Блаватская Е.П. - Тибетские учения

ТИБЕТСКИЕ УЧЕНИЯ

«Те, кто находятся на вершине горы, могут видеть всех людей; так же и те, кто умны и свободны от печали, способны подняться над раем богов; и когда они увидели, что человек подвержен рождению и смерти и печалям, от которых он страдает, они открывают двери бессмертия».

Из «Tched-du brjod-pai-tsoms» Канджура

В январском номере «Теософа» за 1882 г. мы обещали познакомить наших читателей со взглядами преподобного чохан-ламы — главы архивариусов библиотек, где хранятся рукописи эзотерических доктрин, принадлежащих Далай- и Ташилунпо-ламам Римпоче Тибета, — относительно некоторых выводов, к которым пришел автор книги «Будда и ранний буддизм». Благодаря братской доброте ученика почтенного чохана, который как никто в Тибете сведущ в науке эзотерического и экзотерического буддизма, мы теперь имеем возможность привести несколько доктрин, которые имеют непосредственное отношение к этим выводам. Мы твердо убеждены в том, что письма ученого чохана и записи, сопровождаю­щие их, не могли прибыть в более подходящее время. Помимо многочисленных и разнообразных неправильных толкований наших доктрин, на нас неоднократно обрушивались упреки некоторых наиболее знающих спиритуалистов за введение их в заблуждение как в отношении действительного подхода и веры индусов и буддистов, так и в отношении «душ умерших». В самом деле, согласно утверж­дениям некоторых спиритуалистов, «буддийская вера проникнута характерным признаком современного спиритуализма — присутстви­ем и руководством духов умерших», а теософы обвиняются в том, что неверно преподнесли эту веру. У них хватило дерзости, например, утверждать, что эта «вера в воздействие развоплощенных человечес­ких душ» была anathema maranata на Востоке, в то время как она «в сущности является принципом, которым проникнуты все положения буддизма».

Что думает каждый индус любой касты и уровня образованности о «воздействии духов умерших», известно по всей Индии настолько хорошо, что было бы пустой тратой времени повторять это еще раз. Существует несколько новообращенных в современный спиритуа­лизм, таких, как Бабу Пири Чанд Митра, великая личная чистота жизни которого сделала бы такое взаимодействие безвредным, даже не будь он безразличен к физическим явлениям, придерживаясь только чисто духовной, субъективной стороны этого общения. Но если исключить это из рассмотрения, мы можем вновь смело говорить о том, что мы всегда утверждали: нет ни одного индуса, который не чувствует отвращения к самой идее повторного появления «души» умершего, которую он всегда будет считать нечистой; и что за упомянутыми исключениями, ни один индус не верит в то, что, кроме как в случаях самоубийства или случайной смерти, чья-либо душа, если это не дьявол, может вернуться на землю. Поэтому, оставляя индусов вне обсуждения, мы приведем мысли северных буддистов по этому вопросу, надеясь позже добавить к ним мнение южных буддис­тов. Говоря о «буддистах», мы не имеем в виду те многочисленные еретические секты, которыми изобилуют Япония и Китай и которые потеряли всякое право на это название. С ними у нас нет ничего общего. Мы говорим только о буддистах Северных и Южных храмов — так сказать, католиках и протестантах буддизма.

Тема, которую развивает наш ученый тибетский корреспондент, основывается на нескольких конкретных вопросах, предложенных нами вместе с покорной просьбой об ответе на них, и приведенным ниже абзацем из «Будды и раннего буддизма»:

«Я подробно остановился на этой вере в сверхъестественное, потому что она в нашей теме особенно важна. Буддизм был совершен­ным инструментом нейтрализации действий злых духов с помощью духов добрых, которые действовали с наибольшей эффективностью, когда главные помогающие духи использовали мертвое тело или части тела. Буддийский храм, буддийские обряды, буддийская литур­гия — все они, как кажется, основаны на единственной идее о необходимости использования мертвого тела или его части. Что это были за помогающие духи? Каждый буддист, древний или современ­ный, согласится с тем, что не может быть хорошим дух, который еще не достиг Бодхи, духовного пробуждения. Он не может сделать ничего доброго; более того, он должен творить злые дела».

