Блаватская Е.П. - Дэвакхан. Западная критика и восточная интерпретация

Наследие Е.П.Б.: Труды • Письма • Альбомы • Произведения с участием • Изображения • Биография • Цитаты | дополнения – вопросы – исправления – доделать

Информация о произведении

Большой теософский словарь Понятия (+) • Личности (+) • Литература (+) • Иноязычные выражения (+) • Источники Ш K П Л И A Б В Г Д E Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ч Ш Щ Э Ю Я A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z • 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Дэвакхан Западная критика и восточная интерпретация Елена Петровна Блаватская (английский: Helena Petrovna Blavatsky, Devachan: Western Stricture and Eastern Version) (август 1883) Публикации: The Theosophist, Vol. IV, No. 11(47), August, 1883, pp. 266-272 BCW 5:70 Блаватская Е.П. - Избранные статьи, часть 1, М., Новый Акрополь, 1994 (свой перевод) Блаватская Е.П. - Гималайские Братья, M., Сфера, 1996 (свой перевод) Читать оригинал: BCW 5:70 Внешние ссылки: Скачать оригинал: Теопедия ДАННЫЕ Название для ссылок: Блаватская Е.П. - Дэвакхан. Западная критика и восточная интерпретация Кратко: Доделать: Добавить Ё

Елена Петровна Блаватская

Дэвакхан

Западная критика и восточная интерпретация

Перевод на русский: Сфера (издательство)

По мнению Б.М.Цыркова, эти «Ответы» были получены, как и во многих других случаях, через Е.П.Блаватскую. Отдельные фрагменты текста действительно могли быть написаны ею. В этой связи Учитель Кут Хуми в письме к А.П.Синнетту, доставленном в Лондон примерно в июле 1883 года, говорит: «Снова в который раз была сделана попытка немного рассеять тот густой туман, который я обнаружил в “Дэвакхане” м-ра Мэсси. Это будет совместная статья в августовском номере “The Theosophist”, к которому я отсылаю мистера Мэсси и Вас».

Нижеследующий «Меморандум» был написан британским теософом и адресован «чела-мирянину», автору «Эзотерического буддизма». К нему мы приложили три «Ответа», присланных из разных источников, в которых, согласно пожеланию, высказанному в «Меморандуме», прокомментированы все содержащиеся в нем возражения.

Меморандум

Мне кажется, что причина нашего непонимания кроется в непоследовательности изложения этих учений. Мы постоянно слышим о «грезящих в Дэвакхане», о «субъективной изолированности» этого состояния, а потом нас упрекают, что мы считаем его «менее реальным», нежели наше нынешнее существование! Рассмотрим вопрос общения друзей в Дэвакхане. Мы хотим знать, существует ли там какое-нибудь РЕАЛЬНОЕ общение личностей — пятых принципов? «Фрагмент» № 4 (мартовский номер «The Theosophist» и Приложение С, с. 136) претендует на снятие завесы с этой темы, но все же не развеивает сомнений. Разумеется, в Дэвакхане фи­зическое присутствие, служащее для обитателей плотного мира непосредственным и зримым свидетельством взаимодействия, для развоплощенного сознания не имеет реальности. Безусловно, не было необходимости долго останавливаться на этом факте. Нам говорят: «Две развоплощенные души, испытывающие взаимную симпатию, будут каждая по отдельности исчерпывать в Дэвакхане собственные переживания, делая другую душу соучастницей своего субъективного блаженства. Это будет для них так же реально, как если бы обе они были все еще на Земле». Пока все понятно; утверждения об истинности и реальности общения кажутся вполне убедительными, хотя, разумеется, сам способ взаимосвязи выходит в данное время за пределы нашего земного опыта. Но следующая страница вновь воскрешает наши сомнения. «Тем не менее их личности и тела изолированы друг от друга». Что касается телесного контакта — допустим, но как это понять применительно к личности, поскольку именно личностное сознание (пятый принцип) сохраняется в Дэвакхане? Перед нами два развоплощенных личностных сознания, пребывающих в Дэвакхане. Они действительно воздействуют друг на друга, чтобы установить подлинную связь, или просто одна личность представляет в своем воображении другую и принимает этот образ за реальность, в то время как другая личность ничего не ведает о подобном факте? Я вовсе не «делаю противоречивых заявлений», когда не соглашаюсь с тем, что такое «общение» не является реальным, что это «просто сновидение», поскольку я могу представить себе реальную взаимосвязь, осознаваемую обеими сторонами, оказывающую действительное воздействие и вызывающую ответную реакцию, которая не относится «только к общению на физическом плане».

Задан вопрос: «...какое иное истинно дружеское общение, кроме чисто идеалистического, описанного выше, возможно между двумя субъективными сущностями, которые даже менее материальны, чем эфирная тень физического тела — майяви-рупа?» Истинное общение предполагает взаимные действия и ответные сознательные реакции, которые не нуждаются в каком-ли­бо посредничестве физического тела. Вы должны действительно влиять на меня, и я должен знать, что в этом смысле (в наиреальнейшем из всех) Вы находитесь со мною и наоборот. Все не отвечающее этим требованиям, любой всплеск моего субъективного сознания, посредством которого передо мною встает Ваш образ, не вызванный каким-то Вашим действием или мыслью и не соответствующий им, будет только сновидением, и значит, я «обманут природой», если меня заставили поверить в то, что не является фактом. Мы хотим знать, но не можем уяснить этого из Ваших учений, является ли Дэвакхан состоянием, соответствующим нашему бодрствованию на Земле, или сну со сновидениями? Первое мы называем реальностью, а последнее — вымыслом.

