- Дописано ЕПБ
- Подчёркнуто ЕПБ
- Зачёркнуто ЕПБ
- <Пометка редактора>
- <Пометка архивариуса>
- Утеряно
< Несколько интересных фактов о главной сенсации дня – семье Эдди и Брауне (продолжение с неизвестной страницы) >
Чтобы удостовериться, я воткнул скрепки в трещины оконной рамы, через равные интервалы, загнав их так глубоко, чтобы их нельзя было легко обнаружить. Я оставил окно, будучи уверенным, что никто не смог бы в него влезть, не оставив каких-либо следов. Впоследствии я узнал, что сами братья абсолютно согласны с тем, чтобы во время манифестаций кто-нибудь наблюдал за этим окном снаружи, и что многие это делали без каких-либо результатов.
Пройдя внутрь, я зашёл в шкаф и тщательно его обследовал, обнаружив, что шкаф имел очень простую конструкцию, состоящую из рамы, дранки и штукатурки, без каких-либо лазеек, скрытых проходов или люков. Чтобы удостовериться, я воткнул скрепки во все щели между досками, покрыв их сверху пылью так, чтобы доски невозможно было сдвинуть, не сместив скрепок. Затем я пошел к Уильяму Эдди и без особых трудностей получил у него разрешение войти в шкаф тем же вечером непосредственно перед тем, как он туда зайдёт. После этого я стал ждать.
В половину восьмого было объявлено начало сеанса, и мы пошли наверх. После того как все заняли свои места, я прошёл в шкаф и обнаружил, что все мои скрепки находились именно там, куда я их поместил. Я тщательно простучал стены, но не обнаружил ничего, что свидетельствовало бы об обмане. Затем я медленно вышел из двери и прошёл к своему месту, все время держа дверь в поле зрения. Теперь, подумал я, бой может быть только за дверь. Вскоре после этого Уильям Эдди зашёл в шкаф, а через пять минут одеяло поднялось и оттуда выглянуло первое лицо. Одеяло опустилось и сразу приподнялось вновь, и появилось ещё одно лицо, за ним на возник появился пожилой, старомодно одетый джентльмен, вскоре ушедший обратно. Затем из шкафа раздался голос: «Пусть м-р Притчард и м-с Паккард сядут на платформе». Оба этих человека из таких же, как я, гостей, заняли места на платформе. Вскоре одеяло поднялось и вышла миниатюрная пожилая женщина с очень белыми руками и в длинном белом платье. Она была сразу же узнана м-с Паккард, сказавшей: «Добрый вечер, мама, как ты себя чувствуешь?» В ответ старушка прошептала так, что все слышали: «Я очень счастлива». Затем она взяла свою дочь за руку и поцеловала её. М-р Притчард встал по её другую сторону, и несколько минут все трое беседовали, прежде чем пожилая дама пожелала быть представленной гостям. Её дочь представила её как свою «дорогую мать, вернувшуюся на землю». Старая дама исчезла за одеялом, и на её месте немедленно появился красивый высокий молодой человек с большими усами. М-с Паккард произнесла: «Уильям, сын мой, как ты хорошо выглядишь», а затем обняла его и поцеловала. После этого он вернулся обратно, и через две минуты на его месте появился высокий пожилой джентльмен, в которого один из гостей сразу же узнал своего отца. «Добрый вечер, отец», – сказал сын, и пожилой джентльмен ответил: «Добрый вечер».
Ещё несколько человек выходили на платформу до завершения сеанса, который закончился появлением в дверях м-с Эдди, покойной матери братьев Эдди, которая произнесла небольшую речь о том, что сожалеет, что её сыновья не смогли убедить всех в своей честности и что она надеялась, что все смогут увидеть и понять великую истину. Перед тем как она вышла, по платформе прошла целая процессия быстро сменявшихся фигур, в которых многие в аудитории узнали своих отцов, матерей, братьев или кого-либо из умерших близких родственников.
Некто, назвавший себя пиратом Джорджем Диксом, поднял руку, произнеся: «Это моя рука». На руке было всего три пальца. У Горацио Эдди на руках все пальцы. Затем тонкая бледная женская рука, быстро высунувшись из-за покрывала, похлопала гостя-ассистента по лбу. Джордж сказал: «Это рука моей дочери. Я узнаю её как бы то ни было. Для меня это бесценно».
