Перевод с 1-го английского издания: В.В. Базюкин
ПАДЕНИЕ КРЕСТА В МАТЕРИЮ
Всех желающих оспорить этот пифагорейский символ на том основании, что, дескать, пока ещё точно не установлено, в какой именно период
| 554 | 554 |
древности впервые появляется ноль — в частности, в Индии — мы отсылаем к "Разоблачённой Исиде", т. II, сс. 299, 300 и след.
Если чисто теоретически допустить, что древний мир не был знаком ни с нашими способами математических вычислений, ни с арабскими цифрами — хотя мы твёрдо знаем, что это не так, — то идея круга и диаметра и служит доказательством того, что она как раз и стала самым первым космогоническим символом.
Ещё до всех триграмм Фу-си, ещё до ян и инь — единицы и двоицы, по хитроумному объяснению Элифаса Леви (см. "Dogme et Rituel", Vol. I, p. 124) — Китай имел своего Конфуция и своих даосов.[1] Первый вписывает "великий предел" в круг с горизонтальной поперечной прямой; вторые помещают под большим кругом три концентрических круга, а суньские мудрецы изображали "великий предел" в верхнем круге, а небо и землю — в двух нижних малых кругах. Все эти яны и ини — изобретения гораздо более поздних времён.
Только так и никак не иначе рассматривали наивысшее Божество Платон и его школа, какими бы эпитетами они во множестве случаев ни награждали "Бога над всем" (ὁ ἐπὶ πᾶσι θεός). Платон был посвящённым, а потому он никак не мог верить в личностного Бога — гигантскую тень человека. Такие его эпитеты, как "властитель" или "законодатель вселенной", имеют чисто абстрактный смысл — и это прекрасно осознавалось любым оккультистом, в не меньшей степени, чем всякий христианин, верующим в существование единого Закона, управляющего вселенной, но при этом признающим и его неизменность.
"За пределами всего конечного сущего", — утверждает он, —
"за пределами всех вторичных причин, всех законов, идей и начал стоит некий Разум или Ум (νοῦς) как первоначало всех начал, наивысшая Идея, на которой зиждутся все другие идеи . . . та перво-субстанция, из которой все вещи черпают своё бытие и эссенцию-сущность, — первая и главная причина всего существующего порядка вещей, всей гармонии, красоты и великолепия и всего блага, которые наполняют собой вселенную, — тот, которого зовут, подчёркивая его первенство и превосходство, наивысшим благом, единственным Богом (ὁ θεός) и "Богом над всем".[2]
Слова эти, как показывает сам Платон, не относятся ни к "Творцу", ни к тому "Отцу", о которых говорят наши сегодняшние монотеисты, а к идеальной и абсолютной причине. Ибо, как говорит он, этот θεός, "Бог над всем", "не есть ни истина, ни разум, но Отец их",[1] — их Первопричина. Да разве мог бы Платон — величайший ученик древнейших мудрецов и сам мудрец, для которого единственной целью в этой жизни было постижение истинного знания — когда-либо поверить в такого бога, который способен проклясть человека и обречь его на вечные муки при малейшем поводе?[3] Это мог быть кто-угодно, но только не он, считавший лишь тех
[1] А также в "Цань тун ци" Вэй Бояна.
[2] См.: Cocker, "Christianity and Greek Philosophy," xi, p. 377.
[3] Подлинный вопль отчаяния слышится в "Таинствах жизни человеческой" ("Mystères de la vie humaine, p. 117) графа де Монлозье. Но слова его — лучшее подтверждение того, что эта Причина "превосходства и блага", которая, по словам Платона, наполняет собой всю вселенную, не имеет ничего общего ни с его [графа] Богом, ни с нашим миром. "Au spectacle de tant de grandeur opposé à celui de tant de misère, l’esprit qui se met à observer ce vaste ensemble se représente je ne sais quelle grande divinité qu’une divinité plus grande et plus pressante encore aurait comme brisée et mise en pieces en dispersant ses debris dans tout l’univers".[2] Это Божество — "ещё более великое и более властное", чем "добрый" бог нашего мира, — это Карма. Именно это истинное Божество как раз ясно и указывает нам на неспособность этого меньшего, нашего внутреннего Бога (пока личного), остановить могучую длань этого великого Божества — ту Причину, которую мы пробуждаем своими собственными действиями, порождая цепочки малых причин. Она и называется Законом Воздаяния.