Наши сомнения вызваны в основном следующим утверждением: «Человек, который испытывал наибольшее счастье исключительно от проявления чувства привязанности (что бывает с немногими из нас — достаточно того, что нежные чувства являются основным элементом нашей возвышенной радости), в Дэвакхане не будет ощущать отсутствия никого из тех, кого он или она любили. Тут же может возникнуть вопрос: а как быть в случае, если кто-то из числа обожаемых лиц не достоин пребывания в Дэвакхане, что тогда? Наш ответ прост: это не имеет значения. Для человека, который их любит, они будут там». А затем правильно указывается, что нет ничего абсолютно реального в том, что мы считаем объективным здесь, на Земле — все относительно. «Для попавших в Дэвакхан все окружение будет таким же истинным, как для нас — наши земные реалии». Но не будут же отрицать, что здесь существует реальное общение между личностями, хотя осуществляемое очень несовершенными и по существу нереальными способами? Ваши тело и голос, которые я вижу и слышу, так же как мои тело и органы чувств — это просто феномены, по меньшей мере, такие же нереальные для духовного сознания, как нереальны для нас духи, не воспринимаемые нами. Но Вы и я — не плод воображения. Между нами происходит истинное общение. Разумеется, наше взаимодействие крайне несовершенно и очень поверхностно: с помощью наших нынешних органов распознавания я воспринимаю только символ Вашего присутст­вия. Все же это абсолютно правдивый образ, насколько это возможно, и Вы на самом деле разговариваете со мной, когда я слышу Вас. И мне вовсе не кажется, что я слышу Вас, отсутствующего или не существующего во­все. Но если в Дэвакхане я могу реалистично представить присутствие и живое общение с кем-то, кого там нет, какая у меня гарантия, что я действительно контактирую с тем, кто находится там? На самом ли деле я осуществляю такую связь в любом случае? Или каждая личность, полностью изолированная, просто грезит и воображает себя в окружении собеседников: Вы придумываете меня, я — Вас, даже если мы оба фактически находимся в одинаковом состоянии и могли бы действительно составить друг другу компанию? И опять же, как для постигшего суть Дэвакхана в земной жизни — например, для Вас или меня, — могут быть возможны такие сновидения? Мы бы все время прекрасно осознавали, что это всего-навсего сон, и тогда он утратил бы свою кажущуюся правдивость — и мы бы фактически бодрствовали. Я бы знал, что мой друг, которого я оставил на Земле, все еще находится там, и то, что я воспринимаю рядом с собою, это не он сам, а лишь его субъективный образ, созданный мною. Я знал бы это потому, что изучал доктрину о Дэвакхане, и потому, что «для состояния Дэвакхана характерно продолжение наших размышлений в заданном направлении», как Вы мне недавно объяснили.

Мне кажется, из всего этого можно сделать один вывод, в правильности которого я хотел бы убедиться. Вероятно, для обитателей Дэвакхана, о котором мы мыслим здесь как о возможном будущем состоянии, он предстает фактически существующим в данное время. Предположим, Вы находитесь в Дэвакхане, а я — на физическом плане. Разумеется, я, будучи человеком, имею лишь объективное земное сознание. Но моя высшая личность, пусть пока еще не объясненная в терминах моего объективного сознания, может все это время иметь собственное субъективное сознание — то, в которое я войду и с которым я буду отождествлять себя в Дэвакхане. И возможно, в Дэвакхане Вы контактируете с моим высшим субъективным сознанием. Таким образом, Вы, вероятно, узнаете о моих лучших качествах, обо всем во мне, что наиболее родственно Вашему дэвакханическому сознанию. Однако это доступно только пятому принципу, способному подняться до дэвакханического состояния.

Конечно, я хотел бы спросить еще о многом, но не буду испытывать Ваше терпение.

30 апреля 1883 г.

Ответ I. Реальность и Нереальность

Полное осознание того, что «Я есть Брахма»,

Избавляет от ложных явлений, порожденных

Невежеством... Знай, что в действительности

Не существует ничего, кроме Брахмы.

А если появляется что-то еще, то это

«обманчивый мираж».

Шанкарачарья,

«Атмабодха» («Знание Ду­ши»)

«Непонимание» возникает скорее вследствие ложного толкования смысла некоторых терминов, нежели из-за «непоследовательности изложения». Европеец, решивший изучать оккультную философию, не ознакомившись с особенностями мышления и передачи мыслей ее последователей, рис­кует навсегда втянуться в порочный круг. Прежде всего, ему необходимо познакомиться с эзотерическим аспектом основополагающих понятий — Дух, Материя, Сила и Пространство, с фундаментальными и аксиоматичными теориями о Реальности и Нереальности, о Форме и Бесформенности (рупа и арупа), о сне и бодрствовании. Особенно основательно — или, по крайней мере, в общих чертах — он должен изучить различие между «объектив­ны­ми» и «субъективными» восприятиями органов чувств живого человека, а также их преломление психическим аппаратом развоплощенной сущности (обитателя Дэвакхана). Ему не помогут возражения вроде того, что «способ общения там не поддается изучению с помощью нашего нынешнего опыта»; иными словами, что человек не в состоянии понять свои дэвакханические чувства или восприятия, пока не попадет туда. Но поскольку развоплощенная индивидуальность идентична по сво­ей природе высшей триаде живого человека, высвободившейся в процессе само-эволюции под действием полного развития сознания и тренированной воли, то Адепт может посредством этой триады постигать все дэвакханические состояния; живя жизнью своего ментального тела, испытывая обычные чувства, он одновременно способен давать отчет своим сверхчувственным ощущениям и приносить на Землю память о них, не искаженных майей, а следовательно — не вызывающих сомнений. Для этого, разумеется, необходимо допустить существование такой lusus naturae, как «адепт», на что, возможно, и согласятся возражающие для продолжения спора. Следующим необходимым условием является непозволительность оскорбительного для Адепта сопоставления силы восприятия его триады во время выхода из физического тела с восприятием полуосвободившейся монады оцепеневшей сом­намбулы или медиума, бросающего сонные взгляды на «небесные тайны». И менее всего уместна оценка этой силы с помощью расплывчатых представлений физического ума (каким бы образованным и метафизическим он ни был), оперирующего лишь дедуктивными и индуктивными выводами, извлеченными из обычной земной деятельности.

