Синнетт А.П. - Эзотерический буддизм (пер. Ю. Хатунцева под ред. К. Зайцева)

Информация о произведении
	[[|О произведении в целом]] Открывающаяся пара скобок «» не была закрыта парой соответствующих ей закрывающих скобок «» в данном запросе.

Альфред Перси Синнетт

Перевод на русский: Хатунцев Ю.Перевод с английского: Ю. Хатунцева под редакцией К. Зайцева

Предисловие к первому изданию

Учения, заключённые в этой книге, проливают свет на те вопросы, связанные с буддийским учением, которые до недавнего времени сбивали с толку писавших о нём, и впервые предлагают практический ключ к пониманию почти всего древнего религиозного символизма. Более того, эзотерическая доктрина, если она правильно понята, превзойдёт все ожидания по части привлечения внимания искренних мыслителей. Её утверждения не даются в виде откровений пророка или основателя религии, и свидетельство её не основывается ни на каких писаниях. Её взгляды на природу развились из исследований бесконечной последовательности искателей, располагавших для выполнения своей задачи способностями и восприятием, превосходящими те, которые доступны обычному человечеству. С течением веков набравшаяся таким образом масса знаний о происхождении мира и человека, конечных судьбах человеческого рода, а также природы миров и состояний, отличных от нашего, всесторонне изучалась, перепроверялась, вновь исследовалась и, наконец, стала рассматриваться её хранителями в качестве истины относительно вещей духовных — действительных фактов, касающихся огромных областей жизненной деятельности, лежащих за пределами этого земного существования.

Европейская философия, будь то философия религиозная или же чистая метафизика, так давно свыклась с чувством неуверенности, связанным с рассуждениями, выходящими за пределы физического эксперимента, что абсолютная истина о духовных вещах уже с трудом признаётся осторожными мыслителями в качестве разумной цели исканий. В Азии, однако, сформировались другие традиции мышления. Тайное учение, которое мне было в некоторой мере позволено изложить, считается не только своими приверженцами, но и большим числом тех, кто никогда и не мечтал узнать о нём большего, чем просто факт его существования, кладезем достоверного знания, из которого почерпнули свои истины все религии и философии, и в соответствии с которым должна находиться всякая религия, претендующая на какое-то выражение истины.

Это на самом деле громкое заявление, но я решился сделать его в силу огромной важности этого для мира, поскольку считаю, что оно может быть доказано.

Я вовсе не говорю, что в рамках этого тома может быть доказана подлинность эзотерической доктрины. Такое доказательство не может быть дано средствами логики, но лишь развитем у каждого исследователя способностей, требуемых для непосредственного наблюдения за природой предписанными методами. Первые же выводы исследователя будут зависеть от того, в какой мере привлекут его ум перспективы природы, которые могут при этом открыться, а также от причин, по которым он сможет доверять способностям наблюдения тех, кем эти знания были сообщены.

Полагаете, что сама величина притязаний, сделанных в связи с эзотерическим учением, уже выведет это заявление из области исследований, на которые указывает название — то есть исследования истинного внутреннего смысла определённой религии, именуемой буддизмом? Факт, однако, заключается в том, что эзотерический буддизм, хотя и никоим образом не будучи в разладе с буддизмом экзотерическим, не должен рассматриваться как просто государство в государстве, то есть как некая школа в орбите буддийского мира. Но чем сильнее углубляется буддизм в самую внутреннюю и сокровенную часть своей веры, тем он более сливается с тем самым сокровенным, что есть в других верах. Представления о космосе и знания о природе, на которых буддизм не просто основывается, но которые как раз и составляют эзотерический буддизм, в равной мере составляют и эзотерический брахманизм. Таким образом, просвещёнными (в буддийском смысле) последователями всех вер эзотерическая доктрина считается абсолютной истиной о природе, человеке, происхождении вселенной и судьбах, ожидающих её обитателей. В то же время экзотерический буддизм сохранил больше единства с эзотерической доктриной, чем любая другая популярная религия. Таким образом, изложение внутреннего знания, адресованное современному английскому читателю, будет неизбежно ассоциироваться со знакомыми чертами буддийского учения. Оно непременно сообщит им живой смысл, которого они, казалось, были лишены, и более того, само эзотерическое учение удобнее всего изучать в буддийском его аспекте — хотя суть этого учения восходит и к более глубокой древности, чем времена Гаутамы Будды, он оказал на него такое влияние, что буддийская окраска проникает теперь всё его существо. Так что то, что я собираюсь изложить читателю, можно назвать "эзотерическим буддизмом", поскольку всякое другое обозначение оказалось бы для европейского исследователя, приближающегося к нему в первый раз, совершенно неподходящим.

То, что я собираюсь высказать, следует рассматривать целостно, прежде чем читатель сможет понять, почему посвящённые в эзотерическую доктрину считают снятие покровов с фундаментальных её основ огромным одолжением. Одно из объяснений этого, однако, легко усмотреть в исключительной святости, которую всегда придавали скрытым и жизненно важным истинам природы их древние хранители. До сих пор эта святость предписывала полностью скрывать их от масс профанов. И поскольку эта политика секретности — традиция бесчисленных веков — теперь оставляется, новый подход, о котором свидетельствует появление этой книги, будет встречен очень многими посвящёнными учениками изумлением и сожалением. Открытие для критики, иногда неуклюжей и непочтительной, учений, которые до сих пор считались слишком великими, чтобы вообще говорить о них кроме как с приличествующей этому торжественностью, может показаться им ужасной профанацией великих мистерий. Но подходя с европейской точки зрения, было бы неразумно ожидать, что такая книга сможет избежать такого бесцеремонного обсуждения, которое ожидает всякие новые идеи, в данном же случае убеждения фанатиков сделают его особенно недружелюбным. Но всё это, будучи делом житейским для европейских приверженцев учения вроде меня, покажется прежним и более традиционным его последователям весьма прискорбным и отвратительным. В печали будут они апеллировать к мудрости испытанного временем правила, которое запрещало посвящённым метать бисер перед свиньями.

К счастью, как я думаю, это правило больше не действует в ущерб тем, кто, в оккультном смысле ещё далек от посвящения, но в силу современной культуры может оценить это одолжение.

Часть сведений, изложенных на следующих страницах, впервые была опубликована в "Теософисте" — ежемесячнике, издающемся в Мадрасе руководством Теософического Общества. А поскольку почти все эти статьи были написаны мною, я без колебаний включил сюда выдержки из них, когда это было уместно. В демонстрации того, как отдельные фрагменты, ранее представленные публике, заняли свое естественное место в сравнительно законченной мозаике, есть даже некоторое преимущество.

Доктрина или система знаний, которую мы в общих чертах раскрываем, до сих пор охранялась столь ревностно, что никакое даже самое тщательное литературное изыскание по всей Индии не выявило бы и малейшего её кусочка. Теперь же она даётся миру милостью тех, кто до сих пор её хранил, хотя ранее ничто не смогло бы вырвать у них и первой буквы. И только внимательно изучив все приводимые мною в книге пояснения, читатель сможет судить о причинах их нынешней откытости, равно как и прежней скрытности, или хотя бы понять их. Предлагаемый здесь взгляд на Природу совершенно чужд европейским мыслителям; политика же мастеров эзотерических знаний, вынесенная из их долгого знакомства с этими взглядами, должна рассматриваться в связи с конкретными приложениями самой этой доктрины.

Что же касается обстоятельств появления на свет этих откровений, первые предвестники которых появились в журнале "Теософист", а теперь как увидят наши читатели, публикуются в обработанном и расширенном виде, то на данный момент будет достаточно сказать, что само Теософическое Общество, благодаря связи с которым в мои руки попали материалы, разбираемые в этой книге, обязано своим появлением некоторым лицам, принадлежащим к хранителям эзотерической науки. Предоставленную ими информация — для блага тех, кто уже созрел для её восприятия — было решено передавать миру через Теософическое Общество, а последующие обстоятельства лишь указали на меня как на посредника, через которого эту передачу будет удобно осуществить.

Позвольте мне также добавить, что вовсе не считаю себя единственным человеком, способным нести внешнему миру эзотерическую истину в этот переломный исторический момент. В том, что касается философского знания, эти учения являются результатом взаимодействия с внешним миром, установленного через меня хранителями этой эзотерической истины. И только благодаря намерениям и действиям этих эзотерических учителей, решивших через меня действовать, я смог приобрести какие-то знания. Однако очевидно, что и некоторые другие авторы, каждый по-своему, излагают на благо мира (и, как мне кажется, в соответствии с великим планом, частью которого является и эта книга) те же самые истины, что было поручено раскрыть мне, только в других аспектах. Возможно, и появляющееся сейчас в литературе всё большее количество умопостроений касательно проблем, выходящих за пределы физических знаний, тоже есть результат процесса, вызванного политикой, проводимой великими хранителями эзотерической истины, одним из проявлений которой стала моя книга. Опять же, небывалый всплеск интереса к "психическим исследованиям", проявляемый ныне выдающимися, талантливыми и высокообразованными людьми, возглавляющими в Лондоне общество, деятельность которого посвящена означенной цели, тоже является, по моему внутреннему убеждению (а я кое-что знаю о тех методах, при помощи которых незримо и молчаливо влияют на духовные устремления человечества те, кто трудится в этой области природы), очевидным результатом деятельности, параллельной той, в которой участвую я сам.

