ПМ (Базюкин), гл.Первое письмо К.Х. к А.О. Хьюму

<div style="color: #555555; font-size: 80%; font-style: italic; font-family: serif; text-align: center;">Материал из '''Библиотеки Теопедии''', http://ru.teopedia.org/lib</div>
Перейти к навигации Перейти к поиску
письма махатм
Письма Махатм А.П. Синнетту
Перевод В.В. Базюкина

ш

скачать

анг.рус.

глава: Первое письмо К.Х. к А.О. Хьюму; раздел: Приложения. Приложение № 2

от кого: Кут Хуми Лал Синг написано 1.11.1880 из: Амритсар, Индия

кому:

Хьюм Алан Октавиан получено в:

содержание: Причины социального упадка Индии. Причины отказа Махатм от руководства ТО. Специфика методики обучения оккультным наукам. Отличия европейского и восточного методов обучения.

<<     >>


Приложение № 2

Первое письмо К.Х. к А.О. Хьюму[1]

Амритсар, 1 ноября[2]

Милостивый государь!

Пользуясь первыми выпавшими мне минутами свободного времени, чтобы официально ответить на Ваше письмо от 17 числа прошлого месяца, хочу сообщить Вам о результатах своего совещания с нашими владыками по поводу содержащегося в том письме предложения. Одновременно попробую ответить и на все Ваши вопросы.

Прежде всего, от имени того отделения нашего братства, которое особо заинтересовано в благополучии дел в Индии, должен поблагодарить Вас за предложенную Вами помощь, важность и искренность которой не подлежит никакому сомнению. Ведя свою родословную от древнейших времён индийской цивилизации со всей её чередой взлётов и падений, мы продолжаем питать глубокую и пылкую любовь к своей родине — сохранить её в себе нам не помешали даже всеобобщающие и космополитизирующие (простите, если слово это звучит не вполне по-английски) последствия наших изысканий в области потаённых законов природы. А посему я, как и любой другой патриот Индии, не могу не питать самой неподдельной благодарности за любое доброе слово или доброе дело, сказанное или совершённое во её благо.

Кроме того, все мы отчётливо сознаём, что нынешний упадок Индии в первую очередь вызван удушением её древней духовности, и всё, что только может служить делу возвращения её к прежним высотам мысли и нравственности, должно быть использовано в качестве силы для её национального возрождения. А посему каждый из нас самым естественным для себя образом и без всякого к тому понуждения готов способствовать делу учреждения Общества, о котором и идёт речь сегодня. Особенно если оно и в само деле задумывается как общество, незапятнанное никакими помыслами о личной корысти, а задачей его будет возрождение древней науки и стремление восстановить чистое имя нашей страны в глазах всего мира. Считайте это делом решённым, и любые клятвенные заверения в этом с нашей стороны были бы излишни.

Но, как и любой другой хорошо знакомый с историей человек, Вы знаете, что никакое душевное рвение патриотам не поможет, если внешние обстоятельства складываются против них. Порой случалось и так, что никакие человеческие силы — и даже исполненные высокого патриотизма напор и ярость — не были в состоянии изменить железной поступи судьбы и направить её прочь от уже назначенного ей курса, и народы тогда, как брошенный в воду факел, угасали, пропадая в непроглядной тьме собственной погибели. Вот почему мы, остро переживая падение нашей страны и одновременно не имея сил для немедленного её возвышения, не можем поступить так, как хотелось бы нам, ни в самых общих вопросах, ни в данном конкретном случае. С какой бы охотой мы откликнулись на ваше встречное к нам движение! Однако мы вправе принять предложенную м-ром Синнеттом и Вами идею лишь наполовину, а потому принуждены сказать, что осуществлена она может быть лишь частично.

Одним словом, ни я сам, ни один из Братьев, ни даже какой-нибудь продвинутый неофит не могут быть специально выделены и назначены на роль Духа-наставника или руководителя Англо-Индийского отделения. Мы знаем, как было бы замечательно, если бы Вы вместе с избранной горсткой Ваших коллег могли проходить регулярное обучение, если бы им демонстрировались феномены и разъяснялся их смысл. И пусть даже убеждёнными [нашими сторонниками] оказались бы только вы, совсем малая группа людей, но всё равно было бы решительным плюсом иметь хотя бы горстку высокоталантливых англичан в числе учеников, изучающих восточную психологию. Всё это мы знаем, но знаем также и многое другое, а потому и не отказываемся ни от переписки с вами, ни от оказания вам помощи в какой-то иной форме.

