письмо № 8; раздел: Раздел I: Письма, связанные с книгой А. Синнетта “Оккультный мир” (1880-1881 гг.)
| от кого: | Кут Хуми Лал Синг | написано из: Бомбей, Индия |
|
кому: |
Синнетт Альфред Перси | получено 20 февраля 1881 в: Аллахабад, Индия |
содержание: Условия, необходимые для непосредственного общения с Махатмами. Сложность передачи духовных знаний Востока людям западного мировоззрения. Предложение Синнетту о написании книги. Душевные качества и переживания Махатм; свойственные им чувства и привязанности. Испытываемые Махатмой Кут Хуми сложности при ведении переписки с Синнеттом. Вопрос о возможности публикации писем Махатмы Кут Хуми; организационные вопросы. Теософия и спиритуализм. Оккультные феномены. Просветительская деятельность теософов, условия ее успешности. О Дамодаре. Психологические проблемы Е.П. Блаватской. Предупреждение в отношении Хоума.
Письмо № 8[1]
Мой дорогой друг, Вы, определённо, на верном пути — пути не слов, но дел и поступков. Живите же долго и идите вперёд, не сворачивая с этого пути! . . Надеюсь, Вы не примете мои слова за поощрение быть “пай-мальчиком” — очень удачное выражение, которое меня до чрезвычайности рассмешило, — но Вы действительно вступаете в дело, некоторым образом напоминая Аватара Калку, ибо пытаетесь рассеять тени кали-юги, — а над гибнущим Т.О. действительно сгустилась чёрная ночь, — и разогнать призрачный мираж его Устава. Незримыми, но неизгладимыми буквами я должен пометить словом “выполнил” Ваше имя, внесённое в список Главного Совета, так как в один прекрасный день слово это может оказаться тем тайным ключиком, который откроет Вам путь к сердцу наисуровейшего из хубилганов. . . .
При всей своей занятости — увы! как всегда — я должен исхитриться и послать Вам довольно пространное прощальное письмо, прежде чем Вы отправитесь в путь, который может иметь самые важные последствия — и не для одного только нашего дела. . .
Вы ведь, разумеется, понимаете: я не по своей воле не могу встретиться с Вами, как бы мне того ни хотелось. Нет в том и Вашей вины — скорее, это связано с той средой, в которой Вы живёте до сих пор, а также с особым и весьма деликатным заданием, которое мне было доверено с момента нашего с Вами знакомства. Поэтому не упрекайте меня в том, что я не могу показаться Вам в более осязаемом виде, как бы того ни хотелось не только Вам, но, возможно, и мне самому! Если уж мне не было позволено это сделать даже для Олкотта, — человека, который трудится для нас все последние пять лет, — то кто позволит мне сделать это для других, — для тех, кто ещё не прошёл такой же подготовки, как он?
Это в равной мере относится и к лорду Кроуфорду и Балькарресу[3] — этому прекрасному джентльмену, но чересчур уж поглощённому мишурой суетного мира. Натура-то у него искренняя и благородная — возможно, правда, не в меру сдержанная. Он спрашивает, есть ли у него основания на что-то надеяться? Я говорю: для этого у него есть все основания, ибо он обладает одним чрезвычайно редким даром — неисчерпаемым источником магнетического флюида, который, будь у него только для этого время, он мог бы источать целыми потоками, и ему не нужен никакой учитель, поскольку он мог бы справиться со всем вполне самостоятельно. Способности, которыми он обладает, сделали бы за него всё необходимое, а его огромный личный опыт оказался бы для него самым верным подсказчиком.
Но он должен остерегаться и избегать любого чужого влияния, особенно со стороны противников высокого учения о человеке как о целостном Брахме — микрокосме, свободном и целиком независимом как от помощи, так и от контроля над собой со стороны тех незримых сил, которые приверженцы “нового вселенского послания”[4] (какая высокопарность!) называют “духами”. Его светлость и без дальнейших объяснений прекрасно поймёт, что я имею в виду — при желании он может прочесть эти строки, если его интересует мнение какого-то безвестного индуса. Будь он бедняком, из него мог бы получиться английский Дюпоте,[5] который бы обогатил точные науки великими достижениями. Но увы! — те самые возможности, которые открывали перед ним титул пэра, помешали ему реализовать свои психологические способности. . .
И всё-таки ещё не поздно. Но посмотрите, как даже он, пусть и овладев наукой магнетизма и посвятив свой могучий ум изучению благороднейших областей точных наук, смог приподнять лишь самый краешек завесы над тайной. О этот суетливый, нарядный, блистательный мир, полный ненасытного честолюбия, где семья и государство не могут поделить между собой благороднейшую натуру человека и рвут её на части, словно два тигра, спорящие над своей добычей, оставляя самого человека без всякой надежды и света! Сколько ещё верных служителей мы могли бы получить из этого мира, не будь всех этих жертв!
Письмо его светлости к Вам дышит искренностью, окрашенной горечью. В глубине души он — добрый человек, наделённый скрытым потенциалом к тому, чтобы стать ещё лучше и гораздо счастливее. Будь ему назначена другая судьба и обратись он всей мощью своего ума к культуре души, его достижения превзошли бы всё, о чём он мог бы только мечтать. Именно из такого материала и выковывались Адепты в дни арийской славы. Но не буду более задерживаться на этой теме и прошу у его светлости прощения, если каким-либо образом преступил границы приличия в этом слишком вольном “психометрическом определении характера”, как выразились бы американские медиумы . . . Памятуя слова: “всё брызжет щедростью, где мере нет предела”,[6] я умолкаю, не смея далее продолжать эту тему. Ах, мой во всём положительный и всё же нетерпеливый друг, если бы Вам такие же скрытые способности!