Несмотря на уверенность начинающих европейских оккультистов, полагающих, что они переросли свои прежние суеверия, они обязаны пройти специальный курс изучения своеобразия азиатского мышления, чтобы правильно улавливать смысл восточных выражений. Иначе говоря, они, возможно, и поднялись над своими традиционными представлениями, но ровно настолько, чтобы оценить их критически, однако не так высоко, чтобы без­ошибочно судить о «непоследовательности» или последовательности высказываний восточных мы­слителей. Важно также помнить о различиях в выразительных средствах разных языков. Для примера можно привести высказывания одного азиата, путешествовавшего по Европе. В ответ на просьбу сравнить христианство с буддизмом он сказал: «Для этого понадобится указатель или словарь, поскольку в нем (христианстве) отсутствуют как понятия, содержащиеся в наших словах, так и слова, выражающие наши понятия». Каждая попытка с помощью скудного языка европейской науки и метафизики объяснить оккультные доктрины начинающим оккультистам, не знакомым с нашей терминологией, скорее всего приведет к катастрофическим недоразумениям, несмотря на благие намерения с обеих сторон. Бесспорно, такое выражение, как «реальная жизнь во сне», может показаться противоречивым с точки зрения дуалиста, верящего в вечное и обособленное существование индивидуальной души как чего-то отличного от Высшей души, Параматмы, и провозглашающего реальность персонального Бога.

Вполне естественно, что западный мыслитель, ведущий свои рассуждения совсем в другом направлении, выразил бы недоумение, услышав, что жизнь в Дэвакхане является «реальностью», хотя это и сон, в то время как земная жизнь — это только «проплывающее сновидение», принимаемое за действительность. Разумеется, профессор Бальфур Стюарт, каким бы великим физиком он ни был, не поймет восточных философов, поскольку его гипотеза о невидимой Вселенной, все его предпосылки и выводы построены на эмфатическом предположении о реальном существовании личностного Бога, личностного Творца и личностного нравственного Управителя Вселенной. Нас не поймут также ни мусульман­ский философ с его двумя вечностями — азль, не имеющей начала, и абд, у которой есть начало, но нет конца; ни христианин, исчисляющий начало (!) вечности для каждого человека с того момента, когда личностный Бог вдыхает персональную душу в персональное тело. Все трое перечисленных согласятся признать полную обоснованность доктрины о жизни в Дэвакхане, только сделав над собою величайшее усилие.

Когда слово «субъективный» употребляется применительно к состоянию изолированности обита­те­ля Дэвакхана, оно означает не предельно возможное представление о субъективности, а ту его степень, которая доступна пониманию западного, не восточного, склада ума. Для жителя Востока субъективным является все, что ускользает от восприятия наших органов чувств. Но оккультист предполагает существование шкалы субъективности, которая по мере удаления от иллюзорной земной объективности постепенно восходит ко все большей реальности: вершина ее Реальности — Парабрахм.

Но прежде чем говорить, что Дэвакхан — это «лишь сон», надо условиться относительно определения феномена сновидений. Имеет ли память какое-либо отношение к ним? Некоторые физиологи уверяют, что да: сонные фантазии, будучи основанными на дремлющей памяти, в большинстве случаев определяются и развиваются функциональной деятельностью какого-либо внутреннего органа, «воз­буждение которого активизирует часть мозга, имеющую с этим органом специфическую связь».

В ответ на это оккультист, отвесив вежливый поклон современной науке, отвечает, что есть сновидения — и сновидения. Что существует различие между сновидениями, порожденными внешними физиологическими причинами, и теми, которые воздействуют и в свою очередь порождают сверхчувственные восприятия и эмоции. Что он подразделяет сны на феноменальные и ноуменальные и проводит между ними разграничение; что, более того, физиолог совершенно не в состоянии понять элементарное строение развоплощенного Эго — а следовательно, природу его «сновидений». На это есть свои причины, одну из которых следует выделить особо; физиолог a priori отрицает ВОЛЮ — главный и неотъемлемый фактор внутреннего человека. Он отказывается признать ее отдельно от определенных актов волеизъявления и заявляет, что ему известно только последнее, рассматриваемое просто как реакция или желание проявления энергии вовне после... «сложных взаимодействий и сочетаний идей в ганглиях полушарий головного мозга». Следовательно, физиолог вынужден был бы сразу отвергнуть возможность существования сознания — без памяти; а обитатель Дэвакхана — не имеющий ни органов, ни сенсорных ганглий, ни центров «обучения», ни даже «центров идиотизма», ни нервных клеток — естественно, не может обладать тем, что физиологи подразумевают под памятью. Освобожденное от личностных ощущений манаса дэвакханическое сознание, безусловно, должно стать вселенским или абсолютным, без прошлого и будущего, обе эти временные перспективы сливаются в едином вечном НАСТОЯЩЕМ — но только для пут персонального Эго. Но даже последнее, отделившись от своих физических органов, не может обладать подобной памятью, как уверяет нас профессор Гексли, который считает ее детищем «сенсигенных молекул» мозга — тех молекул, которые, будучи порождением ощущений, сохраняются после исчезновения оных и образуют, как нам говорят, физиологическую основу памяти и, следовательно, канву всех сновидений. Какое отношение имеют эти молекулы к атомам эфира, воздействующим на духовное сознание монады во время ее блаженства, полностью зависящего от прочности ее связи с субстратом персонального Эго!

Нас спрашивают: какова природа дэвакханической грезы и как оккультисты объясняют сновидения все еще воплощенного человека? С точки зрения западной науки, сновидение — это череда мыслей, связанных действиями, или, вернее, «состояний», которые только кажутся реальными. С другой стороны, непосвященный метафизик дает ему свое экзотерическое толкование, рассматривая его как переход чувства из тьмы к свету, то есть как пробуждение духовного сознания. Но оккультист — зная, что духовный разум, принадлежащий к области неизреченного, не может per se спать или даже находиться в сонном состоянии, а всегда пребывает в «свете» Реальности — заявляет, что во время сна манас (вместилище физического и личностного интеллекта) получает возможность (в результате того, что кама, ВОЛЯ, то есть покрывающая его оболочка, обретя полную свободу своих сознательных действий благодаря волеизъявлению, пребывавшему дотоле в пассивном и бессознательном состоянии из-за временной утраты активности сенсорных центров) воспринимать ту реальность субъективного мира, которая была скрыта от него в часы бодрствования. Эта действительность не становится менее реальной из-за того, что после пробуждения «сенсигенные молекулы» и «необученные центры» вносят неразбериху в воспоминания или даже память о ней при майявическом свете нашей жизни. Но участие манаса в дэвакха­ническом блаженстве не увеличивает, а, наоборот, уменьшает реальность, которая предстала бы перед монадой, освободись она полностью от его присутствия. Это блаженство есть результат Саккаядиттхи, заблуждения или «ереси индивидуальности», той ереси, которая вместе с аттавадической цепью причин необходима для будущего рождения монады. Все это заставляет оккультиста считать связь или «взаимодействие между двумя развоплощенными сущностями в Дэвакхане — насколько бы реальнее самой жизни она ни была — иллюзией и с его точки зрения лишь «сновидением»; а то, что его критик, как это ни прискорбно, склонен называть сновидениями, «интермедиями, порожденными фантазией», — есть мимолетные впечатления от Реальности.