| 555 | 555 |
истинными философами и искателями истины, кто обладает знанием об истинно сущем, а не о мнимом; о вечно сущем, а не о преходящем; о том что существует в своём неизменном виде, а не о том, что способно таять, убывать и попеременно то возникать, то разрушаться.[1]
По проложенному им пути шли также Спевсипп и Ксенократ. Единое, изначальное, не могло существовать в том смысле, как понимает это смертный человек. "Τίμιον (то, что }}почитается}} за бога) пребывает и в центре, и в окружности, но оно есть лишь отражение Божества — Мировая Душа"[2] — площадь поверхности круга. Крест и круг — понятие универсальное и столь же древнее, как и сам человеческий ум. Они стоят в числе важнейших в длинном ряду, так сказать, международных символов, которые очень часто выражают великие научные истины, не говоря уже о том, что имеют прямое отношение к психологическим и даже физиологическим таинствам. Этот символ как раз именно такого рода построен на принципах древнейшей эзотерической космогонии.
Слова Элифаса Леви ничего толком не объясняют, когда он говорит о том, что Бог, вселенская Любовь, понуждает мужскую единицу выкапывать бездну в женской двоице, то есть в хаосе, с тем чтобы произвести мир. Во-первых, такой взгляд на вещи слишком груб и в этом мало чем отличается от многих других, а во-вторых, он оказывается неспособным объяснить суть вопроса и сохранить при этом почтительное отношение к способностям Божества, которые в данном случае носят чересчур очеловеченный характер. Именно во избежание подобного антропоморфизма посвящённые никогда и не применяют слова "Бог" для обозначения единственного (и только единственного!) Принципа вселенной и, твёрдо следуя издревле сложившимся во всём мире традициям Тайного учения, они не могут согласиться с тем, что столь несовершенная и зачастую не очень-то чистая работа могла быть действительно выполнена тем, что являет собой абсолютное Совершенство.
Нам нет нужды перечислять здесь другие, ещё более мудрёные метафизические трудности. Между спекулятивным атеизмом и бредовым антропоморфизмом должна существовать некая философская середина, уравновешивающая обе крайности. И только признав присутствие во всей природе незримого Начала, наивысшим проявлением которого на земле является человек, и можно решить эту задачу, которая сродни математической — вот только х в ней никогда не удастся ухватить с помощью нашей земной алгебры. Индуисты попробовали решить её с помощью своих аватар, а христианам показалось, будто
[1] См.: "Isis Unveiled," Before the Veil, xii (Vol. I).
[2] Платон. Парменид, 141, e.
| 556 | 556 |
им и в самом деле удалось это сделать — с помощью своего единственного воплощённого Божества. С экзотерической точки зрения, неправы и те, и другие. В эзотерическом же плане они одинаково весьма недалеки от истины. Из апостолов западной религии, кажется, один только Павел если и не раскрыл, то хотя бы обозначил древнейшую тайну креста. Все же остальные, объединяя и индивидуализируя это всемирное Присутствие, создают из него синтез в виде одного символа — центральной точки распятия — и тем самым показывают, что они так никогда и не понимали подлинный дух Христова учения, а своими толкованиями они лишь принизили его величие по целому ряду пунктов. Они уже позабыли весь духовный смысл этого всемирного символа и эгоистично монополизировали его — как будто Беспредельное и Безграничное возможно поместить в ограниченные и условные рамки одного-единственного проявления, которому придаются индивидуальные черты человека или даже народа!