“Прямое сообщение” со мной, о котором Вы пишете в своей дополнительной записке, имея в виду ту “огромную пользу”, которую оно могло бы принести “самой книге, будь оно разрешено”, конечно, было бы разрешено тотчас же, если бы это зависело только от меня. Хотя повторяться бывает зачастую и не слишком разумно, я всё же очень хочу, чтобы Вы поняли полную неосуществимость такого сообщения в настоящее время, даже если бы на него и было дано разрешение свыше, и поэтому позволю себе ещё раз коротко разъяснить смысл уже изложенных мною принципов.
Кажется, мы с Вами упустили из виду самое главное — и, пожалуй, Вы даже не сразу в это поверите — отказ в Вашей просьбе вызван не только тем, что я вынужден действовать строго в рамках нашего древнего Устава, но также и продиктован заботой о Вас лично (с учётом материальности того мира, в котором Вы живёте). И, опять-таки, вспомните об Олкотте, о сложившейся линии его жизни — откажи мы ему в возможности общаться с нами напрямую и безо всяких посредников, он, вероятно, действовал бы гораздо более осторожно и не с таким рвением и беззаветностью. Не сомневаюсь, сравнение это вам покажется чересчур искусственным. Олкотт — скажете Вы — горячий энтузиаст, упрямый, не вдающийся в рассуждения мистик, который слепо идёт напролом, не позволяя себе иметь собственный взгляд на вещи. Вы же — человек трезвомыслящий, не привыкший витать в облаках и предпочитающий иметь дело с миром во всей его реальности, достойный сын поколения расчётливых мыслителей, привыкших держать свою фантазию в жёсткой узде и ставить энтузиазму ясный предел: "Доселе дойдёшь и не перейдёшь"[7] . . . Возможно, Вы правы — возможно, нет. Как гласит тибетская пословица, “ни один лама не знает наперёд, где ему будет жать его бер-чен, пока он не наденет его на себя”.
Но давайте оставим эти рассуждения, так как теперь я хочу сообщить Вам вот что: “прямое сообщение” между нами возможно вообще лишь при следующих условиях:
(1) если каждый из нас при встрече будет пребывать в собственном физическом теле. Но я нахожусь там, где нахожусь, а Вы — у себя дома, и в этом случае возникает материальное препятствие для меня;
(2) если мы будем общаться, находясь каждый в своей астральной форме, то для этого Вам придётся “выходить” из своего тела, а мне из своего. Но в этом случае возникает духовное препятствие уже для Вас;
(3) если Вы хотите слышать мой голос либо внутри, либо подле себя — как слышит наша “Старушка”. Это возможно в следующих двух случаях:
(а) моим владыкам придётся для этого всего лишь дать своё согласие на создание особых условий — а этого-то пока они делать и не хотят;
(б) в случае если Вы хотите слышать мой голос, то есть мой натуральный голос, без использования с моей стороны какого-либо психофизиологического тамаша[8] (кстати, именно таким, натуральным, образом мы зачастую и общаемся между собой). Но это потребовало бы не только аномального раскрытия у человека некоторых духовных органов чувств, но и владения большим секретом — неизвестным пока науке, — позволяющим, так сказать, освобождать пространство от всех помех, нейтрализовать на какое-то время естественное препятствие в виде промежуточных частиц воздуха и делать так, чтобы волны достигали Вашего уха в виде отражённых звуков, или эха. О последнем Вам пока известно ровно столько, чтобы считать это антинаучной чепухой.
Поскольку же в своих акустических исследованиях ваши физики за последние годы продвинулись не дальше сообщений о якобы полученном ими полном (?) представлении о процессах вибрации в резонаторах и об отражении звука посредством труб, то здесь они могут задать нам насмешливый вопрос: “Ну и где же находятся эти ваши бесконечно протяжённые резонаторы, способные передавать сквозь пространство голосовые вибрации?” На это мы отвечаем: да, наши трубы глазом не увидишь, но зато они неспособны к разрушению и намного совершеннее тех, которыми располагают современные физики, утверждающие, что скорость передачи механической силы по воздуху составляет не более 1100 футов в секунду[9] — если я не ошибаюсь. Но разве не могут найтись люди, уже открывшие более совершенные и скоростные средства передачи, поскольку люди эти, может статься, лучше знакомы с оккультными свойствами воздуха (акаши) и, к тому же, владеют более точным знанием природы звука? Но об этом мы ещё поговорим позднее.
Однако существует ещё одно, и гораздо более серьёзное, препятствие, которое — пока — представляет собой почти непреодолимый барьер, и я ощущаю его воздействие даже сейчас, когда всего-навсего переписываюсь с Вами — казалось бы, делаю простейшую вещь, с которой способен справиться без труда любой смертный. Этот барьер состоит в моей полной неспособности объяснить Вам на понятном языке, что́ я имею в виду, когда объясняю природу даже того или иного физического явления, не говоря уже о духовной его стороне. Я говорю об этом уже не в первый раз. Это всё равно что пытаться объяснить ребёнку сложнейшие задачи евклидовой геометрии в то время, когда он ещё не приступил к изучению даже азов арифметики. Понять наш взгляд на вещи можно лишь постепенно, продвигаясь в изучении сокровенного знания от его самых начальных основ. Только так и никак иначе, укрепляя и отлаживая эти таинственные симпатические связи, существующие между разумными людьми, — этими временно разобщёнными осколками Души вселенной и даже самой Души Космоса — можно привести их в идеальный контакт друг с другом.
