Блаватская Е.П. - Судьба феноменов

Почему сейчас ничего не слышно о тех знамениях и чудесах, на фоне которых неотеософия явила себя миру? Или, может быть, "время чудес" для Общества уже прошло?

С уважением,

* * *

По всей вероятности, наш корреспондент имеет в виду "оккультные феномены". Желаемого эффекта они и не возымели, но все же их ни в коем случае не следует считать "чудесами". Мы надеялись, что люди интеллигентные по крайней мере признают факт существования новой и в высшей степени интересной области для научных исследований, когда увидят производимые волевым воздействием физические эффекты, которые они не смогут объяснить. Предполагалось также, что теологи с энтузиазмом воспримут столь необходимое им в наши агностические времена подтверждение того, что душа и дух – не порождения их собственной фантазии, обусловленные незнанием физического строения человека, но такие же реальные сущности, как и физическое тело, и даже более важные, чем оно. Однако и эти наши ожидания не оправдались. Как предназначение, так и природа феноменов оказались неправильно понятыми и превратно истолкованными.

С учетом новых взглядов на материю нетрудно понять, в чем причина столь неблагоприятного для нас исхода. Ни наука, ни религия не признают существования оккультного – в том смысле, в каком это понятие трактуем мы, теософы, – то есть как сверхматериального, но не сверхъестественного мира, управляемого особыми законами. Они не признают также никаких скрытых сил и способностей в человеке. Любое незапланированное изменение в рутинной жизни материального мира приписывается вмешательству свободной воли доброго или злого самодержца, обитающего в сверхъестественной сфере, недоступной для человека, и неподвластного никаким законам ни в своем строении, ни в своих действиях. А познание мыслей и желаний этого самодержца объявляется возможным для простых смертных только через специально избранного для этой цели посланника. Способность производить так называемые чудеса всегда считалась верным и надежным удостоверением личности такого небесного посланника, и привычка рассматривать оккультные силы в подобном свете до сих пор настолько сильна, что любое проявление этих сил считается "чудесным" либо претендующим на звание чуда. Нет нужды говорить, что подобное восприятие всех необъяснимых явлений противоречит научному духу нашего столетия и совершенно не устраивает интеллигентную часть современного человечества. Теперь, когда люди видят чудеса, они испытывают уже не благоговейный страх, но любопытство.

Именно с расчетом на пробуждение и использование этого духа любопытства была предпринята демонстрация феноменов. Мы полагали, что проявление природных сил, лежащих под поверхностью, – той самой поверхностью вещей, которую с таким усердием и гордостью клюют и царапают современные ученые, сможет стимулировать изучение характера и способа действия этих сил, неизвестных науке, но хорошо известных оккультизму. Феномены действительно пробудили любопытство в умах очевидцев, как мы и ожидали, но, увы, это было большей частью праздное любопытство. У многих очевидцев пробудился ненасытный аппетит на феномены, но только ради самих феноменов; лишь очень немногие задумались над необходимостью приобщиться к той философии или науке, в свете которой эти феномены являются вполне обычными действиями, пригодными разве что для постижения азов ее практического применения. Можно пересчитать по пальцам те случаи, когда любопытство вызывало серьезное желание изучать саму философию и науку, объясняющие природу феноменов, изучать из любви к истине, а не к "чудесам".

Опыт научил руководителей движения тому, что ментальная предрасположенность огромного большинства исповедующих христианство (результат многовекового следования догматическому учению) не оставляет им абсолютно никакой возможности спокойно изучать феномены как проявления естественных процессов, управляемых природными законами. Верная своим традициям, римско-католическая церковь уклоняется от изучения оккультных феноменов под предлогом их дьявольского происхождения, поскольку они нарушают ее монополию на узаконенное "чудопроизводство". Протестантская церковь отрицает персональное вмешательство лукавого на материальном уровне, но, хотя она никогда не интересовалась чудесами, тем не менее почему-то уверена, что всегда сумеет распознать настоящее чудо, если таковое вдруг произойдет. Однако, будучи неспособной, как и ее старшая сестра, экстраполировать действие закона за пределы материи и сил, известных нам в нашем нынешнем состоянии сознания, она тоже отказывается изучать оккультные феномены, мотивируя это тем, что они имеют отношение скорее к науке, нежели к религии.

