Гартман Ф. - Практические наставления для изучающих оккультизм

Информация о произведении

Большой теософский словарь Понятия (+) • Личности (+) • Литература (+) • Иноязычные выражения (+) • Источники Ш K П Л И A Б В Г Д E Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ч Ш Щ Э Ю Я A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z • 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Практические наставления для изучающих оккультизм Франц Гартман (анг: Practical Instructions for Students of Occultism) Публикации: The Theosophist, vol. 5, No. 8. Madras, May, 1884, pp. 189-191 ДАННЫЕ Название для ссылок: Гартман Ф. - Практические наставления для изучающих оккультизм Кратко:

Франц Гартман

Практические наставления для изучающих оккультизм

Перевод на русский: Базюкин В.В.

Под таким заголовком мы предлагаем вниманию читателей цикл статей, которые могут помочь всем, кто изучает оккультизм, и направят их усилия по получению оккультных знаний и сил в верном направлении. Эти “Наставления” называются «практическими», потому что не должны рассматриваться как чисто “теоретические” рассуждения, но должны применяться на практике, то есть воплощаться в повседневной жизни.

I. Свобода

Освобождение и развитие

“При посвящении у неофита не должно оставаться ни единого чувства привязанности, ни единого желания, которые притягивали бы его к миру”.

Булвер-Литтон, “Занони”

Принято полагать, что любой изучающий практический оккультизм человек должен первым делом отречься от всякой “мирской суеты”. Тем не менее, из этих слов вовсе не следует, будто ради подобной цели ему потребуется порвать все свои родственные связи, позабыть о средствах к существованию, сторониться человеческого общества, превратиться в этакого мизантропа и наконец удалиться в пещеру или джунгли, чтобы предаваться и там, вероятно, всё тем же самым болезненным фантазиям и каждую минуту внутренне тянуться ко всему тому, от чего он уже якобы отрёкся, но отказался лишь чисто внешне.

Нет, он вполне может продолжать жить и в миру, оставаясь при этом не от мира сего. Своим телом и умом он может продолжать более-менее активно участвовать в текущих делах повседневной жизни, но одновременно с этим и ежеминутно упражнять свои духовные способности. Как конкретно взятая “личность” он может находиться в самой гуще мира, но духовно при этом как бы парить над ним.

Наряду с физическим телом у человека имеются ещё два набора способностей: интеллектуальных и духовных, и их силы находятся в тесной взаимосвязанности и взаимодействии. Если все свои интеллектуальные силы человек устремляет на один лишь физический план бытия и употребляет на удовлетворение одних лишь материальных потребностей, то он превращается в типичного эгоиста-материалиста. Он как бы концентрирует все свои силы в одном узком фокусе, собственной персоне, и чем сильнее он их концентрирует, тем у́же становится этот фокус, тем мельче и себялюбивее становится человек: он просто не видит то целое, в котором он на самом деле присутствует лишь в качестве ничтожно малой и незначительной частицы.

С другой стороны, если он слишком рано попытается направить свой дух в область неведомого – то есть когда он ещё не развил и не расширил в достаточной мере свой интеллект, который мог бы служить твёрдым фундаментом для его духовности, – то, подобно тени, он лишь будет блуждать по разбросанным в бесконечности сферам, только наблюдая со стороны духовные явления и при этом не умея их верно осмыслить. В этом случае он может превратиться в бестолкового чудака, в суеверного фанатика или мечтателя. Чрезмерно быстрое развитие в одном направлении, происходящее в ущерб пропорциональному росту в другом, вредит успешному продвижению вперёд ученика-оккультиста. Вот почему нужно чётко различать эти два направления и развивать интеллектуальные и духовные способности в равной пропорции.