И только по достижении такого контакта эти пробуждённые к действию симпатические связи смогут по-настоящему соединить человека с тем, что — за неимением европейского научного термина, способного более точно передать эту мысль, — я снова вынужден описывать как некую энергетическую цепь, связующую воедино материальный и имматериальный Космос (во всём охвате его Прошедшего, Настоящего и Будущего), и пробудить в человеке такие перцептивные способности, которые позволили бы ему постичь со всей ясностью суть всех вещей не только мира материи, но и Духа. Я даже досадую на то, что вынужден прибегать к этим трём неуклюжим терминам: прошедшее, настоящее и будущее! Эти жалкие представления об объективных фазах Субъективного Целого, они столь же мало годятся для их описания, как топор для выполнения тонкой резьбы по дереву.
О, мой бедный разочарованный друг, как бы мне хотелось того, чтобы к сегодняшнему дню Вы уже продвинулись на ПУТИ так далеко, что этой простой передаче мыслей больше не мешали бы никакие условия материи и союзу Вашего ума с нашим не препятствовали бы уже никакие искусственно вызванные ограничения! Но, увы, такова и наследственная, и приобретённая косность западного ума. Даже фразеология, выражающая природу современного мышления, так густо замешена на понятиях практического материализма, что теперь уже ни Вы сами не можете почти ничего выразить на своих родных языках, ни мы не можем на этих языках объяснить Вам всего того, что касается этой тончайшей и словно бы идеальной механики оккультного Космоса. В какой-то очень малой степени такая способность европейцами может быть приобретена в процессе учёбы и через медитацию, но — этим всё и исчерпывается.
Здесь-то и коренится причина, по которой теософские истины так до сих пор и не могут обрести более широкого признания в западных странах, и западные философы отмахиваются от изучения теософии как от какой-то никчёмной фантазии. Как мне научить Вас читать, писать или хотя бы понимать язык, для которого до сих пор ещё не придумано ни ясно видимого алфавита, ни ясно слышимых слов? Как можно объяснить явления, связанные с нашей современной наукой об электричестве, — скажем, какому-нибудь греческому философу времён Птолемея, если бы вдруг сегодня он оказался среди нас — учитывая тот огромный разрыв в уровне научных знаний, существующий между его и нашей эпохами? Ведь даже сами технические термины показались бы ему бессмысленной тарабарщиной, абракадаброй, состоящей из набора пустых слов, а обычное оборудование он принял бы за каких-то “волшебных” чудищ!
Или допустим на минуту, что я должен описать Вам какие-то оттенки тех цветовых лучей, что лежат за пределами так называемого “видимого спектра” — лучей, увидеть которые даже среди нас способны лишь единицы! — и вот я должен Вам объяснить, каким образом мы умеем зафиксировать в пространстве любой из так называемых субъективных, или акцидентальных, цветов — такой дополнительный (в математическом смысле) цвет, который примешивается к любому другому данному цвету дихроматического ряда (что уже само по себе звучит, как нелепость). Как Вы полагаете, смогли бы Вы понять их оптический эффект или хотя бы уловить смысл того, о чём я говорю?
И вот Вам, человеку, неспособному видеть эти самые лучи, не знающему о самом их существовании и не имеющему — как и учёные специалисты — даже терминов для их описания, я должен был бы сказать следующее: “Друг мой дорогой Синнетт, будьте так любезны, не отходя от своего письменного стола, попробуйте найти и воспроизвести перед своим взором весь солнечный спектр с его разложением на четырнадцать призматических цветов (семь из которых являются дополнительными), поскольку только с помощью этого оккультного света Вы сможете увидеть меня на расстоянии так же ясно, как вижу Вас я”. . . И каков был бы Ваш ответ, как Вы думаете? Что Вы сказали бы мне на всё это?
Скорее всего, в своём обычном, спокойном и ровном тоне Вы возразили бы мне, указав на то, что основных цветов на сегодняшний день существует только семь (сейчас три) и, кроме того, ещё никто никогда не видел, чтобы в ходе известного физического процесса эти основные цвета разлагались на другие призматические оттенки, кроме этих семи, а потому моё предложение Вы расценили бы как “антинаучное” и совершенно “нелепое”. А к этому ещё и добавили бы, что моя просьба найти в солнечном свете какой-то воображаемый “комплементарный, дополнительный цвет” не делает комплимента нашим познаниям в области физики, и это именно мне, пожалуй, придётся поискать свои мифические “дихроматические” и солнечные “пары цветов” у себя в Тибете, поскольку современной науке пока ещё не удалось подвести под какую-либо теорию даже столь простое явление, как наличие цвета во всех таких дихроматических рядах. И всё-таки — истина мне свидетель! — эти цвета являются вполне объективной реальностью!
