а на зыбучем песке атеизма, — окрашенным гробом, красивым… а внутри полным костей мертвых и всякой нечистоты разрушительной иезуитской системы….. Вы вольны использовать это письмо по своему усмотрению среди членов Общества, и т.д.»
Девятого числа того же месяца он писал Олькотту о «явном эгоизме Братства, преследующего только цель своего духовного развития».
Восьмого сентября в письме к двенадцати ученикам (тем самым, на которых он указывает в письме судье Шринавасу Роу как на лгунов, попавших в рабство, после получения от них раздраженного, откровенного коллективного ответа на вышеуказанное дипломатическое письмо) он написал, как вы знаете, что «не ожидал, что европеец прочитает между строк» о его заговоре в письме, помещенном в «Теософе»; но что «группа браминов… тончайших умов в мире… не простых браминов, а людей высочайшего, благороднейшего воспитания и т.д.(!!) могут быть уверены, что я (он) никогда ничего не скажу такого, что будет не в пользу Братьев, Общества и всех его целей»… (Таким образом, выходит, что обвинения в колдовстве и бесчестии идут «на пользу» азиатским Адептам). В этом самом письме, если вы помните, он добавляет, что это «наиболее действенное оружие для обращения неверующих дома», что он, «конечно, надеялся» (путем помещения этого письма в «Теософе») «включить и нашу дорогую Старую Леди — я не мог включить ее в заговор», и т.д., и т.п.
При всем его коварстве и хитрости, он в самом деле, кажется, страдает недостатком памяти. Он не только не включил «дорогую Старую Леди» в заговор в длинном частном письме, написанном ей спустя несколько часов после того, как упомянутое «действенное оружие» было отослано для опубликования (письме, посланном ею вам, но потерянном вами при упаковке вашего багажа в Симле), но и, против своего обыкновения, написал несколько слов пояснения на обратной стороне упомянутого «письма». Оно сохранено Дамодаром, как и другие рукописи, и там написано: «Пожалуйста, печатайте это тщательно и без изменений. Оно прекрасно ответит на письмо Дэвисона и на другие письма из дома...» (выдержки из этих писем были вложены в его рукопись). «Мы не сможем продержаться долго, я боюсь, но намеки, подобные этим, помогут затормозить падение» и т.д.
Выковав, таким образом, наиболее действенное оружие для обращения «неверных дома» в том, что касается нашего действительного существования, и вследствие этого не будучи в состоянии это отрицать, — какое может быть лучшее противоядие, как не прибавить к заключающимся в нем намекам полное и ясно выраженное обвинение в колдовстве и т.д.?
Будучи обвиненным двенадцатью учениками в умышленной фальсификации фактов в отношении «дорогой Старой Леди», которую он, несмотря на все свои утверждения о противном, «включил в заговор», он уверяет в письме к Суббе Роу, что никогда этого не делал, что его письмо к «мадам» объясняет, почему и по каким причинам то его «письмо», подписанное «Г.Х.», было направлено и отослано ей значительно позже того, как упомянутое обличительное письмо уже «печаталось». На это Субба Роу в своем письме, служащем ответом на злостное обвинение в адрес М., ответил, цитируя те самые слова, которые были написаны на обороте, тем доказывая ему, как бесполезна дальнейшая ложь. Вы можете судить, какова теперь его любовь к Суббе Роу!
Но это еще не все. В письме от 1 декабря мистеру Олькотту (первом цитируемом письме) он ясно претендует на обладание силами Адепта. «Мне очень жаль, что я не могу физически присоединиться к вам в Бомбее, но если позволите, я тем не менее смогу, возможно, помочь вам там...» Уже в случае с Ферном он пишет: «Это совершенный хаос, и никто не в состоянии сказать, что от чего происходит...» И несколько писем по этому предмету изобилуют признаниями, что у него нет способности понять, что происходило в течение «прошедших шести месяцев». Совсем наоборот, казалось бы, так как в одном письме ко мне в этот период он описывает себя как находящегося «духовно не на одном уровне с ним (Ферном), Синнеттом» и другими. Он не осмелился хвастаться мне о своем духовном ясновидении, но теперь, когда он «порвал навсегда с тибетскими колдунами», его дремлющие адептские способности вдруг развились в чудовищном объеме. Они, должно быть, уже с рождения были удивительно велики, так как он сообщает Олькотту (в том же письме), что «некоторое количество занятий пранаямой в течение нескольких месяцев (всего шесть недель) было необходимо, чтобы снова обеспечить умение сосредотачиваться... Я прошел эту стадию, и я теперь йог»...
