Блаватская Е.П. - Сила предрассудков

<div style="color: #555555; font-size: 80%; font-style: italic; font-family: serif; text-align: center;">Материал из '''Библиотеки Теопедии''', http://ru.teopedia.org/lib</div>
Версия от 07:32, 19 июля 2025; Алёна Цами (дополнение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая версия | Текущая версия (разн.) | Следующая версия → (разн.)

Наследие Е.П.Б.: ТрудыПисьмаАльбомыПроизведения с участиемИзображенияБиографияЦитатыРазное | дополнениявопросыисправлениязадачи


Информация о произведении  
Понятия (+) • Личности (+) • Литература (+) • Иноязычные выражения (+) • Источники

A Б В Г Д E Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ч Ш Щ Э Ю Я

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z1 2 3 4 5 6 7 8 9

Сила предрассудков

Елена Петровна Блаватская

(английский: Helena Petrovna Blavatsky, Force of Prejudice)

(июль 1889)

Публикации:

Читать оригинал:

Внешние ссылки:

ДАННЫЕ

Название для ссылок: Блаватская Е.П. - Сила предрассудков
Кратко:

Доделать: Добавить Ё

Сила предрассудков
Перевод на русский: Ю.А. Хатунцев


Мир, заполненный вещами, окружает нас.

На него глядят веками мириады глаз.

В каждой вещи видит каждый что-нибудь своё,

А иной и вовсе скажет, будто нет её.

Страсть слепит. С воображеньем тоже много бед:

Видишь то, чего в помине не было и нет.


Поуп

Послания разным людям (Моральные очерки).

Послание I, Ричарду Темплу, виконту Кобхэму.

«Разумеется, путь от невежества к знанию гораздо легче и короче, чем путь к знанию от заблуждения», — говорит Джердан.

Да и кто в наше время, когда одна религия не может смотреть на другую без зубовного скрежета, когда всевозможным сектам уже потерян счёт, а разномастные и разнокалиберные «измы» и «исты» отплясывают друг у друга на головах немыслимое фанданго под ритмичный аккомпанемент изрыгающих взаимные проклятия языков, заменяющих им кастаньеты, — кто сейчас найдёт в себе мужество признать собственные ошибки? Но они никак не могут быть правы все сразу. И уж тем более нельзя объяснить никакими доводами разума то упорство, с каким люди цепляются за мнения, которые большинство из них восприняло из чужих рук, а не сформулировало самостоятельно, при этом демонстрируя непримиримо враждебное отношение ко всем прочим мнениям, которые составил для себя кто-то ещё!

Наилучшим подтверждением этой истины может служить вся предшествующая история теософии и Теософского Общества. Это вовсе не означает, что люди не стремятся к новшествам или что они не приветствуют прогресс и развитие мысли. Наш век жаждет воздвижения новых идолов, так же как и ниспровержения старых богов, и готов оказать радушный приём новым идеям, так же как и выбросить без всякого сожаления те, которые представляются ему устаревшими. Эти новые идеи могут быть такими же глупыми, как огурцы в молочном супе, и такими же нежеланными для большинства, как муха, упавшая в вино, предназначенное для причастия, но, если они родились в учёных умах и были признаны «авторитетными», фанатики науки примут их с распростёртыми объятиями. Общеизвестно, что в нашем столетии каждый представитель цивилизованного общества — будь он учёным интеллектуалом или же, напротив, тупым невеждою — постоянно стремится к чему-то новому. И в этом стремлении он превосходит даже афинянина павловских времён. Но, к сожалению, новомодные увлечения, до которых охочи люди, и тогда и сейчас имеют мало общего с истиной. Современное общество гордится тем, что живёт в эпоху фактов, но в большинстве случаев это всего лишь подтверждения человеческих пристрастий — научных или религиозных. Разумеется, в поиске фактов заинтересованы все — от царственных анклавов науки, уверенных, что судьбы человеческой расы целиком зависят от правильного описания анатомии комариного хоботка, до полуголодного писаки, вышедшего на тропу войны в поисках сенсационных новостей. Но им нужны только те факты, которые поддерживают их собственные предвзятые мнения и предрассудки, и только то, что согласуется с господствующими тенденциями, определяющими стереотипы действия современного разума, вправе рассчитывать на их тёплый приём.