Рассмотрим пример этого. Сын теряет горячо любимого отца. В своих снах он может видеть его, разговаривать с ним и на протяжении сновидения чувствовать себя таким же счастливым и не осознающим смерть отца, как если бы тот был жив. После пробуждения он с сожалением обнаруживает, что это был всего лишь сон, который не может продолжаться вечно. Прав ли он, считая так? Оккультист говорит, что он ошибается. Ему просто неведомо, что — в силу того, что его дух, состоящий из того же вещества и имеющий ту же природу, что и дух его отца (как, впрочем, и все духи), и обладающий врожденной способностью взаимного притяжения и ассимиляции, усиленной в данном случае отцовской и сыновней любовью их личностных Эго, — они на самом деле никогда не разлучались друг с другом, ибо смерть бессильна разорвать психические узы, созданные чистою духовною любовью. В этом конкретном примере «сновидение» было реальностью, а реальность — майей, ложной видимостью, порожденной авидьей (невежеством). Таким образом, правильнее было бы назвать «сновидением» или «иллюзией» ложные представления сына во время бодрствования, нежели давать такое определение реальному контакту. Что же происходило в действительности? Спиритуалист сказал бы, что «дух отца спустился на Землю для общения с духом сына в безмолвные часы сна». Оккультист возразит: «Нет, не так; строго говоря, ни дух отца не спускается, ни триада сына не поднимается». Центр дэвакханической активности не может быть локализован — это опять-таки авидья. Для монад, даже когда они соединены с пятью конечными кошами (оболочками или принципами), не существует ни пространства, ни времени; будучи рассеянными, они вездесущи. В высшем аспекте развития Манас является дравьей — вечной «субстанцией», как и Буддхи — духовная душа; а объединившись с душою, Манас становится духовным само-сознанием, которое есть викара (продукт) своего первоначального «породителя» — Буддхи. До тех пор, пока, в результате непоправимого смешения и переплетения со своими низшими танматрами, он не утрачивает способности объединяться с Буддхи, он от него неотделим. Так высшая человеческая триада, притянутая родством душ к тем триадам, которых она любит сильнее всего, будет всегда связана с ними и будет наслаждаться их присутст­вием после смерти так же, как и при жизни. В этом ей будет помогать Манас в своем высшем аспекте самосознания, полностью разъединенный с антахкараной по причине ненадобности канала внутреннего органа физического восприятия. Следовательно, взаимодействие реально и подлинно.

Наш оппонент сомневается в «истинности» такого контакта. Он хочет знать, «действительно ли влияют друг на друга» две развоплощенные сущности или «личность всего лишь воображает присутствие другой»; в таком случае о подобном общении «другая личность (воплощенная или развоплощенная) фактически не будет даже подозревать». Исходя из своего сомнения, он уверяет, что нельзя расценивать как «противоречие» его возражение против признания подобного «общения» подлинным, ибо это «просто сновидение», а также его заявление, что он «может представить реальную связь (осознаваемую с обеих сторон и оказывающую истинное воздействие и ответную реакцию), которая не относится только к обоюдным контактам физических форм». Если он на самом деле может это сделать, тогда в чем заключается сложность, на которую он сетует? После истолкования истинного смысла, вкладываемого оккультистами в такие слова, как «сновидение», «реальность» и «нереальность», какие еще препятствия остаются на пути к пониманию этой специфической доктрины? В свою очередь, можно спросить нашего критика: как он определит, что это действительно сознательное взаимодействие двух сторон, пока он не оценит своеобразную (ему пока еще незнакомую) мыслительную реакцию и взаимосвязь между этими двумя сущностями? (Сия ответная реакция является не причудливой гипотезой, а известным научным фактом, сообщаемым при посвящении, хо­тя современная наука ничего о нем не знает, а некоторые метафизики в лице спиритуалистов имеют о нем смутное представление.) Или он в качестве альтернативы наделяет дух человеческими свойст­вами, как это ошибочно делают спиритуалисты? Наш критик только что сказал, что «способ взаимодействия не из числа тех, что мы (он) можем в настоящее время постичь опытным путем». Какой же вид взаимного общения доступен его пониманию?

