Джадж У.К. - СПУКД, т.5, Приложение

Информация о произведении

Большой теософский словарь Понятия (+) • Личности (+) • Литература (+) • Иноязычные выражения (+) • Источники Ш K П Л И A Б В Г Д E Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ч Ш Щ Э Ю Я A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z • 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Приложение Уильям Кван Джадж (английский: William Quan Judge) Публикации: Собрание произведений У.К. Джаджа, т.5, Письма, «Дело Джаджа», Колокол, 2024 Скачать: на русском (хранилище Теопедии) Внешние ссылки: Скачать оригинал: на английском (хранилище Теопедии) ДАННЫЕ Название для ссылок: Джадж У.К. - СПУКД, т.5, Приложение Кратко:

Уильям Кван Джадж

Приложение

Перевод на русский: Исаева О.В.; Малахов П.Н.

(к 5-му тому Собрания произведений У.К. Джаджа)

Два письма Учителя Мории к Джаджу

Письмо 1

Храбрые солдаты не нуждаются ни в приказах, ни в постоянном поощрении. Следуй давно установленным принципам, и «мы будем следить за результатами». Как сказано мной в ТД [«Тайной доктрине»], атма – это карма, поэтому все следствия, вытекающие из искренней работы, будут правильными, если не привязывать себя к результату. Я поговорил с Гелиодорой на Западе, и она может отправиться в Индию в 93-м году. Будь мудрым и осмотрительным и ничего не ожидай, ибо это век тьмы. Тебе, сын мой, нельзя быть слишком осторожным. Остерегайся «железного правила». Ты должен сеять семена. Удели этому всё своё внимание и не ускоряй чрезмерно их рост. Всегда будь ласков с непокорными учениками, находящимися под твоей опекой, как мы с тобой. Благословляю.

М.

Письмо 2

Тебе был показан храм мудрости, содержащий священный Обет Знания, который будет передан только тем, кто, пройдя путь другой эпохи, будет исполнен желания быть таким, как повелевает всевышний. Пока ты не продемонстрируешь своими делами чистоту и уравновешенность своих побуждений в этой жизни и за её пределами, тебе не будет позволено получать наставления. Следуй путём, на который ступили твои ноги. Дорога трудна, пряма и узка, иногда тосклива, но упорствуй и следуй до конца.

Переписка с Е.П. Блаватской

[В январе 1993 года Гарвардская школа богословия (Andover-Harvard Divinity School Library) открыла для исследователей 16 писем Е.П. Блаватской к У.К. Джаджу, а также сертификат с назначением его генеральным секретарём Американского ТО и письмо Бертрама Кейтли к нему с её пометками (Blavatsky, H. P. (Helena Petrovna). Letters, 1885-1890). Майкл Гомес из нью-йоркского отделения Американского ТО расшифровал эти рукописи и опубликовал в журнале «Теософская история» (Theosophical History) в 1993-7 годах. Позже Дара Экланд и Николас Уикс сделали независимую транскрипцию этих писем, опубликовав её в 1999 году на сайте BlavatskyАrchives.сom

Выдержки из этих писем Уильям Джадж опубликовал в журнале «Путь» в июне 1892 года (т. 7, № 3, сс. 87-9) под заголовком «Будучи мёртвой она продолжает говорить» (She Being Dead Yet Speaketh), сопроводив следующим предисловием:

«В завещании покойной Е.П. Блаватской содержалась просьба к её друзьям собираться в годовщину её смерти и зачитывать отрывки из «Бхагавад-гиты» и «Света Азии». Что и было сделано 8 мая в Адьяре, Лондоне, Нью-Йорке и других местах. В Нью-Йорке, среди прочих интересных сообщений во время встречи, миссис Дж. Кэмпбелл Кейтли после нескольких вступительных слов зачитала выдержки из личных писем Е.П.Б. В ответ на многочисленные просьбы мы публикуем их ниже. Вступительная речь цитируется по памяти».

Смысл большинства упоминаемых событий становится понятен из содержания писем. Краткие сноски помогут сделать понимание более полным. Однако причина противостояния У.К. Джаджа и Эллиота Коуза, пожалуй, нуждается в отдельной исторической справке. В предваряющем комментарии к 3-й части писем М. Гомес описывает трудности становления теософского движения в США в первые годы своего существования:

«После отъезда Олкотта и Блаватской в Индию в конце 1878 года теософы в Америке остались без особого руководства. Олкотт назначил Генерала Абнера Даблдея исполняющим обязанности президента, и тот старался как мог, оставшись без всякой поддержки. ... По предложению Джаджа Олкотт в мае 1884 года сформировал Американский управляющий совет, состоящий из семи выдающихся американских теософов, для решения насущных проблем четырёх местных отделений Общества. Эллиот Коуз, который был включен в состав Правления в августе 1884 года, стал его президентом в 1885 году. В 1886 году из штаб-квартиры в Адьяре был получен приказ о роспуске Правления. Одновременно была организована Американская секция, и Джадж был избран генеральным секретарём тринадцати отделений в США. Коуз, который, казалось, не слишком уважал Джаджа, не хотел так легко отказываться от своей должности и всячески маневрировал, чтобы снова стать президентом Америки».

Часть этих писем переведена изд-вом Сфера и издана в сборнике «Е.П. Блаватская. Письма друзьям и сотрудникам», 2002. Эти переводы были включены в это издание с незначительными поправками после сверки с оригиналом.

Слова подчёркнутые в рукописи выделены здесь курсивом, для подчёркнутых дважды добавлена также жирность. Комментарии Майкла Гомеса помечены «М.Г.».

Гарвардская коллекция писем дополнена другими письмами, либо непосредственно между Е.П.Б. и У.К.Д., либо кого-нибудь из них, но дополняющих и поясняющих затронутые в переписке темы. В частности использовались материалы, собранные Карлосом Кардосо Авелином на сайте HelenaBlavatsky.org. – Ред.]

Письмо ЕПБ к УКД, 01.05.1885

1 мая 1885 Неаполь. Торре дель Греко, отель «У Везувия»

Мой дорогой Джадж,

Было время, когда я считала Вас верным другом, и после вашей коротенькой записки, то есть почтовой открытки из Лондона, у меня нет причин воспринимать Вас как-то иначе. И тем не менее всё, что Вы делали, говорили и говорите сейчас, даёт мне право думать, что в Вас происходят большие изменения. За эти изменения я Вас не упрекаю, но другие люди могут Вас за это порицать значительно сильнее меня. Как бы то ни было, я пишу Вам, полагаясь на Ваше благородство джентльмена, которое не позволит Вам выболтать то, что я должна буду Вам сказать, ибо, если Вы это сделаете, выгоды от этого Вам не будет никакой, а только усилит поток оскорблений, обрушившихся на мою голову, и не принесёт Вам никакой пользы и не доставит никакого удовольствия.

Поэтому, полагаясь на Ваше благородство, пусть даже во имя ваших прежних дружеских чувств, я расскажу Вам легенду, мораль которой можете вывести или придумать сами.

Взгляните на мой адрес, и он Вам подскажет, что мы с Вами – в одной и той же ситуации, что мы – жертвы одного и того же человека, и ещё никто, даже Куломбы или святые отцы, не сумел причинить нам и лично мне столько вреда, сколько он. Вы уехали из Адьяра потому, что он хотел от Вас избавиться (sic!, это его собственные слова), а я уехала из-за того, что в тот самый момент, когда мы уже собирались праздновать победу, он прибегнул к такой дьявольской лжи, что буквально за один день свёл на нет всё действие истины и справедливости, и если он не разрушил Общество (ибо никому ни на небесах, ни в преисподней не дано свершить такое), то лишь потому, что я принесла себя в жертву и отправилась в добровольное изгнание, прихватив с собою этого человека. И он поехал со мною, потому что он ни в грош не ставит ни наше дело, ни Теософское общество, ни даже Учителей, и он ревнует к любому, кто поддерживает с Ними какие-либо отношения или удостаивается Их внимания, а единственное, чего он жаждет, – это выкачать из меня все знания, какие сумеет, ибо настроен он на то, чтобы стать оккультистом и оккультным litterateur [литератором, писателем (фр.)] за мой счёт.

Всё это для Вас загадка, не правда ли? Так слушайте. Начнём с того, что если я Вам не писала (равно как и Олкотт), то это не потому, что (как Вы иронически замечаете в своём письме к нему от 25 февраля, которое он получил в Неаполе и передал мне, – вот оно передо мною) мы получили «указания» от Учителя «не писать» Вам и что мы будто бы рассказали Учителю выдумку, «сочинённую кем-то из нас или обоими сразу», а потому, что с 14 января по 14 апреля я не вставала с постели, будучи при смерти, и врачи и все в Штаб-квартире ожидали моей кончины с минуты на минуту, а также потому, что Олкотт, вследствие дьявольских интриг кое-кого из теософов, всё это время был на грани самоубийства. А спас меня Учитель (врачи сочли это неким чудом), и он же велел Олкотту быть мужчиной и воспринимать всё происходящее с ним в целом как личную карму.

Вот почему, дорогой мой Джадж, мы не написали Вам «ни слова» с 25 декабря – с тех пор, как вернулись. Воистину, воистину вы должны целиком и полностью находиться под влиянием этого доктора, чтобы так думать и рассуждать о своих лучших и преданнейших друзьях, как Вы делаете это в своём письме к нему! Прислушайтесь, Джадж, и уловите разницу между этим человеком и мною. Когда я получила это жуткое письмо от вашего собственного брата, несколько писем от Харриса и одно от госпожи Биллинг, то вместо того чтобы поверить в эту скандальную историю в их трактовке – в историю Вашей драмы с дочерью госпожи Б[иллинг], я скрыла всё это от Олкотта, а затем, через два месяца, следуя указанию Учителя, дала наконец полковнику прочитать эти письма, и мы с Олкоттом порешили: «Не будем этому верить, пока не услышим это из уст самого Учителя». Когда в Лондоне, за неделю до отъезда в Индию (где-то в последних числах октября [1884]), госпожа Холлис Биллинг дала мне почитать Ваши письма к ней и к её дочери, мне не захотелось их читать, и когда одно из них она оставила мне «подержать у себя», то я так и не стала его вскрывать, запечатала ещё в один конверт и отложила его прочь, к тем документам, которые хранятся у Олкотта. И теперь без всяких на то оснований, лишь потому, что Учитель хранил по этому поводу молчание и не подтверждал обвинения, которые выдвинули против Вас госпожа Биллингс и Харрис, Вас следовало бы считать невиновным. Ибо Учитель редко посвящает нас в истинное положение дел; он предоставляет событиям идти своим собственным ходом и никогда не вмешивается – только если без этого никак нельзя обойтись – в человеческую карму и как-то по-своему достигает своих целей.

Но мы не стали бы и не станем верить во всякую хулу, возводимую на нашего друга. Я говорила Вам об этом в Париже. Мы никогда не пойдём против Вас – ни я, ни Олкотт. Если этот доктор, «этот презреннейший (?) доктор» сообщил Вам, что либо Олкотт, либо я говорили ему каким то иным способом, кроме как случайным упоминанием, о деньгах, позаимствованных Вами у Дамодара, то он лжёт. Это именно он рассказывал нам и лично мне, причём неоднократно, о том, какой Вы лжец; говорил, будто Вы проболтались о том, что у Вас есть не только жена, но и дети; что Вы, назвавший и Мохини, и Дамодара, и Субба Роу, и прочих обманщиками, сами являетесь при этом отъявленнейшим обманщиком; что Вы дурак и самодовольный тип, но он-де сумел так ловко от Вас избавиться, что все мы должны быть ему за это благодарны. Лейну Фоксу он написал письмо, которое я видела в Лондоне; в письме говорится, что Вы уехали из Адьяра потому, что убедились в моём мошенничестве и утратили всю свою веру в Учителей и так далее. Мне и другим он повторял бог знает сколько раз, будто вы ему говорили, что Вас сюда обманом заманили из Америки; что некоторые письма, полученные вами от Учителя, являются фальшивками, изготовленными Дамодаром или мною; что этот «приказ», полученный в Париже, – подделка, сотворённая Мохини, мною или Олкоттом и т. д. и т. п. Если он заставил Вас поверить во всё это или какими-то окольными путями и инсинуациями подвёл к тому, чтобы Вы в это уверовали, тогда Вы воистину находитесь под влиянием дугпа!

И все же Вы верили и говорили про нас всякую всячину, тогда как мы всегда были верны Вам, а если Олкотт в глубине души и имеет что-то против Вас, равно как и я, то это единственно из-за глубокой скорби в связи с потерей того, кого мы всегда считали верным и надёжным другом. Вот в чём разница между нами, Джадж. Теперь, когда я отказалась (вследствие тех же интриг) от должности секретаря по переписке Теософского общества и почти полностью прервала свою связь с Обществом, чтобы спасти его, – теперь у меня нет причин говорить вам что-либо, кроме правды.

Вы называете Дамодара лжецом. Он – индус, чела, скрытный, осторожный, боится лишнее слово сказать. Не было ещё на этой земле натуры более чистой, более благородной и более готовой к самопожертвованию. Если он сначала отказал Вам в деньгах, так это потому, что он пребывал в отчаянии в связи с тем, что Вам приходится покидать нас в такой момент. В действительности у него дома такой суммы не было, но он сумел раздобыть её для Вас. Это я точно знаю. Дамодар сказал полковнику, что почувствовал себя обязанным предоставить Вам 500 или 600 рупий (не помню, какую именно из этих сумм), потому что Вы были одним из основателей Общества и преданно трудились, защищая меня и Общество, и что Вы имеете право на эту сумму. Ни Олкотт, ни я не рассматриваем это как «одалживание», а считаем эти деньги как нечто Вам причитающееся. Так мы и сказали Гартману, а если он излагает это как-то по-другому, то он лжёт. Олкотт просто сказал, что начисление данной суммы для вручения её Вам – это, по идее, забота не Дамодара, а отдела контроля. Дамодар никогда не осуждал доктора Г[артмана] и ни в чём не упрекал его, но доктор в своей ненависти к нему хотел бы настроить против него всех. Доктор поссорил меня не с одним моим другом, он писал письма, направленные против меня, Хьюму и другим, притворяясь, будто защищает меня, а его статья в «Бомбейской газете» (Bombay Gazette) была настолько постыдной, что даже редактор газеты напечатал к ней своё примечание, в котором говорилось, что «если у г-жи Б[лаватской] такие друзья, то какими же тогда должны быть тогда её враги», а сам Г[артман], помещая её в альбом для вырезок, устранил из неё абзац, изобилующий грязными намёками. Этот человек обладает острым умом, точнее, высоким интеллектом, он хитёр, коварен, изобретателен, лишён сочувствия к кому бы то и чему бы то ни было и в сто раз опаснее Куломбов. Он имеет всё необходимое для того, чтобы сделаться чёрным магом. Вот почему я отказалась просвещать его и делиться с ним знаниями.

А теперь о том, что он сказал госпоже Купер-Оукли, которая поведала об этом мне. Правда это или нет – предоставляю судить об этом Вам самому. Когда супруги К[упер]-Оукли прибыли в Адьяр, они были моими преданнейшими друзьями. С первых же дней доктор вошёл к ним в доверие и сумел так сдружиться с ними, что сделался для них воплощением всяческой благости и мудрости, а я – воплощением всяческой скверны. Приехал Хьюм, два дня поддерживал со мною дружеские отношения, а потом отвернулся от меня, и всё из-за того, что наговорили ему про меня эти трое. Я была больна, лежала при смерти и день ото дня становилась всё более одинокой; Олкотт находился в Бирме, Дамодар, доведённый до отчаяния нападками и интригами Гартмана, уехал из Адьяра в Сикким, дабы увидеться с только что прибывшим туда ламой-аватаром, и вместе с ним отправился в Тибет. Где он сейчас, мне неведомо, но надеюсь, что он счастливее меня.

Как только свежеиспечённые мудрецы посовещались, объединив свои умственные усилия, Хьюм решил созвать Генеральный совет, а затем представил Раганатху Роу и Субраманье Айеру документ, в котором предлагалось отправить в отставку Олкотта, меня, Дамодара, Ананду, Бхавани Роу, Ниваруну, Бабу, Мохини и прочих, поскольку эти люди, мол, верят (или утверждают, что верят) в несуществующих Учителей и мошеннические феномены, а Общество было предложено целиком реформировать под недостойным руководством Хьюма, Гартмана, четы Оукли, а также нескольких индусов. Деван Бахадур, которого избрали председателем, и все остальные (Субба Роу, Шринавас Роу, Рамайер, Деван Бахадур и особенно Субраманья Айер и прочие) встретили сей документ и это предложение смехом и презрением. Они заявили, что не верят в мою виновность, что Общество просто немыслимо без своего президента и основателя, пока он жив, и что, короче говоря, они никогда не согласятся в его отсутствие на участие в столь низменном заговоре против Олкотта и меня, лежащей наверху при смерти. Все они явились ко мне, и этот маленький заговор разбился вдребезги. Я телеграфировала Олкотту, чтобы он возвращался, и снова слегла. И теперь доктор Г[артман], не имея возможности скрыть свою выдающуюся роль в этом деле, хочет меня убедить в том, что он якобы ратовал лишь за то, чтобы отправить меня в отставку с поста официального должностного лица с тем, чтобы спасти меня от всякой ответственности за управление Обществом.

Лейн-Фокс, который вернулся и снова уехал ещё до этой финальной coup de theatre [неожиданной развязки (фр.)], также попытался прибрать [Теософское] Общество к рукам: он предложил образовать исполнительный комитет, состоящий из одних европейцев, с собою во главе, и чтобы один лишь этот комитет имел право управлять Олкоттом и даже назначать новых должностных лиц в руководстве, то есть исключить из руководства Дамодара, Ананду, Бабаджи, Ниваруну и остальных. [Лейн] Фокс хотел, чтобы я это подписала, а когда я заявила, что не стану этого делать без Олкотта, он сказал (так, по крайней мере, утверждает Гартман, а теперь и Бабаджи), что если мы не пойдём на то, чего он от нас хочет, то он отправится к Грант Даффу, объяснит ему, что наше Общество – организация политическая (и прочий подобный вздор) и убедит его заставить всех индусов подать в отставку!! Хороши же теософы – вся эта кучка европейцев.

И вот теперь – провалиться мне на этом месте, если я пришла к какому-либо определённому выводу относительно той роли, которую играла в этом заговоре чета Оукли. То, что одно время они были под влиянием Г[артмана], – это факт. И тем не менее, убеждая меня совершить «этот благородный акт самопожертвования на благо общего дела», то есть уйти в отставку, госпожа Оукли уверяла, что любит меня столь же сильно, как и прежде, что она безоговорочно верит в Учителей и в конце концов призналась мне, что была обманута доктором на короткое время, но после того как уличила его в тысяче и одной лжи, она продолжала подыгрывать ему и поймала его за руку. Госпожа Оукли сказала мне, что доктор в неё влюблен, и я сама в это поверила (хотя теперь я знаю, что он её ненавидит). Он сообщил по секрету ей и её мужу, посмеиваясь, как над доброй шуткой (так она мне сказала), каким образом он замышляет избавиться от Вас. Доктор успел состряпать поддельное письмо на ваше имя, якобы пришедшее от некоего Махатмы (не от Учителя и не от К.Х.), и, когда вы были с ним наедине, он позволил Вам неожиданно наткнуться на это послание (sic!). С помощью этого письма, в котором Вам советовали уехать, он якобы убедил Вас покинуть Адьяр. Правда это или нет – мне не известно. В том, что доктор говорил это госпоже О[укли], я уверена, ибо сама она до такого не додумалась бы, но сообщал ли Г[артман] ей реальный факт или же лгал – об этом лучше известно Вам самим. И вот что мы имеем в результате.

Вам известно, что лондонское Общество психических исследований направило Ходжсона, коему Олкотт имел достаточную глупость поведать о всех возможных и невозможных феноменах, которые он когда-либо наблюдал своими глазами, и коего после того, как это Общество опубликовало данные факты, наделили полномочиями исследовать наши заявления на предмет их истинности. Поэтому господин Ходжсон прибыл в Адьяр. Гартман принялся настраивать его против Субба Роу, Бабаджи, Дамодара и прочих, рассказывая ему, что все они «жуткие обманщики» и вызывая таким образом у Ходжсона предубеждённость против главных свидетелей. Потом доктор торжественно заявил, что рака ранее была украдена из комнаты Дамодара; в присутствии многочисленных свидетелей доктор серьёзно и с важным видом попросил Ходжсона проследить за ним, когда он пойдёт к Куломбам, дабы посмотреть, не припрятана ли рака где-нибудь там, ибо наверняка её стащили или Куломб, или миссионеры. Гартман зашёл в своей лжи так далеко, что даже стал показывать Ходжсону отпечатки ног и рук на стенах под окном комнаты Дамодара.

Что ж, когда Куломбы и святые отцы при помощи оплаченных лжесвидетельств достаточно настроили против нас Ходжсона, последний, задав работу своей голове вкупе с мозгами Хьюма, стал развивать целую теорию. Оказывается, это именно я, Е.П.Б., направила Бабулу из Лондона домой в Адьяр, чтобы избавиться от компрометирующей раки. Вот это Ходжсон успел написать в своём докладе, когда Гартман, уже признавшийся госпоже Оукли в том, что это он сжёг раку, перепугался и, пригласив Ходжсона в свою комнату, показал ему две бархатные дверцы у себя под тюфяком, где он месяцами прятал их у себя, и сказал, что это он сжёг раку, ибо она была осквернена. Он сказал Ходжсону, что в сожжении раки принимали участие вы и Бабаджи. Бабаджи это отрицает и говорит, что вы поймёте, что это значит.

Результат: то, что Гартман защищал меня в своём памфлете против Куломбов, всё, что он говорил в мою пользу и в пользу [Теософского] Общества, – всё, всё это уничтожено. Ходжсон провозгласил его самым большим лжецом и моим пособником, явно помогавшим мне в моём мошенничестве!! Доктор говорит, что всё это было ради того, чтобы спасти меня от ложного обвинения. Я бы сказала, что в нём уживаются два человека. Один – человек высочайшего интеллекта, просто созданный для того, чтобы быть оккультистом, человек высочайшей интуиции, другой же – лживый, коварный, короче говоря, одержимый неким дугпа. На него совершенно нельзя положиться. Сегодня он явно ваш друг, но час спустя он уже хладнокровно порочит вас, оплетая одним из своих дьявольски хитроумных обманов. Он либо безответственный медиум, невероятно восприимчивый, либо самый опасный бессердечный мошенник, какой только может попасться вам на пути. Я предпочитаю придерживаться первого предположения, ибо иначе Учитель никогда бы не стал писать ему писем, никогда бы не стал заявлять о том, что доволен теми или иными его делами. Но факт остаётся фактом: никому не следует доверять Гартману.

Вот так он портил всё подряд и разрушал [Теософское] Общество. Бедный Субба Роу чуть с ума не сошёл от страха, когда доктор сообщил ему, что Гарстин за обедом заявил супругам Оукли и Ходжсону, что правительство подозревает Субба Роу как моего друга в том, что он является моим сообщником по делу о «русской шпионке». Доктор поссорил меня с друзьями: с Кхандалавалой, с Ниблеттом, с Лейном Фоксом (против которого теперь сам же ополчился и насмехается над ним, величая его «Махатма Лейн Фокс», объявляя его безумцем и т. д.), с Хьюмом – почти со всеми. В конце концов Субба Роу заявил, что если д-р Г[артман] не уедет из Адьяра, то он сам подаст в отставку. Все индусы единодушно отказались работать в одном комитете с доктором, а Олкотта уведомили, что если доктора не заставят уйти, то уйдут многие теософы. Прошла одна резолюция, согласно которой никто, кроме высших должностных лиц, не должен жить в Адьяре, а доктора Гартмана сделали простым членом. Но как это может помешать доктору причинить ещё больший вред? Он пишет по двадцать посланий в день, как Св. Августин, переписывается с лучшими собратьями и не далее как вчера отправил письмо герцогине де Помар (одному Богу известно, что он в нём написал!). Бабаджи полагает, что Гартман попросил у неё денег для себя, а может, и для меня. Если это так, то я их не приму. Доктор едет в Германию к своей сестре, что уже должно возбудить любопытство немецких теософов. Таково положение дел.

Что ж, когда Олкотт вернулся в Адьяр, на сцену вновь вышли святые отцы. Видя, что они не в силах заставить меня упрашивать их и что у них нет никаких шансов поймать меня на лжествидетельстве и неуважении к суду; зная, что я больна и вот уже девять недель лежу чуть ли не при смерти и что доктор (госпожа Шарлиб), которая приходит ко мне по два раза на день и заявляет, что я долго не протяну (при том, что брайтова болезнь и болезнь сердца стремительно прогрессируют), сказала, что при данных обстоятельствах не представляется возможным вызвать меня в суд, ибо малейшее волнение способно меня внезапно убить, – что они при этом делают? Зачем-то им понадобилось вызывать из Калькутты одну решительную француженку, которая стала ходить по разным магазинам и аптекам, называя себя госпожой Блаватской, произнося бунтарские речи против британского правления, угрожая российским вторжением в Индию, оскорбляя должностных лиц и т. д. Потом эту женщину отослали обратно в Калькутту и, распустив слухи о том, что Теософское общество якобы подкупило доктора Шарлиб и что я лишь притворяюсь больной, а на самом деле меня можно было бы смело вызывать повесткой в суд, святые отцы стали оформлять вызов в суд генералу Моргану за оскорбление личности, так как он в своём памфлете называет Куломбов «фальсификаторами», и «весьма опытными фальсификаторами». Всё это затевалось (ибо памфлет был написан ещё шесть месяцев назад) с целью найти управу на меня. Они бы тогда заставили меня явиться в суд для участия в процессе по делу генерала и вызвали бы лжесвидетелей, дабы получить от них показания о том, что я – русская шпионка, или пошли бы на какой-либо похожий жуткий обман.

Теперь д-р Г[артман], который понял, что всё против него и что он надоел в Адьяре всем, включая Теософское общество, принялся соблазнять меня поехать с ним на отдых на Цейлон или в Японию, чтобы мы вместе писали «Тайную доктрину» и т. д. Я позволила ему продолжать в том же духе. Я понимала (я это знаю), что он пытается прибрать меня к рукам, настраивая всех против меня и претендуя при этом на роль моего последнего прибежища и единственного друга. Я была ему нужна как оружие, с помощью которого он собирался свернуть шею Олкотту и прочим. Теперь я нужна Гартману, чтобы организовать какое-то новое, конкурирующее тайное оккультное общество и собрать вокруг меня всех лучших теософов! Всё это я отклонила, точнее, не сказала ни «да» ни «нет».

Затем поступила секретная информация о том, что святые отцы собираются возбудить дело против Моргана и пустить в ход свои трюки и что Генеральный совет решил убрать меня со сцены, тем более что доктор Шарлиб заявила, будто она снимает с себя всякую ответственность за мою жизнь, если я останусь в Мадрасе при моём нынешнем состоянии здоровья. Доктор Гартман вызвался меня сопровождать, полагая, что я буду целиком в его власти и сделаю для него то, что сделала для Олкотта. Когда это предложение было принято, – ибо и супруги Оукли, и Олкотт, и особенно индусы горели желанием избавиться от Гартмана, – тогда Учитель и Махатма К.Х. дали «указания», как вы это называете, но не нам, а непосредственно Бабаджи: поехать со мною и никогда не покидать меня до самого моего смертного часа, а когда придёт срок, привезти меня назад живой или мёртвой. И Мэри Флинн, которая гостила в Адьяре, решительно настроилась не отпускать меня одну и принялась настаивать на том, чтобы поехать вместе со мною. И тут я решила, что если мне всё-таки придётся ехать, то уж лучше в Италию, а не на Цейлон, где меня можно будет по-прежнему донимать, а доктор сможет вернуться если не в Адьяр, где, как заявили на Генеральном совете, ему больше не будет позволено жить, то хотя бы в Мадрас. И вот за сутки до отъезда меня уведомили, а потом перенесли с кровати в инвалидную коляску, на которой и доставили на борт французского парохода, и мы отправились в путь и прибыли сюда, где, если исключить возможность непредвиденного развития событий, я проживу до октября, а затем либо вернусь обратно, либо поеду ещё куда-нибудь.

Доктор донимает меня просьбами взяться за «Тайную доктрину», а Учитель не разрешает мне ни слова говорить об оккультизме и ничего писать на эту тему до тех пор, пока дела мои не наладятся. Фактически меня вышвырнули из Общества, хотя, конечно же, если бы Учитель захотел, чтобы я в нём осталась, то никому не удалось бы меня изгнать.

Осталось посмотреть, что получится из оккультного учения, Общества и т. д. без меня. Мне всё равно. Мне так осточертели их вечные интриги, обманы, заговоры и всё такое прочее, что при малейшем поводе я откажусь даже от своего членства и прерву всякие отношения с ним. Олкотт готовится, как он пишет, принести меня в жертву во благо и ради спасения Общества и твёрдо верит, что поступает правильно. Собою он пожертвовал бы без колебаний – это я точно знаю.

Поэтому (если Вы только не считаете всё сказанное выше обманом и подтасовкой, в каковом случае, пожалуйста, напишите Олкотту и сами спросите у него или хотя бы у супругов Оукли) Вы должны понять, как несправедливы были Вы по отношению к нам – к О[лкотту] и ко мне лично. Джадж, друг мой, я Вас никогда не забуду. Вы бедны и не пользуетесь сколько-нибудь значительным влиянием, и теперь, когда я ушла из Общества, мне от Вас нет никакого проку, – так что можете мне верить. Остерегайтесь Гартмана. Даже если Вы вознамеритесь показать ему это письмо или рассказать о его содержании, всё это неважно, мне совершенно наплевать и на доктора, и на кого бы то ни было.

Если бы Гартман знал и понимал меня, я бы сделала из него настоящего оккультиста. Но он был и остаётся лжецом и со мною, и со всеми вообще. Я бы не стала ему верить, а ещё меньше – полагаться на его честное слово. Он считает, как ранее это было свойственно Олкотту, а иногда и Вам, что я обычно являюсь лишь некоей «оболочкой», которая становится полезной только тогда, когда в неё входит какая-то иная сущность. Вы можете думать что угодно. Но знайте, что я всегда верна своим друзьям и остаюсь благодарной им и за ту малость, которую они в состоянии для меня совершить, даже когда они становятся врагами. О боги, что за бесчестный мир, что за лживые люди! Взгляните на г-жу Холлоуэй. Вы до сих пор восхищаетесь ею?

Что Вы имеете в виду, когда пишете Г[артману], что Вы «столкнулись с одним дельцем, которое выставляет руководителей в таком свете, что выходит одно из двух: либо Вам лгали по-крупному, либо махатмы абсолютно бесполезны как советчики», – это для меня загадка. Что же это за событие, которое «произошло в Лондоне и касалось получения многочисленных писем от обоих махатм», и что значит «Мохини, Арундейлы, О[лкотт] и Е.П.Б. всё об этом знают»? Не та ли запутанная ситуация вокруг Синнетта и Холлоуэй, когда госпожа Холлоуэй разыграла всех нас и пыталась разыграть махатм, но во втором случае обман вышел наружу? Когда эта женщина настраивала Синнетта против Олкотта, против меня и против Махатм, а Олкотта, меня и Арундейлов – против Синнетта и т. д. и т. п.? Не знаю, что Вы подразумеваете под этими словами. Если Вы по-прежнему друг, то Вы мне напишете и всё объясните; если же нет, то поступайте как хотите. Только знайте, что генерал Говард Л.К.Х., набожный друг Г[артмана], состоит в заговоре падрэ против нас – и он сам, и его И.М.К.А.

Я не думаю, что «чела способны проецировать письма» от имени махатм без их ведома. Это всегда совершается по «указаниям» Учителей, над которыми вас теперь заставляют смеяться. Лейн-Фокс написал Гартману из Калькутты письмо, в котором говорится, будто он встретил одного челу, которого послал к нему К.Х., чтобы сообщить ему, что, «поскольку основатели [Теософского] Общества предали священное доверие, оказанное им махатмами, дурно управляя Обществом и не справляясь со своим долгом», то махатмы собираются «препоручить ему, Лейну-Фоксу, реформы в [Теософском] Обществе» и, полагаю, изгнать его основателей. И не кто иной, как брат Мохини, переводил Л[ейну]-Ф[оксу] мудрые и правдивые речи челы Мах[атмы] К.Х., оказавшегося на поверку челой Свами Альморы – бывшего гуру-обманщика Хьюма, ныне покойного. Но даже действия этого челы были санкционированы Учителями для каких-то их целей.

О мой бедный Джадж, как же Вас обманули и разыграли, но только не О[лкотт], не я и не Д[амодар] K. M[алаванкар], а наш остроумный доктор Гартман! Вы не знаете, хотя к этому времени уже должны были бы знать, какой трудной, тяжкой задачей является испытательный срок на звание челы. Однажды у Вас уже была неудачная попытка, но Учитель всё ещё готов принять Вас обратно. Вы приехали в Адьяр и попали в силки, расставленные ревнивым, завистливым, хитрым, коварным, злонамеренным и нечестивым человеком. Учитель, который, насколько мне известно, жалеет Вас, позволит себе простить Вам Вашу слабость и неверие в тех, кто всегда Вас любил и относился к Вам как к брату! Не будь «Учителя», не знаю, смогла ли бы я после того, что Вы о нас наговорили, и Вашего отъезда из Адьяра, по-прежнему Вас любить? Да и что мне до вашего мнения и до того, что Вы можете ещё наговорить, – ведь это всего лишь капля в море оскорблений. И только благодаря тому, что Учитель является для меня барометром и я слепо верю в Него, даже когда не понимаю Его политики и когда Он фактически первым готов пожертвовать мною и позволить обрушиться на меня всяким ужасам, – я это я: всего лишь капризная, «стонущая» старушонка в глазах слепцов – вечная Упасика, действующая согласно «указаниям», для тех, «кто знает», пусть даже совсем немного.

До свидания, бедный мой Джадж, и не отвергайте дружескую и верную руку, которую я Вам протягиваю. Полагайтесь на собственное суждение, а не на мнение тех, кому выгодно путать карты. Г[артман] плохо кончит – вот увидите, и мне его безмерно жаль. Он сам – свой собственный палач. Очень бы мне хотелось, чтобы Вы хоть раз услышали, с какой насмешкой и презрением он отзывается о Вас – человеке, который в него верит. Г[артман] собирается издавать газету по вопросам буддизма? Что-то я сомневаюсь. Все цейлонские буддисты этого человека ненавидят, и ни Сумангала, ни один другой видный буддист Цейлона никогда не напишет для него ни строчки. Они мне это сами говорили. За что им-то его ненавидеть? Не знаю, но они прислали Олкотту коллективное требование не направлять доктора Гартмана на Цейлон. Они его не примут.

Что касается Вашей расписки в получении денег, то если бы Дамодар не уехал в Тибет, то я бы настояла на том, чтобы он Вам её отослал обратно, разорвав на клочки. Но я узнала об этой расписке только из вашего письма. Поэтому Вам нет смысла печься о деньгах. Ещё чего – о них беспокоиться! Истинную дружбу не оплатить никакими деньгами. Но Вы всегда мне не доверяли. Вы назвали меня «бесчестной» в одном из Ваших писем О[лкотту] по поводу Уимб[риджа] и Сары, и Вы никогда не верили в меня больше чем наполовину. Что ж, на мои дружеские чувства, которые я испытывала к Вам в течение девяти лет, это никак не повлияло. Да ниспошлют Вам высшие силы покой и счастье – вот чего Вам от всей души желает

искренне ваша,

Е.П. Блаватская

Письмо УКД к ЕПБ, 16.05.1885

16 мая 1885

Дорогая Е.П.Б.,

Кажется, нас окружает пелена ужасного непонимания. Когда я покидал Индию, я оставил письма для Вас и Олкотта, в которых полностью объяснил и заверил Вас в моей неизменной привязанности и дружбе, но Олкотт пишет только для того, чтобы оскорбить меня, а Вы – чтобы опечалиться из-за моего отступничества. Затем я снова написал Вам из Лондона, заверяя, что со мной всё в порядке. Теперь я получаю Ваше письмо из Греко. Мне действительно жаль. Кажется, человечеству никогда не становится лучше, а только хуже.

Ах, этот свинья-доктор! Моё первое предположение оказалось верным. Он казался плохим и опасным, но я был убаюкан письмами от Учителей, которые он получал и в которых его хвалили, я был настолько глуп, что конфиденциально поделился с ним некоторым анализом Вашего характера, что мне следовало бы оставить при себе, но я был не хуже Олкотта. Всё это было безлично, потому что я и не предполагал, что мы делали попытку причинить Вам вред. Я, конечно, нет.

Мне всё равно, что Вы сделали или кто Вы, я всё тот же друг, что и всегда, и таким останусь.

Всё, что я когда-либо говорил, так это то, что мне казалось, будто Вы время от времени обманываете и разыгрываете, но я всегда говорил, что я всё равно верю в Вас. И я верю. Давайте не будем ходить вокруг да около. Вы обманывали время от времени и, возможно, разыгрывали какие-то трюки, но говорю Вам, мне нет до этого никакого дела. Вы для меня такая же, какой были всегда, и те глупые шаги, которые я предпринял, были вызваны плохой политикой Олкотта, в которую бесполезно вдаваться.

Я покинул Индию не потому, что получил послание от махатмы. Я не получал никаких посланий ни от одного из махатм, ни притворных, ни настоящих, пока я был в Индии. Это избавило меня от Гартмана. Он не смог одурачить меня ничем. Когда я объявил о своём возвращении, он обрадовался как курица яйцу и чуть не закудахтал, но притворился, что сожалеет, и попытался меня отговорить. Я просто сказал ему, что если Дамодар откажет мне в деньгах, он мог бы их одолжить, и он действительно обещал это в случае, если Дамодар меня подведёт; вот и всё. Если бы Г.С.O. не было там поблизости я бы не уехал. Но я принял решение задолго до этого и ждал так долго только для того, чтобы у Гартмана не было времени причинить какой-либо вред. Следовательно, я был прав. И я говорю, что своим отъездом я не навредил. О[лкотт] пишет, что я «выбросил корону» и т. д. К дьяволу эти глупости! Если бы я подумал, что хочу корону, я бы сразу отказался от шанса, который к ней ведёт. Моя дорогая Е.П.Б., если Учитель не просветит Вас в отношении меня, то и я не должен что-либо говорить, но продолжать заниматься своим собственным спасением, насколько это в моих силах.

Если бы Олкотт не был таким пугающим торговцем феноменами, у нас никогда не было бы столько проблем. Но ему всегда надо продавать всё, что он когда-либо видел или о чём слышал.

Говорю Вам, что ни Вы, ни Олкотт, ни Холлоуэй, ни обман, ни уловка, ни послание, ни дьявол, ни Гартман не имели никакого отношения к моему отъезду из Индии, и, возможно, когда-нибудь этот отъезд принесёт пользу Обществу и нашему Делу.

То, о чём я написал Гартману – это нелепое сообщение о Холлоуэй, которое, если бы оно исходило от махатмы, показало бы, мягко говоря, недостаток знаний. Но давайте оставим это.

Я такой же верный друг, как и прежде. Я благодарю Вас за Вашу веру в меня. Что касается скандала с выставлением счетов, то это глупость и мошенничество. Мне жаль, что Вы когда-либо вообще ставили себя на её сторону и что я вообще видел её.

Напоследок вот что:

1. Г.С.О. пишет: «Вы (я) уехали из Индии, потому что у Вас двое детей».

2. Через две недели Г.С.О. пишет: «А! Вы уехали, потому что Гартман подсунул Вам мнимое [указание?], что надо так сделать».

Г.С.О. лучше бы сначала подумать, а потом говорить. Что касается Л.К. Холлоуэй, то она сказала достаточно. Я не видел её с тех пор, как вернулся, за исключением того, что доставил пару [панталон?], которые мисс Арундейл купила ей в Лондоне. Я ей не нравлюсь.

Мне хотелось бы увидеться с Вами снова. Чтобы работать здесь в юридической конторе, я заключил на шесть месяцев контракт, срок действия которого истекает в октябре, или около того. Что будет потом, я не знаю, да и не беспокоюсь. Не буду письменно повторяться об этом. Прилагаю к письму историю моего друга, который попросил совета. Возможно, Вы сможете дать какие-то рекомендации.

Как всегда, остаюсь преданным Вам, а также делу и прошу прощения за ненужную критику.

Уильям К. Джадж

Письмо УКД к ЕПБ, 05.02.1886

5 февраля 1886 [Нью-Йорк]

Моя дорогая Е.П.Б.,

Итак, они донесли на Вас. Вы покойник. Вы раздавлены, Вы всего лишь выдумка махатмы. Но они также и восхваляют Вас, ибо Вы всегда должны оставаться главным, самым интересным, самым грандиозным, самым чудесным и самым способным самозванцем и организатором великих движений, которые появлялись в любую эпоху для того, чтобы либо благословить, либо проклясть её. Калиостро не удостоился такой чести, как эта! Что ж, Вы заслуживаете такой чести; я только хотел бы, чтобы она не сопровождалась такой гнусной ложью и мусором, которые они на Вас набрасывают. Вы снова посещаете этих лунных светляков, и эти безумцы тут же нападают на вас, и хотя они признают, что у Вас нет никаких мотивов, они, если смогут, не позволят Вам выполнить великую работу, которая без Вас, возможно, ещё долго ждала бы своего начала.

Прежде чем Вы получите это письмо, я напишу в «Бостонский указатель» (Boston Index), который перепечатал отчёт. Вы, должно быть, заметили, что Ходжсон не упомянул меня. А между тем я важный фактор. Я был там. Я всё осмотрел, я за всё отвечал, и я утверждаю, что за святыней не было отверстия. А что касается писем от ∴ , то Вы знаете, многие из пришедших мне писем, напоминают мой почерк. Как они это объяснят? Неужели я сам себя обманул? И так далее.

В этом вопросе Вы можете рассчитывать на любую мою помощь, которая покажется Вам необходимой. Вы, наверное, помните, что я был с Вами в Энгиене в день одного из таких феноменов. Они не застали тех времен, когда от почтальона Я получал письма с посланиями внутри. У меня здесь есть несколько старых писем, и одно из них касается кремации де Пальма.

Но здесь люди не расстроены этим отчётом. Они видят, что истина пронизывает всё наше движение, и они зависят от отчётов и авторитетов не так сильно, как в других местах.