При всём при этом мы, однако, отказываемся брать на себя любую дополнительную ответственность помимо того, чтобы время от времени обмениваться с вами письмами, оказывать вам помощь своим советом, а также, смотря по обстоятельствам, представлять вам осязаемые — возможно, зримые — доказательства нашего существования и проявления к вам интереса, которые должны вас вполне убедить. “Руководить” же вами мы не согласимся. Из всего того, что мы были бы способны для вас сделать, обещать можно лишь одно: мы будем воздавать вам полной мерой ровно то, чего вы сами заслуживаете. Заслужите большего — и мы не останемся перед вами в долгу, заслужите меньшего — и тогда вам придётся лишь ожидать оплаты по счетам когда-либо в будущем.

Нет, это не отрывок из школьной тетради, хотя слова мои, вероятно, и похожи на то. Это всего лишь не самое складное изложение того закона, который действует в нашем ордене, и преступать его мы не можем. Включись только мы, совершенно незнакомые с западным — и в частности с английским — способом мышления и образом действия, в деятельность организации такого рода, и вы увидели бы, как все ваши твёрдые обычаи и традиции вступают в непрестанное противоречие если и не с самими новыми вашими устремлениями, то, по меньшей мере, с теми способами их реализации, которые предлагаем мы. Вы не смогли бы добиться [от других] единодушного согласия даже на то, чтобы пройти хотя бы тот отрезок пути, на который способны Вы сами. Я попросил м-ра Синнетта набросать план с изложением ваших общих идей, который я мог бы представить нашим владыкам. Таким мне видится самый короткий путь к взаимной договорённости.

Под нашим же “руководством” Отделение ваше просто не смогло бы существовать — вы ведь отнюдь не те люди, которыми можно руководить в этом смысле. А значит, Отделение оказалось бы скороспелым плодом и завершилось провалом: оно представляло бы собой столь же нелепое зрелище, как парижская коляска “а ля Домон” в упряжке индийских яков или верблюдов.

Вы просите: обучите нас истинной Науке, оккультному аспекту известной стороны природы. Вам кажется, будто это так просто: взял — да и обучил. Вы, похоже, не осознаёте того, насколько чудовищно трудно изложить даже азы нашей Науки человеку, уже прошедшему школу знаний по знакомым вам методам обучения. Вы даже не догадываетесь, что чем больше знаний он получил от одной школы, тем менее он способен к интуитивному пониманию другой, ведь в мышлении своём человек способен двигаться лишь по давно исхоженной колее, и если только ему недостанет смелости засыпать старые колеи и проложить новые, то ему волей-неволей придётся ходить всё теми же старыми тропами. Позвольте привести Вам несколько примеров.

В соответствии с современной точной наукой вам предписывается во всём видеть один-единственный вид космической энергии, и вы не усматриваете никакой разницы между той энергией, которую затрачивает, например, путешественник, чтобы отодвинуть с дороги мешающий ему куст, и таким же объёмом энергии, которую тратит учёный-экспериментатор, когда приводит в движение маятник! А мы усматриваем. Мы видим целую пропасть между двумя этими видами энергии. В первом случае сила рассеивается или распыляется попусту, тогда как во втором случае экспериментатор концентрирует её и создаёт её запас. И, прошу Вас, заметьте, я говорю сейчас не об относительной полезности обоих видов энергии, как может показаться на первый взгляд. Я говорю лишь о том, что в одном случае мы имеем дело с одной только грубой силой, выбрасываемой наружу без какой-либо трансмутации её в более высокую потенциальную форму духовной динамики, тогда как во втором случае происходит именно это. И, прошу Вас, не считайте меня каким-то путаником-метафизиком. Я хочу, чтобы Вы поняли одну-единственную мысль: результатом наивысшей интеллектуальной деятельности мозга, занятого разрешением той или иной научной задачи, является выброс некой сублимированной формы духовной энергии, которая в своём космическом действии способна производить неисчислимое множество результатов. Мозг же, действующий подобно автомату, удерживает или сохраняет в себе лишь запас известного кванта грубой силы, не несущей никакого блага ни индивиду, ни человечеству в целом.