Всё, что не входит в число этих фактов, каждая новая или старая идея — невыгодная или по тем или иным таинственным причинам неприятная для господствующих «измовских» авторитетов — очень скоро на собственной шкуре ощутит свою непопулярность. Поначалу на неё просто косятся или смотрят, удивлённо вскинув брови; затем её начинают подчёркнуто и почти всегда априорно игнорировать, а заканчивается всё тем, что ей per secula seclorum отказывают даже в просто беспристрастном слушании. Люди начинают судачить о ней: каждая фракция — сообразно собственным предрассудкам и специфическим пристрастиям. И каждая группировка норовит исказить её на свой собственный лад: взаимно ненавидящие друг друга фракции даже берут на вооружение изобретённые друг другом фальшивки, чтобы вернее уничтожить непрошенного гостя. И в конечном счёте все они дружно и остервенело набрасываются на самозванца, нанося ему удары со всех сторон.

Так действуют все религиозные измы, а вкупе с ними и все независимые общества: научные, вольнодумствующие, агностические или секуляристские. Ни у одного из них нет даже приблизительно верного представления о теософии или об Обществе, которое носит её имя, более того, ни одно из них даже не удосужилось хотя бы поинтересоваться сущностью первой и деятельностью второго. И всё-таки все они считают себя вправе занять место Соломона, чтобы судить ненавистного (возможно, потому, что опасного?) выскочку, каждый — в свете собственных превратных представлений. Но мы вовсе не собираемся останавливаться для того, чтобы увязнуть в перебранке с религиозными фанатиками относительно сущности философии. Мы отвечаем презрением на их нападки, такие, например, как те, что были напечатаны в журнале «Word and Work» [«Слово и Дело»], который говорит о «широком распространении спиритуализма и его втором пришествии под именем теософии» (?), а затем подвергает и то и другое немилосердным ударам закалённой в святой воде кувалды, обвиняя их для начала в «мошенничестве», а после — в связи с дьяволом[1]. Но когда мы видим, что, помимо фанатиков-сектантов, миссионеров и дремучих консерваторов, общераспространённые ошибки и предрассудки начинают разделять такие здравомыслящие и хладнокровные интеллектуальные гиганты, как м-р Брэдло, ситуация становится угрожающей.

В самом деле, ситуация настолько серьёзна, что побуждает нас решиться на вежливый, но решительный протест, который мы публикуем на страницах нашего журнала — пожалуй, единственного печатного органа, который готов напечатать всё, что мы хотим сказать. Наша задача облегчается тем, что м-р Брэдло только что опубликовал свой взгляд на теософию в статье «Небольшое пояснение», занявшей полстолбца в его «National Reformer» [«Национальный реформатор»] за 30 июня. В ней мы обнаружили с полдюжины наиболее досадных заблуждений, которые общественное мнение связывает ныне с теософами. Мы публикуем эту статью in extenso, поскольку она говорит сама за себя и объясняет причины недовольства автора. Те пассажи, которые мы намерены опровергнуть, выделены курсивом.