“Отречение от мира” вовсе не означает, будто отныне человек должен с презрением относиться к достижениям науки, ничего не знать ни о математике, ни о философии, не интересоваться ходом развития всего человечества, сложить с себя все обязанности, которые мы должны выполнять в той среде, в которой родились и живём, и пренебрегать теми людьми, которые окружают нас по жизни. Нет, на самом деле слова эти означают то, что человеку необходимо отречься от эгоизма, от любви к самому себе, к этому первейшему ангелу зла. Как сказано у Эдвина Арнольда,

“Грех Себялюбья – “Я”, что в целом мирозданье, Как в зеркале, зрит лишь черты себя, любимой”. “Я!” – вопиет она, и мир вторить мне должен: “Я”! Пускай погибнет всё, одно лишь “Я” пусть дышит!”

Отказ от эгоизма неизбежно сопровождается духовным ростом.

Таким образом, помимо всего прочего, ученик-оккультист должен в первую очередь освободиться от идеи “личности”. Иными словами, он должен начинать с того, чтобы как можно меньше внимания уделять “личностям”, всему личностному, в том числе и личностным чувствам. Он должен забыть само это слово, “я”. Он должен перестать смотреть на свою жизнь как на нечто постоянное, неизменное и неизменяемое; как на нечто, наглухо отрезанное от остальных, таких же наглухо отрезанных от него, сущностей, и считать, будто она отгорожена от них непроницаемой стеной. Наоборот, он должен смотреть на себя как на неотрывную частицу той бесконечной энергии, которая охватывает собой всю Вселенную и разнообразные силы которой сосредоточены и сфокусированы в том теле, в котором он сейчас лишь временно обитает. Причём в тело это непрерывно вливаются и из тела этого ежеминутно изливаются лучи той бесконечной сферы света, окружность которой бесконечна (не существует нигде), а центр которой – везде.

Чтобы прояснить эту мысль, давайте рассмотрим природу человека как совокупность трёх различных аспектов.

I. Как уже неоднократно было доказано, физическое тело человека не может являться реальной и постоянной индивидуальной сущностью. Мы не можем ни видеть, ни слышать, ни ощущать его, поскольку всё, что мы чувствуем, – это лишь эффекты, результаты его жизнедеятельности. Иными словами, мы ощущаем лишь вибрации, конволюции, сил: эти силы, воздействуя на наши органы чувств, производят определённые “ментальные впечатления”, а уж последние, воспринятые и переработанные интеллектом, затем и формируют наше сознание.

Кроме того, все составляющие этого временного тела претерпевают постоянное изменение в силу не прекращающихся процессов “ассимиляции” и “элиминации”. Одни ткани исчезают (и скорость этого процесса определяется особенностями их природы), а на их месте нарастают другие, которые со временем также заменяются на новые – и процесс этот нескончаемо продолжается в течение всей жизни. Да и в форме самого физического тела нет никакого постоянства. С возрастом оно изменяется по своей величине, очертаниям и плотности: тело пышущего здоровьем младенца, а потом и юноши, превращается в крепкое телосложение мужчины или в прекрасную грациозную фигуру женщины, чтобы в конце концов завершиться немощной дряхлостью старости – предвестника разложения, смерти и гниения.

II. Итак, физическое тело не является постоянной индивидуальной сущностью. Ну, а что же ум, интеллект? Может быть, он является такой сущностью?

Чтобы ответить на этот вопрос, давайте сперва разберёмся, а что эти слова, собственно говоря, обозначают?

Интеллект в соединении с волей представляет собой такую активную силу, с помощью которой все ментальные впечатления, поступающие из внешнего мира через органы чувств, сводятся воедино как бы в некий общий центр, фокус, и, удерживаемые в течение какого-то времени вместе “памятью”, используются для решения определённых задач и для достижения каких-то целей. Под “памятью” же понимается такая пассивная сила, с помощью которой неизгладимые впечатления, производимые мыслью в астральном свете, акаше, обретают формы и сохраняются в сфокусированном состоянии.