Человеческий мозг — это неистощимый генератор наичистейшей космической силы, производимой им из низшей, грубой энергии природы, и совершенный адепт превращает себя в некий центр, из которого излучаются потенциальности, порождающие, в свою очередь, бесконечный ряд взаимодействий сил, которые затем продолжают действовать на протяжении многих и многих эонов. Вот Вам ключ к загадке его способности проецировать в зримый мир и материализовать в нём все те формы, которые уже выстроены его воображением из инертной космической материи мира незримого. Адепт не творит ничего нового — он лишь пользуется и манипулирует теми материалами, которые природа уготовила и расположила вокруг него, а материалы эти за минувшие вечности уже успевают перебывать во всех формах, и ему остаётся лишь выбрать ту, что потребна ему, и вернуть её в круг объективного существования. Ну, разве ваши “учёные” биологи не воспримут всё это как бред сумасшедшего?

По Вашим словам, Вы — в большей ли, в меньшей ли степени — знакомы практически со всеми областями науки и, как Вы полагаете, приносите известное благо, имея возможность пользоваться плодами этой своей многолетней учёбы. В том нет никаких сомнений. Только позвольте Вам в двух словах пояснить разницу между образом действия физической науки, которую называют (чаще всего из простой любезности) “точной”, и тем, как поступает наука метафизическая. Последняя, как известно, не поддаётся точному подтверждению перед неподготовленной аудиторией, а посему м-р Тиндаль и помещает её в тот же раздел знаний, что и поэтические фантазии. С другой же стороны, реалистическая наука подтверждённого факта — это совершеннейшая проза. Однако нас, бедных и никому не ведомых благотворителей человечества, любой факт как в первой, так и во второй, интересует лишь в той степени, в какой он заключает в себе потенциальность нравственного воздействия, и в той только мере, в какой он полезен всему человечеству. Но что ещё, в своей горделивой оторванности от всего остального, может быть более равнодушным ко всему и вся и сводиться лишь к эгоистической потребности своего собственного развития, как не эта материалистическая и реалистическая наука факта? Могу ли я, например, не рискуя быть обвинённым в поверхностном “изображении науки”, задать вопрос: какое отношение все эти законы Фарадея, Тиндаля и др. имеют к подлинной филантропии[3] в своих абстрактных отношениях с человечеством, рассматриваемым как единое целое? Какое дело им до человека, понимаемого как отдельный атом, выделенный из этого великого и гармонического Целого, хотя в каких-то случаях они и могут приносить ему практическую пользу? Космическая энергия — это нечто вечное и никогда не прекращающееся, материя — это нечто неразрушимое, и на том стоят научные факты. Усомнитесь в них — и вас назовут невеждой; отвергните их — и вы окажетесь опасным безумцем, фанатиком; объявите о том, что вы лишь уточнили теорию, — и вас отнесут к числу наглых шарлатанов.

И, тем не менее, даже все эти научные факты не подсказали пока ни одному из множества экспериментаторов ни единого доказательства того, что природа сознательно предпочитает, чтобы материя была неразрушимой именно в органических, а не в неорганических формах, и что она медленно, но неуклонно трудится в направлении реализации этой своей цели — развёртывании сознательной жизни из косной материи. А отсюда проистекает и их незнание о процессах рассеяния и сгущения космической энергии в её метафизических аспектах; отсюда и их разногласия по поводу теории Дарвина; отсюда и их туманные представления о том, в какой степени сознательная жизнь присутствует в отдельных стихиях; отсюда со всей неизбежностью следует и их презрительный отказ признавать реальность любых явлений, выходящих за рамки ими самими же определённых условий, они не хотят ничего и слышать о мирах не то что разумных, но даже полуразумных сил, которые незримо трудятся в потаённых уголках природы.

