письмо № 57; раздел: Раздел 3: Испытание. Ученичество
| от кого: | Кут Хуми Лал Сингх | написано 31.12.1882 из: Мадрас, Индия |
|
кому: |
Синнетт Альфред Перси | получено 6 января 1883 в: Аллахабад, Индия |
содержание: О Ч.К. Мэсси. Опасности, угрожающие Британскому теософскому обществу. Инсинуации Хьюма. Хьюм и его истинная моральная сущность.
Письмо № 57[1]
Дорогой друг мой, я сейчас подхожу к вопросу, которого умышленно не касался вот уже несколько месяцев, ожидая, пока не появятся доказательства, достаточно убедительные даже в Ваших глазах. Как Вы знаете, мы с Вами не всегда думаем одинаково, и то, что для нас является несомненным фактом, не имеет для Вас никакого веса, если он не укладывается в западные рамки доказательности. Однако настало время, когда мы должны — по крайней мере, попытаться — разъяснить Вам свою позицию, поскольку до сих пор нас не вполне верно понимали даже лучшие и честнейшие люди из числа западных теософов — такие, как, например, Ч.К. Мэсси. И хотя я был бы последним человеком на земле, если бы требовал от Вас полного единомыслия со мной, претендуя на роль некоего “пророка” или “вдохновителя”, мне, тем не менее, было бы очень жаль, если бы в Ваших глазах я оказался неким “моральным парадоксом” и Вы вынуждены были бы просто терпеть меня как обладателя неких фантастических сил, которыми я никогда на самом деле не обладал, или как повинного в злоупотреблении этими силами для того, чтобы скрыть от Вас какие-то неблаговидные цели, а равно и неблаговидные персоны.
Письмо м-ра Мэсси объяснит Вам, что́ я имею в виду: то, что представляется ему убедительным доказательством и безупречным аргументом, не является ни тем, ни другим для меня — того, кому известна вся правда целиком. В этот последний день вашего 1882 года его имя стоит на третьем месте в списке тех, кто не прошёл испытания — правда (спешу пояснить, дабы избежать нового недопонимания), это никак не связано с нынешними приготовлениями к открытию нового филиала в Лондоне,[2] но имеет самое прямое отношение к его личному росту на ниве теософии. Я глубоко сожалею об этом, но не имею никакого права привязывать себя к кому бы то ни было узами личной приязни и уважения — в противном случае они стали бы стеснять мне свободу действий, и я утратил бы способность вести остальных к чему-то более великому и благородному, чем их нынешние религиозные воззрения. А потому я предпочитаю оставить его в покое вместе со всеми его теперешними заблуждениями.
Коротко говоря, суть заключается в следующем: м-р Мэсси пребывает во власти самых странных представлений — он (буквально) “грезит наяву”, хотя, в отличие от его друга, м-ра С. Мозеса, вовсе не является медиумом. Оставаясь в целом наиблагороднейшим, наичистейшим человеком, одним из самых лучших, каких я только знаю, он, однако, порой слишком доверчиво поддаётся дурным влияниям. И, к тому же, он начисто лишён верной интуиции. Она придёт к нему позднее, когда рядом с ним уже не будет ни Е.П.Б., ни Олкотта. А до тех пор — запомните это и передайте ему — мы не будем требовать от него ни клятв верности, ни знаков признания (ни публичных, ни частных), а связываться с Британским филиалом и вести с ним любые дела мы будем только через Вас.
Двенадцать месяцев тому назад к прохождению испытательного срока были допущены четверо европейцев, и из этой четвёрки только Вы один оказались достойным нашего доверия.[3] В этом году испытания будут проходить уже не отдельные люди, а общества в целом. Конечный результат будет зависеть от их совместной работы, и м-р Мэсси заблуждается, если полагает, что я с удовольствием присоединюсь к той пёстрой толпе “вдохновителей”, что окружает миссис К[ингсфорд]. Пусть они и дальше скрываются под масками Иоанна Крестителя и других знатных библейских персонажей. Если они проповедуют наши учения, то сколько бы плевел ни примешивалось к их проповедям, в конечном счёте польза всё перевесит. Ч.К.М. жаждет света? — Милости просим, но только через Вас. Если это всё, чего он хочет, то какая ему разница, каков будет тот “светоносец”, который передаст Вам свой факел, и чистые у него руки или нет, ведь сам по себе этот свет так и останется в своей первозданной чистоте?