Ответ II. Жизнь в сновидениях

В Приложении, упомянутом во «Фрагменте» № 6 (мартовский выпуск «The Theosophist»), нет никаких противоречий. Правильно понятое в свете наших доктрин содержание Приложения С (с.136) дает все обещанные разъяснения и не оставляет места для сомнений, хотя в самом «Фрагменте», пожалуй, имеется несколько выражений, которые могут ввести в заблуждение, однако исключительно тех, кто не обратил должного внимания на предшествующие абзацы. Например: «Любовь — созидательная сила — поместила живой образ их (любимых) перед личностной душою, страстно мечтающей об их присутствии, и этот образ никогда не исчезнет». Неправильно употреблять термин «личностная душа» применительно к монаде. «Личностная, животная душа» является, как уже было сказано, пятым принципом и не может находиться в Дэвакхане; наивысшим доступным для нее на Земле состоянием является самадхи. Вместе с монадой в Дэвакхан отправляется только ее субстанция, да­бы служить ей основной тональностью или фоном, на котором будут проходить события и разворачиваться жизнь-сновидение; ее сущность, reliquiae, являясь «шелухой», отбросами, остается в виде элементария, который со временем распадается и исчезает. То, что находится в Дэвакхане, в такой же степени является persona (маской), как запах розы — самим цветком. Роза увядает и превращается в горстку пыли: аромат же ее никогда не исчезнет и может быть вызван в памяти и восстановлен спустя столетия. Правильно истолкованное, это предложение может быть прочи­тано так: «Любовь поместила... перед Духовной душою их живой образ, пропитавшийся теперь сущностью личности и переставший, таким образом, быть арупа (бесформенным или, вернее, лишенным любой материи) во время пребывания в Дэвакхане, и страстно жаждет их присутствия, etc.». Период созревания завершен, Эго одержало победу, родившись заново из старого; новое Эго, прежде чем опять облечься в новую личность, пожнет в одном из состояний в Дэвакхане или Авичи, в зависимости от обстоятельств, результаты тех причин, которые были заложены в его предшествующем рождении, хотя причины и следствия могут находиться далеко друг от друга. Avasyam eva bhoktavyam kritam Karma subhasab-ham. Несомненно, с точки зрения нашего нынешнего объективного сознания в состоянии бодрствования, Дэвакхан во всех своих аспектах подобен сну со сновидениями. Тем не менее он так же реален для самого обитателя Дэвакхана, как и наше бодрствование — для нас. Следовательно, если нас спрашивают: «Чему соответствует Дэвакхан — бодрствованию на Земле или сну со сновидениями?», — то ответ будет таким: «Ни одному из этих состояний; он подобен мечтательному состоянию человека, у которого никогда не бывает пробуждения, если такое существование можно представить. В Дэвакхане у монады есть только одно состояние сознания, и пока она в нем находится, она не ощущает контраста между состояниями бодрствования и грезы». Другое возражение связано с тем, что если бы обитатель Дэвакхана был вынужден думать о предмете или человеке как присутствующем рядом с ним, тогда как в действительности их там нет (с позиций общепринятых земных представлений об объективном восприятии), тогда обитателя Дэвакхана «природа вводит в заблуждение». Если такое положение вещей дейст­вительно имеет место, то его всегда на самом деле «обманывает природа» и предположение, высказанное в вышеупомянутом письме относительно способа общения между обитателем Дэвакхана и жителем Земли, не спасет его от заблуждения. На минуту отложив в сторону вопрос о характере общения обитателя Дэвакхана с другой монадой, находящейся либо в Дэвакхане, либо вне его, исследуем природу его представлений о предметах, и тогда будет легко согласиться с правильностью вы­сказывания, о котором идет речь. Предположим, что Галилей находится в Дэвакхане, субъективно предаваясь своим любимым интеллектуальным занятиям. Вполне естественно предположить, что в поле зрения его дэвакханического сознания часто будет попадать телескоп и этот обитатель Дэвакхана будет субъективно направлять его в сторону какой-нибудь планеты. Ясно, что согласно устоявшимся представлениям об объективности, у Галилея нет с собою телескопа и поэтому нельзя утверждать, что ход его мыслей каким-то образом влияет на телескоп, оставленный им в этом мире. Если рассуждения нашего критика правильны, то Галилей «обманут природой», и предположение, на которое ссылались вы­ше, ему никак не поможет.

Таким образом, снова напрашивается вывод, что неправильно и нелогично считать обитателя Дэва­кхана «обманутым природой». Понятия типа «за­блуждение», «обман», «реальность» всегда относительны. Только путем сопоставления можно определить реальность или иллюзорность конкретного состояния сознания, и эти термины утрачивают всякое значение, поскольку состояние сознания, о котором идет речь, не имеет аналогов. Предположим, что мы признаем правоту живущего на Земле человека, с точки зрения которого дэвакханические переживания являются заблуждением, но что тогда? Нам непонятно, какую пользу можно извлечь из такого умозаключения. Разумеется, на основе вышеприведенных замечаний читатели не должны склоняться к мысли, что сознание обитателя Дэвакхана не может оказывать воздействия на сознание другой монады, будь она в Дэвакхане или за его пределами. Что касается обитателя Дэвакхана, то в любом случае реальность или нереальность его дэвакханических переживаний не зависит от характера общения.

Ясно, что в некоторых случаях сознание одной монады, будь она в Дэвакхане или еще на Земле, может объединяться с мышлением другой монады, находящейся в Дэвакхане, и влиять на него. Это будет происходить при наличии между двумя Эго сильной, страстной привязанности, возникшей на почве совместных возвышенных эмоций, либо из общности интеллектуальных или духовных устремлений. Подобно тому как мысли стоящего на расстоянии гипнотизера посредством излучаемой им магнитной энергии передаются его субъекту, который охотно их притягивает, так же и ход рассуждений одного обитателя Дэвакхана сообщается другому с помощью магнитных, то есть электрических сил, устремившихся к этому другому обитателю Дэвакхана по причине сильного влечения между этими двумя монадами, особенно когда эти идеи касаются вещей, субъективно связанных со вторым обитателем Дэвакхана. Однако не следует думать, что в других случаях, когда отсутствуют такие воздействия и ответные реакции, обитатель Дэвакхана осознает, что его субъективные переживания являются просто иллюзией, поскольку это не так. Уже было показано, что вопрос реальности или нереальности не зависит от способа связи или передачи мыслительной энергии.

Нас спрашивают: «Если те, кого любит обитатель Дэвакхана, не достойны находиться в Дэвакхане, что тогда?» Мы отвечаем: «Даже в том случае, когда человек все еще находится на Земле или даже уже страдает в Авичи, размышления монады, пребывающей в Дэвакхане, все же могут оказать влияние на его монаду при наличии у них большого взаимопонимания, как указывалось вы­ше. При этом обитатель Дэвакхана будет оставаться в неведении относительно умственных страданий другого».

Если этот мудрый закон природы, ни­когда не наказывающий невинного за пределами нашего земного мира заблуждений, будет все также называться «мошенничеством природы» и вызывать возражения на том основании, что это не «истинный символ» присутствия другой личности, тогда самым разумным будет оставить в покое оккультные доктрины и Дэвакхан. Для таких умов благородные истины о наивысшей цели жизни ду­ши навеки останутся книгою за семью печатями. Дэвакхан, вместо того чтобы предстать таким, каков он и есть — небесным оазисом, блаженным отдыхом на трудном пути монады к высшей эволюции, — поистине, покажется кульминацией и самою сутью смерти.

