письмо № 52; раздел: Раздел 3: Испытание. Ученичество
| от кого: | Кут Хуми Лал Сингх | написано из: – |
|
кому: |
Синнетт Альфред Перси | получено в: Симла, Индия |
содержание: –
Письмо № 52[1]
Да нет здесь никакого “второго дна”, верный мой друг, — абсолютно никакого. Хьюм просто безумно ревнует к любому, кто удостоился или может удостоиться каких-то сведений, милостей (?), знаков внимания и всего прочего, исходящего от нас. Было бы смешно говорить о “ревности”, но слово это точно описывает его чувства, если только не употребить другого слова, “завидует”, что было бы для него ещё хуже. Он считает себя обиженным, поскольку ему никак не удаётся стать единственным центром нашего внимания; он хорохорится перед самим собой и доводит себя до безумия, яростно негодуя на то, что не находит никого, кто был бы готов им восхищаться. Он выписывает на иврите фразу из книги Элифаса Леви, которая несёт в себе именно тот смысл, который я и передал в своём переводе, но, когда ему не удаётся поймать меня на новом противоречии — а именно ради этого-то он и не поленился привести всю цитату — он вбивает себе в голову мысль, будто “он-то и является подлинным адвайтистом” в отличие от М∴ и меня (что доказать проще простого, поскольку мы никогда и не были адвайтистами), а затем пишет “Старушке” оскорбительное письмо, направленное против нашей системы и лично нас, чтобы найти себе в этом хоть какое-то утешение.
Неужели же широта Вашей души не позволила Вам догадаться об истине уже давным-давно? Разве я не предупреждал Вас об этом, и возможно ли, чтобы Вы никогда не замечали, что даже Адепту он не позволит ни в чём разбираться глубже и лучше, чем он сам! Всё его смирение — это сплошной маскарад. Он — актёр, который исполняет свою роль для самого себя, и ему нет никакого дела до того, нравится это зрителям или не нравится, хотя при малейшем проявлении последнего он поворачивается к публике спиной и, восхитительно скрывая собственную ярость, шипит на неё и покрывает плевками внутри себя.
Каждый раз, как я возражаю ему и доказываю его неправоту, — а речь может идти, например, о тибетских терминах или о каких-нибудь сущих пустяках — список его претензий ко мне становится всё длиннее, и он нападает на меня с новыми обвинениями. И напрасно было бы, дорогой Брат мой, то и дело ему повторять: в том, что уже дано вам, нет и не может быть никаких противоречий. Можно говорить о каких-то неточностях в выражениях или неполноте подробностей, но обвинять нас в заблуждении — это, право, смешно. Я уже несколько раз просил вас записывать все свои замечания и присылать мне, но ни м-р Хьюм, ни Вы даже не подумали это сделать, а у меня, если честно сказать, слишком мало времени, чтобы поднимать прошлые письма, сравнивать замечания между собой, заглядывать вам в головы и т.д.
Да, в одном, по крайней мере, вопросе я готов признать собственное невежество. Я решительно отказываюсь понимать, что Вас так поразило в выражении, которое я использовал, говоря об ответном письме Е.П.Б. к Ч.К.М.? Что Вам так не понравилось в моих словах: я “призвал на помощь “всю свою смекалку”?[3] Возможно, Вы вкладываете в это выражение какой-то свой смысл, но тогда это означает, что мы с Вами снова забрели в тупик — faut de s'entendre.[4] Представьте на минуту себя на моём месте. Неужели же Вам не пришлось бы воспользоваться всей своей смекалкой, всей сообразительностью, какой только обладаете, в том случае, который касался Ч.К.М. и Е.П.Б.?
