- Дописано ЕПБ
- Подчёркнуто ЕПБ
- Зачёркнуто ЕПБ
- <Пометка редактора>
- <Пометка архивариуса>
- Утеряно
< Медиумизм братьев Эдди (продолжение с неизвестной страницы) >
Сначала было немного музыки в исполнении Мэйфлауэр и духовного оркестра, неожиданно прелестной, и эта девчонка [Мэйфлауэр] – которую я не могу даже упомянуть без некоторого чувства привязанности, настолько по-детски наивный и милый у нее характер – с треском провалила свои поэтические импровизации на тему «музыки», «картин» и «войны и мира», после чего Дикс сказал, что если бы мы посидели несколько минут в тишине, а скрипач бы что-нибудь поиграл, он бы попытался организовать особо сильную «батарею». Его указания были исполнены, и некоторое время не было слышно никаких звуков кроме унылого пиликанья скрипки. Малышка Мэйфлауэр прошла вдоль первого ряда, кладя свою гитару всем на колени, и сразу же после этого был исполнен индейский танец, такой, какой я описал в предыдущем письме. Затем, по стуку и грохоту, раздававшимся с моих платформенных весов, я понял, что должно было произойти нечто необычное. Они (весы) проехали по всей длине платформы с таким шумом, что я подумал про себя, что мне, наверное, придётся оплатить немаленький счёт за причинение ущербов на следующее утро, но эта мысль едва успела оформиться, прежде чем Джордж Дикс, со смешком, сказал: «Не волнуйтесь, м-р Олкотт, я не поврежу Ваши весы», и, посвистывая, принялся тянуть сей мертвый груз, подобно веселому портовому грузчику, работающему при погрузке хлопка. Весы достигли ступеней, затем с грохотом были спущены на пол и прокатились до места у стула медиума, где они остановились. Мы услышали, как кто-то встал на платформу, и как она ударилась о штангу, как если бы на нее был положен тяжелый вес. Джордж сказал: «Ну что ж, посмотрим, сколько я вешу», и, передвинув по шкале гирьку и поменяв противовесы, объявил: «103 фунта» [47 кг]. Я спросил его, какой у него был рост, и он ответил: «5 футов и 3 дюйма» [1,6 м]. Затем мы услышали голос Мэйфлауэр, спросившей: «А теперь взвесь-ка меня, Джордж», его ответ: «Хорошо, вставай», и как другой, меньший по весу человек встал на платформу, и за шумом от взвешивания, с еще одной сменой противовесов, последовала просьба зажечь свет. Это будучи исполнено, м-р Пул из Нью-Джерси и м-р Уилкинс из Вермонта, выступавшие в роли комиссии, связывающей Горацио, от нашего имени, подошли со свечой к весом и объявили, что стрелка весов стояла на отметке в сорок фунтов [18 кг]. Но медиум, голосом духа известного как «Мэри-француженка», сказал: «Нет, тридцать восемь фунтов» [17 кг], что, посмотрев еще один раз, более внимательно и поднеся свечку поближе, они подтвердили. Теперь, если кто-нибудь захочет сказать, что медиум знал вес заранее, ибо сам его измерял, он должен будет объяснить следующее:
- Тот факт, что после взвешивания он был связан столь же крепко и точно так же, каким комиссия его оставила перед тем, как комната погрузилась в темноту; и
- Как, допустив, что он мог выпутаться и затем связать себя снова, возможность чего я отрицаю, он мог передвинуть по шкале гирьку в совершенно темной комнате и исправить непредвиденную ошибку комиссии. Эксперимент был мне очень интересен тем, что он продемонстрировал очередное доказательство невероятной силы духов, а также их способности видеть в темноте или, в момент зажжения свечи, довести до ума медиума точную величину, показываемую прибором.