Если не тратить время на попытки разглядеть глубинное значение Дэвакхана, то можно интуитивно почувствовать его логическую необходимость, всем своим естеством, без посторонней помощи, уловить в нем осуществление истинной справедливости, абсолютно согласующейся с гармонией вселенского закона. Мы не усматриваем в возражениях никакого злого умысла, но, если само изложение нашей доктрины (которую мы никого не заставляем принимать) встречает сопротивление со стороны некоторых западных умов, то мы вынуждены напомнить нашим оппонентам, что у них есть свобода выбора. Среди мировых философий последнего периода имеются две (более современные ветви древних учений), в которых «посмертные состояния» описаны ясно и незатейливо, и принятие любой из них будет приветствоваться: в одном случае — миллионами спиритуалистов, в другом — самой уважаемой частью человечества, а именно, цивилизованным западным обществом. Во второй доктрине нет ничего двусмысленного или напоминающего природный обман: обитателям Дэвакхана, преданным и праведным, щедро обещан невыразимый восторг вечного лицезрения мук грешников в Геенне огненной. Мы испытываем настоятельную потребность изложить несколько имеющихся у нас фактов. Поскольку только оккультной философии и буддизму до сих пор не удалось породить своего Тертуллиана, который мог бы обрисовать для нас общую панораму ортодоксального ада, то мы не берем на себя смелость удовлетворять запросы на вымысел.

Нет такого места пытки для невинного, нет состояния, в котором, под предлогом возна­граж­де­ния и необходимости иметь перед собою «правдивые символы», простодушного будут заставлять созерцать или даже осознавать страдания тех, кого он любил. Будь это не так, активное наслаждение самих Дхиан Коганов превратилось бы в безбрежный океан желчи при виде подобного зрелища. И Он, пожелавший: «Пусть падут на меня все грехи и злодеяния, порожденные развращенностью этого испорченного века Кали-юги, но пусть спасется мир», — выходит, напрасно изъявлял такое же­лание и, вероятно, страхам мира видимого предпочел благоговейный ужас мира невидимого. Предположение, будто душа, ускользнувшая с этой планеты, оплетенной сетями зла, где невинный скорбит, а жестокосердный ликует, будет иметь такую же участь даже в столь мирной гавани, как Дэвакхан, было бы самой безумной, (самой) ужасной мыслью! Но мы утверждаем, что это не так. Блаженство обитателя Дэвакхана ничем не омрачено, ибо природа позаботилась об этом, даже с риском быть обвиненной в мошенничестве пессимистами этого мира, не способными отличить Васту — еди­ную реальность от Вишайи — «майи» наших чувств. Весьма заманчиво считать наши самонадеянные представления об объективности и субъективности эталоном определения реальности и нереальности во всей остальной Вселенной, а наш критерий истинности и правдивости — всеобщим мерилом. Если мы станем руководствоваться этими принципами и дальше, то будем вынуждены заподозрить природу в бесконечном плутовстве по отношению не только к человеку, но и к животным. Кто из наших оппонентов, рассматривая факты естество­знания и феномены зрения и цветовосприятия, осмелится сказать, что раз муравьи совершенно не способны видеть и различать цвета, как это делают люди (например, для них не существует красного цвета), то, следовательно, они тоже «обмануты природой»? В состав монады не входят такие известные нам понятия, как личность или объективность; и если каким-то чудом живой человек попал бы в диапазон видимости обитателей Дэвакхана, то он был бы в такой же степени невидим для них, как для физических глаз невидимы элементалы, кишащие в окружающей нас атмосфере.

Еще одна ошибка критика. Похоже, он полагает, что если кто-то знает о субъективности сознания в Дэвакхане еще в этой жизни, то, оказавшись там, он будет понимать, что такие переживания иллюзорны, и прелести Дэвакхана потеряют для него всю свою силу. Нет оснований для подобных опасений. Нетрудно уловить ошибочность таких рассуждений. Представим, например, что А, живущий в Лахоре, знает, что его друг В находится в Калькутте. Ему снится, что оба они занимаются различными делами в Бомбее. Известно ли ему в то время, пока он спит, что все его сновидение — это иллюзия? Как его сознание, ведающее, что его друг находится сейчас в Калькутте, и возвращающееся к нему только при пробуждении, может помочь ему понять обманчивую природу сновидения в момент самого сновидения? Даже пережив опыт сновидений неод­нократно в течение жизни и понимая, что сновидения в основном иллюзорны, А не будет осознавать, что он видит сон, оказавшись в этом состоянии.

Точно так же человек может испытывать дэвакханические переживания еще при жизни и называть их несбыточной мечтою, возвращаясь в свое обычное состояние объективного сознания и сопоставляя его с тем, что он испытал в Дэвакхане. Тем не менее он не будет понимать, что это сновидение, ни при повторном погружении в это состояние, пока он еще жив, ни после смерти, когда попадет в Дэвакхан. Вышесказанного достаточно, чтобы закрыть те­му, даже если бы обсуждаемое состояние являлось «сновидением» в том смысле, который вкладывают в это слово наши оппоненты. Но это не «сновидение» и ни в коем случае не «обман». Такое определение возможно с точки зрения словаря Джонсона, но с позиций факта, не зависящего ни от каких человеческих толкований, и с точки зрения тех, кто немного разбирается в законах, управляющих невидимыми мирами, отношения между монадами реальны, взаимны и подлинны в мире субъективном так же, как и в нашем мире ложной реальности. Подобные разговоры напоминают давнишний рассказ Цёльнера о жителе двухмерного мира, сомневающемся в истинности явлений, происходящих в трехмерном пространстве.