Вот Вам ещё один конкретный пример. Мы усматриваем гигантскую качественную разницу между двумя равными объёмами энергии, которую могут затрачивать два человека: когда один, допустим, направляется на свою тихую ежедневную работу, а другой идёт в полицейский участок с доносом на своего собрата, хотя представители науки никакой разницы здесь не видят. Мы же — в отличие от них — видим конкретную разницу между энергией движения ветра и энергией вращающегося колеса. А почему? Да потому что любая человеческая мысль, как только она возникает, тут же переходит во внутренний мир и, соединяясь (мы сказали бы, срастаясь) с элементалом — то есть с одной из тех полуразумных сил, которыми населены различные царства природы, — становится самостоятельной активно действующей сущностью. И в качестве такого отдельного активно действующего разума, в качестве такого отдельного порождаемого умом существа, сущность эта продолжает жить — одна дольше, другая меньше — соразмерно с изначальной интенсивностью той деятельности головного мозга, которая эту сущность и производит. Таким образом, мысль добрая увековечивается в качестве активной силы добра; мысль злая — в виде демона зла. Так человек непрерывно и наполняет испускаемый им особый ток в пространстве миром своего же собственного производства — миром, густо населённым плодами его собственных фантазий, желаний, устремлений и страстей. Все они вместе и образуют тот особый ток, который воздействует на любой обладающий органами чувств или нервной системой организм, которому может случиться вступить с ним в контакт, и сила воздействия этого тока зависит от его динамической интенсивности. Буддисты называют это человеческой “скандхой”, индуисты — “кармой”. Адепт способен выделять эти формы из себя сознательно, обычные же люди выбрасывают их вовне бессознательно.

Для того чтобы адепт мог успешно сохранять в себе собственную силу, он должен жить в полном уединении и оставаться в большей или меньшей степени погружённым внутрь собственной души.

В ещё меньшей степени точная наука замечает, что строящий свой домик муравей, трудяга-пчела или вьющая себе гнездо птица аккумулируют, каждый в меру своих скромных усилий, такой же объём космической энергии в её потенциальной форме, как и какой-нибудь Гайдн или Платон или ведущий по полю борозду землепашец в своих собственных трудах. Охотник же, убивающий дичь ради удовольствия или получения барышей, как и учёный-позитивист, направляющий весь свой интеллект на доказательство того, что плюс, помноженный на плюс, даёт в результате минус, растрачивают и рассеивают энергии попусту не меньше, чем тигр во время своего броска на добычу. Все они не обогащают, а обкрадывают природу, и всем им придётся заплатить по счетам — чем больше в них заложено разума, тем дороже.

Точная экспериментальная наука не имеет ничего общего ни с моралью, ни с понятием человеческого достоинства, ни с подлинной любовью к человеку, а потому и рассчитывать на нашу помощь может не ранее, чем сольётся с метафизикой. Поскольку она представляет собой всего лишь бесстрастную классификацию не касающихся человека фактов, — тех фактов, что существовали до появления человека и будут существовать после него, — то сфера её применимости в наших глазах не выходит за границы самих этих фактов, а какие бы то ни было выводы и результаты, которые можно было бы применить по отношению к человечеству из материалов, полученных её методами, её совершенно мало волнуют. Поскольку же сфера наших наук лежит целиком вне её собственной сферы — так же, как путь движения планеты Уран лежит вне орбиты Земли, — то мы решительно отказываемся вмешиваться в работу любого из колёсиков её конструкции.

С её точки зрения, теплота — это лишь одна из форм движения, а движение производит теплоту. Однако ей придётся однажды открыть для себя, почему механическое движение вращающегося колеса в метафизическом смысле считается более ценным, чем та теплота, в которую оно постепенно преобразуется. В глазах представителей сегодняшней науки немыслимым является философское, но трансцендентное (а стало быть, нелепое?) представление средневековых теософов, полагавших, что прогресс человеческого труда, обеспечиваемый всё новыми и новыми изобретениями человеческого ума, в один прекрасный день должен будет увенчаться открытием некоего процесса, который в подражание солнечной энергии, выступающей в качестве непосредственного двигателя, приведёт к производству полноценных продуктов питания из неорганической материи. Окажись только Солнце — отец-кормилец нашей планетной системы — способно уже завтра вывести гранитных цыплят из какой-нибудь каменной глыбы “в экспериментальных условиях”, и они (деятели науки) тут же признали бы это событие за научно подтверждённый факт, не издав при этом ни единого вздоха сожаления по поводу того, что неживыми этими цыплятами нельзя накормить всех голодных и обездоленных. Но пусть только какой-нибудь шаберон переправится через Гималаи в голодный голод, пусть только посмеет он многократно умножить количество мешков с рисом, чтобы спасти от гибели множества людей — а он знает, как это сделать, — и тут же ваши судьи и сборщики налогов потащат его в тюрьму, требуя от него признаться и честно сказать, сколько амбаров зерна он успел ограбить. Такова-то вот ваша точная наука и таков ваш прагматический мир. И пусть, по Вашим же собственным словам, Вас поражает та степень невежества, в какой мир до сих пор пребывает, считайте, в любой области знания (а каждая такая область, как Вы справедливо пишете, представляет собой не что иное, как “крупицу собранных вместе и грубо обобщённых очевидных фактов да ещё и особый технический жаргон, придуманный лишь затем, чтобы с его помощью скрывать человеческое незнание обо всём, что стоит за этими фактами”); и пусть Вы говорите, что верите в бесконечные возможности природы — Вы, тем не менее, соглашаетесь потратить всю свою жизнь на труды, назначенные лишь помогать всё той же точной науке. Образно говоря, космическую энергию тратите вы тоннами, а восполняете её в своих пухлых томах лишь жалкими унциями. И хотя интуитивно Вы ощущаете всю безграничность просторов природы, Вы предпочитаете занимать такую позицию: пусть сначала кто-то сведущий в тайном знании потратит на Ваше ещё столь слабо развитое общество известное количество энергии, которую он, не сходя с места, разумно распределит среди миллионов и миллионов людей, а до тех пор Вы, наделённый от природы недюжинными способностями, не протянете даже руки в помощь человечеству и не начнёте трудиться в одиночку, полагаясь лишь на то, что только время и великий Закон сами воздадут Вам за Ваши труды.[4]