Однако с течением времени изменения происходят и в воспринятых ранее впечатлениях. Новые впечатления приходят на смену старым, воля постепенно слабеет и уже не может более удерживать их воедино, память тускнеет, а интеллект начинает действовать, используя иные средства и способы. У любого взрослого человека представления об окружающем мире уже совсем не такие, какими они были у него в пору его детства; то, что кажется ему разумным сегодня, завтра уже может показаться ему полным вздором. Кроме того, наши идеалы добра и зла, как и наши религиозно-философские взгляды, могут принимать самую разнообразную окраску в зависимости от образа мышления, преобладающего в стране, в которой мы живём, и господствующих там влияний. Интеллект рождается, растёт и развивается в процессе изменения, и, хотя в этом процессе могут случаться задержки или он может растягиваться на какой угодно период, тем не менее, и интеллект также претерпевает изменения, сходные с изменением физического тела, а стало быть, ум также не может считаться постоянной индивидуальной сущностью.

III. И здесь мы подходим к рассмотрению наивысших принципов человека – духовной души и духа. У большинства людей шестой принцип представлен лишь в виде зачатка, и многие пока даже не сознают его наличия. А значит, его и вовсе нельзя считать какой бы то ни было индивидуальной сущностью. Но вот здесь-то как раз и существует одно важное исключение: те редкие случаи, когда в сочетании с наивысшими частицами “ума” этот принцип обретает способность к росту и слиянию с седьмым, “единой жизнью” – единым и вечным мировым духом. Этот божественный дух представляет собой неделимую на отдельные части “единицу”, и его невозможно “закачать” в различные индивиды-“личности”, как мы обычно разливаем воду по отдельным бутылкам. Божественный дух не может быть “доставлен” этим “личностям” вниз – наоборот, это они должны дорасти до него. И чем выше они растут, тем всё шире и шире становится диапазон их ментальных и духовных способностей. И чем теснее они соприкасаются с этим принципом, тем органичнее сливаются с ним, так что в конце концов каждый “индивидуальный” дух оказывается потенциально способным объять собою весь универсум, ибо теперь единое Всё заключает его в себе ровно в той же мере, в какой и он заключает в себе это единое Всё.

Если изложенное верно, то из этого следует, что жизнедеятельность человека ни в коей мере не ограничивается пределами одного лишь его материального тела. Наоборот, она должна распространяться по всему пространству. И к концу своего цикла эволюции человек будет уже озарять собой всё пространство так же, как сегодня озаряют его собою духовные лучи этого пространства, и сила его собственного света будет пропорциональна его способности привлекать к себе указанный свет пространства.

Человек представляет собой такой центр сил, в котором сливаются воедино лучи универсума. В этом-то центре и начинает действовать Иллюзия, но действует она лишь в пределах этого центра. Здесь следствия ошибочно принимаются за причины, а фантасмагория мнимостей принимается за реальность. Упиваясь восторгом, ум копается в таких причинах, которые производят на свет одни лишь галлюцинации. Здесь рождаются желания, для которых не существует никакой реальной необходимости. Как лучи нашего солнца способны отражаться от тусклой поверхности самого заурядного камешка или, преломившись от поверхности устричной раковины, создают многокрасочную радугу цветов и оттенков, которые играют и пляшут во всём своём неповторимом многоцветье лишь пока на эту раковину падают лучи солнца, так и исходящие от объективного мира лучи, протекая через наши органы чувств, отражаются в зеркале нашего ума лишь в виде порождённых этими органами чувств образов – так и возникают фантомы и заблуждения, иллюзии и желания, которые заполняются, к тому же, ещё и продуктами его [ума] собственного воображения.

Вот почему наипервейший долг истинного теософа состоит в том, чтобы, пользуясь божественным светом духа, отличать реальное от нереального, истинное от ложного. И, выполняя этот свой долг, он неизбежно обнаружит, что любовь к себе – всего лишь иллюзия, что никакого постоянного, реального “я” и никакого обособленного индивидуального бытия на самом деле не существует, а есть лишь такое бытие, которое объемлет собою всё человечество. И как только он глубоко осознает эту мысль и с готовностью позволит своей “личности” умереть и исчезнуть без следа, вот тогда-то и забрезжит в нём рассвет вечной жизни духовного сознания и начнётся его бессмертие как неотъемлемая и индивидуальная форма всемирного духа.