Гебхард – мой ученик! Мы с ним были в толпе скорбящих, и в Бостоне и Цинциннати интерес растёт. После Индии они находят меня всё ещё верящим и всё ещё объясняющим Вашу невиновность в том, что называют «мошенничеством».

Мистер и миссис Э. Форбс Уотерс из Бостона вернулись к работе. Недавно вечером я вновь их посвятил [в текущую работу]. Они руководят представителями интеллигенции, и мы надеемся сделать в Бостоне что-то замечательное. Мы проводили там встречи вечер за вечером, и Вы можете себе представить, как они засыпали бедного Гебхарда вопросами, который адресовал их ко мне – хотели знать все законы оккультизма, местопребывание махатм, как они появляются, все тонкие «разветвления» кармы и т. д. и т. п. Что ж, поскольку они ничего не знают, то немногое, что я знаю, показалось им значительным. К тому времени, когда они будут обладать таким же объёмом знаний, возможно, я приобрету больше.

Что касается меня, не могли бы Вы спросить ∴ , есть ли что-нибудь, что можно сказать для меня. Я всё время работаю. Как он объясняет смысл своего послания через Вас о том, что я «проявил интуицию, покинув Индию»? Если же Вы не захотите утруждать себя делом, то это ничего не изменит. Если за 10 лет ничего не изменилось, то, конечно, и неудача с получением этого ничего не изменит.

Как всегда, Ваш,

Уильям К. Джадж

Письмо УКД к ЕПБ, 22.05.1886

22 мая 1886 [Нью-Йорк]

Уважаемая Е.П.Б.,

На днях я позвонил Боутону и договорился, что отныне он будет присылать Вам в Лондон деньги регулярными переводами которые легко обналичить.

Объяснение по делу Холлоуэй заключается в том, что в 1884 году Вы в письменной форме назначили её своим адвокатом и доверенным лицом, чтобы присматривать за Боутоном. Когда она вернулась, она наняла адвоката, и, таким образом, в этом отношении Вы связаны своими собственными действиями. Я полностью согласен с тем, что Вы о ней говорите.

Насколько я понимаю, она пишет книгу о теософском движении, которую нужно дополнить иллюстрациями. Она отлично сумеет уловить мимолётные эмоции людей, что поспособствует продаже.

А теперь, не окажете ли Вы мне любезность и не пришлёте ли мне официальное письмо, в котором будет указано, что Вы не посылаете двусмысленных телеграмм У.К.Д., и что любое такое сообщение, которое может как-либо повлиять на У.К.Д., будет содержать знак, который он поймёт. Потому что какой-то человек присылал мне телеграммы из разных уголков США за подписью «Е.П.Б.» с нелепыми распоряжениями в них. Текст последней, прибывшей на днях из Балтимора: «Твой враг – женщина; сейчас, как и тогда, она предала тебя. Теперь ты знаешь, почему Учитель не вылечил тебя в Индии. Е.П.Б.» (!!) Я не могу это ни к кому отнести. Я не связываю с этим Л.С. Холлоуэй. Можете ли Вы пролить на это хоть какой-то свет?

(Я не знаю!)

Я, конечно, буду ждать от Вас статьи для моего журнала «Путь». Здесь она вызовет большой резонанс, и если бы там появилась воскресшая к жизни Е.П.Б., это принесло бы большую пользу Делу. Этот журнал поможет «Теософу» и всей теософской литературе. Поэтому посмотрите на это по-доброму и примите совет свыше.

На днях у этого побережья затонул «Орегон», и я думаю, что на борту было несколько моих писем. Вскоре я снова напишу Вам относительно Боутона и проинформирую Вас должным образом.

Ваша «Тайная доктрина» должна быть здесь защищена. Поскольку Вы являетесь американской гражданкой, это можно сделать. Добейтесь от Синнетта, чтобы он позаботился об этом со своей стороны. Если Вы этого не сделаете, он может и проигнорировать это.

В деле Мохини нет ничего хорошего. Я не знаю фактов и воздерживаюсь от каких-либо суждений. Виноват ли он?

Не могу понять Бабаджи, если только, выполняя наши указания о подавлении феноменов, он не ошибся в выборе метода. Я заметил, что он НЕ говорит, что Вы заодно с дугпа. Но обвинение по поводу денег – самая неблаговидная часть этого.

Что ж, я буду придерживаться того, что знаю, а остальное оставлю на потом.

Как всегда, Ваш,

Уильям К.

В Америке сейчас начинаются преследования и судебные процессы. Бедный Джадж и бедный Коуз. Да помогут им Учителя!

Е.П.Б.

Верните мне оба тех письма.

Письмо ЕПБ к УКД, 22.08.1886

22 августа [1886] Остенде, Восточная улица, 17

Мой дорогой У.К.Д.,

Я рада сообщить, что Мохини был обвинён ложно. Старик В. Берген неправильно понял его, написал графине и всё испортил. Мохини здесь с Артуром Г., и всё объяснилось. Они пробудут у меня две или три недели. Но из-за этого позорного скандала (миссис У., граф[иня] и т. д.) Мохини очень мудро воздерживается от поездки в Америку. Когда Артур что-нибудь организует, он поедет. Думаю, я всё устроила. Я дала Артуру отдельную хартию на что я, как один из Основателей, имею право, и Артур объяснит Вам остальное. Олкотту придётся подчиниться, иначе за это ему будет устроен дьявольский скандал, и он поплатится; я НАСТРОЕНА РЕШИТЕЛЬНО, потому что не готова терять таких сотрудников, как Артур. А Вы, Вы один из первых Основателей. Вы ИМЕЕТЕ право на помощь в такой чрезвычайной ситуации, как Ваша, и я написала об этом Олкотту. Если он неблагодарный, я такой не буду. Я придерживаюсь изначальной программы Учителей – он быстро превращает Общество в Армию спасения, с ФОНДОМ и т. д. Надувательство с «постоянным Фондом» должно прекратиться. Он должен, как того хотят все лучшие сотрудники, установить новое правило, согласно которому откладывать следует только то, что остаётся от ежегодных расходов после выплаты из этих сумм всех теософских обязательств. Основная доля этих денег должна пойти на нужды Адьяра и на такие дела, как Ваше. Олкотту придётся ежемесячно выплачивать Вашей Кали 50 долларов и отправлять Вас в Адьяр, или – я публично отрекаюсь от своей связи с Обществом, поскольку от изначальной программы УЧИТЕЛЕЙ отклонились, а именно – братство в действиях и поступках, а не в демонстрации голубых слонов, специализированных управляющих советов и всяких глупостей в целом. Я написала ему и выдвинула свой ультиматум. Я устала слышать, как его критикуют, смеются над ним, и, к сожалению, должна сказать, очень справедливо.

* * * * * * * * * * * * * * * *

А теперь сделайте мне большое одолжение.

(1) Я потеряла свой паспорт, а мои документы на натурализацию находятся в Адьяре. Они мне очень нужны. Пожалуйста, немедленно отправляйтесь в мэрию и сообщите им, что я потеряла свой паспорт и мне нужны эти документы. Я приложила письмо (официальное). Если нужно что-то заплатить, напишите сразу, и я передам деньги для Вас Артуру. Если Вы проигнорируете это, У.К., я потеряю колоссальный удобный случай, потому что без документов я не смогу получить защиту даже у своего консула.

(2) Обратитесь к Боутону. Посмотрите, что можно сделать. Почему он не отправляет, как обещал, мой июньский чек? Если деньги отправлены Олкотту, то я ПРОТЕСТУЮ. Я здесь, «Изида» моя, я достаточно потеряла на ней, позвольте мне получить, по крайней мере, то немногое, что я могу получить. Если мне придётся аннулировать доверенность, выданную мной Л.С.Х., то пришлите мне соответствующий документ, я подпишу. Я не хочу, чтобы она была моим посредником. В любом случае, скажите Боутону, что если он хочет иметь «Тайную доктрину», пусть имеет дело непосредственно со мной, а не с Олкоттом или кем-либо ещё. Я сама оформляю авторские права в Вашингтоне. Пожалуйста, напишите от моего имени письмо библиотекарю в В[ашингтоне], которое я подпишу, когда придёт время (не указывайте дату). Не пренебрегайте этим, Т.Д. будет готова осенью, через два месяца, по крайней мере, в двух томах. Я должна иметь авторские права на своё имя и в своих руках. Посмотрите, что же это такое мешает Боутону прислать мне [деньги]. Если он хочет договориться со мной, на этот раз ему придётся это делать лучше, чем он это сделал с «Изидой», или я приму предложение других людей. А теперь ответьте мне, дорогой У.К.Д. и – да благословят ОНИ вас.

Ваша, Е.П.Б.

Письмо ЕПБ к УКД, 03.10.1886

3 октября 1886 Остенде, Восточная улица, 17

Мой дорогой У.К.Д.,

Ваше письмо получено.

Боутон – это старый Шейлок, который готов содрать шкуру с собственной матери. Я не могу потерять больше 500 долларов. Я делаю ему предложение в размере 400 долларов в рассрочку на три месяца – по 100 долларов на каждый – или 300 долларов сразу. Ключевой вопрос в том, хочет ли он получить «Тайную доктрину» или нет, и хочет ли он по–прежнему иллюстрировать «Изиду», как он предлагал мне в письме. Если он это будет делать, то согласится. Если нет, то шансов мало. Но я уверена, что Вы могли бы с этим справиться. Вы знаете, что авторские права на «Изиду» принадлежат мне – если только в этом он со мной также не смошенничал. Вам следует это выяснить. И если авторские права в Вашингтоне на моё имя, тогда, я полагаю, Вы могли бы помешать ему продавать оставшуюся часть тиража. Я не знаю законов, а Вы знаете.

Но постарайтесь как-нибудь с ним договориться. Если он отдаст мне 400 долларов частями, то я хочу, чтобы Вы получили из них 100 долларов – по 25 долларов каждый раз; а если он отдаст сразу только 350, то пусть пришлёт мне чек на 275 долларов – и даст ещё один Вам на 75 долларов. Я не хочу, чтобы Вы утруждались и беспокоились из-за меня, из-за прусского короля. Но всё же постарайтесь свести к чему-нибудь определённому со старым дьяволом, чтобы навсегда закрыть счета с «Изидой», которая уже издана. И скажите мне, сможете ли Вы защитить мои авторские права на Т.Д. и что я должна для этого сделать. Передайте ему моё письмо и постарайтесь его загипнотизировать, и заставьте его увлечься правильным выбором. Я серьёзно говорю Вам, что издатель, у которого будет «Т.Д.», заработает много, даже если я сама получу мало. Но я должна надёжно оградить себя и обеспечить свою безопасность в вопросе авторского права.

А теперь о других вещах, гораздо более серьёзных. Артур сейчас с Вами, и Вы увидите, что Артур изменился. Один месяц, проведённый наедине с Мохини, изменил его настолько, что он уже не тот, что прежде. И плодом всего этого является манифест, написанный Мохини и подписанный им самим и Артуром. Ничего более неблагодарного, холодного, несправедливого по отношению к бедному Олкотту и жестокого я никогда не читала. И я никогда не ожидала такого от Мохини, которого, если сейчас и считают свежеиспечённым Иисусом и святым, то только благодаря публикациям о нём Олкотта и моим восторженным заявлениям о нём. Теперь мистер Мохини Бабу (он провёл со мной 2 недели) холоден, исполнен достоинства и сдержан со мной, дружелюбен и «покровительствует» мне, и при этом никогда не ведёт свою маленькую игру у меня на глазах, но только за моей спиной. Я приведу Вам пример, который продемонстрирует его нынешнюю перемену. Бедный старый доктор Берген, который так же предан идеалу Учителя, как сама преданность (я называю это идеалом для всех, кто не знаком с Ними лично), и который специально поехал в Лондон, чтобы услышать о Них, отправился навестить Арундейлов и услышал, к своему изумлению, что Учители больше не считаются живыми подлинными адептами, а либо белыми магами с сероватыми оттенками, или «выдумками», или чем-то ещё, что он не смог уяснить. Махатмы, как ему говорили, были недосягаемыми существами, они не могли ни общаться, ни заниматься мирскими или личными делами, не могли писать письма или отправлять сообщения – следовательно, наши Учителя никогда не могли быть МАХАТМАМИ. Вы понимаете, какими должны быть последствия всего этого, не так ли? Затем, когда Берген запротестовал и сказал, что он, во всяком случае, никогда не откажется от живых Учителей; всегда будет оставаться преданным Им и т. д., мисс Арундейл встала и, глядя ему прямо в глаза, сказала: “Когда-то я думала так же, как и Вы; мне потребовалось шесть месяцев, чтобы прийти ко взглядам Мохини, НО ТЕПЕРЬ Я ДУМАЮ ТАК ЖЕ, КАК И ОН”. Ясно одно: Мохини в течение шести месяцев пользуется своим влиянием на мисс Арундейл, чтобы заставить её потерять преданность и веру даже в Учителей. Мне Мохини никогда не говорил об этом так открыто, но у него ещё столько граней злокозненности и хитроумия. Мне он сказал, что не разделяет взглядов Бабаджи; что он порицает его и т. д., но похоже, что его политика идентична. Я вижу, что оба они полны решимости постепенно разрушить Общество. Они медленно, но верно подрывают его; отсюда и «Манифест», смысл которого в том, что «Общество бесполезно; братство – пустая трата времени; президент – тщеславный, мирской, самонадеянный, нетеософский, небратский и вредоносный дурак. Тогда долой президента, штаб-квартиру, Общество и всех остальных». Вы увидите это, потому что я ответила на «манифест», Синнетт тоже ответит, и мы собираемся напечатать наш ответ, чтобы распространить среди членов ТО. Влияние Мохини на Артура было таково, что он, кто был воплощённой преданностью, когда приехал, теперь, уходя, сказал Синнетту: «Какое имеет значение, делаете ли Вы добро, работая внутри Теософского общества или за его пределами. Почему для нас, теософов, должна быть с ним какая-то связь?»

А теперь сохраните это письмо для личного пользования без разглашения, ничего ему не говорите, но наблюдайте и убеждайтесь. И тогда мне не стоит удивляться, если в эти дни созвездия Весов, дугпа и вселенского воздаяния Вы обнаружите себя под влиянием Артура, Мохини и компании. Но тогда, если я потеряю ВАС, то распрощаюсь с Обществом и «отправлюсь к предкам». Ваш друг из “Весов” во многом прав, но об этом позже. Ах, мой бедный дорогой Джадж, не попадитесь на уловки, ради всего святого. Всё изменится, и тогда каждый будет вознаграждён или ПРОКЛЯТ. Посмотрим, так ли это.

Олкотт действительно самодовольный осёл, но нет никого более преданного Учителям и изначальному идеалу, чем он, и никто так, как он, не предан Обществу, спланированному и созданному по Их Приказу. Я должна и буду его публично защищать и так же искренне признавать его недостатки в печати. Я говорю Вам, что мы находимся накануне кризиса, вызванного Мохини и Бабаджи, и тот, кто останется верным, будет спасён, в то время как все остальные отправятся к дьяволу.

Ваша беда в том, что Вы не знаете о той великой перемене, которая произошла в Вас несколько лет назад. У других меняются астральные тела, замещаясь астральными телами адептов (как в случае с элементариями), и они влияют на внешнего и на высшего человека. В Вашем же случае с Вашим астральным телом слился НИРМАНАКАЙЯ, а не «астральное тело». Отсюда двойственная природа и борьба. Факир? К чёрту факира. Такой человек не понимает разницы между нирманакайей адепта и его астральным телом.

Напишите мне, ради всего святого. Отвечая на Вашу просьбу отправляю выдержки из Т.Д. на тему «перевоплощения», дающие, как я полагаю, полный ответ.

Ваша, всегда искренне преданная (кто?!), ну, в любом случае, Ваш друг,

Е.П.Б.

Я не собираюсь сейчас приезжать в США, кто тот мошенник, который это придумал?

Письмо ЕПБ к УКД, 03.11.1886

лично и конфиденциально

3 ноября 1886 Остенде

Дорогой мой Джадж,

Ваши письма получены, и все статьи г-на Харта прочитаны весьма внимательно. Что я могу сказать? Только то, что всем сердцем, всей душою я с Вами, но я не заодно с Артуром [Гебхардом], который ведёт себя по отношению к Олкотту так, как не стал бы и злейший враг. То, что Г.С.О. – чёртов дурак с самыми лучшими намерениями, давно известно; то, что он преклоняется перед наукой и громкими званиями, тоже верно, иначе он бы не был янки. Но верно также и то, что он – самый лучший и надёжный друг, до мозга костей верный своему слову. Как только он поймёт свою глупую ошибку, с ним снова всё будет в порядке, это уж точно. Я послала ему статьи вместе с одним из писем; он, конечно, будет фыркать и проклинать меня. Ну и пусть, мне наплевать. Я знаю, что он нередко действует вразрез с желаниями Учителей и при этом воображает, будто следует Их желаниям, однако ошибочно принимает за голос Учителя голос своего неразумного эго. Однако Г.С.О. честен и никогда не злословит за спиной. То, что он хочет сказать, он высказывает человеку прямо в лицо.

Пожалуйста, убедите Артура, что он может прослыть большим мудрецом в глазах своего поколения, но что он совершенно заблуждается, когда пишет своей матери, что «С[тарая] Л[еди]» была одурачена Коузом. «С[тарая] Л[еди]» не была одурачена. Она никогда не отвечала на его письма, на более чем двадцать его писем, и она ни разу не написала ему ни строчки со времени последнего письма, отправленного из Эльберфельда. Я не говорила Коузу в лицо, что он обманывает и дурачит нас: во-первых, просто потому, что не хотела наживать себе врага, а во-вторых, потому, что он на самом деле медиум, одержимый выгодой, который в один прекрасный день станет буйнопомешанным, если не прекратит заниматься кое-какими известными мне практиками. Но обвинять его в том, что он заодно с иезуитами, глупо. Да пусть он и стал бы иезуитом, но он никогда не дошёл бы до такого откровенного идиотизма, если бы и вправду действовал по наущению иезуитов. Это всё фантазии Артура.

Теперь, Джадж, у меня к Вам дело личное и конфиденциальное: попытайтесь спасти одну маленькую женщину, самую лучшую из женщин, когда-либо живших на свете, – госпожу Эмили Бейтс из Филадельфии. Она не знает этого человека так, как знаем его мы с Вами; она жалеет его и уже почти согласилась выйти замуж за того, кто изображает любовь исключительно из-за её богатства. Госпожа Бейтс была у меня больше месяца, она полностью предана мне и Обществу. Но если этот человек ею завладеет – она пропала. Как только госпожа Бейтс поймёт, кто он такой и что собою представляет, она не станет приносить себя в жертву. А пока что она, не испытывая к нему любви, вообразила его героем, мучеником и с глупым женским великодушием вбила себе в голову, что его нужно спасти от себя самого! Я видела письма, которые он присылал ей вскоре после своего развода. Проделайте теософскую работу, Джадж, и попытайтесь спасти эту женщину. Этот тип – во всех отношениях просто мерзавец.

Ну вот, на манифест «Кейблз Браун» ответ уже готов. Если Вы не захотите или не сможете напечатать его в «Пути», то, будьте добры, отошлите его в Адьяр. Я чувствовала себя обязанной высказать всё, что я думаю об У.Т. Брауне из Глазго. Этот дурак меняет идеи и Учителей как перчатки, и даже если я не называю его имени, другие люди всё равно узнают господина У.Т. Брауна в этом портрете, слишком добром, слишком хорошем и благородном для него. Но он дурак – и мне его жаль.

Что ж, сэр и мой единственный друг, кризис уже грядёт. Я заканчиваю мою «Т[айную] Д[октрину]», а Вам предстоит заменить меня, то есть занять моё место в Америке. Я знаю, что Вы обязательно добьётесь успеха, если Вам не изменит мужество, но только храните, непременно храните верность Учителям, их теософии и их именам. Если статья моя Вам не понравится, отошлите её обратно.

Спасибо господину Харту за его добрые письма – клянусь, у меня совершенно нет времени ему отвечать. Мне едва удаётся выкроить пару минут, чтобы ответить Вам и Олкотту. Забавные дела намечаются. Да помогут Они Вам и позволят передать Вам наши наилучшие пожелания и благословения.

Мне предлагают любые суммы денег – доход, место в правлении, размещение – и всё бесплатно, лишь бы я приехала в Америку и работала без Вас, то есть против Вас. Конечно же, я послала их к чёрту. Я предпочту скорее лишиться всех своих американских сотрудников до последнего человека, включая Артура, нежели Вас. Теперь уже скоро и Вы узнаете почему.

Искренне ваша,

Е.П. Блаватская

Письмо ЕПБ к УКД, 23.02.1887

23 февраля Остенде

Мой дорогой У.К.Д.,

Сперва отвечу на вопросы из Вашего первого письма.

(1) Два непростительных греха это ЛИЦЕМЕРИЕ и пекснифианство – Лучше 100 ошибок из-за неразумной и неуместной искренности и неосмотрительности, чем святость, подобная Тартюфовской, как выбеленный гроб с гнилью и разложением внутри.

(2) Библейский грех Онана непроизвольный и естественный, или физиологический, не считается грехом, когда совершается неосознанно, хотя это и является преградой на пути развития; но ментальный онанизм в 1000 раз хуже физического. Вы вряд ли сможете контролировать свои нервы, но Вы МОЖЕТЕ контролировать свои мысли и воображение. ОН ХУЖЕ, ЧЕМ САМО (ЕСТЕСТВЕННОЕ) ДЕЙСТВИЕ.

(3) Это не непростительно, но очень опасно, как описано в моей статье: СОМНЕНИЕ, вечные колебания – всё это приводит человека к краху.

(4) Что бы я сказала, если бы Вы на днях зашли в мою комнату? Я бы приветствовала Вас, не испытывая удивления. Я буду в Лондоне 1 июня. Если этим летом Вы приедете на месяц или два – это пойдёт на пользу и Вам, и моей Т.Д., так как я буду читать её корректуры. Но не раньше, чем Вы подготовите содержание «Пути» на два-три месяца. Вы могли бы без сомнений доверить это мистеру Харту?

(5) Я – заставлю Олкотта прислать Вам то, что Вы хотите!! Почему я прошу в течение последних 6 месяцев бланки заявлений и не могу их получить? Железная или бронзовая стена более пластична, чем Олкотт. Но Учителя, которые видят его насквозь, поддерживают и защищают его; Т.О. не может найти более активного президента. Даже ошибки, промахи и глупости, допущенные им, В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ приводят к добру. Карма, связанная с этим, прилипает к её производителю, а плоды горьких уроков и опыта приносят пользу Обществу.

(6) Теперь перейдём к Вашему второму и очень печальному, приводящему в отчаяние письму. Позвольте мне процитировать стих из книги, очень мудрой эзотерически и глупой экзотерически, написанной некоторыми старыми друзьями и врагами: «В Царствии Небесном больше радости для одного раскаявшегося грешника, чем для 99 святых». Мало пользы оказалось от моих писем Коузу и просьб к Вам, чтобы вы подружились. Он может продолжать дышать ложью – тем хуже для него самого. Какое нам до этого дело? Он пытался принести пользу Теософскому обществу, руководствуясь своим искажённым суждением. Я пыталась остановить его, Вы пытались – у нас ничего не вышло. Факт остаётся фактом: он вдохнул жизнь в то, что до него было трупом. Те немногие останки, которые всё ещё остались в США – существуют благодаря ему. Давайте будем справедливы и отдадим Цезарю то, что принадлежит Цезарю, каким бы несовершенным, даже порочным он ни был.

«Да будут благословенны миротворцы», – сказал другой древний адепт в 107 году до н. э., и эта поговорка жива среди УЧИТЕЛЕЙ и по сей день. «Не судите, о, Джадж! И Вы не будете судимы».

(7) Синнетт? Первое известие о том, что он написал Коузу, я получила от Вас. Он пишет: «потому что Вы попросили (то есть я попросила) его» – О, благословенная интуиция! Сын мой, просверлите дырку в своём мудром скальпе и черепе и постарайтесь выпустить оттуда немного тумана. ПОПЫТАЙТЕСЬ и будьте немного более интуитивным. Я не знаю, о чём Синнетт ему написал, когда и по каким причинам. Это лучше Вы расскажите мне. Вчера я задала Синнетту этот вопрос в открытке. Ответит он или нет – я не могу сказать. А пока Вам грозит лишь кожаный приз за 3-е место по интуиции, мой дорогой.

(8) Есть фальшь и есть такое понятие, как «здравомыслие». Последнее имелось в виду, когда Вас попросили «пообщаться» с миссис Бейтс и Коузом. Почему и в чём именно это «против всех правил Учителей»? С другой стороны, именно то, что Вы (и все вы) делаете – живёте в ТО как кошки с собаками – положительно противоречит всем правилам и желаниям Учителей”, так же, как нашего так называемого «братства», и ТО, и всем его правилам. ОНИ чувствуют отвращение, ОНИ наблюдают, и в этом взоре (о, Господи, если бы Вы только могли видеть это так, как вижу я!) – бездна печального отвращения, презрения и сожаления.

Олкотт, Синнетт и другие получат свою карму за раскрытие тайны имён и священных понятий, за то, что бросали бисер свиньям. «Вымышленное имя ∴ »? Загляните, пожалуйста, в «Пять лет теософии», на страницы 483-484, в статью «Пураны о династии Морья» – и довольно! Идеал БЫЛ запятнан грязью; но поскольку это не золотой идол на глиняных ногах, то он стоит и по сей день, непоколебимо; а то, что видят невежественные животные, – это всего лишь их собственная грязь, брошенная их собственными руками, которая создала завесу, непреодолимый барьер между ними и идеальным идолом, не прикоснувшись однако к последнему. Они плюнули в воздух, и это упало им обратно на нос – вот и всё.

(8) Что бы они ни говорили мне о ВАС – это несущественно. Я знаю Вас, а то, что говорят другие меня никогда не беспокоило и никогда не будет беспокоить. Вы остались «верным», пройдя через всё. Мы это знаем.

(9) Вы действительно строги к Олкотту. От Вас не ожидают, что Вы будете соглашаться с его суждениями или поступками. Но этот человек делает всё, что в его силах. Будьте милосердны и смотрите на вещи в их истинном свете. «Самая красивая девушка в мире может дать только то, что у неё есть» – то, чего в ней нет, как она может дать? Вы придаёте мне слишком много значения и слишком мало ему. Он лучше меня во многих отношениях, потому что у меня была подготовка, а у него не было никогда и никакой.

(10) Как добиться успеха? С помощью СИЛЫ ВОЛИ. Это у Вас есть, но есть и неуверенность в себе. Вы сомневаетесь в себе больше, чем в любом другом мужчине или женщине. Это не выход. Ложитесь спать в одиночестве и, по возможности, в отдельном месте, даже если оно не больше шкафа для одежды, но в котором нет никакого магнетизма, кроме Вашего собственного, и есть воля УВИДЕТЬ. И поверьте мне, сын мой, «мой дух пребудет с Вами и Вашими видениями» – метафорически, конечно, не так, чтобы это была старая Е.П.Б., – хотя иногда Вы сможете воспринимать старушку как проводника Духа. Это всего лишь вопрос ограниченного времени. Как только Вы заставите свой Дух разговаривать с Духом А, Б или В, Вам не понадобятся уединённые закоулки. В начале это настоятельно необходимо. Я уже это говорила.

(11) «Не получаю никаких указаний»! Имейте большое общество, чем больше, тем лучше; – всё, что является мякиной и шелухой, со временем обязательно отпадёт; всё, что является зерном, останется. Но семя есть в плохих и порочных людях, так же как и в хороших, только его труднее пробудить к жизни и заставить прорасти. Хороший земледелец не останавливается перед тем, чтобы собрать в горсть семена. Он даёт им все шансы. И даже некоторые полусгнившие семена оживают, если их бросить в хорошую почву. Будьте той почвой. Не будьте привередливы в отношении положения дел. Взгляните на меня – всеобщий теософский навоз – верёвка, на которую вешают и которой хлещут, она сделана из посеянного мной льна, и каждый, пучок волокон, из которых она скручена, представляет собой мою «ошибку». Следовательно, если Вы терпите неудачу только «в 9 случаях из 10 в вашей подборке», то Вы добиваетесь успеха в 1 случае из 10, и это больше, чем могут сказать многие другие теософы.

(12) «Путь» – это большой успех – нравственно. У меня есть письма из Бостона от теос[офов]. Я не знаю как высказать ту пользу, которую они извлекут, прочитав его. Вложите в него всё своё сердце. Вдохните в него жизнь, вложив в него свою собственную душу, а не просто душу перипатетика.

(13) За последние два года Вы сделали всё, что могли (и даже больше, чем можно было требовать от Вас) ради ∴ , «Общества» и Дела. Да, эти «несколько истинных душ» станут ядром будущего успеха, и их дети станут таковыми. Но если Общество маленькое и на девять десятых состоит из зла, то на какую устойчивую выборку можно надеяться в будущем? Разве Вы не понимаете теперь, почему бедный Олкотт борется за количество, невзирая на ошибки, провалы и результаты? В тот день, когда он высадился на берег в Бомбее, ему было приказано приумножать и увеличивать, и он слепо делал это с бескорыстной преданностью ньюфаундлендской собаки, которая по зову хозяина бросается за палкой в ревущие волны океана и не задумывается, почему. Вот то самое бесценное качество Олкотта. ВЕРА в своего Учителя и отсутствие жажды награды; из зла вырастает добро, но не тогда, когда мы сеем зло собственными руками. Давайте сеять добро – и если зло взойдет, его унесёт ветром, как и всё остальное в этой жизни – в своё время.

(14) Да, во мне есть «две личности». Но что из этого? В Вас тоже есть две личности; только моя сознательна и ответственна, а Ваша – нет. Значит, Вы счастливее меня. Я знаю, Вы благожелательно относитесь ко мне; и это потому, что чувствуете, что я всегда заступалась за Вас и буду делать это до горького или счастливого конца, в зависимости от обстоятельств.

Мой дорогой друг, то, что Вы говорите о моём желании «продвигать дело и концентрировать всю свою карму», верно, но в то же время и неверно. Добавьте к этому, что я хотела и всё ещё хочу сконцентрировать всю его [дела], также как и свою собственную карму, и Вы будете правы – я одна могу это сделать, и только до тех пор, пока жива. Я мать и создатель Общества, в нём есть мой магнетический флюид, и ребёнок унаследовал все физические, психические и духовные качества своих родителей – недостатки и добродетели, если таковые имеются. Следовательно, только я и, в какой-то степени, Олкотт, можем служить громоотводом кармы для этого. Если бы я этого не сделала, Общество потерпело бы крах три года назад. Но меня спросили, хочу ли я этого, когда я была на грани смерти, и я сказала «да», потому что это было единственным способом спасти его. Поэтому я согласилась жить – что в моём случае означает страдать физически в течение 12 часов дня – и мысленно в течение двенадцати часов ночи, когда я избавляюсь от физической оболочки. Вы первый, кому я рассказываю об этом, потому что Вы вынуждаете меня к признанию. Какой смысл говорить это кому-то ещё? Никто в это не поверит, это только добавит ещё один ком грязи, который можно будет в меня бросить. Теперь Вы знаете. Другое дело, поймёте ли Вы это правильно. И это правда о кали-юге. Однажды я предложила себя в качестве козла отпущения – кали-юга признаёт свою собственность, в то время как любой другой от такого дела, как у меня, втянул бы голову в плечи – обречённый и обременённый в этой жизни хуже, чем бедный слабый, весь в язвах, осёл, которого заставляют тащить в гору телегу, нагруженную тяжёлыми камнями. Это всё. Что я могу ещё сказать?

Про W!Я не имею права вмешиваться в его карму. Я сделала всё, что могла, дошла до самых границ воздействия, до демонстрации искренней симпатии и желания помочь ему. Я спасла его четыре года назад; если бы он был виновен перед Y в Лондоне, я бы спасла его даже тогда и была бы единственной, кто не отвернулся от него. Он знает – если он не находится полностью под влиянием дугпы – что это так. Он знает, что я никогда не грешила против него, и поэтому, зная это, он ненавидит меня за это ещё больше. «Мы всегда ненавидим тех, кого боимся и кому навредили». Он несправедливо боится меня, потому что до того дня, как он уехал в Америку, я ни разу ни одной живой душе не рассказал о его низости в отношении Z Бабу, его дяди. Но когда я недавно получила от Артура письмо с обвинениями, где он открыто говорит, что «все лидеры Теософского общества безнравственны», подразумевая Олкотта и меня (относительно Филад[ельфиского] дела) – и что я знала, что именно W внушил ему это убеждение – я написала графине, что ей следует об этом знать – поскольку в Лондоне ей рассказывали обо мне много грязных вещей, которые были вдохновлены W (напр. Шмихен по секрету рассказывает всем, что W – «чистейший, святейший из людей» сам по себе – был вынужден сознаться, что «Мадам» (я) была очень чувственной, вышла замуж за молодого мужа, имела любовников в США и даже намекал, что я была любовницей Олкотта). И сегодня я рассказала об этом другому человеку, который никогда никому не расскажет и который знает о W больше, чем любой другой человек в Лондоне, – дорогому старине Кейтли, который приехал из Англии, чтобы увидеть меня. Что же я теперь могу сделать? W лгал всем, и также как X настолько скомпрометировал себя, хвастаясь своим ученичеством, что теперь не может из этого выпутаться. Но тогда он либо не верит в Учителей, либо хочет разрушить свои идеалы. Потому что он сказал об этом Кейтли, чего ни я, ни кто-либо другой, преданный делу и Учителям, никогда не сможем ему простить. Он на самом деле сказал ему, что в прошлом году в Барбизоне, во Франции, когда Y охотилась за его скальпом, пытаясь соблазнить его, он отчётливо услышал голос своего Учителя (К.Х.), который говорил ему, что всё зашло настолько далеко, что он (W) должен был сделать одно из двух: либо сделать Y своей любовницей, либо порвать с ней, и что он, (W), выбрал средний путь – не нарушать и не отказываться от своего целомудрия, а переписываться с ней и т. д. и т. п. Это БЕСЧЕЛОВЕЧНАЯ дьявольская ЛОЖЬ – либо это, либо пака-одержимость.

То, что он хочет ограбить TО, я знаю уже более трёх месяцев. И в том, что его ничто не удержит от того, что он это сделает или попытается сделать, я тоже уверена. Он не дурак. Он не пойдёт и не поступит так, как это делает X, – открыто и неуклюже оклеветав Ол[котта] или меня, или отрицая Учителей. Он будет молча и неуклонно работать над своей целью. Он будет притворяться истинным теософом, ведущим свою жизнь и придерживающимся своей собственной линии, позволяя людям сделать вывод, что он вдохновлён свыше и получает помощь свыше. Он не будет говорить людям то или это, ни против Общества, ни против О[лкотта] или меня; но он будет намекать и заставлять людей делать свои собственные выводы, которые он будет внушать телепатически, своими, как выражается С.П.Р., чудесными, глубокими, «святыми» и мечтательными глазами. Потому что он умеет психологизировать, я вам точно говорю. Он индус, и он глубок, как ад, или царство блаженства – для индуистской глубины ума не существует середины. Он знает, что я невиновна в чём–либо по отношению к W, совсем наоборот; но между ним и Ходжсоном существует негласный договор, и я стою у него на пути. Он не собирается возвращаться в Индию и должен создать Общество для себя, главой которого будет он; и в то же время он должен совместить своё прошлое, своё ученичество, преданность Учителям, делу и мне, и своё нынешнее дезертирство. Куломбы рассказали Ходжсону всю историю о Z, его красавице жене (тёте W) и о преступлении самого W, который несколько лет жил с ней в супружеской измене и инцесте – и Куломб, без сомнения, приукрасил эту историю, потому что сама по себе она достаточно плоха. И теперь Ходжсон сказал ему об этом. W пришлось выбирать между тем, чтобы Ходжсон уничтожил его репутацию Иисуса на оловянных колёсах, или позволить ему уничтожить меня. Он колебался более шести месяцев; но когда этот скандал с Y вышел наружу, ему пришлось сделать свой выбор – и – я была принесена в жертву. И с тех пор, с ноября 15 месяцев назад, чета V, X и W стали с Ходжсоном друзьями. U V – его жертва, и ненависть X помогла ему сделать свой выбор. Это чистая правда. С тех пор он начал работать и работал 8 месяцев над U V, прежде чем, по её собственному признанию д-ру Т, она сдалась и позволила себя убедить, что учителя Е.П.Б. были чёрными магами и не лучше. Это её слова. Затем отношения между ним и X подорвали доверие всей семьи Гебхард, за исключением двух стариков. Сейчас Х работает в Англии, а он в Америке. Я не могу помочь, не могу наказать, не могу вмешиваться. Когда он был здесь, я предложила ему вечный союз – что означало вечное молчание, отчасти для того, чтобы спасти Общество от него; он увиливал от этого, до последнего протестуя против дружбы со мной, сыновней привязанности и т. д. и пытаясь настроить меня против Олкотта. Он также пытался подорвать моё влияние на нескольких индусов, написав письма, и ему это удалось – по крайней мере, частично, с Суббой Роу, потому что С.Р. такой же глубокий человек, как и он сам. Вам никогда не победить его – он слишком глубок для Вас, а Вы слишком честны для него. И всё же пообещайте ему спасение души. Возможно, если Учитель поможет, у Вас всё получится. Как я могу «забыть о нём»? Не нужно заставлять его поверить, что он уходит всё дальше и дальше от Учителей. В этом отношении он находится на другом полюсе по сравнению с Ними. Но поскольку он так гнусно клеветал на своего бывшего Учителя, я не думаю, что карма позволит ему так легко отделаться. Что Вам нужно сделать, так это заверить его, что, пока я не увижу негативных последствий его пребывания в Америке, я никогда не упомяну его имени. Но если я увижу, что он действительно грабит Общество, я приму меры к его разоблачению. Я любила его, восхищалась им и уважала его. Я была искренней с ним, как никогда и ни с кем. Теперь я испытываю к нему презрение и наблюдаю за ним только для того, чтобы нейтрализовать его удары по Обществу. Я никогда не обливала его грязью, как он обливает меня и не собираюсь этого делать.

Напоследок. ПЕРЕД ВАМИ ОТКРЫВАЮТСЯ ШИРОКИЕ И БЛАГОРОДНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ, ЕСЛИ ВЫ НЕ ПОТЕРЯЕТЕ ТЕРПЕНИЕ. ПЫТАЙТЕСЬ, ради бога пытайтесь, и почувствуйте меня и услышьте «тихий голос» внутри себя.

Ваша всегда любящая, Е.П.Б.

Письмо ЕПБ к УКД, 19.03.1887

19 марта 1887 Остенде

Мой дорогой Джадж,

Когда червь поселяется в плоде, он доводит свою разрушительную работу до печального конца. Но плод не может этому противостоять, в то время как человеческий плод, наделённый волей, разумом и способностью проникать в суть, в состоянии с этим справиться. Если человеческий плод ещё десять лет назад мог удалить повреждённый участок в себе, но так и не сделал этого по причине отсутствия решимости и стремления выбрать что-то одно из «быть или не быть», то к чему тогда клясть судьбу – паутину собственного изготовления?

Если бы Вы отправились на поиски Учителей сейчас, то Вы бы не нашли их. Человек, желающий посвятить себя Им, должен быть свободен, на него не должны притязать никакой мужчина, никакая женщина. Иначе узы, связывающие Вас с Бруклином, уподобятся верёвке, вечно тянущей Вас назад. Однажды Вы уже это попробовали, пытаясь найти Учителей и проделав полпути им навстречу. И во что это вылилось? В скандал гораздо худший, чем если бы это был любой чистый развод. Вы опутали себя по рукам и ногам, и если Вы не сумеете вырваться из этих пут, они вечно будут Вас душить. Вы должны прийти к недвусмысленному и окончательному решению, и ей придётся выбирать. Держать Вас на привязи, как она это делает, – это всего-навсего обречённое проявление женской ненависти. В этом деле я не в силах дать Вам никакого совета; могу лишь указать Вам на причину, диагностировать неизлечимый недуг. Вы никогда не будете счастливы вне своей естественной, родной стихии.

Вас посещают весьма здравые и благотворные идеи, когда Вы сидите, склонившись над своими причудливыми набросками или рисунками пером. Но эти идеи тают в разреженном воздухе, как только Вы отбрасываете ручку или карандаш. За Вами всё это время наблюдали, бедный мой старый приятель. Учителя и ученики относятся к Вам со всею симпатией. Но кто осмелится прикоснуться к «узам» и путам и разорвать их, кроме Вас самого?

Нет, Вы определённо не знаете себя. Единственная полумера, которая приходит мне в голову относительно Вас, – это предложение приехать и окрепнуть, пожив у меня месяц-другой этим летом. Попытайтесь это осуществить.

Я целыми ворохами получаю из Лондона петиции с просьбами незамедлительно приехать и взять в свои руки бразды правления в Л[ондонской] Л[оже], дабы преобразовать и возродить её. Мне предлагают труп!! Я должна гальванизировать разлагающееся тело, как это сделал Христос с Лазарем. Однако поехать мне всё же придётся. За мною приехали Кейтли, всё уже готово, и не кому-нибудь, а дряхлой, парализованной, с трудом передвигающей ноги старушке предстоит сотворить нового Франкенштейна, который, повзрослев и окрепнув, набросится на свою родительницу, дабы её уничтожить. Ну и пусть. Такова, видно, моя судьба.

Госпожа Кейблз пишет и жалуется, что Вы не отвечаете на её письма – что-то там насчёт Съезда. Всё расспрашивает меня, хочет, чтобы я сказала, кого ей выбрать на данный момент: кумира в Вашингтоне, то есть Коуза, или же кумира её родителей – У.К.Д. Я ей ответила, что она может выбирать любого, кого ей, чёрт возьми, заблагорассудится. Но что лично я выбрала бы Коуза. Для Вас эта дамочка чересчур импульсивна.

