Наследие Е.П.Б.: Труды • Письма • Альбомы • Произведения с участием • Изображения • Биография • Цитаты • Разное | дополнения – вопросы – исправления – задачи
ССЕПБ, том 2, стр. 208-211; ССЕПБ 2:208-211; BCW 2:208-211 • О странице
| Информация о произведении | |
|
Теософия как квинтэссенция философии и науки
(английский: Helena Petrovna Blavatsky, Theosophy—the Essence of Philosophy and Science)
Публикации:
Читать оригинал: Внешние ссылки:
ДАННЫЕ Название для ссылок: Блаватская Е.П. - Теософия как квинтэссенция философии и науки Доделать: Вычитать текст | |
208...
[Оригинал нижеследующего фрагмента хранится в Адьярском Архиве, это четыре односторонних листа, написанные рукой Е.П.Б.; вышеприведённый заголовок она написала на оборотной стороне первого листа. Последний абзац даёт приблизительное представление о дате написания этого текста, где-то в 1879 году. – Составитель.]
Чтобы получить представление о первых теософах, мы должны будем отследить путь, пройденный сотнями поколений. Окунуться в неясные предания «нашего глубинного прошлого», по образному выражению г-на Тиндаля, – и назвать четырёх изначальных риши, а ими были Агни, Ваю, Адатья и Ангирас, которые по наитию свыше, от Вездесущего Духа (Sarva Vipayas) выразили в словесной форме четыре книги Вед.[1] Они – люди того плана, на котором не знают никакой иной Божественности, кроме той, которая обитает в них, поскольку они осознавали себя неотделимыми от Неё, той, которую Эмерсон, должно быть, имел в виду, когда работал над своим эссе о «Сверхдуше».
208.1
208.2
Только Эмерсон, один из самых трансцендентальных идеалистов нашего столетия, даёт в своём эссе о «Сверхдуше» немногословное и абсолютно безупречное определение психологических состояний, которые упоминались выше. Говоря о слиянии индивидуальной души с Мировой Душой, он описывает это такими словами: «Я, несовершенный, преклоняюсь перед своим собственным Совершенством». Эмерсон выделяется 209среди тех, кто подпадают под определение теософа, сформулированное Воганом. Его писания, как замечает глубоко чувствующий критик, были бы тут же встречены с одобрением... «если бы не поразительные парадоксы и опрометчивые утверждения, которые, вступая в прямое противоречие с богословскими верованиями людей, не подтверждались ни фактами, ни доказательствами, но имели под собой в качестве довода лишь личное понимание автора».
Быстро минуя сплошную череду более поздних мистиков и провидцев, мы сделаем остановку, чтобы отметить шесть великих школ индийской философии; затем, отметив Шанкарачарью, Кабира и немногих других, проследуем далее, возвращаясь к нашей исходной точке. И тогда, вернувшись в нынешнее столетие, мы окажемся лицом к лицу с узнаваемыми братьями теософами, с такими истинными мыслителями как Свами Нараян (Swami Narayan), Рам Мохум Рой (Ram Mohum Roy), Брахмачарья Бава (Brahmachârya Bâwâ), Кешаб Чандер Сен (Keshab Chander Sen) и, наконец, последний, но далеко не самый малозначащий в нашем перечне Свами Даянанда Сарасвати, обладающий глубокими знаниями пандит, выдающийся учёный-ведист и оратор и зачинатель арийской реформации.
Мы теперь могли бы проделать пройденный путь ещё раз и завести новый список, начав его с самых первых теософов арийской Греции. Случилось ли разделение народов после окончательного утверждения арийских племён, которые, мигрируя к югу, осели в «Семиречье», или оно имело место ранее, в то время, когда предки современных народов жили все вместе в более северных областях, – не столь важно; мы до сих пор продолжаем находить в теософских системах переселявшихся народов, которые сейчас образуют основные нации северо-востока Евразии, одни и те же метафизические представления, чаяния и устремления – возможно, менее призрачные, но в некоторых случаях достигшие того, что из них сложились умозрения индийских ариев. Хотя профессор Макс Мюллер объясняет миграцией последних через Гималаи тот период, который он называет «зарёй традиционной истории»,[2] было бы справедливо оставить этот вопрос открытым до тех пор, пока не будут приведены дополнительные и более убедительные доказательства, способные опровергнуть 210хронологию древних, а так же и некоторых современных учёных индусского вероисповедания. Нам достаточно знать, что все эти народы жили когда-то вместе, мыслили в одном направлении и бились над решением вечных проблем, пытаясь уловить Невидимое и объяснить Необъяснимое. И что, согласно этому великому филологу, «никогда не было иного народа, так твёрдо верящего в потусторонний мир и так мало озабоченного этим... и нигде религиозные и метафизические идеи не пустили свои корни так глубоко в память народа, как в Индии». Такие идеи, должно быть, ... [пробел в рукописи] ... огромное множество забытых отрывочных сведений из самых ранних по времени записей авторов того времени, чтобы понять, что так было, так есть и так должно быть всегда. Что каждая эпоха внедряет в человечество одно и то же характерное свойство, которое доказывает, что как сама природа (в её абстрактном ли или в конкретном значении) имеет свои противоположные полюсы, так же и сообщества всегда должны иметь в своём составе два противоборствующих элемента, подразделяющихся на бесконечное множество более мелких, которые, однако, подчиняясь тому же закону противоположной полярности, притягиваются друг к другу, создавая равновесие и способствуя поступательному движению вперёд. И что, в итоге, люди (особенно философы), как видно, рождены именно для того, чтобы не соглашаться. С незапамятных времён, доступных истории, одна сторона постоянно придумывала богов и поклонялась им, в то время как другая низвергала и оскверняла их. И хотя Сатира более жестока, чем Медуза и также слепа, как Фемида с повязкой на глазах, она, тем не менее, ни разу не доказала свою самодостаточность в качестве аргумента, не более чем удар крепкого кулака доказывает своё право как само собой разумеющееся. Обеим сторонам, если только они не убивают наповал, приходится со временем отступать перед логикой и разумом. В «Распродаже философов» (“Sale of Philosophers”) Лукиана великий Пифагор по воле автора выталкивает локтями циника Диогена, прикрытого лохмотьями; и хотя за одного дают десять мин, а за другого лишь два обола, всё же оба (обессмертивший себя философ и грязный афинский шарлатан) представлены таким образом, что служат одинаковой мишенью для стрел бросающего вызов традициям и авторитетам сирийского юмориста [Лукиана]. Как бы то ни было, некоторые историки (или же сама история) обошлись с обоими беспристрастно и воздали должное каждому в последующих эпохах. Зачастую те, кто со всей горячностью пытались побороть суеверия и фанатизм своего века, оказываются объектами гневного осуждения со стороны более удачливого борца в веке следующем. 211 Многие поколения называли Сократа язычником. За то, что Лукиан свергал популярных богов и пытался разоблачить псевдо-пророка Пафлагонии, Суда называет его «богохульником»...
«В единении сила», – гласит вековая Мудрость. Вынужденные противостоять такому множеству врагов, немногочисленные, разрозненные мистики и непредубеждённые мыслители четыре года тому назад объединились в небольшой союз. В конце года их набралось немало, и их ряды неизменно и непрерывно пополняются.
Е.П.Б.
Сноски