Однако хочу Вас предупредить об одном. Есть одна закавыка — чистая банальность, невинный знак женского тщеславия, — но из этого могут вырасти крайне неблагоприятные последствия, если дело не поправить в самом начале. В одном из своих писем м-ру Мэсси, согласившемуся условно возложить на себя функции председателя Британского Т.О., миссис Кинсфорд высказывает мысль — более того, приводит её как неоспоримый факт, — что до выхода в свет “Пути совершенства” никто “не знал, как в действительности трактует вопрос перевоплощения Восточная школа”. А далее она пишет: “Увидев, сколь много фактов приводится в этой книге, Адепты уже торопятся отпереть свои сундуки с сокровищами, которыми они “так скупо делились до сих пор” (по выражению Н.Х.[4])”. М-р Мэсси в ответ целиком соглашается с подобной версией и рассыпается перед этой дамой в комплиментах, которые сделали бы честь и полномочному послу. “Вероятно,” — пишет он, — “уже сложилось ощущение (у Братьев), что сообщество, в котором могут выходить и получать признание такие книги, как “Путь совершенства”, уже готово к свету!”
Так вот, если только эта идея получит дальнейшее хождение, то всё закончится тем, что школа высокочтимой писательницы обратится в обычную секту, и, пусть она даже и является человеком пятого круга, она всё же не вполне свободна от изрядной дозы тщеславия и деспотизма, а значит — фанатизма. И стоит только придать этому неверному представлению незаслуженную важность, стоит лишь нарушить её собственное духовное состояние, исподволь внушив ей мысль о мессианстве, и тем самым будет положен конец свободному, широкому и независимому поиску, в продолжении которого заинтересованы как её собственные “посвятители”, так и мы сами.
А потому, мой добрый друг, напишите-ка Вы м-ру Мэсси и объясните-ка ему всю правду. Скажите ему, что за несколько месяцев до выхода в свет её книги Вы уже знали восточную точку зрения по вопросу перевоплощения — ведь ещё в июле (полтора года тому назад) Вам начали объяснять разницу между перевоплощением по Аллану Кардеку, то есть новым рождением прежней личности, и перевоплощением духовной монады — а впервые на эту разницу Вам было указано ещё 5 июля в Бомбее. А чтобы успокоить её ещё больше, скажите, что никаких клятв верности “Братья” от неё не ждут (и не примут, даже если им их предложат), поскольку у нас сейчас нет намерений продолжать какие бы то ни было эксперименты с европейцами, а для передачи философии наших архатов мы будем пользоваться лишь одним-единственным каналом — через Вас. Намечавшийся эксперимент с м-ром Хьюмом в 1882 году завершился печальным провалом. Мы больше, чем Ваш Рен,[5] следуем девизу: Festina lente![6]
А вот теперь давайте взглянем на положение вещей чуть глубже. Представьте, на одном конце провода находится нетвёрдый в своих убеждениях, колеблющийся, мучимый подозрениями кандидат, а на другом — откровенно беспринципный (я настаиваю на этом слове) мстительный враг, и, согласитесь, в сообщениях между Лондоном и Симлой мы не можем выглядеть в более-менее благоприятном и тем более в истинном своём свете. Не могу сказать, что мы лично перестали спокойно спать ночами из-за такого положения вещей, но, если взглянуть на дело с точки зрения будущего развития Британского Т.О. и отдельных теософов, то этот поток враждебности, что циркулирует между двумя упомянутыми городами, не может в конечном счёте не сказаться на тех, кто оказывается на пути этого потока — возможно, даже на Вас. Кто из вас способен устоять перед недвусмысленными заявлениями двух “джентльменов”, известных своим широчайшим интеллектуальным кругозором, и не поверить, по крайней мере, одному из них, ибо он так же неспособен произнести слово неправды, как неспособен летать по воздуху? Таким образом, несмотря на то, что мы находимся в конце текущего цикла, остаётся серьёзная личная опасность для членов Британского Т.О. и Вас в том числе. Самому Обществу сейчас ничто не грозит, однако немало неприятностей может выпасть на долю вновь образуемого филиала и его сторонников, если только Вы и м-р Мэсси не получите в своё распоряжение определённые факты и ключи к пониманию истинного положения дел.