Братья Эдди говорили, что великий дух, Волшебница Горы, будет здесь в ноябре, и что она настолько могущественна, что материализует рыбу из элементов воды, и совершит множество других чудесных вещей, которые можно будет пристально исследовать. Как говорили, она однажды застала Горацио пытающимся развести огонь и сделала так, что сырые дрова ярко вспыхнули, когда она выплеснула на них целый ковш воды. Но этого я не видел.
Другие гости рассказывали мне о сеансах, происходивших в пещере Хонто – месте, располагающемся под нависшей скалой в ущелье неподалеку. Здесь под скалой братья Эдди разровняли земляную площадку и пристроили у входа в пещеру одеяло из конского волоса, и из-за него, так же, как и в доме, появлялись индейские образы, которые наполняли ещё и вершину скалы и окружающую местность.
В завершение я хотел бы заявить, что не смогу ничего высказать об истинной природе этих манифестаций. Разумеется, я постарался сделать всё, что было в моих силах, дабы разоблачить возможный обман, и что такие весьма интеллигентные люди, как полковник Олькотт, уже на протяжении нескольких недель пытаются разгадать эту загадку, но находятся так же далеко от её разрешения, как и в самом начале. Я рассказал вам, что я видел, и что видели другие вместе со мной, и могу добавить, что все, видевшие это, уверены, что это не было галлюцинацией. Конечно же, некоторые спиритуалисты считают, что эти явления являются материализацией духов умерших людей. Для многих других всё это представляется глубокой тайной, пока ещё необъяснимой. К числу последних принадлежу и я.
Джордж Ральф, известный гражданин Ютики[1], также посетил это место, и о том, что он видел, написал своему другу из того же города следующее.
Мы приехали к братьям Эдди между двумя и тремя часами пополудни 20-го числа. Духи попросили меня сесть на платформу вместе с м-ром Притчардом из Олбани. Так я и сделал. Когда вышла Хонто, я вручил ей мокасины; она одела их и, взявшись за заграждение, спрыгнула с платформы на пол комнаты, затем развернулась и запрыгнула обратно – на высоту в 4 фута 5 с половиной дюймов (примерно 1 метр 35 сантиметров). Затем, схватив меня за руку, она потащила меня к комнату танцевать, чего раньше я никогда не делал, поэтому можно представить, какие я выписывал пируэты. Затем она заставила встать м-с Кливлэнд и м-ра Ханта, и мы все вместе танцевали, а м-р Смит из Уиндфилда играл на скрипке. Затем Хонто материализовала куски ткани (она называет их «blanksoms[2]»), оказавшиеся слишком длинными, чтобы их можно было растянуть даже на весь зал, и настолько широкими, что не было такой высоты, на которую их можно было поднять, и они не касались бы пола. Всякий раз она бросала их в шкаф. Она вытянула два таких куска из моих плеч и плеч м-ра Притчарда, сидевшего рядом со мной на платформе. Вышла мать м-ра Притчарда, обняла его, пожала мне руку и говорила с нами некоторое время. Следующей вышла моя дочь Лидия и дотронулась до меня, а я взял её за руку, обняв её другой своей рукой. Она сказала: «О, дорогой отец, я так рада с тобой встретиться!» Она приблизила своё лицо к моему и поцеловала меня. Мои чувства легче себе представить, чем описать.
Выходили и разговаривали с нами ещё несколько духов. М-с Эдди ещё раз поблагодарила меня за доброту, оказанную её детям. Она даже решилась встать у моих ног на колени из благодарности и признательности. Духи действительно показали нам, как они и обещали, больше, чем мы когда-либо видели. Горацио Эдди провел «тёмный» сеанс. Мэйфлауэр и Джордж Дикс давали свои обычные представления. Все были очень довольны.
В среду вечером м-м Блаватская (женщина из Пруссии[3]) собирала по подписке деньги на аренду органа, затем съездила за ним в Рутланд, и благодаря великолепному музыкальному медиуму Джесси Шепарду мы имели удовольствие присутствовать на одном из лучших вокально-инструментальных концертов из всех тех, что мне когда-либо доводилось слышать. Я снова сидел на платформе с м-ром Притчардом. Приходил моя дядя, он взял меня за руку и назвал меня по имени. Я узнал его голос, хотя и не видел его с весны 1826-го года. Казалось, что он очень рад меня видеть. Пришел дед м-ра Смита и тихим голосом разговаривал. Появилась бабушка м-с Эйле, умершая в пятницу 16-го октября. Она говорила совсем немного. М-ру Шепарду явился лорд Байрон в выполнение обещания, что он напишет через м-ра Шепарда какое-то литературное сочинение.