Мой совет – наш совет: сохраняйте по крайней мере внешнюю сплочённость. Существование тридцати одного графства, или штата, и Все склоки и раздоры между ними не мешают внешнему миру воспринимать Соединенные Штаты как единое целое. Так пусть и отделения Общества будут столь же свободны, как каждый штат в Америке: ведь любого дурака, какой бы ни засел в Белом доме, признают все штаты, и тем не менее каждый штат имеет свои собственные законы. Отдел управления упразднён, не так ли? Почему бы тогда не позволить, а может, даже и помочь Коузу выполнять свою работу в качестве независимого президента своего отделения? Пусть каждый филиал будет предоставлен собственной карме. «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». Установите правило, согласно которому любой собрат, уличённый в злословии в адрес другого, будет исключён после вторичного предупреждения. Сделайте это правило категорическим и первоочередным для всех. Пусть каждый либо выметается из Общества, либо попридержит язычок и займётся своим собственным делом. Семь поваров за жарким не уследят. Введите ещё одно правило: в тот день, когда кто-либо вступит в Общество, между прошлым этого человека и его собратьями по Обществу будет воздвигнута стена. Никто не имеет права критиковать собрата за то, кем он был и чем занимался до вступления в Общество. Но никакого снисхождения к тому, кто предаётся распутству, клевете и ведёт дурной образ жизни, уже вступив в Общество.

Тот, кто делает всё, что в его силах, и знает, как это делать, – делает достаточно для Них. Это – послание для Вас. Ваш «Путь» начинает вырываться вперёд, затмевая наш «Теософ». Это просто превосходно. Статьи Бьеррегора очень, очень хороши. Один только «Путь» является свидетельством Ваших свершений для теософии. А в каждом штате, где действует Теософское общество, можно создать тайную группу. Вступите в три, пять или семь таких групп и работайте в одном и том же направлении. Замечайте любое событие, любую случайность в своей повседневной жизни, вплоть до самых пустяковых, а потом встречайтесь раз в неделю и сравнивайте их, выясняйте оккультные причины и следствия, взаимодействие и соотношение этих событий и присматривайтесь: не ведёт ли Вас чья-то рука, не узнаете ли Вы ту руку, что задерживает одни события и ускоряет другие, – и всё это без малейшего вмешательства в действие закона кармы.

Если Вашу группу можно будет привести к строгому единомыслию, к единству целей и к гармонии, то Вы станете ощущать указания и правильное направление, в котором следует двигаться, воспринимать их столь же ясно, как Бишоп и К^о воспринимают едва ощутимое напряжение мускулов той руки, с которой происходит соприкосновение. Это метод подготовки младших чела – там, на родине. Они фиксируют любое незначительное обстоятельство, сравнивают накопленные цифры, выводят из этих посылок свои заключения, и эти выводы безошибочно ведут их вперёд. Это помогает обострению интуиции и чувствительности, воспримчивости, развивает ясновидение, и каждый чела привыкает мгновенно распознавать мельчайшие изменения в невидимой ауре вечно присутствующих рядом мыслей своего гуру, который направляет события, но никогда не творит их. Понятно ли Вам это, о агнец божий? Попытайтесь уразуметь.

Бедный, бедный мой друг, как же Вы чертовски глупы при всём Вашем интеллекте, ирландско-индусской остроте восприятия и прочем. Это тот самый червь, что подгрызает Вашу проницательность, способность смотреть вглубь. Это злой дух Вашего семейного очага, так прочно внедрившийся в Ваши мозги, что они едва способны действовать после очередной методистской головомойки. О мой бедный подавленный друг, чего бы я только не отдала, чтобы вам помочь! Но как мне бороться с Вашим ирландским эго, которое вступает в перебранку с Вашим индусским, «мягким» эго и пытается его перекричать?

Я стараюсь быть с Вами столько, сколько могу. Я часто наблюдаю за Вами. Следите за тенями на стенах вокруг Вас и черпайте силы у той, которая бывает рядом с Вами чаще, чем Вы об этом подозреваете. Не противоборствуйте Коузу в его вотчине. Ради меня, действующей на внешнем плане, не выступайте против него открыто. Он – орудие в руках кармы, а Вы мешаете проявлению этого закона.

Будьте сильны, спокойны, тверды и полны надежды. Вам ведь ещё нет и сорока лет.

Искренне ваша,

Е.П.Б.

Письмо ЕПБ к УКД, 12.08.1887

Август 12 [1887]

Дорогой Джадж!

Чтобы лучше понять мою сегодняшнюю телеграмму, знайте, что в течение нескольких дней я размышляла над Вашим письмом и письмом Коуза, ощущая ту огромную ответственность, которую Вы хотите на меня взвалить. Но позапрошлой ночью мне показали нынешнее состояние теософии и теософских обществ с высоты птичьего полёта. Я увидела горстку искренних, надёжных теософов, сошедшихся в смертельной схватке со всем миром и с другими теософами – номинальными, но честолюбивыми. Число первых значительно больше, чем Вы можете предположить, и они одержали победу, точно так же, как в Америке победите Вы, если только будете твёрдо следовать программе Учителей и останетесь верны себе. А прошлой ночью я видела ∴ и теперь ощущаю себя сильной – такой, какова я в своём теле, и готовой сражаться до последнего вздоха за теософию и немногих верных ей людей.

Вы готовы помогать мне и дальше приносить эту жертву – принять и постоянно нести это пожизненное, воистину тяжкое бремя? Мой выбор сделан, и я от него не откажусь. Я остаюсь в Англии, посреди воющих волков. Здесь я нужна и нахожусь поближе к Америке; там же, в Адьяре, зреют тёмные заговоры против меня и бедного Олкотта (что Вам будет легче понять, прочитав письмо Берта и приложенное к нему одно из писем Олкотта), и я могу лишь сама защищаться, но не в состоянии приносить пользу Обществу и Делу. Силы защитников настолько скудны, что их необходимо очень разумно распределить по всему земному шару, везде, где теософия сражается с силами тьмы. Пусть О[лкотт] остаётся в Адьяре – я же останусь здесь. Если Вы с Коузом осуществите план, то у нас будут четыре больших и мощных центра: Америка, Париж, Индия, Англия.

Слова, сказанные ∴ таковы:

«Пусть оба объединятся и претворят в жизнь свою идею тайного совета. Но для эффективной работы необходимы два условия: (1) честная, добросовестная работа, выполняемая в полном согласии и подкреплённая обещанием поддерживать друг друга и оставаться едиными в счастье и в горе, в победе или в поражении, которому никогда не будет позволено достичь своей кульминации, если эти два человека сохранят верность друг другу; (2) чтобы заставить замолчать критиканов и оппонентов, президента и генерального секретаря следует избирать пожизненно».

Это могут осуществить Ваши личные сторонники, и это обязательно будет сделано, если Вы поручитесь за успех и воспользуетесь помощью ∴ здесь, в США: он станет помогать Вам так же, как «Илларион» помогает нам здесь. Если президент будет постоянным, то никакие протесты, никакая критика не возымеют эффекта. Во всем США не найдётся человека, более подходящего для борьбы за теософию и её Общество, чем Э. Коуз; нет человека, более преданного Им и делу и столь же пригодного для этой цели, нежели Вы. Это слова самого ∴ . У вас обоих есть свои недостатки, бывают промахи, но всё это с лихвою перекрывается вашим соответствием теософской работе и необходимыми для неё особыми качествами. При том, что вы оба представляете собою полярные противоположности, это лишь станет притягивать к вам людей с противоположных концов. Эти противоположности станут вашей силой и мощью, слившись воедино, – или вашим крушением, причиной вашего поражения, будучи разведены в стороны.

Объединяйтесь, объединяйтесь, говорю я вам, и вы достигнете высшей цели, ради которой вас так долго вели к примирению и по пути к которой вы, образно выражаясь, успели расквасить друг другу носы. Займите моё место в Америке, а после того как я окончательно уйду, – в Адьяре. Если у Вас не больше личных амбиций, чем у меня (а я знаю, что не больше – только боевитость), то для Вас это будет не большей жертвой, чем для меня – держать Олкотта при себе президентом, проклиная его с утра до вечера и в то же время зная, что нет для этой работы человека лучше него.

«Для него это вообще не является жертвой, – сказала я, – если я, конечно, знаю своего У.К.Д.» – «Нет, в действительности, конечно же, нет, однако иллюзия того, что это – жертва, ещё может крепко держаться в теле “старика”», – заметил ∴ . Так ли это? Надеюсь, что нет.

Dixit. Мне больше нечего Вам сказать, пока я не получу Вашего ответа. В работе я навсегда «искренне Ваша». Располагайте мною, я буду тем, что Вам нужно, и стану помогать Вам изо всех сил; если Вы согласитесь, то пришлите мне инструкции относительно моей части работы, и тогда поживём – увидим.

Насчёт «заговора в Адьяре». Он начался вскоре после празднования очередной годовщины. Я получила обращение за подписями 107 человек, которых возглавили Субба Роу, Купер-Оукли и Нилд Кук; меня просили вернуться в Адьяр на следующую годовщину. Затем на сцену вышел Субба Роу со своими нападками на меня и на семь принципов (см. письмо Берта). Сегодня госпожа Кук, умирающая от рака, в отчаянии пишет Берту, пытаясь узнать у него, что же нашло на её брата в Адьяре. К[упер]-О[укли], С[убба] Р[оу] и иже с ними плетут интриги, пытаясь помешать моему возвращению в Адьяр, используют страшилку падре о «русской шпионке» и т. д. Вся эта братия (кроме самого С[убба] Р[оу]) непрестанно пишет письма о том, что Учитель якобы настроен против меня и направляет С[убба] Р[оу] (!), каким образом хотя бы частично уменьшить причинённое мною зло!! Они говорят, что Л[ондонская] Л[ожа] здесь уже практически потеряна, что она, по сути, погибла под моим злостным влиянием, подвергнувшись психологической обработке с моей стороны. Олкотт, как видите, пишет, что Совет единогласно принял резолюцию о том, чтобы просить меня отложить моё возвращение.

Все это я знала; мне был известен смысл слов Нилда Кука: Субба Роу – единственный, кто в силах спасти Общество (основанное мною!), и он готовит какую-то великую реформу. Бедные глупцы!

Что ж, я пробудила к жизни Франкенштейна, и он теперь норовит сожрать меня. Вы один в состоянии спасти этого демона и сделать его человеком. Вдохните в него если не Дух, то хотя бы Душу. Станьте его спасителем в США, и да снизойдет на Вас благословение моих Старших.

Ваша «старушка»,

правда, всегда готовая раскрыть Вам свою внутреннюю жизнь, если Вы только как следует возьмётесь за работу.

Е.П.Б.

Пожалуйста, обратите внимание Коуза на одну новую книгу, изданную нашим врагом Лилли, «Буддизм в христианстве». Прочтите страницы 358 и 404 и сообщите мне, можно ли найти худший пасквиль, чем это произведение!

Письмо Б. Кейтли к УКД, 08.1887

[Август 1887] Линден-Гарденс, 30 Бейсуотер Лондон, Вест Энд

Мой дорогой Джадж,

Ситуация в Адьяре выглядит настолько угрожающей, что я чувствую, что должен Вам об этом написать, чтобы Вы были готовы ко всему, что может произойти. Я покажу это письмо Е.П.Б. и не отправлю его, если она его не одобрит; хотя, конечно, я могу описать только то, что услышал сам, и выводы, которые у меня сформировались.

1. С тех пор, как Е.П.Б. приехала в Европу, и Арч, и я получали смутные таинственные предупреждения о ––– я чуть было не сказал ––– против неё. Говорили, что она собиралась уничтожить ТО, основав конкурирующее общество; что она собиралась «психологизировать» всех нас; подчинить нас своему влиянию и т. д. и т. п. Были даны различные намёки на то, что Учителя «бросили» её, что она больше не является их проводником; что она (Е.П.Б.) действительно мертва и что кто-то – не совсем белый – вселился в её тело (последнее подразумевалось лишь очень смутно).

2. Было сказано, что «не было разработано последовательной философии или доктрины»; что может быть С[убба] Р[оу] (возможно) привлечь к удовлетворению этой потребности; что ТО должно быть поставлено на новую и более прочную основу.

Всё это постепенно «лилось по капле» с тех пор, как Е.П.Б. вернулась в Европу. На намёки о ней я никогда не обращал внимания – у меня было своё мнение, и я твёрдо его придерживался. Другая часть, касающаяся философии и т. п., звучала благовидно – мы все знаем, насколько неполны наши знания – и, безусловно, организация Общества действительно может быть улучшена.

Однако я тоже не придавал этому особого значения, поскольку это была не моя работа, и я не думал, что это к чему-то приведёт.

Затем миссис О. вернулась в Англию и начала пытаться настроить нас против Е.П.Б. Я подумал, что это было личное разочарование – опроверг её утверждения и больше об этом не думал.

Затем последовали нападки С.Р. на учение о семи принципах в его первой лекции по Бхагавад-гите. Это напомнило мне обо всём вышесказанном, и у меня возникли подозрения. Атака продолжалась и развивалась – против Е.П.Б., «Эзотерического буддизма» и даже против учения, изложенного в письмах Учителей – в статье С.Р. «Микрокосм».

Е.П.Б. сказала мне, что С.Р. не написал ей ни строчки с тех пор, как она покинула Индию, хотя она писала ему несколько раз; и я знаю, что её ответ на его критику в отношении 7 принципов был непосредственно ему отправлен, сопровождаемый любезнейшим письмом, разрешающим ему отказаться или изменить ответ так, как он выберет.

Так вот, во времена куломбовского скандала, когда Лэйн Фокс был в Индии, регулярно предпринимались попытки полностью изгнать из Общества Е.П.Б. вместе с полковником. Лейн Фокс безвинно запутался в этой схеме, поскольку стремился к реформам, и был использован людьми, которых он неправильно оценил. Как бы то ни было, с тех пор он только наблюдал за игрой.

Неделю или две назад было получено письмо из Адьяра, в котором говорилось, что Махатма прочитал статью С[убба] Р[оу] «Микрокосм» и написал ему письмо, в котором её одобрил.

Подводя итог, можно сказать, что Купер-Оукли, Нилд Кук и С.Р. находятся в одной лодке. Теперь К.-О. находится под каблуком своей жены, видит её глазами, слышит её ушами и делает то, что она предлагает. И она – я знаю это по личному опыту является изо всех женщин самой опасной и склонной к интригам, и что она совсем не дружелюбна ни лично к Е.П.Б. и полковнику, ни к истинным интересам ТО.

Таким образом, напрашивается вывод, что в Адьяре существует обычный заговор против Е.П.Б., полковника и даже Учителей или, по крайней мере, их учения и линии, которую они установили для Общества. Кто на самом деле стоит за всем этим, я не могу сказать. Я не думаю, что К-О. или Н.К. являются чем-то иным, кроме как слепыми инструментами, которые заставили С.Р. сотрудничать с ними, льстя его тщеславию, настраивая его против Е.П.Б. и, возможно, воздействуя на его страх, что Е.П.Б. может выдать слишком много истинных знаний нам, западным людям. Потому что С.Р. является брамином и обладает присущей брамину скрытностью и желанием сохранить эзотерические знания как исключительное достояние своей касты.

В целом, я склонен думать, что кто-то гораздо более хитрый и могущественный дергает за ниточки, которые заставляют танцевать всех этих марионеток. В любом случае, как бы то ни было, я совершенно уверен в одном, а именно, что они намерены держать Е.П.Б. подальше от Индии и, по возможности, разрушить её влияние в ТО, а также весомость и ценность любых учений, открытых через неё.

И это ещё не всё, потому что я более чем подозреваю, что мы увидим, как С.Р. и двое других отделятся и создадут собственное новое общество в противовес TО, если им не удастся получить контроль над последним.

Более того, я очень сильно ошибаюсь, если полковник тоже не подозревает, что происходит что-то в этом роде. Он более чем намекал на это в письмах, полученных несколько дней назад в ответ на несколько писем, написанных ему Финчем и другими здешними.

Е.П.Б. также показала мне два письма от Олкотта, в которых он, кажется, частично осознаёт опасность. Он настоятельно призывает её немедленно вернуться в Адьяр, но затем продолжает убеждать её, что она должна быть очень дипломатичной и уступчивой и «возможно, ей удастся вернуть С.Р.». Полковник, должно быть, не видит истинной природы нападения, когда он рекомендует такую выжидательную политику, и, прежде всего, когда он хочет, чтобы Е.П.Б. в одиночку и без посторонней помощи отправилась в лагерь в Адьяре, поскольку он сам не собирается там оставаться, но говорит о том, чтобы уехать в Японию и оставить её одну в штаб-квартире. В этом он, безусловно, поступает неразумно, и я верю, что Е.П.Б. не подумает о поездке в Адьяр, если только у неё там не будет защиты и кого-то, кто поможет ей. В противном случае её последние силы будут растрачены впустую в бесконечных ссорах и трудностях, и последние дни её жизни будут по-настоящему горькими.

Судя по его письмам, полковник разбирается в ситуации недостаточно, чтобы справиться с ней или даже оказать реальную поддержку Е.П.Б. Он слишком сильно боится С.Р. и англичан в Адьяре, с одной стороны, и, что хуже всего, – похоже, у него в голове сложились какие-то извращённые представления о Е.П.Б., с другой стороны. Он относит на её счёт все ссоры и перепалки по пустякам, которые возникали в ТО, и вообще, кажется, не до конца верит в её мудрость.

Поэтому, чем больше я думаю, тем больше я против того, чтобы она возвращалась в Адьяр, если только с ней не поедут настоящие друзья; и даже тогда я сомневаюсь, что удастся добиться каких-либо долговременных изменений к лучшему.

Это всё, что я хотел сказать, и я надеюсь, что Вы внимательно обдумаете это. Конечно, рассматривайте это письмо как конфиденциальное и личное. (*)

Братски Ваш,

Бертрам Кейтли, член ТО

P.S. Я показал это Е.П.Б., и она хочет, чтобы я передал его ей, чтобы она отправила его Вам вместе с тем, что она напишет – так я и делаю. Она одобряет содержание.

(*) Я попросила его разрешить Вам показать содержимое профессору Коузу, поскольку я была заинтересована, чтобы он это увидел. Он согласился. Он ничего не знает о наших новых отношениях, и никто, кроме нас троих, не должен знать о них. Мы должны сохранить изначальное TО любой ценой. Берт не рассказал Вам и половины из того, что происходит в Адьяре, потому что он этого не знает, но всё, что он говорит, – чистая правда, и Вы должны действовать соответственно. К-О. пишет всем, кому он только может придумать, пытаясь подорвать прежнее учение, разрушить философию нашего Учителя и всё такое. Это обычный заговор, о котором бедный О[лкотт] почти ничего не знает. Но пока это продолжается, я отказываюсь возвращаться в Адьяр, (да и должна ли?). Учитель позволяет этому продолжаться. Плохие времена, мой бедный Джадж, ещё больше раздоров и драк, чем когда-либо. Да благословят ОНИ вас обоих и да помогут вам в работе. Все дугпа против нас.

Ваша, Е.П.Б.

Письмо ЕПБ к УКД, 15.09.1887

15 сентября 1887 Майкот

Дорогой мой У.К.Д.,

Либо я что-то напутала и написала одно, подразумевая при этом нечто совсем иное, либо Вы меня неправильно поняли. Учитель предложил, как Вы изволите выражаться, а не приказал (ибо Он больше не «приказывает» с того момента, как началось раскрытие характера каждого крупного теософа), и поэтому Он приказал (только мне) телеграфировать вам обоим и спросить, готовы ли вы, прониклись ли желанием, созрели ли вы для того, чтобы вас избрали пожизненно. Это не значит, что вас должны избрать прямо сейчас и что начинать следует именно с этого. Начинать со смены фасада было бы смешно и абсурдно. Это означает только то, о чём я Вам телеграфировала.

Для начала вас обоих нужно избрать сроком на один год, а затем, в том случае, если вы будете готовы дать обет пожизненного служения, тогда незримые силы направят течение дел и событий в такое русло, что вы будете единогласно избраны пожизненно (точно так же, как избрали нас с Олкоттом), дабы продолжать нашу работу после того, как мы уйдём из жизни. Вы понимаете, что, собственно, это значит? Это значит, что если вы не согласитесь, то обречёте меня на печальную жизнь и печальную смерть, ибо всё это время меня будет терзать мысль о том, что теософии приходит конец; что в течение нескольких лет я буду не в состоянии помогать ей и направлять её развитие, ибо буду действовать в теле, которому предстоит уподобиться нирманакайе, потому что даже в оккультизме существуют такие вещи, как неудача, промедление и нестыковка. Но я вижу, что вы меня не понимаете.

Джадж, попытайтесь понять. Что бы Вы ни предприняли, поспешите, ибо Вы не знаете, что может произойти завтра. К тому же Вы ещё не умеете беспристрастно разбираться в людях, заглядывая за плотную завесу майи. Если Вы испытываете к кому-то любовь и привязанность, то не замечаете его пороков; если же кого-то не любите, то всячески преувеличиваете его недостатки. Всё это так естественно и так по-человечески, мой дорогой друг, но – не по-теософски.

«Люцифер» Вам уже выслан. Мне не нравится его первый номер, точнее, я им недовольна. Я постаралась сделать его совершенно непохожим на «Путь» и «Теософ», дабы их интересы не сталкивались и они не вредили друг другу, но теперь то, что из этого вышло на деле, меня раздражает.

Поехать в Индию, прежде чем англичане меня выгонят? Вы, наверное, хотите сказать, прежде чем англичане меня загонят кое-куда, ибо именно это произойдёт, если я поеду. Нет уж, спасибо. Думаю, что я полезнее здесь, в Лондоне, на свободе, нежели в Адьяре в тюрьме как русская шпионка – по одному лишь подозрению.

Всегда искренне Ваша,

Е.П. Блаватская

Поступайте как угодно. Не спрашивайте моего совета, потому что в действительности я готова сделать всё, что Вы мне скажете, вот только советовать Вам ничего не стану. Пусть всё идет своим чередом согласно карме.

лично

Это только что написанное письмо Вы вполне можете при случае показать К[оузу]; следовательно, я не написала в нём ничего такого, что могло бы помешать Вам поступить подобным образом. Но то, что я Вам говорю, это истинная правда. Учитель, по каким-то своим соображениям, хочет, чтобы вас избрали пожизненно, – это ясно как божий день. Я не могу написать К[оузу], что это было испытанием, поскольку таковым оно не являлось: это был просто вопрос, на который вы оба ответили.

Я готова как угодно приврать, когда речь идет о мирских принципах, но не могу лгать, когда дело касается Учителя. Я ещё меньше, чем Вы, хотела бы видеть этого человека и вообще кого угодно (кроме Вас) избранным пожизненно. Но коль скоро это входит в программу будущей деятельности и общей политики, то я вынуждена подчиниться, как бы неприятно ни было это для меня лично. Однако если мне не нравится подобная идея, то лишь потому, что я больше никому не верю, за исключением Вас и, возможно, Олкотта. Я утратила остатки своей веры в человечество и вижу и ощущаю (и не без оснований, если угодно) повсюду одних лишь Иуд. Но с Вами всё совсем по-другому. Вы не желаете, чтобы этого человека избрали пожизненно, ибо Вы преувеличиваете его дурные наклонности, его «уловки» и мстительность.

Что ж, Вы правы лишь относительно последнего порока. Коуз и вправду мстителен, потому что он горд, и если Вы сейчас сделаете его своим врагом, то Вы своими собственными руками задушите теософию в США. Что он мстителен, это верно, но он отнюдь не лжив и не склонен ловчить. Вы его просто не знаете. Он необыкновенно восприимчив, просто ужасно. Он больше, чем медиум, ибо он вводит в заблуждение не только своих «клиентов», свою публику, но и самого себя, что другим медиумам не свойственно. Он самовнушаем в высшей степени. Это заходит так далеко, что Вы можете раскусить те или иные его «трюки» и считать их именно таковыми, тогда как сам он будет верить в них как в истину и непреложный факт. Коуз – то же самое, чем был Магомет, хотя Магомет и основал религию, которая в 1000 раз лучше любой другой, кроме буддизма. Какое вам дело до кармы Коуза, если этот человек добивается благих результатов для теософии? Коуз – наш последний козырь. Если Вы его потеряете, то и для Вас, и для нашего дела битву можно считать проигранной, вот что я Вам скажу. Это наше Ватерлоо. Олкотт слишком слаб, хотя и выглядит крепким.

Весь план, что Вас так «расстроил», «план на всю жизнь», является одним из последствий женитьбы Коуза на госпоже Бейтс. Эта женщина – просто ангел, к тому же она – мой лучший друг среди женщин. Она станет для Коуза настоящим спасением. Этот человек глубоко несчастен в своём уязвленном самолюбии, потому что общество забрасывало его грязью в течение двадцати лет, когда он этого совершенно не заслуживал. Есть в нём нечто от традиционного «падшего ангела», и я ещё раз повторяю: Джадж, Вы просто не понимаете этого человека. Дайте избрать его на один год, а там посмотрим. Но что бы Вы ни делали, во имя милосердия, во имя Учителей, ради себя самого и ради общего Дела не становитесь вновь врагами. Я чувствую себя глубоко несчастной и пребываю в отчаянии, и это Вы довели меня до такого состояния. Я об этом деле уже и не помышляла, я отказалась от всяких мыслей об этом, когда услышала, что между вами обоими намечается какое-то политическое соглашение. Меня предупредили. Затем из Вашингтона одновременно пришли письма от вас обоих. Учитель велел мне вам телеграфировать, что я и сделала, а теперь, оказывается, Вы этим расстроены!

Мой самый дорогой друг, Вы не можете сделать человека теософом, руководствуясь своими чувствами к нему. Но Вы в состоянии создать превосходное оружие, волшебный «молот Тора», с которым Вы сами можете стать Тором, непобедимым в схватках со злобными «инеистыми великанами» этого грешного, погрязшего в материализме мира. Мы должны делать всё, что в наших силах, пользуясь подручным материалом – или же немедленно прикрыть нашу «лавочку». Аминь.

И да просветят вас Учителя.

Ваша, ∴

Письмо ЕПБ к теософам США, 27.09.1887

Теософам Соединенных Штатов и Американскому Теософскому Совету 27 сентября 1887 Западный Лондон, Лэндсдаун-роуд, 17 (Холланд-Парк)

Дорогие братья и сёстры,

Ввиду того, что съезд, состоявшийся в апреле 1887 года, оставил открытым вопрос о должности президента, по распоряжению Тайного Совета Священного Братства, наделившего меня изначальными полномочиями в качестве основателя [Теософского] Общества, во исполнение данных полномочий я назначаю д-ра Эллиота Коуза, президента Гностического теософского общества (Вашингтон, федеральный округ Колумбия), президентом Американского теософского совета с этого дня и до очередного съезда и поручаю моему соучредителю, У.К. Джаджу, генеральному секретарю [Теософского] Общества в Америке, довести факт данного назначения до сведения всех отделений [Теософского] Общества. Президент обязуется выполнять и защищать действующую Конституцию, принятую в апреле 1887 года.

С братским приветом,

Е.П. Блаватская по распоряжению Тайного совета

Письмо ЕПБ к УКД, 22.08.1887

22 августа [1887]

Любезнейший У.К.Д.,

Я только что закончила самое длинное письмо Коузу. Надеюсь, он покажет его Вам и тем самым избавит меня от необходимости переписывать всё заново.

Хотите узнать ключ ко всему этому? Ну, это очень просто. В «теософии» мы радуемся (по крайней мере, в нашем Теософском обществе мы должны, как это делают ОНИ в «теософии») больше одному раскаявшемуся грешнику, чем 99 святым и т. д. Он собирается пожениться с моей самой милой сердцу подругой, миссис Э. Бейтс. Я была против этого раньше больше не буду, потому что учитель выбил из меня все возражения одним словом: «Это его (Коуза) спасение души». Когда он женится на таком ангеле, его благополучно можно будет сделать президентом – всё, что угодно, чтобы помочь теософии в Америке, при условии, что он работает в гармонии с Вами. Что бы Вы ни попросили меня сделать – на запросе должны стоять две ваши подписи. В противном случае я ничего не делаю.

Теперь, Джадж, не унывайте. Мы поднимем Ваш «Путь» выше любого другого журнала. Теперь мистер Синнетт обещает поработать над подпиской на него, и я заставлю других сделать то же самое. Я готовлю несколько статей, которые отправлю Вам и напишу в «Путь» за своей подписью, чего я не делаю в «Люцифере».

Когда вы собираетесь выходить в свет, я имею в виду Вас и Коуза? Как это будет сделано? Пожалуйста, напишите, ПОТОМУ ЧТО Я ДОЛЖНА ЗНАТЬ. Я смотрю на Вас и наблюдаю за Вами, старина. – ДА ПОЧУВСТВУЕТЕ ВЫ ПРИСУТСТВИЕ УЧИТЕЛЯ!

Всегда Ваша в истине,

Е.П.Б.

P.S. Ваш новый ученик уже объявился?

Письмо УКД к ЕПБ, 18.05.1888

18 мая [1888]

Дорогая Е.П.Б.,

Пожалуйста, ответьте на это письмо. Так много людей начинают просить меня быть принятыми в чела, что я должен что-то сделать, поэтому я составил прилагаемый документ, который Вы можете прислать мне с каким-нибудь официальным заверением, если сочтёте его правильным – или пришлите что-нибудь другое, что у меня должно быть. Если у Вас другое мнение, то, пожалуйста, скажите мне, как лучше поступить.

Я знаю много хороших людей, которые преуспеют и станут скалой, о которую разобьётся враг, и этот план воодушевит их. В общем, укажите что-нибудь.

Как всегда,

Уильям К. Джадж

Уильяму К. Джаджу: Вам поручено собрать в Соединённых Штатах вместе всех тех людей – членов Теософского общества, которые имеют или выражают желание служить Делу Благословенных Учителей. В каждом случае Вы должны делать это с пониманием того, что отобранные лица тем самым не становятся учениками Учителей, а просто получают возможность предварительно испытать себя, и в каждом случае Вы будете брать у просителя письменное заявление, прежде чем вносить его в свой личный журнал имён, чтобы они поняли, на какой основе Вы их таким образом принимаете. Ничего не обещано, каждый получит только то, что он или она заслуживает – ни больше, ни меньше, и все должны быть верны Делу, Учителям и основателям Теософского общества –

Утверждаю и т. д. и т. п.

Письмо УКД к ЕПБ, 14.07.1888

14 июля 1888

Дорогая Е.П.Б.,

Один из Ваших многочисленных поклонников передал мне в руки 23 доллара на Ваши личные расходы. Не задавайте никаких вопросов, а просто положите их в свой личный кошелёк.

Как всегда,

Уильям К. Джадж

Письмо ЕПБ к УКД, 23.10.1888

23 октября 1889 Лондон

Он или она, кто верит, что при любых обстоятельствах, провокациях, сплетнях, клевете или чём–либо ещё, придуманном врагом, Е.П.Б., когда–нибудь даже помыслит о том, чтобы пойти против У.К.Д., не знает Е.П.Б., даже если он или она действительно знает Е.П. Блаватскую или думает, что знает её.

Эта идея абсурдна и нелепа. Если У.К.Д. разозлится из-за какой-нибудь провокации – более чем на 5 минут по городским часам, – то он просто лопух. Е.П.Б. отдала бы 7 десятков Бриджев, 77 десятков Нойесов и всё эзотерическое сообщество в США за одного У.К.Д., который на протяжении уже нескольких эонов является частью её самой. Те, у кого есть уши, услышат, те, кто глух и слеп, пусть запасутся протезами ушей и глаз, или – исчезнут. Эзотерическая секция и её жизнь в США зависят от того, останется ли У.К.Д. её действующей силой, чем он является сейчас. В тот день, когда У.К.Д. уйдёт в отставку, Е.П.Б. будет практически мертва для американцев. У.К.Д. – это антахкарана между двумя манасами – американской мыслью и индийским, или, скорее, транс-гималайским эзотерическим знанием.

Сказано!

Е.П.Б. ∴

P.S. У.К.Д. было бы лучше показать это, чтобы запечатлеть в сознании всех тех, кого это может касаться.

Е.П.Б.

Письмо ЕПБ к УКД, 07.07.1889

7 июля 1889 Фонтенбло, Франция, отель де ла Вилль де Лион & де Лондр

Мой дорогой У.К.Д.,

Поскольку меня тайно похитила госпожа Ида Г. Кэндлер из Бостона и заставила приехать сюда отдыхать на месяц, у меня сейчас появилось немного времени, чтобы написать Вам и высказать всё, что я должна была Вам сказать и что осталось невысказанным со времени Вашего отъезда.

1. Я не благодарю Вас за тех двух человек, которых Вы сюда прислали и в отношении которых я сделала всё, что Вы хотели, в точности следуя Вашим инструкциям. Я подружилась с ними обоими и ничего против них не имею; они любят меня, я люблю их, но применительно к нашей работе здесь ни от одного из них пользы нет ни на грош. И Фуллертон, и Лейн в Англии оказались совершеннейшими неудачниками. Первый хотя бы работал и делал всё, что мог; второй же не прикасается ни к чему и не говорит ни о чём, кроме самоубийства. Через пять дней после своего приезда он отправился на остров Уайт и пробыл там две недели; как только я отплыла во Францию, он уехал в Шотландию.

Я ничего не могу сделать для него.

2. In re [относительно (лат.)] Э[зотерической] С[екции]. Теперь Вы знаете, то есть должны знать, ибо ситуация полностью определилась, что если потерять сейчас Э[зотерическую] С[екцию], то рухнет всё Теософское общество в Америке, за исключением нескольких пустяковых отделений. Потеряйте его – и сами Вы станете беспомощны и бесполезны. Э[зотерическая] С[екция] – это пульсирующее сердце Теософского общества, и без него Теософское общество останется лишь фикцией, и больше ничем.

Если бы у нас было 100 Анни Безант и Гербертов Берроузов, то Теософское общество могло бы со временем стать истинным Братством, ядром будущего благосостояния человечества, как во «Взгляде назад». Но у нас только одна Анни, один Герберт – и сотни сентиментальных и наполовину, если не совсем, эгоистичных дурачков, которые ссорятся и спорят и губят всё в целом.

Так что истина в том, что вся сила коварства Коуза направлена против одной лишь Э[зотерической] С[екции], а следовательно, и против меня. Если Вы этого не понимаете, то, значит, Вы не тот проницательный ирландец, которым я Вас считаю. Теперь Вы знаете, что Коуз вас ненавидит, однако нападает только на меня, хотя до недавнего времени он не испытывал ко мне ненависти, а возлагал на меня большие надежды – относительно себя самого. Коуз знает, что, как только он разрушит Э[зотерическую] С[екцию], он остановит сердце и всю жизнедеятельность Теософского общества в Америке, – вот и действует соответственно. Коуз в своём роде мудр, а Вы, как я вижу, нет. Прочтите интервью, которое он дал репортеру «Вашингтонской звезды» (Washington [Evening] Star), и посмотрите, как изощрённо он действует. Весь его замысел сводится к тому, чтобы отождествить теософов с бутлеритами и сделать в глазах публики идентичными такие понятия, как «эзотерический» и «эзотерики Теософского общества», что должно нас погубить. Так что же мы можем противопоставить этому человеку? Вы выгнали его, исключили его, а он выступает, как если бы он являлся президентом Теософского общества, имея наглость заявлять, что «мы (то есть Коуз) не собираемся позволять ей (то есть Блаватской) делать то-то и то-то». И он по-прежнему будет насмехаться над нами: ведь у него есть деньги, и он в состоянии купить с потрохами самого дьявола, а у нас денег нет, и газеты отказываются печатать наши ответы ему.

Теперь я заявляю, что единственным нашим спасением от этого является Э[зотерическая] С[екция], и, как бы плохо ею ни руководили, большинство её членов всегда останутся верными нам, и, если бы мы только смогли образовать ответвления этого Общества и основать эзотерические ложи, президенты которых отвечали бы за своих членов и получали бы по одной инструкции на всю ложу (пусть по две-три, пусть по нескольку), вот тогда всё было бы в порядке.

Ваше предложение упразднить должности семерых советников невыполнимо и, простите, абсурдно. Вы что, хотите выставить меня ветреной дурой, на которую нельзя положиться? Я только что назначила этих людей, а теперь должна их вышвырнуть? Нет, сэр. Мне велели это сделать, и я сделала; если же (из-за Вашего промаха и упрямства) Э[зотерическая] С[екция] рухнет, то эти семеро падут вместе с нею, и я тоже – за компанию. Ибо как только Э[зотерическая] С[екция] рухнет, я окончательно отойду от Теософского общества. Уж в этом я клянусь. Между глупостями, которые порют, с одной стороны, Олкотт, а с другой – Харт, Теософское общество будет не более чем фарсом. И я Вас уверяю, что Коуз это прекрасно знает, и если Вы позволите ему победить, то пусть на Вас обрушится бремя кармы. Делайте что угодно и как угодно. Даю Вам карт-бланш. До тех пор, пока будет продолжаться брожение и жизнь в Э[зотерической] С[екции] не войдёт в нормальное русло, я буду давать Вам указания, которые, даже попади они в руки врагов, всё равно не причинят нам никакого вреда. Чтобы я делилась с учениками серьёзной информацией, пока не узнаю как следует своих чела? Да ни за что! Ладно, всё это ещё цветочки, а чтобы увидеть ягодки – ведите себя прилично. Сказано!

Берт вышлет Вам письмо от эзотерической ложи «Гор»; пожалуйста, посмотрите, сможете ли Вы опубликовать его в «Пути». Из этого письма следует, что махатмы или не махатмы, но того, чему могу обучить я, достаточно для старых каббалистов с двадцатилетним стажем. Все члены ложи «Гор» (Брэдфорд) – старые масоны и каббалисты, и то, что они говорят в своём обращении, заставит людей задуматься и утрёт нос Коузу.

Теперь я вижу, насколько верно то, что говорит Лейн [Фокс]. Что нам нужно в Америке, так это хотя бы еженедельник, если уж не боевая ежедневная газета. «Путь» – это «агнец-Иов», это вечно смиренный Иеремия, так же как и наше «Теософское обозрение» (Revue Theosophique) в Париже. Вы едва ли осмелитесь сказать «фи!» на страницах своего журнала: а вдруг это будет выглядеть как полемика? Если бы Вы, воспользовавшись случаем, обратились к каждому теософу и эзотерику и призвали на помощь Бака и ещё кого-нибудь и, изложив им правду о том, что любая газета считает своим долгом лягнуть нас, но не печатает наши ответы, собрали бы деньги, сумму, достаточную для издания еженедельника, первоклассной теософской боевой газеты – какого-нибудь «Чемпиона» (The Champion) или «Вранглера» (Wrangler) или чего-либо в этом роде, и назначили бы Фуллертона номинальным редактором, а сами стали бы реальным боссом, тогда бы мы могли преуспеть.

А сейчас госпожа Кэндлер (жена конгрессмена, предлагающего в октябре в Вашингтоне двинуться в поход за скальпом Коуза), которая меня обожает и подтверждает это, обещает нам 300 в год за нечто подобное. Она заставила меня приехать в Париж и потратила 30 фунтов стерлингов на одну лишь дорогу сюда, заставив Берта купить забронированные места в спальном вагоне и ещё всякую всячину – для меня, моей служанки и себя самой (она решила меня сопровождать), поселив меня в номере люкс на целый месяц и тратя на меня деньги, как помешанная; эта женщина сделает для меня всё что угодно. Она благородна, очаровательна, преданный друг и теософ, и она будет для Вас ценным союзником в октябре. Она организует компанию по подписке на Ваш еженедельник и сама положит ей начало, внеся кругленькую сумму. Ваш «Путь» – превосходнейшее теософское издание, но для военных целей оно непригодно.

Ну вот и всё. «Изберите себе ныне» и т. д. Мы тут с Бертом получили исковые заявления от госпожи Кук, которая собирается привлечь нас к суду за клевету и моральный ущерб в связи с двумя нашими клеветническими утверждениями, опубликованными в журнале «Свет»!! Истица делает первый ход, а я не имею права ответить и опровергнуть её клевету. А что будет дальше? Меня просто тошнит, тошнит, тошнит от всего. Если Вы мне не поможете, я всё брошу.

Ваша [...],

Е.П.Б.

Письмо ЕПБ к УКД, 10.1889

[октябрь 1889]

Берт[рам Кейтли] отплывает завтра с Паркером в Нью-Йорк.

Мой дорогой У.К.Д.,

С сожалением обнаружила, что ирландец постоянно глушит кандидата в ∆. Вы неправы и несправедливы к Паркеру. Он эксцентричный персонаж, словно сошедший со страниц романа Диккенса, но при этом самый честный человек в мире, слишком, до глупости честный для этого мира. Не подлый. Он отдаёт почти всё, что у него есть; но 4000 долларов, которые он собирался отдать на «ТД» и TО, были одолжены у него членом ТО и эзотериком из Чикаго (!!), чьё имя он не разглашает, и когда тот заработал около 40 000 долларов из этих 4-х, он так и не вернул Паркеру ни двухпенсовика. Паркер раздал всё направо и налево и собирается работать на нас. Сейчас он уже не верит в то, что ему рассказал о Вас тот, кто Вас ненавидит, потому что верит в меня, а я сказала ему, что знаю Вас лучше, чем кто-либо из его знакомых. Теперь он говорит, что любит и уважает Вас, и повторяет это по 20 раз на дню. Теперь не теряйте друга, настоящего друга, Вы, проклятый ирландский гусь нашего века! Я отправляю Берта с ним с важной миссией, и Берт может остаться у Вас на три месяца и более. Берт всё объяснит. Паркер – самый странный и милый маленький чудак, которого Вы только можете себе представить. Он – воплощение чести, Джадж, и Вы в этом убедитесь. Поверьте мне, когда я говорю это, я опираюсь на авторитет; и теперь он верит и Вам, такой же благородной душе, потому что я сказала ему, что Вы намного лучше, чем я или Олкотт, и таково моё честное мнение. Что касается характера, то, как я только что сказала, Вы настоящий ирландский гусь.

К делу.