Что касается нескольких заданных Вами вопросов, то, если не возражаете, давайте начнём с того, где Вы говорите о том, что “Братство” оказалось якобы неспособно “оставить сколь-нибудь заметный собственный след в мировой истории”. При тех исключительных возможностях, которыми оно располагает, пишете Вы, ему следовало бы “набрать в свои школы значительную часть наиболее просвещённых умов из каждой расы”.

Но с чего Вы взяли, будто “Братство” не оставило никакого такого следа? Вы что, знаете обо всех предпринятых им усилиях, обо всех его успехах и неудачах? В каком-таком суде Вы собираетесь найти ответ на этот вопрос? Да и каким образом мир ваш мог бы хоть что-нибудь узнать о деятельности людей, которые приложили все старания к тому, чтобы не оставить приоткрытой ни одну дверь, из-за которой за ними мог бы подглядывать какой-нибудь любопытствующий глаз снаружи? Главным условием их успеха как раз и было сделать так, чтобы, оставаясь незамеченными, трудиться без всяких помех со стороны. Они отдают себе ясный отчёт в том, что́ было сделано ими, а всё то, что не входившие в их узкий круг могли наблюдать извне, — то было лишь следствиями, тогда как истинные причины оставались тщательно скрытыми от постороннего взора.

Чтобы объяснить для себя всё, что они наблюдают, люди в разные века напридумывали себе всяких теорий о вмешательстве “Богов”, особых провиденциальных сил, о могуществе рока, а также о благоприятном или неблагоприятном влиянии звёзд. Однако ни до, ни после наступления так называемого “исторического” периода наши предшественники не упускали случая формировать события и “творить историю”, свидетельства которой впоследствии неизменно подвергались искажению “историками” ради потворства господствовавшим в их времена предрассудкам. А уверены ли Вы в том, что все общеизвестные героические фигуры — персонажи тех драм, что разворачивались на протяжении истории — не были лишь их [Братьев] марионетками?

Мы никогда не претендовали на способность двигать массами народов, приводя их к тем или иным кризисам, вопреки общей направленности тех космических отношений, которые на тот или на другой момент складывались в этом мире. Каждый цикл должен течь своим чередом. Периоды интеллектуально-нравственного просветления должны сменяться периодами тьмы — по аналогии с тем, как день сменяется ночью. Ничто не должно мешать течению великих и малых юг согласно установленному для них порядку вещей. Мы же, влекомые могучим потоком, способны изменять и направлять лишь малые его течения. Обладай мы той же властью, что и воображаемый личный Бог, и будь всемирные и неизменные законы всего лишь детскими игрушками, мы действительно могли бы создать такие условия, при которых Земля для высоких душ превратилась бы в одну сплошную Аркадию. Но поскольку нам приходится иметь дело с единым неизменным Законом и поскольку сами мы — не более чем его детища, то нам остаётся лишь делать то, что в наших силах, и испытывать одну только благодарность за всё остальное.