Мне остаётся только сделать оговорку, что нижеследующий трактат вовсе не претендует на то, чтобы стать последним словом в изложении всего учения; это касается и языка, которым он написан. Более долгое знакомство с обширной и очень сложной схемой космогонии, которой он посвящён, несомненно повлечет усовершенствование фразеологии, применённой для её изложения. Всего два года назад ни я, сам, ни кто бы то ни было еще из ныне здравствующих европейцев не знали даже азбуки этой науки, впервые облеченной в подлинно научную форму только сейчас. Во всяком случае, это можно назвать первой попыткой обобщить накопленные знания и придать им форму целостной науки — науки о духовных причинах и их следствиях, о сверхфизическом сознании и космической эволюции. Хотя ее идеи впервые начали являться миру под более или менее озадачивающей маской мистической символики, два года назад эзотерическими учителями ещё не предпринималось попыток изложить всё учение в ясной и абстрактной чистоте. И потому, в процессе обучения, мне приходилось самому подбирать фразы и английские слова, примерно соответствующие тем идеям, которые были мне представлены. Однако я вовсе не уверен, что мне всегда удавалось находить самые лучшие из всех возможных выражений или подбирать наиболее правильные и выразительные слова. Например, только ещё подходя к самому предмету, мы столкнулись с необходимостью подбора названий для различных элементов, или атрибутов, составляющих в совокупности человеческое существо. Слово "элемент" было использовать невозможно, поскольку из-за множественности значений этого слова могла бы получиться путаница. В конечном счете меньше всего возражений у меня вызвало слово "принцип" (или "начало"), хотя для слуха человека, искушенного в тонкостях метафизических выражений, и оно будет неудовлетворителтным — опять же из-за некоторых значений, в которых оно сейчас употребляется. Потому вполне возможно, что со временем западная номенклатура эзотерической доктрины будет значительно развита по сравнению с составленной мною. Восточная номенклатура гораздо более разработана; но метафизический санскрит приводит переводчиков в замешательство, и как уверяли меня мои индийские друзья, в этом вина не санскрита, а того языка, на которым мы теперь пытаемся выразить санскритские идеи. Однако в конце концов может оказаться, что благодаря некоторым заимствованиям из знакомых греческих месторождений, английский язык может стать более восприимчивым к новому (а, точнее — изначальному и недавно раскрытому) учению, чем могли предполагать на Востоке.

А.П.Синнетт

Предисловие к пятому изданию

Со времени первой публикации этой книги в начале 1883 года в моём распоряжении оказалось много дополнительных сведений, касающихся обсуждаемых в ней проблем. Однако я рад заявить, что последовавшие учения указали лишь на неполноту моего первоначального представления о эзотерической доктрине, но пока что не выявили в ней существенных ошибок. Да и как могло быть иначе, если сам великий адепт, передавший мне все необходимые наставления для первого издания, подтвердил, что эта книга, даже в своей нынешней форме, представляет собой вполне достоверное описание схемы природы с точки зрения посвященных в оккультную науку, которое впрочем может быть существенным образом дополнено в будущем, если только вызванный ею во этой части света интерес будет требовать дальнейших сведений, но в котором не придётся ничего переделывать или приносить за что-то извинения. Учитывая это заверение, мне представляется за лучшее изложить свои позднейшие выводы и дополнительные сведения в форме примечаний и комментариев к каждой теме, не включая их в первоначальный текст, который я, в нынешних обстоятельствах, не склонен никоим образом изменять. Потому я принял этот план в настоящем издании.

Я могу также сослаться на критический отзыв "брахмана-индуиста" об этой книге, напечатанный в индийском журнале "Теософист" за июнь 1883 года и косвенным образом подтверждающий то, что изложенные в ней учения в общем гармонируют с признанными философскими доктринами некоторых других великих школ индийской мысли. Автор отзыва сетует на то, что в своей интерпретации эзотерической доктрины я без какой-либо необходимости отошёл от общепринятой санскритской терминологии. Однако его замечания ограничиваются тем, что я в ряде случаев дал непривычные названия идеям и понятиям, уже известным из священных писаний индуизма, и что я воздаю незаслуженно большие почести религиозной системе, известной под именем "буддизм", представляя её как самую близкую к эзотерической доктрине в сравнении с любыми другими. "Народная мудрость, которою руководствуется большинство индусов до наших дней, в большей или меньшей степени окрашена той эзотерической доктриной которой учит в своей книге мистер Синнетт, ошибочно называя её "эзотерическим буддизмом"", — пишет мой критик-брахман, добавляя, что "во всей Индии нет ни одной деревни или хижины, в которой люди не были бы в той или иной мере знакомы с возвышенными постулатами философии веданты... Кармические последствия в следующем рождении, встреча с добрыми и злыми плодами кармы в субъектном, или духовном состоянии существования, предшествующем перевоплощению духовной монады в этом или каком-либо ином из миров, блуждание неудовлетворенных душ или человеческих оболочек, привязанных к земле (кама-лока), периоды пралай и манвантар... — всё это не только понятно, но и знакомо огромному множеству индусов, хотя и под названиями, отличными от тех, которые использует автор "Эзотерического буддизма"." Но так даже лучше, могу возразить я, — с точки зрения западного читателя, которому совершенно безразлично, эзотерическая ли индусская или же буддийская религия стоит ближе всех к абсолютно истинной духовной науке, у которой, конечно же, нет и не может быть никакого названия, привязывающего её к той или иной религии внешнего мира в большей степени, чем к другим. Всё, что требуется нам, европейцам, — это прийти к ясному пониманию сути этой науки, и если если мы видим, что культурные представители более чем одной из великих религий Востока признают изложенные в этой книге принципы созвучными истинам, лежащим в основе их собственных систем, то мы лишь будем ещё более склонны считать, что наше изложение учения действительно достойно внимания.

Что же до самой жалобы на то, что название книги неточно отражает содержание учений, которым её автор постарался придать вразумительную форму, то лучшее, что я могу сделать, это процитировать примечание, которым редактор журнала "Теософист" отвечает на критику этого брахмана. В нём говорится: "Мы публикуем это письмо, поскольку в нем — вполне тактично и понятно — выражены взгляды многих наших братьев индусов. В то же время мы считаем своим долгом уточнить, что мистер Синнетт присвоил своей последней публикации имя "Эзотерического буддизма" вовсе не потому, что излагаемые в ней доктрины преимущественно связываются с тем или иным вероучением, а лишь потому, что буддизм — это учение будд, мудрецов, то есть религия мудрости". Со своей стороны я могу только добавить, что полностью признаю и поддерживаю это истолкование. Предполагать, что данная книга должна придерживаться, ради удовлетворения современных дилетантских вкусов, традиционных для Старого Света методов религиозного мышления, значит абсолютно неверно представлять себе её замысел. Внешние религиозные формы и пристрастия одного столетия могут быть несколько чище, а другого — несколько испорченнее; однако в любом случае они приспособлены к своему времени, и было бы странно полагать, что они взаимозаменяемы. Я говорю об этом вовсе не для того, чтобы обратить приверженцев иных религиозных систем в буддизм, а для того лишь, чтобы довести до вдумчивого читателя — как на Востоке, так и на Западе — ряд идей, касающихся фактических истин Природы и действительных фактов эволюционного продвижения человека, переданных мне восточными философами, а потому легче всего вмещающимися в восточные представления. Ибо ценность этих учений станет лучше понята, если мы ясно осознаем, что они носят скорее научный, чем полемический характер. К духовными истинам — если они действительно истины — нужно подходить не менее научно, чем к химическим реакциям. И потому ничье религиозное чувство, в какие бы цвета оно ни было окрашено, не должно быть обеспокоено прибавлением к уже имеющемуся стволу древа познания новых ветвей — новых открытий в области строения и природы человека на уровне его высшей деятельности. Истинная религия наконец найдет способ ассимилировать сколь угодно большой объем нового знания в этой сфере — так же, как она всегда в конечном счете справляется с умножением знаний на физическом уровне. На первых порах новые открытия могут внешне противоречить представлениям, традиционно связываемым с религией — как, например, геологическая наука нанесла в свое время серьезный удар по библейской хронологии. Но в результате люди смогли осознать, что суть Библии — не в буквальном смысле космологических утверждений Ветхого Завета, и освобождение от них сделало религиозные представления только чище. Точно так же и в тех случаях, когда позитивное научное знание начинает проникать в сферу действия законов духовного развития человека: некоторые неверные представления о Природе, долгое время смешанные с религией, могут оказаться ниспровергнутыми; но основополагающие идеи истинной религии от этого только выигрывают, поскольку очищаются от наносного и становятся убедительнее. И особенно важно, что этот процесс способствует преодолению внутренних противоречий религиозного мира. Вражда между сектами происходит лишь из-за неспособности противоборствующих сторон усвоить фундаментальные истины. Только с наступлением того времени, когда базовые идеи, на которых основывается религия, станут такими же общепризнанными и бесспорными, как некоторые первичные законы физики, а все споры на их счет станут в глазах образованных людей смехотворными, для резких расхождений в религиозных чувствах уже не останется места. Внешние проявления религиозной мысли по-прежнему будут отличаться друг от друга в разных регионах и у разных рас — так же, как покрой одежды и традиционное меню; однако эти различия уже не будут причиной интеллектуального антагонизма.