Расчёты закончены. Я выплатила Берту его капитал за «ТД» и проценты в 1100 с лишним фунтов; следовательно, всё остальное, что пришло, принадлежит мне. Пожалуйста, теперь, когда Вы будете открывать счета, отправляйте деньги мне на моё имя, вычитая сумму коммиссионных, которую я должна Вам и журналу «Путь». Я обнаружила, что Арч взял у Вас из моих денег 65 фунтов стерлингов – и что все деньги, полученные от «Ключа» и «Голоса безмолвия» (которые окупились с лихвой), несомненно, утонули в конторе «Дюк Ст.» (Duke St.). Они – банкроты, и Паркер пытается спасти нас. Я пытаюсь спасти «Люцифер» и хочу получить деньги для ТО, но я должна иметь их в своих руках. Берт Вам об этом скажет и всё объяснит. Берт не годится для коммерческой деятельности, а Арч и того хуже. Это правда. Миссис S клянётся, что любила и любит меня по-прежнему. Клянётся своим Богом, что никогда не говорила обо мне ни одного дурного слова, и очень старалась узнать, кто мне это сказал, так как думала, что это были Вы Я поклялась, что Вы никогда не заговаривали со мной о ней; никогда ничего мне не рассказывали (а Вы и не говорили мне вслух), но сказала ей, что много лет назад я получала письма на этот счёт из Америки, и я их получала. Ладно, не обращайте на неё внимания; лучше быть наполовину другом, чем полностью врагом. L очень ненадёжный. Я одолжила ему 3 фунта в тот день, когда он приехал без гроша в кармане, и взяла его пожить у нас на месяц. Паркер дал ему 5 фунтов, и он назанимал у всех. Что ж, ему не быть в составе. Это правда, что он племянник миссис Т? Он так говорит. F? Пусть катится к дьяволу и забирает G с собой, если он так сильно верит в себя. Мой ответ на его печатный манифест, копию которого я Вам отправила, покажет Вам, что я прямо говорю ему, что всё это – клятвенная лихорадка и проявление личностных качеств с его стороны: само-почитание борется с преклонением перед кем-то другим. Однако он действительно честный и искренний человек, и я повторяю это ещё раз. Но он не может поверить в вину R, и B его в этом поддерживает. Что я имею в виду, говоря, что вы играете на руку H и Е? Это и имею в виду. Е отдаст половину состояния своей жены, чтобы сокрушить Вас, себя и Общество. Он пытается поссорить нас, как справедливо заметила миссис Вер Планк. Давайте победим их (ибо Н – творение Е), оставаясь такими же сплочёнными, как пять пальцев на одной руке. Вот что я имею в виду.

Теперь я прошу Вас об одной вещи. Не могли бы вы взять назад бедного Джорджа Чейни, который находится здесь, и снова принять его в Общество? Этот же чёртов Е и выставил его вон. Пожалуйста, сделайте это, если сможете. Он великолепный оратор, и я хочу, чтобы он был здесь, в Ложе Блаватской, но пока Вы не примете его обратно, я не смогу сделать его членом Британской секции или Ложи Блаватской, или всё-таки смогу?

А теперь, мой старый товарищ и друг, не унывайте. Теперь я сама займусь этой работой. Вы упрекаете меня в том, что я делала то-то и то-то, посылая телеграммы и письма, в обход Вас, и, чёрт возьми, я знала, что должна была это сделать! А теперь, будьте так добры, напишите мне прямо (чтобы я могла прочитать), чего Вы от меня ожидаете и чего я не должна делать. И я даю слово, что буду следовать Вашим указаниям. Давайте поймём друг друга, оба и взаимно. Но до сих пор никто не говорил мне ни слова о том, что Вы просите меня сделать то или иное. Напишите мне прямо, и я сделаю это. Но если Вы напишете об этом графине, Арчу или Берту, они всё забудут.

Прощайте, мой ирландский крокодил, и да хранит Вас ∴ . Всегда Ваша,

Е.П.Б.

Письмо ЕПБ к УКД, 09.02.1890

9 февраля 1890 Лондон

Дорогой Джадж,

Вы страдаете болезнью печени, и я тоже. Видимо, вы от этого становитесь пессимистичным, капризным, не очень-то дружелюбным. Мне приходится лишь учитывать, что, чем больше мучений доставляет вам ваша печень, тем активнее приходится искать средство от этой болезни. Поэтому я пока отложу столь важное занятие, как ответ на ваше письмо по пунктам, хотя не считаю полезным указывать вам на противоречия между вашими «о’кей» по поводу заявлений, подразумевающими, что вы знаете, что все они правильны, и вашими язвительными насмешками над новыми правилами, которые заставляют вас метаться между выяснением пригодности новых членов, вступающих в организацию, и невыполнимостью этой задачи, на которую я обрекла вас и Совет благодаря этим глупым «указаниям». И это – «хитрость»? Что ж, прекрасно.

Так уж выходит, что как раз для этого и были назначены председатели групп и советники. Никто не хотел, чтобы они или вы становились шпионами, их надо было просто одобрить. Вы отказываетесь, угрожая своей отставкой, что ж, поступайте, как угодно.

С тех пор как сформировалась Э[зотерическая] С[екция], у меня не было ничего, кроме хлопот с ней в Америке, причем только в Америке. Здесь, в Англии, у меня около 80, а за границей – 25 эзотериков; 35 – в одной только лондонской «Гупта-видье», и ни один человек не покинул нас после ухода «М[ейбл] К[оллинз]», никто не доставил никаких хлопот, не сделался предателем и не создал каких-либо трудностей. Вот почему, будучи уверена в этих людях, я учу их настоящему оккультизму особо, посылая в Америку лишь то, что, если случайно и попадет в печать, не сможет нам навредить, так как они не владеют утраченным ключом к соотношениям и таттвическим мистериям. И это вы называете «обманом»? Тогда замечу, что именно столько, и не больше, информации дается в течение (первых) трех лет всем, кто обучается непосредственно у самих Учителей и живет вместе с ними. Поэтому я чувствую, что подобный мой «обман» совершенно оправдан.

Я знаю, кто передал те документы в журнал Банди и рассказал вам об этом; человек, способствовавший этому в Чикаго, давно вышел из Э[зотерической] С[екции]. Пожалуйста, не воображайте, что раз уж я держу язык за зубами, будучи связана клятвой и из чувства долга, то это значит, что я не знаю, кто есть кто. Я знаю достаточно для решения своих задач, и этого мне хватает.

А хартии вам передали и велели распределить сами Учителя. И если вы этого не сделали, то я бы на вашем месте не радовалась, а чувствовала, что помешала работе. Их выдают не тем, кто получает особые знания в личных и конфиденциальных письмах от меня (хотя, что касается Америки, там подобную информацию получали лишь двое); хартии задуманы как милые безделушки, способные угодить вкусам тех, кому выдают лишь полуистины, не более того. Они призваны играть роль внешних знаков отличия для групп, действующих открыто, у всех на виду, в которых большинству всегда придется доверять лишь наполовину, и лишь меньшинству – исключительно великому меньшинству (простите мне эту игру слов в ирландском духе) – будет в свое время преподаваться истинное знание.

Но если и это для вас слишком много и вы видите в этих людях предателей еще худших, чем те, которые будут поступать к нам впредь, тогда бросьте все и заявите об этом открыто, публично. Скажите им, что такая работа вас просто убивает и что вы не можете продолжать. Мне-то что! Принесла ли мне наша американская Э[зотерическая] С[екция] какую-либо выгоду, или славу, или вообще что-нибудь, кроме хлопот и вечной, нескончаемой иеремиады – потока ваших стенаний?

Вы говорите, что именно Э[зотерическая] С[екция] довела вас до болезни? Так бросьте все, или передайте групповое и дальнейшее обучение с соответствующими инструкциями г-ну Фуллертону, либо вообще прикройте всю «лавочку», ибо мне все равно. В Америке наберется с полдюжины или чуть меньше людей, которых я не брошу из-за того, что вы бросите работу. Я продолжу их обучение через частную переписку, вот и все. Но я пророчествую, и пророчество мое вскоре сбудется: разваливайте группы Э[зотерической] С[екции], утаивайте от них их хартии, действуйте в том же духе – и Теософское общество в Америке развалится менее чем за полгода, как рухнуло и развалилось оно в 1878 году, когда мы уехали.

Но дело в том, что, если вы будете продолжать в том же духе, именно мне придется порвать с Америкой, ибо я не намерена и дальше терпеть ваши запугивания в каждом письме. Ваше мнение обо мне крайне лестно. Вы полагаете, будто меня все это время кто-то «подстрекал». Ни один эзотерик здесь не сумеет меня подстрекнуть. Правила были переданы и добавлены; именно так была образована здесь ложа «Гупта-видья», в которой большинство должно принадлежать и уже принадлежит к тому самому внутреннему кругу, о котором вы рассуждаете. Вы никогда и представить себе не могли, не правда ли, что организация, в которую входит около 500 человек (473), может сохраняться на том уровне, когда всем ее членам можно доверять в той же степени, как и горстке проверенных людей? Производить здесь перемены я начала уже давно. Но я делала именно то, что указывал мне Учитель. Только в январе прошлого года в письме, которое у меня на руках, ∴ сообщил мне, что я должна делать, и я лишь выполняю его указания, а не свои.

Вы, кажется, вообразили, будто я лично заинтересована в этой тяжкой, кропотливой и монотонной работе – вращать жернова мельницы Э[зотерической] С[екции]. Уверяю вас, ни в малейшей степени, разве что для блага Теософского общества в целом. Если вам «дурно от вороха писем из Э[зотерической] С[екции] и постоянных нарушений всех правил и предписаний», то я испытываю то же самое. Если вас тошнит «от всей системы в том виде, как она сейчас разработана», так это вы поставили ее на такой фундамент: зачем же вы это сделали?

Я не имею никакого отношения к вашей работе. Я разрабатывала правила для горстки людей и еще раз вам повторяю: лишь потому, что в этом назрела абсолютная необходимость. И если вы воспротивитесь правилам III и IV, то я вам скажу: оставьте их в покое. Только тогда никакая Э[зотерическая] С[екция] не будет получать никаких особых знаний, ни в одной группе не будет своей «внутренней группы» и все учащиеся так и останутся полуэзотериками, так как доверять им можно будет только наполовину. В этом случае я отберу здесь тех немногих, с которыми буду заниматься лично, по переписке, и для этого мне не понадобится ни своего представителя, ни секретаря.

Запомните, пожалуйста: если бы я только могла забыть, что в этом мире существует какая-то там Америка и какая-то Э[зотерическая] С[екция], разве я не сумела бы тогда легко зарабатывать себе на жизнь? Сотню в месяц – по моим новым контрактам с русскими журналами. Запомните, что я могла бы получать по 150 рублей золотом, или 30 долларов, за печатный лист, то есть за 16 страниц по 300 слов на каждой, – объем, с которым я легко могла бы справляться за один день, если бы мне не надо было больше ни о чем думать, а это для меня невозможно, ибо у меня нет буквально ни минуты свободного времени. И вот я вынуждена то и дело принимать милостыню от наших теософов, когда они видят меня умирающей и вынуждены отправлять меня на морское побережье подлечиться. А все это благодаря Э[зотеричеякой] С[екции] и Теософскому обществу. Поступайте как угодно. Это мой ультиматум.

Теперь о другом, менее возвышенном, но столь же необходимом. Я должна деньги за свои книги на Дьюк-стрит, 17; да и графиня время от времени спрашивает о них у меня. Я передала ей 50 [долларов], полученных мною от одного нью-йоркского эзотерика, потому что я не стану расходовать на себя ни гроша из тех денег, которые дают мне члены Общества, как о том просил меня даритель, и отдала графине остальные 20 долларов; но я еще должна Дьюк-стрит и, видимо, гораздо больше. Что ж, графиня подробно вникала во все это; кажется, у нее сложилось впечатление, что я получила деньги от вас, и она ни слова не сказала, и непохоже, что приложенная объяснительная записка от Фуллертона развеяла ее подозрения, если таковые у нее имеются. Он говорит, что, по вашим словам, вы послали мне два денежных перевода за мои книги. Вы же знаете, что вы так мне их и не выслали. Вы отправили мне как-то 7 долларов за «Тайную доктрину», а за «Ключ [к теософии]» и за «Голос [Безмолвия]» я еще не получила ни цента. Так что же вы с Фуллертоном имеете в виду?

Ну что же, мне очень жаль, что мы с вами договорились о том, что вы будете посылать непосредственно мне те суммы, которые я должна получить за «Т[айную] Д[октрину]», за «Ключ [к теософии]» и за «Голос [Безмолвия]». Это доставляет вам только лишние хлопоты, а меня вынуждает вести надоедливые разговоры по денежным вопросам, чего я терпеть не могу. Я пошла на это, подумав о том, что Дьюк-стрит может либо провалиться ко всем чертям, либо остаться в руках Арча и Берта, что, в сущности, будет означать то же самое.

Теперь графиня взяла на себя улаживание всех вопросов и является единственной управляющей, и я прошу вас считать нашу прежнюю договоренность аннулированной. Высылаю вам еще один официальный документ по этому делу, а другой экземпляр передаю графине. Это избавит меня от писанины по денежным вопросам, да и вас, должно быть, устроит. Чем меньше будет между нами финансовых взаимодействий, тем полезнее будет для нашей дружбы.

Dixi.

А теперь желаю вам здоровья покрепче и удачи побольше, чем принесли вам моя Э[зотерическая] С[екция] и мой «обман».

Вы же считайте меня своим другом, как всегда.

Е.П. Блаватская

Письмо ЕПБ к УКД, 08.1890

У.К. Джаджу лично и для Э[зотерической] С[екции]

Август [1890] Авеню-роуд, 19, Риджентс-Парк, Зап.

Дорогой У.К.Д.,

Отвечаю на ваш вопрос относительно Э[зотерической] С[екции] и Берта. Если Берт оповестил все группы Э[зотерической] С[екции] о том, что «они должны создать аурическое яйцо и для этого необходимо семь раз в день создавать его при помощи красок, пока яйцо не сформируется», то он изрек нечто, имеющее не больше смысла, нежели приказ создать овцу из гусиного яйца. А если он к тому же добавил, что «все это согласно моему указанию», тогда он либо безумец, либо контуженный, если не сказать хуже.

На мой взгляд, Берт получил это распоряжение, на которое он ссылается, через госпожу К.Шерберн и трясется над ним так же, как и над своей намагниченной водой для госпожи Гэхэн.

Теперь я попрошу вас довести до всех членов Э[зотерической] С[екции] следующее: мне никогда и не снилось отдавать какие-либо столь абсурдные и идиотские указания. Кроме того, выпустите коротенькую заметку на эту тему, гласящую, что если вы или любой другой человек, которого я могу делегировать в качестве своего представителя (чего я не стану делать второпях), продемонстрирует какое-либо подобное «указание», подписанное моей физической, а не астральной (черт бы побрал эти сверхъестественные приказы!) рукой, то я откажусь от такой подписи. Более того, любого, кто после уведомления о вышесказанном согласится с подобным «указанием», полученным через третьих лиц, – пусть это будет даже сам Олкотт, – я исключу из Э[зотерической] С[екции], так как я не желаю терпеть в нашем Обществе таких дураков.

Все это: «намагниченная вода» К.Шерберн (исчезнувшей) от моего имени и «аурическое яйцо» согласно моему «указанию» – вынудило меня, действуя в соответствии с уставом, временно исключить Берта. Я не могу изгнать его насовсем, ибо это означало бы навеки погубить его, но я исключаю Берта на неопределенный период времени и посылаю его в Индию. Ему предстоит трехдневное плавание. Хочу, чтобы ни Олкотт, ни кто другой не знали о его проступке и о факте его исключения. Я даже оставляю Берту инструкции до № 3, однако новых он не получит; не сможет он и принадлежать к Внутренней группе и получать положенные ей конечные знания; для него будет закрыт и доступ в «оккультную комнату», открытую для членов Внутренней группы. Если Берту удастся спасти положение в Индии, где теософия впадает в беспробудную спячку и <...> – что ж, отлично, превосходно. Если же нет – ему придется трудиться до тех пор, пока он не искупит свои грехи.

Навеки ваша,

Е.П.Б.

Проследите, пожалуйста, за тем, чтобы никто, кроме советников, не знал о его исключении. Я напишу Шерб[ерн] сама, лично, и постараюсь успокоить Берта. О горе мне как главе Э[зотерической] С[екции]!

Письмо УКД к ЕПБ, 12.09.1890

12 сентября 1890

Важно!

Дорогая Е.П.Б.,

Я хочу ещё раз обратить Ваше внимание на тот факт, что здесь нам нужен какой-либо индус, на которого мы можем положиться, чтобы он работал для ТО вместе со мной.

Первое. Может ли такой человек быть должным образом выбран Вами и английскими членами ТО из числа индусских теософов в Лондоне, без необходимости моего приезда в Лондон с этой целью? Если же это абсолютно необходимо, я могу уехать ради этого на три-четыре недели и привезти его обратно с собой.

Второе. Выбор человека должен осуществляться с учётом потребностей Америки, а не с точки зрения англичан, как в том, что касается публичных выступлений, так и в чём-либо ином. В Америке человек должен уметь выступать публично. Здесь это широко распространённый обычай и умение.

Третье. Приход хорошего человека помог бы сгладить недавние скандалы и извлечь из них пользу, большую, чем что-нибудь другое, что можно себе представить.

Четвёртое. И это должен быть индус, потому что «иностранный пророк лучше». Поэтому я не хочу ни Мида, ни А.К., ни какого-либо другого англичанина, особенно ввиду этой причины.

Пятое. Что касается квалификации: он должен уметь выступать публично, должен быть преданным делу; должен быть в какой-то степени знаком с санскритом – чем больше, тем лучше; должен понимать теософию и верить в неё; должен работать со мной и под моим руководством и никуда не отклоняться.

Шестое. Есть насущная необходимость немедленного воплощения этой идеи в жизнь; отсюда моя настойчивость. Мне всё равно, сколь много славы он может получить здесь – это будет его кармой и искушением – лишь бы выполнял наши планы и работал строго только для ТО. Если он отступит, понятно, что он сразу же уйдёт.

Седьмое. Я гарантирую, что оплачу его проезд сюда и возвращение в Лондон и буду содержать его, пока он здесь. Всё это улажено и определено, и я могу расплачиваться наличными, отправляя их отсюда.

Сейчас важны две вещи: (1) сделать этот выбор тщательно и (2) безотлагательно. Если в Лондоне нет индуса, который мог бы соответствовать вышеизложенным пунктам, то, конечно, вопрос закрывается.

Тщательный отбор необходим, чтобы не заполучить человека, который просто хотел бы попасть в США, а затем соскользнуть куда-то ещё или с кем-то ещё; а также для того, чтобы найти того, кто, зная теософию и санскрит, был бы способен подробно разъяснять. Поскольку мы теперь на виду у общественности, с таким человеком я смогу продвигать ТО и его доктрины и литературу по всему миру. Одежду и всё необходимое я предоставлю по мере необходимости.

–––––––

По получении и после того, как вы всё обдумаете, телеграфируйте мне о том, как обстоят дела.

Если такого человека найти не удаётся, Вы можете просто отправить: «индуса нет в наличии».

Если же Вы уверены в том, что он найден по всем пунктам, отправьте: «Есть индус (назовите имя)», и мы сразу же переведём средства, если будет понятно, что он готов начать.

Если Вы не можете сделать выбор без моего присутствия в Лондоне, то телеграфируйте: «Нужен Джадж», и я немедленно приеду.

–––––––

Мы тщательно изучили этот вопрос и считаем этот шаг очень важным в нашей нынешней ситуации, особенно, его быстрое выполнение.

Исходя из нашего старого опыта работы с Мохини, нам вряд ли нужен особо блестящий специалист. В то же время, в человеке, который может прийти, нам нужны здравый смысл без причуд.

Как всегда,

Уильям К. Джадж

Письмо ЕПБ к УКД, 19.11.1890

19 ноября 1890 Лондон, Северо-Запад, Риджентс-Парк, Авеню-роуд, 19, Теософская Штаб-квартира

Дорогой У.К.Д.,

Посылаю это Вам в качестве предупреждения для всех нас, для всего Общества. Внимательно прочтите последнюю редакторскую заметку Олкотта в журнале «Теософ» под названием «Первая страница из истории Теософского общества», и Вы поймете, так же как и я, куда он клонит. Его позиция сводится к тому, что Теософское общество не было основано по «указанию» Учителя, что на самом деле он вообще не получал никаких «указаний», а вся эта идея пришла ему в голову спонтанно. Ну Вы-то знаете, что Олкотт почти лжёт. Шесть месяцев мы обсуждали это дело и готовились к нему; я возражала против идеи Олкотта назвать будущее общество «Клубом Чудес», а он был не в состоянии придумать какое-либо иное название.

В статье Олкотт именует меня «гипнотическим посредником», залихватски выдвигает на первый план себя – всюду, от первой до последней страницы, а обо мне упоминает лишь случайно, до неприличия бегло.

Теперь я объясню Вам, почему он это делает. Это следствие того, что Берт его прямо спросил, намерен ли он придерживаться программы Учителя. Если да, то как он может твердить о своей преданности Учителям и при этом заявлять, что утратил абсолютно всякую веру в меня? И это он говорит уже после того, как меня единогласно поставили во главе Европейской секции. Дело в том, что Олкотт отчаянно завидует мне!!! И не кто иной, как этот проклятый Харт постепенно возбудил в нём это чувство. Это он заставил Олкотта сомневаться во мне, заставил его поверить в то, что я амбициозна, тщеславна и норовлю занять его президентское кресло! Дурак!! Да если бы всё Теософское общество стало требовать от меня занять этот пост (как это делает Т. Татья), я бы отказалась, точно так же как ответила отказом ему самому.

Олкотт теперь пытается постепенно меня задушить, преуменьшая в глазах всего мира мою роль в создании Теософского общества. Он отказывается от своих прежних слов, забывая о том, что он постоянно твердил своей аудитории на протяжении первых десяти лет и повторял в своих лекциях и в статьях. Он кончит тем, что выставит себя лжецом, если мы (в особенности Вы, которому всё известно) не остановим его. Вы знаете, как много писем он уже написал, постоянно мягко намекая на то, что я – всего лишь медиум, а значит, невменяема. Это было для него способом отвести от себя удар и спасти свою шкуру, бросив кусок моей репутации в глотку преследующим нас голодным тварям. А теперь он выпячивает свою роль и возносится и всё такое.

Посмотрите на последнюю страницу журнала «Теософ»: на ней перепечатывается и цитируется одна из самых злобных статей против меня – безо всякого основания, без какой-то особой причины, разве что с целью возразить против титула «жрица теософии» или «верховная жрица». На голову мне выливают целый ушат грязи – и всё ради того, чтобы прицепиться к какому-то словечку! Это, конечно, Харт, но это также и Олкотт, ибо это он позволяет такие вещи и, таким образом, позорит себя. Да разве я допустила бы, чтобы в журнале «Люфифер» появился хоть один абзац из «Трибуны» (Tribune) или нью-йоркского «Солнца» (Sun) с нападками на Олкотта? Но ещё более серьёзной ошибкой является его редакторская статья.

Г.С.О. угрожает своей отставкой; может быть, он и уйдёт в отставку, а всю вину за это попытается возложить на меня! В прошлом году, когда Олкотт был здесь, он хвастался успехами теософии в Индии, превознося их до небес, и бахвалился развитием там отделений Общества. Говорил, что всё процветает, что перспективы многообещающи, что люди, как всегда, преданны, 150 отделений крепки и счастливы.

Но какова же истина, и что там теперь застанет Берт? Из 150 отделений живы лишь 40. Никто не приближается к Адьяру на расстояние ближе пяти миль. Теософия быстро умирает. Почему? Я бы сказала, что из-за верховного владычества Харта в Адьяре в течение последних двух лет, и особенно из-за отъезда Олкотта на целый год в Японию, где он не основал ни одного отделения, зато подцепил хроническую дизентерию и довёл до неизлечимой стадии своё застарелое заболевание яичек, и это так ослабило полковника, что он стал совсем другим человеком! Несчастный отныне даже не в состоянии как следует прочесть лекцию. Из прекрасного оратора, восхитительного мастера красноречия он превратился в скучного лектора, и его прошлогодний цикл лекций в Англии закончился прискорбным провалом. Олкотт лишился энергии, утратил любовь к работе, стал безразличен к судьбе Теософского общества, обленился и больше не в силах бороться и сражаться по-нашему. И из-за этого он пытается переложить вину на меня и рассказывает Берту, что это я убила Теософское общество из-за дела Куломбов-Ходжсона и т. д. и т. п. Разве это справедливо, я Вас спрашиваю?

Что ж, дорогой мой У.К.Д., если вы не будете начеку, именно Г.С.О. с его американским тщеславием и специфическими личными качествами убьёт Теософское общество, во всяком случае в Индии, что существенно ослабит Общество в Америке и Европе. Я выполнила свой долг и больше не несу никакой ответственности, разве что за моих людей здесь, за группу тех, кто будет предан мне до самой смерти. Ничто не может поссорить меня с теми, кого я обучаю самым серьёзным образом, ибо они знают, что я знаю. И если Вы не поможете мне в этом деле, я поступлю с Америкой так же, как поступила с Индией, – порву с ней всякую связь посредством циркуляра вроде того, что я направила в Индию членам Э[зотерической] С[екции]. Вас это устроит? И если Вы не освежите память Олкотта в серьёзном личном письме к нему и он не прекратит свою неблаговидную игру вокруг меня, то я так и сделаю, клянусь Вам.

Я беспокоюсь не о себе лично, я опасаюсь за судьбу Общества в целом. Ведь если от нас отворачивается «президент-основатель», то это самым серьёзным образом предвещает гибель Теософского общества, это наш погребальный звон. Ответьте мне по поводу всего этого, У.К.Д. Я устала от всего, мне это до смерти опротивело. Поразмыслите об этом как следует и сообщите мне, что бы Вы сделали для меня. Г.С.О. говорит о своих Учителях и Наставниках, будто они являлись ему независимо от меня, а от меня отвернулись и держались только за него с самого начала и до конца.

Что ж, не расценивайте всё сказанное выше как угрозу для себя и для американской Э[зотерической] С[екции], боже упаси. Я никогда не забуду Вашей верности и преданности, Вашей непоколебимой дружбы, но я боюсь, что Г.С.О. настолько ослабит Теософское общество своими безумными (нынешними) выкрутасами, что я буду не в состоянии что-либо для кого-то сделать.

Ваша до самой смерти,

Е.П.Б.

Письмо УКД к ЕПБ, 29.11.1890

29 ноября 1890

Моя дорогая Е.П.Б.,

Я получил Ваше длинное письмо и также прочитал журнал «Теософ». Ваши слова показывают мне, что Вы это чувствуете, и действительно, у теософа есть причина для таких чувств, и я никогда не видел более подлого поступка со стороны Г.С.О. Он, кажется, не в себе и снедаем тщеславием. Но в этом нет ничего нового, поскольку он всегда был в таком состоянии, и давным-давно он вызвал во мне отвращение, и я решил позволить ему вести свои дела так, как ему заблагорассудится. Но в то же время он хорошо поработал для Общества, и мы не должны забывать об этом. Я надеюсь, Вы не позволите никому из фанатиков в Лондоне расправиться с ним ненадлежащим образом. Общая ситуация не зависит от него полностью, и мы должны быть великодушны и отдать ему должное за прошлое и за работу, которая сейчас приносит нам некоторую пользу. Если бы он этого не сделал, то кто смог бы? Разве те, кто сейчас окреп благодаря репутации ТО, благодаря Вашей и его работе, сделали бы эту работу сами? Разве это не факт, что они этого не сделали бы? Они были готовы подождать, пока этот вопрос не попадёт в поле зрения всего мира и не станет именно тем, что можно подхватить.

В этой статье он постыдно оскорбил Вас и пытается улучшить ситуацию для себя за Ваш счёт. Я вижу всё это и многое другое, и хотя мне жаль его, в то же время я чувствую, как он (этот махараджа) в глубине души чувствует, что не в нём суть и не в нём истинная трудность. Есть нечто большее, и оно требует более значительного, чем простое улаживание трудностей с ним. Если ему не следует уходить в отставку, что тогда? Разве индийская работа не останется в том же состоянии, что и раньше, и разве она не будет по-прежнему тяжёлым вопросом, требующим внимания? Я думаю так. И думаю, что Вы со мной согласитесь.

Я сделал всё, что мог, потому что написал ему, чтобы он не увольнялся, а взял отпуск, и затем отправил ему денег на это. Возможно, что-то изменится, когда он их получит. Надеюсь, что это так.

Я телеграфировал Вам о том, чтобы подождать и хранить молчание по той причине, что съезд так близок, что если Вы предпримете какие-либо активные шаги, это может спровоцировать что-то плохое. И я также просил Вас ничего не сообщать в «Люцифере» по той же причине. Нет смысла давать этому дьяволу Харту какие-либо вспомогательные средства, когда в этом нет необходимости. Моей целью было, чтобы Вы дождались этого письма, а затем поразмыслили, что Вы будете делать.

Олкотт не имеет никакой власти над самыми важными персонами, я имею в виду людей из Европы и Америки. Ваше имя – единственное, известное здесь и в Европе, а его самого почти не знают. Всё, что у нас есть, как известно, пришло от Вас, от нашей литературы и всего остального. И почти все знают, что Олкотт никогда не знал об Учителях и ничего не слышал от Них, кроме как через Вас, или когда Вы были поблизости, или через Вашего челу Дамодара. Поэтому не придавайте ему такого большого значения. Я думаю, Вы согласитесь, что это лучший совет. После того, как соберётся съезд, Вы увидите яснее, что нужно сделать, тогда можно будет что-то предпринять. На данный момент мы в неведении, если только у Вас нет какой-либо внутренней информации.

И не позволяйте людям в Лондоне сходить с ума, потому что они наверняка выйдут из себя, если услышат от Вас что-нибудь загадочное о будущем, и в своем безумном стремлении сделать то, чего, по их мнению, Вы хотите, они будут делать именно то, чего им делать не следует. Я говорю это со всем должным уважением к их рвению и серьёзности, но в то же время я знаю, что им не хватает мудрости и что они пока не знают, как правильно ожидать события.

Теперь перейдём к делу. Я говорил, что есть нечто более важное, чем вопрос об отставке Олкотта. А именно то, что Индия абсолютно ничего не сделала для двух больших и активных секций – Европы и Америки. Теперь они должны стать полезными независимо от Олкотта и внести свой вклад в направлении второй цели ТО, которой они пренебрегли. Я предлагаю разослать им циркуляр, настоятельно призывающий их заняться такой деятельностью: создать в Адьяре специальный отдел в пользу США и Европы с тем, чтобы индийские члены Общества присылали нам все материалы из своих книг либо напрямую, либо через Адьяр, чтобы мы могли распространять их среди наших членов, я – здесь, а Вы и Ваши люди – в Европе. Это проявит тенденцию к тому, что Индия будет приносить некоторую пользу, вызовет сильное чувство солидарности, а затем приведёт к тому, что из Америки будет поступать всё больше и больше денег и для работы в целом, и для поддержания Адьяра в хорошем состоянии. Вкратце, моя идея заключается в том, чтобы заставить Индию самой сделать что-то для мира и больше не лежать праздно, сложа руки, пока иностранцы делают то, что должны делать индусы. Разве это не хорошая программа действий? Моё предложение состоит в том, чтобы расширить «Форум», с целью охватить все эти вопросы, и чтобы мы в разных центрах имели право корректировать английский язык и так далее по всему их материалу и могли по своему усмотрению публиковать его, поскольку я знаю, что индусы иногда пишут на ужасном английском.

Теперь о том, как это осуществить. Как уже говорилось, я испытываю отвращение к Олкотту и думаю, что он влюблён в свои лекции и во всё подобное, и вряд ли могу надеяться заставить его сделать выше сказанное, поскольку я уже просил его об этом раньше. Но если он уедет в отпуск, это может начаться. И я предлагаю подготовить циркулярное письмо для индусов на эту тему и разослать им независимо друг от друга, а также попросить их ознакомиться с ним в своих отделениях и надавить на Адьяр, предлагая ему оплатить стоимость мероприятия, а также предлагаю отправлять копии «Форума» в Индию.

Это было бы хорошим предложением для наших членов ТО и практическим выполнением нашей второй цели.

Теперь, чтобы придать этому силу, я прошу Вас подписать прилагаемое письмо, чтобы я мог напечатать его как циркуляр и таким образом придать ему вес Вашего имени. Вы сделаете это? Как Вы думаете, это хорошо?

Я уже говорил Берту об этом плане и надеюсь, что у него хватит сил воплотить его в жизнь, но я боюсь за него, поскольку он не из тех, кого называют смелыми исполнителями. Ему не хватает дерзновения.

Вы можете в это же время начать то же самое из Лондона, и если Вы это сделаете, то не упустите сказать о том, что это делается в сотрудничестве со мной, чтобы с Вашей стороны показать, какую силу имеет сотрудничество с Американской секцией. Все они могут говорить или думать, что им нравится, но правда и то, что после Лондона следующий центр активности находится в этой стране.

Я знаю, и уже много лет знал, в чём дело с Олкоттом. Дело в том, что он никогда не был предан Вам, давшей ему всё, что он когда-либо знал об Учителях и их мудрости. Он часто говорил и писал мне о Вас самые ужасные гадости, и именно поэтому я всегда испытывал к нему отвращение. Но я относился к нему как к человеку, которого взяли ОНИ, чтобы использовать в СВОИХ целях до тех пор, пока он будет их выполнять. Я не удивлён его нынешним отношением, потому что оно полностью соответствует прошлому, и теперь, когда его бросили в огонь, он демонстрирует слабость своей неверности. Кем бы Вы ни были и какие бы недостатки ни были у Вас в глазах мира, я никогда не замечал, чтобы Вы пренебрегали Учителями и Их желаниями, и более того, я знаю, что и я, и всё остальное Общество обязаны Вам всем, что мы ценим в этом направлении.

Подводя итог, я бы сказал, что нужно немного побыть в спокойствии. Подождать, пока что-нибудь произойдёт. Действовать всегда в интересах ТО, и если некий или любой из зажжённых светил из ТО погаснет, почему бы их не отпустить, у нас нет времени останавливаться и рассматривать их мёртвые тела, мы всегда должны бодрствовать и делать что-то ещё. Пожалуйста, сделайте так, чтобы у Ваших лондонских чел было немного этого духа и они избавились от старой привычки своих предков затевать личные ссоры. Они всегда недопонимают Вас, прав я или нет, и они пока ещё не поняли, как узнать о своём собственном строгом соответствии долгу. Не говорите им, что я так сказал, потому что у меня нет желания упрекать их за то, в чём я и сам достаточно плох, но с Вами, полагаю, я иногда могу говорить откровенно.

Это все мои мысли на сегодняшний день. Я чувствую, что всё будет хорошо. У меня было виде́ние Адьяра, и я ЗНАЮ, что он очень значителен – я имею в виду индийскую штаб-квартиру, где бы она ни находилась, – и никто не сможет стереть это зрелище из моей памяти. Возможно, видение относится не к сегодняшнему дню, но к потенциалу Адьяра, который однажды проявится и придёт в действие.

Искренне, как всегда,

Уильям К. Джадж

Телеграмма УКД к ЕПБ, 18.12.1890

Блаватской Лондон 18 декабря 1890

Если Олкотт уйдёт в отставку, возможны другие шаги, кроме разрушения общества. Отправьте ему телеграмму с предложением назначить президентом американца или европейца. Действуйте не спеша.

Джадж

Письма о публикации ТД

Письмо ЕПБ к УКД, 09.1887

[конец сентября 1887]

Дорогой мой У.К.Д.,

Допусти я хотя бы на мгновение, что «Люцифер», как говорится, «сведёт на нет» влияние «Пути», я никогда не согласилась бы стать его редактором. Послушайте, мой старый добрый друг: раз уж Учителя провозгласили ваш «Путь» самым лучшим и самым теософским из всех теософских изданий, то наверняка это было сделано не для того, чтобы позволить его влиянию «сойти на нет»!! Я знаю, что говорю и делаю, и мой «гений-покровитель» этому не противодействует. В доказательство этого (что подтвердит вам первый номер журнала «Люцифер», когда Вы ознакомитесь с его полемическим содержанием), я регулярно, с периодичностью раз в месяц, буду писать для «Пути» статьи оккультного, трансцендентного и теософского содержания. Даю Вам честное слово Е.П.Б. Я заставлю людей подписываться на «Путь», что никак не повредит журналу «Люцифер». Один из них – это боевой, воинственный манас, другой («Путь») – чистый буддхи. Разве не могут они оба образовать единый наступательно-оборонительный союз в одной рупе, или стхулашарире, теософии? «Люцифер» станет бойцом теософии, «Путь» – её лучезарным светом, звездою мира. Если Ваша интуиция не нашёптывает вам: да, так оно и есть, то это значит, что означенная интуиция, должно быть, витает в облаках. Нет, сэр: «Путь» издаётся слишком хорошо, слишком по-теософски, чтобы я вмешивалась в его дела. Я не создана для кроткой, умиротворяющей литературы!

Теперь о К[оузе]. Всё, что я думала и говорила о нём, остаётся в силе. Но впредь над ним будет простёрта железная длань, которую он не будет осознавать. Он тоже боец теософии, а в США – её главнокомандующий. Я долго над этим думала, размышляла, взвешивала, пока чуть не спятила. Никогда бы не подумала, что он откажется от Общества с упразднением этого треклятого отдела управления. Но, Джадж, если Вы испытываете любовь к теософии и к нашему Делу, если Вы готовы спасать это несчастное здание, которое дрожит и трещит по всем швам, тогда поставьте во главе движения эту сильную, упорную личность. Пусть работа с этим человеком – лишь полумера. Но если мы не доверим сей пост этому Атилле в качестве «ангела с мечом», то никто, даже Олкотт, не справится с подобной работой в Америке.

Смотрите, Адьяр уже коллапсирует. Только что получила письмо от О[лкотта]. Он пересылает мне одно из посланий, полученных им от Купер-Оукли, который вынудил Совет проголосовать за то, чтобы я в этом году не возвращалась в Адьяр. Я отправлю Вам этот образчик низменных происков и интриг – сможете оценить сами. Остерегайтесь К[упер]-О[укли]! Он полон решимости отделаться от меня и при помощи лжи, клеветы и инсинуаций уже склонил на свою сторону Субба Роу. Поверь мне, о сын мой Гистасп, у журналов «Люцифер» и «Путь» достаточно сил, чтобы стать армией, способной сдерживать тёмные интриги и заговоры. Всем этим деятелям не терпится занять моё кресло. Да не натрут они себе мозоли на соответствующих местах!

Поспешите, не медлите, что бы Вы ни делали. Будьте готовы, если вдруг придётся идти до конца и силою брать Царство Небесное. [...] быть [...] чела [...] должен воспринимать [...] в качестве [...] гуру. Таковы распоряжения.

Ваша второпях,

Е.П.Б.

Открытое письмо УКД к ЕПБ, «Путь», 02.1888

Следующее письмо было отправлено мадам Блаватской из Нью-Йорка. Оно не было предназначено для того, чтобы как-либо отразить мнение восточных индийцев; но только для того, чтобы показать, почему подписавшиеся хотят, чтобы не было препятствий по распространению «Тайной доктрины» в связи с тем, что некоторые индийские пандиты выступают против неё. – Ред. [У.К. Джадж]

мадам Е.П. Блаватской 10 января 1888 Нью-Йорк

Уважаемая Глава, мы только что узнали, что Вас попросили отозвать из публикации «Тайную доктрину».

Нам говорят, что эта необычная просьба исходит от членов Теософского общества, которые говорят, что если книга выйдет в свет, то она подвергнется нападкам или насмешкам со стороны некоторых восточно-индийских учёных мужей, и что не стоит противостоять этим индийским господам.

Мы искренне просим Вас не обращать внимания на это желание, но предъявить «Тайную доктрину» как можно скорее.

Это сочинение мы и сотни других людей на всей территории Соединённых Штатов ждём уже несколько лет, и большинство из нас твёрдо верят данному Вами обещанию, что оно готовится и выйдет в свет.

Хотя Запад высоко ценит восточно-индийскую философию, он в то же время лучше схватывает или понимает произведения искусства, написанные теми, кто знаком с Западом, его языком, его выражениями и идиомами, а также знакомыми с его историей, и кто сам является уроженцем Запада. Поскольку мы хорошо знаем, что именно с Запада должна придти основная сила Теософского общества, хотя его знания и вдохновение могут придти и действительно приходят к нам с Востока. Мы также обеспокоены тем, что Вы, посвятившая свою жизнь этому делу и до сих пор оказывавшая нам великое покровительство через «Разоблачённую Изиду», теперь должны остановиться практически непосредственно перед выдачей «Тайной доктрины». Мы просим Вас продолжать, чтобы мы могли увидеть, как исполнится Ваше обещание, и ещё один важный камень будет заложен в теософское здание.

Кроме того, мы спешим Вас заверить, что здесь, на обширном и густонаселённом Западе, имеет малое значение (если вообще имеет) что кто-либо из пандитов или многие пандиты Индии будут говорить или угрожать высказываниями о «Тайной доктрине», поскольку мы считаем, что, хотя большое наследство было оставлено восточным индийцам их предками, они не завладели им, и в эти более поздние дни они не поделились им со своими собратьями, живущими за пределами Индии; и, поскольку такая их апатия в сочетании с их общепризнанным убеждением в том, что всем западным людям, являющимся людьми низшей касты, нельзя давать Священное Знание, вывела этих мудрецов из области влияния на западное мышление.

И, наконец, зная, что великое колесо времени повернулось ещё раз, чтобы Силы свыше увидели, что настал час, когда всем людям, как на Востоке, так и на Западе, нужно дать истинное знание, будь то ведантическое или иное. Мы верим, что Учителя, стоящие за Теософским обществом и которым Вы служите, желают, чтобы такие книги, как «Тайная доктрина», были написаны.

Поэтому мы искренне просим Вас не отступать от своей первоначальной цели и простого обещания, что перед уходом из нашего земного поля зрения Вы положите перед нами «Тайную доктрину».

Примите, мадам, заверения в нашем высоком уважении и клятву нашей неизменной верности.

Подписано:

Уильям К. Джадж, Кэмпбелл Вер Планк, Сэмюэл Хикс Клэпп, Александр Фуллертон, Эдсон Д. Хаммонд, Эбнер Даблдей, Джордж У. Уит младший, У. Ловелл, Джордж У. Солтер, Лидия Белл, миссис Дж.С. Гриффин, Алекс. О. Драгичевичс, Э.Х. Санборн, Э.М. Тозиер, Э. Дэй Макферсон младший, Ф. Миллер, Уильям М. Гейтс, Эмили Г. Флеминг, Э.Б. Грей младший, Хаджи Эринн, от себя и 26 других

Письмо ЕПБ к УКД, 05.06.1888

[5 июня 1888]

Дорогой Джадж,

Несколько слов, но крайне серьёзных. Субба Роу, Купер-Оукли и Н. Кук вышли из Теософского общества и уехали из Адьяра. Олкотт, которому по просьбе С[убба] Р[оу] пришлось объявить об этом в журнале «Теософ», с присущим ему тактом написал в коротенькой заметке, что это было сделано, чтобы «не связывать себя никакими обязательствами», как он это называет, и что причиной этому послужили «натянутые отношения между ним (С[убба] Р[оу]) и Вами» (то есть мною!).