Бывали времена, когда в школах наших действительно училась “значительная часть просвещённых умов”. Такие времена переживали Индия, Персия, Египет, Греция и Рим. Но, как я уже говорил в своём письме м-ру Синнетту, любой адепт представляет собой соцветие собственного века, а в каждом отдельном столетии они всегда представляли собой лишь считанные единицы. Земля остаётся полем битвы не для одних только физических сил, но и для сил нравственных, и безудержность животных страстей, подстёгиваемых грубыми энергиями низшей группы эфирных сущностей, всегда стремится подавить собою духовность. Да и чего ещё можно ожидать от людей, связанных столь близким родством с тем низшим царством природы, из которого сами и вышли?

Верно и то, что число наше именно в наши дни убывает, но, как я и сказал, происходит это по той причине, что мы сами принадлежим к человеческому роду, а он подвержен собственным циклическим импульсам, которые мы не в состоянии повернуть вспять. Способны ли Вы обратить течение Ганга или Брахмапутры назад, к их истокам, или хотя бы перегородить его так, чтобы водный приток не залил бы собою все их берега? Нет, но можно часть их потоков направить по отдельным каналам и использовать силу этой воды на благо людей. Вот так же поступаем и мы: не имея сил остановить мир от движения в назначенном ему направлении, мы всё-таки можем отвести часть его энергии, распределив её по полезным каналам. Если Вы будете видеть в нас каких-то полубогов, то все мои объяснения ни в чём Вас не убедят. Поэтому считайте нас самыми простыми людьми — возможно, обладающими лишь чуть большей мудростью благодаря полученным ими особым знаниям — и тогда Вы получите ясный ответ на свои возражения.

“Какая же польза,” пишете Вы, “будет для меня и моих товарищей (что одно и то же) от этих оккультных наук?”.

Да ведь когда туземцы убедятся в том, что к науке и философиям их пращуров интерес проявляют англичане и даже высокопоставленные чиновники в Индии, то тогда и они сами открыто займутся их изучением. А когда им станет понятно, что древние “божественные” феномены — никакие не чудеса, а явления, имеющие вполне научное объяснение, то начнут сходить на нет и всякие суеверия. Таким образом, со временем исчезнет и то величайшее зло, которое угнетает Индию и задерживает процесс возрождения её цивилизации.

Существующая сегодня система образования направлена на то, чтобы прививать ученикам материалистическое мышление и искоренять духовность. Но ведь когда они толком разберутся и поймут, что́ именно в своих трудах и учениях имели в виду их предки на самом деле, то и само просвещение станет для них подлинным благословением, а не проклятием, каким зачастую оно выступает сегодня. Веруя в свою христианскую религию и современную науку, англичане мыслят настолько предвзято, что даже и не пытаются понять ни туземцев, ни их традиции — а ведь именно так полагают сегодня как непросвещённые, так и просвещённые индусы. И те, и другие питают лишь ненависть и недоверие друг к другу.

Однако новое отношение к древней философии побудило бы туземных князей и богачей учреждать такие педагогические учреждения, из которых ученики выходили бы уже подлинными пандитами.[5] На свет вновь явилось бы множество старинных рукописей, по сю пору сокрытых от глаз европейцев, а вместе с ними открылись бы и ключи к разгадке многого из того, что веками пряталось от народа как тайное знание — то есть всего того, в чём ваши скептики-санскритологи не желают, а христианские миссионеры не смеют, разбираться. Выигрыш для науки был бы огромен, выигрыш для человечества — бесценен.

Благотворное влияние Англо-Индийского теософского общества могло бы со временем положить начало новому золотому веку санскритской литературы, и мы вполне могли бы стать его очевидцами.