Теперь Вы понимаете, какие непреодолимые трудности стоят на пути постижения не только абсолютного знания, но даже начальных азов в области оккультной науки для человека, находящегося в Вашем положении. Каким образом Вас смогли бы понять — и, по сути дела, повиноваться Вам — те полуразумные Силы, которые общаются с нами не посредством слов, а через звуки и цвета, вступая в корреляцию между вибрациями первых и вторых? Ибо звук, свет и цвет играют главную роль в формировании этих Разумов во всём множестве оттенков разумности этих существ, о самом существовании которых Вы не имеете ни малейшего представления! Да Вам никто никогда и не позволит поверить в них — атеисты и христиане, материалисты и спиритуалисты, все они выдвигают собственные доводы против подобной веры, и громче всех перечисленных возражает наука, гневно указуя на недопустимость подобного “унизительного суеверия”!
Так, ни они не могут перемахнуть через некую пограничную стену, чтобы одним прыжком забраться на самые вершины Вечности, ни мы не в состоянии, взяв какого-нибудь дикаря из центральной Африки, втолковать ему смысл “Начал” Ньютона или “Социологии” Герберта Спенсера или заставить ещё не умеющего ни читать, ни писать ребёнка сочинить новую “Илиаду” на староахейском греческом диалекте. Да и самый обычный художник вряд ли сможет изобразить в красках сцены из жизни на Сатурне или нарисовать Вам жителей Арктура[10] — и ровно поэтому отрицается и само наше существование! Да-да, именно поэтому те, кто в нас верит, и получают прозвище мошенников и глупцов, а та наука, которая ведёт к высочайшим вершинам наивысшего знания и призывает по-настоящему вкусить от Древа Жизни и Мудрости, — презрительно объявляется лишь полётом безудержной фантазии!
Я самым серьёзным образом прошу Вас не усматривать во всём мною сказанном одно простое желание излить свои личные чувства. Я для этого слишком ценю своё время и не могу терять его понапрасну. Ещё менее у Вас должно быть оснований видеть в моих словах какую-то попытку разочаровать Вас или отговорить от того благородного труда, к которому Вы только что приступили. Ничего подобного у меня нет и в мыслях, ибо то, о чём я сейчас говорю, может оказаться для Вас небесполезным, и не более того, но — vera pro gratis[11] — я лишь предостерегаю Вас и не имею никакой другой цели, как лишь напомнить Вам в самом широком смысле, что задача, за которую Вы столь мужественно берётесь, эта missio in partis infidelium[12] — пожалуй, самая неблагодарная из всех задач! Но если Вы верите в искренность моих дружеских чувств по отношению к Вам, если Вы цените слово чести со стороны того, кто за всю свою жизнь ни разу не осквернил своих уст ложью, то тогда Вы должны всегда помнить слова, уже сказанные мной однажды (см. моё последнее письмо), о тех, кто посвятил себя оккультным наукам: тот, кто взялся за это, “должен либо достигнуть конечной цели, либо погибнуть. Для каждого, однажды решившегося двигаться по пути к великому Знанию, любое сомнение несёт в себе угрозу безумия, любая резкая остановка означает падение, любой шаг назад несёт в себе риск быть унесённым обратно, прямиком в пропасть”.[13] Вам нечего опасаться — если Вы искренни, а Вы совершенно искренни — сейчас. Но вполне ли Вы уверены в том, что останетесь таким же и в будущем?
Ну а теперь, я полагаю, нам самое время перейти к делам менее трансцендентальным и, как сказали бы Вы, менее мрачным и более земным. В них Вы, разумеется, будете чувствовать себя более уверенно. Ваш опыт, Ваша профессиональная подготовка, Ваш ум, Ваше знание внешнего мира — всё это вместе должно помочь Вам в успешном осуществлении той задачи, за которую Вы взялись. Всё это ставит Вас на неизмеримо более высокий уровень по сравнению со мной, ведь Вы собираетесь написать книгу, которая отвечала бы “устремлениям души и сердца” вашего [Теософского] Общества. Хотя тот интерес, который я проявляю к ней, может и удивить кое-кого из тех, кто, обратив против нас наши же собственные доводы, готов возразить мне и моим коллегам, что наше “хвалёное возвышение над общим стадом” (выражаясь словами друга нашего м-ра Хьюма) — над интересами и страстями обычного человечества — должно отвращать нас от желания делать какие-то заключения по заурядным житейским вопросам, всё же, признаюсь, я действительно заинтересован в выходе этой книги и в её успехе, как и в жизненном успехе её будущего автора.
Я, по крайней мере, надеюсь, что Вы-то уж сможете понять, как непохожи мы (или большинство из нас) на тех бессердечных и душевно усохших мумий, какими чья-то фантазия хочет нас обрисовать. “Меджнур”[14] очень хорош на своём месте — как идеальный персонаж волнующей и во многом правдивой истории. Однако, поверьте мне, мало кто из нас хотел бы играть в жизни роль иссохшей фиалки, заложенной между листками тома с трогательными стихами. Быть может, мы и не вполне те самые “мальчишки”, — как нелестно выразился, говоря о нас, Олкотт, — но при этом ни один из достигших нашей степени посвящения не похож на сурового героя романа Бульвера.