На самом-то деле, в том фрагменте из “Исиды” и нашим более поздним учением нет никакого противоречия. Но человек, никогда не слышавший о существовании семи принципов — а в “Исиде” они постоянно упоминаются как троичность без каких-либо дальнейших разъяснений — наверняка должен был усмотреть в этом самое явное противоречие. Когда она работала над книгой, мы непрестанно твердили ей об одном: “Пиши так-то и так-то, объясняй от сих до сих, и не более того”. Тогда только начинался новый цикл, и в те дни как христиане, так и спиритуалисты и говорили, и думали о существовании в человеке лишь двух принципов: тела и души, которую они называли духом.
Будь у Вас время порыться в спиритуалистической литературе тех дней, Вы обнаружили бы, что и феноменалисты, и христиане понимали душу и дух как синонимы. И именно Е.П.Б., действуя по указаниям Атрии[5] (Вы не знаете его), первой разъяснила в “Спиритуалисте”[6] разницу между такими понятиями, как псюхе и нус, нефеш и руах — душа и дух. Ей пришлось представить весь арсенал доказательств, наряду с цитатами из Павла и Платона, из Плутарха и Библии короля Якова и т.д., прежде чем спиритуалисты признали правоту за теософами. Тогда-то ей и было велено приступить к работе над “Исидой” — всего лишь через год после учреждения [Теософского] Общества.
Однако затем по этому вопросу разгорелась настоящая война, вспыхнули бесконечные споры и посыпались возражения, в которых утверждалось, что у человека не может быть двух душ. И тогда мы подумали, что ещё рано давать публике то, чего она пока не в силах усвоить, и пусть она пока переварит только эти “две души” — и потому в “Исиде” так и не было сказано ни слова о подразделении триады на ещё семь принципов.
И что же? Теперь, когда, по нашему мнению, настало время сообщить публике пусть не всю, но бо́льшую часть истины, мы должны бросить её в беде только потому, что, подчиняясь нашим указаниям, она написала книгу, намеренно завуалировав в ней отдельные факты? Неужто же я или кто-то другой из нас сможет когда-либо позволить спиритуалистам превратить её в мишень, по которой они собираются наносить свои удары и насмехаться над противоречиями, которые и так видны невооружённым глазом и являются результатом лишь их собственного полнейшего незнания всей истины — той самой истины, о которой они не желают ничего слышать и которую даже сегодня готовы принять лишь скрепя сердце и со множеством оговорок? Да никогда! А употребив это слово, “смекалка” — жаргонное, насколько я знаю, словечко, которое в ходу у американцев, тогда как у англичан оно, кажется, несёт несколько иной смысл — я вовсе не имел в виду какую-то “хитрость” или “жульничество”, а лишь пытался показать трудность положения, в котором я оказался: мне предстояло объяснить подлинный смысл, имея перед собой лишь длиннющий и нескладно сформулированный пассаж, в котором отрицается идея перевоплощения, но при этом не говорится ни слова, поясняющего, что речь здесь идёт всего лишь о животной душе, а не о духе, об астральной, а не о духовной монаде.
Будьте же так любезны, объясните мне при первом же удобном случае, почему использованное мной выражение Вы называете “неудачной фразой”? Вот, скажем, Вы просите своего друга сделать для “Пионера” рисунок коровы. Ваш друг приступает к работе с твёрдым намерением воспроизвести изображение коровы, но поскольку рисовать он не умеет, то вместо коровы у него получается изображение быка или буйвола, и рисунок этот именно в таком виде и появляется в Вашей газете. Вы могли не заметить его, например, из-за загруженности какими-то другими делами или Вам могло просто не хватить времени, чтобы проверить рисунок. И вот, оказавшись в таком положении, Вы, наверное, должны были бы “призвать себе на помощь всю свою смекалку” и сделать всё возможное, чтобы снять недоумение у читателей, объяснить им, что художник на самом-то деле пытался изобразить корову — Вы должны были бы, с одной стороны, признать недостаточное мастерство Вашего друга, а с другой, всеми возможными способами защитить его от незаслуженного уничижения!