Обвинение, ныне предъявляемое ему, носит настолько серьезный характер, что я никогда бы не потребовал от вас поверить ему только на основании моего утверждения. Отсюда это длинное письмо и следующее свидетельство. Пожалуйста, читайте с величайшим вниманием и выводите ваши заключения, базируясь исключительно на этом свидетельстве.
В своем июльском письме ко мне Хьюм вменяет нам в вину лживое поведение Ферна, его притворные видения и несуществующие «вдохновения» от нас. А в письме мистеру Олькотту от 1 декабря он обвиняет Морию, моего любимого брата, якобы действующего «наиболее бесчестным образом», добавляя, что он «перестал смотреть на него как на джентльмена из-за того, что он заставил Дамодара... послать Ферну копию моего конфиденциального сообщения о нем». Это он рассматривает как «бесчестное нарушение доверия», такое грубое, что «Мория боялся (!!), как бы даже К.Х. не узнал, как он украл и нехорошо употребил мое письмо. К.Х. джентльмен, я уверен, и стал бы с презрением смотреть на такой низкий поступок». Несомненно, я бы так и смотрел, если бы это было проделано без моего ведома и если бы не было абсолютно необходимо — в свете ясно предвидимых событий — заставить мистера Хьюма выдать себя и таким образом воспрепятствовать влиянию его мстительной натуры. Письмо, с которого была снята копия, не было отмечено как доверительное, и там имеются слова: «Я готов сказать это Ферну в лицо в любой день». Однако неизмеримое злоупотребление и его воистину святое и джентльменское возмущение по поводу «предательства» М. сопровождаются следующими словами признания (Ферн находился в Бомбее, и Хьюм опасался справедливого протеста даже «негодяя»), весьма поразительного, как вы увидите: «…Ферн, я должен отдать ему справедливость, не знает пока, что я об этом знал», то есть о письме, украденном М. и посланном Ферну через Дамодара. Короче, выясняется, что мистер Хьюм обладал средством прочитать содержание личного письма на имя Ферна с пометкой «заказное», посланного через него (Хьюма) и хранившегося в выдвижном ящике стола у него дома. Доказательство полное, так как он сам его предъявляет. Но каким же образом? Конечно, он прочитал или физическое содержание письма естественным зрением, или его астральную сущность с помощью трансцендентной силы. Если последнее, то каким коротким форсированным методом была психическая сила этого «йога», который в прошлом июле был «духовно не на одном уровне» с вами или даже Ферном, вдруг доведена до полного расцвета и плодоношения, когда даже нам, тренированным «колдунам», требуется десять-пятнадцать лет на ее приобретение? Кроме того, если это и другие письма Ферну были представлены ему в «астральном свете» (как он утверждает в своем письме на запрос полковника Олькотта, который при сем прилагается), как тогда могло случиться, что благодетельный гений Альмора (через посредство которого он приобрел такие огромные способности) мог заставить его списывать содержание слово в слово и помнить только те письма, которые хранились Ферном, в соответствии с категоричными приказаниями М., в его письменном столе в доме мистера Хьюма? Почему бы ему не повторить хоть слово из более важных (для него) писем, посланных моим Братом «челе на испытании», которые последнему запрещалось хранить в Ротни Касл[5] и указывалось тщательно запереть их в письменном столе собственного дома? Эти вопросы, возникшие волей М. в уме Олькотта, он без обиняков задал мистеру Хьюму. Будучи челой М. и уважая его как Отца и Наставника, он очень правильно поставил этому Censor Elegantiarum[6] прямой вопрос, не он ли сам виновен в этом чрезвычайно «бесчестном» нарушении джентльменского поведения, на которое жалуется в случае с М.? (И притом несправедливо, как вы теперь видите, ибо то, что он делал, было мною одобрено, так как это была необходимая часть заранее составленного плана с целью выявить, кроме истинной натуры мистера Хьюма, также позорное положение, образовавшееся вследствие порочных склонностей, глупых поступков и кармы различных слабых людишек, имея конечную цель добра, как вы обнаружите.)