Сеанс следующего вечера был, на мой взгляд, наиболее удовлетворительным, как эксперимент, за всё время моего визита в одном отношении, а именно в том, что он доказал, что ни зала сверху, ни полая платформа, ни дверь шкафа, ни то таинственное окно, что так разволновало умы многих поверхностных «скептиков», имели какое-либо отношение к манифестациям. Непосредственно перед тем временем, когда обычно собирались люди для сеанса, найдя братьев Эдди в необычно сговорчивом настроении, я предложил, что хотя бы в этот раз мы должны провести сеанс в приемной, где мы сидели вокруг печки. Когда на это было получено незамедлительное согласие, сверху была принесена старая шаль, висящая поверх двери шкафа, со стены темного чулана под лестницей были сняты грубый матрас и какая-то рабочая одежда, и мы были готовы начать сеанс.
Эта комната, или чулан, имеет размеры 9 футов 2 дюйма [2,8 м] на 5 футов 3 дюйма [1,6 м], с потолком высотой в 8 футов [2,4 м], – помещение тесное для того, чтобы в нем мог спать один человек, с закрытой дверью, и место, которое, скорее всего, оказалось бы смертельным для любой пары легких, когда-либо испытывавших глоток свежего воздуха. При всем этом, это то, куда «Джо» – ворчливый, неуживчивый, но музыкально одаренный работник фермы, которого помнит всякий ее посетивший, – удаляется для ночного отдыха. В любом случае, здесь нет окна, чтобы вызвать подозрения какого-нибудь придирчивого психолога или потребовать, чтобы я запечатал его сеткой от москитов, и я заключил, что если духи смогут показать себя здесь, одного этого факта будет достаточно, чтобы основательно подкрепить мои выводы.
Непосредственно перед тем, как был повешен платок, Уильям настоял на том, чтобы я зашёл в эту каморку и обследовал ее так, как мне бы вздумалось, но поскольку я уже успел надышаться её затхлой атмосферой, когда измерял её и простукивал ее стены и пол, я предпочел отказаться. Тем не менее, он не согласился принять мой отказ, и, таким образом, с лампой в руке, я вошёл внутрь и совершил общий осмотр. Кроме голого пола и оштукатуренных стен, смотреть там было нечего; и, ощупав Уильяма поверх одежды под шутливым предлогом совершения на него магнетического воздействия, я позволил себе, для убеждения читателя, удостовериться, что он не имел на себе никаких скрытых предметов. Платок-занавеска была должным образом размещена, и мы заняли свои места, образовав полукруг, протянувшийся от двери в зал до той, что вела в обеденную. Моя позиция была в центре полукруга, прямо напротив и не более чем в восьми или девяти футах [2,5–2,75 м] от двери «шкафа». Лампа была поставлена на полку в печной трубе в юго-восточном углу комнаты.
Не заставив нас долго ждать, после промежутка в несколько минут шаль была поднята и из-за нее выпрыгнула Хонто с проворностью белки. Она была одета в единообразный светлый костюм, с поясом вокруг талии и свободно падающими на спину волосами. Она подошла к двери в обеденную, подняла защёлку и распахнула её; затем стала скакать взад-вперед в своей обычной манере, как если бы она была в прекрасном настроении. Платок за платком вытягивала она из ступней ног и плеч старой м-с Кливленд и м-ра Притчарда, всякий раз изумляя их так же, как Германн[1] изумляет своих жертв, которых он заманивает в качестве «ассистентов» во время своих фокуснических представлений. Затем она встала справа от двери шкафа, прямо напротив меня, пристально глядя на пол рядом с плинтусом. Сначала не было видно ничего, кроме голых досок, но – вуаля! – я вдруг увидел груду чего-то черного, как если бы это было частью женского платья или кусок черной сетчатой материи. Она протянула руку и ловко, большим и указательным пальцами, подняла это, и это оказалось – одной из ее шалей! Таким образом, на расстоянии в несколько футов от моего носа, она продемонстрировала весь процесс материализации тканей, оставив меня, как можно представить, в весьма удовлетворенном состоянии. <...>
Сноски
- ↑ Германн – возможно, Александр Германн (Alexander Herrmann; 1844–1896), франко-американский фокусник-иллюзионист, также известный как Германн Великий. – Прим. пер.