Идея четырёх отрезков Х, пересекающихся в виде креста, как и смысл знака Гермеса — обозначение четырёх кардинальных точек — не представляла никакой тайны для индуистских, браминских и буддистских мистиков за тысячи лет до того, как о ней впервые услышали в Европе, и символ этот был распространён во всём мире в прошлом так же, как и сегодня. А загнув концы этого креста, его превратили в свастику 
— буддисты-монголы её называют уань.[1] Идея его состоит в том, что его "центральная точка" не может ограничиваться лишь одним индивидом, каким бы совершенным тот ни был. Это единственное Начало (Бог) заключено во всём человечестве, а человечество, как и всё остальное, заключено в нём, подобно каплям воды в океане, а четыре его конца устремлены к четырём кардинальным точкам и поэтому теряются в бесконечности.
По преданию, один посвящённый, исарим, обнаружил в Хевроне на теле умершего Гермеса ныне широко известную Изумрудную скрижаль[3] — в ней, как считается, изложена вся сущность мудрости герметизма . . . Там были начертаны следующие слова:
"Отдели землю от огня, тонкое от грубого . . . Вознесись с земли на небо, а затем снова спустись на землю".[4]
В этих словах заключены и загадка креста, и разгадка его двойной тайны, совершенно понятная оккультистам.
"Философский крест — две прямые, проведённые в противоположных направлениях, горизонталь и вертикаль, высота и ширина, которые геометрически устрояющее мир Божество разделяет в точке их пересечения, и такой крест образует магическую и одновременно научную четверицу, когда он вписан в правильный квадрат — вот основа основ для оккультиста. В его мистических пределах и заключён универсальный ключ, отпирающий двери в любую науку — как физическую, так и в духовную. Он — символ нашего человеческого существования, ибо этот круг жизни охватывает
[1] Несомненно, свастика — один из старейших символов древних рас. До наших времён, говорит Кеннет Р. Маккензи (см. "Royal Masonic Cyclopeadia"), она (свастика) "дошла в виде молота" масонского братства. Среди многочисленных "значений", перечисляемых автором, мы, однако, не находим самого главного — масоны явно не знают его.
| 557 | 557 |
собой четыре оконечности креста, обозначающие в порядке их следования рождение, жизнь, смерть и бессмертие".[5]
"Прилепись," — говорят алхимики, — "к буквам четырёхбуквицы, расположенной следующим образом . . . Здесь присутствуют буквы неречённого имени, хотя ты можешь и не заметить их сразу. Здесь, по каббале, заключена не подлежащая огласке аксиома — то, что учителя и называют магическим арканом" ("Разоблачённая Исида").[6]
Повторим ещё раз:
"Изображения тау-креста T, а также египетского астрономического креста .png){kind=small}
, бросаются в глаза в нескольких галереях, уцелевших среди развалин в Паленке. На одном барельефе во дворце в Паленке, на западной его стороне, можно видеть тау-крест, высеченный как иероглиф прямо под фигурой сидящего человека. Стоящая фигура, склонившись над первой, накрывает ей голову покрывалом посвящения левою рукою, тогда как правая рука фигуры поднята, а указательный и средний палец указывают на небо. Позой этой фигура в точности напоминает благословляющего христианского епископа или Иисуса, нередко изображаемого во время Тайной вечери. . ."[7]
"Египетскому иерофанту давали квадратный головной убор, который он должен был носить постоянно . . . Совершенный тау-крест, образуемый вертикалью (спускающимся мужским лучом), горизонталью (материей, женским началом) и мировым кругом, служил атрибутом Исиды, и только после смерти иерофанта помещался на грудь его мумии. Эти квадратные головные уборы по сей день носят армянские священники.