Что касается Ч.К.М., то по определённым и достаточно веским причинам я вынужден предоставить его собственным заблуждениям в отношении вины Е.П.Б. и моей собственной моральной неустойчивости. А вот если говорить о м-ре Хьюме, то время уже приспело показать Вам его в истинном свете и тем самым покончить с одним лжесвидетелем против нас. В то же время я глубоко сожалею, что, будучи связанным правилами нашего Ордена и моим собственным представлением о чести (как бы мало оно ни значило в глазах европейца), я пока не могу привести Вам некоторые факты, которые бы Вас окончательно убедили в том, насколько глубоко он заблуждается.
Я едва ли открою Вам тайну, если скажу, что при открытии Эклектического общества именно по настоянию м-ра Хьюма наши руководители свели вместе м-ра Ферна и м-ра Хьюма. Последний засыпал нас гневными упрёками за отказ принять в качестве чела его самого и этого милого, статного, устремлённого к духовности и истине молодого человека — Ферна. Не проходило и дня, чтобы нам не навязывались какие-то новые законы и мы не получали обвинения в том, что сами же не понимаем собственного интереса. Для Вас не будет новостью — пусть и отвратительной, и шокирующей —также и то, что сведены вместе они были именно для того, чтобы достоинства и недостатки каждого могли бы проявить себя в полной мере: каждый из них должен был предстать в своём истинном свете. Таковы законы, по которым кандидаты проходят испытательный срок на Востоке.
Ферн оказался превосходным сенситивом, чрезвычайно одарённым от природы, однако был испорчен учителями-иезуитами. При этом шестой и седьмой принципы оказались у него совершенно парализованными — они пребывают у него в глубокой спячке. У него отсутствуют элементарные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, одним словом — он абсолютно безответствен и во всех своих поступках он напрямую и сознательно выказывает себя животным человеком. Я лично не стал бы обременять себя занятиями с подобным субъектом, зная наперёд, что испытания он ни за что не выдержит. Но М∴ согласился, так как того пожелали наши владыки, и он посчитал полезным и необходимым показать Вам подлинный моральный облик и истинную цену человека, которого Вы зовёте свои другом.
Вам представляется дело так: да, пусть ему не хватает некоторой утончённости, некоторого благородства чувств, но всё-таки по своим природным инстинктам да и по своему происхождению он — несомненно, джентльмен. Я не могу претендовать на глубокое знание кодекса чести, принятого у западных народов. Тем не менее, я сомневаюсь, можно ли даже по самым средним западным меркам считать джентльменом человека, который, например, в отсутствие хозяина неких частных писем завладевает ключом, достав его из кармана беззаботно оставленной на веранде жилетки, открывает им ящик письменного стола, читает частные письма этого человека, делает из них кое-какие выписки, а затем использует их содержание как собственное оружие ради утоления ненависти и чувства мести по отношению к их автору?
А я утверждаю: именно это — и далеко не только это — было совершено м-ром Хьюмом. Расскажи я Вам об этом ещё в августе прошлого года, Вы ни за что не поверили бы мне. Сегодня, однако, я готов это доказать — а подтверждением может служить его собственноручная подпись. После того, как он был дважды захвачен M∴ за этим почтенным занятием, Брат мой специально написал (вернее, попросил Дамодара специально написать) определённое письмо Ферну, вложив в него копию письма м-ра Х., адресованного мне. А знакомство его с содержанием этого письма должно было в нужное время разоблачить истинные благородные инстинкты и честность человека, ставящего себя столь высоко над всем остальным человечеством. Он теперь запутался в собственных сетях. Проявившиеся в письме к Олкотту чувство ненависти и ненасытная жажда оскорбить и изничтожить того, кто стоит столь неизмеримо выше всех его клеветников, заставили м-ра Хьюма сделать одно неосторожное признание. Когда же он бывает пойман и припёрт к стенке, то обращается к самой отъявленной, самой неприкрытой лжи.