И основные факты вышеуказанного характера, как мне представляется, и предлагаются в том изложении духовной науки, которое мы теперь получили от наших восточных друзей. Религиозным мыслителям вовсе не нужно отворачиваться от них под впечатлением, что это аргументы в пользу некоторых восточных вероучений в противовес основным западным. Если бы медицинская наука открыла какой-нибудь новый факт, касающийся человеческого тела, или выявила бы какой-нибудь доселе скрытый принцип, объясняющий механизм роста кожи, костей и других тканей организма, это открытие едва ли стало бы рассматриваться даже как граничащее с областью религии. Но можно ли считать вторжением в религию открытие, продвигающее нас хотя бы на один шаг за пределы нервной деятельности и касающееся более тонких сил, манипулирующих нервами так же, как последние манипулируют мышцами? Полагаю, что ни один человек, присоединяющий к своему религиозному чувству хотя бы малую толику высших способностей, не станет отвергать несомненный и очевидным образом доказанный факт природы просто потому, что он якобы противоречит религии; тем более что такое открытие могло бы положить бы начало примирению между наукой и религией. Если установлен реальный факт, значит, он не должен находиться в противоречии со всеми прочими фактами, включая и религиозную истину. Так же и со всей огромной массой информации о духовной эволюции человека, которая содержится в этой книге. Потому при изучении предложенного мною отчёта лучше всего обращать внимание не на то, соответствует ли он во всех отношениях предвзятому мнению, а на то, знакомит ли он нас с рядом природных фактов, касающихся роста и развития высших способностей человека. Если да, то мы вполне можем исследовать изложенные факты в научном духе, предоставляя им далее возможность оказывать на традиционные религиозные вероучения такое воздействие, которое окажется оправданным и разумным.

Хотя в процессе объяснения предмет разветвляется и нам приходится делать многочисленные тематические отступления, основной наш тезис составляет антропологическую теории, которая доводит до логического завершения и одухотворяет общераспространенные представления о физической эволюции. Теория, сводящая развитие человека к последовательному и крайне медленному, продолжающемуся из поколения в поколение усовершенствованию животных форм, представляется слишком примитивной и убогой для всеобъемлющей теории творения. Но будучи правильно понята, она открывает путь к пониманию параллельно идущего на более высоком уровне процесса, в ходе которого душа человека постоянно совершенствуется в духовном царстве существования. Такой взгляд на вещи примиряет эволюционный метод с неистребимым стремлением каждого обладающего самоосознанием существа к увековечению своей индивидуальной жизни. Не очень связная последовательность появляющихся на нашей Земле совершенствующихся форм не имеет индивидуальности; и жизнь каждой из них представляется обособленным проявлением, не находящим в последующих аналогичных проявлениях ни компенсации за все перенесенные страдания, ни справедливости, ни заслуженных плодов своих усилий. Могут, конечно, утверждать — исходя из предположения, что всякий раз, когда в результате физиологического роста появляется новая человеческая форма, для нее создается новая, отдельная человеческая душа, — что справедливость этой душе может быть воздана в последующих состояниях, развоплощенных или духовных; однако такая концепция противоречит фундаментальной идее эволюции, которая в каждом случае прослеживает (или полагает, что прослеживает) возникновение новой души к действию высокоразвитой материи. Она также не согласуется с природными аналогиями, но не вдаваясь в их рассмотрение сейчас достаточно уяснить, что теория духовной эволюции, как она изложена в учениях эзотерической науки, вполне гармонирует с ними и в то же время вполне удовлетворяет требованиям справедливости и инстинктивной потребности человека в продолжении своей индивидуальной жизни.

Теория эта признаёт эволюцию души как процесс, сам по себе непрерывный, хотя и осуществляемый отчасти с помощью огромного ряда разрозненных форм. Оставив на время в стороне глубокую метафизику нашей теории, прослеживающую жизненный принцип к первопричине всего космоса, обнаруживаем, что душа как существо вышла из животного царства и перешла затем в самые первые человеческие формы, не созревши ещё тогда для полноценной интеллектуальной жизни, знакомой нам на современном этапе. Но благодаря множеству последовательных воплощений в различных формах, физическое совершенствование которых, в соответствии с дарвиновским законом, превращает их с каждым новым возвращением к вещественной жизни во всё более подходящее вместилище для этой души, последняя постепенно накапливает огромный опыт, суммируемый в развитии её высшей природе. В промежутках между физическими воплощениями душа продолжает переживать, пока, наконец, не исчерпывает окончательно или не преобразует в абстрактное развитие весь личный опыт, накопленный за предыдущую жизнь. В этом кроется ключ к подлинному объяснению того кажущегося затруднения, которое сторонние аналитики приписывают иногда грубой форме теории перевоплощения. Человек ничего не помнит о своих прошлых жизнях и потому полагает, что последующие жизни не смогут компенсировать ему все тяготы жизни нынешней. При этом он упускает из виду огромную важность промежуточного духовного состояния, в котором он вовсе не забывает все свои приключения, переживания и весь тот личный опыт, которые он накопил за прожитую жизнь, но очищает и трансмутирует их в своё космическое развитие. На последующих страницах предпринята попытка пролить свет на эту захватывающую тайну, и можно будет увидеть, что нам предлагается не только решение загадок жизни и смерти, но и объяснение многих озадачивающих опытов, с которыми мы встречаемся на границе между этими состояниями, или, вернее, между жизнью физической и духовной, которые в последние годы привлекли широкое внимание и породили множество теорий в самых цивилизованных странах.

А.П.Синнетт

1885

Глава I.
Эзотерические Учителя

Содержащиеся на следующих страницах сведения не являются собранием выводов, сделанных на основании моих собственных исследований. Я предлагаю читателям знания, полученные скорее благодаря оказанной мне милости, нежели в результате моих собственных усилий. Однако это нисколько не умаляет их значения, напротив — я даже беру на себя смелость утверждать обратное: то, с какой легкостью эти знания были приобретены, неизмеримо повышает их ценность в сравнении с любыми успехами, которых я мог бы добиться в этом же направлении, придерживаясь традиционных методов исследования, даже если бы в совершенстве владел тем, на что я никоим образом не претендую, — образованием в области востоковедения.

Каждый, кто когда-либо интересовался индийской литературой, а тем более тот, кто бывал в Индии и беседовал с образованными индийцами на философские темы, знает о бытующей на Востоке всеобщей убежденности в существовании живых людей, которым известно о философии — в самом возвышенном смысле этого понятия (то есть как о науке, истинном знании духовных вещей) — неизмеримо больше, нежели можно почерпнуть из каких бы то ни было книг. В Европе любой намек на секретность научного знания вызывает такую всеобъемлющую волну возмущения, что европейские мыслители инстинктивно стараются сразу же отрицать существование всего, что им так не нравится. Однако за время своего проживания в Индии я смог воочию убедиться в том, насколько прочно укоренилась там вышеупомянутая убежденность; и в конце концов я сам был удостоен чести воспринять множество наставлений в области того доселе скрытого знания, над которым восточные философы молчаливо размышляли с незапамятных времен, — наставления, которые передавались раньше только восприимчивым ученикам, уже готовым возложить на себя бремя ответственности за сохранение тайны. Их учителей вполне устраивало, что все любопытствующие оставались при своих сомнениях относительно того, есть ли на самом деле хоть какая-нибудь ценность во всех тех знаниях, которые они окружают столь плотной завесой молчания.

Разделяя поначалу то негодование, которое неизменно вызывала у каждого европейца древняя восточная политика в отношении знаний, я всё-таки смог осознать, что древние знания востока являлись весьма реальной и важной ценностью. Можно понять и извинить того, кто называет кислым тот виноград, который висит слишком высоко, чтобы до него можно было дотянуться; но совершенно неразумно настаивать на своем прежнем мнении, когда кто-либо из ваших высокорослых друзей нагнет для вас ветку, и вы сами сможете убедиться в том, насколько он сладок.

По причинам, которые станут ясными из дальнейших пояснений, значительная часть до сих пор хранившейся в тайне, но теперь включенной в эту книгу информации была передана мне не только без обычных для такого случая условий и ограничений, но и с очевидным позволением передать её далее всему остальному миру.

Без путеводного света тайного до недавних пор восточного знания никакое изучение опубликованной экзотерической литературы — английской или санскритской — не могло бы позволить проникнуть в суть внутренних учений и в истинный смысл восточных религий, даже если бы за это дело взялся человек самой выдающейся учености. Это говорится вовсе не в упрёк всем сочувственно настроенным, образованным, трудолюбивым и весьма талантливым авторам, которые изучали восточные религии (и особенно буддизм) в их внешних аспектах. С того самого момента, когда буддизм был явлен миру, ему более, нежели всем прочим религиям, было свойственно разделение на две составляющие — экзотерическую и эзотерическую. Настоящий, внутренний смысл учения был скрыт от непосвященных, а широким массам внешнее учение предлагало кодекс нравственных наставлений и иносказательную, символическую литературу, намекающую на существование некоего знания, лежащего в основе этого кодекса.

На самом деле это тайное знание существовало задолго до того, как оно проникло во внешний мир через земную жизнь Гаутамы Будды. За много столетий до рождения Будды брахманическая философия заключала в себе аналогичные учения, которые сейчас получили бы наименование эзотерического буддизма. Разумеется, ее черты к тому времени уже порядком размылись, а научность изложения была отчасти утрачена; однако основная часть знания оставалась во владении немногих избранных, прежде чем Будда вновь возвестил о нем в своих проповедях. Будда решил возложить на себя задачу исправления и обновления эзотерической науки внутреннего круга посвященных, а также придания свежего нравственного импульса внешнему миру. Обстоятельства этой деятельности были поняты совершенно неправильно, хотя прямое и конкретное их истолкование всё равно никто не смог бы правильно оценить, не получив предварительных пояснений, предполагающих общий обзор эзотерической науки.

Со времен Будды и до настоящего времени эта эзотерическая наука ревностно оберегалась как бесценное наследие, принадлежащее исключительно признанным посвященным, членам мистических сообществ. Эти посвященные, если говорить о буддизме, — арахаты (или точнее — архаты), часто упоминаемые в буддийской литературе. Это посвященные, прошедшие "четырехступенный путь святости", о котором говорится в эзотерических буддийских писаниях. Повествуя о многочисленных оригинальных текстах и санскритских авторитетах, мистер Рис Дэвидс сообщает:

"Можно исписать целые страницы благоговейно трепетными и экстатически восторженными похвалами, которые буддийская литература расточает в адрес этого возвышенного состояния ума, являющегося плодом четвертого пути, состояния архата — человека, ставшего совершенным благодаря буддийской вере".