Ответом Северного буддизма будет то, что хорошие духи — это Будды, умершие пророки. Они приходят из разных «областей Будд» для общения с землей.

Наш ученый тибетский друг пишет: «Позвольте мне сразу сказать, что монахи и миряне дают наиболее нелепую трактовку „Закона Веры", распространенного на Тибете верования. Сообщение, сделанное капуцином Делла Пене, о братстве „Джанчуб" просто абсурдно. Взяв из Канджура или из других книг тибетских законов некоторые буквальные описания, он приукраши­вает их своей интерпретацией. Так, он говорит о вымышленных мирах „духов", в которых живут „Лха, похожие на богов", добавляя, что тибетцы представляют эти места „находящимися в воздухе над великой горой, около 160 тыс. лиг высотой и 32 тыс. лиг в окружнос­ти, состоящими из четырех частей, хрустальной на востоке, красно-рубиновой на западе, золотой на севере и драгоценного зеленого камня — ляпис-лазури — на юге. В этих жилищах блаженства они — Лха — пребывают столь долго, сколь пожелают, а затем переходят в рай других миров".

Это описание гораздо больше напоминает — если моя память периода посещения миссионерской школы в Лахуле не обманывает меня — „Новый Иерусалим, сходящий от Бога с неба", в Откровении Иоанна описанный как город окружностью „двадцать тысяч фарлонгов", стены которого были выполнены из „ясписа", здания — из „чистого золота", основания стен „украшены всякими драгоценными камнями", а „двенадцать ворот — двенадцать жемчужин", — чем город Джанчуб как в Канджуре, так и в представлениях тибетцев. Во-первых, Канджур и Танджур, священные каноны тибетцев, состоят из 1 707-ми отдельных трудов — 1 083-х открытых и 624-х тайных томов, первый состоит из 350-ти, а последний — из 77-ми фолиантов.

Даже если случайно они и видели их, я могу уверить теософов, что содержание этих книг никогда не мог понять никто, кому не был дан ключ к их особым знакам и их скрытому значению.

Каждое описание местности в нашей системе метафорично; каждое имя и слово намеренно завуалировано; и ученик, прежде чем ему дадут дальнейшие указания, должен изучить метод расшифровки, а затем понимания и заучивания соответствующих тайных терминов или синонимов почти для каждого слова нашего религиозного языка. Египетская демотическая или иератическая система — детская игра в сравнении с расшифровкой наших священных загадок. Даже в тех книгах, которые доступны массам, каждое предложение имеет двой­ное значение: одно предназначено для непосвященных, а другое для тех, кто получил ключ к этим записям.

Если усилия столь серьезных, добросовестных и имеющих добрые намерения людей, как авторы „Буддийских записей западного мира" и „Будды и раннего буддизма", чьи поэтические гипотезы с величайшей легкостью могут быть развенчаны и опровергнуты одна за другой, — если даже их усилия завершились ничем, то попытки предшественников и последователей аббата Гюка, Габэ и других поис­тине должны были доказать их обидное поражение: ибо они, первый не намеренно, а последний намеренно пытались исказить непревзойденное и великолепное учение нашего благословенного учителя Сакьятубпа.