А теперь, после этого предварительного entrée en matière[7] и необходимого объяснения, я хочу познакомить Вас с отрывками из нескольких частных писем — письма эти, хоть они и не были предназначены для Ваших глаз, вовсе не являются “конфиденциальными”, поскольку почти в каждом из них м-р Х. просит своего адресата ознакомить с ними других теософов. Надеюсь, Вы не станете вменять мне это в вину как признак “неджентльменских инстинктов”. А это сейчас можно сделать каждому второму, поскольку в наши дни любой человек, слывущий “джентльменом”, зачастую оказывается презренным негодяем, а под внешним обликом джентльмена зачастую скрывается низкая душонка — а посему мне совершенно всё равно, как я выгляжу в чьих-либо глазах.
Фрагменты же эти я сообщаю Вам потому, что становится насущно необходимым, чтобы Вы были верно осведомлены об истинном характере человека, который теперь только тем и занят, что пишет письма лондонским теософам и кандидатам в члены Т.О. с вполне определённой целью настроить каждого мистика на Западе против некоего Братства “атеистов, лицемеров и чародеев”. Они помогут Вам в выборе правильных действий на случай возникновения непредвиденных обстоятельств или интриг, затеваемых Вашим другом и нашим “доброжелателем”, который не только позволяет себе очернять моего Брата — а не просто друга! — называя его мелким воришкой, трусом, лжецом и воплощением низости, но ещё и оскорбляет меня своими слёзными похвалами, полагая, будто я, как изменник, на них клюну и, как глупец, приму за чистую монету. Запомните — такого друга необходимо опасаться не меньше, чем дуэлянта, носящего под рубашкой железный панцирь.
Добрых дел на его счету немало, но гораздо больше за ним числится пороков. Что до первых, то все они, как правило, проистекали из его безмерной любви к собственной персоне и внутренней агрессивности, и если пока ещё неясно, какая из его сторон окончательно возьмёт верх над движущей им силой, которая-то и определит всё его следующее воплощение, то мы можем уже сейчас предсказать с полной уверенностью, что не быть ему Адептом ни в этой, ни в будущей его жизни. Он получил все возможности для развития своих “духовных” устремлений. Он был подвергнут испытанию, как и все остальные, — так изучался и несчастный мотылёк, опаливший свои крылья в огне свечи в Ротни Касл[8] и связанных с ним организаций, — но победителем в этой борьбе за посвящение в Адепты всегда выходило “Я” и одно только “Я”. В тех видениях, что нарисовал ему собственный его мозг, он видит себя в образе нового Обновителя Человечества, явившегося, чтобы сменить собою “Братьев”, которых он легко раскусил как невежд и чёрных магов. Этот новоявленный аватар живёт теперь не в Альморе, а в Джекко.[9] Но тот же демон — демон Тщеславия — что разрушил Даянанда, теперь разрушает и нашего бывшего “друга”, приготовляя его к нападению на нас и на Т.О. с ещё большей яростью, чем это делал Свами.
Однако будущее может само позаботиться о себе. Я же должен буду лишь потревожить Вас, изложив обещанные выше факты. И теперь Вы, возможно, поймёте, почему ещё в октябре прошлого года мне было поручено собрать доказательства лживости и коварства его натуры. Всё, что мы делаем, мой друг, — даже то, что на первый взгляд кажется нелепым и предосудительным, — делается нами не без определённой цели.
1 декабря в своём письме полковнику О. м-р Х. писал о нас следующее: “Что же до Братьев, то я питаю и всегда буду питать искреннюю симпатию к К.Х., да и остальные, не сомневаюсь, — всё это очень добрые люди, действующие согласно своим идеалам. Но что касается их системы, то я, разумеется, решительно возражаю против неё . . . Впрочем, это не имеет никакого отношения к тем экзотерическим практическим целям Т.О., в осуществлении которых я всем сердцем и с радостью могу сотрудничать с Вашими добрыми Братьями” и проч. и проч.
