ЕПБ-ЛА-3-116

ш э

том 3, стр. 116

Альбомы с вырезками Е.П. Блаватской

в Адъярской штаб-квартире международного Теософского общества

том 3 (1875-1878)

 

Обозначения В оформлении текста использованы вспомогательные стили.<br> Наведите мышь на обозначение, чтобы получить дополнительную информацию

• Дописано ЕПБ
• Подчёркнуто ЕПБ
• Зачёркнуто ЕПБ
• <Пометка редактора>
• <Пометка архивариуса>
• Утеряно

<<   ☰   >>

eng • рус

Оккультная философия

Редактору «Спиричуал Саентист» (Spiritual Scientist)

Одно слово за один раз – отличный девиз; это практическая философия моей жизни. Мне не нужны никакие духовные приправы, чтобы сделать эту жизнь приятной и привлекательной, и я думаю, что в мире есть всё, что необходимо для всех наших желаний, однако я обнаруживаю, что размышляю о великих проблемах каждой эпохи, причинах и следствиях, происхождении и судьбе; и предполагаю, что пока есть ум, который задает вопросы, будет и ум, который ответит или попытается решить эти умозрительные проблемы, хотя философы-утилитаристы должны истечь кровью из каждой поры в своих усилиях гневным взглядом задавить явно бесполезный процесс. Я не розенкрейцер, не Брат Луксора и не член какого-либо оккультного философского общества, восточного или западного. Я не думаю, что духовные монополии чем-то лучше земных монополий, препятствующих прогрессу, как индивидуума, так и коллективного человечества. Если это будет приемлемо для всех заинтересованных сторон, я хотел бы представить несколько моих философских размышлений, просто ради того, что они стоят.

Неуничтожимость материи или бытия есть, по мнению современных мыслителей, неопровержимый вывод научной логики. Организация также считается естественным и неизбежным результатом эволюции и развития; что, от девственных туманностей до полностью развитых систем миров, населенных разумными существами, представляет собой непрерывную цепь естественного развития. Здесь нет места случайности, но повсюду императивное правление Закона, Закона вечного и неизменного, как само Бытие. Читая результаты интеллектуальной активности нашего времени, я не могу не чувствовать подъёма, как если бы я сделал шаг выше в интеллектуальном плане бытия, и всё же я всегда чувствую, как будто наши научные философы оставили что-то недосказанное, что делает их теории столь же мистичными, если не столь же нелогичными, как догмы их естественного врага, теолога. Говорят, что Небула – мать миров. Но откуда Небула? Должны ли мы говорить об этом?

От вечного безделья, Я, Небула, пробудилась и, вращаясь, Отбросила системы солнц, миров и лун, Из них произошли все формы жизни, Приговорённые погибнуть в вечном холоде.

Если из туманного состояния все миры развились, то в туманность все миры должны вернуться, чтобы снова возобновить свой вечный путь через привычные условия к тем же результатам. Таким образом, в течение вечной деятельности

«Материя вся расторопна и к рожденью рвётся»,

формируя миры и людей; и когда я, в своей слабости, созерцаю бесконечную величину, разнообразие и единство, проявленные в вечном движении миров, меня поражает вопрос: зачем эта вечная растрата бытия? В основе всего этого вечного перерождения, неужели нет ничего устойчивого и прочного, ничего, кроме неразрушимых атомов материи? Я устал думать об этом, но мыслям моим нет покоя. Этот вопрос постоянно требует от меня ответа. Тиндаль сказал, и сказал хорошо, что увидел «в материи обещание и силу каждой формы и качества жизни»; но он оставляет этот неотступный вопрос без ответа, как и прежде. Всё существование – это материя того или иного рода; по крайней мере, вне материи мы не можем составить никакого понятия. И когда я прослеживаю восходящую шкалу органической жизни, каждая низшая из которой содержит в себе пророчество о высшей, и в каждой высшей я нахожу сбывшееся пророчество, как это было предсказано в том, что было раньше, я не могу не заключить, что в некоторой зародышевой или типичной форме прежде самого низшего организма существовал совершенный организм, какой мы видим сейчас в человеке, или который ещё предстоит создать, соответствующий чему-то более высокому, чем человек; в том же смысле, как в жёлуде воспринимается взрослый дуб. Этот образующий зародыш или принцип должен быть таким же вечным, неразрушимым и индивидуальным, как атомы научной философии: и в каждом организме есть что-то совершенно отличное от всего, что может быть обнаружено ножом анатома. Для чего рост, развитие, восхождение по ступенчатой шкале органической жизни к совершенному идеалу, если этот идеал не существовал постоянно до всякой организации? Понаблюдайте за этим принципом в течение всего периода его материального прогресса, кристаллизации, роста, превращения в животное тело, гармонизации, и скажите, если можете, что во всех этих бесчисленных разнообразных манифестациях не обнаруживается ли также присутствие вечного принципа, который является одним и тем же духом во всём. И так же, как все организмы подвержены распаду и каждый атом стремится к свободе, к своей изначальной индивидуальности, так и этот первичный зародыш органического строения, когда он исполнил все свои пророчества и достиг органического совершенства, постепенно прошёл через каждое материальное образование от кристалла до человека, или ещё выше, в конце концов вернётся к своему индивидуальному суверенному повелителю элементов и в совершенное единство с универсальным духом или объединяющим принципом вселенной. Если эта идея верна, то у духа не может быть начала, как не может быть и конца, хотя у всех организмов есть начало и конец. Для самого духа нет прогресса, только в его проявлениях, и мы путешествуем вперед к абсолютному, блистательному и вечному. Великолепная перспектива. Наша ретроспектива – это совсем не потеря. По словам Эмилио Кастеллара:

«Я чувствую своё близкое родство со всеми сотворёнными (?) вещами; но в то же время я чувствую это же со всем нетварным. Мы были светом, теплом, газом в аэролитном или кометном путешествии нашей планеты во время её жидкого состояния, когда она свисала, как красный локон, с вершины Солнца. Мы почувствовали, как наша плоть сгущается в первом сгущении мира. Мы находим самые глубокие корни наших тел в окаменелостях, погребённых повсюду, подобно буквам на скалах, которые в бессмертных резных изображениях и неизгладимых эпитафиях провозглашают триумфальную карьеру организма. Мы выросли вместе с зоофитом и покачивались в бездонных морях вместе с губкой. Мы тащились вместе с рептилией по земле, пройдя через превращения насекомого. Мы вошли, полные тёплой крови и лирических нервов, облачённые в пёстрые перья, в широкий эфир, распевая возвышенным хором птиц. Мы снова и снова сражались со зверями пустыни и леса. Мы вступали в войну со львом и тигром. Мы бегали с лошадью и оленем. Мы были, если хотите, абсурдным шутом вселенной с обезьяной, шимпанзе и попугаем. Но с того момента, как мы пришли в свою структуру, мы почувствовали, как через наше существо течёт нечто, не живущее во времени, не развивающееся в пространстве; нечто более ясное, чем свет, более быстрое, чем электричество, более яркое, чем тепло и магнетизм; дух, человеческий дух и внутри него – никогда не заходящее солнце, называемое мыслью, непреодолимая сила, называемая свободой».

Будда

Сан-Франциско, Калифорния

A Japanese Notion

...

Сортилегия доктора Доддриджа

Сортилегия производится путём случайного открытия привилегированных книг, предоставляя удаче выбор страницы и конкретной строки, которой придаются функции оракула. Книги менялись в соответствии с непостоянством веков. В более поздние времена фаворитом стал Вергилий.

Доктор Доддридж в молодости стоял перед дилеммой, как совести, так и вкуса. Ему нужно было сделать выбор между двумя ситуациями: одна была в его непосредственном владении, и обе в его распоряжении. Он поселился в Харборо, в Лестершире, и «тешил себя надеждой длительного продолжения» этой ситуации. Правда, он получил приглашение в Нортгемптон; но доводы против того, чтобы согласиться, казались настолько вескими, что не оставалось ничего другого, как из вежливости отправиться в Нортгемптон и с извинениями попрощаться. В последнее воскресенье ноября 1729 года доктор пошёл и произнес проповедь, соответствующую этим целям. «Но, – говорит он, – утром того же дня произошло событие, которое сильно на меня повлияло». Накануне вечером друзья из Нортгемптона, кажется, очень настойчиво уговаривали его занять вакантную должность. Много личной доброты сопровождалось этой публичной настойчивостью: это затронуло доброго доктора; он стал горячо молиться, утверждая в своей молитве, что <Продолжение на стр. 3-118>

Источники

• 

  Spiritual Scientist, v. 3, No. 1, September 9, 1875, p. 8

• 

  Spiritual Scientist, v. 1, No. 20, January 21, 1875, pp. 236-37

• 

  Spiritual Scientist, v. 4, No. 13, June 1, 1876, p. 154