Приходило ещё несколько духов. Первой, как обычно, была Хонто. Она танцевала и материализовывала шали. После этого круга м-р Шепард, испытав прусское влияние, стал петь и прекрасно сыграл на органе оперную музыку. Дуэт он исполнял и мужским и женским голосами: им полностью управляли духи. Инструментальная партия была исполнена в высшей степени изящно. Горацио провёл — с обычными манифестациями — «светлый» сеанс. После этого, к пользе Горацио, м-р Шепард выступил ещё раз, спев под влиянием некого египтянина времён фараонов. Это была хорошая, немного минорная музыка. Затем голос оказался под прусским контролем, и инструментом завладел дух по имени Доницетта[4]. Эта манифестация была наиболее удивительной и чудесной.
В четверг вечером из Олбани приехали м-с Пакард и ещё пять человек. Тот вечер не был примечателен ничем особо необычным. Вышла бабушка м-с Эйле, очень хорошо и отчётливо видимая. Сеанса Горацио в тот вечер не было: он был болен.
Вечер пятницы был посвящён индейцам. М-с Эйле посетили индейцы-освегачи[5]. Три иностранца явились м-м Блаватской: африканец, один кавказец, но её родственников не были. Африканец имел на голове необычную причёску в виде двух рогов, возвышающихся прямо на макушке и обвитых каким-то белым материалом, очень странным. Явился дед м-ра Смита, который не сказал ничего.
В субботу вечером этот сеанс выдался особенно успешным. Из основных событий был приход к м-м Блаватской её дяди Густава и слуги её сестры. Явилась м-с Эдди и побеседовала с группой, назавтра готовой к отъезду: собирались уезжать полковник Олькотт, бывший с ним иллюстратор (оба из Филадельфии) и м-м Блаватская. На «тёмном» сеансе, проводившемся Горацио, Джордж Дикс сказал: «М-м Блаватская, я дарю Вам эту медаль, которую носил Ваш отец в 1828 году во время кампании против турок. В июле 1873 года она была захоронена в могиле вместе с ним и сегодня принесена сюда Вашим дядей»[6]. Так оно и было. Это был крест ордена св. Анны. Мадам была переполнена[7] благодарностью. М-р Олькотт получил в подарок от Джорджа Дикса очень дорогой, прекрасно отполированный драгоценный камень с неким подобием женского портрета в центре.
Переполнена — как бы не так!.. Далеко не любимица отца, если угодно, Е.П.Блаватская никогда не переполнена.
Непрактичные Духи[8]
Меня очень заинтересовали описания сеансов в Читтендене, штат Вермонт, пера Вашего корреспондента полковника Олькотта. Представляется, что, для того чтобы у широкой публики появилось благосклонное отношение к спиритуализму, необходимо лишь одно, а именно его практическое значение, – и очевидно, что популизаторами этот вопрос обходится стороной. С моей точки зрения, спиритуализм до сих пор не представлял для человечества практической ценности, поскольку его проявления, очевидно, ограничивались завязыванием узлов, звоном колокольчиков, разбрасыванием музыкальных инструментов, плачем, плясками, пением, игрой в парикмахера, постукиванием по столам и по стенам, и другими подобными шалостями, которые столь же бесполезны для остальных, сколь и малодостойны для самих духов. Когда они снисходят до того, чтобы вести беседу, язык их далек от того, чего можно было бы ожидать от существ, видевших, что скрыто от нас туманом времени, от тех, что пересекли известный предел и вернулись обратно. Например, что может нанести больший шок нашим представлениям о качестве вещей, пребывающих в круге вечности, чем язык развоплощенного парикмахера, недавно практиковавшего свое искусство в ущерб одной из сторон усов Горацио Эдди: «Теперь-то ты именно там, где я того хотел, и я тебя сейчас отмечу». Можно было бы подумать, что это был какой-нибудь бродяга с Бауэри[9], а не дух, пришедший с берегов Великого Непознанного. Духи могут материализовываться, чему этот парикмахер – доказательство. Они могут вынашивать зависть, ненависть и злой умысел – чему доказательством является все то же злонамеренное существо. Какие страшные это вызывает предчувствия! О какой безопасности можем мы надеяться даже на минуту против этих злобных обитателей страны духов? Только подумайте! Если предположить, что все духи убийц, подстрекателей, воров и злодеев всех мастей от основания мира до наших дней материализуются и начнут нападать на своих воплощенных братьев, что станется с нами?