А затем, после нескольких, следующих непрерывной чередою цитат из санскритских авторитетов, добавляет:

"Для того, кто прошел весь путь до конца и вышел за пределы страдания, кто освободился во всех отношениях, сбросив с себя все возможные путы, кто не ведает более ни нетерпения, ни скорби... Для них не существует больше рождений... и они могут наслаждаться нирваной. Их прежняя карма исчерпана, а новая уже не создается; их сердца свободны от стремления к новой жизни, и никакие новые желания более не потревожат их. Они, мудрецы, погасли, как огонек лампы".

Впрочем, все эти и подобные им высказывания создают у читателя (во всяком случае, европейского) совершенно превратное впечатление относительно того, кем на самом деле является архат, какого рода жизнь он ведет на земле и чего ожидает в будущем. Однако с прояснением этих моментов пока можно подождать. Сначала следует добавить еще несколько высказываний из экзотерических трактатов, иллюстрирующих распространенные представления об архатах.

Переходя к описанию джханы и самадхи, то есть веры в то, что путем интенсивного самопогружения можно приобрести сверхъестественные способности, мистер Рис Дэвидс далее пишет: "Насколько мне известно, ни один письменный источник не сообщает о том, чтобы эти способности приобрел кто-либо из членов ордена, или брахман-аскет, или кто бы то ни было еще. Будда обладал ими всегда. Но до сих пор неясно, обладали ли способностью производить все эти чудеса архаты как таковые, или же из нищенствующих монахов — только архаты или только асекхи". Можно добавить, что в уже изученных источниках ясным представляется лишь немногое. Но в данном случае я всего лишь стараюсь показать, что буддийская литература действительно изобилует ссылками на величие и могущество архатов. Для более близкого знакомства с ними нам понадобятся дополнительные объяснения, а для этих объяснений, в свою очередь, необходим особый случай.

Мистер Артур Лилли в книге "Будда и ранний буддизм" сообщает:

"Считается, что аскет, прежде чем он сможет претендовать на звание архата, должен приобрести шесть сверхъестественных способностей. О них постоянно упоминается в сутрах, однако, как правило, не уточняется, что это за способности... Человек имеет тело, состоящее из четырех элементов... В этом преходящем теле заточен его разум, и когда аскет начинает осознавать это, он направляет свой ум на сотворение манаса. Он мысленно представляет себе иное тело, создаваемое из тела материального и тоже имеющее форму, органы и конечности. По отношению к материальному телу это новое тело подобно мечу, выходящему из ножен, или змее, выползающей из корзины, в которой она спала. Так очистившийся и достигший совершенства аскет приступает к практическому овладению сверхъестественными способностями. Он обнаруживает, что теперь может проходить сквозь материальные препятствия: стены, крепостные валы и так далее; он может являть свой призрачный образ сразу во многих местах, ... он способен покидать этот мир и даже достигать небес самого Брахмы... Он обретает способность слышать звуки невидимых миров так же ясно, как и звуки мира явлений, а фактически — даже более отчетливо. Кроме того, благодаря силе манаса, он может читать самые сокровенные мысли других людей и определять черты их характера".

И так далее, с приведением примеров. И хотя мистер Лилли не совсем точно угадал, какая именно истина скрыта за этим популярным изложением фактов, нет необходимости приводить какие-либо дополнительные цитаты, поскольку и без того уже ясно, что весь буддийский мир с глубочайшим уважением относится к способностям архатов и их познаниям духовной стороны вещей, даже несмотря на то, что сами архаты явно не стремятся к тому, чтобы облагодетельствовать мир своими автобиографиями или научными описаниями "шести сверхъестественных сил".

Вполне уместными здесь будут несколько фраз из недавно выполненного мистером Хоуи перевода книги доктора Ольденберга "Будда: его жизнь, его учение, его орден", после чего мы сможем продолжить. Читаем:

"Общераспространенная буддийская философия часто приписывает обладание нирваной некоему святому, до сих пор живущему на Земле: "Ученик, отринувший желания и страсти и обогатившийся мудростью, здесь, на Земле, достиг избавления от смерти и отдыха в нирване, вечном состоянии. Только того, кто выбрался из непролазных дебрей сансары, кто пересек море и выбрался на берег, кто погружен в себя и не ведает сомнения и страха, кто освободился от всего земного и достиг нирваны, я называю истинным брахманом". Если этот святой пожелает оставить свое нынешнее состояние бытия прямо сейчас, сию минуту, для него это не составит труда; однако большинство ему подобных терпеливо ждет, когда природа до конца осуществит свои планы. К таким святым лучше всего подойдут слова, вкладываемые в уста самого знаменитого из учеников Будды: "Я не стремлюсь к смерти и не стремлюсь к жизни; я жду, когда придет мой час, как слуга, ожидающий заслуженной награды"".

Умножение количества подобного рода цитат не дало бы нам ничего, кроме повторения в разных формах экзотерического представления об архатах. Как и всякое явление или мысль в буддизме, архат имеет два аспекта: тот, в котором он предстает перед широкими массами, и тот, в котором он действительно живет, действует и существует. В простонародном представлении это — святой, ожидающий духовной награды, такой, какую могут вообразить себе широкие массы; и пока эта награда не нашла его, он остается чудотворцем, получающим помощь свыше. Однако на самом деле он является испытанным и доказавшим свою надежность хранителем глубочайшей и самой сокровенной философии той единой, фундаментальной религии, которую обновил и возродил Будда, изучающим науку о природе, превосходящую человеческое знание не только в том, что касается духовных тайн, но и в вопросах устройства материального мира.

Архат — буддийский термин. Однако в Индии, где свойства архата далеко не во всех случаях связываются с буддийским вероучением, более распространен термин "махатма". Индия просто изобилует всевозможными рассказами о махатмах. Древних махатм обычно называют "риши"; однако эти понятия взаимозаменяемы, и мне самому доводилось слышать, как титул риши применялся к людям и поныне здравствующим. Все перечисляемые в буддийских сочинениях качества архатов упоминаются, с неменьшим восхищением, и в индийской литературе, но уже как атрибуты махатм; и эту книгу тоже можно было бы при желании заполнить и переводами из туземных сочинений, в которых описываются чудесные достижения махатм, чьи имена сохранились в истории и преданиях.

В действительности, архаты и махатмы — одни и те же люди. На этой духовной высоте высшее знание эзотерической доктрины растворяет в себе все первоначальные конфессиональные различия. И как бы мы ни называли этих просветленных, все они являются адептами оккультного знания. В Индии этих хранителей духовной науки, полученной ими от своих предшественников, до сих пор иногда называют Братьями.

Мы можем перелистать множество томов как древней, так и современной литературы, но при этом нигде не найдем хоть сколь-нибудь систематизированного изложения учения или науки махатм. Значительная ее часть иносказательно изложена в оккультных сочинениях; однако все эти тексты едва ли могут принести какую-то пользу читателю, принимающемуся за их изучение без предварительной подготовки, не являющейся книжной. Если я все-таки смог составить очерк учения махатм, то только благодаря непосредственным наставлениям, переданным мне благодаря покровительству одного из них; и точно таким же образом я приобрел все свои нынешние познания о той организации, к которой большинство их (причем самые великие из них) ныне принадлежит.

Повсюду в мире есть оккультисты, достигшие различных степеней совершенства, и даже целые оккультные братства, у которых много общего с главным братством, ныне пребывающим в Тибете. Однако мои собственные изыскания убедили меня в том, что Тибетское Братство неизмеримо превосходит все прочие подобные сообщества и что представители последних разделяют это мнение, хотя их собственные организации тоже вполне достойны называться истинно "просвещёнными" в оккультном смысле этого слова. Разумеется, в Индии есть немало отдельных мистиков-самоучек, не связанных ни с какими оккультными братствами. И многие из них будут утверждать, что достигли куда более значительных высот духовного просветления, нежели тибетские Братья и вообще кто бы то ни было из живущих на Земле людей. Однако я думаю, что во всех случаях, с которыми мне приходилось сталкиваться, обстоятельное изучение подобного рода притязаний убедило бы беспристрастного стороннего наблюдателя в их явной необоснованности, как бы мало он ни был искушен в определении степени оккультного просветления. Например, я лично знаю одного индийца — человека с европейским образованием, занимающего ответственный пост в правительственном аппарате, обладающего высоким социальным статусом и замечательным характером и к тому же на редкость уважительно относящегося к своим европейским коллегам по службе, — который ставит тибетских Братьев только на второе место в мире духовно просветленных. Первое место он безоговорочно отводит другому человеку, ныне уже ушедшему из жизни, — своему собственному оккультному учителю, которого он со всею убежденностью почитал воплощением Всевышнего. Этот учитель настолько пробудил его (моего знакомого) внутренние чувства, что теперь видения, являющиеся ему в состоянии транса, в которое он до сих пор может погружаться по собственной воле, являются единственной духовной сферой, представляющей для него интерес. Будучи убежденным в том, что Высшее Существо с самого начала было его личным наставником, а теперь продолжает наставлять его в субъективном состоянии, он (что совершенно естественно) оставался глух ко всем предположениям о том, что его впечатления, возможно, искажены его изначально неверно направленным психологическим развитием. Опять же, встречающиеся время от времени в Индии высокообразованные и одаренные ученики, строящие свои представления о природе, вселенной и Боге исключительно на метафизическом базисе и создающие свои системы, опираясь на одну лишь силу трансцендентного мышления, нередко берут за основу какую-нибудь признанную философскую систему и умножают ее до масштабов, которые может вообразить себе только восточный метафизик. Они собирают вокруг себя учеников, которые всецело преданы им в своей слепой вере, и создают свои собственные маленькие школы, какое-то время процветающие в своем маленьком мирке. Однако спекулятивная философия подобного рода — это скорее занятие для ума, нежели истинное знание. Подобные "учителя" в сравнении с адептами, объединенными в высочайшее Братство, всё равно что гребные шлюпки перед океанским лайнером: в собственном родном озере или на реке они могут быть весьма полезным средством передвижения, но едва ли разумно доверять им свою жизнь, отправляясь в кругосветное плавание через моря и океаны.