Да, в нынешнем нашем состоянии некоторые из нас, определённо, обладают такими средствами наблюдения, которые открывают перед ними более широкую панораму жизни, более отчётливый и беспристрастный взгляд на вещи, при этом проникнутый большей человечностью, — и, отвечая Эддисону,[15] мы могли бы по праву заявить, что как раз в этом и состоит “задача магии, в гуманизации нашей природы через сострадание”, обращённое ко всему человечеству как к живым существам в целом, а не в том, чтобы сосредоточиться на какой-то одной избранной расе и направить всю свою любовь на неё одну. Но при этом мало кто из нас (за исключением лишь тех, кто уже достиг состояния “ничто” — мокши) способен настолько освободиться из-под влияния своих земных связей, чтобы утратить, в большей или меньшей мере, всякую восприимчивость к высшим радостям, эмоциям и интересам, свойственным самым обычным людям. И до тех пор, пока грядущее освобождение не поглотит в очередной раз эго, оно должно осознавать эти чистейшие чувства приязни, так послушно откликающиеся на эстетическую силу высокого искусства, а его наиболее тонкие струны должны отзываться на призыв самых светлых и благородных человеческих привязанностей.
Разумеется, чем бо́льшая часть пути будет пройдена в направлении к освобождению, тем меньше будет оставаться от этого прежнего положения вещей, и в конце концов все эти человеческие и чисто личные чувства, связывающие людей друг с другом, — кровные узы и дружба, чувство патриотизма и национальные чувства — несомненно, уйдут, слившись в едином всемирном чувстве, единственно верном и святом, единственно бескорыстном и Вечном — в чувстве Любви, Безмерной Любви к человечеству — как к единому Целому! Ведь “Человечество”, друг мой, — это великий сирота, оно подобно брошенному на произвол судьбы безо всякого отцовского наследства и вынуждено рассчитывать лишь на собственные силы на этой Земле. Вот почему долг каждого человека, способного на какие-то бескорыстные чувства, сделать хотя бы самое малое для поддержания его благополучия. Бедное, бедное человечество! Мне на память приходит древняя притча о том, как однажды вспыхнула война между телом и всеми его конечностями. Так и здесь: каждая конечность этого гигантского “Сироты” — оставшегося без отца и матери — самолюбиво борется только за себя. Беспризорное же тело вечно страдает — и тогда, когда конечности воюют друг с другом, и когда заключают мир. Страдания его и муки нескончаемы . . . И кто может упрекнуть его, — как делают это ваши материалисты-философы, — за то, что, находясь в этом состоянии вечного отчуждения и небрежения, оно сотворило себе богов, к которым и “взывает с мольбой о помощи, но вечно остаётся без ответа!”… Итак:
“Коль человек лишь может уповать на человека, . . . |
Однако как личность я, признаюсь, всё ещё не свободен от некоторых земных привязанностей. К одним людям я всё ещё испытываю более сильную привязанность, чем к другим, и та любовь ко всему человечеству, которую проповедовал наш Великий Радетель:
“Спаситель Мира, |
так и не убила во мне ни личных предпочтений в дружбе и любви — к ближним моим по человечеству, — ни горячего чувства патриотизма по отношению к той стране, в которой я материализовался как личность. А потому в один прекрасный день я могу обратиться к моему другу м-ру Синнетту с непрошенным советом — пусть он шепнёт на ухо редактору “Пионера” en attendant[18] — “Не будет ли тот так любезен сообщить председателю Британского Т.О., д-ру Уайлду, некоторые подробности касательно нас в свете того, о чём я рассказал выше? Не возьмётся ли он убедить этого превосходного джентльмена в том, что ни одна из ничтожнейших “капель росы” — которые, приняв по разным причинам форму пара, в разное время исчезли в пространстве, чтобы соединиться в виде белых облаков над Гималаями, — никогда не пытались прошмыгнуть в сияющее Море Нирваны путём нездоровой процедуры подвешивания за ноги или изготовления для себя “одежд кожаных”[19] из священного помёта “трижды священной” коровы! У председателя Британского Общества сложились о нас преоригинальнейшие представления, ибо он упорно называет нас “йогами”, нисколько не учитывая той гигантской разницы, какая существует между хатха- и раджа-йогой. А вину за это следует приписать замечательному редактору журнала “Theosophist”, миссис Б., которая заполняет свои тома практиками, заимствованными у самых разных саньясинов и прочих “благословенных” из равнин, нимало не заботясь о том, чтобы лишней парой строк объяснить их смысл.
Теперь о более важном. Время дорого, а материал (я говорю о своём писчем материале) еще более драгоценен. “Осаждение” писем в сообщении с Вами оказалось под запретом, а нехватка чернил и бумаги также оставляет мало возможностей для “тамаша”.[20] Кроме того, я нахожусь далеко от дома, в таком месте, где воздух для дыхания гораздо нужнее, чем какая-то лавка канцелярских товаров, поэтому переписка наша грозит оборваться весьма резко, если я не распоряжусь более экономно имеющимся под рукой запасом. В случае острой нужды один из моих друзей обещает снабдить меня несколькими случайно уцелевшими у него листками — фрагментами завещания его деда, в котором тот лишил его наследства и тем самым уготовил ему счастливую “судьбу”.[21] Но так как за последние одиннадцать лет мой друг не написал ни строчки (после того, как однажды ему довелось набросать несколько строк на этой “суперглянцевой бумаге" тибетского производства, которую вы, вероятно, приняли бы за неказистую промокашку в её самом первобытном виде — завещание же написано именно на такой бумаге), то мы можем сразу перейти к вопросу о Вашей книге. Поскольку Вы оказываете мне честь, испрашивая моего мнения, то я могу сказать Вам, что это превосходная идея. Теософия нуждается в такой помощи, а результаты будут такими, каких Вы и ожидаете, в том числе в Англии. Она может также оказаться полезной и нашим друзьям — главным образом, в Европе.