В „Теософе" за октябрь 1881 г. корреспондент информирует читателя, что Гаутама Будда, мудрый, „настаивал на том, чтобы инициация была открыта для всех, кто подтвердился". Это правда; таким был первоначальный замысел, введенный на некоторое время великим Саньяем еще до того, как он стал Всемудрым. Но спустя три или четыре века после того, как он покинул свою земную оболочку, когда Ашока, великий приверженец нашей религии, оставил этот мир, посвященные Архаты, вследствие тайной, но непримиримой оппози­ции брахманов их системе, вынуждены были по одному бежать из страны и искать спасения за Гималаями. Таким образом, хотя до седьмого века массовый буддизм и не распространился в Тибете, буддийские посвященные в таинства и эзотерическую систему Арья дважды рожденного, покидая свою родину — Индию, искали прибе­жища у добуддийских отшельников, которые владели Благим Учени­ем еще до времен Шакьямуни. Эти отшельники обитали за горными цепями Гималаев с незапамятных времен. Они были прямыми потомками тех арийских мудрецов, которые, вместо того чтобы сопровождать своих братьев-брахманов в их доисторическом пересе­лении из окрестностей озера Манасаровар через Снежный хребет в жаркие равнины Семи Рек, предпочли остаться в своих недоступных и никому не известных цитаделях. В самом деле, неудивительно, что арийская эзотерическая доктрина и доктрины наших Архатов на­столько совпадают. Истина одна, как и солнце над нашими головами; но кажется, будто этот вечный трюизм нужно постоянно повторять, чтобы заставить и темных, и светлых людей запомнить его. Только эту истину можно сохранить чистой и не загрязненной человеческими преувеличениями — причем преувеличениями самих ее последовате­лей, поскольку они сразу же стали извращать и искажать ее чистое лицо и приспосабливать для своих эгоистических целей; поэтому она должна была быть спрятана подальше от глаз непосвященных. Со времен самых ранних всеобщих мистерий вплоть до эпохи нашего великого Шакья Татхагата Будды, который сократил и интерпрети­ровал систему во имя всеобщего спасения, был слышен божественный Голос „Эго", известный как Гуань-инь, но был слышен лишь в священном уединении предварительных мистерий.

Наш всемирно почитаемый Цзонхава, завершая свой пятый Дамнган, напоминает нам, что „каждая священная истина, которую невежественные люди не в состоянии понять в ее истинном свете, должна быть спрятана в ларец с тройными стенками, скрывая себя подобно черепахе, втягивающей голову в панцирь, и должна откры­вать свой лик лишь перед теми, кто жаждет обрести состояние Аннутара-самьяк-самбодхи" — самого милосердного и просветленно­го сердца.

Далее, существует двойное значение, даже в каноне, открытом людям, а совсем недавно — и западным ученым. Я сейчас попытаюсь исправить допущенные авторами — иезуитами ошибки, ошибки, к сожалению, явно умышленные. Нет сомнений в том, что китайские и тибетские писания, так называемые классические работы Китая и Японии, некоторые из которых были переписаны нашими самыми образованными учеными (многие из них — непосвященные, но ис­кренние и благочестивые — комментировали то, что сами никогда правильно не понимали), содержат большое количество мифологи­ческого и легендарного материала, подходящего больше для детских сказок, чем для изложения Религии Мудрости, проповедовавшейся Спасителем мира. Но в каноне ничего этого мы не находим; и хотя подобные труды сохранились во многих библиотеках тибетских монастырей, их читают и в них безоговорочно верят только доверчи­вые и набожные люди, чья простота не позволяет им перешагнуть порог реальности. К этой группе относится „Космос Буддизма", написанный бонзой Чин-Чжаном из Пекина; „Шин-Таоки" или „Записи Просвещения Татхагата" Ван-Пу (VII в.), „Хишай Сутра", или „Книга Сотворения", вымысел по мотивам символизма, раскры­того задним числом.