Да, Вы правы. У Х. нет ни тонкости восприятия и чувств, ни подлинной, настоящей сердечности. Он легко пожертвует собственной семьёй, самыми близкими и дорогими ему людьми (если у него таковые есть, в чём я сомневаюсь) ради очередного каприза. Если понадобится обречь на заклание сотню жертв ради того, чтобы добыть одну-единственную каплю крови, он первым потребует этого. Он будет горячо доказывать целесообразность обряда сати,[7] если один лишь этот погребальный костёр сможет согреть его и отогреть застывшие от холода пальцы, а он тем временем будет прилежно писать какой-нибудь трактат о человеколюбии и искренне воспевать осанну самому себе в собственных мыслях. Думаете, я сгущаю краски? Увы, нет. Ибо Вы даже не представляете себе всего потенциала заложенного в нём эгоизма, того безжалостного, беззастенчивого себялюбия, которое он принёс с собой из прошлого воплощения — и эти себялюбие и эгоизм сейчас просто дремлют в нём ввиду отсутствия благоприятной для них почвы в той сфере, в которой он вращается, с учётом его общественного положения и полученного образования. Вы этого даже не представляете — а вот мы представляем.
Неужели Вы действительно верите, что свою знаменитую статью в “Теософисте” он написал лишь по той причине, которую Вам указал: якобы для того чтобы помешать неизбежному развалу, спасти положение и, ответив Дэвидсону, Ч.К.М. и др., облегчить работу по предупреждению будущих и устранению прежних противоречий? Ничуть не бывало! Если в ней он безжалостно приносит в жертву Е.П.Б. и автора рецензии[8] на “Путь совершенства”, а также изображает “Братьев” как людей, по своему интеллекту уступающих “просвещённым европейским господам”, как людей, не имеющих верного представления о чести, о том, что правильно и что неправильно в европейском понимании, как существ себялюбивых и холодных, упрямых и властных, то он делает это вовсе не потому, что ему особенно дорог любой из вас и тем более не из особой заботы об Обществе, а лишь потому, что в преддверии некоторых возможных событий — а он слишком умён, чтобы их не предвидеть — он хочет заранее защитить себя, хочет оказаться единственным, кто сможет выйти целым и невредимым — пусть и с несколько подмоченной репутацией — в случае, если разразится катастрофа. И вот тогда-то он будет готов, если обстоятельства того потребуют, исполнить хоть маккавейский “танец смерти” над простёртым телом Т.О. — лишь бы только не подставить даже мизинчик великого симлийского “Аз есмь” под град насмешек.
Зная достаточно хорошо его натуру, мы утверждаем, что м-р Хьюм совершенно волен цитировать эту “неудачную фразу” столько раз, сколько позволит ему дыхание, если только это поможет ему успокоить свои растревоженные чувства. Морья видел его насквозь столь же ясно, как я вижу сейчас написанное мной перед своими глазами, поэтому-то он и позволил ему пойти на этот, как Вы говорите, “обман”. Более того, все обстоятельства были подготовлены таким образом, чтобы в случае провала с затеей Эклектического общества ко дну вместе с ним пошёл один только он, чтобы он один превратился в посмешище, и тогда ему уже не помогут ни его эгоизм, ни тщательно продуманные планы.
Полагая себя более компетентным, чем я, он с милой любезностью добавил к моим объяснениям в ответе Е.П.Б. на письмо Ч.К.М. свои собственные, поставив всё с ног на голову, за исключением того, что он написал о карме, принцип которой объяснил довольно верно. И вот теперь, когда я впервые возражаю против того, о чём он говорит в своей статье, он в ярости сделает поворот на 180 градусов и выразит своё негодование по поводу моих (не своих), как он скажет, противоречий.