Я не накладываю никаких ограничений на использование Вами чего-либо из того, что я писал Вам и м-ру Хьюму, полностью полагаясь на Ваш такт и здравомыслие в вопросе о том, что́ именно должно быть напечатано и как представлено публике. Но по причинам, о которых я вынужден умолчать (а я уверен, что Вы с должным пониманием отнесётесь к этому умолчанию), я хочу попросить Вас об одном: Вы не должны предавать огласке ни единого слова, ни единой фразы из моего последнего к Вам письма — того письма, которое было написано без указания числа после долгого моего молчания и которое было впервые переправлено Вам нашей “Старушкой” (я уже цитировал его на четвертой странице).[22] Если мои скромные послания вообще стоят того, чтобы их хранили, то сделайте одолжение, отложите это письмо в отдельный, запечатанный конверт. Вы сможете распечатать его только по прошествии некоторого времени. Что касается остальных, то я отдаю их на произвол зубодробительной критики. Не стану я вмешиваться и в тот план, который Вы уже бегло набросали у себя в голове. Но я настойчиво рекомендовал бы Вам при выполнении его обращать самое пристальное внимание на мелочи (Вы крайне обязали бы меня, прислав мне какую-нибудь квитанцию в качестве образца для приготовления синих чернил), которые убедительно подтверждали бы невозможность обмана или тайного сговора. Подумайте, сколько отчаянной смелости потребуется от любого, кто станет утверждать, что тот или иной феномен действительно произведён именно Адептами, после того как спиритуалисты уже объявят его доказательством важности медиумизма, а скептики — ловко подстроенным обманом.
Для подкрепления своей позиции Вам в своих косвенных доказательствах нельзя упускать ничего, ни одной даже самой мелкой детали. Вы же как раз этим и пренебрегли в своём письме "А", опубликованном в "Пионере". А такой деталью, как говорит, например, мой друг, была тринадцатая чашка[23] и притом с особым рисунком, какого, по крайней мере, в Симле не найдешь.[24]
Подушка — это был Ваш собственный выбор, хотя и в моей записке к Вам содержится это слово “подушка”, но с тем же успехом вместо него могло бы фигурировать слово “дерево” и любое другое, если бы для доставки письма Вы выбрали не подушку, а какое-то иное место. Как Вы увидите, именно подобные мелочи и послужат Вам самым надёжным щитом от насмешек и колкостей.
Затем Вы, разумеется, поставите перед собой задачу доказать, что наша теософия — это не какое-то новое учение, в очередной раз претендующее на особое внимание к себе со стороны мира, а представляет собой всего лишь собрание заново сформулированных принципов, признававшихся человечеством со времён его младенчества. Вам придётся сжато, но при этом наглядно проследить её историческую преемственность на примере различных философских школ, которые сменяли друг друга на протяжении веков, и проиллюстрировать всё это примерами экспериментально доказанных проявлений оккультной силы со стороны различных тавматургов. Проявления мистических сил, которые время от времени то затухали, то набирали новую силу и возникали то в одном мировом центре, то в другом, указывают на борьбу духовных и животных сил друг с другом. И в конце концов во всей очевидности окажется, что нынешний прилив в проявлении феноменов со всеми их различными последствиями для человеческого мышления и чувств делает задачу возрождения теософских исследований острейшей необходимостью.
Единственная проблема, которую предстоит разрешить, — проблема чисто практическая: что́ нужно сделать для того, чтобы наилучшим образом обеспечить наращивание усилий в деле необходимого изучения теософии и сообщить движению тех, кто устремлён к истинной духовности, надлежащий восходящий импульс. А начать было бы неплохо с разъяснения того, какими врождёнными способностями обладает внутренний, живой человек. Необходимо, опираясь на данные науки, разъяснить, что если уж akrshu (притяжение) и Prshu (отталкивание) воистину являются законами природы, то не может идти и речи ни о каком взаимодействии и о каких бы то ни было взаимоотношениях между чистыми и нечистыми душами, — хоть в воплощённом, хоть в развоплощённом состоянии; а следовательно, девяносто девять из ста предполагаемых сношений с духами — prima facie[25] ложны. Это самый важный момент, и никакое упрощение здесь невозможно. Разумеется, “Theosophist” мог бы чуть лучше заниматься отбором наиболее ярких свидетельств (сосредоточившись, например, на надёжно задокументированных исторических случаях), но всё-таки понимание журналом необходимости направить умы любителей феноменов по более полезному и поучительному руслу и в сторону от догмата о медиумизме как единственной предпосылке феноменов было правильным.