Заявления о том, будто крест — это чисто христианский символ, введённый в обращение уже после наступления нашей эры, слышать действительно странно, коль скоро мы читаем у Иезекииля о том, что знак тау (в переводе Вульгаты) было велено проставить на челе у тех людей из народа иудейского, которые убоялись Господа [Иез. 9,4). У древних иудеев этот знак изображался в таком виде: 
, а в древнеегипетской иероглифике — как обычный христианский крест † (тат, эмблема стабильности). Также и в Откровении[8] словами "Альфа и Омега" (дух и материя), "первый и последний" запечатляется имя Отца на челах у избранных. . ."[9]
"Моисей (Исх. 12,22) велит соплеменникам пометить свои дверные косяки и перекладины кровью, чтобы "Господь Бог" по ошибке не поразил кого-нибудь из собственного избранного народа вместо обречённых египтян. И этой меткой был именно крест тау! Точно таким же был и египетский крест с рукояткой, служивший Гору талисманом, и с помощью его половины тот воскрешал мертвых, как это видно на одной из скульптур в развалинах Фил".[10]
Итак, мы уже достаточно много рассказали о свастике и тау-кресте. Поистине, крест восходит к самым неисповедимым глубинам архаики! И покров этой тайны скорее сгущается, чем проясняется, когда мы видим, что изображения свастики и тау-креста запечатлены на истуканах острова Пасхи, на каменных находках в древнем Египте, в Центральной Азии, на памятниках, относящихся к дохристианским временам в Скандинавии —
| 558 | 558 |
словом, повсюду! Крест как будто отбрасывает гигантскую тень, которая бесконечно уходит всё глубже и глубже во времена древности, и автор "Иудейско-египетской тайны" c недоумением взирает на неё, не будучи в силах возвести символ ни к одному конкретному народу или человеку.
Он обращается к оставленным иудеями таргумам,
"но смысл их затемнён переводом. Например, в арабском тексте книги Иисуса Навина (8,29)[11] и в "Таргуме Ионафана" говорится: "Царя Гайского распял на дереве". В переводе Септуагинты говорится о подвешивании на двух кусках дерева, то есть на кресте (см.: Вордсворт о книге Иисуса Навина). . . .
Страннейшее выражение такого рода мы встречаем в Числ. 25,4,[12] где в переводе Онкела (?)[13] мы читаем: "Распни их пред Господом (Иеговой) против солнца". Используемое здесь слово יקע, "пригвоздить", в Вульгате переведено совершенно правильно (см. Фюрст) как "распять". Само построение фразы здесь мистично".[14]
Всё это так, но сам дух этой фразы никогда не понимался правильно. Выражение "распять перед солнцем (а не против солнца)" применялось при посвящении. Пришло оно [в Израиль] из Египта, но первоначальные его истоки находятся в Индии. Ключ к этой загадке следует искать в мистериях посвящения. Посвящённый адепт — после успешного прохождения им всех испытаний — прикреплялся (не прибивался гвоздями, а просто привязывался) к скамье, имевшей форму тау-креста Т (в Египте) или свастики, не имеющей четырёх изгибов на концах (в виде: +, а не 卐), и погружался в глубокий сон ("Сон Силоама" — так он называется по сей день у посвящённых в Малой Азии, в Сирии и даже в верхнем Египте). В таком состоянии он оставлялся на три дня и три ночи, пока его духовное Эго, как считалось, пребывало в общении с богами, спускалось в Гадес, Аменти или Паталу (в каждой стране по-своему), чтобы творить милосердие душам людей или духам стихий. Тело же его всё это время лежало в храмовом подземелье или в подземной пещере. В Египте оно помещалось в саркофаг, находящийся в камере царя пирамиды Хеопса. В ночь с второго на третий день тело переносилось к выходу из галереи, где в определённый час лучи восходящего солнца падали на лицо испытуемого кандидата, пребывающего в состоянии транса, и он пробуждался, чтобы пройти посвящение у Осириса и бога Мудрости Тота.
"Прежде чем опровергать наши слова, пусть сомневающийся читатель познакомится с оригиналами иудейских книг. Пусть обратится к весьма красноречивым египетским барельефам — особенно к изображениям в храме Фил, воспроизводящим одну из сцен посвящения. Два бога-иерофанта — один с головой ястреба (Солнце), второй с головой ибиса (Меркурий, Тот, бог Мудрости и тайного знания, писец Осириса-Солнца) — стоят над телом кандидата, только что прошедшего посвящение. Они льют ему на голову двойной поток воды (воды жизни и воды нового рождения), и поток этот изображён в виде сплетения креста и множества маленьких крестов анх. Так аллегорически изображается момент пробуждения кандидата
| 559 | 559 |
(теперь уже посвящённого), когда лучи утреннего солнца (Осириса) падают на макушку его головы (его оцепеневшее тело помещено на деревянном тау-кресте, чтобы оно могло воспринять падающие лучи).