Мне очень жаль, что я вынужден — как представляется Вам — порицать его. Но я должен обратить Ваше внимание на следующее обстоятельство: в девяти случаях из десяти, когда он обвиняет меня в совершеннейшем искажении его мысли, он говорит то, что любой человек с полным правом мог бы назвать лишь намеренной ложью. Вот Вам наглядный пример — использованное Элифасом Леви выражение אֶהְיֶה אֲשֶׁר אֶהְיֶה.[9] Для того чтобы уличить меня в неправоте, ему пришлось обратиться в адвайтиста и отречься от своего “нравственного Владыки и Управителя вселенной”, которого он, оказывается, выбросил за борт “ещё двадцать лет тому назад”.
Но это нечестно, мой друг, и тут уж я ничего не могу поделать. В самом деле, ну как можно доказать, что он занимается самым обычным мошенничеством, когда говорит, что содержащиеся в его письмах аргументы якобы выражают не его собственные личные убеждения и мнения, а приведены лишь для того, чтобы ответить на вероятные возражения теистически мыслящей публики? Когда имеешь дело с таким интеллектуальным акробатом, всегда готовым совершить “сальто-мортале” как в том, что он утверждает устно, так и в том, что пишет на бумаге, даже мы можем со стороны выглядеть посрамлёнными. Что до последнего, то это нас как раз меньше всего беспокоит. Но он-то ведь готов трубить победу в каждом частном своём письме, а то и в печати! Он великодушно не отказывает нам в праве на существование — он для этого слишком умён и не хочет идти на риск быть обвинённым в отсутствии элементарного благоразумия, ведь через своих корреспондентов он отлично знает, что даже смертельные враги “Учредителей” убеждены в факте действительного существования нашего Братства — но он никогда не снизойдёт до признания за нами таких способностей и таких знаний, на фоне которых его непрошенные советы и вмешательство будут выглядеть смешными и нелепыми — вот в этом направлении он сейчас и действует.
Я не был вправе запретить публикацию этой “оскорбительной”, как Вы говорите, статьи по ряду причин. Позволив связать свои имена с Т.О., разрешив втянуть себя в публичное поле, мы тем самым взвалили (обычный глагол — просто, если хотите, фигура речи) на свои плечи — как сказал бы Олкотт — “бремя собственного величия”. Теперь уже каждый может как угодно высказываться о нас — доброжелательно или враждебно, — и мы уже не можем этому помешать. Сегодня мы чувствуем, как нас рвут на куски, завтра наши учения будут “проповедовать”, послезавтра — нам станут поклоняться, как богам, а в завершение всего — просто втопчут в грязь.
Причина номер два — таково было решение Когана. А всё, что связано с ним, может означать какие-то новые события, новые последствия и, боюсь, опасность. Те два имени, что стоят во главе списка двенадцати подписавшихся под протестом чела,[10] являются доверенными учениками самого Когана. В этом смысле у м-ра Хьюма больше не осталось ни одного шанса — consummatum est.[11] Он явно перехитрил самого себя, и теперь я никогда не смогу даже произнести его имени перед нашим почтенным Владыкой. С другой стороны, этот его выпад против нас имеет и положительную сторону. Коган распорядился, чтобы сын известного Вам Бабу Нобина Банерджи, 14-летний мальчик Тётирмой, был принят учеником в один из наших монастырей в районе Чамто-Донг, что примерно в 100 милях от Шигадзе, а его сестру, 18-летнюю девушку-йогиню, он велел направить в женский монастырь Палли. Таким образом, у Учредителей теперь загодя будут иметься два свидетеля, и им не придётся больше зависеть от капризов м-ра Хьюма, привыкшего то убивать, то воскрешать нас из мёртвых по собственной прихоти. Что же до доказательства того, знаем или не знаем мы о тайнах природы больше ваших учёных и теологов, то задача эта лежит на Вас и на тех, кого Вы выберите себе в помощь для выполнения этого важного дела.