Спускаясь ещё ступенью ниже, мы видим по всей Индии великое множество йогов и факиров, стоящих на самых разных уровнях саморазвития: от чумазых дикарей, мало чем отличающихся от цыганских гадалок, коими изобилует любой английский ипподром, и до людей, уединение которых крайне трудно нарушить человеку стороннему, хотя достаточно было бы всего один раз увидеть или ощутить феноменальные способности и силы этих людей, чтобы рассеять недоверие даже самого самодовольного представителя современного западного скептицизма. И потому слишком торопливые исследователи склонны принимать таких людей за великих адептов, о которых они могли где-то что-то слышать.

Что же касается настоящих адептов, то я пока что не могу позволить себе никаких предположений относительно того, что представляет собою Тибетское Братство и как выглядят его высочайшие правители. Сами махатмы, о которых читатель сможет составить себе более или менее адекватное представление, если терпеливо прочтет эту книгу до конца, подчинены (опосредованно, через несколько еще более высоких иерархических ступеней) главному из них. Но лучше нам начать с более скромных стадий оккультного обучения, которые легче понять.

Уровень духовного развития, соответствующий человеку, которого внешний мир называет махатмой или "Братом", может быть достигнут только после продолжительных и тяжелых испытаний и тщательных проверок, многие из которых отличаются необычайной суровостью. Можно встретить людей, которые в течение двадцати, тридцати или даже более лет живут безупречной и подвижнической жизнью, всё еще находясь на ранних ступенях ученичества, а на высоты адептства смотрят как на нечто значительно превышающее их уровень. И в каком бы возрасте мальчик или мужчина ни решал посвятить себя оккультному пути, он должен помнить, что ему следует сделать это безоговорочно и на всю жизнь. Ему предстоит развить в себе огромное множество способностей и качеств, которые у обычных людей настолько глубоко скрыты, что они даже не догадываются об их существовании и отрицают всякую возможность их проявления и развития. Причем развить в себе эти способности и качества должен сам чела — с минимальной внешней помощью и при минимальном руководстве со стороны учителя или даже вовсе без них. Оккультный афоризм гласит: "Адептами не делают — ими становятся". Проиллюстрировать это можно на примере самого простого физического процесса. Каждый живой человек, нормально владеющий своими конечностями, способен плавать. Но того, кто, как это называется, не умеет плавать, бросить в глубокую воду, он начнет беспорядочно барахтаться и в конце концов утонет. Как нужно работать конечностями для того, чтобы плыть, ни для кого не секрет; но пока пловец, двигая конечностями, сам не поверит в то, что эти движения позволят ему добиться желаемого результата, этот самый результат не будет достигнут. В данном случае мы имеем дело исключительно с физическими силами, но тот же самый принцип действует и применительно к более тонким силам. Простая сила "убежденности" способна увести оккультного неофита гораздо дальше, нежели полагает большинство людей. Великое множество европейских читателей выразило бы немалое удивление и недоверие, если бы им сообщили хотя бы о некоторых результатах, которых должен добиться оккультный чела на самых ранних этапах своего обучения благодаря одной лишь силе убежденности. И хотя они регулярно посещают церковь, где то и дело слышат знакомые библейские уверения в огромной силе, которую таит в себе вера, эти слова, как ветер, пролетают мимо их ушей, не оставляя никакого впечатления.

Цель и назначение адептства — духовное развитие, природу и характер которого банальные фразы экзотерического языка только лишь скрывают. Слова о том, что адепт стремится соединить свою душу с Богом и что при этом он переходит в нирвану, не имеют никакого сколь-нибудь конкретного смысла для рядового читателя; и чем больше он пытается разобраться в этом при помощи экзотерических книг и традиционных методов, тем меньше у него шансов постичь сущность данного процесса или желаемого состояния. Прежде чем объяснение цели адепта сможет быть понятным, необходимо ознакомиться сперва с эзотерическими представлениями о природе, а также о происхождении и предназначения человека, во многом отличающимися от богословских. Однако начать желательно с попытки рассеять заблуждения читателя относительно целей адептства, которые вполне могли у него сложиться.

Развитие духовных способностей, обладание которыми связано с наивысшими целями оккультной жизни, приносит с собою, по мере продвижения вперед, значительное количество побочных знаний, связанных с малоизвестными физическими законами природы. Эти знания, а также связанное с ними практическое искусство управления некоторыми таинственными силами природы, наделяют адепта и даже его учеников, находящихся на сравнительно ранних этапах своего оккультного обучения, такими экстраординарными способностями, что их использование в повседневной жизни порою влечет за собой результаты, которые могут показаться чудесными. А поскольку, с точки зрения стороннего человека, обретение кажущихся чудесными способностей уже само по себе выглядит величайшим достижением, многие склонны полагать, что адепт стремится приобщиться к оккультному знанию исключительно для того, чтобы этими способностями овладеть. Однако с тем же успехом можно было бы сказать о каждом патриоте, защищавшем свое отечество с оружием в руках, что он стал солдатом только для того, чтобы носить нарядный мундир и производить впечатление на горничных.

Восточные методы приобретения знаний всегда диаметрально отличались от тех, что применялись на Западе в период развития современной науки. Если в Европе изучение природы является максимально открытым процессом, где каждый шаг публично обсуждается и каждый новообретенный факт ставится на службу всему человечеству, то азиатская наука изучается тайно, а ее достижения ревниво оберегаются. Я не стану ни критиковать, ни отстаивать эти методы. Скажу только, что в моем случае было сделано некоторое послабление, и, как уже говорилось выше, я сообщаю сейчас, следуя своей естественной европейской склонности, обо всём, что узнал, всем тем, кому это может быть интересно, с позволения и согласия своих учителей. Однако ниже будет показано, что данное отступление от общепринятых правил, материально воплощенное в этой книге, самым естественным образом вписывается в общую схему оккультной философии. Собственно говоря, в каком-то смысле доступ к этой философии всегда был и остается открытым для всех. По всему миру разными путями распространялась идея о том, что есть некий путь обучения, которому то тут, то там, следовали отдельные люди, и что он может привести к знаниям более возвышенным, нежели те, что преподавались человечеству экзотерическими книгами и публичными религиозными проповедниками. Как мы уже говорили, на Востоке эти идеи всегда присутствовали в гораздо более определенной и убедительной форме, нежели просто слухи; но даже на Западе, в европейском обществе, издревле существовал и существует по сей день целый корпус символической литературы, касающийся астрологии, алхимии и мистицизма. Поэтому самые восприимчивые и подготовленные европейские умы также могли удостовериться в том, что за всей этой с виду бессмысленной чепухой скрываются великие истины. Нетрадиционный подход к символическим книгам раскрывал иногда перед этими немногими скрытый смысл написанного, вознося их к высочайшим сферам просветления, доступным человеческому воображению. Однако до настоящего времени во всех подобных случаях, как только неофит пробивал себе дорогу в сферы таинственного, он тут же, в соответствии с законом школ оккультизма, оказывался связанным строжайшим обетом держать в секрете всё, что относится к его вхождению и дальнейшему обучению в одной из этих школ. Аналогичным образом и в Азии, чела (ученик-оккультист) становится таковым не ранее, чем перестанет свидетельствовать в пользу реальности оккультного знания. С тех пор, как я сам стал причастен к этому знанию, я был поражён, обнаружив насколько многочисленны эти челы. Но при этом невозможно представить себе человеческое деяние более невероятное, нежели несанкционированное свыше открытое признание одного из таких чел постороннему человеку в том, что он действительно ученик оккультной школы. Так великая эзотерическая школа философии продолжает успешно сохранять свою удалённость от мира.

В своей предыдущей книге "Оккультный мир" я уже опубликовал подробный и искренний рассказ об обстоятельствах, при которых я соприкоснулся с теми одарёнными и высокоучёными людьми, от которых затем получил учение, содержащееся в настоящей книге. Поэтому мне нет необходимости повторять свой рассказ. Теперь я готов подойти к предмету иначе. В существовании оккультных адептов и важности их достижений можно убедиться двумя способами: во-первых, при помощи внешних свидетельств — сообщений заслуживающих доверия очевидцев или демонстраций людьми, связанными с адептами, или же через этих людей необычных способностей, позволяющих предположить, что где-то должно существовать такое же необычное знание; и во-вторых — через знакомство с некоторой, достаточно солидной, порцией этого знания, чтобы оно могло говорить само за себя. В моей первой книге акцент был сделан на первом способе доказательства; теперь же мне предстоит решить более сложную задачу — доказать реальность существования оккультного знания вторым способом.