Что ж, вероятно, так оно и было. Всё, что я знаю, так это то, что при первом же слове о С[убба] Р[оу] или К[упер]-О[укли] или любом из них С[убба] Р[оу] обрушится с яростными нападками на меня, на Олкотта и на «Т[айную] доктрину». Разразится новый скандал, похлеще истории с Куломбами. А последней каплей, переполнившей чашу, стало именно ваше обращение ко мне в журнале «Путь». Что ж, теперь я прошу Вас именем Учителей ради меня и ради нашего общего Дела ни единым словом не обмолвиться в «Пути» об их выходе из Общества. Пусть это пройдёт незамеченным. С[убба] Р[оу] готов наброситься на нас при поддержке К[упер]-О[укли], М[эйбл] К[оллинз] и прочих. Я, со своей стороны, не напишу ни слова в журнале «Люцифер», словно этот человек никогда не существовал. Вы знаете, что С[убба] Р[оу] заявил, будто он в течение последних двух лет поддерживал связь с моим Учителем, фактически – с М ∴ !!! Что он показывал письма на санскрите от Него (но написанные не Его почерком и не в однородной «сплошной», каллиграфической манере – это на санскрите-то!), адресованные ему, С[убба] Р[оу], и что он перевёл их для К[упер]-О[укли].

Содержание писем сводилось к тому, что он, С[убба] Р[оу], должен реформировать Общество и что Учителя от меня, Е.П.Б., отказались!! К[упер]-О[укли], избравший С[убба] Р[оу] своим гуру и почитающий его, так же как и Н. Кук, безоговорочно верит в него. Что там куломбовские «муслиновые надутые махатмы» по сравнению с этим!

Довольно, хватит – мне нельзя ничего говорить, как бы сильно я ни возмущалась. Но коль скоро ряды наши редеют и один за другим нас покидают наши лучшие умы, чтобы стать нашими злейшими врагами, то я бы сказала: «Благословенны чистые сердцем, обладающие одной лишь интуицией, ибо интуиция лучше интеллекта». Я сниму копию с Вашей статьи и вышлю Вам её на этой неделе.

Всегда искренне Ваша,

Е.П.Б.

Письма относительно Эзотерической секции

Письмо ЕПБ к Дж.Р. Бриджу, 14.09.1888

14 сентября [1888] Лондон

Дорогой господин Бридж,

Должна выразить Вам свою бесконечную признательность за то, что Вы проявили по отношению ко мне чуткость и доброту, прислав мне для изучения копию Вашей переписки с господином Джаджем. Надеюсь, на сегодняшний день от меня не требуется специальных заверений в том, что я и не помышляю стать кем-то вроде «папы римского в юбке» или выдвинуть догматическое учение. В обществе у меня есть немало влиятельных друзей, чьё рвение приводит иногда к неправильному пониманию. Среди них моим самым благосклонным и горячим сторонником является мой друг г-н Джадж. Но даже у него, как Вы можете заключить из его письма, не было намерения меня парализовывать, хотя его оригинальный циркуляр вроде бы даёт некоторый повод для подобного прочтения. В действительности же речь шла не об исполнительной власти; то, что имелось в виду, было связано с оккультным обучением и отношениями между учениками и учителем.

Факты же таковы.

В течение последних двенадцати лет я сообщала и передавала оккультные знания некоторым более или менее известным личностям (в том числе и нескольким индусам), не связывая последних никакими обетами и не ставя им никаких условий. С того времени, когда разгорелся этот постыдный заговор Ходжсона и Куломбов против меня, некоторые из моих бывших учеников, плохо усвоившие теософский дух, покинули меня, успев перед этим записаться ко мне в чела. От последнего вида отношений, однако, они отказываться не стали. Поэтому с тех пор они начали выдавать искажённые версии эзотерической философии, состоящие на четверть из истин и на три четверти – из неверных представлений и собственного тщеславия. Так подобная мешанина противоречивых утверждений и попала в печать, и всё это обрушилось на мою несчастную голову. Но этим дело не ограничилось, и, одержимые стремлением сделаться более значительными, они стали заявлять, что мои оккультные знания за время моей болезни якобы выветрились, что даже Учителя отвернулись от меня, обратив свои взоры на моих бывших питомцев, и что я теперь являюсь добычей элементалов и недозрелых чела! Однако многие люди желают продолжать обучение у меня. Но я не хочу этим заниматься, разве что в виде исключений, необходимость которых устанавливаю опытным путём. Я решила, что больше не позволю осквернять имена Учителей и втягивать их в болото идиотского критиканства.

«Ложа Блаватской» Теософского общества стала результатом этой идеи, разработанной несколькими десятками таких друзей, которые готовы войти в неё и следовать за мною в духе искренней преданности по пути истинного оккультизма. Идея состояла (и состоит) в том, чтобы свести мои лекции по четвергам к их записи, а копии рассылать всем симпатизирующим отделениям и теософам, а также чтобы теософы со всего света присылали мне вопросы, а я на них отвечала.

У меня нет ни малейшего стремления к исполнительной власти. Терпеть не могу бюрократическую и парламентскую работу; у нас с Олкоттом разные пути. И всё же мы с полковником всё это время действовали вместе на двух разных планах: он осуществлял исполнительную экзотерическую работу, а я трудилась в философской и эзотерической сфере. Между нами не бывает ни малейших разногласий. Сейчас Олкотт гостит у меня, и мы с ним всё такие же преданные старые друзья и сотрудники, какими были всегда. Он прибыл из Адьяра, дабы уладить здесь всевозможные теософские организационные конфликты, в первую очередь – парижскую революцию в «Ложе Изиды», три члена которой выступают против моего права вмешиваться, а остальные выступают за меня.

Будучи по должности членом Исполнительного совета в Адьяре, мне действительно пришлось прибегнуть к своему праву и издать временное чрезвычайное распоряжение, чтобы как-то уладить нынешнюю скандальную историю в парижской ложе, и мои действия были одобрены президентом-основателем и Исполнительным советом в Индии. Теперь, когда приехал Г.С. Олкотт со всеми своими полномочиями, это дело переходит к нему. Но факт остаётся фактом: три члена французского отделения тем временем выпустили бюллетени, насмехаясь надо мною и над Учителями («les pretendus Maitres», как они их именуют), и разослали эти бюллетени по всем отделениям, куда только сумели додуматься, но я больше не буду этим заниматься. Я не вмешиваюсь, за исключением вышеупомянутых чрезвычайных ситуаций, в организационные дела полковника Олкотта, поэтому и он не вмешивается в мою специальную область – оккультное учение, и он заодно со мною. Et, voila tout!

Полковник Олкотт сейчас находится здесь ещё и для того, чтобы организовать Британскую секцию Теософского общества, которая включала бы в себя все британские отделения [Теософского] Общества, а я организовываю с помощью полковника специальный центр – дополнение ко второй секции из признанных чела (таких, как президент-основатель, г-н Джадж и некоторые другие), из тех, кто изучал бы исключительно оккультизм, кто готов принять – не в качестве догмы, а как основу для саморазвития – то учение, проводником которого я выступаю и которое я не могу передавать никому, кроме тех членов, которые дали обет; ибо не посвящать же мне их в «Тайную доктрину»?

Вы сами знаете, что в таком Обществе, как наше, в процентном отношении всегда будет больше тех, кто не склонен специально изучать мистику и интересуется преимущественно экзотерическими аспектами нашего движения, и гораздо меньшее число тех, чьим единственным устремлением является мистическое знание и оккультная жизнь. Именно этих людей мы и приглашаем, и именно это имел в виду г-н Джадж. Никто не обязан в этом участвовать, и меня не будет волновать, даже если вы все отклоните наше предложение.

Вы вольны поступать с этим письмом как угодно.

Полковник Олкотт присоединяется ко мне в своих дружеских пожеланиях и передаёт Вам привет.

С братским приветом искренне ваша,

Е.П. Блаватская

Письмо ЕПБ к УКД, 05.08.1889

5 августа 1889 Остров Джерси

Дорогой Джадж,

Я начинаю испытывать и разделять Ваше царственное презрение к тому, в каком свете представляет всё Совет Э[зотерической] С[екции] в Лондоне. Ошибки бывают такие, что впору рвать на себе волосы от отчаяния. И вправду прогнило что-то в королевстве датском, действительно, весьма прогнило. Вот полюбуйтесь: ни одну из двух «Инструкций» А. Григгс так и не получил; он жалуется, а Берт клянётся, что выслал их ему на адрес его гостиницы в Бостоне. Ну и где же они? Если, как меня заверяют, на каждой посылке указан наш адрес и почту просят вернуть по нему бандероль, если адресат не найден, то как получилось, что почта не выполняет нашу просьбу? Чья здесь вина – Григгса или Берта? Чёрт бы побрал этих двух ослов! Что касается Берта, то у него полная потеря памяти и ему нельзя доверять подобные эзотерические дела. Сейчас при мне Мид, у которого есть и память, и более того – мозги. Посмотрим, возможно, это как-то поможет.

Только что написала Бриджу и другим. Ничему из того, чем Вы станете заниматься, никогда не будет отказано в моей поддержке, мой милый У.К.Д. Быть может, Вы окажетесь виновны в глупостях, однако я сумею их сгладить. Но какого чёрта Вы утверждаете, будто я на Вас нападаю? Что ж, думаю, это Вам во сне привиделось.

Вот что я ответила Бриджу на его личный совет мне назначить Григгса советником вместо него, поскольку тот, по-видимому, ему завидует:

«Он слишком невнимателен и нерадив. И тем не менее ради того, чтобы сохранить атмосферу всеобщего спокойствия, я бы охотно пошла на это, если бы всё оставалось в нынешнем виде; но оставаться в таком виде оно не может. От семерых советников пользы никакой, как я вижу. Кто нам нужен, так это официальные председатели оккультных лож, таких как «Гор» в Брэдфорде (Англия), где четырнадцать человек (все – старые масоны и каббалисты) трудятся как один, и блестяще учатся (см. «Люцифер» за июль). Президенты, облечённые всею полнотой власти и наделённые привилегиями, единственные будут получать указания и нести ответственность за их исполнение, равно как и за членов своих лож. Президенты, которые сами будут подбирать себе членов и рекомендовать новых. Короче говоря, следует заняться активной реорганизацией Э[зотерической] С[екции].

Полагаю, Вы слышали об этом от Джаджа. То, что он делает сейчас, вероятно, носит лишь временный характер. Если бы в каждом городе, где есть эзотерики, можно было бы созывать совет, это было бы прекрасно, так как прежде чем я возобновлю своё преподавание, Э[зотерическая] С[екция] должна быть прочно организована. Если мне вообще придётся вас учить, и учить настоящему оккультизму, а не выдавать лишь некую порцию истины и отдельные намёки на остальную её часть, как я это делала прежде, то я должна буду ощущать себя в безопасности. Я не удивлюсь, если в один прекрасный день увижу те две «Инструкции» напечатанными в журнале Банди. Эти уже выданные две не нанесут большого вреда, но если же мне придётся продолжать своё преподавание без специальной защиты, то подобная огласка может нанести неизмеримо тяжкий ущерб, попади эта информация в руки людей беспринципных. Здесь, да ещё в качестве Е.П.Б., я не имею права отказывать никому, кто добивается приёма в ученики. Но президенты оккультных групп такое право получат и будут обязаны при необходимости это делать. Таким образом, для меня существенно снизится риск принять предателей в наше Общество» и т. д. и т. п.

Вот что в числе прочего я написала ему, и это не отличается от вашей программы. Но более чем необходимо запретить оккультизм на этом перепутье. Мы не можем его запрещать после того, как пройдена первая ступень испытаний. Никто не обязан вести жизнь, наполненную тяжким трудом, за который нет никакой возможности получить вознаграждение. И вы должны ставить людей в известность об этом. В каждом городе, где есть несколько эзотериков, должен быть свой президент оккультной группы. Относительно тех членов, которые живут разрозненно в отдельных населённых пунктах, должно появиться какое-то иное правило, и я оставляю это на Вашу американско-ирландскую изобретательность?

Теперь о других делах.

Приезжает Олкотт. Он будет здесь 24-25 августа. Хочет повидаться здесь со своей сестрой Изабель Митчелл и просит меня известить её о том, что он приезжает в последнюю неделю августа. Однако, я не знаю её адреса, к тому же не думаю, чтобы из этой встречи вышло нечто достаточно разумное и подходящее. Мне хватит забот и с одним Олкоттом, а если приедет ещё и сестра, то я Вас уверяю, она как пить дать его расстроит. С каждым годом он всё легче поддаётся внушениям и манипуляциям тех, кто ему потакает (а я этого не могу), и становится всё более упрямым. Что поделаешь! Раз уж я должна просить Вас известить её, то я также оставляю вам решать, в интересах ли теософии присутствие этой женщины, так как лично я уверена, что для нас она хуже слона в посудной лавке, и она сделает его неуправляемым и бешенным.

Почитайте моё письмо в августовском номере «Люцифера» относительно журнала «Теософ», и вы поймёте, что я имею в виду. Если всё обернётся к худшему, то, откровенно говорю Вам, Джадж: я выйду из ТО и порву с ним. Мне невыносима мысль о том, что от меня, давшей жизнь теософии, ожидают теперь, что я приеду в Адьяр, на поклон к Харту и Совету, выжившим из ума настолько, чтобы отречься от Учителей, от оккультизма – от всего. Я предпочту увидеть, как всё разрушится к чертям и появится новый росток. Представьте себе: Харт, опубликовав интервью, данное им глупому репортеру из «Нью-йоркских времён» (New York Times), затем напечатал в моём собственном журнале ещё более глупые редакторские заметки, чтобы бросить мне в [лицо], что «Ложа Блаватской» – это не Теософское общество!! Каков наглец! Имеющий уши да слышит.

Навеки искренне ваша,

Е.П.Б.

Письмо ЕПБ к УКД, 10.1889

[конец октября 1889]

Дорогой мой Джадж,

Если, зная, что вы единственный человек в Э[зотерической] С[екции], которому я могу достаточно доверять, чтобы не требовать от него принесения клятвы, вы все же превратно меня понимаете либо ставите под сомнение мою привязанность к вам или мою благодарность, то вы тогда, должно быть, вдобавок ко всему еще и глупы. Начнем с того, что вам лучше отклонить мои искренние извинения за то, что я поставила вас в неловкое положение. По-видимому, это не вы (во всяком случае, непосредственно) заставили переживать Бриджа, а Григгс. Но вот вопрос: это Григгс действовал на свой страх и риск, или же вы, советники с вами во главе, сочинили правило, согласно которому председатель, вступив в должность или перед вступлением в должность обязан сам принести клятву? Если это так, то это глупо, возлюбленный сын мой. Председатель каждой эз[отерической] группы должен первым делом заставить всех членов группы принести ему обет повиновения, затем повторить этот обет и лишь после этого – сам поклясться перед ними по эзотерическому Уставу. А ведь есть и еще будут случаи, когда какой-либо член Э[зотерической] С[екции] не захочет вступать в группу, пожелает остаться неизвестным или действовать отдельно от других, и тогда, если я доверяю ему, то могу позволить ему оставаться неприсоединившимся членом; примите данный пункт устава, ибо это абсолютно необходимо.

Джадж, у нас слишком много врагов, чтобы не работать над повышением нашего уровня во имя сохранения достойных членов, а Бридж и Нойз – действительно честные и искренние люди. Быть может, они фанатики и им плевать на отдельные личности, но они до смерти преданы теософии. Так не будьте же вы упрямым как осел ирландцем и не выступайте против своих лучших друзей. Я ради вас на все готова и буду верна вам до самой смерти, несмотря ни на что. Так помогите же мне хоть чем-нибудь; не делайте своими врагами тех, кто мог бы остаться в наших рядах, не начинайте вражду просто из-за каких-то дурацких формальностей и крючкотворства.

Вы называете себя – и устно, и письменно, и в печати – моим представителем (скорее уж вы представитель ∴ , а не мой). Следовательно, если у вас появится какое-либо подобное правило, вам легко будет сказать, что изменения в устав внесла я. И запомните: если вы осмелитесь протестовать, редактируя и исправляя то, что я напишу о вас в своих будущих инструкциях, я прокляну вас на своем смертном одре! Вы не знаете того, что знаю я. [...]. Это будет достойно похвалы, Дж[адж]. Вы должны быть защищены, хотите вы этого или нет. Я сейчас собираю письменные показания против Дариуса Х., потому что он уверен, что в один прекрасный день привлечет вас к суду иным способом, чем в «Religio-Philosophical Journal», и мы должны вас всячески обелять, а его выставлять в черном свете – настолько, насколько он этого заслуживает, и защитить вас, подготовившись к этому заблаговременно. Вот тут-то совершенно неоценима будет помощь Бриджа.

Так последуйте же моему совету и сделайте все, что в ваших силах, и во что бы то ни стало сохраните с ним дружеские отношения. Мид пошлет вам его письмо ко мне и мое ответное письмо Бриджу. Это может уладить наши дела, но только если вы мне поможете. Теперь я вижу, что виноват Григгс, а не вы. Но я питаю к Григгсу давнюю нежность и не хочу, в свою очередь, портить ему настроение.

Только какого черта вы выбросили лишние три доллара на телеграф, если не имеете к этому делу никакого отношения и если прямо сейчас можете уйти в отставку (очень по-теософски), убей бог, не знаю! Джадж, вам столько всего приходится терпеть, и вы перетрудились. Но то же самое можно сказать и обо мне, и если вы будете угрожать мне подобными вещами, то я лучше вообще прикрою «лавочку». Если вы обижаетесь на то, что я могу сказать в момент замешательства, боясь потерять наших лучших членов, когда так крепнут вражеские силы, то, значит, Теософское общество – это фикция, а наше Дело – недостижимая утопия. Во имя милосердия, ради нас и себя самого займитесь-ка лучше приведением в порядок дел, и давайте больше не будем об этом. Вот уже два месяца я размышляю над изменением формулировок клятвы и сейчас непосредственно работаю над текстом. Все то же самое, только риторика чуть ярче выражена. Да хранит вас Спаситель наш, кроткий Иисус.

Искренне ваша

Е.П.Б.

Терпеть не могу, когда меня обвиняют в стремлении играть в папу римского или в самодержца.

Письмо ЕПБ к УКД, 07.03.1890

[вероятно, около 7 марта 1890]

У.К.Д. просят внести следующие изменения и дополнения в хартии Э[зотерической] C[екции].

–––––––

Принимая во внимание, что Братья из Э.С. (укажите название населённого пункта), сообщили нам о своём (измените с его).

9-я [?] строка, последнее слово: «Братья».

–––––––

Пояснения для У.К.Д.

«Внутренняя ложа» Дзьян – это название, под которым известна ложа Учителя во внутреннем Ламаистском монастыре. Все адепты, челы и т. д. в этой части страны известны среди лам как Дзьян-па.

«Мы» относится не только ко мне, но ко мне и другим штатным лицам: секретарю, выбранному Советом, кроме которого и Вы, У.К.Д., как главный и единственный представитель «Дзьян» в Америке, должны добавить свою подпись под моей на каждой хартии.

Хартии, возможно, выглядят многословными и высокопарными, но они были написаны высшими масонами, членами ложи «Гор» и розенкрейцерами. Мне жаль, но я вынуждена просить Вас разослать эти постоянные хартии каждой группе из Вашего пронумерованного списка, с указанием их права дать или нет название своим ложам.

Искренне Ваша Е.П.Б.

Ложи могут быть известны публично под своим названием, если они того пожелают, но их номера не должны разглашаться.

–––––––

Что касается фотографий Учителей:

1. Каждая Ложа Э.С. может иметь по одной копии каждой из них для своей Ложи, если того пожелает.

2. Отдельные члены Э.С. также могут иметь по одному экземпляру каждой фотографии, при условии одобрения У.К.Д.

Зачем говорить о продаже фотографий? Разве оплату только лишь стоимости производства можно назвать «продажей»? Другими словами, привилегия участников состоит в том, что они могут просто сделать копии фотографий за свой счёт.

Ваши рекомендации относительно работы Мида были приняты во внимание.

Я не понимаю, почему фотографии Учителей дожны стать менее «священными» из-за того, что необходимо заплатить фотографу за их воспроизводство?

Будет ли любезен У.К.Д. пояснить это?

Его вечно,

Е.П. Блаватская Е.П.Б.

Письмо УКД к ЕПБ, 14.03.1890

14 марта 1890

Моя дорогая Е.П.Б.,

С большим удовольствием я передаю Вам это ещё одно небольшое пожертвование для Вас лично от друга, который не хочет, чтобы его знали иначе, как Вашего друга. Эта сумма около двух фунтов. Вполне вероятно, что он будет присылать Вам такую же сумму каждый месяц. Примите её и не задавайте вопросов.

Э[зотерическая] С[екция] сейчас находится в таком состоянии, что, как мне кажется, Вам абсолютно необходимо сделать следующий шаг и объявить или создать её внутреннюю секцию, чтобы те, на кого Вы действительно сможете положиться, выполняли работу для блага других и в то же время защищали Секцию от кучи дураков, которые сейчас в ней находятся. Я обнаружил, что многие из них пришли сюда просто из любопытства и не очень заботятся о клятве; она не является для них священной. Некоторые экземпляры [инструкции] № 3 были утеряны почтой из-за неспособности сообщить мне о смене адреса, и они даже не ответили, когда я об этом спросил.

Вам следует создать внутреннюю секцию, о существовании которой должны знать только те, кто в ней находится, и их следует отбирать с большой тщательностью – я могу назвать имена самых надёжных и аккуратных людей в этой стране. Они будут хранить все секреты и в то же время должны быть единственным каналом связи с остальными – то есть инструкции для остальных должны в смягчённой форме поступать из этой внутренней секции, поскольку, я уверяю Вас, большинство из тех, кто сейчас находится там [в Эзотерической секции], не подходят для получения Ваших инструкций по причине недостатка интеллекта и образования. Неужели Вы не сделаете этого? Разве это не новый и хороший метод усилить контроль, который Вы уже имеете над движением, и направить людей по правильному пути в теософии?

Жду ответа.

Как всегда ваш,

Уильям К. Джадж

Вы будете давать реальные инструкции только Внутренней секции, и в эту секцию можно будет войти только по предоставленному Вами праву, но никогда – по заявлению.

Письмо УКД к ЕПБ, 20.02.1891

20 февраля 1891 Нью-Йорк

Дорогая Е.П.Б.,

ПО ПОВОДУ ИЗМЕНЕНИЯ НАЗВАНИЯ Э[зотерической] С[екции] – ВАЖНО.

Я отправил телеграмму, в которой просил подождать три дня с этим предполагаемым изменением, и снова написал, что «новое название совпадает с названием Батлера». Это означает, что название «Эзотерическая школа теософии» – именно то самое название, принятое в печально известном деле Хирама Батлера для их школы, где у них были и есть ученики и где они добывают и добывают деньги за ту чушь, которую они распространяют. Они не прекратили своё существование, поскольку Батлер, когда его выгнали из Бостона, уехал в Калифорнию, и там у него появилось больше последователей, и он продолжает свою торговлю таким же образом. Мне кажется, что взять такое же как у него название – это самая худшая участь, которая может постигнуть Э.С. Кроме того, я не вижу необходимости в какой-либо смене названия. Если это происходит из желания отделить Э.С. от ТО, это не приведёт к достижению такой цели, по той причине, что Вы никогда не сможете этого сделать, поскольку, пока Вы живы и остаётесь в Обществе, все будут считать её [Э.С.] частью внутренней деятельности ТО. И почему должно быть какое-то желание отделить Э.С. от ТО, я не могу понять, и поскольку все члены Э.С. должны сначала стать членами ТО, то это невозможно сделать без полного и ненужного отступления. И ещё по одной причине, которая заключается в том, что Вы снова и снова отчётливо показывали, что цель Э.С. – укреплять и поддерживать ТО, и, как факт, это уже произошло. Мы это сделали и принесли Обществу величайшую пользу. Зачем же тогда создавать ненужное недоверие, изменяя название?

Более того, новое название, которое, как я вижу, уже появилось в лондонской прессе, использовал не только Батлер, но и другие, менее известные и скандально известные личности. Есть ещё несколько человек, претендующих на то же самое под тем же именем. С нашей стороны было бы самым безумным поступком так поступить после того, как мы так долго жили с названием, которое фактически защищено своей близостью к названию ТО. Могу ли я, зная всё здешнее общество, попросить Вас не вносить эти изменения?

Я хотел бы также обратить внимание на массу хлама в виде красивых, но бесполезных украшений, опубликованных недавно в прессе на эту тему. Там перемешано всё, от богов, выступающих в роли смертных, до разнообразных змей, которые находятся не на своём месте и используются с другими символами, с которыми у них никогда не было единства или соответствия. Не правда ли, разве это не было всегда прискорбно – смешивать символы? И разве они все не перепутаны на этом новом титульном листе? Вот зал с двумя колоннами, а затем стиль колонны, которая не имеет ничего общего с этим залом; а затем змеи, которые никогда и случайно не появлялись в этом зале, потому что они принадлежат к другой ступени; затем есть крылатый глобус, который действительно принадлежит залу с двумя колоннами, но не в той форме, которая изображена на Вашей печати, и которая предназначена для другой цели и представляет собой нечто иное; затем есть индусский символ с санскритскими буквами в центре – он, конечно, не имеет никакого отношения к залу с двумя колоннами; а затем, в конце концов, то, что меньше всего подходит: наверху, по всей длине верхнего обреза листа, изображена целая вереница змей с шарами на головах, а такие никогда не использовались на ступени простого ученика: там есть место другим видам змей и другим предметам. По сути дела, всё перепутано, и, хотя нарисовано очень хорошо, но, судя по тому, что я усвоил, этому в любом случае не должно быть места в Э.С. сейчас. Я беру на себя смелость изложить эти соображения, потому что уверен, что Вы лично не планировали такое для использования, но [это изображение] создал кто-то другой, кто по-настоящему незнаком с использованием и значением символов.

Наконец, если название будет изменено – вполне вероятно, что у тех, кто ещё не знает причин и не в состоянии о них догадаться, возникнет чувство недоверия, и если им сказать, что причина в том, чтобы отрезать Э.С. от ТС, то вполне естественно будет спросить: почему это не было сделано с самого начала и не было предусмотрено заранее?

Снова возвращаюсь к картинкам. Посмотрите на первое слово и скажите, слышал ли кто-нибудь когда-нибудь о боге, олицетворяющем перевоплощение, в соответствующем одеянии, будучи осирифицированным, который имел бы право на корону как верхнего, так и нижнего Египта? Это вовсе не символ молчания, а попытка показать перевоплощение, не достигающая своей цели. Моё практическое мнение заключается в том, что для текущего отделения Э.С., чем меньше этих украшений и символов, тем лучше, а влияние на его членов чище.

Как всегда,

Уильям К. Джадж

Сообщения о смерти У.К. Джаджа

Смерть Уильяма К. Джаджа

Автор неизвестен

Редактор этого журнала, президент Теософских обществ Америки, Европы и Австралазии, наш верный учитель и друг, покинул мир 21 марта около 9 часов утра. Его смерть была безболезненной и положила конец долгой и отчаянной борьбе за жизнь, которая продолжалась до тех пор, пока не стало ясно, что выздоровление невозможно.

Некоторые люди, несомненно, повторят дурные предчувствия, которые последовали за смертью Е.П.Б., предсказывая крах Теософского общества; но душа и сила, которые она вложила в свою работу и которые становились всё более очевидными после того, как она покинула нас, доказали, что физическое присутствие не обязательно, чтобы поддерживать то настоящее влияние, которое, в первую очередь, носит духовный и ментальный характер. Влияние, которое оказывал Уильям К. Джадж было такого же рода. Его душа была тесно переплетена с душой Общества. Смерть не может разрушить этот мощный столп поддержки. Он умер так, как прежде жил, – для Общества; умер так, как прежде жил, – праведно; и хотя мы должны сожалеть о том, что такая жертва была необходима, факт остаётся фактом: она не была напрасна ибо существуют сотни тех, кто преданно остался с ним в час испытания Общества, и его величайшая битва останется непоколебимой, ибо данное им начало перемен ведёт нас на внутренних и действительных планах далеко в будущее столетие. Работа Общества и этого журнала будет продолжаться, как и прежде. Политика и цель будут такими же, как и прежде. Но больше, чем когда-либо, успех обоих предприятий будет зависеть от отдельных членов организации по всему миру. Пусть помнят об этом, и единственная надежда и цель Уильяма К. Джаджа будет претворена в жизнь.

Уведомление

Джира Бак

Теософскому обществу в Америке и его братьям по всему миру.

Братья!

Наш лидер покинул поле боя. С непоколебимым мужеством, с непокорённой волей, с неослабевающим рвением, с несгибаемой преданностью – проводник выработался. Колесница разбилась вдребезги на поле битвы, а возничий пропал из виду. Уильям Кван Джадж завершил работу, порученную ему для нынешнего поколения, выкроив немного из отведённого времени для великой работы, чтобы подготовиться к смерти. Он оставил нам только воспоминания, а также результаты своей деятельности и силу своего примера. Их влияние распространилось по всему земному шару и поможет сформировать мировоззрение грядущего столетия. Энергия, стойкость и преданность были отличительными чертами его жизни, в то время как под внешностью, иногда суровой, нетерпимой к глупостям и тривиальности, которые отнимали время и энергию у деятельности и долга, билось «горячее ирландское сердце», нежное, как у женщины, и ранимое, как у ребёнка. Те, кто видели его больше, ценили его в наибольшей степени; те, кто знали его лучше, любили его и безоговорочно доверяли ему. И почему он вызывал столько доверия и любви? Просто потому, что он был воплощением преданности; потому что он полностью забывал о себе и жертвовал всем ради работы, за которую взялся: распространения Истины и прочности Теософского общества. В его жизни было подводное течение, подобное глубокому морю, и оно никогда не прекращало своего тока и ни на мгновение не теряло своего источника. Его ресурсы казались неистощимыми, а его суждения о людях и оценка ситуаций – удивительно точными. За десять лет очень тесного общения я ни разу не обнаружил намерения, выходящего за рамки его любимого ТО. Днём и ночью, в болезни и здравии, терзаемый болью или в приятные часы общения, у него можно было обнаружить только один-единственный мотив и цель; и когда завеса молчания опускалась на произносимые им слова, его деловитое перо не обращало внимания на боль и посылало множество посланий, советов и ободрения по всему миру. Никогда прежде я не видел такой решимости жить, такого осознания возможного поражения, такого нежелания прекращать работу. В декабре прошлого года я пытался уговорить его прекратить работу и использовать его убывающие силы для восстановления здоровья, но тщетно. И так он продолжал работать до последнего и прекратил только тогда, когда не мог ни ходить, ни стоять; и когда от удушающего кашля и усталости он едва мог лежать или спать. У него действительно было Львиное Сердце, и он был достойным преемником своего великого учителя, Е.П.Б.

Я уверен, что выражаю мнение тысяч людей, оценивая характер и труд всей жизни нашего Подвижника и Лидера. Суть проста. Его труд всей жизни и самопожертвование не должны быть напрасными, его пример не должен быть утрачен. «Те, кто мудр в духовных вопросах, не печалятся ни о живых, ни об умерших». Стойкость, Преданность и Труд! Это должно быть нашим девизом, не меньшим, чем текст и проповедь, по этому случаю. «Дела, а не слова – вот чего мы хотим», – однажды написал один Учитель. Плач и скорбь могут быть в каждом из наших сердец, и возникшие таким образом кротость и отзывчивость должны только обогатить и сделать более плодородной почву нашей собственной жизни, а цветение и плоды должны послужить исцелению народов. Столетие подходит к концу, и наш Ежегодный съезд уже не за горами. Давайте проявим большую преданность, больше мужества и более глубокое чувство Братства, чтобы жертва нашего Брата Уильяма К. Джаджа, не была напрасной, ведь он всё ещё живёт и действует в нас; и поэтому не может быть смерти, а только переход; не может быть разрушения, но только возрождение, и нет поражения тому, «кто осознаёт, что он един с Высшим Духом».

Дж. Д. Бак, вице-президент ТО в Америке

Кремация

Клод Фоллс Райт, Е.Т. Харгроув, Джеймс Прайс

Процедура кремации тела У.К. Джаджа была проведена в максимально простом порядке. Поскольку он скончался в субботу утром, было непросто уведомить многих членов ТО, находящихся за пределами Нью-Йорка, достаточно заблаговременно, чтобы они смогли присутствовать на похоронах в ближайший понедельник. Тем не менее, присутствовало очень большое количество членов ТО, в том числе, многие из Бостона, Бриджпорта, Провиденса и других городов.

Весь день в воскресенье тело пролежало в его доме по адресу 56-я Западная улица, 325, в комнате, в которой он умер. В понедельник в полдень гроб был доставлен на Мэдисон-авеню, 144, и в это время должна была состояться церемония в Ариан-холле. Гроб был внесён в Зал носильщиками – это были господа Эллиот Б. Пейдж, Джозеф Х. Фасселл, Джеймс М. Прайс, Джон Прайс, Т.Р. Пратер и К.Ф. Райт – и был помещён на платформу, обильно украшенную цветами. Из зала вынесли все стулья, и люди стояли, чтобы было больше свободного пространства. Затем с обращениями выступили господа Клод Фоллс Райт, Э.Т. Харгроув и Джеймс Прайс. Мистер Райт сказал:

«Сегодня мы собрались здесь, в этом Арийском зале, перед телом нашего брата и сотрудника Уильяма Квана Джаджа, основателя теософского движения этого столетия, вместе с Е.П. Блаватской и другими. Мы собрались, чтобы принять участие в кратковременном прощании с духом, покинувшим своё тело. Однако мы собрались не как скорбящие, как те, кто верит, что мёртвые не возвращаются. Мы не такие, как те, кто верит, что тело – это всё, что есть человек. Как теософы, и поскольку это теософское собрание, мы должны прежде всего чувствовать, что мы просто собираемся вместе, чтобы попрощаться на некоторое время. Джадж был здесь, на земле, много раз трудился для этого движения раньше, и он придёт трудиться снова.

Не для нас чувство его потери навсегда. Я сам стою перед сценой, почти идентичной той, которая произошла во время смерти Е.П. Блаватской в Лондоне несколько лет назад, в то время, когда все чувствовали себя примерно так же, как сейчас. Многие тогда верили, что Общество развалится на части, но это были всего лишь слабодушные люди, которые ничего не знали об истинной природе этого движения, и Общество, несомненно, не потерпело краха, а наоборот, набрало жизненную силу. Мы должны продолжать чувствовать то, что чувствовали уже долгое время, что Общество зависит от принципов, а не от личностей, и что даже после ухода от нас великого учителя и брата мы всё ещё остаёмся в Движении, и оно должно продолжаться, не затрагиваемое смертью всех личностей. Смерть так же обычна, как и рождение. Люди умирали с самого сотворения мира, и смерть не может повлиять на наше продвижение вперёд, а если бы и повлияла, то это только показало бы, что мы зависим от личностей и, следовательно, не заслуживаем доверия. Мы должны придерживаться только высоких принципов, и даже, несмотря на то, что мы чувствуем глубокую скорбь, которая неизбежно должна охватить каждого из нас в связи с потерей такой выдающейся личности, какой был У.К. Джадж, мы должны твёрдо придерживаться факта и веры в то, что Общество будет расти. О каждом великом Адепте известно, что, когда его силы покидают его, его духовная энергия распределяется между всеми учениками. Энергия, сосредоточенная в одном, распространяется на всех; следовательно, с этого момента у каждого будет дополнительная сила для работы, и он должен стремиться представлять собой живой центр. В недавнем номере журнала «Путь» мистер Джадж попытался вдохновить всех этой идеей – “Каждый член ТО является центром”, – вот его слова. И помните слова Е.П.Б.: “Пока есть три человека, желающие жить в соответствии с истинными принципами Движения, до тех пор оно будет жить и процветать”. Пусть будет не только три, но и сотни центров! Следовательно, ни у кого нет ни необходимости, ни права чувствовать потерю мужества или силы; напротив, тот, кто позволяет таким мыслям и чувствам овладевать им, поступает не как теософ».

Затем мистер Джеймс М. Прайс сказал следующее:

«Прошло пять лет с тех пор, как из мрачного и задымлённого Лондона всё, что было смертного в Е.П. Блаватской, было вывезено через зелёные поля в Уокинг и предано огню крематория. И когда в тот ослепительный солнечный день я возвращался по английским полям, одетым в нежную весеннюю зелень и усыпанным маргаритками, казалось, они предвещали радостное возрождение всего живого, и большая часть печали в моём сердце рассеялась, когда я подумал о нашем сильном американском брате, который спешил через море, чтобы принести нам утешение и мудрый совет. И сейчас, на моей родной земле, когда я стою рядом с его холодным земным прахом, на сердце у меня тяжелее, чем когда-либо прежде. Неразумны те, кто уклоняется от карающего прикосновения печали. Как жизнь преподаёт свои уроки, так и смерть является учителем, и учение смерти можно понять только тогда, когда скорбь о тех, кто погиб, смягчит человеческое сердце; ибо это единственная великая потребность человечества сегодня – сокрушить жестокость и эгоизм сердца. Поэтому я думаю, что в этом смысле разумно скорбеть по умершим. Это считается ложным в любой философии или любой религии, которые дают порочное утешение, уча безразличию к смерти, или стремятся ожесточить сердце, исполненное страстной любви к тем, кто отнят у нас. Но бескорыстная скорбь не растрачивается впустую на бесполезные сетования, а пробуждает в нас сильное желание проникнуть в бессмертный мир, куда ушли те, кого мы любили, и побуждает нас к более глубокому состраданию к человечеству и укрепляет нас в нашей способности помогать и утешать тех, кто нас окружает. Этого нашего брата больше нет среди нас. Поэтому пусть наша дань скорби превратится в неукротимую волю продолжать работу, которую он начал и в которой он был нашим лидером. Давайте создадим это Общество на века грядущие как нетленный памятник Е.П. Блаватской и Уильяму К. Джаджу. На протяжении долгих лет я считал его своим самым верным другом и учителем. В этом мире нет никого, кого я бы так сильно любил, никого, перед кем я был бы в таком глубоком долгу благодарности. В давно минувших жизнях я знал его и следовал за ним; в грядущих жизнях я найду его и буду следовать за ним по-прежнему. У него было “сильное, глубокое сердце, подобное сердцам древних”; и хотя я хорошо знаю, что в былые времена он был одним из тех, кто побеждал смерть и мог сказать: “Смерть поглощена победой. Где, о Смерть, твоё жало? Где, о могила, твоя победа?” – и всё же, в этот час утраты и одиночества, я бы остановился только на человеческой стороне жизни, на той человеческой природе, которая страдает и ищет утешения. Наш брат ушёл. Тот, кого мы любили, покинул нас.

Ему мы присвоили гордый титул “друга всех живых существ”. Пусть же каждый из нас стремится быть, подобно ему, другом всего, что живёт и дышит; давайте неустанно продолжать дело, за которое он и Е.П. Блаватская отдали свои жизни, и давайте покажем своими делами, что учение его жизни и ещё более великое учение его смерти не было потрачено для нас впустую».

Мистер Харгроув сказал:

«Братья и сёстры, друзья!

Сегодня я выступаю перед вами, чтобы вкратце рассказать о смерти нашего друга и учителя. Вы все прекрасно знаете, что его болезнь была продолжительной. Теперь вы будете знать и то, что до тех пор, пока он считал своим долгом бороться за жизнь, он сражался в битве, в которой никто из нас не смог бы победить. Он боролся за жизнь изо дня в день, из минуты в минуту, пока не понял, что битва окончена; не проиграна, а выиграна в самом прямом смысле этого слова. Он перепробовал разные климатические условия, чтобы понять, можно ли вылечить его болезнь переменой воздуха, а затем вернулся в Нью-Йорк, зная, что смерть неизбежна, и предпочитая умереть в этом городе, который его усыновил, а не где-либо ещё.

В час своей смерти он был окружён друзьями и всеми возможными средствами утешения. За ним до последнего ухаживала верная и преданная жена. Его смерть была безболезненной. Он сам сказал мне незадолго до своей смерти, что в течение последних нескольких дней он был очень слаб в своём теле, и, конечно, когда последний вздох жизни покинул его тело, его там не было; он наблюдал за всем происходящим.

Один человек, который постоянно находился рядом с ним в течение последних недель его болезни, но отсутствовал, когда наступил момент расставания, – человек, который любил его совершенной любовью, – воскликнул: “Слава богу, что он мёртв”, когда ему рассказали о случившемся. И это чувство должны разделять все, кто знает, сколько он перенёс, прежде чем покинуть нас. Вот и всё о мёртвых. Теперь о живых.

Его последнее послание к нам было таким: “Нужно сохранять спокойствие. Оставайтесь стойкими. Действуйте не торопясь”. И если вы запишете эти слова и запомните их, вы обнаружите, что в них отражена вся его жизненная борьба. Он верил в теософию и жил в соответствии с ней. Он верил, потому что знал, что великое Я, о котором он так часто говорил, – это вечное Я, и есть он сам. Поэтому он всегда был спокоен.

Он с непоколебимым упорством следовал своей цели и своему идеалу. Он действовал медленно и никогда не позволял себе действовать поспешно. Он распоряжался временем и в этом отношении был воплощением справедливости. И он обладал способностью действовать с быстротой молнии, когда наступало время действовать.

Теперь мы можем позволить себе утешать себя мыслью о жизни, которую он прожил, и должны также помнить, что у этого человека, Уильяма Квана Джаджа, было, я полагаю, больше преданных друзей, чем у любого другого ныне живущего человека; больше друзей, которые в буквальном смысле умерли бы за него в мгновение ока, пошли бы на всё, что угодно, поехали бы в любую часть мира по одному его намёку. И ни разу он не использовал эту власть и влияние в своих личных целях; ни разу ни у кого не попросил ни цента денег для себя; не только в Америке, но и в Европе, Австралазии и других местах ни разу он не использовал эту силу, какой бы великой она ни была, ни для чего, кроме пользы Теософского движения.

В заключении: за несколько дней до своей смерти он сказал мне: “Не нужно беспокоиться, потому что, даже если я умру, Движение само по себе уже является успехом”. Это действительно успех, но мы должны использовать этот успех, и я думаю, что если мы хотим отдать дань уважения жизни и последней жертве У.К. Джаджа, то лучше всего это сделать, продолжая дело, ради которого он жил и умер».