Небольшое пояснение

Рецензия на книгу мадам Блаватской, напечатанная в последнем номере «National Reformer», и опубликованное в «Sun» объявление принесли мне несколько писем, посвящённых теософии. Меня просят объяснить, что такое теософия и как я сам к ней отношусь. Слово «теософ» имеет древнее происхождение, в своё время его использовали неоплатоники. Согласно тексту словаря, в своём новом значении оно обозначает того, «кто претендует на знание Бога или законов природы, достигаемое через внутреннее просветление». Атеист, таким образом, не может быть теософом. Деист — может. Монист не мог бы стать теософом, поскольку теософия предполагает, по меньшей мере, дуализм. Современная теософия, следуя заявлениям самой мадам Блаватской, напечатанным в номере за прошлую неделю, утверждает много такого, во что я сам не верю, и выдаёт за истину некоторые вещи, которые я считаю заблуждением. У меня до сих пор не было возможности прочесть два тома, изданные мадам Блаватской, но за последние десять лет я прочёл немало публикаций, принадлежащих ей самой, полковнику Олькотту и другим теософам. Мне они представляются попыткой реабилитировать некую разновидность спиритуализма, облачённую в восточную фразеологию. Многие их утверждения мне кажутся не соответствующими действительности, а их аргументы — несостоятельными. Я очень сожалею о том, что моя коллега и сотрудница — довольно неожиданно и даже не посоветовавшись со мною — приняла за факты то, что выглядит, на мой взгляд, таким же нереальным, как и всякая фантазия. И моё сожаление ещё более усугубляется тем обстоятельством, что миссис Безант, как мне известно, очень преданна всякому делу, которое она считает правильным и справедливым. Я знаю, что она всегда со всею серьёзностью отстаивает те взгляды, которые сама разделяет, и потому меня одолевают самые мрачные предчувствия, когда я думаю о дальнейшем развитии её теософских взглядов. Редакторская политика данного издания остаётся неизменной, а именно — неодобрительной по отношению ко всем формам теософии. Я предпочёл бы в дальнейшем не касаться этой темы, поскольку публичное выражение несогласия с мнением миссис Безант и с её увлечением социализмом неизбежно причинит боль нам обоим, но, прочитав её статью и публичное уведомление о вступлении в теософскую организацию, я чувствую, что обязан чётко сформулировать свою позицию — хотя бы ради тех, кто обратился ко мне в надежде получить конкретные разъяснения.

Ч. Брэдло

Разумеется, мы не станем пытаться склонить м-ра Брэдло — этого убеждённого материалиста и атеиста — к нашему пантеизму (а истинная теософия — это именно пантеизм). Точно так же мы ни словом, ни делом не пытались обратить в свою веру миссис Безант. Она присоединилась к нам исключительно по собственной воле и желанию, хотя не станем скрывать, что это её решение несказанно обрадовало всех искренних теософов, а лично нам доставило удовольствие, которого мы не испытывали на протяжении уже довольно долгого времени. А потому мы просто хотели бы воззвать к чувству справедливости и общепризнанной честности м-ра Брэдло и доказать ему, что он неправ — по крайней мере в том, что касается воззрений полковника Олькотта и автора этих строк, а также его трактовки термина «теософия».

Было бы достаточно сказать, что если бы м-р Брэдло — этот вождь секуляризма — потрудился ознакомиться с Уставом нашего Общества, то понял бы, что, вступи он прямо сейчас в Теософское Общество, ему не пришлось бы при этом ни на йоту отступать от своих секуляристских взглядов. Сейчас в нашем Теософском Обществе есть атеисты и похлеще, чем он сам когда-либо был или может стать, а именно — индусы, принадлежащие к некоторым всеотрицающим сектам. М-р Брэдло верит в месмеризм, во всяком случае, он сам обладает недюжинными целительскими способностями и потому не может отрицать факт присутствия в некоторых людях определённых мистических сил; в то время как индусы из упомянутых сект просто пожали бы плечами и рассмеялись, заговори он с ними о месмеризме или хотя бы о гипнотизме. Членство в Теософском Обществе ни от кого не требует отказа от прежних религиозных, антирелигиозных, политических, философских или научных взглядов. Наше Общество — не сектантская и вообще не религиозная организация, но просто группа лиц, посвятивших себя поиску истины, где бы оная ни проявлялась. Миссис Анни Безант была абсолютно права, когда писала в том же номере «National Reformer», что Теософское Общество преследует три цели:

Создать Вселенское Братство без различия расы или вероисповедания; поощрять изучение арийской литературы и философии; изучать необъяснённые законы природы и скрытые в человеке психические способности. В своих религиозных воззрениях члены Общества сохраняют полную свободу. Основатели Общества отвергают идею персонифицированного Бога; а в качестве взгляда на Вселенную теософия предлагает некую утончённую форму пантеизма, но и она не навязывается никому из теософов.