У Булвер-Литтона в “Занони” высказана одна важная мысль: “Главным требованием для свершения всего великого и возвышенного является ясное восприятие истин”. Как следует из тех фрагментов истины, что были по-разному высказаны в течение веков и намёки на которые содержатся в самых разных “священных” книгах, – а в самое последнее время они ещё раз были разъяснены нам в своём подлинно эзотерическом смысле и языком, более подходящем для нашего времени и более нам понятном, – по мере нисхождения духа в материю универсальная духовная монада сначала претерпевает дифференциацию в животном царстве. Иными словами, она расщепляется на ряд лучей различной окраски (различных характеристик), которые осеняют собой сначала целые группы и виды, а далее, на более высоком уровне, и их конкретные “личности”. И своей вершины этот процесс дифференциации, обособления, достигает в человеке.

На этом этапе начинается её [универсальной духовной монады] повторное восхождение, но теперь она уже выступает не в роли пассивного луча всемирного духа. Нет, теперь она уже способна к активной деятельности, в которой участие принимают также и те части низшего принципа личности, которые оказались в состоянии слиться с ней воедино. Собственно дух при этом остаётся неизменным как в нисходящем, так и в восходящем луче, и один и тот же дух присутствует в каждом “индивиде”. Но при его восхождении каждый такой луч приобретает свой особый оттенок, окрашиваемый “личностью” конкретного “индивида” (высшими частями пятого принципа). Чем шире развернулся интеллект [при жизни “индивида” – перев.], тем больше его сможет последовать за устремлённым вверх духом, придавая ему особый характер (оттенок). В тех же случаях, когда интеллектуальное развитие оказывается заторможено или весь развившийся интеллект оказывается истрачен на достижение сугубо материальных или “личных” целей, то соответственно уменьшается и тот его “объём”, который мог бы соединиться с духовным лучом. Чистый дух в таких случаях окажется гол – то есть он не обретёт должных интеллектуальных одежд и должной активной силы, а потому и будет принужден либо вернуться к своему изначальному состоянию, либо возвратиться на землю за новой порцией манаса. Но чем выше степень развития интеллекта и чем шире интеллекту удаётся развернуться, тем более твёрдую почву будут находить для себя духовное состояние и духовное сознание, и тогда дух, наделённый божественными способностями к Мудрости и Любви, устремится в бесконечный океан вселенной и окажется в силах охватить в своей потенциальности Всё.

Теперь в сознании начинающего оккультиста начинают проявлять себя некоторые изменения. Теперь, когда он достиг этой стадии развития, он уже смотрит на собственную “личность” как на нечто ничтожное. Теперь в этом свете ему представляется столь же малозначительной и мелкой не только его собственная, но и любая другая “личность”. Человек представляется ему лишь средоточием, “централизацией” некой идеи. Человечество в целом теперь видится ему лишь совокупностью песчинок, принесённых на берега какого-то беспредельного океана. Богатство, слава, любовь, роскошь и пр. начинают казаться ему лишь мыльными пузырями, и он без колебаний отбрасывает их от себя как бесполезные детские игрушки. И подобное отречение даже трудно назвать собственно “жертвой”, ведь не скажем же мы, что дети, достигая определённого возраста, приносят какую-то “жертву”, когда вдруг теряют интерес к своим когда-то любимым игрушечным пистолетам и куклам – те им становятся просто не нужны. Так по мере расширения сознания они начинают обращаться к чему-то более полезному, а с расширением духовного восприятия всё окружение человека и даже планета, на которой он живёт, начинают казаться ему чем-то малым – как пейзаж, когда мы смотрим на него с огромного расстояния или с высокой горы. И в то же самое время то бесконечное, что окружает его со всех сторон, начинает представляться ему всё шире и крупнее, пока не принимает совершенно гигантских размеров.

Ощущение, вызываемое таким расширением сознания, является подлинным созерцанием, которое потенциально способно достичь степени “экстаза” или “транса”. Подобное расширение нашего бытия “лишает нас родного края и отчего дома”, поскольку превращает нас в граждан великой вселенной, вынимает из узких рамок “реального” и возносит в беспредельное царство идеального, а высвобождая человека из узилища смертной оболочки, неуклонно ведёт нас к неземной красоте вечной вселенской жизни.