Замечания

Чем дальше мы продвигаемся в оккультном изучении, тем более возвышенными и многогранными становятся наши представления о махатмах. При помощи одних только интеллектуальных усилий невозможно в полной мере осознать, чем эти люди отличаются от основной массы человечества. В природе адепта имеются такие аспекты, которые связаны с развитием высших принципов в человеке и потому не могут быть осознаны его низшими принципами. Складывающиеся поначалу сырые представления об адептах с течением времени обнаруживают всё большее несоответствие истинному уровню изучаемого явления, и это создает одно любопытное затруднение. Наши первые понятия об адепте как о человеке, развившем в себе талант проникновения в захватывающие тайны духовной природы, складываются по типу представлений об ученом нашего собственного уровня — только очень талантливом ученом. Мы склонны полагать, что адепт всегда должен быть адептом, то есть сверхчеловеком, который во всех жизненных ситуациях пользуется своими способностями махатмы. Как уже было указано выше, подобная точка зрения, как бы мы не старались воздать должное в своих мыслях этим самым качествам махатм, неизбежно заводит нас в тупик, а затем и в противоположную крайность, когда мы, в какой-то мере ознакомившись с реалиями оккультного мира, начинаем упускать из виду земную, человеческую природу адепта, что еще больше усугубляет наше заблуждение. Ведь как раз потому, что самые высокие адептские качества имеют отношение к тем принципам человеческой природы, которые всецело превосходят пределы физического существования, адепт, или махатма, может быть таковым (в высшем смысле этого слова) лишь когда он, как говорится, "вне тела", или, во всяком случае, когда он по своей воле вошёл в какое-то необычное состояние. Однако когда ему не требуется таких усилий, а тем более полного выхода за пределы своей плотской темницы, адепт гораздо больше похож на обычного человека, нежели склонны считать его ученики, знающие его в некоторых других его аспектах.

Правильное понимание этого положения вещей позволяет устранить кажущееся противоречие в отношениях между оккультным учеником и учителем, возникающее вследствие некоторых высказываний учителя, которые он то и дело повторяет. Например, махатмы постоянно утверждают, что их нельзя считать непогрешимыми, что они — такие же люди, как и все мы, только, возможно, с несколько более обширными познаниями о природе, чем у основной массы человечества, и что им так же свойственно ошибаться — как в своей практической деятельности, так и в оценке характера других людей или способностей претендентов на оккультное развитие. Но как же нам примирить эти утверждения с фундаментальным принципом, лежащим в основе всякого оккультного исследования, — принципом, согласно которому неофит должен полностью и безоговорочно верить учениям и наставлениям своего учителя? Разрешение этого затруднения следует искать в том положении вещей, о котором мы только что говорили. В то время как адепт, как это ни удивительно, может иногда заблуждаться в мирских делах (точно так же, как известные нам величайшие земные гении нередко ошибаются в своей повседневной жизни, порою даже там, где самый обычный деловой человек ни за что не допустил бы ошибки), с величайшими тайнами духовной науки он соприкасается непосредственно, благодаря использованию своих качеств махатмы, и потому в отношении этих тайн он едва ли будет подвержен ошибкам.

Эти соображения убеждают нас в том, что достоверность учений, заимствованных из того же источника, что и содержание данной книги, не зависит от мелких досадных казусов, возникающих порою по мере накопления нами нового опыта и, как нам кажется, требующих пересмотра прежнего восторженного доверия к высшей мудрости адептов, возникшего при наших первых подходах к изучению оккультизма.

Не следует думать в связи с этим, будто энтузиазм или почтение оккультного челы к своему учителю уменьшаются по мере лучшего знакомства с миром, в который он вступает. И то обстоятельство, что человек, который в одном из своих аспектов является махатмой, в повседневной жизни далеко не так заметно возвышается над обычным уровнем человеческих ощущений, чем мы можем это воображать на основании некоторых его нирванических опытов, скорее вводит его в круг любящих человеческих отношений, нежели подрывает его право на уважение.

И если мы постоянно будем помнить о том, что адепт становится адептом в полном смысле этого понятия только тогда, когда использует свои экстраординарные способности — и когда он это делает, то действительно может вознестись на уровень непосредственного духовного взаимодействия с тем, что мы называем всеведением (во всяком случае, в пределах нашей Cолнечной Cистемы), — это позволит нам уберечься от многих ошибок, неизбежных при приближении к подобным темам.

Некоторые сложности, связанные с природой адепта, невозможно прояснить, не обратившись к содержанию последующих глав этой книги. Однако эти моменты настолько важны для правильного понимания того, что в действительности представляет собою адепт, что удобнее рассмотреть их прямо сейчас. Двойственная природа махатмы настолько совершенна, что его влияние или, вернее, его мудрость, принадлежащая к высшим планам природы, может реально заимствоваться теми, кто поддерживает с ним особые психические отношения. При этом земной махатма может даже не догадываться о том, откуда к нему поступил такой призыв. Учитывая этот факт, мы можем предполагать возможность установления между духовным махатмой и земным махатмой-человеком таких отношений, о которых в эзотерической литературе иногда говорят как об осенении, а не о воплощении в полном смысле этого слова.

Отдельное усложнение вносит тот факт, что всякий махатма — это не просто человеческое "я" в более возвышенном, чем у большинства людей, состоянии, но принадлежит, если можно так сказать, к какому-то особому отделу огромного царства природы. Каждый адепт должен принадлежать к какому-либо из семи типов, и хотя мы можем с достаточной степенью уверенности предположить, что между этими типами и семью принципами человека явно должно быть какое-то соответствие, я воздержусь пока что от каких-либо попыток детального анализа данной гипотезы. Достаточно применить эту идею к нашим смутным познаниям, касающихся высших отделов оккультной организации. Некоторое время назад в эзотерической литературе упоминались пять великих чоханов, или верховных махатм, возглавляющих братство адептов. Когда я писал предыдущую главу этой книги, у меня складывалось впечаление, что этими пятью чоханами руководит еще один верховный начальник, стоящий на более высоком уровне. Однако теперь мне представляется, что этого наставника следует считать скорее шестым чоханом, возглавляющим шестой тип махатм; что в свою очередь приводит к заключению о седьмом чохане, завершающем ряд уловленных нами соответствий. И если седьмой принцип в природе или в человеке есть понятие в высшей степени непостижимое, недоступное никакому интеллектуальному осмыслению и описываемое исключительно ничего не значащими для нас метафизическими фразами, то мы можем быть уверены в том, что седьмой чохан совершенно недоступен рядовому воображению. Но даже он, без сомнения, играет свою роль в том, что мы могли бы назвать высшей экономикой духовной природы, и можно не сомневаться в том, что время от времени является видимым для других махатмам. Следовательно, всякие рассуждения о нем могут быть полезны исключительно в плане придания логической обоснованности уже высказанной ранее идее, согласно которой махатмы, в своем истинном аспекте, должны рассматриваться как закономерное природное явление, без которого эволюцию человечества невозможно было бы представить как всеобъемлющий процесс, а не как отдельные случаи достижения огромных духовных высот исключительными людьми.

Глава II.
Строение человека

Прежде чем предпринимать какие-то попытки объяснить, какими способами оккультная наука приобретает свои космогонические познания, необходимо представить читателю краткий очерк этой космогонии. Методы эзотерического исследования проистекают из природных фактов, с которыми экзотерическая наука совершенно незнакома. С ними и связано ускоренное развитие у адептов оккультизма тех способностей, которые еще не развиты у основной массы человечества. И эти способности помогают, в свою очередь, их обладателям изучать тайны природы и проникать в суть ее великого плана, всё более убеждаясь в истинности эзотерических учений. Ученик, изучающий оккультизм на практике, может сперва развить такие способности, а затем уже использовать их при наблюдении за природой; однако прежде чем рассказывать о необходимых для подлинно оккультного исследования внутренних чувствах западному читателю, требующему исключительно интеллектуальных объяснений, необходимо в общих чертах изложить оккультную теорию строения природы. С другой стороны, добиться научного изложения оккультной космогонии удалось бы лишь за счёт понятности для западного читателя. Если начинать с самого начала, то нам следует прежде всего постараться представить себе состояние вселенной на заре эволюции. Эту тему эзотерические ученики ни в коем случае не обходят своим вниманием, и чуть далее по ходу этого очерка мы попытаемся сформулировать в самых общих чертах взгляды оккультизма на те ранние процессы, через которые космическая материя проходит на своем пути к эволюции. Однако последовательное изложение этих первичных природных процессов потребует ссылок на духовный состав человека, которого не понять без некоторых предварительных пояснений.

Согласно эзотерической науке, в состав человека входят семь принципов, или начал. Их классификация настолько сильно отличается от всего, что до сих пор могло быть известно европейским читателям, что меня непременно спросят, на каком основании оккультизм строит столь далекоидущие выводы. Однако, учитывая некоторые специфические особенности, присущие этому вопросу, о которых будет сказано ниже, я вынужден просить читателя отнестись к этому восточному учению не по-западному, а по-восточному, во всяком случае, на первых порах. Восточные и европейские методы передачи знания отличаются друг от друга настолько, насколько это вообще возможно. Запад на каждом шагу подстегивает скептический инстинкт ученика, поощряя споры и поддерживая сомнения. Ученику запрещается принимать какое-либо научное утверждение на веру, полагаясь на авторитеты. Параллельно с усвоением знания, он должен понять, как это знание было приобретено. Его учат думать, что от простого знания факта мало пользы, если он не в состоянии доказать, что это действительно факт. На Востоке от ученика требуется нечто совершенно иное. Здесь доказательству истинности учения придается никоим образом не меньшее значение, чем на Западе, только речь идет о доказательствах совершенно иного рода. Восточный метод исследования позволяет ученику изучать природу самостоятельно и самому проверять истинность учения — непосредственно в тех сферах, в которые западная философия может проникать только через опосредованные рассуждения и выводы. Последователи восточного метода не тратят силы на споры. Он гласит: "То-то или то-то есть факт; вот ключ к познанию, ступай и убедись в этом сам". И в этом случае оказывается, что учение как таковое базируется исключительно на авторитетах. Учения и доказательства их истинности не идут рука об руку, но следуют одни за другими в должном порядке, из чего можно сделать вывод, что восточная философия пользуется методом, абсолютно неприемлемым для Запада, так как он противоречит западной линии интеллектуального развития, поскольку состоит в рассуждении от общего к частностям. Разумеется, подобная методика совершенно не отвечает тем целям, которые в большинстве случаев преследует европейская наука; и я уверен, что каждый, кто отнесется с достаточным вниманием к этому исследованию, рано или поздно ощутит, что европейская система мышления — от частных знаний к обобщающим выводам — также абсолютно к нему неприменима. В этой области знания невозможно понять какие бы то ни было детали, не получив сперва общего представления обо всей исследуемой системе. Даже передача этих общих представлений простым общедоступным языком является трудоемким и крайне сложным делом. Было бы практически невозможно останавливаться после каждого заявления, чтобы подыскать соответствующее доказательство, которое подтверждало бы его истинность и обоснованность. Подобный метод вскоре истощил бы терпение читателя, который в результате так и не смог бы приобрести сколь-нибудь конкретное представление о смысле и значении эзотерической доктрины, и моя цель не была бы достигнута.