Колониальное правительство целиком поддержало бы это движение как силу, спасающую его от народного недовольства. На стороне этого движения оказались бы и симпатии европейских санскритологов — а раздираемые разногласиями, они уже сейчас нуждаются в помощи туземных пандитов, которые пока, в условиях отсутствия взаимопонимания, находятся вне их досягаемости. Уже и сегодня они обращаются к ним за помощью. Прямо сейчас Максу Мюллеру помогают, например, два просвещённых индуса из Бомбея, а профессору Монье-Вильямсу в Оксфорде помощь оказывает член Теософского общества, молодой пандит из Гуджарата — он даже живёт в его доме. Первые два — материалисты, которые лишь вредят делу. Последний же мало что может сделать в одиночку, поскольку служит человеку, набитому христианскими предрассудками.[6]

Если же обратить взор на Цейлон, то мы увидим, что там под руководством Теософского общества собрались учёнейшие священнослужители, поставившие себе целью дать новое истолкование буддийской философии, а в Галле 15 сентября открылась светская теософская школа, в которой будет обучаться сингальская молодёжь — в неё уже записалось более 300 учеников. По их примеру на острове будут учреждены такие же школы ещё в трёх других местах. Если даже “в нынешнем своём виде” совершенно “нежизнеспособное” Т.О. своими скромными усилиями смогло принести так много практической пользы, то сколь же более впечатляющих результатов следует ожидать от организации, построенной по более удачному плану, который Вы в состоянии предложить!

Причины, которые вызывают материалистичность мышления у индусов и равным же образом воздействуют на западную мысль, — одни и те же. Просвещение пролагает путь для царствия скептицизма, но одновременно с этим и заточает в темницу спиритуализм[7]. Вы принесли бы несказанное благо западным народам, если бы помогли им обрести ту твёрдую почву, на которой они смогли бы перестроить рушащееся здание своей веры. Сейчас они остро нуждаются как раз в том, что и может им дать одна только азиатская психология. Дайте же им эти доказательства, и, благодаря Вам, покой в душе обретут тысячи людей.

Эпоха слепой веры прошла — настал век учёных изысканий. Но изыскания, которые лишь обнажают заблуждение, не раскрывая более ничего, на что могла бы опереться душа, порождают лишь иконоборцев. Однако уже по самой своей деструктивной природе иконоборчество неспособно дать человеку ничего доброго — оно хорошо лишь для задач разрушения. Человек же не может жить одним только голым отрицанием. Агностицизм — это всего лишь промежуточная остановка на пути.

Наступает момент, когда необходимо придать верное направление периодически возвращающемуся цикличному импульсу — а он должен вскоре прийти, и тогда он либо ввергнет нынешний век в крайний атеизм, либо отбросит его к столь же крайнему клерикализму, если только не направить его в сторону изначальной философии ариев, обращённой к душе человеческой.

Взгляните на то, что сейчас происходит вокруг — с одной стороны, католики плодят чудеса с той же быстротой, с какой плодятся термиты, а с другой, вольнодумцы в массовом порядке обращаются в агностиков — и Вы поймёте, в какую сторону дрейфует мир. Век упивается оргией феноменов![8] Одни и те же “чудеса”, на которые ссылаются спиритуалисты в доказательство ложности догматов о вечном проклятии и искуплении души, тут же подхватываются толпами католиков и выставляются ими как убедительнейшее подтверждение их собственной веры в чудеса. А над теми и другими вовсю хохочут скептики. Все как будто ослепли, и нет для них поводыря!

Вы и Ваши коллеги могли бы значительно помочь, предоставив материал для столь нужной миру универсальной религиозной философии — такой философии, которая оказалась бы неуязвимой для нападок со стороны науки, ибо сама являла бы собою последнее слово абсолютной науки. При этом она оставалась бы именно религией, поистине достойной своего имени, поскольку объясняла бы, как соотносится человек физический с человеком психическим и как оба они связаны с тем, что стои́т в этом мире выше и ниже их. Неужели же это не стоит хотя бы слабой жертвы?

И если по зрелом размышлении Вы всё-таки решитесь вступить на этот новый для Вас путь, то должны понимать, что Общество ваше не должно превратиться в клуб любителей чудес или званых обедов, и вовсе не изучение феноменов должно оказаться в центре его внимания. Главной его задачей должно стать искоренение нынешних предрассудков и скептицизма, ему надлежит распечатать древнейшие свитки знаний и извлечь из них доказательства того, что человек способен сам формировать будущую свою судьбу, твёрдо зная о возможности жизни после физической “смерти” (если только сам желает того); что все “феномены” — это лишь проявления закона природы. Помимо же всего прочего, Общество должно ещё и попытаться понять, в чём состоит долг любого разумного существа.[9]

Вы лично отдали многие годы жизни делу, благожелательно задуманному и добросовестно выполненному.[10] Уделите же своим ближним хотя бы половину того внимания, которое Вы уделяли своим “птичкам”, и тогда Вы сможете завершить столь полезную жизнь свою трудом подлинно великим и благородным.