Но “зеркало души не может отражать в себе одновременно и земное, и небесное, а потому одно тут же исчезает с его поверхности, как только второе начинает запечатлеваться в его глубинах”. И как же в этом случае достичь этого великого отречения от собственного “я”? Как достичь такого расширения сферы духа?

Существует одно “волшебное” слово, которое может послужить ключом к тем дверям, за которыми зарыты духовные, интеллектуальные и материальные сокровища – такие сокровища, которые и позволят нам обрести власть над всем видимым и невидимым. Слово это – решимость. Если мы хотим свершить что-то действительно великое, то все свои стремления мы должны уметь подчинять этой цели. Неважно, ведёт ли эта цель ко благу или ко злу, следствие здесь всегда соразмерно причине.

Сила воли поистине всемогуща, но ввести её в действие мы можем только с помощью твёрдой, неколебимой решимости и устремлённости к цели. Колебания воли не приведут ни к чему. Если сердце трепещет подлым страхом перед перспективой отказа от всех прежних привычек, побуждений и желаний, если человек страшится борьбы со своими страстями и не уверен, что одержит над ними верх, если он остаётся рабом собственного “я” и трусливо цепляется за химеры жизни, то он неспособен свершить ничего. Не пороки прицепляются к человеку, это человек прицепляется к ним и при этом боится разжать свою хватку либо из-за того, что слишком переоценивает их значение и полезность, либо воображая, будто в противном случае его иллюзорное “я” провалится в бездонное, бесконечное “ничто” и вдребезги разобьётся там, внизу, о рисующиеся в его фантазии скалы. И только тот, кто готов к “личностной” смерти, способен по-настоящему жить, и, лишь усмирив свои личные чувства и желания, человек способен обрести подлинное бессмертие.

Как может тот, кто не властен над собой, властвовать над другими? Раб, мечтающий стать хозяином, сначала должен сам стать свободным, а свобода обретается лишь решимостью и активной волей. Адептами не рождаются, человек должен дорасти до этого уровня ценою собственных усилий. Тот, кто погружается в глубины земли, перестаёт видеть солнце, а утонувший в материи уж не способен к восприятию духа. Тот, кто по рукам и ногам связан путами ложных идей и представлений, кто цепями прикован к пустым предрассудкам, тот не может созерцать истину. Однако старые идеи, пристрастия и представления не сдаются без боя. И это естественно, ведь мы вырастаем вместе с ними, мы к ним привыкаем, и нам больно видеть, как они умирают – это равносильно тому, что терять близких родных и друзей.

А зачастую все они – наши же собственные дети. Мы сами же и являемся их родными или приёмными родителями, кормилицами, воспитателями и учителями. Долгие годы они являлись нашими неразлучными спутниками, и теперь нам тяжело прогнать их прочь – нам кажется это делом жестоким и даже святотатственным. Они взывают о милосердии и, однажды прогнанные, возвращаются вновь, шумно требуя приютить их под нашим кровом и отстаивая собственные права. Тем не менее, мы сможем легко избавиться от них, если призовём к себе на помощь могучего гения, которому имя – решимость. Он-то и приведёт в действие Волю, а Воля – это такой всесильный гигант, которому чужды всякие сентименты, и, однажды призванный к действию, он превращается в поистине несокрушимую силу. Вот о нём-то мы и поговорим следующий раз.

II. Сила воли

Освобождение и развитие

“Воля – наипервейшая из всех сил, ибо чрез волю верховной причины всё сущее явилось в бытие”.

Ван Гельмонт.

Даже самые головоломные метафизические проблемы способны поддаваться сравнительно лёгкому осмыслению, если не забывать о том, что человек – не просто отдельно взятая и наглухо отгороженная от всего прочего индивидуальность, а лишь один из центров-фокусов разлитой по всей Вселенной божественной эссенции – “ума”. С одной стороны, его “сфера” налагается и влияет на каждую другую индивидуальность, присутствующую в непосредственной близости к её собственному центру, физическому телу, а с другой стороны, сама оказывается в сфере влияния на неё этих других индивидуальностей. Более того, его душа, подобно солнцу, отдающему свои лучи даже самым отдалённым планетам, направляет своё влияние – в большей или меньшей степени – всем другим душам, и воспринимается ими в зависимости от её способности отдавать и их способности получать.