У науки, как и у римской церкви, есть собственные чудеса. Но коль скоро наука считает, что последнее слово в изучении законов природы всегда остается за ней и производство чудес в ней связано с использованием хитроумных приборов, то вряд ли от нее можно ожидать благосклонного отношения к "чудесам", которые не только не нуждаются ни в каких технических приспособлениях, но и связаны, по слухам, с какими-то силами и законами, о которых наука не имеет ни малейшего представления. Более того, в изучении оккультизма современная наука сталкивается с затруднениями не менее курьезными, нежели религия; ибо если религия не желает распространять действие естественных законов на сверхчувственную вселенную, то наука просто отрицает возможность существования какой-либо сверхчувственной вселенной, к которой эти законы могли бы быть применены. Да и существование какого-либо иного состояния сознания, помимо нашего земного, она тоже не признает. Вот почему не приходится надеяться на то, что наука возьмется за работу, к которой ее призывали с таким искренним энтузиазмом; и действительно, она относится к феноменам оккультизма, судя по всему, так же пренебрежительно, как и к церковным чудесам. На феномены она взирает с высокомерным равнодушием, а когда ей все-таки приходится высказывать свое мнение, без колебаний и без сколько-нибудь серьезного изучения, но на основе одних лишь слухов, объявляет их жульничеством – с замаскированными веревочками, потайными дверцами и так далее.

Лидеры движения лишь навредили сами себе, пытаясь привлечь внимание света к великой и неведомой сфере научных и религиозных исследований, лежащей в пограничной области между материей и духом, ибо в результате их стали называть пособниками Сатанинского Величества либо верховными адептами шарлатанства; но самый жестокий удар они получили от тех людей, чей опыт, казалось бы, должен был научить их лучше разбираться в подобных вещах: оккультные феномены были объявлены спиритуалистами работой их милых усопших, а теософские лидеры – невесть что возомнившими о себе медиумами.

Никогда феномены не преподносились иначе как демонстрация способности некоторых индивидуумов управлять вполне естественными, хотя и не признанными силами (а через них и материей), благодаря более углубленному знанию Вселенной, которого еще не достигли ученые и теологи и никогда не достигнут, если и дальше будут придерживаться в своих исследованиях тех же методов, каких придерживаются сейчас. Но все-таки этой способностью потенциально обладает каждый человек и может со временем реализовать ее, если будет стремиться к знаниям и работать над совершенствованием собственной природы, что также является необходимым условием. Однако, за исключением нескольких особо "торжественных" случаев, феномены всегда воспринимались либо как предполагаемые чудеса, либо как работа дьявола, грубое шарлатанство, забавное зрелище, или как проделки тех опасных "призраков", которые любят устраивать свои спектакли во время спиритических сеансов, поглощая при этом жизненную энергию медиумов и прочих присутствующих. Со всех сторон теософия и теософы подверглись злобным и ожесточенным нападкам. Ослепленные гневом и ненавистью, наши гонители не желали обращать внимание ни на логику, ни на факты. Подобная реакция могла бы показаться совершенно непонятной, если бы религиозная история не указывала нам, в каких подлых и бездумных животных могут превращаться невежественные люди в тех случаях, когда затрагиваются их любимые предрассудки. А история научных изысканий свидетельствует, в свою очередь, что и ученые люди порою ведут себя ничуть не лучше людей невежественных, если под сомнение ставится истинность их собственных теорий.

Оккультист может производить феномены, но даже он не в состоянии прибавить человечеству мозгов, разума и веры, необходимых для правильного их понимания. Так следует ли удивляться тому, что нам было ниспослано слово отказаться от публичного показа феноменов и позволить идеям теософии распространяться исключительно за счет их собственных достоинств?