Ваш искренний друг


Предыдущее письмо № 4 Оглавление Следующее письмо № 106
(предположительная хронологическая последовательность)


Сноски


  1. “Оригинал этого письма до наших дней не дошёл, хотя бо́льшая его часть представлена в книге А.П. Синнетта “Оккультный мир”. Остаётся лишь гадать о том, почему письмо это так и не было включено в сборник “Письма Махатм А.П. Синнетту”. Можно лишь предположить, что та его копия, которая была выполнена рукой Пейшенс Синнетт, по каким-то причинам осталась недоступной Тревору Баркеру в то время, когда он занимался расшифровкой писем Махатм, поскольку в любом ином случае он, несомненно, включил бы его в публикуемый им том. Написано оно было после того письма К.Х. к А.П. Синнетту, которое датировано 29 октября 1880 г (Письмо № 4).
    Здесь мы воспроизводим это письмо целиком, сверив его с рукописной копией миссис Синнетт, хранящейся в Британском музее (Mahatma Papers, Vol. VII, Additional MS. 45289 B). Копия эта вся испещрена пометками, сделанными синим карандашом, что указывает на правку его А.П. Синнеттом перед публикацией, а в трёх местах зачёркнуто несколько предложений — по вполне понятным причинам того времени. Однако, как мы указали выше, здесь приводится полный дословный текст копии Пейшенс Синнетт.
    Примечательно, что, невзирая на позднейшие разногласия, приведшие к окончательному разрыву между м-ром Хьюмом и Братьями, первый его ответ на это “письмо был столь искренним, дух его обещал так много, а перспективы поработать на общее благо, которые с ним открывались, были, казалось тогда, столь велики, что . . . я обратился с ним к нашему почтенному Владыке” (К.Х. к А.О.Х., Письмо № 28). — Грейс Ф. Кнохе” (см. ML, TUP, 495) (примеч. перев.).
  2. 1880 года (см. там же, примеч. перев.).
  3. Под филантропией, судя по всему, Учителем К.Х. понимается то, что сегодня мы определили бы словом “гуманизм” (примеч. перев.).
  4. Два последних предложения (начиная со слов: “Образно говоря”) в “Оккультном мире” опущены (см. ML, TUP, 500) (примеч. перев.).
  5. То есть учёными (примеч. перев.).
  6. В “Оккультном мире” весь этот абзац отсутствует (см. ML, TUP, 502) (примеч. перев.).
  7. В этой фразе не следует усматривать апологию западного спиритуализма, захлестнувшего в то время как Новый, так и Старый Свет. Здесь имеется в виду знание духовной составляющей нашего мира. Как отмечает Г. Олкотт в ССД, под спиритуализмом адепты понимали нечто совсем другое. “Тот спиритуализм, проповедовать который ей [Е.П.Б. — перев.] было поручено в Америке и который должен был прийти на смену грубому западному медиумизму,” — пишет он, — “представлял собой восточный спиритуализм, Брахма Видью” (с. 26). “Она была направлена из Парижа в Нью-Йорк во имя укрепления спиритуализма — спиритуализма в самом высоком значении этого слова” (с. 36). “Мало-помалу, восточные учения о духе и духах, о материи и материализме стали всё глубже проникать в моё сознание. Е.П.Б. никогда не требовала от меня отказаться от моих спиритуалистских взглядов, она просто давала мне возможность воочию убедиться в том, что истинной наукой можно назвать лишь тот спиритуализм, который существует на Востоке, и истинными последователями спиритуализма являются лишь ученики и учителя, принадлежащие к восточным школам оккультизма” (сс. 53-54) (примеч. перев.).
  8. Того же мнения придерживалась и Е.П.Б. “Она [Е.П.Б. — перев.] говорила о том, что американские спиритуалисты заметно тяготеют к материализму, а сам этот спиритуализм представляет собой какую-то оргию феноменов в сочетании с достаточно слабым интересом у участников сеансов к философской стороне вопроса” (ССД, с. 17) (примеч. перев.).
  9. В “Оккультном мире” письмо на этом заканчивается (см. ML, TUP, 503) (примеч. перев.).
  10. Имеется в виду орнитология, которую серьёзно изучал А.О. Хьюм (примеч. перев.).