Воля – это та сила, которой ум пользуется во всех своих операциях. Поскольку ум является универсальным – то есть присутствующим во всём универсуме – принципом, то он и должен обладать способностью проявлять свои силы всюду, где он присутствует, и приводить в действие волю всюду, где он способен сконцентрировать её в достаточной степени. А стало быть, сфера действия воли не может ограничиваться пределами одного лишь материального тела. Нет, сфера её действия простирается столь же широко, как и сфера действия ума, и при надлежащем своём развитии воля окажется способна распространять своё влияние, невзирая на огромные расстояния, на всё живое, а в некоторых случаях, и на неживое во Вселенной.

Оккультная наука давным-давно обнаружила – и неизменно получала подтверждения со стороны величайших мыслителей всех веков, – что в мире существует лишь одна абсолютная реальность, верховная причина всего того, что существует во Вселенной, начало всех начал. Неизменная сама по себе, она является нам в своих самых различных состояниях и в бесконечном множестве своих форм. Одни называют её Богом, другие – материей, третьи – силой, четвёртые – духом. Однако она неизбежно остаётся столь же непостижимой для нас, как непостижимы абсолютное пространство, абсолютное движение и абсолютная продолжительность (duration), поскольку эти абстрактные концепции относятся к тому, что является бесконечным и совершенным, а значит, и не могут быть осмыслены умом конечным и несовершенным.

По Платону, первосущее представляет собой эманацию ума демиурга – ума, внутри которого уже от века заключена идея будущего “сотворённого” мира. Эту идею демиург рождает из самого себя силой собственной воли. Таким образом, космос – это не что иное, как Воля и её проявление.

Эта космическая воля может проявляться либо в виде не имеющих формы сил, либо в виде форм, которые можно определить как царства природы: стихийное (“элементальное”), минеральное, растительное, животное, человеческое или духовное. Все эти формы постоянно изменяются, а потому и называются иллюзорными. Ограничен ли срок их существования секундами или растягивается на миллионы веков, не имеет ровно никакого значения, поскольку в любом случае все они представляют собой нечто временное и непостоянное, и, подобно, некой фантасмагорической картине, проецируемой на экран лучами “волшебного фонаря”, они тут же исчезают, едва лишь перестанет действовать порождающий эти лучи свет. Одним словом, период их существования и плотность зависят лишь от времени и интенсивности воздействия на них со стороны этого света.

Вся природа-вселенная есть не что иное, как продукт вечного мирового ума, спроецированного в бытие всемогущей силой этого самого ума. Это “материализованная” божественная идея, которая проявляется человеку в объективной форме. Подобные формы могут поддаваться, а могут и не поддаваться человеческому зрению по той причине, что их зримость зависит от способности этих форм отражать свет, а осязаемость – от плотности их вещества. Например, такие [невидимые глазом] газы, как кислород и азот, в процессе сжатия способны становиться видимыми и осязаемыми, а самые твёрдые вещества в ходе нагревания превращаются в совершенно невидимые и неосязаемые субстанции.

Таким образом, видимыми нам являются далеко не все продукты действия космической воли. Обычное зрение позволяет нам наблюдать, по сути дела, лишь малую часть их общего целого. Во Вселенной, без сомнения, существует гигантское количество невидимого нам вещества – того, что рождает кометы или какого-то иного. Более того, в природе имеется и сверхизобилие внешне незримых организованных форм жизни.