Затем появлялись иерофанты-посвятители, которые произносили священные слова, обращённые как бы к Осирису, но на самом деле — к внутреннему духовному Солнцу, просветляющему заново рождённого человека изнутри. Пусть читатель поразмыслит над природой связи Солнца с крестом с точки зрения его физического плодородия и воздействия на духовное возрождение — связи, отчётливо осознававшейся с времён глубочайшей древности. Пусть он осмотрит гробницу Бейт эль-Вали, воздвигнутую в царствование Рамзеса II, и в ней он сможет легко обнаружить кресты какой угодно формы и в каком угодно положении. Такие же изображения он увидит и на троне этого царя, и, наконец, на фрагменте оформления Зала предков, относящегося к правлению Тутмоса III, — этот фрагмент хранится в Национальной библиотеке в Париже и изображает поклонение Бахан-Алеаре.[15]
В этом исключительном по красоте скульптурно-живописном фрагменте мы видим, как исходящие от солнечного диска лучи льются на анх, установленный на кресте, и позднейшие изображения креста Голгофы представляют собой точную копию этого креста. В древних манускриптах кресты эти назывались "жёстким ложем того, кто пребывает в родовых муках (духовных), рождая самого себя". Множество таких крестообразных "лож", к которым привязывались кандидаты, введённые в состояние глубочайшего транса на завершающем этапе наивысшего посвящения, было обнаружено в подземных залах, расположенных под руинами египетских храмов. Во всех отношениях достойные святые отцы вроде Кирилла и Феофила широко пользовались ими, считая, что кресты эти были принесены туда и схоронены какими-то новообращёнными христианами. И один только Ориген — а потом уже и Климент Александрийский, как и другие бывшие посвящённые, — знал, в чём тут дело. Но все они предпочитали молчать".[16]
Опять же, пусть читатель вчитается во все эти индуистские "сказки", как их предпочитают называть востоковеды, пусть он вспомнит легенду о Вишвакармане — творящей силе и великом ваятеле мира, который в Веде[17] именуется "богом всевидящим", "приносящим себя в жертву самому же себе" (а это значит, что духовные эго всех смертных состоят из его собственной сущности, они одной сущности с ним). Вспомним, что его называют Дэвой Вардхикой, "божественным строителем", и это именно он связывает своего зятя Сурью (Солнце) на своём станке — в экзотерическом изложении; на свастике — в эзотерическом предании; а на земле выступает в роли иерофанта-посвятителя, "отрезая" часть его [Солнца] лучезарного света. Вишвакарман — напомним ещё раз — считается сыном Йога-Сиддхи, то есть священной силы йоги; он — изготовитель "огненного оружия", магической "агнеястры". Более подробно эта тема, однако, рассматривается в другом месте.
Между тем, автор столь часто цитируемого нами каббалистического труда задаётся следующим вопросом:
"Теоретический смысл распятия, очевидно, был как-то связан с тем, что́ этот символ был призван воплощать в себе (устройство райского сада,[18] символически изображаемое в образе распятого человека — Е.П.Б.). Но как? И что оно [распятие] должно было обозначать? Символ этот указывал на источник происхождения всех единиц измерения и тем самым подчёркивал наличие некоего закона или плана творения. Но какой смысл
| 560 | 560 |
мог нести в себе фактический акт распятия для людей в практическом отношении? И, тем не менее, оно действительно служило зримым образом, указывающим на таинственные функции всё той же системы, и мы видим это в самой реальной практике распятия людей. Чем глубже мы погружаемся в таинственные функции этих числовых значений (в связь соотношения 113 к 355 с соотношением 20612 к 6561, символическим выражением которой является образ распятого человека — Е.П.Б.), тем больше понимаем, что они уходят всё глубже и глубже [в толщу бытия]. Мы видим, что они действуют не в одном лишь [проявленном] космосе, . . . но по своему внутреннему сродству они, похоже, вырабатывают условия существования и в каком-то невидимом духовном мире, и, кажется, одни лишь пророки хранили знание о связующих звеньях между ними. Сознание начинает путаться ещё сильнее, когда понимаешь, что способность выразить закон, который точно, через числа, ясно определял бы ту или иную систему, является не акциденцией языка, а самой его сущностью и его изначальной органичной конструкцией. А значит, и язык, и относящаяся к нему математическая система могут считаться человеческим изобретением лишь в одном случае: если оба они выстраивались на основе какого-то протоязыка, который впоследствии оказался начисто забыт. . ." (p. 205).[19]