У нас нет джентльменов, во всяком случае, теперь в Тибете, которые поднялись бы до стандарта Симлы, хотя у нас много честных и правдивых людей. На поставленный мистером Олькоттом вопрос пришел ответ, настолько смердящий умышленной голой фальшью, глупым тщеславием и настолько жалкий — как попытка оправдаться единственно возможным способом в том, что он без ведома владельца читал его частную корреспонденцию, — что я попросил М. достать для меня это письмо, чтобы вам его прочесть. После прочтения будьте добры вернуть его мне через Дарбагири Ната, который будет в Мадрасе через неделю.
Я выполнил неприятную и противную задачу, но многое будет достигнуто, если это поможет вам нас лучше узнать — пусть ваши европейские стандарты того, что правильно и неправильно, и склонят чаши весов в вашем мнении в ту или другую сторону. Возможно, вы окажетесь в положении Ч.К.М., сожалея, что вам приходится или согласиться с таким «прискорбным моральным парадоксом», как я, или навсегда отказаться от него. Никто бы об этом не сожалел больше, чем я, но наши Правила оказались мудрыми и благодатными для мира, в конце концов, а мир в целом и его индивидуальные представители в особенности настолько безнравственны, что с каждым приходится бороться его же собственным оружием.
Судя по тому, как дела обстоят сейчас, и учитывая, что мы не хотели бы допустить слишком большого промедления, кажется желательным, чтобы вы отправились на несколько месяцев домой — скажем, до июня. Если вы не поедете в Лондон и с помощью Ч.К.М. не объясните истинного положения и не учредите Общество сами, письма Хьюма наделают слишком много вреда, чтобы потом можно было его нейтрализовать. Таким образом, ваше временное отсутствие послужит двум хорошим целям: учреждению настоящего Теософского общества и спасению нескольких многообещающих индивидуумов, дальнейшее продвижение которых сейчас задерживается. Кроме того, ваше отсутствие в Индии не является чистым злом, так как друзья этой страны почувствуют потерю вас и тем более будут готовы призвать вас обратно, особенно если «Пионер» переменит тон. Часть времени вашего отдыха вы могли бы использовать для написания той или иной теософской работы. У вас теперь большой запас материалов, и если бы вы умудрились достать экземпляры дидактических текстов, данных мистеру Хьюму, то это была бы своевременная предосторожность. Он очень продуктивный писатель писем, и теперь, когда отбросил все, что его сдерживало, за ним будет вестись тщательное наблюдение. Припомните пророчество Чохана.
Сноски
- ↑ [ ...(как пишет Н.Х.). — Н.Х. — инициалы, которыми Хьюм подписал написанное им и опубликованное в сентябрьском номере журнала «Теософ» за 1882 г. клеветническое письмо против Махатм и основателей Теософского общества. На это письмо был дан ответ редактором «Теософа» — Е.П.Блаватской и письмо-протест, подписанное 12 учениками Махатм. (изд.)]
- ↑ [ Сэр Кристофер Рен (1632–1723), английский проектировщик, астроном, геометр и величайший архитектор своего времени. Спроектировал 53 лондонских церкви, в том числе собор Св. Павла. Основал Королевское научное общество. В 1673 г. был произведен в рыцари. (изд.)]
- ↑ [ Поспешай не торопясь (лат.). — Прим. ред. (изд.)]
- ↑ [ Введение в суть дела (фр.). — Прим. ред. (изд.)]
- ↑ [ Ротни Касл — дом Хьюма в Симле. — Прим. ред. (изд.)]
- ↑ [ Строгий судья элегантности (лат.). — Прим. ред. (изд.)]