А за восемь дней до этого (22 ноября) вот что он написал мадрасскому судье П. Шриневасу Роу: “Я нахожу, что Братство представляет собой сборище отъявленных эгоистов, у которых только одна забота: их собственное духовное развитие (заметьте, К.Х. в этом отношении составляет исключение и, полагаю, единственное), а вся их система — это сплошной обман, густо замешенный на колдовстве (!), поскольку для своих феноменов они используют призраков, то есть элементалов. Что касается обмана, то как только человек становится чела, связанным клятвой, которую они требуют от него, с этой минуты вы уже не можете верить ни единому его слову . . . он будет лгать систематически. А что до колдовства, то, как известно, вплоть до времён Цонкапы . . . они оставались сборищем безжалостных отъявленных колдунов . . . Любой чела — это раб, раб в самом отвратительном смысле этого слова: раб в мыслях, раб в словах и поступках . . . Наше Общество . . . — это здание лишь с благородным внешним видом, однако оно возведено не на вековых камнях, а на ползучих песках атеизма, оно подобно окрашенному гробу, который очень ярок снаружи . . , но внутри полон обмана и костей мёртвых[10] злотворной, по-иезуитски устроенной системы . . . Вы вольны в рамках Общества распорядиться этим письмом по собственному усмотрению” и проч.
9-го числа того же месяца в письме м-ру О. он писал об “откровенном эгоизме Братства, целиком сосредоточившегося на собственном духовном развитии”.
8 сентября в письме к двенадцати чела[11] (к тем самым, которых он называл лжецами и бесправными рабами в письме к судье П. Шриневасу Роу от 22 ноября после получения от них вызывающе прямолинейного совместного ответа на его вышеупомянутое “дипломатическое” послание) он, как Вы знаете, писал, что “ему не следовало полагать, будто лишь кто-то из числа европейцев может так истолковать его строки” (как заговор в виде опубликованного в “Теософисте” письма Н.Х.), но только не “узкий круг браминов . . . проницательнейших в мире умов . . . не обычных браминов, а людей, прошедших высочайшее и благороднейшее обучение (!!!)” и проч. Они “могут пребывать в полной уверенности, что я (то есть он) никогда ни словом, ни делом не нанесу вреда Братьям, Обществу и всем их целям” (а значит, надо полагать, своими обвинениями в колдовстве и бесчестности он не нанёс никакого “вреда” азиатским Адептам). В том же письме, если Вы помните, он ниже пишет: “Это самое действенное из всего выкованного на сегодняшний день оружия, которое позволит обратить в свою веру ещё больше людей у нас дома” и он “разумеется, собирался” (очевидно, своим письмом в “Теософист”) “привлечь на свою сторону нашу дорогую старушку — ведь не мог же я вовлечь её в заговор?” и проч. и проч.
При всей своей хитроумной дипломатии он, кажется, действительно страдает короткой памятью. Он не только вовлёк “дорогую старушку” в заговор, написав ей длинное частное письмо буквально несколько часов спустя после того, как вышеупомянутое “действенное оружие” было отправлено для публикации (это письмо она отправила Вам, но Вы его потеряли, пока паковали вещи перед отъездом из Симлы), но, более того, в горячке он добавил ещё несколько пояснительных слов, написав их на обороте упомянутого “Письма”. Оно, как и любая другая рукопись, сохранилось, благодаря Дамодару, и в сделанной им [Хьюмом — перев.] приписке говорится следующее: “Напечатайте, пожалуйста, всё, как есть, без изменения. Это послужит великолепным ответом на письмо Дэвисона[12] и на другие письма из дома”. (Выдержки из этих писем прилагались к его письму). . . “Боюсь, мы не сможем долго помогать — но советы вроде этих помогут смягчить удар при провале” и проч. и проч.
Вот так и выковал он это “самое действенное оружие, которое позволит обратить в свою веру ещё больше людей у нас дома” — очевидно, чтобы ни у кого больше не оставалось сомнений в том, что мы действительно существуем. С той самой минуты он уже не мог более отрицать этого, но в качестве противоядия к сказанному что ещё он мог бы с успехом использовать против нас, как не подробные и тщательно продуманные обвинения в колдовстве и проч., которые он присовокупил к уже содержавшимся в письме советам?