Вот как об этом говорит Булвер-Литтон в своём “Занони”:

“Жизнь – это единый всенасыщающий собою принцип. Даже то, что кажется нам уже мёртвым и давно истлевшим, порождает, однако, новую жизнь и принимает какую-то новую материальную форму. Давайте поразмыслим, следуя аналогиям. Возьмите любой растущий на дереве листок, любую каплю воды. Ведь они не меньше, чем вон та небесная звезда, являют собой миры, в которых всё живёт и дышит. Да что там! Даже сам человек являет собою отдельный мир, полный иных жизней. Миллионы, мириады их обитают в речных потоках его крови. Они населяют его тело так же, как человек населяют эту землю. Да весь здравый смысл (имейся он только у этих ваших схоластов-философов) наставляет нас тому, что та омывающая нас со всех сторон бесконечность, которую вы зовёте пространством, – то ничем не уловимое безбрежное нечто, что отделяет землю от луны и звёзд – точно так же заполнено своей особой и подобающей ему жизнью”.

И чуть ниже он добавляет:

“В одной капельке воды вы видите, сколь разнообразны животные организмы, как одни из этих микроскопических чудовищ велики и ужасны по сравнению с другими. Таковы же и обитатели атмосферы: одни отличаются великой мудростью, другие полны лютой злобы; одни питают вражду к людям, как демоны, другие ласковы, точно посланники, действующие между землёй и небом”.

Наш “практичный и учёный” век готов слишком легко списать приведённые выше слова на счёт буйной фантазии знаменитого литератора, задачей которого якобы было лишь потешить самого себя и читающую публику. У автора этих строк нет ни возможности, ни желания убеждать скептиков, доказывая им, что так называемые “духи стихий” (“элементалы”) действительно существуют. Однако у него имеются веские основания полагать, что эти невидимые, но субстанциональные и по-разному выглядящие существа реально существуют. Более того, своей тренированной волей человек способен наполнять их сознанием и разумом, делать их видимыми и даже обладающими плотным телом, а порой и весьма полезными для себя. Наши слова подтверждаются и соответствующими свидетельствами, представленными в трудах розенкрейцеров, алхимиков, каббалистов и Адептов.

Воля – это один из универсальных принципов, но научный мир в целом ещё не подошёл к пониманию этого принципа по той лишь причине, что просто нигде не встретишь ни одного случая проявления произвола, да такого и быть не может, поскольку Воля, управляемая неизменными законами, всегда действует, как слепая сила. В зависимости от принципа, которым Воля управляется, и закона, которому подчиняется, она сознательно или бессознательно образует соответствующие формы. Если ею руководят наивысшие космические разумы, то она неизбежно подчиняется закону гармонии и справедливости – закону, в котором нет места для произвола. Здесь, вероятно, стоит ещё раз сослаться на слова Булвер-Литтона, восклицающего: “Как же ничтожна вся наша мудрость в сравнении с той, что наделяет целебными свойствами самую неприметную травинку!”

Итак, макрокосмическая Воля солнечной системы сознательно или бессознательно образует формы, но аналогично ей действует и воля микрокосмического человека. Формулируя ту или иную конкретную или даже абстрактную идею у себя в уме, мы придаём ей форму и творим некое бытие, которое может либо так и остаться субъективным, либо может стать объективным и даже материальным, если мы применим для этого соответствующие средства. Каждая наша мысль творит определённую субъективную форму, которую может увидеть и воспринять не только автор этой идеи, но и другие люди, наделённые сверхобычными способностями к восприятию. Вот что говорит, например, махатма К.Х. в своих письмах г-ну Синнетту:

“Мы усматриваем гигантскую качественную разницу между двумя равными объёмами энергии, которую могут затрачивать два человека: когда один, допустим, направляется на свою тихую ежедневную работу, а другой идёт в полицейский участок с доносом на своего собрата”.