Что я подразумевал под “отчаянным предприятием”? Если посмотреть на масштаб стоящей перед нашими теософами-добровольцами задачи, особенно с учётом множества активных сил, уже выступивших или готовящихся выступить против них, то нетрудно увидеть, что нашим теософам придётся отчаянно сражаться в условиях превосходящих сил противника, на что гордо отваживаются лишь истинные воины. Очень хорошо, что в скромных начинаниях Теософского Общества Вам удалось усмотреть “высокую цель”. Конечно, если бы мы занялись его учреждением и руководством in propria persona,[26] то, скорее всего, оно достигло бы бóльших успехов и наделало бы меньше ошибок. Но мы не могли на это пойти, да это и не входило в наши планы: перед двумя нашими доверенными людьми,[27] как теперь перед Вами, ставится определённая задача, а дальше уж они должны действовать самостоятельно, прилагая максимум усилий в сложившихся обстоятельствах. И сделано уже немало. Тот поток, что течёт в недрах спиритуализма, постепенно пробивает для себя более широкое русло. И когда он вырвется на поверхность, последствия его станут очевидны для всех. Уже немало умов, подобных Вашему, приходит к мысли о существовании оккультных законов — и приводит все эти умы к такой мысли именно развернувшаяся работа. Как и Вас, их не устраивает то, что уже наработано на сегодняшний день, и они требуют чего-то более убедительного. Пусть это послужит для Вас стимулом.
Дело не совсем в том, что, заполучив такие умы в Т.О., мы обрели бы “более удобные условия для наблюдения” за ними. Важнее здесь другое: то, что, объединившись с другими единомышленниками организационно, они получат стимул к действию и будут подстёгивать друг друга к проведению исследований. Единство всегда порождает силу, а поскольку оккультизм в наши дни больше похож на “отчаянное предприятие”, то единство и сотрудничество теперь нужны, как воздух. Единство и в самом деле несёт с собой концентрацию витально-магнетической энергии, необходимой для противостояния враждебным токам предрассудков и фанатизма.
Я черкнул Вам несколько слов в том письме маратхского парня[28] для того, чтобы дать вам понять, что, излагая свою точку зрения, он всего-навсего выполняет данное ему поручение. Оставляя в стороне его навязчивую идею о необходимости огромных членских взносов, его письмо заслуживает определённого внимания, ибо Дамодар — индус и хорошо знает умонастроения своего народа в Бомбее, хотя бомбейские индусы не очень-то восприимчивы к духовным вопросам и в этом мало чем отличаются от остального населения Индии. Но в этом парне столько пыла и столько преданности делу, что он с головой нырнул в туман собственных идей прежде, чем я успел направить их по верному руслу. На быстро думающих людей всегда трудно воздействовать — не успеешь оглянуться, как они уже пустились во все тяжкие, со всем своим пылом и жаром, хотя даже наполовину не понимают, в каком направлении им следует пускать ход своих мыслей. Такая же беда у нас и с миссис Б., и с О. Последний частенько не может выполнить те внушения, которые он время от времени получает от нас (даже письменно), и происходит это почти целиком по причине его собственной энергичной умственной деятельности, мешающей ему отличить наши воздействия от его собственных мыслей. Беда же “миссус” Б. (помимо её физических недомоганий) заключается в том, что она порой прислушивается к двум (а то и более) нашим голосам одновременно: например, сегодня утром во время важного разговора с "Лишённым Наследства" (которому я оставил место в этом письме для его примечания) она другим ухом прислушалась к одному из наших людей, проезжавшему через Бомбей из Кипра в Тибет, и, таким образом, восприняла обоих, но перепутав всё до неузнаваемости. Женщинам очень не хватает способности к концентрации мысли.
И на этом, мой дорогой друг и товарищ по общему делу, я завершу это письмо — меня обязывает к тому угроза безвозвратно исчерпать весь свой запас бумаги. Мы расстаёмся с Вами до Вашего возвращения — впрочем, это лишь в том случае, если для продолжения переписки Вам не захочется довольствоваться нашим обычным каналом. И для Вас, и для меня это далеко не самый предпочтительный способ сообщения, но всё должно оставаться именно так, пока не поступит решение об ином. В том случае, если бы она[29] вдруг ушла из жизни сегодня — а она действительно тяжело больна — я смог бы ещё отправить Вам два или в лучшем случае три письма (через Дамодара или Олкотта либо через иные, уже созданные, экстренные средства связи), по после этого, когда весь запас сил будет исчерпан, — нам придётся расстаться уже окончательно. Но не буду предвосхищать события; обстоятельства ещё могут свести нас вместе где-нибудь в Европе. И независимо от того, встретимся мы или нет в течение этой Вашей поездки, будьте уверены, что мои личные добрые пожелания пребудут с Вами. Если же, паче чаяния, в своей работе Вам вдруг понадобится помощь в виде подсказки удачной мыслью, то, весьма может статься, она будет осаждена методом осмоса у Вас в голове, если тому не помешает херес, как это случилось однажды в Аллахабаде.
Пусть “глубокое Море” благоволит и к Вам, и к Вашему дому.
Всегда Ваш,
К.Х.
P.S. — К сожалению, должен сообщить Вам, что тот “друг”, о котором лорд Линдсей пишет в своём письме к Вам, — это откровенный мерзавец, зловонный скунс, который, находясь рядом с лордом, сумел за годы их беззаветной дружбы впитать в себя благороднейший аромат его личности, и только по этой причине никто не признал природный запах этого “друга”. Это — Хоум, медиум, который сначала обратился в католическую веру, после чего принял протестантизм, а в конце концов перешёл в греческое православие. Он — самый злобный и самый беспощадный из всех врагов О. и мадам Б., хотя ни его, ни её он никогда не видел. Какое-то время ему успешно удавалось отравлять ум лорда и восстанавливать его против них. Не в моих привычках обсуждать человека за глаза, ибо это сродни сплетням. Однако ввиду некоторых грядущих событий я почитаю своим долгом предостеречь Вас: это исключительно дурной человек — его ненавидят спиритуалисты и медиумы, и в той же мере презирают все те, кому удалось раскусить его истинную натуру. Ваша книга ему как кость в горле. Разбитый болезнью калека, жалкий паралитик, этот человек, тем не менее, сохраняет свои прежние психологические способности в полной готовности и всегда может использовать их во зло. Этот человек не остановится ни перед чем, он способен на любую клевету, даже самую подлую и лживую. А потому — будьте осторожны.