Ответ III. Различные состояния дэвакхана

Вот самый главный вопрос, с которым сталкивается оккультист азиатского происхождения при виде различных трудностей, встающих на пути европейцев, изучающих эзотерические доктрины и, в частности, учение о Дэвакхане: чем объяснить их странные фантазии по поводу посмертных состояний? Вполне естественно, что каждый оценивает мыслительные способности другого человека на свой лад и, не без определенных усилий поставив себя на место ближнего, может попытаться посмотреть на вещи его глазами. Взять, к примеру, Дэвакхан; доктрина о нем является, по-видимому, самой ясной, несмотря на неполноту ее изложения «чела-мирянином». И все же совершенно очевидно, что она не понята, и этот факт, по моему мнению, следует приписать скорее устоявшимся различиям во взглядах, нежели искажениям ее пересказа. Восточному оккультисту было бы весьма затруднительно даже представить такую фантазию, как у Сведенборга, превращающего ангелов нашего post-mortem в «инквизиторов», в обязанности коих входит оценивание накопленных душою достоинств и недостатков с помощью физического обследования плотного тела, начиная с кончиков пальцев рук и ног и продвигаясь к центрам! Аналогичное недоумение может вызвать и попытка заставить нас всерьез поверить, будто в оптимистически-идиллическом рае американского образца есть детские ясли, диспут-клубы и законодательные собрания. Похоже, что антропоморфизм пронизывает всю европейскую метафизику. Создается впечатление, что тяжелая десница персонального Божества и его служителей сжимает мозг чуть ли не каждого западного мыслителя. И это влияние проявляется если не в одном, так в другом виде. Разве это вопрос о Боге? Вставлен метафизический слайд — и стереоскоп высвечивает перед нами картину Нового Иерусалима с золотыми тротуарами и украшенными жемчугом дверями, с залом для торжественных приемов, троном в форме павлиньего хвоста, с махараджей, министрами, придворными, трубачами, писарями и свитой. Разве обсуждается вопрос взаимодействия между развоплощенными духами? Западный склад ума не в состоянии вообразить такое общение без некоторой до­ли взаимного осознания объективного присутст­вия чего-то вроде тела, с помощью которого можно поддерживать задушевную болтовню. Надеюсь, я не обижу наших западных корреспондентов, но, по крайней мере для меня, трудно сделать какие-либо выводы из всего «Меморандума» британского теософа. Каким бы туманным и легковесным ни было его содержание, но все же в основе своей он материалистичен. Мы бы сказали, что эмбрион, из которого развилась метафизика, имеет библейское происхождение: сквозь переливы его испарины проглядывают башенки Нового Иерусалима.

Разумеется, в азиатских системах тоже много причудливого экзотеризма. Пожалуй, столько же или даже больше, чем в западных; и у наших философов предостаточно пестрых одеяний. Но нас сейчас интересует не внешняя сторона: наш критик делает нападки на метафизические основы и затрагивает эзотерический аспект. Он сталкивается с трудностью примирения понятий «изоляция» (в его осмыслении) и «взаимодействие» (как это понимаем мы). Несмотря на то, что монада не похожа на упавшее с дерева семя, а вездесуща по природе и в субъективном состоянии для нее не существуют факторы времени, пространства и местонахождения, — короче говоря, хотя все ее земные состояния находятся в потенциале и мыслимое сейчас становится немыслимым потом, и vice versa, все же наш лондонский друг продолжает рассуждать так, словно все обстоит совсем иначе...

Итак, говоря языком буддизма, есть состояния — и состояния, а также множество степеней Дэвакхана, и во всех них, несмотря на объективную (для нас) изоляцию, главный герой окружен сонмом актеров, по отношению к которым он создал во время своей только что прожитой земной жизни причины, следствия которых скажутся прежде всего на субъективной ниве Дэвакхана или Авичи, а затем будут использованы для формирования кармы в очередном рождении на объективном (?) плане. Жизнь на Земле является, так сказать, прологом драмы (или, пожалуй, мистерии), разыгрывающейся в рупа- и арупа-локах. Итак, если бы мы сказали, что природа, заботясь об интересах личности и соблюдении законов объективности (понятой экзотерически), «устанавливает истинные отношения» между дэвакханическими главными и второстепенными исполнителями и, вместо того чтобы лишать монады «личностных или телесных» и даже астральных «связей», осуществляет между ними «подлинное общение», как на Земле, — тогда, пожалуй, мы избежали бы появления странных подозрений в «нечестности природы» в Дэвакхане. С другой стороны, сделай мы такую уступку непродуманным эмоциональным возражениям европейских чела, мы поставили бы перед ними еще более сложную дилемму. Они оказались бы лицом к лицу с концепцией о post-mortem вездесущности личности, отбрасывающей западные представления о повсеместности Бо­га на задворки полного абсурда. Представим на одну минуту дэвакханического отца, дважды женатого и любящего как обеих жен, так и своих детей, в то время как мачеха не любит ни его потомство, ни их мать; между двумя женщинами существуют самые прохладные отношения, чтобы не сказать — настоящая неприязнь. «Истинная связь» и «реальное личностное взаимодействие» (последнее применимо даже к их астральным телам) подразумевают здесь, на земле, наслаждение для отца и раздражение для обеих жен и детей, хотя все они в равной мере достойны дэвакханического блаженства. Теперь снова представьте родную мать в дэвакханическом состоянии, притягивающую к себе сильной любовью своих детей и тем самым лишающую отца его законной доли счастья. Ранее уже отмечалось, что дэвакханический ум способен осуществлять только самые возвышенные мыслительные процессы и ни объекты восприятия физических чувств, ни что-либо вызывающее неудовольствие не может быть им даже осмыслено — иначе Дэвакхан перемешался бы с Авичи, и чувство ничем не омрачаемого блаженства исчезло бы навсегда. Как в этом случае природа должна решить поставленную задачу, не пожертвовав своим долгом в угоду нашим земным критериям объективности и реальности и не ском­прометировав себя в свете наших представлений об истине и честности? С одной стороны, дети вынуждены были бы испытывать двойственные и тройственные чувства ad infinitum — поскольку они тоже могли бы иметь других развоплощенных дэвакханических обожателей, шумно требующих их присутст­вия рядом с собою, — и тогда либо осуществление вездесущности не будет согласовываться с нашими понятиями об истинном пребывании личности одновременно в разных местах, либо где-нибудь всегда будет кто-то «обманутый природою». Поместить беспорядочно все монады вместе как одно счастливое семейство — пагубно для истины и факта: каждый человек, каким бы незначительным он ни был на Земле, в силу своего нравственного и умственного своеобразия, вырабатывает свои представления о блаженстве и желаниях и, следовательно, имеет право на непреложную потребность в специфическом, персональном, «изолированном» Дэвакхане.