Затем тело вынесли из Зала и доставили в крематорий во Фреш-Понде. Около восьмидесяти прихожан собрались в маленькой часовне при крематории, пока мистер Райт читал над гробом несколько слов, обращённых У.К. Джаджем к другу два года назад, когда он был на волосок от смерти:

«В сердце того, кто знает и осознаёт единство всех духовных существ, нет места печали. В то время как люди, памятники и правительства исчезают, Я остаётся и возвращается снова. Мудрых это не беспокоит; они хранят молчание; они полагаются на Я и ищут убежище в Нём».

Затем тело было кремировано.

[Сообщил Клод Фоллс Райт]

Биографические очерки

Уильям Кван Джадж: его жизнь и творчество

Составлено и отредактировано Свеном Иеком и Борисом де Цирковым

Жизнь Уильяма Квана Джаджа настолько тесно связана с историей и развитием Теософского общества, что описать одну из них почти то же самое, что описать другую.

Сын Фредерика Х. Джаджа и Мэри Кван, Уильям Кван Джадж родился 13 апреля 1851 года в Дублине, Ирландия, и провёл своё раннее детство в стране, где местные жители часто воспринимали свои материальные невзгоды как компенсацию за осознание ими безмолвных сил природы. В возрасте семи лет мальчик серьёзно заболел, и врач сообщил семье, собравшейся у его постели, что Уильям умер. Но прежде чем горе смогло охватить потенциальных скорбящих, мальчик, ко всеобщему изумлению, ожил. Однако его выздоровление было медленным, а в течение года он начал проявлять интерес к мистическим предметам. Семья, не подозревавшая о его способности читать, обнаружила, что он поглощён книгами, посвящёнными месмеризму, френологии, магии, религии и подобным темам.

Когда Уильяму было тринадцать лет, семья Джаджей переехала в США, приплыв туда на лайнере Инмана «Город Лимерик» (City of Limerick), который прибыл в Нью-Йорк 14 июля 1864 года. Мать Джаджа к этому времени уже умерла при рождении своего седьмого ребёнка, и отцу пришлось взять на себя двойную ответственность – дать образование и обеспечивать детей. После недолгого пребывания в гостинице «У старого лавочника» (Old Merchant's) на Кортленд-стрит, а затем на Десятой улице в Нью-Йорке семья наконец обосновалась в Бруклине, Нью-Йорк.

Для семьи Джаджа трудности были не в новинку, и Уильяму удалось закончить школу, прежде чем пойти на работу. В конце концов, он стал клерком в адвокатской конторе Джорджа П. Эндрюса, который позже стал судьёй Верховного суда Нью-Йорка. У Джаджа появился интерес к профессии юриста, к которой он и начал готовиться. Вскоре после этого умер его отец. Достигнув совершеннолетия в апреле 1872 года, Уильям стал натурализованным американским гражданином, а месяц спустя был принят в коллегию адвокатов штата Нью-Йорк. Его трудолюбие, природная проницательность и непреклонная настойчивость снискали ему уважение клиентов, и со временем он стал специалистом в области коммерческого права.

В 1874 году Джадж женился на школьной учительнице Элле М. Смит из Бруклина (умерла 17 апреля 1931 года), от которой у него родилась дочь, умершая в младенчестве от дифтерии. В браке не обошлось без трудностей, поскольку его жена, в то время требовательная методистка, не разделяла его теософских интересов, как по личным, так и по религиозным соображениям. Потеря ребёнка добавила невзгод в их семейную жизнь, тем более что Джадж очень любил детей, которые отвечали ему взаимностью.

В конце лета 1875 года Джадж познакомился с Е.П. Блаватской. По словам Олкотта, он тогда работал в юридической конторе Э. Делафилда Смита, прокурора США по Южному округу Нью-Йорка. Прочитав статьи полк. Олкотта в нью-йоркской газете «Повседневные изображения» (Daily Graphic) (опубликованные в марте 1875 года под названием «Люди из другого мира» (People from the Other World), в которых он описывал свой опыт, накопленный в усадьбе Эдди в Читтендене, штат Вермонт, где проводились загадочные спиритические сеансы, Джадж написал полковнику письмо с просьбой познакомить его с мадам Блаватской. В конце концов, желанное приглашение пришло, и это привело к общению, которому суждено было продлиться всю их жизнь.

Джадж стал частым гостем в квартире Е.П.Б. на Ирвинг-плейс, 46, в Нью-Йорке, где вскоре должно было состояться создание Теософского общества. По словам полковника Олкотта, Джадж был одним из основателей Теософского общества. Однажды вечером после лекции Джорджа Х. Фелта Олкотт написал на клочке бумаги: «Разве не было бы замечательно создать Общество для такого рода исследований?» – и отдал его Джаджу. Е.П.Б. прочитала записку и кивнула в знак согласия («Листы старого дневника», 2-е изд., том 1, сс. 117-18).

Теперь для молодого юриста началась новая жизнь, и его общение с Е.П.Б. и полковником Олкоттом предоставило ему величайшие возможности. Его молодость и чувство незащищённости, как материальной, так и духовной, поначалу мешали ему воспользоваться в полной мере открывшимися в нём дарованиями, но в борьбе с самим собой, несмотря на все финансовые и бытовые трудности, он обрёл гораздо большую внутреннюю силу.

Мы обладаем лишь частичной информацией об участии мистера Джаджа в подготовке книги «Разоблачённая Изида», написание которой в то время потребовало от Е.П.Б. больших усилий. У нас есть только одно краткое его предложение, относящееся к этой теме. Он написал: «Я помог ей в этом [“Разоблачённой Изиде”], и, как она [Е.П.Б.] напомнила мне вчера, я предложил использовать слово “элементалы”, чтобы провести чёткое различие между ними и “элементариями”». Эти несколько слов встречаются в письме, написанном им из Парижа в начале апреля 1884 года, когда он остался там, чтобы помогать Е.П.Б. в редакторской работе над «Тайной Доктриной». Поскольку в своё время эта работа задумывалась как расширенное издание «Разоблачённой Изиды» (позже от этого плана отказались) Джадж сказал: «Моя судьба снова связана со второй работой над “Изидой”». Предполагается, что письмо было написано «давнему другу», имя которого не называется. С ним можно ознакомиться в журнале «Слово» (The Word), т. XV, апрель 1912, с. 19, где цитируются различные выдержки.

Однако младший брат мистера Джаджа, Джон Х. Джадж, скопировав значительную часть этого труда, оказал ценную услугу в деле подготовки рукописи Е.П.Б. к печати. Это была нелёгкая задача, поскольку в те времена пишущие машинки были неизвестны, и было необходимо готовить рукописи к публикации с помощью рукописной копии. Юный Джон Х. Джадж познакомился с Е.П.Б., когда ему было всего семнадцать лет; он восхищался ею и считал за великую честь помогать ей в её литературной деятельности. 25 августа 1914 года Джон Х. Джадж посетил теософскую штаб-квартиру Пойнт Лома в Калифорнии и рассказал группе учеников, собравшихся для встречи с ним, об этих фактах.

По необъяснимым причинам, незадолго до фактической публикации первой работы Е.П.Б., в отношениях между Е.П.Б. и У.К. Джаджем произошёл некоторый разлад, возможно, из-за какой-либо оккультной проверки. Рассказывая об этом, Олкотт говорит:

«В течение этого года междуцарствия мистер Джадж не посещал нас из-за разногласий между мадам Блаватской и им самим, ни она не писала ему, ни он ей, его письма были адресованы только мне. ... Когда мистер Джадж снова появился в штаб-квартире, старые сердечные взаимоотношения между нами троими были восстановлены и продолжались вплоть до смерти Е.П.Б.».

–––––––

Позиция У.К. Джаджа как одного из трёх главных Основателей Теософского общества, подвергавшаяся сомнению некоторыми невежественными критиками, в полной мере подтверждается обоими – полковником Олкоттом и Е.П.Б. В свете их решительных заявлений на этот счёт, в таковом положении не может быть никаких сомнений. Давайте рассмотрим доказательства.

В письме мистеру Джаджу из Остенде от 27 июля 1886 года, в то время, когда она была очень больна и не была уверена в будущем, Е.П.Б. рассказывает о его журнале «Путь» и, в частности, говорит:

«С этого дня я начну работать над тем, чтобы Олкотт позволил Вам ежемесячно получать по 50 долларов на Ваш «Путь». Их необходимо найти – ведь если до сих пор нас было трое основателей, то очень скоро нас станет двое».

В своём письме мистеру Джаджу, отправленном из того же места 22 августа 1886 года, Е.П.Б. прямо заявляет:

«А Вы, Вы – один из первых Основателей».

Важное письмо Е.П.Б. на Второй ежегодный съезд Американской секции Теософского общества, состоявшийся в Чикаго 22-23 апреля 1888 года, адресовано У.К. Джаджу, которого она называет «Моим самым дорогим братом и Соучредителем Теософского общества». Оно подписано тремя точками [], символизирует оккультный статус Е.П.Б. и, следовательно, должно рассматриваться как официальный документ.

В письме Ричарду Харту из Лондона от 12 сентября 1889 года Е.П.Б., решительно возражавшая против определённой политики, проводимой в то время на страницах журнала «Теософ», главным образом самим Р. Хартом, выразила своё мнение следующими словами:

«Я не позволю, чтобы Джаджа унижали из-за этого. Джадж – один из Основателей и человек, который всегда был верен Учителям».

В своих «Предварительных пояснениях» к Инструкции № III в «Инструкциях для учеников внутренней группы» (E.S. Instruction No. III), написанной Е.П.Б. во время серьёзного кризиса, через который проходило Движение в 1889-90 годах из-за предательства внутри и неустанных нападок извне, особенно в Америке, она смело выступает публично и заявляет относительно У.К. Джаджа:

«Он является одним из трёх Основателей Теософского общества, единственных троих, кто остался верен своему Делу как скала».

Позднее, ссылаясь на свою энергичную защиту Джаджа на страницах вышеупомянутого документа, она написала в письме:

«Пусть они предварительно прочтут письмо Учителя... Всё, что я сказала об У.К.Д., было взято из Его слов в Его письме ко мне».

В декабре 1889 года Ричард Харт, делая репортаж о теософских делах в Америке, рассказал в «Теософе» о процессе консолидации, происходящем там под руководством мистера Джаджа. Он говорит:

«Это хорошая новость, поскольку мистер Джадж – старый и убеждённый теософ, и мадам Блаватская и полковник Олкотт всегда признавали его и относились к нему как к “одному из Основателей”».

Через месяц после кончины Е.П.Б. её журнал «Люцифер», чтобы опровергнуть определённые клеветнические обвинения со стороны некоторых газет, опубликовал заявление, написанное 19 мая 1891 года, в Лондоне. Этот документ был подписан десятью видными деятелями Движения в Англии, список имён возглавляла миссис Анни Безант. Среди прочего, в нём говорилось:

«Совместно с полковником Г.С. Олкоттом, президентом Общества, и мистером Уильямом К. Джаджем, известным нью-йоркским юристом, вице-президентом и лидером движения в Америке, мадам Блаватская была основательницей Теософского общества, и это должность, которую невозможно занять ни в результате государственного переворота, ни каким-либо иным образом».

Сообщая о кончине Е.П.Б. и прибытии в Лондон различных официальных лиц, журнал «Теософ» опубликовал письмо, полученное из Лондона, в котором описывались события в Обществе и реакция прессы на смерть Е.П.Б. Автор подробно останавливается на приезде миссис Анни Безант и У.К. Джаджа и в частности говорит:

«Мистер Джадж останется в Англии до приезда полковника Г. Олкотта в начале июля; мы очень приветствуем его присутствие с нами в такое печальное время, поскольку все, кто имеет честь знать вице-президента и Соучредителя Теософского общества, сразу поймут, как мы должны ценить чувство силы, мужества и надежды, которые он внушает, где бы и с кем бы он ни был».

После своего прибытия в Лондон полковник Г.С. Олкотт выступил на Первом ежегодном съезде Теософского общества в Европе, проходившем там 9 и 10 июля 1891 года. В своём президентском обращении он объяснил, как он узнал о кончине Е.П.Б., когда был в Сиднее, Австралия, как изменил свои планы и немедленно отправился в Европу.

«Я немедленно решил изменить свои планы и приехать сюда, и вызвал по телеграфу моего старого коллегу и соучредителя, мистера Джаджа, чтобы встретиться со мной здесь и посоветоваться с другими друзьями о будущем нашего Общества...»

7 октября, 1891 г., на обратном пути в Индию полковник Олкотт был в Сан-Франциско; г-н Джадж также был там, поскольку в то время он совершал поездку по стране от имени Движения. Мистер Джадж, конечно же, присутствовал на приёме, устроенном в честь президента-основателя. Когда мероприятие должно было вот-вот начаться, полковник Олкотт сказал ему:

«Садитесь рядом со мной, как Вы это делали в Нью-Йорке в 1875 году: тогда мы были едины в работе и останемся едины и сейчас».

Рассказывая об одной и той же поездке обоих на Запад, полковника Олкотта и мистера Джаджа, Аллен Гриффитс, один из самых неутомимых работников в Америке, описывает встречу двух официальных лиц в Окленде. Он пишет:

«Это было зрелище, способное ободрить сердца всех истинных теософов – президент и вице-президент, два оставшихся основателя Теософского общества, встретились на этих далёких берегах Тихого океана, пожали друг другу руки и приветствовали друг друга как братья, связанные не обычными узами».

В марте 1892 года, когда полковник Г. Олкотт рассматривал возможность своей отставки с поста президента Общества – отставки, которую он позже отозвал – Анни Безант, тогдашний президент Ложи Блаватской в Лондоне, направила циркуляр членам Ложи, в котором она отзывалась о мистере Джадже как о «нынешнем вице-президенте и остающемся соучредителе Общества», и выразила своё мнение о том, что он был «самым подходящим человеком для руководства Обществом и тем, кого, по справедливости, нельзя обойти».

На фоне этих исторических данных любая неопределённость, касающаяся статуса мистера Джаджа в рамках первоначального Теософского общества, полностью устраняется.

–––––––

Когда 17 декабря 1878 года Е.П.Б. и Олкотт уехали из США в Индию, небольшая группа теософов была оставлена на попечение исполняющего обязанности президента генерал-майора Абнера Даблдея, прославившегося во время Гражданской войны, и У.К. Джаджа. Встречи Общества обычно проводились как «литературный салон», главной достопримечательностью которого была Е.П.Б. Вакуум, который она оставила после себя, не могли заполнить ни Даблдей, ни Джадж. В течение нескольких лет, последовавших сразу за переездом двух основателей в Индию, Джадж, как со стороны Е.П.Б., так и со стороны Учителей, был оставлен совершенно одиноким. В письме он в отчаянии жаловался Олкотту, что его бросили на произвол судьбы. Эта ситуация, несомненно, была связана с проверками Джаджа в качестве ученика на испытательном сроке. Он выспрашивал любые новости об Учителях. Переписка Джаджа с Дамодаром К. Маваланкаром датируется 1879-1882 годами. Некоторые из его писем отправлялись из Венесуэлы, где у Джаджа какое-то время были интересы в области добычи полезных ископаемых. Ответы Дамодара раскрыли Джаджу более глубокую, чем он когда-либо представлял, близость отношений между Учителем и учеником, и это сделало Джаджа его горячим почитателем и другом на всю жизнь. В серии статей, озаглавленной «Дневник ученика-индуса», Джадж пересказывает мистические переживания Дамодара, описанные в его письмах к нему.

В письме к Дамодару от 11 июня 1883 года Джадж пишет: «У меня есть Ваше последнее письмо, на обороте которого красным карандашом написано: “Лучше приезжай М”». Именно в 1884 году, который ознаменовался поворотным моментом в творческом пути Джаджа, он предпринял своё долгожданное путешествие в Индию. Он поехал через Париж, куда прибыл 25 марта 1884 г. Когда 28 марта Е.П.Б., полковник Олкотт и их спутники прибыли в Париж, Джадж был готов их встретить. Согласно некоторым из опубликованных писем Джаджа, Учителя указали ему остаться там и помогать Е.П.Б. в написании «Тайной Доктрины», которая в то время всё ещё рассматривалась как новая версия «Разоблачённой Изиды» – план, от которого позже отказались. Джадж работал на Е.П.Б. и вместе с ней как в Париже, так и в Энгиене, где в мае они некоторое время гостили у графа и графини д'Адемар. Также несколько дней он провёл в Лондоне, во время поспешной поездки туда Е.П.Б. в начале апреля. Джадж отбыл из Парижа в Индию в конце июня, прибыв 15 июля в Бомбей, где 18 июля он прочитал лекцию на тему «Теософия и судьба Индии». После лекций в Пуне, Хайдарабаде, Секундерабаде и Гути он прибыл в Адьяр 10 августа. Его краткое пребывание в Адьяре, по-видимому, окутано какой-то тайной, которую мы, возможно, никогда не сможем разгадать из-за отсутствия надлежащей документации.

Именно во время пребывания Джаджа в Адьяре журнал Христианского колледжа Мадраса опубликовал статью «Крах Кут Хуми» (The Collapse of Koot Hoomi) с пятнадцатью поддельными письмами, якобы написанными Е.П.Б. Тот период был периодом глубокой тревоги и серьёзных неприятностей, и атмосфера в Адьяре, должно быть, была очень напряжённой, электрически заряженной. Мы точно не знаем, когда Джадж покинул Адьяр, чтобы вернуться в Нью-Йорк, но он сам утверждает, что был в Лондоне в ноябре 1884 года, возвращаясь домой через Англию. 1 ноября 1884 года Е.П.Б. и её спутники покинули Лондон и сели на пароход в Ливерпуле, направляясь в Индию через Александрию и Порт-Саид. Олкотт, с другой стороны, отплыл из Марселя в Бомбей 20 октября, прибыв в пункт назначения 10 ноября. Из вышесказанного следует, что Джадж покинул Адьяр примерно в то время, когда и Е.П.Б., и Олкотт направлялись в Адьяр из Европы. Учитывая маршрут, использовавшийся в те дни, наиболее вероятно, что их пароходы встретились где-то в Средиземном море, но никакой информации на этот счёт так и не появилось, как и никаких намёков на то, почему Джадж покинул Адьяр так скоро и не дождавшись прибытия других Основателей.

Джадж отплыл в США из Ливерпуля 15 ноября 1884 года на британском пароходе «Висконсин» (Wisconsin) и прибыл в Нью-Йорк 26 ноября. Именно во время этого рейса А.Э.С. Смит, будущий президент Канадского ТО, встретился с ним впервые. Он пишет:

«Джадж был профессионалом в любых ситуациях и мог выжать мёд из обычного сорняка. Узнать его – значит полюбить. В 1884 году, когда я впервые встретил его на обратном пути из Индии, нас было одиннадцать человек на лайнере Гуиона «Висконсин». Он был сдержан в разговорах об Индии и своих делах там, и никто на корабле не знал его как теософа, но он говорил о мистицизме и мистических темах со мной и, я полагаю, с другими. Дочь богослова, доктор Дж. Гейки со своим мужем, богатым жителем Нью-Йорка, американским дантистом, практиковавшим в Париже, две голландские девушки из Пенсильвании, которые путешествовали по Европе, и ещё несколько человек из других стран, а также Джадж сформировали группу в каюте. Он прогуливался по палубе с теми, кому требовался компаньон, играл в карты, за исключением воскресенья, когда он подводил черту, он перебрасывал колоду карт и болтал, но всегда с некоторой отчуждённостью, и надолго уединялся в своей каюте. Стоял ноябрь, было холодно, и он, как и многие другие, носил берет, тёплую куртку, пальто и шарф. Он выглядел старым и бледным, и если бы мне сказали, что ему 33 года, я бы сказал, что на 20 лет больше. В те дни мы ничего не знали об авеше (āveśa) и ещё меньше о битве, которая велась в Адьяре за репутацию Е.П.Б.... Всё это, должно быть, тяжело давило на сознание Джаджа. Тем не менее, он был весел и заботился о других, и когда мы приблизились к концу нашего десятидневного путешествия, он составил памятную записку, украшенную его красивым почерком, и мы все подписали её в знак уважения к капитану, с выражениями благодарности за вежливость, доброту и заботу. То была бы прекрасная памятка о Джадже, имей мы эту записку сегодня».

Тот факт, что визит Джаджа к Е.П.Б. в Париж и в Адьяр ознаменовал начало его исключительно успешной работы для Общества, свидетельствует о том, что в этом путешествии он черпал вдохновение.

По возвращении в Нью-Йорк Джадж обнаружил, что его финансовые перспективы значительно улучшились. Он поступил на работу в юридическую фирму, в которой работал брат Олкотта, и таким образом смог уделять больше времени Обществу.

Полк. Олкотт наглядно описывает внутреннюю перемену, произошедшую в Джадже. Он говорит:

«Мистер Джадж почувствовал то, что вы можете назвать “божественным озарением”, – желание посвятить себя работе, собрать воедино все нити, которые мы оставили разбросанными там [в Америке], и продолжить её. Результат показывает, на что способен один человек, полностью преданный своему делу».

Анализируя ситуацию в Америке, Джадж понял, что необходимы радикальные изменения в управлении Обществом, если оно хочет добиться какого-либо прогресса. Поэтому он написал Е.П.Б. и Олкотту с предложением создать Американскую секцию. Это было сделано в июне 1886 года, когда Джадж был избран её постоянным генеральным секретарём. Вскоре под его энергичным руководством новая секция стала процветать, и по всей стране были открыты новые отделения.

Уныние и неуверенность, присущие Джаджу в прежние годы, казалось, полностью исчезли. Вскоре он привлёк к себе преданных работников, которые с радостью воплощали в жизнь его планы. Олкотт снова комментирует:

«Его мозг изобиловал хорошими практичными идеями, и быстрый и обширный рост нашего движения в Соединённых Штатах был обязан почти исключительно его трудам; другие, его коллеги, лишь осуществляли его планы».

Когда полковник Г. Олкотт начал публиковать свои исторические воспоминания, он писал:

«Когда он пришёл навестить её [Е.П.Б.] по предварительной договорённости, никакие небесные или земные знамения не предупредили его или нас о том, что он станет тем, кем он является сейчас в Обществе; даже серебристый звон волшебного колокольчика. Он был обычным, будничным молодым человеком, воспитанным под игом жёсткого методизма, но с глубокими оккультными наклонностями, о которых он сам едва ли подозревал и которые никак не проявлялись внешне. Всё его теософское будущее лежало перед ним, и его внутренний рост до того, кем он является сейчас, является одним из самых удивительных фактов в истории Теософского общества. Скромный, непритязательный, стремящийся к оккультному обучению и всегда готовый внести свой вклад в работу, он постепенно завоевал дружеское расположение Е.П.Б. и сохранял его до самой её смерти; хотя наши с ним отношения прервались на некоторое время перед нашим отъездом в Индию; и в течение нескольких лет после этого его отсутствие из-за пребывания в Мексике и Венесуэле мешало ему делать что-либо для поддержания жизни в Движении в Америке. Не из-за отсутствия стимулов – талант лидера, которым он сейчас так знаменит, тогда был ещё скрыт в зародыше. Ответственные поездки в две названные страны развили его, и 1884 год, когда он встретил Е.П.Б. в Европе и посетил Индию, означали время его возрождения. Час настал. Несмотря на то, что он был намного моложе меня как по возрасту, так и по опыту, он с самого начала мне понравился; и я всегда в полной мере ценил его превосходные качества, которые развивались с течением времени. Главным доказательством моего уважения к нему только что стало то, что я принял его в качестве своего преемника на этом посту, где обязанности, я надеюсь, он будет исполнять ещё более достойно, чем я».

Если бы полковник Олкотт использовал свою высшую интуицию во время написания этого отрывка, он, возможно, почувствовал бы существование гораздо более глубокой оккультной связи между Е.П.Б. и Джаджем и, возможно, несколько иначе квалифицировал бы термин «опыт» как относящийся больше к внешним делам организации, чем к оккультному осознанию и внутреннему опыту Джаджа как практического оккультиста.

В апреле 1886 года Джадж основал свой журнал «Путь» (The Path), который должен был стать основой популяризации теософии в США. Поскольку в то время в Америке было мало квалифицированных писателей, Джадж сам написал множество статей; он делал это под несколькими псевдонимами, такими как Эусебио Урбан, Родригес Ундиано, Хаджи-Эрин, Уильям Брехон, Квиллиам, Мартанда, Брайан Киннаван, Садок, Неизвестный Брахман, возможно, Американский Мистик, и другие. Его стиль был простым, непосредственным, и он занимался различными теософическими и смежными темами. Е.П.Б. восхищалась этим журналом и однажды назвала его «чистым буддхи».

По свидетельству Дж. Хиджо (К.А. Гриском), который познакомился с мистером Джаджем примерно в то же время,

«Штаб-квартира Теософского общества была маленькой комнаткой в офисном здании на Парк-роу, площадью менее десяти квадратных футов, без окон, с небольшим количеством света и без вентиляции. Она была забита книгами, брошюрами и дополнительными экземплярами нескольких первых номеров «Пути». Книги были в основном публикациями Индийской секции, поскольку в те дни ни Лондон, ни Нью-Йорк ещё не стали активными центрами, а теософская библиография, которая сейчас так обширна, была немногочисленной. В этой суматохе нам с мистером Джаджем как раз хватило места, чтобы сесть, и там он ввёл меня в Общество, дав мне знаки и пароли, которые тогда были частью этой церемонии. Я был очень впечатлён и помню, что был в восторге от улыбки мистера Джаджа. Все мои воспоминания о нём полны впечатлений от этой изысканной улыбки».

Мистер Джадж однажды назвал этот офис «своеобразным тёмным чуланом». Более просторные помещения были в недалёком будущем, и мы находим очень интересное их описание в номере «Нью-йоркского утреннего журнала» (New York Morning Journal) от 5 сентября 1888 года:

«Американская штаб-квартира

Дойдя до дома № 115 по Нассау-стрит и поднявшись на лифте на четвёртый этаж, посетитель окажется перед двумя дверями под номерами 45 и 46. Последняя – это офис журнала «Путь»; первая – это новая приёмная, в которую можно попасть с лестничной площадки, но обычно туда входят через офис.

Комната № 45 имеет продолговатую форму, вытянутую на восток и запад. Оказавшись внутри, посетитель замечает, что в восточном конце есть окно, выходящее на улицу Нассау, его нижняя часть закрыта куском жёлтого шёлка, который может служить экраном; что деревянные полы выкрашены в тёмный цвет и наполовину покрыты коврами; что запертая западная дверь, выходящая в вестибюль, защищена изнутри простой тонкой занавеской из индийской соломки; что дверь в середине северной стены скрыта пёстрым гобеленом, а в двери напротив есть небольшая ниша, внутри которой на полке, задрапированной в восточном стиле, стоит позолоченная статуя Будды, сидящего, скрестив ноги, на ложе из листьев лотоса и погружённого в характерное для него созерцание. Над статуей начертано священное слово «Ом», по обе стороны находятся небольшие вазы с тонкими палочками, которые можно поджигать для создания благовонного запаха, хотя на практике это никогда так и не было сделано.

Стены выкрашены в жемчужный цвет. На северной стороне стоит продолговатый стол, на котором разложены брошюры по теософии, изданные в разных частях света. Также здесь есть большой красивый альбом с портретами членов Общества.

Один из самых замечательных предметов – красивый кристалл неправильной формы длиной около трёх дюймов, шириной около двух и толщиной около двух дюймов. Одна поверхность тщательно отполирована и позволяет исследовать каждый уголок и трещинку внутри. Говорят, что тот, кто долго и пристально смотрит сквозь полированную поверхность, увидит странные вещи.

Стены украшены несколькими акварелями, выполненными мистером Уильямом К. Джаджем. На одном из рисунков изображена теософская штаб-квартира и жилище полковника Олкотта в Адьяре, Индия. На другом изображён индийский храм. На северной стене, к востоку от стола, висит картина, которая представляет собой уменьшенную точную копию картины из египетской живописи, выполненную мистером Джаджем, который одновременно является редактором «Пути» и президентом Арийского отделения в этом городе.

В другой части зала находится большая фотография членов, которые присутствовали на последнем Всеобщем съезде теософов в Адьяре в декабре прошлого года. Полковник Олкотт занимает центральное место, и все участники съезда, с их восточными чертами лица и одеждой, представляют собой живописный и любопытный ансамбль. Также можно найти несколько других изображений, символичных по своему характеру и старинных по своим признакам.

Над уже упомянутым окном напечатано кредо теософии: «Нет религии выше истины»; и дополнением к нему является уникальная и многозначительная печать Общества и дата рождения организации – 1875 год. Очень любопытной особенностью является то, как северная и южная стены украшены или, скорее, меблированы чуть ниже карниза. Бок о бок в один ряд расположены двадцать один квадратный щит, на которых напечатаны названия американских филиалов Общества, созданных в населённых пунктах, которые эти щиты соответственно представляют.

В целом, эта комната со всеми её реквизитами – одна из достопримечательностей Нью-Йорка. Когда вы в неё входите, вы метафорически приподнимаете покрывало Изиды».

Летом 1888 года Джадж опубликовал «Краткое изложение теософии» (An Epitome of Theosophy), жемчужину краткого изложения основных положений древней мудрости. В гораздо более краткой форме оно ранее издавалось как теософский «Трактат», а также было опубликовано в журнале «Путь» (т. II, январь 1888). В то время оно было распространено так широко, что Теософское издательское общество в Англии опубликовало расширенную версию, которую Джадж написал позже.

В 1889 году Джадж основал небольшой журнал, предназначенный для интересующихся, который он назвал «Теософский форум» (Theosophical Forum). Его ответы на представленные вопросы являются образцами краткого изложения, основанного на глубоком понимании учения теософии. Он также публиковал статьи в «Теософе» и «Люцифере», который Е.П.Б. основала в 1887 году.

Понимание Джаджем индийской философии нашло своё выражение в превосходной интерпретации «Афоризмов Патанджали по йоге» (The Yoga Aphorisms of Patañjali), которая была подготовлена при содействии Джеймса Хендерсона Коннелли и опубликована в Нью-Йорке в 1889 году.

В 1890 году Джадж опубликовал «Отзвуки Востока» (Echoes from the Orient), общий очерк теософских учений, который первоначально появился в журнале Кейт Филд «Вашингтон» под псевдонимом «Оккультус».

В том же году вышел перевод Бхагавад-гиты, подготовленный в сотрудничестве с Джеймсом Х. Коннелли и снабжённый ценными комментариями в подстрочных примечаниях. Позже в журнале «Путь» он также напечатал дополнительные заметки или комментарии [по этой книге], переизданные позднее.

Во второй половине 1891 года появились Джаджовские «Письма, которые мне помогли», – серия писем, написанных им «Джасперу Ниманду» (миссис Джулии Вер Планк, позже миссис Дж. Арчибальд Кейтли), которые впервые появились в «Пути». Гораздо позже, а именно в 1905 году, в Нью-Йорке была опубликована вторая серия «Писем», составленная Джаспером Нимандом и Томасом Грином. Обе серии неоднократно переиздавались. В письме Кэрри Ри от 6 сентября 1894 года Джордж Уильям Рассел (Æ), близкий друг Джаджа, отзывался об этих письмах как о написанных человеком,

«которого я считаю самым мудрым и милым из всех, кого я когда-либо встречал, написанных У.К. Джаджем (Z.L.Z.). Я испытываю к нему больше почтения, чем к любому другому известному мне человеку. Я надеюсь, что они будут значить для вас так же много, как и для многих из нас. Они неплохо написаны, но, читая их, думайте не о красивых фразах, а только о том, с чем приятно жить и о чём всегда нужно помнить. Я думаю, он говорит только то, что знает».

В 1893 году Джадж опубликовал «Океан теософии», который в последующие годы стал одним из классических теософских трудов, выдержав бесчисленное количество изданий.

Джадж также принимал участие в издании большого количества «Документов Восточного отдела» (Oriental Department Papers), состоящих из священных книг на санскрите и других восточных языках, переведённых специально для этого Отдела профессором Махилалом Двиведи и Чарльзом Джонстоном. С июня 1890 по март 1894 года он также издавал «Рабочие документы Отдела филиалов» (Department of Branch Work Papers), содержащие ценные предложения по теософской работе и изучению теософии. Обе эти серии статей в настоящее время довольно редки.

Примерно в 1894-95 годах Джадж снабдил текущее издание «Нормативного словаря» Фанка и Вагнолса (Funk & Wagnalls’ The Standard Dictionary) определениями теософских терминов и был объявлен в нём специалистом по этой тематике. Ряд статей и эссе, вышедших из-под активного пера Джаджа, появились в «Ирландском теософе», «Тихоокеанском теософе», «Новом калифорнийце», «Вахане», а также в «Протоколах» различных теософских конгрессов и «Парламента религий» на Всемирной ярмарке в 1893 году. Его литературная деятельность была выдающейся, особенно если учесть, что она была ограничена периодом (считая с момента основания «Пути») едва ли в десять лет, в течение которых Джадж часто болел.

–––––––

В декабре 1888 года Джадж был в Дублине, Ирландия, а оттуда отправился в Лондон, чтобы помочь Е.П.Б. в создании Эзотерической секции. Именно он первоначально предложил организовать группу для более глубокого изучения эзотерической философии, поскольку некоторые из его учеников и коллег размышляли об ученичестве и большей преданности Делу Учителей.

Существует убедительное свидетельство того, что именно мистер Джадж написал «Книгу правил» для Эзотерической секции. В циркулярном письме Э.T.С. (Эзотерической теософской секции, The E.S.T. Circular), выпущенном по адресу: Куин-Энн-стрит, 62, Кавендиш-сквер, Лондон, Западная часть, от 12 января 1895 года и подписанном доктором Арчибальдом Кейтли, говорится следующее:

«Меня спрашивали о том, как была написана «Книга правил», и я могу только сказать, что, насколько мне известно, мистер Джадж написал «Книгу правил» под руководством Учителя М. и Е.П.Б.∴ Э.Т. Харгроув и я, оба видели оригинал рукописи, написанный почерком мистера Джаджа, с письменными дополнениями, сделанными почерком Е.П.Б. Эта рукопись находится в распоряжении мистера Джаджа. Далее Е.П.Б. сказала мне, что “все Инструкции следует изучать в свете ‘Книги правил’”. Я видел письма Е.П.Б. мистеру Джаджу, из которых следует, что именно он выдвинул идею Э.Т.С.» [см. так же ССЕПБ 12:484, 494-8]

14 декабря 1888 года Е.П.Б. издала специальный указ, назначающий Джаджа её «единственным представителем от указанной Секции в Америке» и «единственным каналом, через который будут отправляться и приниматься все сообщения между членами указанной Секции и мной [Е.П.Б.]», чему она и следовала, «в силу его репутации ученика с тринадцатилетним стажем».

В том же году мистер Джадж был назначен полковником Олкоттом на пост вице-президента Теософского общества, а в 1890 году, поскольку правила [нахождения на этом посту] были изменены, был официально избран на эту должность. Свидетельством выдающихся успехов Джаджа в развитии работы Американской секции является следующая выдержка из обращения полковника Олкотта к Пятнадцатому ежегодному съезду Теософского общества, который состоялся в Адьяре 27-29 декабря 1890 года. В обращении, сообщая о доходах и расходах Общества за только что закончившийся год, он выделил средства, внесённые Американской секцией, и сказал:

«Ознакомившись с этими цифрами, я испытываю чувство глубочайшей признательности к мистеру Джаджу, так как в основном его добрые и бескорыстные усилия привели к этому результату. Забыв о настоятельных требованиях своего собственного административного бюро и преисполнившись преданной решимости помочь мне нести моё тяжёлое бремя, он обратился лично, официально и в редакционном порядке к нашим американским коллегам с просьбой выделить на содержание штаб-квартиры всё, что они могут. Где бы мы сейчас находились, если бы не он и некоторые благородные люди из его окружения, главные из которых – мистер Нересхаймер и мистер Фуллертон; где бы я должен был найти средства, чтобы содержать это хозяйство и поддерживать работу этих офисов? ... Самое малое, что я могу сделать, – это официально выразить свою благодарность и прислушаться к пожеланиям Американской секции в отношении руководства Обществом».

–––––––

Особое доверие, которое Е.П.Б. питала к Джаджу, может быть лучше понято, если иметь в виду психологическую тайну, связанную с ним, тайну, которая лучше известна на Востоке и которая до недавнего времени оставалась совершенно неизвестной на Западе. Как объяснил К.А. Гриском, один из друзей и коллег Джаджа:

«Некоторым из нас посчастливилось узнать кое-что о настоящем эго, которое использовало тело, известное как У.К. Джадж. Однажды он потратил несколько часов, описывая нам с женой опыт, который испытало это эго, взяв на себя управление инструментом, которым оно пользовалось в течение стольких лет. Этот процесс не был ни быстрым, ни лёгким и, в действительности, никогда не был доведён до совершенства, поскольку до самого последнего дня мистера Джаджа физические склонности и наследственность тела, которым он пользовался, давали о себе знать и мешали полному выражению мыслей внутреннего человека и его чувств. Иногда резкость и холодность в обращении объяснялись отсутствием координации. Конечно, мистер Джадж прекрасно осознавал это, и это беспокоило его, поскольку он боялся, что его настоящие друзья будут обмануты относительно его истинных чувств. Он всегда полностью контролировал свои мысли и действия, но иногда его тело слегка изменяло их выражение. ... Мистер Джадж сказал мне в декабре 1894 года, что телу Джаджа в силу его кармы суждено умереть в следующем году и что в течение этого периода придётся ему помогать чрезвычайными средствами. Тогда он ожидал, что этот процесс пройдёт полностью успешно и что он сможет использовать это тело ещё в течение многих лет, но он не учёл нападений извне, напряжения и истощения. ... Это, а также наследственность тела оказались непосильными даже для его воли и силы. За два месяца до своей смерти он знал, что умрёт, но даже тогда было трудно победить несгибаемую волю, и бедное, измученное, терзаемое болью тело волочилось через два мучительных месяца в последнем и величайшем усилии остаться со своими друзьями».

В этой связи большой интерес представляет следующий отрывок из одного письма Е.П.Б. к Джаджу, написанного из Остенде 3 октября 1886 года:

«Ваша беда в том, что Вы не знаете о той великой перемене, которая произошла в Вас несколько лет назад. У других астралы иногда изнашиваются и заменяются астралами адептов (в виде элементалов), и они влияют и на внешнего, и на высшего человека. У Вас с Вашим астралом сливается нирманакайя, а не “астрал”. Отсюда двойственная природа и борьба».

Факт, упомянутый в обоих этих отрывках, известен как тулку, технический тибетский термин, который описывает состояние, когда живущий посвящённый или высший оккультист передаёт часть своего сознания для воплощения, на более длительный или более короткий период времени, неофиту-посланнику, которого этот посвящённый посылает во внешний мир, чтобы исполнить предназначение или учить чему-то. Существует много степеней этого состояния, и большинство его тайн оставались под грифом секретности вплоть до нынешнего столетия, и даже сегодня они очень плохо поняты среди учеников [теософского] Движения. Именно это учение даёт ключ ко многим кажущимся противоречиям в характере посланников и чела, о чём свидетельствует история Движения за многие прошедшие годы.

Человек, известный под именем Уильям Кван Джадж, был посвящённым индусом-челой, фактически йогом, который вошёл в тело ирландского мальчика с помощью оккультной авеши (āveśa) или тулку, то есть переноса сознания, когда тот мальчик умер от брюшного тифа. Из различных упоминаний Джаджа нетрудно прийти к выводу, что он занимал «чужое тело». В этой связи большой интерес представляют свидетельства Сайруса Филда Уилларда, близкого друга мистера Джаджа на протяжении многих лет. В письме редактору «Канадского теософа», комментируя некоторые возражения, выдвинутые корреспондентом в отношении идеи «заимствованного тела», он говорит:

«В ответ на это утверждение о чём-то, чего “мы” не знаем, автор должен был бы сказать, что это было что-то, чего я не знаю. Теперь я могу рассказать об этом “позаимствованном теле” то, что я знаю и видел собственными глазами и что также было замечено и подтверждено по меньшей мере десятью другими лицами, которые открыто заявили об этом на встрече, состоявшейся в штаб-квартире Бостонского отделения вскоре после смерти Джаджа в 1896 году. И я думаю, брат Смит может поручиться за мою репутацию правдивого человека.

Это было на Бостонском конгрессе 1891 года, где я работал в комитете вместе с Анни Безант во время её первого визита в Америку, и был настроен в её пользу благодаря её деятельности в связи с девушками подростками из “Брайант энд Мэй”.

Всем членам Э.Т.С., к которым я присоединился при Е.П.Б. в 1889 году, было разослано приглашение присутствовать на собрании Э.Т.С. в больших двойных гостиных Паркер-Хауса. Когда я вошёл, было ещё рано, и по газетной привычке я прошёл к переднему ряду кресел и сел менее чем в 10 футах от Джаджа и Анни. Поскольку [позже] она сочла нужным опубликовать инструкции, то я на этом основании, чтобы отдать должное Джаджу, могу рассказать, что произошло.

Зал вскоре заполнили примерно 200 человек, и я заметил Джаджа, стоявшего, как председательствующий, у пьедестала, к которому были прислонены, чтобы все могли их впервые увидеть, портреты двух Учителей, да будут благословенны их имена, за те знания, которые они нам дали. Когда он начал призывать собрание к порядку, он наклонился к миссис Безант, стоявшей по правую руку от него, и я услышал, как он тихо сказал ей: “Произнесите это слово с тройной интонацией”. Она ответила всё тем же тихим голосом: “Я не осмеливаюсь” (I don’t dare to) или “мне всё равно” (I don’t care to), но, по-моему, это была первая фраза. Я услышал, как он твёрдым тоном произнёс: “Тогда это сделаю я”. Он вертел в руке молоток, но отложил его, шагнул вправо, отодвигая её в сторону, и встал сбоку от пьедестала, лицом к аудитории, а она стояла позади него, и сказал:

“Я собираюсь произнести это Слово с тройной интонацией, но прежде чем я это сделаю, мне нужно сделать заявление, о котором я не хочу, чтобы вы говорили со мной позже, и не хочу, чтобы вы обсуждали это между собой. Я не тот, кем кажусь; я индус”.

Затем он произнёс это Слово с тройной интонацией.