Но записи, которые цитирует, я бы сказала даже, неверно цити­рует наш ученый автор монах Делла Пене, не содержат никакого вымысла, а лишь информацию для будущих поколений, которые, возможно, к тому времени добудут ключ к правильному их прочте­нию. „Лха", о которых лишь с целью осмеяния говорит Делла Пене и которые „достигли состояния святости в этом мире", были просто посвященными Архатами, адептами различных уровней, в основном известными под именем Бханте, Братьев. В книге „Аватамсака-сутра", в разделе о „высшем Атмане — Самости — как он проявляется в характере Архатов и Пратьекабудд", утверждается: „Потому что от начала все чувствующие существа перепутали правду и усвоили ложь, поэтому пришло в мир скрытое знание, называемое Алайя-виджня-на". „Кто обладает настоящим скрытым знанием?" — „Великие учи­теля Снежной Горы" — ответ Книги Закона. Снежная Гора — это „гора высотой в 160 тысяч лиг". Давайте посмотрим, что это означает. Если последние три цифры просто опустить, то остается 160лиг; тибетская лига составляет около пяти миль, это дает нам 780миль от опреде­ленной священной точки, по определенной дороге на запад. Даже в описании Делла Пене это становится предельно ясно любому, у кого есть хотя бы проблеск истины. „Согласно их закону, — говорит монах, — на западе этого мира находится вечный мир, рай, а в нем святой, прозванный Опадма, что означает Святой Великолепия и Бесконечного света. У этого святого есть много разных учеников, которых называют джанчуб", что означает, — как он добавляет в примечании, — „души тех, кто в силу своего совершенства не стремят­ся стать святыми, а готовят и наставляют тела вновь рожденных лам, чтобы те могли помочь живущим" [с. 85].

Становится ясно, что эти, предположительно мертвые, „джанчубы" и есть живые Бодхисаттвы или Бханте, известные под разными именами у тибетцев, а в том числе и под именем „Лха", „души", так как предполагается, что они существуют скорее духовно, чем телесно. В смерти они часто отказываются от Нирваны — блаженства вечного покоя или забвения личности, — для того чтобы оставаться в своих одухотворенных астральных Эго во имя своих учеников и человече­ства в целом.

По крайней мере, для некоторых теософов мое объяснение должно быть понятно, хотя другие, безусловно, восстанут против него. Все же мы настаиваем на том, что нет иной возможности для совершенно чистого Эго, остающегося в земной атмосфере после освобождения из физического тела, своей собственной персональное, в которой он жил на земле. Есть только три исключения из этого правила:

Во-первых, святой мотив, побуждающий Бодхисаттву, шраваку или Архата помогать живущим, оставшимся позади него; в этом случае он останется, чтобы наставлять их — либо внутренне, либо извне.

Во-вторых, те, кто, как бы они ни были чисты, безвредны и относительно свободны от греха в течение своей жизни, были настолько поглощены некоей определенной идеей, связанной с одной из человеческих иллюзий, что даже умерли с этой всепоглощающей мыслью; и,

в-третьих, лица, в которых сильная и святая любовь, такая, как любовь матери к своим осиротевшим детям, создает или накап­ливает неукротимую волю, подкрепленную этой беззаветной любо­вью, чтобы остаться среди живущих в их внутренних „Я".

Периоды, определенные для этих исключительных случаев, раз­личаются. В первом случае, благодаря знанию, приобретенному в состоянии Аннутара-самьяк-самбодхи — самого святого и просвет­ленного сердца, — Бодхисаттва не имеет определенного ограничения. Привыкнув в течение жизни оставаться часами и днями в своей астральной форме, он обладает силой и после смерти создавать вокруг себя свое собственное состояние, рассчитанное на то, чтобы сдержи­вать естественные тенденции остальных своих принципов к повтор­ному воссоединению, с соответствующими им элементами, и может опускаться на землю или даже оставаться там в течение веков и тысячелетий. Во втором случае период будет длиться до тех пор, пока всепоглощающая магнетическая тяга субъекта мысли — чрезвычайно сконцентрированная в момент смерти — не ослабеет и постепенно не исчезнет. В третьем случае влечение нарушается либо смертью, либо моральными недостатками тех, кого любят. В любом случае оно не может длиться больше одной человеческой жизни.