Надеюсь, мой дорогой друг, Вы возьмёте на себя труд внушить м-ру Хьюму следующее: хоть труд его, выполненный для Общества, и мог бы, в конечном счете, оказаться чрезвычайно важным и принести самые полезные плоды, но его обличительная статья практически перечеркнула все его предыдущие усилия. Вот теперь-то, больше чем когда-либо ещё, люди и станут считать его безумцем — члены Общества из числа индусов будут ещё долгие годы ставить эту статью ему в вину, а наши чела станут вечно видеть в нём одного лишь смутьяна, и ничто не заставит их взглянуть на него как-то иначе: они будут считать его высокомерным чужаком, неблагодарным и недостойным находиться в одних рядах с ними.
Всё это Вы должны высказать ему в виде своего личного мнения — разумеется, если Вы разделяете эти мысли и таковы действительно Ваши чувства в данном случае, поскольку мне лично велено не порывать с ним окончательно вплоть до того дня, пока не наступит критическая точка. Если он пожелает сохранить за собой нынешнее официальное положение в Эклектическом обществе, помогите ему в этом. В противном же случае я самым настоятельным образом прошу Вас самому занять должность председателя. В этом деле я полагаюсь на Ваши такт и благоразумие.
Кроме того, пусть он знает, что протест, с которым выступили чела, — это не наших рук дело, а результат категоричного решения, исходящего от Когана. Текст его был получен в штаб-квартире Общества за два часа до того, как почтальон принёс туда эту знаменитую статью, и в тот же самый день поступили телеграммы от ещё нескольких учеников, проживающих в Индии. Вместе с написанным Джуалом Кхулом примечанием к статье У. Оксли[12] сентябрьский номер, по нашим расчётам, должен вызвать определённую сенсацию даже среди мистиков Англии и Америки, не говоря уже о наших мистиках-индусах. Вопрос о “Братьях” продолжает привлекать к себе самый живой интерес и может принести свои плоды. Под маской человеколюбия незаурядное перо м-ра Хьюма источает одну лишь самую ядовитую жёлчь, и в своих нападках на нас он пользуется таким оружием, которое Хьюмом представляется читателю или скорее воображается им как вполне законное, оправданное и направленное во имя наичестнейших целей, а потому он и прибегает то к насмешке, то к оскорблениям. И при всём при этом он напускает на себя вид человека, столь искренне доверяющего нашим знаниям, что о нас, скорее всего, будут вспоминать не такими, какие мы есть на самом деле, а такими, какими изобразил нас именно он. Я и сейчас могу повторить то, что уже однажды сказал о нём: порой он может на первый взгляд искренне простить человека, но он никогда ничего не забывает. Он из числа тех самых “отменных ненавистников”, которыми, говорят, так восхищался Джонсон.[13]
Ах, друг мой, при всех Ваших недостатках и довольно-таки бурно проведённом прошлом, насколько же выше, насколько неизмеримо выше Вы стоите в наших глазах по сравнению с этим нашим “Аз есмь” со всеми его “блестящими умственными способностями” и, на первый взгляд, тонко чувствующей натурой, скрывающей под собой полное отсутствие внутри него чего-либо, напоминающего подлинное чувство и сердечность!
М∴ просит меня сообщить Вам о том, что самым решительным образом отказывается от принятия любых мер предосторожности того характера, какой Вы предлагаете. Он глубоко презирает Х., но если тому будет грозить малейшая опасность, он первым встанет на его защиту, памятуя о всех его трудах и стараниях во благо Т.О. Он говорит, что если Х. поймёт, насколько смехотворно его заблуждение, то он с готовностью докажет и всем остальным реальность оккультных сил, но М∴ не пошевелит и пальцем, чтобы помочь ему. Наказание он должен будет понести в полной мере, так как иначе оно на него не возымеет действия и он лишь отыграется на невинных жертвах. Х. представил нас миру в виде бесчестных лгунов, не имея на то ни единого неопровержимого доказательства, он не привёл ни единого факта, даже отдалённо напоминающего бесчестность, который оправдал бы его обличительное письмо. Если Х. вдруг решит завтра представить нас в образе убийц, то М∴ постарается вызвать такую майю, которая подтвердит правоту его слов, но затем он эту майю развеет, и тогда окажется, что Х. — обычный клеветник. Боюсь, он прав, если посмотреть на дело с точки зрения наших правил и обычаев. Да, они противоречат европейским, и я это признаю.