У меня на глазах лицо этого человека приобрело коричневый оттенок, и на нём проявилось чисто выбритое индусское лицо молодого человека, а вы знаете, что он носил бороду. Я не экстрасенс и никогда не претендовал на то, чтобы быть им или “видеть нечто”, поскольку я присоединился к Теософскому обществу, чтобы сформировать ядро Всеобщего братства. Эту перемену заметил не только я, и мы не обсуждали значительность его важного заявления до тех пор, пока после его смерти в штаб-квартире в Бостоне не состоялась встреча, на которой были определены наши дальнейшие действия. Затем я упомянул в своей речи об этом и о его заявлении, и не менее десяти человек из разных уголков зала высказались и сказали: “Я тоже это видел”, “Я видел и слышал, что он сказал» и т. д. Это, казалось бы, достаточное доказательство того, что он позаимствовал тело.

Я близко знал Джаджа, так как он был масоном, как и я. Но я никогда не видел ничего подобного ни до, ни после. Как я уже сказал, я знал его так хорошо, что, когда он приезжал в Бостон читать лекции в Бостонском филиале, я шёл с ним в его отель и беседовал с ним в его номере, расспрашивая его, когда у нас будет какая-нибудь практическая работа для Всеобщего братства. Обычно он переключался на какую-нибудь другую тему, например, на элементалов или другие темы оккультного характера, которыми я тогда не интересовался, но которые оказались очень полезными в последующие годы».

–––––––

Из ряда очень важных заявлений Е.П.Б. становится очевидно, что посвящённый ученик, известный как Уильям Кван Джадж, имел с ней очень тесную кармическую связь и должен был служить одним из каналов связи между Учителями и внешним Движением, которое они в то время начинали. В откровенном письме, отправленном из Лондона 23 октября 1889 года и воспроизведённом здесь в факсимильном виде, Е.П.Б. говорила о Джадже как о «части её самой на протяжении нескольких эонов». Она написала следующее:

Лондон, 23 октября 1889 года

Он или она, верящий, что даже при любых обстоятельствах, как то провокации, сплетни, клевета или ещё что-то, придуманное врагом, Е.П.Б. хоть когда-нибудь будет мечтать о том, чтобы пойти против У.К.Д., – не знает Е.П.Б. – даже если он или она действительно знает Е.П. Блаватскую или думает, что знает её.

Идея абсурдна и противоестественна. Если У.К.Д. разозлится из-за какой-либо провокации более чем на 5 минут по городским часам, то он просто лопух. Е.П.Б. отдала бы 7 дюжин Бриджей, 77 дюжин Нойезов и весь эзотерический выводок в США в придачу за одного У.К.Д., который является частью её самой в течение нескольких эонов. Те, у кого есть уши, услышат, те, кто глух и слеп, пусть сделают себе фальшивые уши и стеклянные глаза, или – исчезнут.

Эзотерическая секция и её жизнь в США зависят от того, останется ли У.К.Д. её проводником, кем он и является сейчас. В тот день, когда У.К.Д. уйдёт в отставку, Е.П.Б. станет практически мертва для американцев.

У.К.Д. – это антахкарана между двумя манасами: американской мыслью и индийской, или, скорее, транс-гималайским Эзотерическим Знанием.

Сказано!

Е.П.Б. ∴

P.S. У.К.Д. следует показать и впечатать это в умы всех тех, кого это может касаться. (Е.П.Б)

Примерно в то же время, когда могущественные враги пытались подорвать работу Джаджа в Америке и разрушить подлинный дух эзотеризма, на котором она основывалась, Е.П.Б. написала следующее:

«Неблагодарность является преступлением в оккультизме, и я проиллюстрирую это на примере дела У.К. Джаджа. Он является одним из трёх Основателей Теософского общества, единственных троих, кто остался верен своему Делу как скала. В то время как все остальные становились дезертирами или врагами, он всегда оставался верен своему первоначальному обещанию. Если кто-то хочет знать, как Учителя отнеслись бы к нему, пусть прочтёт, что один из них пишет о верности полковника Олкотта и своей оценке этого в письме, опубликованном в “Оккультном мире”. Несмотря на то, что на него и его соратников (а вместе с ними и на Джаджа) оказывалось сильное давление с целью смещения в пользу другого – новичка – и были обещаны всевозможные блага для Теософского общества, махатма “К.Х.” наотрез отказался, заявив, что неблагодарность никогда не была одним из их пороков. Сейчас то, чего полковник Олкотт добился в Индии и Азии, У.К. Джадж добился в Америке. Он является реаниматором теософии в Соединённых Штатах и делает всё, что в его силах, и идёт на большие жертвы ради распространения Движения; и теперь за всё это он подвергается позорным нападкам и плетёт против него интриги тот, кто никогда ничего не делал для Теософского общества, но теперь пытается уничтожить его...

Брат Джадж отказывается защищаться, даже больше, чем я отказалась защищаться после заговора Куломбов. Ни один человек, который знает, что он невиновен, никогда не будет этого делать. Но разве это причина, по которой мы должны оставить его без защиты? Наш прямой долг – всячески поддерживать его, выражая своё сочувствие и оказывая влияние, энергично, а не вяло и робко. Пусть наш протест будет чисто оборонительным, а не агрессивным. Ибо, хотя дух истинной теософии и не допускает использования агрессивности, всё же в некоторых случаях он требует активной защиты и налагает на каждого из нас обязанность проявлять активный интерес к благополучию брата, особенно преследуемого брата, каким сейчас является мистер Джадж».

Некоторое время спустя, когда Е.П.Б. писала на ту же тему, она сказала:

«Я неспособна принять в сознание, что в час беды и величайшей битвы... любой истинный теософ усомнится хоть на мгновение, прежде чем публично поддержит У.К.Д. и выразит свой протест. Пусть они предварительно прочтут письмо Учителя... Всё, что я сказала об У.К.Д., было взято из Его слов в Его письме ко мне...»

У Джаджа было немало врагов, как и у любого, кто поднялся по общественной лестнице. Двумя особенно ожесточёнными противниками были доктор Эллиот Коуз из Вашингтона, округ Колумбия, и мистер Ричард Харт, последний из которых был временным редактором «Теософа» в Адьяре. Коуз обвинял Е.П.Б. и Олкотта, которые, по его мнению, преграждали ему путь к должности генерального секретаря Американской секции. Он также хотел стать главой Эзотерической секции, хотя и не был её членом. В конце концов, доктор Коуз был исключён из Теософского общества. Его вступление в Общество воспринималось [им] как важное событие, и он решил отомстить. Он убедил редактора газеты «Нью-йоркское солнце» (New York Sun) Чарльза А. Дана опубликовать украшенную фотографиями статью на целую страницу, в которой обвинил трёх Основателей в мошенничестве. Оно появилось 20 июля 1890 года. Е.П. Блаватская подала в суд, и Джадж был её адвокатом. Смерть Е.П.Б. автоматически прекратила дело, но «Нью-йоркское солнце» начало собственное расследование и, установив, что Коуз заблуждался, принесла свои извинения. 26 сентября 1892 года редактор отозвал клевету и напечатал в том же номере статью Джаджа, разоблачающую клевету; она была опубликована под вызывающим названием «Её эзотерический аспект» (The Esoteric She), хотя сам Джадж озаглавил её просто «Покойная мадам Блаватская. Очерк её карьеры» (The Late Madame Blavatsky. A Sketch of her Career).

Ещё в письме к Е.П.Б. Ричард Харт довольно снисходительно описывает то, что он интерпретирует как воздействие «лихорадки поручительства» за Джаджа, и считает, что «сосредоточение внимания на карме такого хорошего человека, как Джадж», привело к «смешению всех его представлений о добре и зле, лояльности и бунте, правде и лжи».

На это Е.П.Б. ответила в своей обычной решительной манере:

«Тем не менее, ваше злобное и нетеософское обвинение в адрес Джаджа, которое столь же ложно, сколь и нетеософично, снова не выдерживает критики в его применении к Э[зотерической] С[екции]. Джадж никогда не давал никаких обещаний, никогда ничего не подписывал; ибо, как и в случае с Олкоттом, моей уверенности в нём достаточно, чтобы доверять ему без каких-либо обещаний. Многочисленные письма, которые я получаю от действительно хороших теософов, таких как Бак, миссис Вер Планк, не показывают их “отвращения” к Джаджу. Но показывают мне это самым решительным образом Ваши бестактные статьи в «Теософе» и потоки писем, которыми Вы их заваливаете. Если Американская секция порвёт с Адьяром, это будет ваших рук дело».

Со смертью Е.П.Б., 8 мая 1891 года, из общественной деятельности Теософского общества исчезло огромное объединяющее и оживляющее влияние. Поначалу шок от её физического исчезновения на мгновение объединил всех в кажущейся солидарности, но борьба сильных воль, существовавшая в Обществе в течение некоторого времени, прекратиться могла лишь временно.

13 мая Джадж отбыл в Лондон. Он присутствовал на съезде европейских отделений Теософского общества, проходившем 9-10 июля под председательством Олкотта. Анни Безант прибыла через несколько дней после смерти Е.П.Б. Именно в Лондоне в этот период Эзотерическая секция была передана под совместное внешнее руководство Джаджа и Анни Безант. 6 августа Джадж вернулся в США.

В январе 1892 года, менее чем через год после кончины Е.П.Б., полковник Г. Олкотт, в то время уже больной человек, подал в отставку с поста президента Теософского общества в пользу Джаджа и приготовился посвятить оставшиеся годы написанию мемуаров и другой литературной работе. Однако существуют убедительные доказательства того, что болезнь и переутомление были не единственными причинами этого поступка. Среди других причин была и та, которая была связана с Эзотерической секцией. Олкотт изначально выступал против её создания, но уступил, когда узнал, что Учителя сами приказали Е.П.Б. организовать такую секцию. В конце концов, после ухода Е.П.Б. ведущие члены Ложи Блаватской в Лондоне стали обращаться к Джаджу и Анни Безант за руководством. Сам Олкотт писал:

«Всё, что только можно было сделать, было сделано для того, чтобы свести моё положение к положению некоего пустого места или номинального руководителя; так что я прошёл полпути, подав в отставку».

Однако в этой истории есть нечто большее.

Когда вопрос об отставке Олкотта был вынесен на обсуждение Лондонской ложи Блаватской, Анни Безант, как её президент, обратилась к членам Ложи со следующим решительным письмом, датированным 11 марта 1892 года:

Авеню-роуд, 19

Риджентс-парк, Лондон, Нью-Йорк

11 марта 1892 года

Членам Ложи Блаватской

Мои дорогие коллеги, впервые в истории Теософского общества мы призваны избрать президента. Когда в 1875 году Е.П. Блаватская, Г.С. Олкотт и Уильям К. Джадж основали Общество, Г.С. Олкотт был назначен его президентом и занимал эту должность до настоящего времени. В настоящее время эта должность вакантна в связи с его отставкой, и нам предстоит найти ему достойную замену.

Принимая во внимание важность для всего Общества мудрого выбора нашего главного должностного лица, я считаю, что вы можете справедливо требовать от меня, как от президента этой Ложи, некоторого выражения мнения, не как определяющего ваши голоса, а как фактора при формировании вашего суждения. Поэтому я откровенно говорю вам, что, на мой взгляд, нынешний вице-президент и остающийся соучредителем Общества Уильям Кван Джадж является наиболее подходящим человеком для руководства Обществом, и его нельзя обойти по справедливости. Он не только вице-президент и основатель, но и был близким другом и коллегой Е.П. Блаватской с 1875 года до её кончины. Уроженец Старой Англии, он завоевал доверие Американской секции своей добросовестной работой и, несомненно, получит её единодушную поддержку. Поставив, таким образом, мои собственные взгляды на службу Ложи, я передаю это дело в ваши руки.

С уважением,

Анни Безант,

президент Ложи Блаватской

На ежегодном съезде Американской секции, состоявшемся в Чикаго 25 апреля 1892 года, избрание Джаджа президентом было единогласным; однако это решение сопровождалось единогласной резолюцией, решительно поддержанной Джаджем, о том, что Олкотт должен отозвать свою отставку, которая должна была вступить в силу 1 мая.

Поскольку европейские члены воспринимали решение Олкотта уйти в отставку как окончательное, то Европейская секция не проводила свой съезд в Лондоне до июля 1892 года, где Джадж также единогласно был избран президентом. Ситуация была ещё более сложной и неопределённой, поскольку сам Олкотт в мае 1892 года дал понять, что вопрос о его отставке всё ещё остаётся открытым, «зависящим от состояния моего здоровья и доказательств того, что моё возвращение на должность будет отвечать наилучшим интересам Общества».

Индийская секция ещё в феврале того же года единогласно согласилась рекомендовать, чтобы президентская должность не занималась при жизни Олкотта, но чтобы его обязанности, при необходимости, исполнял вице-президент, исполняющий обязанности президента Теософского общества. Таким образом, индийские члены фактически не были призваны к голосованию.

Полк. Олкотт также возражал против немедленного вступления Джаджа в должность президента, требуя, чтобы он сначала подал в отставку с поста генерального секретаря Американской секции, поскольку в противном случае это дало бы ему три голоса из пяти в Генеральном совете.

21 августа Олкотт издал исполнительный циркуляр, в котором заявил, что 11 февраля того же года «знакомый голос моего Гуру упрекнул меня за попытку уйти на пенсию раньше времени...» Он также указал, что 20 апреля Джадж телеграфировал ему из Нью-Йорка, что тогда он не мог отказаться от должности секретаря Американской секции, и написал ему, приложив расшифровку сообщения, которое он также получил «для меня» [Олкотта] от Учителя, что «это ни вовремя, ни правильно, ни справедливо, ни мудро, это не есть настоящее желание ∴ , чтобы Вы уходили, ни физически, ни официально». Сообщение Олкотта заканчивалось следующим заявлением:

«Я отзываю своё заявление об отставке и возвращаюсь к исполнению своих обязанностей на этом посту; и я объявляю Уильяма К. Джаджа, вице-президента, моим законным преемником и имеющим право исполнять свои обязанности в качестве такового после того, как он откажется от любой другой должности в Обществе, которую он может занимать на момент моей смерти».

Джадж, в уведомлении для членов своей Американской секции, безоговорочно одобрил это последнее уточнение и выразил своё удовлетворение. Уже одно это действие, кроме всего прочего, проливает свет на благородство его характера.

В своём докладе на Семнадцатом ежегодном съезде Теософского общества, состоявшемся в Адьяре 27-29 декабря 1892 года, м-р Джадж, как генеральный секретарь Американской секции, обращаясь к полковнику Г.С. Олкотту, написал следующее:

«Принимая во внимание тот факт, что в апреле прошлого года наша Секция обратилась к Вам с просьбой отозвать Вашу отставку с поста Президента, и эта просьба была отправлена мною Вам по телеграфу в тот же день, вряд ли мне нужно говорить, насколько наша Секция рада, что Вы согласились с её предложением и пересмотрели свои взгляды. Мы не утверждаем, что именно наша просьба заставила Вас отозвать заявление об отставке, а лишь выражаем наше удовлетворение по поводу соответствия между Вашими действиями и нашей просьбой. Исходя из моего близкого знакомства с членами Секции, я могу сказать, что никто во всей Секции не сожалеет о Вашем решении. Поэтому Американская секция вновь заверяет Вас в своей лояльности и решимости сотрудничать с Вами и всеми другими членами каждой секции в продвижении работы Общества, пока мы не уйдём из жизни и другие не займут наши места в движении вперёд».

1893 год ознаменовался событием, показавшим, какое огромное влияние теософская общественная работа имела в Америке. Вершиной успеха Джаджа стало то, что по его предложению Теософское общество было приглашено принять участие в работе Парламента религий, проходившего в Чикаго во время Всемирной выставки. Из рядов ТО были избраны выдающиеся представители восточных религий: Хевавитарне Дхармапала, возродитель буддизма в Азии, родом с Цейлона; профессор Г.Н. Чакраварти представлял брахманизм по поручению трёх брахманских сабх (собраний), он был профессором математики в Университете Аллахабада (древняя Праяга) и членом отделения Теософского общества в этом городе.

Джадж организовал теософские собрания и официально представил полковника Олкотта. Олкотт вместе с Анни Безант вдохновляли Конгресс ясным изложением древних учений. Заседания состоялись 15, 16 и 17 сентября, и на них присутствовало огромное количество слушателей. Случилось так, что личность Чакраварти произвела на Анни Безант особенно сильное впечатление, и с этого времени её взгляды стали соответствовать его точке зрения. Играя на её стремлении к оккультным силам, Чакраварти «захватил» миссис Безант менее чем за два месяца. Джадж с беспокойством наблюдал за его растущим влиянием на её сознание, поскольку интуитивно чувствовал, что в то время предпринималась тонкая попытка отвлечь её усилия от истинного направления оккультизма в сторону сектантского ответвления. Ему стало ещё более не по себе, когда миссис Безант, возвратившись в Англию с группой, в которую входил Чакраварти, собралась отправиться в Индию с длительным лекционным туром, хотя он предупредил её, что сейчас неподходящее время для поездки. Перед отъездом некоторое время она провела в Лондоне, где часто виделась с брахманом; последний уехал в Индию незадолго до того, как миссис Безант и графиня Вахтмейстер отправились на Восток.

Яркий свет на этот очень важный период в истории Теософского общества проливает доктор Арчибальд Кейтли, преуспевающий врач, убеждённый сторонник Е.П.Б. и самый надёжный ученик. Стоит ознакомиться с его рассказом.

Здесь следует иметь в виду, что в течение ряда лет во время миссии Е.П.Б., и в Индии, и повсюду в дальнейшем, существовал растущий антагонизм со стороны определённых групп гордых индийских брахманов, антагонизм против разглашения ею эзотерических истин «отверженным» – истин, которые они считали своим ревностно охраняемым тайным знанием и на которые, как они полагали, у них были исключительные права. Даже такие люди, как Субба Роу, становились жертвами этого врождённого чувства, очевидно, не осознавая того факта, что действия Е.П.Б. были предприняты по прямому приказу её Учителей. Брахманическая ортодоксия была укоренена в своей вековой исключительности, и, хотя её приверженцы не могли подавить работу Теософского общества, они могли, по крайней мере, предпринимать неоднократные попытки исказить его учение и помешать достижению его основных целей. Даже полк. Олкотт неоднократно подпадал под такое тонкое и пагубное влияние, и Е.П.Б. приходилось сурово отчитывать его, о чём ясно свидетельствуют многие из её писем к нему. В послании по поводу отделения «Праяга», которое Учитель М. приказал Е.П.Б. передать А.П. Синнетту (одном из самых важных заявлений Учителей), убедительно показано, что это Аллахабадское отделение Теософского общества было рассадником такой брахманической исключительности и высокомерия.

Примерно в это время мы наблюдаем постепенное зарождение враждебности к Джаджу со стороны некоторых людей, чьи личные амбиции сделали их уязвимыми для стороннего влияния на них, истинную природу которого они, очевидно, не осознавали. Заявление Джаджа о том, что он лично общался с Учителями и получал от них сообщения, как для собственного использования, так и для передачи другим, стало плодородной почвой, на которой могли прорасти колючие сорняки вражды. В некоторых случаях такие чувства легко понять, но то, что среди них оказались и Олкотт, и Анни Безант, доказывает как тонкую природу искушения, так и отсутствие у них интуиции. Делая комплиментарные заявления о Джадже в печати, они, очевидно, испытывали совершенно иные чувства за кулисами.

Сказанное не является дешёвым обвинением. Всем изучающим оккультизм настоятельно необходимо постоянно помнить о том, что преданные сотрудники, давшие обет ученики и даже просто искренние стремящиеся, всем сердцем вовлечённые в теософскую деятельность, на каждом шагу подвергаются проверкам, испытаниям, наставлениям из-за внезапного овеществления их накопившейся и отсроченной кармы – оккультного закона, на который указывала сама Е.П.Б. Это есть процесс очищения, который ничто не может остановить или отодвинуть на второй план, пока ученик не избавится от своих негативных кармических тенденций и не поднимется над своими слабостями в чистый воздух безличной духовности. До тех пор, пока этот факт не будет понят, невозможно будет найти удовлетворительного объяснения взаимным обвинениям, злоупотреблениям и несправедливости, которые в то время имели место и омрачили последние годы жизни Джаджа. Приведённый выше оккультный закон, объясняя их природу, никогда не оправдывает неправильных действий или мыслей, за которые каждый ученик несёт полную ответственность.

–––––––

В рамках настоящего обзора было бы нецелесообразно давать полный отчёт о так называемом «Деле Джаджа». Все необходимые данные по этому вопросу можно получить, прочитав журналы «Теософ», «Путь» и «Люцифер» примерно за 1893-96 годы, а также следующие три основных источника информации, опубликованные в то время: «Дело против У.К. Джаджа» (Теософское издательское общество, Лондон, 1895), опубликованное Анни Безант и подготовленное ею по просьбе Олкотта; «Ответ Уильяма К. Джаджа», зачитанный доктором А. Кейтли от имени Джаджа перед неофициальным собранием Съезда ТО в Бостоне, штат Массачусетс, 29 апреля 1895 года и опубликованный в виде брошюры; и брошюра «Изида и махатмы», опубликованная Джаджем в Лондоне в 1895 году и посвящённая, главным образом, нападению, напечатанному в «Вестминстерской газете» (Westminster Gazette).

Обвинения против Джаджа основывались, главным образом, на ряде документов, которые в декабре 1893 года привезли в Адьяр Уолтер Р. Олд, когда-то преданный работник в лондонском доме Е.П.Б., и Сидни В. Эдж. Эти документы должны были доказать, что Джадж использовал имена и почерки Учителей неправильно, для достижения своих личных целей. Олкотт счёл эти документы компрометирующими. Действуя по официальной просьбе Анни Безант, которая к тому времени находилась в Аллахабаде вместе с профессором Чакраварти, Олкотт написал Джаджу 7 февраля 1894 года, предложив ему две альтернативы: (1) отставку со всех должностей, в этом случае будет дано публичное объяснение; (2) созыв Судебного комитета, как это предусмотрено конституцией Общества. В последнем случае разбирательство было бы предано гласности. Джадж принял решение в пользу второго варианта и 10 марта отправил Олкотту ответную телеграмму: «Обвинения абсолютно ложные. Вы можете действовать так, как считаете нужным; собираюсь в Лондон в июле». Судебный комитет собрался в Лондоне 10 июля 1894 года, чтобы рассмотреть шесть обвинений, выдвинутых Анни Безант. Основные обвинения заключались в том, что Джадж лгал, когда заявлял о непрерывном обучении и общении с Учителями с 1875 года по настоящее время и когда он отправлял сообщения, приказы и письма так, как если бы они были отправлены и написаны Учителями. Джадж оспорил юрисдикцию комитета в этом деле, указав, что «Президент и вице-президент, как таковые, могут быть привлечены к ответственности таким комитетом только за должностные проступки, то есть за злоупотребления служебным положением». Судебный комитет также столкнулся лицом к лицу со своими собственными ограничениями, основанными на самой конституции Теософского общества, поскольку он не мог судить кого-либо из членов Теософского общества по вопросам личных убеждений. После надлежащего ходатайства обвинения были сняты, и Олкотт, соглашаясь с этим, сделал следующее исторически важное заявление:

«Защита мистера Джаджа заключается в том, что он невиновен в инкриминируемых ему деяниях; что махатмы существуют, связаны с нашим обществом и лично с ним [Джаджем]; и он заявляет о своей готовности привести множество свидетельских показаний и документальных доказательств в поддержку своих заявлений. Вы сразу увидите, к чему это нас приведёт. В тот момент, когда мы начали задавать эти вопросы, мы нарушили самый важный дух нашего федерального соглашения – его нейтральность в вопросах веры. Например, никто не знает лучше меня о существовании Учителей, но я бы без колебаний ушёл со своего поста, если бы в Конституцию были внесены поправки, которые превратили бы эту веру в догму: член нашей организации так же волен не верить в их существование и отрицать это, как я – верить и подтвердить это. По вышеуказанной причине я заявляю, что, по моему мнению, это расследование не должно продолжаться; мы не имеем права нарушать наши собственные законы ни по каким соображениям».

Оглядываясь назад, кажется весьма любопытным, что потребовалось созвать какой-то специальный судебный комитет, со всеми сопутствующими расходами на длительные поездки, чтобы прийти к заключению, к которому любой мог бы легко прийти, внимательно ознакомившись с конституционными основами Теософского общества.

С неожиданным поворотом, характерным для многих противоречивых течений мыслей, борющихся в то время за превосходство, Анни Безант заявила:

«За последние несколько лет люди, вдохновлённые в основном личной ненавистью к мистеру Джаджу, и люди, вдохновлённые ненавистью к Теософскому обществу и ко всему, что оно представляет, распространили против него массу обвинений, начиная от простой неправды и заканчивая преднамеренной и систематической подделкой рукописей Тех, Кто для некоторых из нас наиболее священны. Обвинения были выдвинуты не в той форме, в какой это было возможно, всеобщее отрицание не могло их остановить, а объяснения безответственным обвинителям были бы одновременно бесполезными и недостойными... Основное обвинение [заключалось] в том, что мистер Джадж распространял письма и послания, написанные почерком, который можно было распознать как почерк Учителя, с которым Е.П.Б. была тесно связана, и что эти письма и послания не были написаны и не распространялись непосредственно Учителем, чей почерк в них фигурирует.

Далее, я хотела бы, чтобы вы чётко поняли, что я не обвиняю и не обвиняла мистера Джаджа в подлоге в обычном смысле этого слова, но в придании вводящей в заблуждение материальной формы сообщениям, полученным от Учителя психически и различными способами, причём получатель не был поставлен в известность об этом факте. Я считаю мистера Джаджа оккультистом, обладающим значительными знаниями и вдохновлённым глубокой и непоколебимой преданностью Теософскому обществу...

Я считаю, что иногда он получал послания для других людей тем или иным способом, о которых я расскажу далее, но они не были непосредственно написаны Учителем и это не было непосредственное осаждение; но что мистер Джадж тогда считал себя вправе записывать их почерком, принятым Е.П.Б. для сообщений от Учителя; такое сообщение, будучи получено психическим путём, передавалось человеку, для которого оно предназначалось, в результате чего этот человек ошибочно предполагал, что оно было передано непосредственно или в письменной форме самим Учителем, то есть, что это было сделано через мистера Джаджа, но сделано самим Учителем».

Как говорит пословица, в этом обвинении «полно дыр». Оно свидетельствует о полном незнании одного из важнейших моментов, касающихся оккультного осаждения. Этот важный момент заключается в том, что оккультное послание, исходящее от одного из адептов и запечатлённое на внутренних психо-духовных органах его проводника, будет передано им или ею на листе бумаги почерком, который для подобных целей использует этот адепт. В этой связи следует иметь в виду, среди прочего, два очень важных заявления, сделанных Учителями. В августе 1882 года Учитель К.Х. написал А.П. Синнетту:

«Обращая внимание на мнение М. [Учителя Мории] о Вас, выраженное в некоторых его письмах (Вы не должны быть в целом так уверены, что, поскольку они написаны его почерком, они написаны им самим, хотя, конечно, для достижения определённых целей каждое слово утверждено им), Вы говорите, что у него есть “по меньшей мере, своеобразный способ самовыражения”».

В другой раз, примерно в то же время, тот же Учитель в письме к А.П. Синнетту объяснил:

«Очень часто наши письма – за исключением случаев, когда речь идёт о чём-то очень важном и секретном – написаны нашими почерками нашими учениками».

В IX томе «Пути» (апрель 1894, с. 18) цитируются некоторые слова Е.П.Б. по поводу осаждения. Она говорит:

«Если Вы думаете, что Учитель будет всегда пользоваться способом осаждения, Вы ошибаетесь. Да, Он может это сделать. Но большинство осаждений исходит от учеников, которые кажутся Вам почти Учителями. Я вижу Его приказы, мысли и слова, которые Он желает использовать, и я излагаю их именно в такой форме; то же самое делает *** и ещё один или двое».

Отвечая на вопрос о почерке Учителя, она там же заявила:

«Всё, что Вы пишете, – это Ваш почерк, но если Вы заимствуете или принимаете какую-то форму, это не тот Ваш личный почерк, который обычно используется и которому Вы сначала учитесь. Теперь Вы знаете, что почерк Учителей, своеобразный и личный для Них самих, является [для нас] иностранным как по звучанию, так и по форме (индийской, в самом деле). Поэтому Они адаптировались к форме английской речи, и в этой форме я передаю Их сообщения по Их указанию... Сообщение должно быть видно в астральном свете в виде факсимиле, и через эту астральную матрицу я передаю его целиком».

Из этого отрывка очевидно, что Е.П.Б., действуя по указанию того или иного Учителя, производила осаждением письма или записки их собственным адаптированным почерком. Кажется, ни один исследователь никогда не ставил под сомнение её добросовестность в этом вопросе. Важно помнить, что приведённые выше объяснения, опубликованные в «Пути», были доступны в печати примерно в то же время, когда против мистера Джаджа были выдвинуты серьёзные обвинения.

Отвечая на обвинения, выдвинутые против него Анни Безант, мистер Джадж заявил:

«За все годы, прошедшие с 1875 года, Учителя и их друзья многому научили меня в оккультизме и показали мне, как создавать некоторые феномены, среди прочего, как писать для Учителей в определённые моменты. Это всегда происходит в той форме, против которой обвинители наиболее безрассудно возражают. Моё обучение у Е.П.Б. началось в 1875 году, несмотря на незнание об этом со стороны полковника Г. Олкотта, который изо всех сил старается показать, что ничего об этом не ведает и что я, вероятно, медиум. В том году в Нью-Йорке через меня было произведено первое осаждение».

«Форма, против которой обвинители самым безрассудным образом возражают», означает почерки, используемые Учителями для сообщений способом осаждения. Таким образом, получается, что все они, сами Учителя, а также Е.П.Б. и мистер Джадж заявляют, что осаждения делаются таким образом, чтобы продемонстрировать принятый почерк тех, кто желает передать послание через того или иного своего непосредственного проводника.

В свете процитированных выше отрывков, что можно сказать об обвинении в том, что Джадж, передавая, по общему признанию, подлинные сообщения от своих Начальников, придавал им «вводящую в заблуждение материальную форму», имея в виду почерк, которым Джадж пользовался в этих случаях?

Можно возразить, что «Письма Махатм к А.П. Синнетту» были опубликованы только в декабре 1923 года, и что, следовательно, приведённые выше отрывки в то время были неизвестны. Но не следует упускать из виду, что ряд писем, написанных Синнетту Учителями, были скопированы несколькими официальными лицами Теософского общества и переданы в руки нескольких тщательно отобранных людей. В некоторых трудах Е.П.Б. также были доступны несколько частичных разъяснений по этому вопросу, но с ними никто не ознакомился. Кроме того, полный текст всех Писем находился в распоряжении самого А.П. Синнетта, и на него могли бы сослаться ответственные должностные лица. Однако Синнетт в то время, по-видимому, не принимал участия в полемике. Испытав полное изменение отношения к Е.П.Б., ещё до её кончины, он был занят попытками установить «прямой» контакт с Учителями с помощью ряда психических медиумов в Лондоне.

Судебный вердикт Комитета был воспринят со смешанными чувствами. Обвинения были выдвинуты на законных основаниях, но человеческие эмоции никогда не удовлетворяются чисто юридическими решениями, и поэтому вопрос о виновности или невиновности Джаджа должен был решаться скорее общественным мнением, чем каким-либо иным образом. Мнения важных должностных лиц в Обществе уже были сформированы по причинам, которые не обязательно высказывались на официальных заседаниях советов и комитетов.

27 сентября 1894 года Уолтер Р. Олд, тогдашний казначей и секретарь-архивариус Теософского общества, подал в отставку, поскольку «не смог принять официальное заявление в связи с расследованием обвинений, выдвинутых против вице-президента Теософского общества». Конечно, это было его полное право; но он сделал ещё один дальнейший роковой шаг. Он опубликовал в «Вестминстерской газете» весь цикл документов по так называемому делу Джаджа, которые ему были доверены полк. Олкоттом. Это вероломство вызвало ряд взаимных обвинений и взвинченных мнений, как будто внезапно открылся ящик Пандоры. Последовали обвинения и встречные выпады. В Адьяре на Ежегодном съезде в декабре 1894 года, Джадж, который был ещё вице-президентом ТО, был оклеветан, и полковник Олкотт, занимавший кресло [ведущего], к сожалению, ничего не сделал для улучшения приоритетного «теософского» климата. Анни Безант возобновила свои обвинения против Джаджа, и её поддержали другие. Вскоре стало очевидно, что между противоборствующими сторонами не может быть достигнуто удовлетворительного соглашения. Окончательным результатом этого печального положения дел стало решение Американской секции, крупнейшей из трёх существовавших в то время секций, стать независимым органом в качестве Теософского общества в Америке под председательством Джаджа. Это стало фактом на Бостонском съезде 28-29 апреля 1895 года. Решение принято большинством голосов: 190 против 9.

Большое количество английских лож избрали схожий курс. Некоторые ложи и отдельные члены ТО в континентальной Европе и в Австралии позже вышли из состава [адьярского Общества] и присоединились к Обществу в Америке. Джадж выразил общее мнение в следующих словах:

«Единство Теософского движения зависит не от единства организации, а от сходства труда и устремлений; и в этом мы будем “поддерживать связь неразрывной”».

Узнав об этом решении Американской секции, полковник Олкотт опубликовал уведомление, в котором признал его «неоспоримое право» на это и выразил свои «наилучшие личные и официальные пожелания процветания, полезности и достойного руководства» вновь созданному органу, заявив, что «разделение, подобное нынешнему, было гораздо более благоразумным, чем сохранение неприязни и разобщённости в наших рядах по причинам, слишком хорошо известным, чтобы нуждаться в особом упоминании».

Около двух лет до этого полковник Олкотт написал м-ру Джаджу: «Если Вы хотите, чтобы отдельные теософские общества состояли из секций, сделайте это обязательно. Много лет назад я предложил это Е.П.Б. и даже А.П.С. [Синнетту]».

Уже долгое время здоровье Джаджа было очень слабым. В Южной Америке он подхватил лихорадку Чагрес, которая оказывала на него изнурительное воздействие. Позже у него развился туберкулез. Во время работы Парламента религий он временами не мог говорить громче шёпота, и у него было много предчувствий смерти. Долгое время он поддерживал жизнь только благодаря силе воли. Враждебность некоторых из его бывших коллег, должно быть, в значительной степени ослабила его физическую сопротивляемость.

В начале 1895 года мистер Джадж отправился в Минерал-Уэллс, штат Техас, чтобы поправить своё здоровье. Кэтрин Тингли сняла для него дом и заботилась о нём, и выполняла обязанности его секретаря, когда он был слишком болен, чтобы писать самостоятельно, оказывая этим неоценимую услугу. Он вернулся в Нью-Йорк достаточно окрепшим, чтобы руководить подготовкой к Бостонскому съезду.

В октябре 1895 года мистер Джадж уехал из Нью-Йорка в Эшвилл, штат Южная Каролина, но, обнаружив там слишком холодный климат, отправился дальше на юг, в Эйкен. Не найдя облегчения, он уехал оттуда 9 января 1896 года и на обратном пути в Нью-Йорк провёл две недели у доктора Дж.Д. Бака в Цинциннати, штат Огайо, и одну неделю у доктора Бухмана в Форт-Уэйне, штат Индиана. Он прибыл в Нью-Йорк 3 февраля гораздо более слабым, чем когда покидал его. После недолгого пребывания в отеле «Линкольн» на Бродвее его перевели в квартиру на третьем этаже дома 325 по 56-й Западной улице. Несмотря на своё внушающее тревогу состояние, он продолжал диктовать письма и делать заметки для будущей работы. Ему хотелось написать ещё одну книгу по оккультизму, план, который так и не был реализован.

21 марта 1896 года около девяти часов утра У.К. Джадж скончался, сидя на диване, в присутствии миссис Джадж, Э.Т. Харгроув и медицинской сестры. «Должно быть спокойствие. Оставайтесь стойкими. Идите без спешки», – были его последние слова. В ближайший понедельник, 23 марта, в полдень на Мэдисон-авеню, 144, Нью-Йорк, состоялась короткая поминальная служба, а останки были кремированы в тот же день в крематории Фреш-Понд на Лонг-Айленде.

Так ещё один Ученик с великим сердцем, Хранитель Огня, отошёл для получения воздаяния.

Уильям Кван Джадж: биографический очерк

Кирби Ван Матер

Уильям Кван Джадж – выдающаяся фигура в раннем теософском движении. В 1875 году, в возрасте 24 лет, он стал соучредителем Теософского общества вместе с Е.П. Блаватской и Генри С. Олкоттом. В течение следующих 20 лет, вплоть до своей смерти в 1896 году, он продолжал усердно работать ради его целей. С 1886 по 1896 год, как ведущий и ответственный теософ, он руководил Секцией в Америке так, что она стала самой активной в Обществе с самым большим количеством полезных членов. Он неустанно практически осуществлял своё высокое видение работы Общества в мире: огромную потребность человечества в новом взгляде на себя и вселенную.

Джадж родился в Дублине, Ирландия, 13 апреля 1851 года в семье Фредерика Х. Джаджа и Элис Мэри Кван. Его мать умерла, родив седьмого ребёнка, а отец с шестью детьми решил в 1864 году эмигрировать в Нью-Йорк. Джадж изучал право, живя со своим отцом, который вскоре умер. В 21 год Джадж стал гражданином США и в мае 1872 года был принят в коллегию адвокатов. В 1874 году он женился на Элле М. Смит, школьной учительнице, и они жили в Бруклине до 1893 года, когда переехали в Нью-Йорк.

Отец Джаджа «глубоко интересовался масонством», а Джадж интересовался религией, магией и розенкрейцерством.

«В 1874 году, мысля о том, чтобы разузнать о спиритизме и найти книгу полковника Олкотта «С того света» [опубликованную в марте 1875 года], я написал ему с просьбой указать адрес медиума. Он ответил, что он этого не знает, но у него есть подруга, мадам Блаватская, которая поручила ему попросить меня зайти. Я зашёл на Ирвинг Плейс, 46, Нью-Йорк, и познакомился с ней».

Время между встречей с Е.П.Б. в 1875 году и публикацией «Разоблачённой Изиды» в 1877 году было для Джаджа поистине замечательным. Он принимал активное участие в создании Теософского общества, учился у Е.П.Б., пока она жила в Нью-Йорке. Позже он написал Дамодару К. Маваланкару – сотруднику штаб-квартиры в Индии и ученику одного из Учителей Блаватской – что Е.П.Б. как медиатор сделала возможными

«славные часы, проведённые в слушании слов тех Просветлённых, которые часто приходили поздно ночью, когда всё было тихо, и часами разговаривали с ГСО и со мной».

Но после подписания контракта на публикацию «Разоблачённой Изиды» Е.П.Б. объявила, что она должна поехать в Индию, как она всегда говорила. В отличие от Олкотта, Джадж не мог поехать с Е.П.Б. из-за обязательств перед женой и маленькой дочерью. Он был чрезвычайно огорчён и не навещал Е.П.Б. около года, но этот разрыв был устранён до того, как она уехала в Индию. В этот период, или, возможно, несколько месяцев спустя, Джадж потерял дочь, умершую от дифтерии. Это был серьёзный удар, и позже он написал Олкотту в Индию, что «после ухода малыша моё сердце часто наполняется печалью и тоской».

После того, как Е.П.Б. и Олкотт покинули Америку, Джадж стал участвовать в различных спекулятивных деловых операциях, потому что, как он писал Дамодару в марте 1880 года,

«сейчас я стремлюсь накопить достаточно денег, чтобы, независимо от обстоятельств, иметь возможность поехать туда [в Индию] и оставить моей жене достаточно денег, или взять её с собой, если она поедет».

Генерал Эбнер Даблдей так описывает этот период:

«Я принял должность [временно исполняющего обязанности президента] по настойчивой просьбе Е.П.Б., намереваясь, главным образом, полагаться на Джаджа в плане совета и помощи; но Джадж подумал, что нашёл горнодобывающий район в Венесуэле со множеством ценных для его практики задач. Он отправился в Кампана-Венес, оставив меня некомпетентным и без опыта, в то время как мне предстояло руководить Обществом, ничего не зная о людях, которые его составляли.

Джадж вернулся через некоторое время ещё беднее, чем он был, и в страдании, потому что его долгое отсутствие разрушило его юридический бизнес. Я теперь надеялся, что он сможет уделять больше внимания ТО, но он получил предложение поехать в Мексику и покинул нас внезапно. Предприятие, какое бы оно ни было, и там провалилось, и он снова вернулся в унынии».

В Венесуэле Джадж заразился лихорадкой Чагрес, затяжной болезнью, от которой он так и не выздоровел. К 1883 году его предприятия в Южной Америке оставили его без гроша в кармане, с большим долгом и без юридической практики. Постепенно, на протяжении большей части своей жизни, он ликвидировал эти долги. В 1883 году он снова возобновил свою теософскую деятельность и сыграл важную роль в основании Арийского теософского общества в Нью-Йорке (слово «ариец» во времена Джаджа пользовалось хорошей репутацией, обозначая жителей Арьяварты [Индии], санскритское слово, которое значит «обитель благородных». Чтобы возбудить общественный интерес, он проводил собрания – и хотя вначале был там единственным человеком, он проводил их так, как если бы присутствовало много публики.

Джадж продолжал переписываться с Дамодаром, и на обороте письма Дамодара от 11 июня 1883 года было сообщение: «Лучше приезжайте. М.»

К 1884 году Джадж почувствовал, что может переехать в Индию, хотя неизвестно, как он уладил свои финансовые проблемы и обеспечил поддержку жены. В начале того же года он поехал в Англию, где посетил Синнеттов, Арундейлов и других лондонских членов, затем присоединился к Е.П.Б. и Олкотту в Париже. Джадж очень хотел переехать в Индию, но Олкотт и Е.П.Б. считали, что ему следует на некоторое время остаться с ними. Сначала Джадж колебался, не осознавая, что его ближайшей задачей было помочь Е.П.Б. в написании того, что впоследствии стало «Тайной доктриной».