Путём дальнейшего анализа автор находит подтверждение своим высказанным мыслям и вскрывает тайный смысл целого ряда преданий, изложенных мёртвой буквой. Так он показывает, что слово איש ("человек")[20] восходит к изначальным временам:
"[оно являлось] самым первым словом, которое у евреев — кем бы они ни были — стало служить звуковым выражением идеи "человек". Сущностным выражением (числовым значением — Е.П.Б.) этого слова было число 113 с самого начала, и оно обозначало элементы проявленной космической системы". [21]
Подтверждением этой мысли, как мы уже говорили, является образ индуистского Виттобы — одной из форм Вишну. Изображение Виттобы, во всех его мельчайших деталях, вплоть до следов от гвоздей на ногах,[1] за исключением креста, напоминает изображение распятого Иисуса. А то, что изображённая фигура обозначает именно человека, подтверждается фактом возрождения посвящённых после их распятия на древе жизни. Орудие пыток у древних римлян, а также недопонятое ранними христианскими фантазёрами, это "древо" в экзотерическом смысле превратилось в дерево смерти!
Таким образом,
"одно из тех семи эзотерических значений, которые были заложены мистиками-авторами этой [философско-религиозной] системы в таинстве распятия — а впервые эта система была разработана и получила распространение одновременно с учреждением самих мистерий — обнаруживается в геометрических символах, заключающих в себе историю эволюции человека. Поскольку пророк иудеев, Моисей, был прекрасно знаком с эзотерической Премудростью египтян, а свою систему чисел иудеи восприняли сначала у финикийцев, а затем у язычников — у них-то они и почерпнули бо́льшую часть своего каббалистического мистицизма, — то им не составило труда весьма изобретательно приспособить космо-антропологическую символику народов-"язычников" к своим собственным тайным писаниям. И если христианские
[1] См. "Индуистский пантеон" Э. Мура, где на левой ноге Виттобы виден след от гвоздя — см. изображение этого божества.
| 561 | 561 |
церковники утратили ключ к этой символике сегодня, то первые разработчики христианских мистерий глубоко разбирались в вопросах эзотерической философии и иудейской оккультной метрологии, а потому и смогли ловко воспользоваться ими. Так, они взяли слово аиш (одну из ивритских словоформ, служащих для обозначения понятия "человек"), и соединили его со словом шана, обозначающим лунный год — словом, мистически связанным с именем мнимого отца Иисуса, Иеговы, — и тщательно спрятали мистическую идею под неким астрономическим числовым значением и формулой.
Безусловно, образ "Человек, распятого" в Пространстве, изначально принадлежал древним индуистам, на что указывает и Э. Мур в своём "Индуистском пантеоне", где он поместил гравюру с изображением Виттобы. Этой же идеи придерживался и Платон,[22] описывая перекрестие в Пространстве в виде X — "Второго Бога, запечатлевшего себя во вселенной в форме креста". В таком же "распятом" виде изображается и Кришна (см. Ланди, "Христианство в памятниках", рис. 72).
Опять же эта идея повторяется в Ветхом завете в виде странного повеления распинать людей перед Господом, Солнцем — но это никакое не пророчество, а лишь выражение, несущее в себе прямой фаллический смысл".[25]
В разделе II этой самой содержательной книги, раскрывающей смысл каббалистических символов, — в "Ключе к иудейско-египетской тайне" — мы снова читаем:
"Шляпки гвоздей на кресте имеют символическую форму объёмной пирамиды, а стержни — форму сужающегося книзу четырёхгранного обелиска, что является фаллической эмблемой. Когда эти гвозди располагаются в трёх точках — в конечностях человека на кресте, — они образуют или описывают треугольник, в каждой вершине которого находится по одному гвоздю. Ран же, или стигматов, по количеству конечностей человека должно быть четыре — это символическое обозначение квадрата[26] . . . Три гвоздя и три раны дают в сумме шесть — то есть обозначают шесть граней развёрнутого куба (граней, образующих крест или человеческую форму — или 7, если считать три грани на горизонтальной и четыре на вертикальной перекладинах креста), на который помещён человек, а это, в свою очередь, указывает на то, что по отношению к кубу применена радианная мера. Одна рана на ногах превращается в две в случае, когда ноги разведены, и, таким образом, получаются три раны в целом и четыре при разведённых ногах, то есть всего 7 — это ещё одно из наиболее священных фундаментальных чисел, которое (у иудеев) считается женским числом".