Когда же на своё письмо к 12 чела он получил от них коллективный ответ, где они обвинили его в намеренной фальсификации фактов, связанных с “дорогой старушкой”, которую он — как бы он этого ни отрицал — всё-таки “вовлёк в заговор”, он в своём письме Субба Роу пишет, что не делал этого. Что письмо его к “Мадам”, объясняющее все причины и основания, по которым он написал то “Письмо”, подписанное инициалами “Н.Х.”, якобы было им написано и отправлено ей в тот момент, когда указанное обличительное Письмо “давным-давно находилось уже в типографии”. На это Субба Роу, в письме к которому он [Хьюм — перев.] обливал обвинениями и грязью М∴, ответил ему своим письмом, в котором процитировал те самые слова, которые он написал на обороте собственного его послания, показав ему тем самым бесполезность дальнейшей лжи. И полюбуйтесь, как “полюбил” он с тех пор Субба Роу!
А вот Вам и весь букет. В своём письме м-ру Олкотту от 1 декабря (в самом первом упомянутом выше письме) он отчётливо заявляет о себе как о человеке, обладающем способностями Адепта. “Жаль, что не смогу в своём [физическом] теле присоединиться к Вам в Бомбее — но если мне будет позволено, то, вероятно, я смогу помочь Вам там . . .” Правда, говоря о Ферне, он признаётся: “Всё — сплошной хаос, и ни одна живая душа не сможет точно сказать, что ещё должно случиться, а чего нет”. Да и нескольких других его писем на ту же тему полным-полны признаниями, свидетельствующими о его неспособности понять, что́ же на самом деле происходило “в течение последних шести месяцев”. Казалось бы, он противоречит самому же себе, поскольку в одном из писем того же периода признаётся, что “в духовном отношении ему далеко до него (Ферна), Синнетта” и других. Он не посмел тогда хвалиться передо мной своим духовным ясновидением, но теперь, когда он “навсегда порвал с тибетскими колдунами”, заложенные в нём потенциальные способности Адепта достигли вдруг прямо-таки чудовищных масштабов. Они, судя по всему, были в чудесном изобилии даны ему от рождения, поскольку он пишет Олкотту (в том же письме): “известные занятия пранаямой в течение нескольких месяцев (шести недель в общем итоге) мне понадобились лишь в начале для достижения необходимой концентрации внимания . . . Но я уже миновал этот этап — и вот теперь я настоящий йог”.
Выдвигаемые против него обвинения столь тяжки, что я никогда не стал бы просить Вас поверить им на основе одних лишь наших голословных утверждений. Вот почему Вам и представлено это длинное письмо и дальнейшие доказательства — ознакомьтесь с ними с предельным вниманием и сделайте собственные выводы, опираясь только на приведённые факты.
В своём июльском письме ко мне он вменяет нам в вину целый ряд ложных сообщений со стороны Ферна и его псевдо-видений — всё это якобы было внушено ему нами, а в письме м-ру Олкотту (от 1 декабря) он обвиняет Морью, возлюбленного моего брата, в том, что он действовал “самым бесчестным образом”, добавив при этом, что сам он “никогда и не считал его джентльменом, поскольку тот велел Дамодару . . . отправить Ферну копию моего конфиденциального доклада о Ферне”. Он считает это “бесчестным нарушением доверия” — столь грубым, что “Морьяр побоялся (!!!) сообщить даже К.Х. о том, как он выкрал и злоупотребил моим письмом к нему. К.Х., я полагаю, — истинный джентльмен, и к столь низкому поступку отнёсся бы с глубоким презрением”. Несомненно, по мне так лучше бы этого не делать, не будь тогда — в виду легко предсказуемых событий — острейшей необходимости вывести м-ра Хьюма на чистую воду и не позволить его мстительной природе прибегнуть к своему влиянию и власти. Письмо, с которого была снята копия, не помечено как конфиденциальное, и, более того, в нём присутствуют следующие слова: “Я готов в любой день заявить об этом Ферну прямо в лицо”.