К этому миссис Безант добавляет, подтверждая свои слова собственной подписью, что, хотя у неё и не было возможности перечислить на страницах «National Reformer» все причины её вступления в Теософское Общество, она тем не менее:

...не намерена скрывать тот факт, что данная форма пантеизма обещает, как мне кажется, разрешить некоторые проблемы, в особенности психологические, к которым атеизм даже не приближается.

Мы от всей души надеемся, что она не будет разочарована.

Вторая цель Теософского Общества, а именно эзотерическая интерпретация восточной философии, уже помогла разрешить многие проблемы тем, кто серьёзно относится к её изучению. И только те, которые, не будучи от природы мистиками, опрометчиво бросаются в изучение неисследованных психических способностей, скрытых в каждом человеке (включая самого м-ра Брэдло), движимые амбициозностью, любопытством или просто тщеславием, как правило, терпят фиаско, а потом обвиняют Теософское Общество в своём собственном провале.

Так что же, в таком случае, может помешать самому м-ру Брэдло вступить в Теософское Общество? Попробуем подробно проанализировать этот вопрос.

Возможно, м-р Брэдло не может симпатизировать возвышенной идее Вселенского Братства человечества потому, что он индивидуалист и английский радикал старой школы? Но общеизвестная доброта его сердца, не вызывающее сомнений человеколюбие и его непрестанные усилия, направленные на помощь страждущим и угнетённым, свидетельствуют, что на практике он следует совершенно иным установкам, каковы бы ни были его теоретические воззрения на этот счёт. Однако даже если он намерен стойко придерживаться этих теоретических убеждений, невзирая на собственную практику, то требовать от него немедленного признания первой цели Теософского Общества никто не станет. К сожалению, некоторые члены нашего Общества так же мало симпатизируют этому высокому, хотя и, возможно, несколько утопичному (для м-ра Брэдло) идеалу, как, предположительно, и он сам. Но никто никого не обязывает одинаково разделять все три наши цели: достаточно признавать одну из них и не иметь возражений против двух остальных, чтобы быть допущенным в Теософское Общество.

Или же ему мешает то, что он атеист? Но начнём с того, что мы не согласны с цитируемым им по тексту словаря «новым значением» слова «теософ», определяющим последнего как претендента «на знание Бога». Никто не может утверждать, что знает «Бога» — абсолютный и непознаваемый универсальный Принцип, а в персонифицированного бога восточные теософы (а значит и Олькотт и Блаватская) не верят. А если м-р Брэдло скажет, что мы цепляемся к словам, мы ответим ему так: теософия, по сути своей, означает знание не «Бога», но богов, то есть божественное, так сказать, сверхчеловеческое, знание. Полагаем, м-р Брэдло не станет утверждать, что человеческое знание охватывает абсолютно всё во Вселенной и что за пределами человеческого сознания нет и не может быть никакой мудрости.

И почему это монист не может быть теософом? И почему теософия предполагает, по меньшей мере, дуализм? Теософия учит более строгому и более масштабному монизму, нежели секуляризм. Монизм последнего можно назвать материалистическим и кратко сформулировать следующим образом: «Слепая сила и слепая материя, венцом развития которых становится мышление». Но это, да простит меня м-р Брэдло, ублюдочный монизм. Монизм теософии — истинно философичен. Мы считаем Вселенную единой по своей сути и происхождению. И хотя мы говорим о Духе и Материи как о двух её полюсах, мы в то же время настаиваем на том, что противоположными они представляются только с точки зрения человеческого, майявического (то есть иллюзорного) сознания.

Таким образом, мы рассматриваем дух и материю как единые в своей сути, а не как непримиримые и чётко разграниченные противоположности.