Итак, если фаллический, или сексуальный, смысл "гвоздей распятия" удаётся подтвердить с помощью геометрического или числового прочтения, то мистический смысл распятия мы обозначили выше коротким замечанием в связи с образом Прометея. Он представляет собой ещё одну жертву, ибо распят на Кресте Любви, на скале страстей человеческих — он пожертвовал собой во имя заложенного в человечестве духовного элемента.
Стало быть, эта система представлений изначальных времён, этот двойной глиф, из которого выросла идея креста, — вовсе не является "человеческим изобретением", поскольку в её основе лежат космическое мыслетворчество и духовное представление о божественном человеке-Эго. Позднее эта система разрослась и превратилась в прекрасную идею, включённую в мистерии и разыгрываемую в них: в идею возрождённого человека — смертного, который, предав человека плотского распятию вместе со всеми его страстями на
| 562 | 562 |
мучительном Прокрустовом ложе, возрождался уже как бессмертный человек. Сбросив с себя тело и животного-человека, привязанных к кресту Посвящения как пустую куколку, эго-душа выпархивала из них, подобно свободной бабочке. А ещё позднее, по мере постепенной утраты духовности, крест стал пониматься в космогонии и антропологии как обычный фаллический символ и не более того.
Мировая душа, anima mundi, — материальное отражение невещного Идеала — с незапамятных времён рассматривалась эзотериками как источник жизни всего сущего, из которого проистекает жизненное начало трёх царств. У философов-герметиков, как и у всех мыслителей древности, она обладала семеричной природой. А потому её и олицетворял Семеричный крест, ветви которого соответственно суть: свет, теплота, электричество, земной магнетизм, астральное излучение, движение и Разум или, как некоторые его называют, самосознание.
Мы говорили уже об этом в другом месте. Задолго до того, как крест или его знак получили распространение как символы христианства, крестное знамение применялось как условный знак, по которому узнавали друг друга адепты и неофиты, причём последние именовались хрестами (от слова Chrestos, что значит "человек скорбей и печали").
Вот что говорит Э. Леви:
"Воспринятое христианами крестное знамение не принадлежит исключительно им. Оно имеет каббалистическое происхождение и отражает противостояние друг другу и равновесие между четырьмя элементами-стихиями. По словам оккультного стиха Paternoster[27] мы видим, что изначально существовало два способа его совершения или, по крайней мере, два совершенно разных текста, выражающих его смысл: одну формулу произносили только священнослужители-посвящённые, а другую — неофиты и непосвящённые-профаны. Так, к примеру, посвящённый, поднося ладонь ко лбу, говорил: "Тебе", после чего произносил: "принадлежат" и продолжал, поднося ладонь к груди: "царство" и, поднося ладонь к левому плечу: "суд", а поднося к правому плечу: "и милость". Затем, сложив ладони вместе, добавлял: "во все плодоносные циклы" —"Tibi sunt Malchut et Geburah et Chassed per Aeonas"[28] — это был знак креста, абсолютно и в высшей степени каббалистический, но смысл его воинствующая и официальная церковь полностью позабыла после того, как осквернила святыни гностицизма" ("Dogma et Ritual", Vol. II., p. 88).