До сих пор западные мыслители почти не описывали в своих теориях посмертные состояния выше кама- и рупа-локи или ниже подземного «царства духов». В Приложении D даются намеки на многие состояния и сферы. Даже согласно экзотерической философии буддизма, развоплощенные сущности делятся на три класса: 1) кама-вачара — те, кто еще находятся во власти страстей в кама-локе; 2) рупа-вачара — те, кто перешли в более высокое состояние, но еще сохраняют остатки своей прежней формы в рупа-локе; и 3) арупа-вачара — те, кто стали бесформенными сущностями в арупа-локе самого высшего уровня Дэвакхана. Все зависит от степени духовности и устремленности монады. Астральное тело четвертого принципа, называемое камой по причине его неотделимости от камалоки, всегда испытывает на себе влияние земного магнетизма; и монада должна добиться освобождения от более утонченного, но такого же мощного притяжения своего Манаса, прежде чем она сможет достичь, пройдя череду дэвакханических состояний, высших областей арупа. Следовательно, существуют различные категории обитателей Дэвакхана. В арупа-локе сущности так же субъективны и фактически «даже не столь материальны, как эфирная тень физического тела — майяви-рупа». И мы утверждаем, что даже там про­исходит «истинное общение». Но попадают туда лишь немногие, перескочив через низшие ступени. Есть такие обитатели Дэвакхана, люди высоких нравственных устоев и добродетелей в земной жизни, которые, влекомые прежними интеллектуальными изысканиями и особенно незаконченной умственной работой, веками пребывают в рупа-локе в состоянии строгой дэвакханической изоляции — в буквальном смысле, поскольку другие люди и любимые родственники вытесняются из их поля зрения этой напряженной и чисто духовною страстью к интеллектуальным исследованиям. В качестве примера состояния наукомании (простите этот неологизм ввиду его выразительности) представьте умирающего Берцелиуса, последнею мыслью которого было отчаяние, что смерть прерывает его работу. Это танха (инд. тришна) — неудовлетворенное желание, которое должно исчерпать себя, прежде чем сущность сможет перейти в совершенное состояние арупа. В каждом случае создается заготовка в виде последнего самого сильного желания умирающего человека. Ученый, который жил в основном под влиянием манаса и, наслаждаясь развитием своего высшего физического интеллекта, был постоянно поглощен тайнами материальной Вселенной, в силу своих умственных предпочтений будет магнитно удерживать в своем сознании ученых и их работу, влияя на них и испытывая их влияние субъективно (хотя и в манере совершенно отличной от той, что практикуется медиумами и на спиритических сеансах) до тех пор, пока эта энергия не исчерпает себя и влияние Буддхи не станет преобладающим. Это правило применимо ко всем видам активности (будь то страсть или нежное чувство), которые запутывают блуждающую монаду (индивидуальность) в сетях отношений в каждом воплощении. Развоплощенец должен постепенно подниматься на новую ступень лестницы бытия от субъективности земной к субъективности абсолютной. И когда это ограниченное дэвакханическое состояние Нирваны достигнуто, сущность наслаждается им и его живою, хотя и духовною реальностью, пока не завершится эта фаза кармы и физическое влечение к следующей земной жизни не даст о себе знать. Следовательно, в Дэвакхане сущность испытывает на себе влияние и ответно влияет на психическое состояние любой другой сущности, связь с которою достаточно прочна, чтобы пережить, как отмечалось выше, очистительное прохождение через низшие посмертные сферы. Их взаимодействие будет восприниматься духовно, но все же на протяжении всего общения (в его нынешнем понимании западными философами) каждый будет «отделен от остальных». Если вопрошаюший сможет представить себе состояние монады в виде чистого духа, как самую субъективную сущность, доступную пониманию, без формы, цвета и веса, величиною с атом; сущность, чьи воспоминания о последней личности (или земной жизни) заимствованы из недавнего союза Манаса с пятью низшими принципами, — тогда он сумеет ответить на собственный вопрос. Согласно эзотерической доктрине, эволюция предполагает не уничтожение индивидуального сознания, а его бесконечное расширение. Сущность не погибает, а объединяется со вселенскою сущностью, и ее сознание становится способным вспоминать сцены из жизни не только одной из своих личностей, воплощавшихся на земле, но и всех тех, что были у нее на протяжении Кальпы, а затем и эпизоды из жизни любой другой личности. Короче говоря, из конечного сознание превращается в бесконечное. Но это происходит только в конце цикла всех воплощений, в великий день абсолютного Воскрешения. Однако по мере перехода монады из одного воплощения в другое, то есть во время ее прохождения через низшие и дэвакханические сферы с очередным багажом земного опыта, взаимные связи, создаваемые в каждой жизни, должны ослабевать и в конце концов исчезнуть до ее нового рождения. Запись этих связей вечно хранится в Акаше, и в каждом воплощении они всегда доступны обозрению сущности, развившей свои потенциальные духовные силы до «Дхиана четвертой ступени», — но они уже не имеют власти над сущностью. Эта власть заканчивается в каждом промежуточном Дэвакхане между двумя инкарнациями, и когда личностные узы (магнитные или психические, кто как предпочитает их называть), связывавшие обитателя Дэвакхана с другими сущностями в прошлой жизни (будь то родственники, друзья или члены семьи), развязываются, он может свободно продвигаться по циклам эволюции. Если бы забвение личных связей не было фактом, то каждая сущность путешествовала бы в течение Кальпы обвешанная паутиной преж­них связей, с мириадами своих отцов, матерей, сес­тер, братьев, мужей и т.д., и т.д. из бесчисленных прожитых жизней — это была бы поистине неразбериха! Именно невежественные геоцентрические гипотезы породили все экзотерические тео­логии с их абсурдными догмами. И более того, именно безграмотная теория о моногенезисе — однократном рождении сущности на земле — сильно затрудняет европейским метафизикам решение загадки нашего существования и препятствует пониманию различий между индивидуальностью монады и ее появлением в последовательности земных воплощений в физическом облике таких совершенно разных личностей. В Европе много знают о весе атомов и химических символах, но имеют смутное представление о Дэвакхане.

Сноски

---