И где же те «вещи», которые представляются господину Брэдло «такими же нереальными, как и всякая фантазия»? Мы можем лишь надеяться, что он имеет в виду не те физические феномены, которые западный разум стал отождествлять с теософической философией, к несчастью для нас. Ибо, какими бы реальными ни были эти проявления (а это было действительно нечто большее, чем просто «шарлатанские фокусы»), даже самые лучшие из них всё равно остаются не более чем психологическими иллюзиями — как их всегда называла и продолжает называть автор этих строк, к великому неудовольствию многих своих феноменолюбивых друзей. Все эти «нереальности» были хороши как игрушки в пору младенчества теософии, но теперь мы можем заверить м-ра Брэдло в том, что, если все его секуляристы вдруг решат вступить в Теософское Общество, от них никто не потребует непременно уверовать в реальность этих феноменов, пусть даже м-р Брэдло сам производит подобные «нереальные», но благотворные «иллюзии» в своих месмерических исцелениях, о которых мы так много слышали. И конечно же, редактор «National Reformer» вряд ли станет называть «нереальными» возвышенные этические аспекты теософии, благотворное влияние которых прослеживается в основной массе теософов, исключая скандальное и клевещущее меньшинство. Опять же, вряд ли он станет отрицать облагораживающее и ободряющее влияние таких учений, как карма и перевоплощение, позволяющих решить многие социальные проблемы, до сих пор не находившие решения.

Секуляристы любят говорить о науке как о «спасительнице человечества» и потому должны приветствовать новые факты и прислушиваться к новым теориям. Но готовы ли они к тому, чтобы обратить внимание на теории и принять факты, исходящие от рас, которые они, в своей гордости, называют упадочными? Ведь они не только не могут рассчитывать на благословение ортодоксальной западной науки, но и сформулированы необычным языком и подкреплены рассуждениями, не вписывающимися в рамки индуктивной системы, незаконно узурпировавшей власть над западным мышлением.

Если секуляристы желают оставаться последовательными материалистами, им поневоле придётся исключить из сферы своих исследований более половины вселенной, а именно ту её часть, которая включает в себя ментальные феномены, особенно те, что сравнительно редки и рассматриваются как природные аномалии. Или же они воображают, будто в психологии — самой молодой из наук — всё уже известно? Взгляните хотя бы на Общество Психических Исследований с его кембриджскими светилами — этими жалкими потомками Генри Мора! — как неистовы, но тщетны их усилия, единственным результатом которых является пока только лишь ещё более усугубившаяся путаница. А почему? Да потому, что они, по недомыслию своему, вознамерились исследовать и объяснить психические феномены, исходя из одних лишь физических законов. Ни один западный психолог до сих пор не смог дать убедительного объяснения даже такому простейшему феномену сознания, как чувственное восприятие. А такие ментальные и психические проявления, как передача мыслей, гипнотизм, внушение и многие другие прежде и вовсе считались сверхъестественными либо происками дьявола и лишь совсем недавно были признаны естественными феноменами. Но ведь «нереальности», о которых толкует м-р Брэдло, — это те же самые, только в десять раз более интенсивно действующие силы. И если их используют те, кто унаследовал тысячелетние традиции изучения и применения этих сил, а также исследования их законов и образа действия, то стоит ли удивляться тому, что они дают эффект — непостижимый для науки, но сверхъестественный только в глазах невежд.

Восточные мистики и теософы верят в чудеса не более, чем секуляристы; так для чего же называть их науку суеверной?

И почему открытия, сделанные на основе этой науки, и законы, сформулированные в результате строгих и аккуратных исследований, следует считать «реабилитацией спиритуализма»?

Исторически установлено, что Европа обязана возрождением своей цивилизации и культуры после разрушения Римской империи восточному влиянию. Испанские арабы и константинопольские греки принесли с собою лишь то, что позаимствовали у народов, живущих гораздо дальше на восток. Даже слава классической эпохи произрастает из тех семян, которые греки принесли из Египта и Финикии. Отдалённые — так называемые допотопные — предки египтян и брахманических арийцев отделились некогда от того же самого ствола. У науки, конечно же, имеется собственный взгляд на генеалогическую и этнологическую последовательность событий, но и он никоим образом не опровергает тот факт, что каждый росток цивилизации, взращённый и адаптированный на собственный манер западными народами, был завезён с Востока. Почему же тогда английские секуляристы и вольнодумцы, коим, как мы знаем, не свойственно гордиться воображаемым происхождением от десяти исчезнувших племён, — почему они в большинстве своём так скептически относятся к возможности поступления новых знаний с того же самого Востока, ставшего некогда колыбелью их собственной расы? И почему те, кто, казалось бы, должен быть выше всяких предрассудков, фанатизма и косности — этих эксклюзивных прерогатив религиозных организаций, — те, кто ратует за свободу мышления и кому немало пришлось пострадать за это от рук фанатиков, почему — спрашиваем мы, недоумённо воздевая руки к небу, — эти люди с такой готовностью поддаются тем же самым предрассудкам, которые они столь яростно обличают?