Духи должны прекратить свое баловство, перестать разговаривать на бауэрском жаргоне и научить нас чему-нибудь, что имело бы практическую ценность. Они должны рассказать нам о жизни после смерти и рассудить те великие вопросы, по которым расходятся современные нам религии. Они должны возродить забытые искуcства и открыть тайну происхождения рас. Они могли бы, наконец, пролить свет на шекспировскую загадку или найти недостающие звенья в дарвиновской цепи видов. Они должны материализовать достаточно одежд, чтобы одеть всех бедных и нуждающихся, и тогда они, возможно, смогли бы рассчитывать на наши уважение и благодарность; но так, как вещи обстоят, мне кажется, что они лишь демонстрируют полное отсутствие вкуса, растрачивая имеющиеся у них время и способности на костюмированные спектакли в плохо меблированном фермерском деревенском доме.
И. Ф. Ф. 21 ноября
Браво! Ирвин Фрэнсис Ферн – великий оккультист. Он прав, но мы должны защищать, а также доказывать феномены, прежде чем начнём учить их философии.
Протест полковника Олькотта[10]
Эллин Хаус, Хартфорд, 13 февр. 1875 г.
Редактору «Banner of Light»
Ради Бога, перестаньте называть меня «сыщиком»! В сегодняшнем «Баннере» Вы писали: «Этот джентльмен», – имея в виду меня, – «имеет репутацию одного из самых хитроумных сыщиков в Соединенных Штатах» и т. д. Я не имею понятия, какая у меня может быть репутация в подобном деле, но я точно знаю, что я – не сыщик, никогда им не был и никогда не стану.
Этот скверный эпитет использовали для меня во время войны проворовавшиеся подрядчики и их сообщники в коммунальных хозяйствах и за их пределами, потому что я оказывал содействие управлению армии и военно-морского флота в преследовании их. Я исполнял точно такой же профессиональный долг по отношению к этим двум отделениям правительства, какой Джеймс Т. Брэйди, ныне покойный, и генерал «Болди» Смит[11] исполняли в Нью-Орлеане, мистер Чарльз А. Дэйна на Западе и всякий военный судья и генеральный инспектор где бы то ни было. Когда мое прошение об отставке было удовлетворено министром Стэнтоном[12], в его официальном указе, выпущенном генерал-адъютантом армии, мое звание было указано как «полковник Генри С. Олькотт, специальный советник Военного министерства США»; а в приказах министра военно-морского флота я именовался «особо уполномоченным министерства военно-морского флота».
Если мне придется обрести печальную известность в среде спиритуалистов, каковой представляется моя судьба, то я предпочитаю, чтобы меня, по крайней мере, считали джентльменом и человеком чести, ни одно из коих наименований не подразумевается в оскорбительном титуле, присвоенном Вами мне.
Генри С. Олькотт
Разговор с мистером Хазардом[13]
19 дек. 1874 г.
Редактору «Banner of Light»
Если в том, что вышло из-под моего пера, и в моих личных беседах с медиумами им как классу не было оказано справедливого и дружеского отношения, то бесполезно пытаться убеждать м-ра Хазарда теперь. Если есть в Соединенных Штатах кто-либо способный отнестись к братьям Эдди с большей добротой, непредвзятостью и справедливостью, чем я, в тех обстоятельствах, в которые я был помещен в Читтендене, мне хотелось бы с ним встретиться. Что бы ни мог подумать м-р Хазард (а к характеру этого джентльмена я испытываю большое уважение), одно верно: я получил десятки писем из всех частей мира, выражающих удовлетворение написавших моим выступлением на стороне преследуемых медиумов.