Однако вслед за этим не знающем никакой меры поношением М∴ и словами возмущения — ведь он, святая невинность и истинный джентльмен, был так оскорблён в своих лучших чувствах предательством М∴ — мы читаем следующие слова признания[13] и, как Вы увидите, весьма неожиданные и удивительные: “. . . Ферн — нужно отдать ему справедливость — до сего дня даже не догадывается о том, что я обо всём знал”, то есть о письме, “похищенном” М∴ и отправленном Ферну через Дамодара. Одним словом, получается, что м-р Хьюм обладал какой-то возможностью познакомиться с содержанием приватного письма, посланного м-ру Хьюму заказной почтой для передачи Ферну и лежавшего в ящике письменного стола в его собственном доме. Доказательство неопровержимое — но оно и исходит от него самого. Как же тогда он мог узнать? Разумеется, для это существует лишь два способа: либо он прочитал его физическое содержание, пользуясь обычным физическим зрением, либо узнал астральную сущность письма с помощью трансцендентальных способностей. Что касается последнего способа, то возникает вопрос: с помощью какой системы натаскивания ясновидческие способности этого “йога” — который ещё только в июле прошлого года признавался, что “в духовном отношении ему далеко” до Вас и даже до Ферна — за столь короткое время вдруг расцвели пышным цветом, хотя даже нам, искусным “колдунам”, приходится тратить по десять-пятнадцать лет на овладение этим искусством?
Кроме того, если это и другие адресованные Ферну письма действительно были доступны м-ру Х. в “астральном свете” (как он и утверждает это в своём прилагаемом здесь ответе на вопрос полковника О.), то как получается, что этот благотворный альморский гений (благодаря которому он неожиданно и приобрёл эти свои поразительные способности) научил его делать выписки, читать и запоминать слово в слово лишь те письма, которые Ферн хранил — выполняя ясные и недвусмысленные указания М∴ — в том письменном столе, что находился в доме м-ра Хьюма? В то же время мы утверждаем, что он не сможет повторить ни слова из того, что написано в других и (для него) гораздо более важных письмах, которые посылались моим Братом “проходящему испытания чела” и в которых последнему запрещалось хранить их в Ротни Касле, а требовалось надёжно запирать в письменном столе у себя дома.
Все эти вопросы, которые по воле М∴ возникали в голове у Олкотта, последний и задал напрямик м-ру Хьюму. Будучи чела М∴, которого он, разумеется, почитает, как родного отца и учителя, он вполне правомерно спросил этого Censor Elegantiarum напрямую, а не он ли сам виноват в том “бесчестном” нарушении джентльменского кодекса поведения, в котором упрекает Морью (и, как Вы теперь видите, несправедливо, поскольку он так поступил с моего одобрения, осуществляя необходимую часть заранее продуманного плана, имеющего целью не только выявить истинную природу м-ра Х., но и извлечь, как Вы увидите далее, максимальную пользу из той позорной ситуации, которая сама возникла из-за непомерных аппетитов, глупости и кармы целого ряда мелких людишек).
У нас в Тибете нет джентльменов — по крайней мере, в настоящее время — которые по всем меркам соответствовали бы симлийскому образцу, однако у нас имеется множество честных и правдивых людей. В ответ на вопрос м-ра Олкотта пришло письмо, столь явственно отдающее намеренной, ничем не прикрытой ложью и глупым тщеславием, это была столь жалкая попытка истолковать в свою пользу единственно возможную версию (по которой он действительно прочитал частные письма без ведома их хозяина), что я даже попросил у Морьи это письмо, дабы Вы сами могли ознакомиться с ним. После того, как Вы прочтёте его, я прошу Вас вернуть мне его через Дхарбагири Натха, который приедет в Мадрас на этой неделе.
Я выполнил неприятную задачу, оставившую у меня в душе горький осадок, но письмо моё может оказаться и весьма небесполезным, если оно поможет Вам лучше понять нас и — давайте заодно и посмотрим, в какую сторону ваши европейские принципы порядочности склонят чашу весов в данном случае в Ваших собственных глазах? Кто знает, может быть, подобно Ч.К.М., Вы окажетесь перед печальным для себя выбором: Вам придётся либо принять, либо навсегда исключить из своей жизни столь “травмирующий моральный парадокс”, каким для Вас выступаю я. Никто не сожалел бы об этом больше, чем я, но Правила наши в конечном счёте доказали свою мудрость и благотворность для мира, а мир в целом и его отдельные человеческие единицы в особенности столь ужасно испорчены, что с каждым из них приходится воевать его же собственным оружием.