К.Х.
| Предыдущее письмо № 142b | Оглавление | Следующее письмо № 107 |
|---|---|---|
Сноски
- ↑ См.: Сам. № 12, КА № 15 (примеч. перев.).
- ↑ М-р и миссис Синнетт вместе со своим маленьким сыном находились на пути в Англию. Во время этой поездки Синнетт написал и опубликовал свою книгу "Оккультный мир". В Индию он вернулся один 5 июля, т.к. по состоянию здоровья миссис Синнетт не смогла присоединиться к нему (см. ML, TUP, online edition) (примеч. перев.).
- ↑ Кроуфорд, лорд, Джеймс Людовик Линдсей (1847-1913), 26-й граф Кроуфорд и 9-й граф Балькаррес. Крупный британский астроном и широко известная личность (см. RG, 324) (примеч. перев.).
- ↑ Новое вселенское послание, или “Нава Бидхан”, “The New Dispensation”. Попытка создания новой религии, в которой гармонично соединялись бы идеи индуизма и христианства, была предпринята в 1880 году Кешуб-Чендер-Сеном (более подробно об этом см.: “Дурбар в Лахоре” и “Из пещер и дебрей Индостана” Е.П.Б., а также: Иллюстрированная история религий (под ред. Д.П. Шантепи де ля Соссей). М., 1992. Том 2, с. 141) (примеч. перев.).
- ↑ Жюль Дени Барон Дюпоте или Дюпоте Сенвуа (1796-1881) — французский эзотерик и месмерист (примеч. перев.).
- ↑ Цитата из поэмы Д. Мильтона "Потерянный рай" (J. Milton, Book V, 639-640) (примеч. перев.).
- ↑ Иов 38,11 (примеч. перев.).
- ↑ То есть трюков (примеч. перев.).
- ↑ То есть 335,28 метров в секунду (примеч. перев.).
- ↑ Арктур — “. . . звезда, . . удалённая от Солнца на 37 световых лет и имеющая светимость в 110 раз выше солнечной. Ярчайшая звезда к северу от небесного экватора” (см.: Сурдин Владимир. Большая энциклопедия астрономии. М.: ЭКСМО, 2012) (примеч. перев.).
- ↑ В виде доброго совета (примеч. перев.).
- ↑ Миссия в странах, заселённых неверными (лат.) или “экспедиция в страну с недружественным населением” (примеч. перев.).
- ↑ Цитата из книги Элифаса Леви “Догма и ритуал высшей магии” (Éliphas Lévi. Transcendental Magic. Its Doctrine and Ritual, 1896, p. 33) (примеч. перев.).
- ↑ Адепт, герой оккультного романа Э. Бульвер-Литтона “Занони”, вышедшего в свет в 1842 году (примеч. перев.).
- ↑ См. The Works of the Late Right Honourable Joseph Addison, Esq., 1741 (Of the Christian Religion, p. 531) (примеч. перев.).
- ↑ Эдвин Арнольд. Свет Азии (Edwin Arnold, Light of Asia, Books 4 & 3) (примеч. перев.).
- ↑ Там же (Book 1) (примеч. перев.).
- ↑ Здесь: “каковым он пока что является” (фр.) (примеч. перев.).
- ↑ “И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их” (Быт 3,21) (примеч. перев.).
- ↑ Для зримого проявления текста (примеч. перев.).
- ↑ Речь, конечно же, идёт о Джуале Кхуле (примеч. перев.).
- ↑ Это письмо пока так и не было обнаружено среди переписки К.Х. и А.П.С. (см. RG, 57) (примеч. перев.).
- ↑ Примечание: “Так, по крайней мере, утверждает миссис С[иннетт], поскольку сам я не обыскивал посудных лавок. Так же и та бутылка, которую я собственноручно наполнил водой, была в числе тех единственных четырёх бутылок, которые находились в корзинах у слуг, и не успели Ваши пеоны, после безуспешных поисков воды, вернуться назад с этими пустыми четырьмя бутылками, как Вы их тут же отправили в маленькую пивоварню с запиской. Остаюсь в надежде, что меня извинят за вмешательство [в Вашу переписку]. Нижайший поклон леди, Остаюсь Ваш и проч. “Лишённый Наследства”.
- ↑ Об этом феномене см.: ССД, II, 144-146 (примеч. перев.).
- ↑ Со всей очевидностью (фр.) (примеч. перев.).
- ↑ Лично (лат.) (примеч. перев.).
- ↑ Е.П.Б. и Г.С.О. (примеч. перев.).
- ↑ Речь идёт о письме Дамодара К. Маваланкара. Маратхи — народ в Индии, основное население штата Махараштра (см. Народы и религии мира. Энциклопедия. М., 1999, с. 329) (примеч. перев.).
- ↑ Е.П.Б. (примеч. перев.).