Эти рассуждения, между прочим, подсказывают нам новую точку зрения, тесно связанную с нашим предметом, на методы рассуждения, принятые в платоновской и аристотелевской системах. Система Платона, упрощенно описываемая как размышления от универсалий к частностям, отринута современной западной цивилизацией в пользу более поздней и диаметрально противоположной системы. Платон не имел возможности свободно отстаивать собственную точку зрения. Есть все основания считать, что создать свою систему ему помогло близкое знакомство с эзотерической наукой; но если он был посвященным оккультистом, то на него должны были распространяться обычные ограничения, вынуждавшие его быть осторожным в выборе аргументов в защиту этой системы. Достаточно познакомиться с эзотерической наукой в самых общих чертах (даже в пределах содержания этой книги) и обратиться затем к Платону (или же просто к разумному краткому изложению его системы мышления), чтобы обнаружить многочисленные соответствия.

Высшие из составляющих человека принципов еще не развиты в обычном, хорошо знакомом нам человечестве; но полностью сформировавшийся, или совершенный, человек складывается из нижеследующих элементов. Мы приводим их названия как на языке оригинала (санскрите), так и в переводе, дабы облегчить их приложение к текстам известных экзотерических буддийских сочинений.

1. Тело	Рупа.
2. Жизненная сила	Прана, или джива
3. Астральное тело	Линга-шарира
4. Животная душа	Кама-рупа
5. Человеческая душа	Манас
6. Духовная душа	Буддхи
7. Дух	Атма

Как только столь трансцендентные понятия, как некоторые из упомянутых, оказываются изложенными в виде таблицы, они как бы подвергаются некоторому выхолащиванию, против которого мы должны быть всегда настороже, когда пытаемся осознать, что же они означают. Конечно же, даже самый опытный наставник в области оккультных наук не смог бы представить каждый из этих принципов отдельно и обособленно от остальных, как это можно проделать, например, с отдельными частями физического тела. Физические компоненты тела можно отделить друг от друга и демонстрировать по отдельности, потому что все они принадлежат к одному и тому же уровню материальности, но оккультные элементы человека существуют на весьма различных уровнях, или планах. Даже тончайшие газы, входящие в химический состав человеческого тела, оказываются, в масштабах целого, почти что на самом низком уровне материальности. Второй принцип, который, благодаря своему тесному контакту с грубой материей, изменяет ее, переводя ее из состояния, которое мы обычно называем неорганическим (хотя правильнее, пожалуй, было бы называть его инертным), в живое состояние, уже представляет собою нечто качественно отличное даже от самых тончайших форм материи в ее низшем состоянии. Так можем ли мы называть этот второй принцип материальным? Заданный в самом начале нашего исследования, этот вопрос сразу же переносит нас в эпицентр тонкой метафизической дискуссии о том, тождественны ли сила и материя или же отличны друг от друга. Пока что достаточно будет сказать, что оккультная наука считает их тождественными, и что ни один из принципов природы не рассматривается ею как полностью нематериальный. Таким образом, несмотря на то, что ни одна концепция вселенной, человеческого предназначения или природы в целом не является более духовной, нежели концепция оккультной науки, эта наука полностью свободна от распространенной логической ошибки приписывать материальным следствиям нематериальные причины. А следовательно, эзотерическая доктрина является тем самым недостающим звеном, которое связывает материализм с духовностью.

Ключ к этой тайне кроется, конечно же, в той непосредственно познаваемой мастерами оккультизма истине, что материя существует и в иных состояниях помимо тех, которые мы можем воспринимать нашими пятью чувствами.

Итак, второй принцип человека (жизненность) состоит из материи в силовом её аспекте, и сродство её с грубой материей столь велико, что её невозможно отделить ни от одной ее частицы или массы иначе как на краткий миг перехода к другой частице или массе. Когда человеческое тело умирает, вследствие отделения от него высших принципов, делавших его живым существом, второй (или жизненный) принцип, который также теряет свою целостность, всё-таки остается в частицах этого тела в период его распада, переходя затем в другие организмы, которым сам этот процесс распада дает жизнь. Похороните тело в земле, и его джива перейдет в растительность, которая появится на поверхности, или в низшие животные формы, выстраивающие свои тела из разлагающегося вещества. Сожгите тело, и неразрушимая джива так же мгновенно вернётся в тело планеты, из которого она была первоначально позаимствована, чтобы потом присоединиться к какому-нибудь новому материальному образованию, согласно её сродству.

Третьим принципом является астральное тело, или линга-шарира — эфирный двойник физического тела, его первоначальный прообраз. Линга-шарира направляет дживу, оживляющую физические частицы и заставляющую их выстраиваться в ту или иную форму. И поскольку сама она оживляется вышестоящими принципами, ее целостность сохраняется только благодаря единению с ними. После смерти тела для нее наступает краткий период развоплощенного существования, и в это время, при стечении некоторых аномальных обстоятельств, она может стать доступной физическому зрению живущих на земле людей. В этом случае её принимают, конечно же, за призрак умершего человека. Появление привидений может быть вызвано и другими причинами, но всякий раз, причиной видимого явления является именно этот принцип, он представляет собою всего лишь определенное состояние скопления молекул, у которого нет никакой собственной жизни и никакого собственного сознания. Это — существо не в большей степени, чем облако, которому случилось принять форму, напоминающую какое-нибудь животное. В общем, линга-шарира никогда не покидает тело, кроме как после смерти, и даже в этом последнем случае она не отдаляется от тела на сколько-нибудь значительное расстояние. А если она и становится видимой, что само по себе бывает крайне редко, то только рядом с тем местом, где находится ее физическое тело. В некоторых особых случаях, сопряженных со спиритическим медиумизмом, линга-шарира может на некоторое время вытекать из физического тела и становиться видимой неподалеку от него; однако в это время медиум подвергает свою жизнь существенной опасности. Если, случайно или намеренно, условия, при которых астральное тело было высвобождено, будут изменены, его возврат к физическому телу может оказаться затруднен. Тогда второй приницип вскоре перестанет оживлять физическое тело как целостный организм, что повлечет за собою физическую смерть.

В последние год или два, когда отрывки и намёки оккультной науки начали проникать в непосвященный мир, выражение "астральное тело" стало использоваться для обозначения некоего подобия человеческой формы, в котором присутствуют все вышестоящие принципы и которое может удаляться на сколь угодно большое расстояние от физического тела, осознанно и с определенной целью выделяемое живым адептом или же бессознательно направляемое непроизвольным импульсом определенных ментальных сил в момент смерти, когда происходит высвобождение человеческих принципов. В использовании такого выражения для практических целей нет никакого неудобства — в действительности, более точное выражение, как вскоре будет видно, оказалось бы громоздким, и мы можем продолжать использовать этот термин в обоих его значениях. Это не должно привести к путанице, хотя, строго говоря, линга-шарира, или третий принцип, это астральное тело, которое не может посылаться в качестве проводника высших принципов.

Три низших принципа, как будет показано ниже, всецело земные; они смертны по своей природе как целостные образования, хотя неразрушимы в том, что касается их молекул. После смерти человек полностью избавляется от них.

Четвертый принцип является первым из принадлежащих к высшей природе человека. Его санскритское название кама-рупа часто переводится как "тело желания", хотя это довольно неуклюжее и не совсем точное выражение. Более точным переводом этого термина, отражающим скорее смысл, нежели буквальное значение слов, было бы "проводник воли"; однако уже принятое ранее название "животная душа", возможно, точнее передаёт идею.

В журнале "Теософист" за октябрь 1881 года, где были опубликованы первые указания на существование семеричного состава человека, "животной душой" был назван пятый принцип, дабы его можно было противопоставить шестому принципу, или "духовной душе". Впрочем, справляясь с задачей противопоставления, он в то же время низводил пятый принцип до животного уровня, хотя по своей сути этот принцип — чисто человеческий. Хотя земное человечество по своей природе стоит ближе к животным, нежели к духу, во всех остальных аспектах оно возвышается над четко очерченными рамками животного творения. Предлагая теперь новое название для пятого принципа, мы можем вернуть определение "животная душа" на его законное место. Это уточнение ни в коей мере не отменяет утверждения о том, что четвертый принцип является вместилищем воли и желания (на что указывает его санскритское название). И в то же время кама-рупа — это животная душа, наивысший развившийся принцип животного существа, способный эволюционировать в нечто гораздо более возвышенное путем союза с развивающимся в человеке пятым принципом. Но всё-таки животная душа, которой вовсе не лишен каждый человек, является вместилищем всех животных желаний, а также могущественной силой, которая может устремляться, если можно так сказать, как вверх, так и вниз: она способна влиять на пятый принцип, определяя характер его деятельности, и в то же время сама может находиться под его контролем и совершенствоваться под его влиянием.

