- Дописано ЕПБ
- Подчёркнуто ЕПБ
- Зачёркнуто ЕПБ
- <Пометка редактора>
- <Пометка архивариуса>
- Утеряно
< Baron de Palm Cremated (продолжение со стр. 4-28) >
...
<Без заголовка> The ghastly ceremony
...
Сжигание де Пальма
Вашингтон, 6 декабря. – Этот маленький городок Вашингтон, в Пенсильвании, с его 5000 жителями, может похвастаться железнодорожной станцией, ратушей, государственным университетом, памятником солдатам и некоторыми незначительными преимуществами; тем не менее, насколько я могу судить, в местной истории не зафиксировано, что до этой поры у него была возможность похвастаться необычайным общественным ажиотажем. Но на помощь пришли сожжение и покойный барон де Пальм, и теперь Вашингтон может держать голову так же высоко, как и любой из его соседей. Шествие прогресса девятнадцатого века пронеслось на крыльях над Аллеганскими горами[3] и остановилось в этом излюбленном месте – ибо это излюбленное место и есть, расположенное на одном из нижних отрогов Лаврового хребта Аллеган, примерно в тридцати милях к юго-западу от задымлённого Питтсбурга, на Чартерском ответвлении железной дороги на Питтсбург, Цинциннати и Сент-Луис. На одном из склонов холма, местами поросшего лесом, откуда открывается великолепный вид на город и окрестности, доктор Ле Мойн возвёл свой крематорий или печь для кремации. Великолепные холмы, глубокие долины и прекрасные лесные массивы, счастливые лица бредущих по выщербленной просёлочной дороге, снежный покров, весело искрящийся в ярком солнечном свете, и студёный бодрящийвоздух плохо подготавливали в это утро к встрече с комнатой для прощания с умершими, её молчаливым обитателем и удивительно печальной церемонией превращения в прах с помощью раскалённой печи того, что совсем недавно было человеческим существом. В конце полуторамильной поездки яркость пейзажа в одно мгновение исчезала, и всё стихало; ибо там, наполовину скрытое деревьями, стояло мрачного вида маленькое строение, которое отныне будет предназначено для погребения, одновременно древнего и современного, и в нём лежало тело, доставленное накануне вечером с целью погребения особым способом, которому это строение было посвящено, и для которого оно было специально возведено.
Вокруг здания собралась шумная, толкающаяся толпа молодых женщин и мужчин, некоторые из которых безнадёжно (поскольку доктор Ле Мойн выдал всего тридцать приглашений) добивались места в течение нескольких часов. Они были довольно опрятны, но грубы в своих идеях и поведении, и в толпе, к отвращению более респектабельных посетителей, ходило много грубых шуток по поводу покойника. Сцена была столь же отталкивающей, хотя и в меньшем масштабе, как и то, что можно увидеть перед казнью или призовым боем. Это было именно то, чего, как сказали полковник Олкотт и мистер Ньютон, два душеприказчика барона, больше всего на свете хотелось избежать. Но они были бессильны: насколько я могу судить, гражданские власти не предпринимали никаких мер для поддержания порядка, хотя я слышал, что в течение дня ожидались двое полицейских.
Крематорий представляет собой небольшое кирпичное здание площадью около тридцати квадратных футов, неприхотливое, как деревенский молитвенный дом. Его общая стоимость, включая печь, составила всего 81 600 долларов. Об этом я узнал от самого доктора Ле Мойна. Она состоит всего из двух помещений – приёмной и топочной. Приёмная площадью двадцать квадратных футов[4] обставлена несколькими деревянными стульями, передвижным деревянным катафалком и колумбарием, очень похожим на современный книжный шкаф, для временного хранения урн с останками тех, кто впоследствии может быть там кремирован. У меня мало амбиций занять место в одной из статуй или когда-либо пройти через процесс кремации в таком окружении, какое выпало на долю барона де Пальма. Печь для крематория построена по принципу устройства Мартина Сименса и состоит из кирпичной конструкции из огнеупорного кирпича длиной десять футов[5], шириной шесть футов[6] и высотой шесть футов, которая включает в себя огнеупорную глиняную реторту полуцилиндрической формы длиной семь футов, шириной двадцать четыре дюйма[7] и высотой двадцать дюймов[8], куда помещают подлежащее кремации тело после того, как реторта должным образом нагреется на огне внизу. Отводящий дымоход отводит углекислый газ, а также газы, выделяющиеся из тела во время кремации, в дымоход, тепло в печи может быть увеличено с помощью небольшого вентилятора ручной работы. Вся конструкция до некоторой степени проста, хотя, как показали события сегодняшнего дня, идеальна и в достаточной степени приспособлена для той работы, для выполнения которой она предназначена. Ею может управлять любой, кто знает, как развести огонь.