Этот и многие другие аналогичные примеры со всей очевидностью подтверждают право Теософского Общества на честное и беспристрастное слушание, а ещё доказывают, что из всех ныне существующих «измов» и «истов» только наша организация полностью и абсолютно свободна от всякой нетерпимости, догматизма и предрассудков.

И действительно, Теософское Общество является единственной в своём роде организацией, раскрывающей объятия навстречу всем и каждому, но никому не навязывающей собственные фундаментальные верования, оставляя их едино лишь для небольшой внутренней группы теософов, именуемой Эзотерической Секцией. Оно поистине универсально по своему духу и структуре. Оно не одобряет и не признаёт никакого неравенства и никаких предубеждений. Только в Теософском Обществе все люди могут объединиться ради совместного поиска истины — на основе, исключающей любого рода догматизм, сектантство, межпартийную ненависть и взаимную неприязнь, ибо, подбирая зёрнышко истины там, где ему удастся его найти, Теософское Общество терпеливо ждёт, когда облекающие его плевелы осыплются сами собой. Оно знает и называет (и, следовательно, старается исключить из своих рядов его представителей) только одного врага, являющегося врагом для всех, а именно римский католицизм, и всё из-за его тайны исповеди. Но даже это исключение касается едино лишь его внутренней группы, по причинам столь очевидным, что нам нет нужды напоминать о них.

Теософия монистична вдоль и поперёк. Она ищет единую Истину во всех религиях, во всех науках, во всяком опыте и во всех системах мышления. Можно ли представить себе цель более благородную, более всеобъемлющую и более универсальную?

Увы, мир ещё не научился рассматривать теософию именно в таком свете, а потому необходимость освобождения хотя бы лучших умов англоязычных стран от предрассудков, основательно засоривших их, подобно плевелам, стараниями наших беспринципных недругов, ощущается сейчас как никогда остро. Стремление очистить эти умы от подобного рода заблуждений и более чётко и ясно сформулировать сущность и предназначение теософии побудило автора этих строк написать небольшую книгу под названием «Ключ к теософии», которая уже отправлена в печать и скоро выйдет в свет. В ней изложены в форме диалога все распространённые заблуждения и возражения против теософии и её учений и наши контраргументы — только более подробно и обстоятельно, нежели в данной статье. Автор полагает своим долгом отправить один из первых её экземпляров не просто редактору «National Reformer», но м-ру Брэдло лично. Зная его и уважая на протяжении долгих лет, мы не допускаем даже мысли о том, что наш новый критик последует примеру большинства редакторов, светских и церковных, и осудит нашу книгу по убеждению, даже не раскрывая её страниц, но просто по причине непопулярности её автора и рассматриваемого в ней предмета.

Из этой книги явствует, что главной заботой теософа являются поиск Истины и изучение тех проблем Человека и Природы, которые по сей день остаются загадкой, но завтра могут стать известными науке. Неужели м-р Брэдло станет возражать против этого? Неужели его суждение относится к категории тех, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не подлежат пересмотру? «Это должно стать вашей верой и убеждением, а потому никакие исследования не нужны», — гласит римско-католическая заповедь. Но ей никак не могут следовать секуляристы, если они желают оставаться верными своим собственным лозунгам.


Сноски


  1. «Многие из тех, — добавляет всё тот же журнал, — кто знаком со спиритуалистическими претензиями гораздо лучше, чем мы, убеждены в том, что в некоторых случаях сообщения действительно поступают из мира духов. Однако у нас нет никаких сомнений насчёт того, откуда поступают сообщения во всех подобных случаях. Они поступают, конечно же, не сверху, а снизу». O Sancta Simplicitas, эти люди всё ещё верят в дьявола: возможно, потому, что часто видят в зеркале отражение собственных лиц.