Пятый принцип — человеческая душа, или манас (как называется на санскрите один из её аспектов), — является вместилищем рассудка и памяти. На самом деле именно часть этого принципа, оживляемая четвертым принципом, посылается адептом в отдалённые места, проявляясь в той форме, которую называют обычно астральным телом.

У большинства людей пятый принцип (или человеческая душа) до сих пор еще развит не полностью. И этот факт неполного развития высших принципов очень важен. Мы не сможем правильно понять нынешнее место человека в природе, если будем ошибочно считать его уже окончательно сформировавшимся, совершенным существом. Эта ошибка может стать фатальной для всякого сколь-нибудь правдоподобного прогноза относительно будущего, ожидающего человечество, и не менее губительной для адекватной оценки обоснованности того прогноза на будущее, который предлагает человечеству эзотерическая доктрина.

Раз пятый принцип еще не полностью развит, то можно и не говорить о том, что шестой принцип находится пока лишь в зачаточном состоянии. На это уже неоднократно и в различной форме указывалось в недавних предвосхищениях великого учения. Иногда говорилось, что в действительности у нас еще нет никакого шестого принципа, а есть только его потенциальный зародыш. Говорилось также, что шестой принцип находится не в нас, а как бы парит над нами и что он является тем, к чему нас должны двигать самые возвышенные устремления нашей природы. Однако было сказано также и следующее. У всех вещей — не только у человека, но и у каждого животного, растения и минерала, — есть семь принципов, и высочайший из них, седьмой, оживляет непрерывающуюся нить жизни, которая тянется через всю эволюцию, последовательно соединяя друг с другом почти неисчислимые воплощения этой самой единой жизни, образующие полный ряд. Таким образом, чтобы понять идею шестого принципа, нам остается только усвоить все эти концепции, собрать их воедино и извлечь из них суть. Развивая далее ту же последовательность идей, которая побудила нас назвать четвертый принцип животной душой, а пятый — человеческой душой, мы можем применить наименование "духовная душа" к шестому принципу человека, а седьмым принципом, соответственно, будет сам дух.

Другой аспект этой же самой идеи представляет шестой принцип проводником седьмого, а четвертый — проводником пятого; и если рассматривать в этом аспекте все высшие принципы человека, начиная с четвертого и далее, то мы можем заметить, что каждый из них является проводником того, что в буддийской философии называется Единой Жизнью или Духом. Согласно этому воззрению, единая жизнь и есть то, что совершенствуется, населяя разные проводники. У животного единая жизнь сосредоточена в кама-рупе. У человека она начинает проникать также и в пятый принцип. У совершенного человека она проникает в шестой; а когда она достигает седьмого, человек перестает быть человеком и достигает качественно нового состояния бытия.

Последний взгляд на вещи особенно ценен потому, что он оберегает нас от соблазна увидеть в этих четырех высших принципах нечто вроде связки прутьев, каждый из которых сохраняет свою собственную индивидуальность, даже когда между ними уже нет связи. Но ни животная душа, ни духовная душа сами по себе не обладают какой бы то ни было индивидуальностью, а с другой стороны, и пятый принцип нельзя отделить таким образом, чтобы он сохранял свою индивидуальность, в то время как оба покинутых им принципа оставались без сознания. Мы уже говорили, что даже самые возвышенные принципы материальны и имеют молекулярную структуру, хотя и состоят из материи гораздо более высокого порядка, нежели та, которую могут ощутить физические чувства. Так что они отделимы, и шестой принцип можно представить как отделившийся от своего нижестоящего соседа. В этом состоянии отделенности и на этой стадии развития человечества он легко может, в случае необходимости, перевоплотиться и вырастить новый пятый принцип через взаимодействие с человеческим организмом. В таком случае оставленный пятый принцип по необходимости будет опираться на четвертый: он соединится с ним и соответственно станет более низменным. И всё же этот пятый принцип, не могущий существовать обособленно, и является личностью человека; а наиболее возвышенная его часть в сочетании с шестым принципом составляет бессмертную индивидуальность человека, переходящую из одной жизни в другую.

Обстоятельства и силы притяжения, из-за которых разделяются принципы, а также происходящие при этом изменения в человеческом сознании будут рассмотрены позже. Пока же для лучшего понимания всей точки зрения, к которой можно прийти благодаря продолжению исследований в указанных направлениях, обратимся сначала к рассмотрению эволюции, в результате которой развились принципы человека.

Замечания

Метод изложения эзотерического учения в этой книге уже подвергся нареканиям как материалистический. Однако я сомневаюсь, что те идеи, которым она посвящена, можно было бы довести до сведения моего читателя каким-либо более доступным и понятным способом. А поняв существо этих идей, несложно будет потом перевести их на язык идеализма. Излагать учение о высших принципах гораздо проще, если представить эти принципы как различные состояния "я", а специфические качества этих состояний — как принципы, проходящие эволюцию. Было бы небесполезным также рассмотреть ту точку зрения на строение человека, согласно которой сознание последовательно проходит через определенные стадии развития, представляемые различнысм принципами.

По поводу самого высокого из тех этапов эволюции, что нам нужно рассмотреть, то есть ступени совершенного махатмы, в оккультных учениях иногда утверждается, что сознание "я" приобретает при этом способность полностью пребывать в шестом принципе. Однако было бы слишком упрощенно и ошибочно полагать, будто махатма в этом случае просто сбрасывает с себя, как ненужные оболочки, четвертый и пятый принципы, в которых его сознание пребывало на более раннем этапе эволюции. На самом деле сущность, которая была ранее четвертым или пятым принципом, просто изменяет свои свойства, полностью освобождается от некоторых своих тенденций и предрасположенностей и таким образом становится шестым принципом. Более простыми словами это изменение можно описать как освобождение природы адепта от привязанности к своему низшему "я", от желаний обычной земной жизни и даже от ограничений, создаваемых привязанностями обычного человека; поскольку "я", ставшее полностью сознательным на уровне шестого принципа, осознаёт единство истинных "я" всего человечества на высшем уровне и потому не может испытывать к одному человеку б`ольшую привязанность, чем к другому. Такой человек любит все человечество в целом, и эта любовь превосходит любовь уровня майи, или иллюзии, создающей обособленные человеческие личности для обособленного существования на низших уровнях эволюции. Он не потерял свои четвертый и пятый принципы — они тоже достигли уровня махатмы, точно так же животная душа, принадлежащая к нижестоящему царству, достигнув человеческого уровня, расцветает в пятое состояние. Это соображение помогает нам лучше осознать, как происходит прохождение обычных людей через долгую последовательность воплощений. Как только примитивный человек в достаточной степени утвердится на этой ступени существования, его сознание начинает постепенно приобретать качества пятого принципа. Однако поначалу "я" остается средоточием мыслительной деятельности, направляемой преимущественно импульсами и желаниями четвертого этапа эволюции. Поначалу вспышки более высокого человеческого разума озаряют его лишь периодически, но более интеллектуальный человек постепенно вступает во всё более полное владение пятым принципом. Импульсы человеческого мышления проявляются в нем со всё более возрастающей силой. Укрепленный разум становится доминирующим фактором в жизни. Сознание перемещается в пятый принцип, но еще долгое время колеблется между склонностями высшей и низшей природы, что охватывает весьма продолжительный период развития во много сотен жизней, в течение которого "я" постепенно очищается и повышает свой уровень. Таким образом, всё это время оно является целостным существом лишь в одном аспекте материи, а его шестой принцип остается для него потенциальной возможностью, конечной целью его развития. Что же касается седьмого принципа, то это поистине непостижимая, наивысшая причина всех вещей, та же самая для одного человека, и для всего человечества, и для животного царства, и для физического, и для астрального, и для дэвачанического, и для нирванического планов бытия. Ни об одном человеке нельзя сказать, что он имеет собственный седьмой принцип, если трактовать этот термин в его подлинном, возвышенном значении: мы все, одним и тем же непостижимым образом, осенены седьмым принципом космоса.

Но как согласуется это со сделанным выше заявлением о том, что в определенном смысле принципы отделимы друг от друга и что можно представить себе даже, как шестой принцип отделяется от своего нижестоящего соседа и посредством перевоплощения выращивает новый пятый принцип через взаимодействие с человеческим организмом? По своему духу эти две точки зрения никоим образом не противоречат друг другу. Седьмой принцип — единый и неделимый для всей природы, но из него постоянно и таинственно исходят особые жизненные импульсы, создающие те самые нити, на которые могут быть нанизаны последовательные существования. Такой жизненный импульс не исчезает даже в том чрезвычайно редком случае, когда выделенное им "я" уже продвинувшееся вместе с ним по пути эволюции до некоей определенной точки, вдруг полностью отпадает от него, как единое целое. Я не настолько большой знаток, чтобы со всею уверенностью, категорически утверждать, что именно происходит в подобном случае; но последовательные воплощения духа по линии того же самого жизненного импульса при этом не прекращаются, а продолжаются на основании того, что осталось. Таким образом, анализируя эту идею с материалистической точки зрения, мы можем сказать (настолько точно, насколько это допускают возможности английского языка), что шестой принцип падшего существа в вышеописанном случае отделяется от первоначального пятого и перевоплощается сам по себе.

Впрочем, нам нет пока необходимости подробно останавливаться на этих необычных процессах. Следует для начала разобраться с нормальным ходом эволюции. И хотя рассмотрение учения о семи принципах является, на мой взгляд, способом, позволяющим более ясно передать суть вопроса, хорошо бы и помнить, что "я" есть некое единство, эволюционирующее через разные сферы или состояния бытия, и проходящее перемены, рост и очищение на протяжении всей своей эволюции, и что оно есть сознание, пребывающее в том или ином из потенциальных качеств человеческого существа.

Сноски

---

См. также

Цитаты об этой книге:

• Е.П. Блаватская
• Разные авторы