Хотя при сложившихся обстоятельствах мы не можем себе позволить никакого “промедления” в ответных действиях, всё же весьма желательно, чтобы на несколько месяцев Вы вернулись на родину — скажем, до июня. Если Вы не поедете в Лондон и с помощью Ч.К.М. не разъясните истинное положение дел и непосредственно сами не учредите Общества, то письма м-ра Хьюма успеют наделать столько вреда, что потом уже ничего нельзя будет исправить. Таким образом, Ваше временное отсутствие сможет принести двойную пользу: учреждение подлинно теософского оккультного Общества и спасение поприща деятельности для нескольких перспективных людей, судьба которых сегодня оказалась под угрозой. Кроме того, Ваше отсутствие в Индии не нанесёт никакого ущерба уже хотя бы потому, что друзья этой страны остро почувствуют нехватку Вас и, вероятно, с тем бо́льшим нетерпением будут ожидать Вашего возвращения[14] — особенно если в “Пионере” сменится курс. Какую-то часть отпуска Вам было бы желательно посвятить работе — в той или иной форме — над новыми теософскими произведениями. Сейчас Вы располагаете широким запасом материалов, а если бы Вы умудрились каким-нибудь образом раздобыть копии тех дидактических материалов, которые мы ранее передали м-ру Хьюму, то этот шаг оказался бы весьма благоразумной мерой предосторожности. Он — большой мастер по части писать письма в разные журналы и теперь, освободившись от всех прежних обязательств, будет особенно пристально наблюдать за развитием событий. Не забывайте пророческих слов Когана.
Всегда искренне Ваш
| Предыдущее письмо № 80 | Оглавление | Следующее письмо № 91a |
|---|---|---|
Сноски
- ↑ Сам. № 102, КА № 101 (примеч. перев.).
- ↑ К этому времени Т.О. в Лондоне практически прекратило существование. Однако предпринимались попытки возобновить его деятельность под руководством Анны Кингсфорд. Анна Кингсфорд является соавтором (наряду с Эдвардом Мэйтлендом) книги под названием “Путь совершенства” (“The Perfect Way”), вышедшей в свет в 1882 году (RG, 242) (примеч. перев.).
- ↑ Кроме этих двоих, к испытаниям были допущены также А.О.Х. и Ферн (RG, 242) (примеч. перев.).
- ↑ Неточная цитата из письма в журнал “Теософист”, написанного А.О.Х. под псевдонимом Н.Х. См. выше Письмо № 32, приложение № 2 (примеч. перев.).
- ↑ Кристофер Рен (1632-1723) — английский архитектор и математик, который перестроил центр Лондона после великого пожара 1666 года (примеч. перев.).
- ↑ Поспешай не торопясь! (лат.) (примеч. перев.).
- ↑ Вступление, вступительная часть (фр.) (примеч. перев.).
- ↑ Название обширного здания, в котором жил А.О.Х. в Симле (примеч. перев.).
- ↑ Намёк на то, что А.О.Х. считает себя даже выше того Свами из Альморы, к которому он до этого проявлял интерес. Джекко (или Джекко Хилл) — название района, в котором находился дом А.О.Х. в Симле (см. RG, 244) (примеч. перев.).
- ↑ А.О.Х. перефразирует Евангелие от Матфея (23, 27): “Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты” (примеч. перев.).
- ↑ Двенадцати чела, подписавшим коллективный протест. См. Письмо № 32, приложение № 2 (примеч. перев.).
- ↑ Уильям Ракстон Дэвисон (William Ruxton Davison), орнитолог, служивший хранителем личной коллекции птиц, принадлежавшей А.О.Х. Вероятно, он выполнял и обязанности его личного секретаря (см. ML, Wiki) (примеч. перев.).
- ↑ Ферн находился тогда в Бомбее и трясся от страха, опасаясь справедливого опровержения со стороны даже “негодяя” (М∴? — перев.) (примеч. К.Х.).
- ↑ После своего отъезда в Англию Синнетт больше в Индию не вернулся. 10 июня того же 1883 года в свет вышла его вторая книга, “Эзотерический буддизм” (RG, 245) (примеч. перев.).