Печь была разожжена вчера в 7 часов утра, и в тот же час сегодня утром пожарный объявил, что она готова к работе. Ближе к восьми часам начали прибывать приглашённые гости, и, к большому неудовольствию незваной толпы, их быстро впустили в приёмную, где в железной колыбели лежало тело барона. Среди посетителей были доктор Ле Мойн, владелец крематория; мистер Джон А. Уиллс, его зять; полковник Г. Олкотт и Уильям Генри Ньютон, два душеприказчика, отвечающие за останки; доктор Фолсом, секретарь Массачусетского совета здравоохранения; д-р Эсдейл, секретарь Питтсбургского совета здравоохранения; д-р Оттерсон, президент Бруклинского совета здравоохранения; д-р Хапп из Уилинга, Вирджиния; д-р Клеммен из Браунсвилла; г-н В. Хардинг из Вашингтона; г-н Н. К . Уэйд из Колумбус, Огайо; мистер М. Д. Эванс из Филадельфии; доктор Кинг из Питтсбурга; доктор Мекорд из Питтсбурга; доктор Бирд из Уилинга, Вирджиния; доктор Ульрих из Уилинга; преподобный Дж. Б. Хейс из Вашингтона; доктор Джонсон из Питтсбурга и большая делегация газетных корреспондентов со всех концов света, даже из Англии, Франции и Германии.
Все, бросив беглый взгляд на завёрнутый в саван труп, заглядывали в топочную, а затем, по общему согласию, возвратились в приёмную и присоединились к, возможно, интересной, но очень неприятной дискуссии о состоянии тела. В том мимолётном взгляде, который мы бросили на тело вчера, перед тем, как полковник Олкотт поспешно приказал снова закрыть гроб, было невозможно прийти к какому-либо точному заключению относительно его сохранности; но этим утром, когда тело, завёрнутое в простыню, лежало в железной колыбели, готовое к отправке в крематорий, представилась прекрасная возможность вынести вердикт. При снятии ткани с головы было видно всё лицо. Его черты натолкнули меня на мысль о том, что при жизни он обладал утончёнными чертами лица. Лоб был высоким и широким; нос прямой, греческого типа; челюсть широкая и слегка сужающаяся к подбородку. Однако губы были настолько сморщены, что разрушали характерные черты рта, а глазницы были совершенно безжизненными, веки полностью провалились в мозг, не оставляя свободного пространства. Плоть была далеко не полностью высушена бальзамирующим порошком, хотя процесс значительно продвинулся вперед; тем не менее, она была в определённой степени податливой, чем-то напоминала намокшую кожу. Я бы предположил, что процесс мумификации был завершён примерно наполовину, что потребовалось бы по меньшей мере ещё шесть месяцев, чтобы провести его тщательно. Цвет плоти значительно усиливал болезненный вид лица. Лучшее впечатление, которое я могу о нём составить, – это то, что оно очень напоминало по форме розовую сливу, которая увяла, не потеряв всего цветения. Хотя искусственное высушивание, несомненно, продолжалось, плоть, казалось, всё ещё была заражена вирусом разложения. Тело, как это обычно бывает, выглядело очень истощённым, и, поскольку все жидкости были давным-давно удалены из кишечника, оно было очень лёгким. Этим создавалось впечатление, что это очень высокий мужчина. Я бы сказал, что барон не мог быть меньше шести футов ростом, и всё же вчера вечером тело весило всего девяносто два фунта[9]. Табличка, которую сняли с гроба и поставили на подоконник позади тела, гласила следующее:
Я был болезненно поражён кажущимся легкомыслием не только толпы снаружи, но и некоторых из ограниченного числа приглашённых гостей, находившихся в приёмной, где лежало тело. Казалось, они отнеслись к останкам покойного барона с таким же безразличием, с каким обычные свадебные гости относятся на свадьбе к жениху, как к чему-то второстепенному по сравнению с научной формой погребения, которой его собирались подвергнуть, и, возможно, с некоторой опаской, как если бы их присутствие не было абсолютно необходимым по этому случаю. Однако другие, возглавляемые полковником Г. Олкоттом, его друзья – все проявили подобающее уважение к умершему. Полковник любовно осыпал труп отборными розами, первоцветами, смилаксом, пальмовыми листьями, а также несколькими вечнозелёными растениями, как символом бессмертия. Обёрточная простыня также была тщательно пропитана квасцами, чтобы она не загорелась в тот момент, когда тело было помещено в крематорий.
Пока шли последние приготовления, печники возились со своим воздуходувным устройством. Я заглянул в печь за несколько мгновений до начала самой кремации и подумал, что она недостаточно горячая. Дальний конец глиняной реторты находился только в так называемом “вишнёво-красном нагреве”, в то время как ближе к выходному патрубку не было никаких признаков даже такого количества тепла. Я стоял в трёх-четырёх футах от открытого выходного патрубка без каких-либо неудобств. Я полагаю, что в недавних случаях кремации Келлера в Милане и леди Дилке был достигнут белый накал, и это я счёл бы необходимым; в противном случае тело медленно запеклось бы до хрустящей корочки, не будучи должным образом сожжённым. Очевидно, что сам доктор Ле Мойн думал так же, поскольку позднее, как только тело оказалось в реторте, они увеличили температуру с 1000 градусов почти до 2000 градусов путем обжига и использования вентилятора. Когда всё было готово, тело тихо и благоговейно опустили в реторту. Не было ни религиозных служб, ни обращений, ни музыки, ни кульминации, которые придали бы этому событию большую торжественность. Не было ни малейшей церемонии. Все было настолько по-деловому, насколько это было возможно. В 8:20 доктор Ле Мойн, полковник Олкотт, мистер Ньютон и доктор Асдейл спокойно заняли свои места по обе стороны от тела и, подняв люльку с катафалка, сразу же отнесли её к кремационной реторте и задвинули внутрь вместе с её неземной ношей головой вперед.
Когда подставка достигла дальнего и самого горячего конца печи, вечнозеленые растения вокруг головы вспыхнули и быстро сгорели, но цветы и вечнозеленые растения на другой части тела остались нетронутыми. Языки пламени образовали, так сказать, венец славы для мертвеца. <Продолжение на стр. 4-30>
Заметки редактора
- ↑ статья неизвестного автора (The ghastly ceremony). New York Times, The, New York, Thursday, Dec. 7, 1876.
- ↑ Автор не известен, «Сжигание де Пальма» (De Palm's Incineration). New York Times, The.
- ↑ Аллеганские горы – горы в системе Аппалачей восточная часть Аллеганского плато. Расположены на территории штатов Виргиния, Западная Виргиния, Мэриленд и Пенсильвания. Высота гор – преимущественно 600-1300 м над уровнем моря, высшая точка – Спрус-Ноб (1481 м). – Википедия.
- ↑ 20 кв. футов = 1,858 м2.
- ↑ 10 футов = 3,04 м.
- ↑ 6 футов = 1,8 м.
- ↑ 24 дюйма = 60,96 см.
- ↑ 20 дюймов = 50,8 см.
- ↑ 92 фунта = 41,7 кг.