Однако на счету "воинствующей и официальной Церкви" есть и кое-что иное: полакомившись тем, что ей никогда не принадлежало, она взяла для себя лишь то, чем владели "профаны" — каббалистический смысл мужских и женских сфирот. Она никогда не забывала внутреннего и наивысшего смысла, поскольку никогда и не владела им — как бы Э. Леви ни пытался своими словами подольститься к Риму. Тот знак креста, который восприняла латинская церковь, был изначально фаллическим, тогда как крест, воспринятый греками, был именно крестом неофитов — Хрестов (Chrest).
Сноски
- ↑ Б.Ф. Кокер. Христианство и греческая философия (B. F. Cocker, "Christianity and Greek Philosophy", 1870), p. 378.
- ↑ Des Esprits — 2:408-409 (и примеч.): "Наблюдая такое величие на фоне таких страданий и обозревая это великое целое, дух человеческий начинает ощущать присутствие какого-то божества, величие которого я не берусь описать, но есть и ещё более великое и ещё более властное Божество, которое, можно сказать, способно разбить это божество вдребезги, размолоть на мелкие части и разметать его осколки по всей вселенной" (SDR, TUP).
- ↑ См. И. Майер. Гермес Трисмегист (Isaac Myer, “Hermes Trismegistus,” Sept. 1886) — pp. 167-168 ("The Path", v. 1) (SDR, TUP).
- ↑ См. там же (SDR, TUP).
- ↑ Isis Unveiled, v. I, p. 508.
- ↑ Указ. соч., p. 506.
- ↑ Там же, p. 572. См. "Разоблачённая Изида", М., 2003, т. I, с. 763 (перев. с изм.).
- ↑ Откр. 1,4-8: ". . . благодать вам и мир от Того, Который есть и был и грядет, . . от Иисуса Христа . . . Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков, аминь. . . Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель".
- ↑ Isis Unveiled, v. II, p. 393. См. "Разоблачённая Изида", т. II, c. 499 (перев. с изм.).
- ↑ Там же, p. 454. См. "Разоблачённая Изида", т. II, c. 576 (перев. с изм.).
- ↑ ". . . царя Гайского повесил на дереве. . ."
- ↑ "И сказал Господь Моисею: возьми всех начальников народа и повесь их Господу перед солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева Господня".
- ↑ Знак вопроса принадлежит самому Дж. Скиннеру.
- ↑ The Source of Measures, p. 204.
- ↑ Или Бахан-Аленре.
- ↑ "Распятие человека". Примечания редактора ("The Crucifixion of Man," May 15, 1888, p. 250. Lucifer, v. 2, Editors’ Note) (SDR, TUP).
- ↑ В "Ригведе".
- ↑ The Source of Measures, p. 202: "Как мы показали, идея этого сада должна была обозначать источник рождения времени и единиц измерения, а символическим образом её стала матка. Один из принципов космогонии состоял в том, что всё сущее произошло из какого-то общего источника, из некой единицы, к которой всё могло быть последовательно возведено посредством соединительных звеньев".
- ↑ Там же, pp. 204-205.
- ↑ Слово "аиш", "человек".
- ↑ Там же.
- ↑ См. Тимей, 35 с.
- ↑ См. J. Lundy, "Monumental Christianity", 1886, ill. 72.
- ↑ Там же, ill. 61.
- ↑ "Распятие человека" ("The Crucifixion of Man", p. 248).
- ↑ Здесь есть важный пропуск в цитате, влияющий на понимание мысли Скиннера: "Но аналогично тому, как в случае с подсвечником одно считалось за два — а вернее, два за одно, — так и здесь, в случае с тремя гвоздями в четырёх конечностях, одно считается за два". В предыдущем параграфе, рассматривая устройство упомянутого подсвечника, Скиннер пишет: "Для понимания этой мысли чрезвычайно важно подчеркнуть, что золотой подсвечник в храме был устроен таким образом, что с каждой стороны, он имел по четыре гнезда для свечей. Самая же верхняя [центральная] свеча являлась общей для обеих сторон, так что, по сути дела, с одной стороны было лишь три свечи, а с противоположной стороны — четыре, а все вместе они составляли семь. . ." (p. 51).
- ↑ "Отче наш" (лат).
- ↑ "Ибо твои есть Царство, Суд и Милость во все эоны" (лат.) (SDR, TUP).