Во всех других случаях видений или взаимодействий „дух" оказывается злобным „бхутом" или, в лучшем случае, „ролангом" — бездушной оболочкой „элементария". „Благое Учение" отвергают на основании бездоказательного обвинения в том, что только „адепты" претендуют на привилегию бессмертия. Но никогда такое требование не выдвигалось ни одним восточным адептом или Посвященным. Действительно, наши Учителя учат нас, что „бессмертие условно" и что шансы адепта, который стал искусен в Алайа-виджняна, вершине мудрости, в десять раз выше тех, что имеет тот, кто, не зная о потенциальных возможностях, сконцентрированных внутри своего „Я", позволяет им оставаться нереализуемыми и неразвитыми до тех пор, пока не становится слишком поздно пробуждать их в этой жизни. Однако адепт на земле не узнает и не сможет больше, чем будет знать и уметь средний добрый человек, когда достигнет своего пятого, а особенно шестого цикла или круга. Современное человечество пока находится на четвертом из семи циклических кругов. Человечество — это дитя, едва вышедшее из пеленок, и самый „высокий" адепт нынешней эпохи знает меньше, чем он будет знать, будучи ребенком седьмого круга. И подобно тому, как человечество является ребенком на коллективном уровне, в том же состоянии находится и человек индивидуально в его текущем развитии. Так же, как трудно предпо­ложить, что маленький ребенок, каким бы развитым он ни был, будет помнить свое существование день за днем с часа своего рождения, и весь опыт, с которым он сталкивался, и одежду, которую он носил в любой из дней, так же никакое Эго, если только это не Эго адепта, достигшего состояния Самма-Самбодхи, во время которого просвет­ленный видит долгие серии своих прошлых жизней сквозь все свои предыдущие рождения в других мирах, не в состоянии вспомнить определенные и различные жизни, которые оно прошло. Но такое время должно однажды прийти. До тех пор человек остается неиспра­вимым сенсуалистом, вследствие этого обрекая себя на абсолютное уничтожение после каждой из таких грешных жизней; но настанет день, когда, достигнув состояния полной свободы от какого-либо греха или желания, он увидит и восстановит в памяти все свои предыдущие жизни так же легко, как человек нашей эпохи возвраща­ется к прошлому и вспоминает шаг за шагом каждый день своего существования».

Мы можем добавить несколько слов к объяснению одного из предыдущих абзацев, относящегося к Гуань-инь. Эта божественная сила была в конце концов антропоморфизирована китайскими при­верженцами буддийских обрядов в виде некоего двуполого божества с тысячью рук и тысячью глаз, названного Гуань-ши-инь Бодхисаттва, Голос Божества, что в действительности означает голос постоянно присутствующего скрытого божественного сознания в человеке, голос его истинного «Я», который можно полностью пробудить и услышать только благодаря великой нравственной чистоте. Поэтому о Гуань-инь говорят, что он сын Амитабхи Будды, который породил того Спасителя, милосердного Бодхисаттву, «Голос» или «Слово», распространенное по миру, «Звук», который вечен. Он имеет то же мистическое значение, что и Вач брахманов. Если брахманы отстаивают вечность Вед, исходя из вечности «звука», то буддисты по аналогии настаивают на вечности Амитабхи, ибо он был первым, кто удостоверил вечность «Я-рожденного», Гуань-инь. Гуань-инь — это Вачишвара, или Голос Божества, брахманов. Оба происходят из того же источника, что и Логос греков-неоплатоников; «проявленное божество» и его голос обнаруживается в человеческом «Я», его сознании; «Я», невидимый Отец, и «голос Я», Сын, родствен­ны друг другу и соотносятся один с другим. Вачишвара и Гуань-инь составляли и все еще составляют существенную часть в Обрядах Посвящения и Мистериях в брахманических и буддийских эзотери­ческих доктринах.

Мы можем также подчеркнуть, что Бодхисаттвы и Архаты не нуждаются в том, чтобы быть адептами, а еще меньше брахманами, буддистами или даже «азиатами», но это просто святые и чистые люди любой нации или веры, отдавшие жизнь тому, чтобы делать добро человечеству.

Сноски

---

Издания

• «Lucifer», Vol. XV, № 85—86. September-October, 1894, p. 9—17; 97—104 (первая публикация)
• Блаватская Е.П. - Избранные статьи, часть 2, Новый Акрополь, 1996
• Блаватская Е.П. - Гималайские Братья, M., Сфера, 1998. С. 273—284. Пер. В.С.Зуевой (в другом переводе под заголовком «Тибетские доктрины»)
• Блаватская Е.П. - Хроники познания Истины, M., Сфера, 2006