Страницы моей книги, на которую ссылается м-р Хазард, не были написаны без должного взвешивания, но явились результатом моего личного знания предмета, а также показаний таких людей как профессор Мэйпс (Mapes), судья Эдмондс (Edmonds), ныне покойные, мистер Оуэн (Owen) и другие, обладающие сходными качествами характера и уровнем доверия. Если кто-либо испытывает желание, исходя из своего сентиментального отношения к весьма преследуемому и униженному классу, предотвратить обнародование правды о том, что большинство медиумов иногда жульничают, то пусть поступает, как ему нравится. Со своей стороны я, изучавший спиритуализм около двадцати пяти лет, член комитета, организованного в этом городе, первым ставшего арендовать Додворт-Холл[14], автор, публиковавшийся в «Спиричуэл Телеграф» ещё в 1852 или 1853 году, а также член знаменитого Амхерстского кружка, из которого вышел Финни (Finney), – я, по-видимому, имеющий кое-какое право выступать по данному вопросу, утверждаю, что пришло время публике иметь право знать, как отличить фокусы от реальных медиумистических феноменов. Я вполне уверен в том, что во многих случаях стихийные духи (совершенно бессовестные и полные злобы по отношению к нам) заставляют медиумов обманывать и даже, потерпев в этом неудачу, принимают форму доппельгенгеров, чтобы смутить и взволновать круг исследователей. Я также вполне уверен в том, что поступать согласно поговорке «Каков вопрос, таков и ответ» – правило, которому духи, идущие на общение, следуют неукоснительно, и что если в сердце вопрошающего находятся скрытый обман и двуличие, то они будут явно и в той же мере отражены в получаемых им ответах.
В знании законов общения с духами мы являемся ещё детьми. Мы не можем (без того, чтобы строго навязывать условия испытаний) знать, ни когда медиум жульничает с помощью масок, спрятанных в руках предметов[15]… в этих отношениях самый что ни на есть никому не известный арабский шейх или одетый в лохмотья индийский брамин являются для нас высшими по рангу, и пока нами не изучена эта азбука мистической науки, я оставлю тот параграф, что оскорбил м-ра Хазарда, без изменений. В вопросе о честности каждого медиума я являюсь закоренелым, бескомпромиссным скептиком, пока то, что ему можно доверять, не является доказанным. Когда это сделано, никто не будет защищать его (даже от самого себя), более яростно, чем
искренне Ваш,
Генри С. Олькотт
Сноски
- ↑ Ютика (Utica) – вероятно, город в штате Нью-Йорк (в США существует несколько населенных пунктов с таким названием). – Прим. пер.
- ↑ «Blanksoms» – искажённое английское blankets (одеяла). Автор, вероятно, подчеркивает низкий уровень образованности Хонто. – Прим. пер.
- ↑ Так здесь и далее в тексте.
- ↑ Возможно, намёк на итальянского оперного композитора Гаэтано Доницетти (1797—1848). – Прим. пер.
- ↑ Освегачи (Oswegatchie) – индейское племя, проживавшее на территории штата Нью-Йорк. – Прим. пер.
- ↑ См. рассказ самой Е.П.Б. об этом в её статье «О спиритуализме», а также в её письме А.Н. Аксакову от 13 декабря 1874 г. – Прим. пер.
- ↑ Слово «переполнена» подчеркнуто пером ЕПБ. См. её приписку к статье в альбоме ниже. – Прим. пер.
- ↑ ЛА Е.П.Б. I:8. Unpractical Spirits. Daily Graphic, Vol. VI, p. 91, Nov. 13, 1874. Перевод и примечания П. Аксентьева.
- ↑ Бауэри (англ. Bowery) – улица в Нью-Йорке, известная своими нищими. – Прим. пер.
- ↑ ЛА Е.П.Б. I:8. A Protest from Col. Olcot, Banner of Light, Boston. Перевод и примечания П. Аксентьева.
- ↑ Джеймс Т. Брэйди (1815—1869) – известный американский юрист. Уильям Фэррер Смит (1824—1903) – американский гражданский инженер, командовал несколькими армейскими корпусами во время американской Гражданской войны. Чарльз А. Дэйна (англ. Charles Anderson Dana) (1819—1897) – редактор газеты «Нью-Йорк Трибьюн», высокопоставленный чиновник, служивший помощником Военного министра в годы Гражданской войны в США. – Прим. пер.
- ↑ Эдвин Стэнтон (1814—1869) – Военный министр во время Гражданской войны в США. – Прим. пер.
- ↑ ЛА Е.П.Б. I:8. A Word with Mr. Hazard. Banner of Light, Boston. Перевод и примечания П. Аксентьева.
- ↑ Додворт-Холл (Dodworth Hall) – помещение, снимавшееся спиритуалистами Нью-Йорка для проведения своих воскресных собраний. – Прим. пер.
- ↑ Далее несколько слов неразборчиво. - Прим. ред.