За исключением единственной телеграммы М∴ не писал Ферну ни одного письма, а те пять-шесть писем, что написаны его почерком, исходили от одного дугпы, который взял Ферна под свою опеку. Он надеется, что Вы не испортите его работы и навсегда останетесь ему верным и преданным другом, каким и он всегда будет для Вас. Ферн никогда больше не повторит ничего подобного тому эксперименту с салфеткой[14] хотя бы по той простой причине, что он больше не будет удостоен ни единым письмом.
Я получил письмо от полковника Чесни. Ответ на него я отправлю через пару дней — в Ваши руки его доставит один молодой чела, который передаст Вам мои почтительные приветствия. Не напугайте мальчишку. Ему велено ответить лишь на те вопросы, на которые он может дать ответ, но не более того. Из Симлы он проследует в Будда Гая[15] и в Бомбей, где ему поручено решить некоторые вопросы, и вернётся домой не раньше ноября.
Ваш искренний друг
| Предыдущее письмо № 32 | Оглавление | Следующее письмо № 112 |
|---|---|---|
Сноски
- ↑ Сам. № 85, КА № 80 (примеч. перев.).
- ↑ От К.Х. о Хьюме. Получено в Симле, начало сентября 1882 г. (см. ML, TUP, 288) (прим. перев.).
- ↑ См. Письмо № 20с (примеч. перев.).
- ↑ Faut[e] de s'entendre (фр.) — взаимное непонимание (примеч. перев.).
- ↑ Один из Братьев-Адептов. Вместе с Махатмой Иларионом он заезжал в Нью-Йорк, направляясь на Восток (RG, 315). Один из Учителей, принадлежащий к Египетскому Братству (см. ML, Wiki) (примеч. перев.).
- ↑ См.: Madame Blavatsky on the Views of the Theosophists. BCW, vol. I, p. 290 (примеч. перев.).
- ↑ Добровольное самосожжение вдовы на костре вместе с умершим супругом (примеч. перев.).
- ↑ Указанная рецензия была опубликована без подписи автора, но очевидно, что она была написана А.П.С., поскольку Е.П.Б. говорит об этом в ПБС-14 и в Письмах Махатм Синнетту (п. № 95) (RG, 187) (примеч. перев.).
- ↑ “Я есть то, что я есть” (иврит) — Ред.
- ↑ См. Письмо № 32, Приложение № 2 (примеч. перев.).
- ↑ Дословно: “Свершилось” (лат.). То есть приято окончательное решение, и обратного хода нет. В латинском переводе Библии, Вульгате, так переведены последние слова Христа, сказанные им перед смертью на кресте (примеч. перев.).
- ↑ См. Письмо № 125 (примеч. перев.).
- ↑ Сэмюэл Джонсон (1709-1784) — английский литературный критик, лексикограф и поэт эпохи Просвещения. Ему принадлежит следующее высказывание: “Очень по сердцу мне пришёлся дорогой Батхерст: он ненавидел дураков, ненавидел негодяев и ненавидел вигов — он был отменнейшим ненавистником!” (прим. перев.).
- ↑ См. Письмо № 53 (прим. перев.).
- ↑ Эти два слова написаны неразборчиво, но, похоже, они относятся к городу Бодх-Гая (или Бодхгая), где Будда Шакьямуни достиг просветления (см. ML, Wiki, а также: Роберт Бир. Тибетские буддийские символы. Справочник. М.: Ориенталия, 2013) (прим. перев.).