Тем временем в Индии отношения между Алексисом и Эммой Куломб и Советом в Адьяре достигли критической точки. Е.П.Б. впервые встретила г-жу Куломб в Каире в начале 70-х годов, где она помогала Е.П.Б., оставшейся после кораблекрушения без средств. Спустя годы, когда Куломбы прибыли в Бомбей без гроша в кармане, они обратились за помощью к Е.П.Б. Она тщетно пыталась найти им работу и, в конце концов, пригласила их в Адьяр для временной работы в штаб-квартире. Вскоре они стали незаменимы в работе штаба на физическом плане, и она позволила им остаться. Кризис возник в 1884 году незадолго до отъезда Е.П.Б. в Европу, когда она помешала мадам Куломб украсть у преданного члена Общества 2000 рупий. После отъезда Е.П.Б. отношения Куломбов с Советом постепенно ухудшались, и наконец, пару попросили уйти. Примерно в это же время Куломбы обратились в «Журнал христианского колледжа» (The Christian College Magazine) в Мадрасе с предложением за определённую плату предоставить «компрометирующую информацию» о Е.П.Б. и Теософском обществе.

Узнав о серьёзности ситуации в штаб-квартире Адьяра и вооружившись всеми полномочиями и поддержкой, которые могли быть ему предоставлены, Джадж продолжил своё путешествие по Индии. Олкотт, как президент-основатель, предоставил ему два документа: один, наделяющий его «правом упразднить, если он сочтёт это целесообразным, Управляющий совет в Индии, созданный мной [Олкоттом], и действовать в качестве президента от моего имени в любой части мира всеми способами, какие он посчитает нужными, или так, как ему могут посоветовать в обычном порядке»; и второй, о повторном назначении его «Секретарём-регистратором и казначеем Теософского общества с полномочиями выполнять функции этих должностей в Азии». Перед отъездом Джадж получил следующее сообщение от Учителя М:

«Хотя я полагаю вскоре увидеть Вас в Адьяре, позвольте мне сейчас порадовать Вас тем, что большая часть будущего благосостояния и реабилитации Общества зависит от вашего такта, осмотрительности и рвения. Что посеешь, то и пожнёшь. Это безумное поведение некоторых членов Совета – и его следствия, которые развились в хорошо предвиденные неудачи. ...

Действуйте же и спасите Коуза, спасая Общество. Ничего не бойтесь, я позабочусь, чтобы Вам помогли. Отныне Вы должны быть третьим в дуаде – Пусть работают все три сердца и души, к лучшему это или к худшему».

15 июля в Бомбее Джадж написал Олкотту, что индийских членов Общества не беспокоит дело Куломбов, и поэтому он может обратиться ко многим теософским группам по пути в Адьяр. Наконец он прибыл туда 10 августа, а 11 сентября первая часть нападок на Общество и Е.П.Б. появилась в «Журнале христианского колледжа» (статья из двух частей под названием «Крах Кут Хуми» Джорджа Паттерсона, «Журнал христианского колледжа», сентябрь и октябрь 1884 г.). В течение этого периода Джадж не посещал покои Е.П.Б., где находилось «святилище», через которое отправлялись и принимались сообщения от Учителей, хотя он несколько раз просил об этом Дамодара. После того, как Е.П.Б. уехала в Европу, Куломбы постарались, чтобы стены святилища и комнаты выглядели так, как если бы поддельные послания передавались в святилище через потайные двери и раздвижные панели. Джадж так описывает состояние комнат Е.П.Б., какими они были, когда он впервые их посетил:

«Я обнаружил, что мистер Куломб частично заделал дыру в стене позади святилища. Она была настолько новой, что по краям её торчали концы планок, а на полу ещё лежала штукатурка. Напротив него он поставил недостроенный шкаф из тикового дерева, сделанный специально для этого случая, с ложной панелью сзади, закрывающей дыру в стене. Но панель была слишком новой, чтобы работать, и её пришлось сильно пнуть, чтобы показать, что она там есть. Всё это было не обработано, не смазано и не протёрто. Его уволили прежде, чем он успел закончить. ...Все эти вещи были обнаружены и исследованы в присутствии множества людей».

Первоначально Джадж намеревался провести значительное время в Индии, но после того, как осенью 1884 года святыня была сожжена и после выхода в свет октябрьского номера «Журнала христианского колледжа», он внезапно уехал в Америку, не объясняя никаких причин этого. Позже в письме к Е.П.Б. он обмолвился:

«Теперь, что касается меня, спросите ли Вы, ... как он объясняет значение своего послания через Вас о том, что «я проявил интуицию, покинув Индию»?» (5 февраля 1886 г.).

Последствия последних семи лет судебного разбирательства, поскольку они действительно были таковыми, на физическое состояние Джаджа были с первого взгляда понятны А.Э.С. Смиту, который следовал с ним на пароходе в Нью-Йорк:

«Он выглядел старым и бледным, и если бы мне сказали, что ему 33 года, я бы сказал, что ему на 20 лет больше».

По возвращении в Нью-Йорк Джадж поступил в юридическую фирму, в которой работал брат Олкотта. Он продолжал зарабатывать себе на жизнь до последних двух лет своей жизни, когда его здоровье стало настолько плохим, что его поддерживало американское ТО. После восстановления в должности юриста, Джадж направил всю свою энергию на продвижение теософии. Он оживил работу в Нью-Йорке, реорганизовав её в соответствии с первоначальным Уставом и названием «Арийское теософское общество Нью-Йорка», проводил регулярные собрания, открыл теософскую библиотеку и начал печатать недорогую литературу.

В апреле 1886 года Артур Гебхард и Джадж основали журнал «Путь» (The Path), в котором Джадж был редактором, а Гебхард – бизнес-менеджером. Позже он стал официальным органом Американской секции TО. Занимаясь юридической практикой днём, он работал до глубокой ночи дома, так как поначалу почти каждую статью ему приходилось писать самому под разными псевдонимами.

Американской работой в то время руководил Управляющий совет, созданный Олкоттом в 1884 году, когда он был в Лондоне. Профессор Эллиот Коуз был избран президентом Совета 4 июля 1885 года. В марте 1886 года Джадж расспросил Е.П.Б. о двусмысленных телеграммах, которые он получал из различных частей Соединённых Штатов и которые якобы были подписаны ею, и попросил её написать ему, говоря, что она их не посылала. Месяц спустя он написал Олкотту более подробно, сообщая, что Совет назначил Коуза «цензором... Американского общества психических исследований», и отмечая, что Коуз не проводил никакой деятельности, кроме того, что организовал «гностическое отделение, никогда не проводившее собраний, к которому он обращался с рассказами об астральных колокольчиках, телах и всяком прочем», и повсюду писал членам Общества, чтобы они к нему присоединялись. Затем

«однажды на место нашей встречи приходит телеграмма, приказывающая Арийскому отделению закрыть свои двери, никого не впускать и в тишине слушать астральные колокола – во имя К.Х. и Е.П.Б. Оно было адресовано Обществу... Излишне говорить, что я не дурак и не подчинился».

Затем Коуз попытался за спиной Джаджа создать второе отделение в Нью-Йорке, и Джадж подал протест Совету. Нравственный облик Коуза также был поставлен под сомнение, и у Джаджа были основания полагать, что загадочные телеграммы исходили от него. Джадж в частном порядке потребовал, чтобы Коуз ушёл с поста президента, и обратился к Олкотту с просьбой: для прояснения ситуации сменить состав Совета до следующего съезда.

Олкотт разработал бесконфликтное решение, упразднив Управляющий совет, как в Адьяре, так и в Америке. Он телеграфировал Эллиоту Коузу с просьбой отложить съезд, назначенный на 5 июля 1886 года в Рочестере, штат Нью-Йорк, и дождаться инструкций, которые уже были в пути, но Коуз всё равно провёл очередное собрание Управляющего совета, читая телеграфированные инструкции Олкотта. В письме Олкотт распорядился созвать съезд для избрания Генерального совета Американской секции в качестве части Генерального совета ТО в Америке. Этот съезд 1886 года, наконец, состоялся в октябре и, хотя Коуз не присутствовал, постановил распустить Управляющий совет и сформировать новый орган, в котором должны были быть представлены все отделения, а один член правления – выполнять функции Генерального секретаря и казначея. У.К. Джадж был избран на эту должность в недавно созданной Американской секции Генерального совета (Протоколы всех американских съездов 1886 года внесены в «Книгу записей», стр. 19-32). Публикация в «Пути», вне всякого сомнения, сделала Джаджа известным среди президентов филиалов и членов ТО в Америке. Разногласия между Коузом и Джаджем продолжались до тех пор, пока 22 июня 1889 года Коуз не был исключён из Теософского общества Исполнительным комитетом Американской секции.

Под руководством Джаджа были предприняты шаги по объединению в мыслях и действиях членов ТО, разбросанных по Соединённым Штатам. Поначалу выступая в качестве основного докладчика, он в конечном итоге назначил трёх разъездных лекторов, работающих полный рабочий день, для оказания помощи группам, испытывающим трудности, и для поддержки уже существующих центров. «Путь», листовки и небольшие профильные журналы регулярно распространялись среди членов ТО, поддерживая их связь друг с другом и со штаб-квартирой в Нью-Йорке. Местным спикерам было предложено открыть новые центры в близлежащих общинах. Если в 1886 году филиалов было всего около дюжины, то к 1896 году их стало более ста.

Е.П.Б. и Джадж продолжали свои близкие отношения. В письме к нему от 3 октября 1886 года она писала:

«Ваша проблема в том, что Вы не знаете о великой перемене, которая произошла в Вас несколько лет назад. У других время от времени их астралы трансформировались и заменялись астралами Адептов (в виде элементалов), и они влияют на внешнего и высшего человека. У Вас это НИРМАНАКАЯ, а не «астрал», смешавшийся с Вашим астралом. Отсюда двойственная природа и борьба».

В письме Е.П.Б. к Джаджу как Генеральному секретарю Американской секции от 3 апреля 1888 года, которое должно было быть зачитано на Американском съезде по её просьбе, она назвала Джаджа «сердцем и душой» Теософского общества в Америке, сказав, что «главным образом, если не полностью, Вам обязано Теософское общество своим существованием в 1888 году». Опять же, в письме из Лондона 23 октября 1889 года, касаясь Джаджа и американской работы, она говорила о нём как о «части себя на протяжении нескольких эонов, ... Антахкаране [мосте] между двумя Манасами, американской мыслью и индийской (или скорее трансгималайской) – Эзотерическом Знании».

К 1887 году члены ТО спросили Джаджа, можно ли организовать эзотерическую работу, и в мае он написал Е.П.Б., предлагая такой шаг. Она сказала подождать. Где-то в начале 1888 или, возможно, в конце 1887 года Е.П.Б. беседовала с Учителем К.Х. об общем состоянии Теософского общества, и он сказал ей, что, хотя деятельность ТО, налаженная Олкоттом в Адьяре, работала как машина, это был «бездушный труп» и что дело дошло до такой степени, что влияние Учителей на ТО стало невозможным, и они оставили его таким, как оно есть. Ответом Е.П.Б. в 1888 году было предложить Эзотерическую Секцию, основанную на изначальных позициях, изложенных Учителями. Когда Олкотт узнал о намерении Е.П.Б. основать внутреннюю секцию Теософского общества, он оставил Бомбей 7 августа и поспешил в Лондон, чтобы любой ценой удержать её от этого. Если бы не вмешательство Учителя К.Х., возможно, Общество в то время раскололось бы. Однажды, будучи на борту парохода «Шаннон» (Shannon), отплывшего из Бриндизи. Олкотт получил письмо от Учителя К.Х., где он касался следующих моментов:

«Чтобы помочь Вам в Вашем нынешнем замешательстве: Е.П.Б. почти не интересуют административные детали, и её следует держать в стороне от них, настолько, насколько можно контролировать её сильную натуру. Но вот что Вы должны сказать всем: К оккультным вопросам она имеет самое непосредственное отношение. Мы не бросили её; она не «передана челам». Она наш прямой посредник. Я предостерегаю Вас от того, чтобы Ваши подозрения и негодование по поводу «её многочисленных глупостей» повлияли на Вашу интуитивную преданность ей...

Я также отметил Ваши мысли о «Тайной доктрине». Будьте уверены, что там, где она не давала примечания из научных и других работ, мы ей их дали или подсказали. Каждая ошибка или ошибочное представление, исправленное и объяснённое ею в работах других теософов, было исправлено мною или по моему указанию. Эта книга более ценная, чем её предшественница, воплощение оккультных истин, которые делают её источником информации и наставлений для серьёзных учеников на долгие годы вперёд».

В Лондоне в октябрьском и ноябрьском номерах «Люцифера» 1888 года, Е.П.Б. и Олкотт опубликовали совместное объявление о создании Эзотерической секции, в котором говорилось, что внутренняя часть работы должна была быть начата под руководством Е.П.Б. и «организована на ИЗНАЧАЛЬНЫХ ПОЗИЦИЯХ, изложенных настоящими основателями Теософского общества». После того, как в ноябре «Тайная доктрина» была опубликована, Е.П.Б. пригласила Джаджа в Лондон (Олкотт снова был в Адьяре). Вместе они составили Предварительный меморандум и Правила Эзотерической секции. После этого Джадж руководил Эзотерической секцией в Америке в качестве секретаря Е.П.Б., а в декабре Е.П.Б. назначила Олкотта единственным официальным представителем Э.С. в азиатских странах, но вскоре он оставил этот пост.

В 1889 году члены Арийского отделения ТО приобрели печатный станок и шрифт и наняли одного из членов ТО для его эксплуатации. Помимо брошюр и т. д., первые публикации включали три небольших журнала для членов ТО: «Афоризмы йоги» Патанджали (1889 г.), «Эхо с Востока» Джаджа (1890 г.), его редакцию «Бхагавад-гиты» с введением и сносками (1890 г.), «Письма, которые мне помогли» (1891) и «Океан теософии» (1893). В 1895 году Джадж подсчитал, что издательство Арийская типография (Aryan Press) напечатало полмиллиона листовок.

После смерти Е.П.Б. в 1891 году Уильям К. Джадж и Анни Безант совместно возглавили Эзотерическую секцию. Будучи американским генеральным секретарём, а затем и вице-президентом ТО, Джадж продолжал концентрироваться на американской работе. Он говорил о теософии в Парламенте религий на Всемирной выставке в Чикаго 1893 года, а в следующем году в Религиозном парламенте на Зимней ярмарке в Сан-Франциско. После съезда в Адьяре в декабре 1891 года здоровье полковника Олкотта ухудшилось, и он не пожелал оставаться на этом посту дольше, и 21 января 1892 года он подал в отставку с поста президента Теософского общества. Джадж уведомил Секцию и других генеральных секретарей об этом шаге, и, поскольку наступило время ежегодного собрания, то обсуждения на нём отразили мнение членов и относительно кандидатуры президента. На Шестом ежегодном съезде в Америке, состоявшемся 24-25 апреля, Джадж был должным образом избран преемником Генри С. Олкотта на посту президента TО; кроме того, Съезд постановил, что полковника Олкотта следует попросить отозвать его заявление об отставке (Отчёт шестого ежегодного съезда, 1892 г., стр. 19).

В том же году Джадж отправился в Лондон для участия во Втором ежегодном съезде Европейской секции, который проходил 14-15 июля. Дж.Р.С. Мид, европейский генеральный секретарь, объявил, что европейские члены ТО почти единогласно высказались за Джаджа на посту президента и необходимо только подтверждение съездом. Он также сообщил о просьбе американских членов ТО к Олкотту пересмотреть свою отставку. Однако ответ Олкотта от 25 мая на американскую резолюцию был воспринят европейскими делегатами как окончательный: он не будет пересматривать своё решение, и Джадж будет избран президентом.

В письме Бертрама Кейтли, генерального секретаря в Индии, адресованном Европейскому съезду, говорилось, что решение Американского съезда с просьбой к полковнику Олкотту пересмотреть своё решение было единогласно и с энтузиазмом одобрено. Что касается назначения Джаджа, то они последовали бы примеру Америки, если бы Европа тоже сделала это. Олкотт, однако, глубоко тронутый просьбами остаться на посту президента, передумал и 17 августа 1892 г. отозвал свою отставку («Семнадцатая годовщина Теософского общества», Адьяр, 27, 28 и 29 декабря 1892 г., стр. 2). Он оставался президентом до своей смерти в 1907 году.

Джадж всегда был чутким к влиянию Учителей. Он получал от них сообщения, иногда они были написаны его собственным почерком, иногда их (см. У.К. Джадж к А.П. Синнетту, 1 августа 1881 г., и к Е.П.Б., 5 февраля 1886 г., в «Письмах Е.П. Блаватской к А.П. Синнетту», стр. 312-14). Однако нашлись и те, кто обвинил его в отправке мошеннических сообщений. В 1894 году Олкотт, Безант и некоторые другие члены Общества обвинили Джаджа в «неправомерном использовании» имён и почерков Махатм в письмах к другим людям. Это обвинение, очевидно, возникло из-за того, что они не осознавали, что Учителя часто используют чела, таких как Блаватская и другие, для передачи посланий своим же почерком. Олкотт попросил Джаджа уйти из всех отделений ТО, но Джадж телеграфировал: «Обвинения абсолютно ложные. Вы можете предпринимать любые действия, которые считаете нужными. Буду в Лондоне в июле». Они встретились в Лондоне, как и планировалось, и, хотя Джадж и другие полагали, что невозможно провести подобный судебный процесс в рамках законодательства, не создавая при этом догмы о существовании Учителей, но они всё-таки попытались это сделать. Дело было прекращено, и Безант заявила, что обвинения были чрезмерно раздуты другими сторонами и что она никогда не сомневалась в том, что Джадж действительно получал сообщения от Учителей.

Нападение, однако, было продолжено после того, как недовольный английский чиновник Уолтер Р. Олд передал редактору «Вестминстерской газеты» (Westminster Gazette) в Лондоне документы по так называемому «делу Джаджа», которые Олкотт доверил ему. Джаджа снова оклеветали на ежегодном съезде 1894 года в Адьяре, и Безант возобновила свои обвинения. Как следствие, стремясь защитить Джаджа от дальнейших нападений, делегаты ежегодного съезда Американской секции 1895 года, признав Олкотта президентом-основателем, заявили о «полной автономии от Адьяра и избрании Джаджа президентом Теософского общества в Америке пожизненно» – акция, поддержанная группой членов ТО других секций. После этого Олкотт аннулировал членство всех этих лиц и отозвал уставы всех отделений, поддерживающих Джаджа.

Джадж продолжал свою теософскую работу, но годы непрерывного труда в сочетании с последствиями лихорадки Чагре в конце концов взяли своё. Уильям Кван Джадж умер 21 марта 1896 года, не дожив до своего 45-летия. Его последними словами были: «Должно быть спокойствие. Держитесь. Идите не спеша».

Клод Брэгдон, американский архитектор, писатель и теософ, так характеризует этого человека:

«Ни одна фигура не поднимается из туманной неопределённости этого недавнего, хотя и уже далёкого прошлого, с более привлекательным присутствием, чем фигура этого красивого американца ирландского происхождения, и я осмелюсь сказать, что в движении, которое было рассадником величия, никто не развил такой силы, такой способности, такой проницательности за такой короткий промежуток времени – когда на него было оказано давление – как Джадж.

Существует множество свидетельств, помимо самого лучшего доказательства – плодотворности его трудов – того, что он находился под прямым руководством Учителей. Один Адепт писал о нём: «Когда на нём явлено присутствие, он хорошо знает то, о чём другие только подозревают и что «божественно». В том же письме он упоминается как тот, «кто из всех чела страдает больше всех и требует или даже ожидает меньше всего». Он был человеком изысканного сочувствия и мягкости; строгий к себе, он был снисходителен к другим. Г-н Кейтли сказал: «Джадж сделал жизнь, которую прожил Иисус, доступной для меня». Он был тем редким и прекрасным существом, практическим мистиком. Одним из последних посланий его близкому кругу последователей было то, что они должны на собственном опыте усвоить, что оккультное развитие происходит лучше всего, быстрее и безопаснее при тщательном выполнении небольших повседневных обязанностей».

Приветствие Уильяму Квану Джаджу

Грейс Ф. Кнохе

Сто лет назад в апреле Уильяму К. Джаджу исполнилось 35 лет, и он начал издательское дело, целью которого было привлечь внимание американской общественности к теософии. Он основал и редактировал ежемесячный журнал «Путь», посвящённый «Братству человечества, теософии в Америке и изучению оккультной науки, философии и арийской (от санскритского arya, означающего «благородный, великий»; наименование, используемое для индоевропейских поселенцев в Северной Индии и их языков) литературы».

Хотя журнал черпал вдохновение в теософской философии и её идеалах, он не выступал от имени Теософского общества, которое в 1875 году Джадж помог организовать Елене Петровне Блаватской и Генри Стилу Олкотту. Скорее, его намерения и намерения его соучредителя Артура Гебхарда должны были, во-первых, «указать своим собратьям Путь, на котором они смогли бы найти надежду для человечества», и, во-вторых, «исследовать все системы этики и философии, претендующие на то, чтобы вести непосредственно к такому пути». Хотя практическому оккультизму (оккультным искусствам и наукам) уделялось должное внимание, «это не было целью журнала». Как заявил Джадж в своей первой редакционной статье, всё, что может быть достигнуто с помощью феноменов, будет «второстепенным в путешествии по пути. ...Самый первый шаг в истинном мистицизме и истинном оккультизме – это попытаться постичь смысл Вселенского Братства».

В течение десяти лет, вплоть до своей смерти в марте 1896 года, У.К. Джадж следовал избранным им курсом, а его редакционные статьи и многочисленные статьи (подписанные им или неподписанные, или под одним из его многих псевдонимов) охотно читались в Штатах и ​​за границей. «Чистый буддхи» – вот слова, какими Е.П. Блаватская описала журнал «Путь». Джадж обладал не только интуитивным пониманием глубоких теософских истин, но и редкой способностью выражать их кратким и ясным языком. Не менее важно, что он обладал даром сострадания, отождествления себя с «неотложной нуждой» простых людей, помогал людям найти смысл и цель в жизни. Знания о «духовном состоянии человека, его цели и его будущем» действительно напитали бы «высшие умы», но такие знания были предназначены и для всех, независимо от образования, религии, расы, касты, цвета или пола.

Используя широкий угол обзора, свойственный теософской мудрости, Джадж предоставил глубокие комментарии по различным темам: астральное опьянение; христианские отцы о реинкарнации; спиритуализм старый и новый; бедность – плохая карма?; психометрия; кали-юга – нынешний век; реинкарнация животных; самоубийство – это не смерть; кометы и многие, многие другие. Удачным побочным продуктом широкого освещения Джаджем предмета как в журнале «Путь», так и во время его лекционных туров стал популярный интерес, возникший к изучению сравнительного религиоведения, а также к эпосам и философским писаниям Индии. Он признавал в Бхагавад-гите и упанишадах, а также в повествованиях о жизни и миссии Будды сильную близость к теософской этике и учению. Чтобы удовлетворить растущий спрос на объяснения теософских и восточных доктрин, в 1889 году был куплен печатный станок для выпуска брошюр, трактатов и небольшого 8-страничного журнала «Теософский форум». В том же году редакция «Пути» издала недорогое карманное издание «Афоризмов йоги» (Yoga Aphorisms) Патанджали, за которым в 1890 году последовал «Обзор на Бхагавад-гиту» (Recension of the Bhagavad-Gita), оба с предисловиями У.К. Джаджа.

Сегодня нам трудно осознать недостаток знаний среди широкой публики столетие назад о Священных Писаниях и устной истории других народов. Даже среди элитного сообщества учёных и поэтов лишь относительно немногие, такие как сторонники трансцендентальной философии, в Европе и Америке были восприимчивы к богатству мифических и легендарных знаний древних норвежских, германских, кельтских, персидских, индийских, китайских и других народов, передающих их из поколения в поколение. Джаджу понравилась бы запись Эмерсона в журнале от 1 октября 1848 года:

«Книги подобны радугам, с благодарностью принимаемым при первом же впечатлении... Я благодарен, вернее, мой друг и я, благодарны Бхагават-гите за великолепный день. Так было впервые с книгой; как будто с нами говорила империя, не маленькая или недостойная, а большая, безмятежная, последовательная, голос древнего разума, который в другом веке и в другом климате размышлял и таким образом решал те же вопросы, которые волнуют и нас».

За несколько лет до того, как Джадж основал свой журнал «Путь», он жаждал поехать в Индию и полностью отдать себя служению тем, кто возглавил Теософское общество. Но это был молодой женатый человек, ещё не утвердившийся в своей профессии (торговое право). К 1884 году его ситуация изменилась, и казалось, что его мечта может осуществиться. Остановившись в Париже по пути в Индию, чтобы ещё раз встретиться с Е.П. Блаватской и полковником Олкоттом, он был приглашён помочь ей в работе над «Тайной доктриной». Он проработал с ней чуть больше трёх месяцев, а затем отплыл в Индию и в середине июля прибыл в Бомбей. Прочитав лекции в нескольких местах, он отправился в штаб-квартиру Общества в Адьяре, Мадрас, где рассчитывал остаться на всю жизнь.

Однако вскоре Джаджу стало ясно, что его настоящая работа находится не в Индии. Она была в Америке. Поэтому он немедленно вернулся, но уже новым человеком, который знал своё направление деятельности и энергично следовал ему. В Соединённых Штатах, там, где раньше теософская работа захлебнулась, теперь повсюду начали возникать учебные центры и филиалы. Было очевидно, что необходим неформальный посредник для выражения теософских учений и их пригодности к практическому применению в повседневной жизни, так же как и для расширенного взгляда на мировое религиозное и философское наследие. В течение двух лет родился «Путь».

В дополнение к своей юридической практике, редакционным и официальным обязанностям (в октябре 1886 года он был избран генеральным секретарём недавно созданной Американской секции Общества) Джадж написал сотни и сотни писем, часто от руки, тем, кто искал его совета. Письма, написанные Джулии Кэмпбелл Вер Планк (Джаспер Ниманд), были опубликованы под названием «Письма, которые мне помогли» в 1891 году. После смерти Джаджа был выпущен второй сборник, в который вошли выдержки из его писем другим ученикам. «Письма», напечатанные теперь в одном томе, на протяжении десятилетий были другом и компаньоном для многих стремящихся, особенно для тех, кто испытывает боль катарсиса и самоанализа.

«На пути истинного ученика есть печаль, но есть и великая радость и надежда» (1:10).

В 1893 году произошло историческое событие: Всемирная выставка в Чикаго организовала создание Парламента религий. Это был первый раз, когда представители основных мировых религий встретились вместе с целью обмена своими религиозными доктринами. По приглашению Парламента религий Теософское общество под председательством вице-президента Уильяма К. Джаджа провело 15-16 сентября Теософский конгресс, в ходе которого в переполненных залах ведущие члены из Великобритании, Индии и США изложили основные принципы доктрины и идеалы теософии. В своём письме президенту Олкотту в Индию от 21 сентября 1893 года Джадж писал:

«Подводя краткие предварительные итоги конгресса, могу вас заверить, что он имел полный и необыкновенный успех. ... Общественный интерес был настолько велик, что руководство ярмарки назначило нам дополнительную встречу в воскресенье вечером, 17-го числа, в самом большом зале здания. Это собрание состоялось и собрало 3500 человек, которые оставались до половины одиннадцатого вечера. И на этом заседание было закрыто».

Конгресс действительно имел колоссальный успех, настолько, что в следующем году, когда в Сан-Франциско на зимней ярмарке был представлен Парламент религий, У.К. Джадж был приглашён выступить на тему «Точки согласия во всех религиях». В столетнюю годовщину основания журнала «Путь» и всего того, что он означал в зарождении интеллектуального мира Америки, мы приветствуем Уильяма Квана Джаджа, друга человечества и доблестного защитника привилегии и долга каждого человека – искать истину, которая принадлежит ему, и жить по ней.

Закон жертвы

Автор неизвестен

Логика ученичества заложена в фундаментальном законе космогенеза и космической эволюции – законе жертвы. Ученик стремится обрести необходимые знания и овладеть силами природы, сначала в себе, а затем в мире, только чтобы использовать их на благо всего человечества. Его непоколебимая преданность Мастерам Мудрости делает его инструментом служения, который может быть закалён и очищен для всё большей работы. Уильям Кван Джадж (1851-1896) был примером ученичества в каждом аспекте своей мысли и действия и посвятил каждое дыхание этой Цели.

Уильям Кван Джадж родился в Дублине, Ирландия, 13 апреля 1851 года. Будучи слабым ребёнком, на седьмом году жизни он серьёзно заболел. Лечащий врач не смог остановить стремительное ухудшение его здоровья и, наблюдая, как жизнь ребёнка ускользает из его рук, сообщил родителям, что их сын умер. Однако, к изумлению семьи, Уильям внезапно ожил и медленно восстанавливал здоровье. Выздоравливающий мальчик заметно отличался от ребёнка, который пришёл к вратам смерти. После его болезни родители обнаружили, что Уильям умеет читать – способность, которую никто не замечал раньше – и он погрузился в серьёзные тома по месмеризму, френологии, магии, религии и философии.

Когда Уильям был ещё юным, его мать, Мэри Кван, умерла при родах. Его отец Фредерик решил отвезти своих детей в Америку, где у них будет лучшая возможность развивать свои таланты и зарабатывать на жизнь. Приехав в Нью-Йорк в 1864 году, семья поселилась в Бруклине, где, несмотря на трудности, Уильям К. Джадж посещал школу.

Джадж присоединился к юридическому персоналу Джорджа П. Эндрюса в качестве клерка и вскоре заинтересовался этой профессией. Готовясь к своей коллегии адвокатов, его отец умер, и Джадж обнаружил, что он выброшен в этот мир. Он стал гражданином США в апреле 1872 года и вскоре после этого был принят в коллегию адвокатов штата Нью-Йорк, где практиковал до конца своей жизни, специализируясь на коммерческом праве. Его сострадание, честность, добросовестность и интеллект получили широкое признание, и его называли «Христом юридической профессии».

В 1874 году Джадж женился на убеждённой методистке, которая родила ему ребёнка. Его природная любовь к детям усилила его боль, когда его дочь умерла в младенчестве от дифтерии. В том же году Джадж прочитал репортажи полковника Генри Стила Олкотта о спиритических явлениях, происходящих в усадьбе Эдди в Читтендене, штат Вермонт. Эти статьи были опубликованы в нью-йоркском «Дейли график» (Daily Graphic) и содержали описание визита «русской дамы благородного происхождения, редкой образованности и природной одарённости» – Е.П. Блаватской. Джадж написал Олкотту и спросил, может ли он встретиться с мадам Блаватской. Она согласилась, и Джадж встретил её в её квартире на Ирвинг Плейс, 46, Нью-Йорк. Позже он вспоминал:

«Меня привлекли её глаза, глаза той, кого я, должно быть, знал в давно минувших жизнях. Она посмотрела на меня с узнаванием в тот первый час, и с тех пор этот взгляд не менялся. Я пришёл к ней не как вопрошающий о философии, не как тот, кто ощупью ищет во тьме свет, который затмили Школы и причудливые теории, а как тот, кто, блуждая много периодов по коридорам жизни, искал друзей, которые могли бы показать, где были спрятаны чертежи для работы. И, верная призыву, она ответила, раскрыв чертежи снова и не произнося ни слова для объяснения, а просто указала на них и продолжила работу. Как будто мы расстались только вчера вечером, оставив ещё не выполненной какую-то деталь задачи, взятой на себя с одной общей целью; это были учитель и ученик, старший брат и младший, оба стремящиеся к одной единственной цели, но она – с силой и знанием, которые принадлежат только львам и мудрецам».

Первая же встреча изменила Джаджа на всю жизнь и глубоко повлияла на теософское движение. Увидев «львиный взгляд и алмазное сердце Е.П.Б.», он провёл много вечеров, обучаясь у неё. «Когда я бывал у неё в Нью-Йорке, после полуночи и до 4-х утра, – писал позже Джадж Дамодару Маваланкару, – я слышал и видел больше всего». Материализации твёрдых предметов, а также временные иллюзии, дублирование букв осаждением, странные звуки и психокинетическая телепортация предметов из одной комнаты в другую – всё это было засвидетельствовано ревностным учеником.

«Но всё это бледнело и меркло перед прекрасными часами, которые я провёл, слушая слова тех Просветлённых, которые часто приходили поздно ночью, когда всё было тихо, и говорили с Г.С.О. и со мной часами. Я убеждён, что так оно и было, потому что было много знаков, слишком слабых для обычного зрения, но легко различимых и узнаваемых, когда ожидаешь и настороженно относишься к таким явлениям, которые заставили меня поверить, что другие занимали это тело и либо наблюдали, либо наставляли нас».

Во время публичной лекции Е.П. Блаватская, Г.С. Олкотт и Джадж согласились основать Теософское общество, официальное открытие которого состоялось 17 ноября 1875 года. Помимо своей ежедневной полезности для нового Общества, Джадж помогал Е.П. Блаватской подготовить «Разоблачённую Изиду», редактируя и помогая ей как в написании, так и в разработке теософской терминологии. Именно он предложил термин «элементал» для обозначения центров силы, на которые воздействуют сознательные посредники. Публикация «Изиды», вызвала большой интерес к теософии и плеяде блестящих интеллектуалов, собравшихся вокруг Е.П. Блаватской. И когда 17 декабря 1878 года она отплыла с полковником Олкоттом в Индию, в жизни Джаджа осталась пустота. Его изоляция, а также домашние трудности и требования его профессии – всё это мешало Джаджу участвовать в активной теософской работе. За это время его духовные возможности развились и утончились.

Начиная с октября 1879 года и вплоть до 1883 года Дамодар Маваланкар и Джадж обменялись множеством красивых и трогательных писем. Близость Дамодара к Е.П. Блаватской и Махатмам вдохновляла Джаджа жить только ради теософии, каковы бы ни были обстоятельства, а его собственная духовная сила часто приходила на помощь Дамодару. Их глубокая дружба, взаимное благоговение и уважение являются примером отношений между учениками Религии Мудрости.

Джадж страстно желал поехать в Индию, но не делал этого, пока его не позвали. В июне он получил чёткое указание действовать и в начале 1883 года покинул Нью-Йорк. Он прибыл в Париж 25 марта, и три дня спустя к нему присоединились Е.П. Блаватская и полковник Олкотт. В качестве гостя графа и графини д'Адемар Джадж отправился вместе с Е.П. Блаватской в Лондон и Ангиен, чтобы помочь ей в первоначальной подготовке «Тайной доктрины».

В июле Джадж отправился в Индию, прибыв в Бомбей пятнадцатого числа. Три дня спустя он прочитал лекцию на тему «Теософия и судьба Индии». Тепло принятый, он читал лекции во время своего путешествия по Индии и 10 августа прибыл в штаб-квартиру Теософского общества в Адьяре, Мадрас. Он едва успел обосноваться, как трагические и злобные атаки, предпринятые Куломбами, разразились вокруг Адьяра. Репутацию Е.П. Блаватской подвергли нападкам; её заклеймили как самозванку и мошенницу. Джадж, который знал всё лучше по опыту [юридической работы] и чьё оккультное восприятие проникало в истинные причины, не растерялся и вышел [из ситуации] с обновлённой преданностью делу теософии и своему Гуру. Два года спустя Е.П. Блаватская написала Джаджу и объяснила природу его трансформации:

«Время от времени астралы некоторых людей изнашиваются и заменяются астралами адептов (в виде элементариев), что влияет как на внешнего, так и высшего человека. В Вашем случае, с Вашим астралом смешан не просто «астрал» [адепта], а НИРМАНАКАЙЯ».

Джадж вернулся в Нью-Йорк через Англию в ноябре. Его финансы и положение быстро улучшились, и он приступил к реорганизации Теософского общества в Америке. В 1886 году была создана Американская секция, постоянным генеральным секретарём которой стал Джадж, и он собрал сотрудников, желающих расширить влияние Движения по всей стране.

Были созданы филиалы обществ, и чтобы дать им непрерывный приток духовной мысли, в 1886 году Джадж начал издавать журнал «Путь» (The Path), который стал литературным фонтаном, из которого тёк непрерывный поток блестящих и вдохновляющих учений. Многие статьи для этого журнала он написал под разными псевдонимами, а Е.П. Блаватская называла их содержание «чистым буддхи». В 1888 году было опубликовано и широко прочитано «Воплощение теософии» (An Epitome of Theosophy). Роберт Кросби прочитал его примерно в 1890 году и присоединился к Бостонскому отделению Теософского общества. Когда Джадж впервые встретил его, то сказал: «Кросби, Вы в моём списке». Вскоре тот стал самым энергичным работником Бостонского филиала.

Помимо многих статей, в 1889 году увидел свет журнал «Теософский форум» (The Theosophical Forum), продолжавший публиковаться под руководством Джаджа до самой его смерти, а также «Афоризмы йоги Патанджали» (The Yoga Aphorisms of Patanjali). «Отзвуки Востока» (Echoes from the Orient) появились в 1890 году, после чего последовал первый выпуск «Писем, которые мне помогли» (Letters That Have Helped Me). Джадж помогал в подготовке «Сообщений Восточного отдела» (Oriental Department Papers), состоящих из переводов восточных писаний. В 1893 году появился «Океан теософии» (The Ocean of Theosophy).

Административные обязанности Джаджа неуклонно возрастали. Е.П. Блаватская призвала его помочь на критических этапах сокровенных аспектов Движения. В 1890 году Теософское общество избрало его вице-президентом. Под его вдохновляющим руководством Американская секция стала самой крупной из секций и щедро делилась своим процветанием со штаб-квартирой.

В июле 1890 года газета «Нью-йоркское солнце» (New York Sun) опубликовала уничижительную статью о Е.П. Блаватской. Джадж представлял её интересы в иске против газеты, но её смерть автоматически прекратила дело. Тем не менее, газета продолжила расследование опубликованных обвинений и пришла к выводу, что они совершенно необоснованны. В 1892 году газета опубликовала извинения и напечатала статью Джаджа о жизни Е.П. Блаватской под названием «Её эзотерический аспект». Теперь, когда Посланница перешла в другой мир, силы, враждебные Теософскому движению, быстро перегруппировались, чтобы сосредоточиться на Джадже. Они ударили как раз тогда, когда Джаджа особенно ценили искренние исследователи теософии. В январе 1892 года Олкотт объявил о своём намерении уйти в отставку. Американская и Европейская секции единогласно избрали Джаджа президентом, но по его просьбе призвали Олкотта остаться на посту. Индийская секция предложила Джаджу выполнять функции президента, но не использовать этот титул до смерти Олкотта. Когда Олкотт решил остаться, Джадж одобрил это решение. В 1893 году почётное место, отведённое теософии на уникальном Всемирном парламенте религий в Чикаго, во многом было заслугой Джаджа. В Стандартном словаре (Standard Dictionary) Фанка и Вагналла 1895 года Джадж указан как специалист по теософским концепциям, в статью были включены десятки написанных им определений теософских и санскритских терминов.

Возможно, из-за его буддхического сияния и сострадания, его неиссякаемой преданности и энергии, а также его самоотверженного служения Учителям, широкий спектр обвинений, выдвинутых против Е.П. Блаватской при её жизни, снова появился и был выдвинут против него. В 1893-1894 годах ему было предъявлено обвинение в единственном преступлении, которое он был не способен совершить: злоупотреблении именами Учителей. Те, кто хорошо его знал, признавали, что он загадочное существо. Многие были убеждены, что индийский риши занимал тот проводник, что носил это имя. Многие подтвердили рассказ Сайруса Уилларда о Джадже в 1891 году:

«На моих глазах лицо мужчины приобрело коричневый оттенок, и появилось чисто выбритое лицо индуса, молодого человека, а, как вы знаете, он носил бороду».

Тогда Уиллард вспомнил слова Джаджа: «Я не тот, кем кажусь; я индус». Но некоторые считали естественное и непринуждённое лидерство Джаджа препятствием на пути их собственных амбиций.

Хотя обвинения были сняты, сомневающееся внешнее руководство Общества побудило Американскую секцию задуматься о реорганизации. Л.Ф. Уэйд и Роберт Кросби составили подробный отчёт о ситуации и представили его Бостонскому съезду 1895 года. При голосовании ста девяноста членов «за» и девяти «против», секция стала автономным Теософским обществом в Америке с Джаджем в качестве президента.

Джадж предупредил своих ближайших сотрудников в конце 1894 года, что карма его тела диктует, что в 1895 году оно должно умереть, хотя его можно заставить выжить чрезвычайными средствами. В начале года он отправился в Минерал Уэллс, Техас, на несколько недель отдыха. После Бостонской конференции он снова отправился в путешествие, но начало сказываться напряжение событий. Сократив свои публичные выступления, он продолжал писать и строить планы на 1896 год. 21 марта, около 9:00 утра, он тихо покинул этот мир, произнеся оккультный афоризм: «Должно быть спокойствие. Держитесь крепко. Идите не спеша».

Несмотря на предупреждения Джаджа, его отсутствие оставило его ближайших помощников в замешательстве. «Спросите Кросби», – часто советовал Джадж тем, кто спрашивал, – «он думает и действует так же, как я». Роберт Кросби избегал публичного лидерства, но оправдал этот высокий комплимент, тихо удерживая Теософское общество Америки вместе в его ядре. Он отдавал всё своё время, деньги и силы его работе и был верен тем, кто им руководил. Для него теософия означала Учителей и Их Учение, переданное Е.П. Блаватской и У.К. Джаджем.

Когда Общество было перенесено из Нью-Йорка в Пойнт-Лому, штат Калифорния, Кросби также переехал. Но он был опечален отходом Общества от динамичной мысли и целенаправленных действий Основателей. Когда вопрос о преемнике вызвал шум среди людей и в конечном итоге затмил суть теософского учения, он тихо удалился в Лос-Анджелес. В 1906 году, собрав вместе нескольких заинтересованных и преданных своему делу учеников, он заложил основы возрождённого Общества. В 1909 году он основал Объединённую ложу теософов на основе, изначально изложенной Е.П. Блаватской и в духе, продемонстрированном У.К. Джаджем. Три года спустя появился журнал «Теософия» (Theosophy), чтобы дать новое выражение философии теософии и сохранить в печати труды Основателей.

Какими бы хаотичными ни были обстоятельства, которые их окружали, и какие бы личные страдания ни пришлось им пережить, ни Джадж, ни Кросби не позволили свету преданности Махатмам померкнуть ни на мгновение. Наоборот, он вспыхнул ярче в сгущающейся тьме. Из его огня возникло кристальное видение истинной работы и конечной цели всех теософских усилий:

«Эта работа и эта цель – распространение фундаментальных принципов философии теософии и практическое воплощение этих принципов через более истинную реализацию Я, через более глубокую убеждённость во Вселенском Братстве».

Сноски

---