А ниже он добавляет:

“. . . всякая мысль, едва возникнув у человека, тут же переходит в мир внутренний и, соединяясь (мы сказали бы, срастаясь) с элементалом – то есть с одной из тех полуразумных сил, которыми населены различные царства природы, – становится самостоятельной активно действующей сущностью. И в качестве такого отдельного активно действующего разума, в качестве такого отдельного порождаемого умом существа, сущность эта продолжает жить – одна дольше, другая меньше – соразмерно с изначальной интенсивностью той деятельности головного мозга, которая эту сущность и производит. Таким образом, мысль добрая увековечивается в качестве активной силы добра; мысль злая – в виде демона зла. Так человек непрерывно источает в пространство особый ток, наполняя его миром своего же собственного производства – миром, густонаселённым плодами его собственных фантазий, желаний, устремлений и страстей. Все вместе последние и образуют тот особый ток, который воздействует на любой обладающий органами чувств или нервной системой организм, которому может случиться вступить с ним в контакт, и сила воздействия этого тока зависит от его динамической интенсивности. Буддисты называют это человеческой “скандхой”, индуисты – “кармой”. Адепт способен выделять эти формы из себя сознательно, обычные же люди выбрасывают их вовне бессознательно”.

Работая над этой статьёй, я обнаружил в одном американском журнале любопытную иллюстрацию вышесказанных слов. Приведу здесь следующий отрывок из рассказа У. Уитворда:

“С самого раннего детства меня считали странным, необычным ребёнком, наделённым крайней чувствительностью к внешним впечатлениям. Я хорошо помню один музыкальный вечер, на котором присутствовал, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Тогда-то перед моим взором и возникло какое-то странное образование, которое вдруг зажило своей собственной жизнью. Немецкий профессор играл на органе, а я вдруг почувствовал, будто меня что-то словно околдовало. Глаза мои неотрывно следили за вдруг возникшими перед моим взглядом странными существами. Их было множество, и они перемещались туда-сюда по всей длине клавиатуры органа. Они как будто выпархивали откуда-то и перелетали с места на место с каждой нотой и с каждым издаваемым аккордом. То были самые настоящие живые существа – удивительно крошечные лилипуты-духи, феи и гномы, но правильностью телосложения и черт лица они ничуть не отличались от всех прочих нормальных людей, присутствовавших в зале. Одеты они были в самые фантастические наряды всех возможных оттенков, однако белый, красный и зелёный явно преобладали. Кроме того, на них было надето множество серебряных и золотых украшений, и те то и дело поблёскивали среди ярких и наипрекраснейших цветов, которыми существа эти были усыпаны с ног до головы.

Было очевидно также, что эти странные существа имели разный пол, о чём свидетельствовали различия в одежде и чертах лица. Не было ни единой ноты, которая не вызывала бы появления духов: те являлись либо по одиночке, либо по двое или по трое и, казалось, возникали непосредственно из своей соответствующей клавиши и двигались в точном ритме и согласии с остальными звуками. Меня вдруг поразила следующая мысль: “А что если они и есть не что иное, как сама сущность музыки, её душа?” Они появлялись и действовали в таком совершенном согласии с размером и настроением темы, двигались в приятном ритме вальса, в торжественном шаге похоронного марша или в быстром ритме танцевальной джиги; их крошечные горла испускали звуки мелодии, так что казалось, будто они и есть сам дух этих разливающихся вокруг звуков.

В быстром ритме они безумно танцевали, в экстазе размахивали украшенными перьями шляпами и веерами, кружась туда-сюда с невероятной быстротой и мерно отбивая такт ногами – так обычно барабанит по стеклу дождь. Когда же музыка переходила в торжественный ритм похоронного марша, воздушные существа с быстротой молнии исчезали, а на их месте появлялись укутанные в чёрные одеяния гномы: одни были похожи на монахов с накинутыми на головы капюшонами, другие напоминали одетых во всё чёрное пуритан, угрюмых участников какой-то похоронной процессии.

Самое необычное во всём этом было то, что на каждом их крошечном лице играли чувства, точно соответствующие звучавшей музыке, и я, таким образом, мгновенно понимал мысль и чувства, которые хотел этой музыкой передать композитор. Вдруг среди безумно-надрывных звуков этой воплощённой музыкальной скорби появляются матери: у них заплаканы глаза и растрёпаны волосы, они бьют себя в грудь и громко возносят жалобные стенания по своим рано ушедшим малюткам. А вот из-под клавиш органа раздаются резкие звуки военного марша, и перед моим взором возникает строй рыцарей: на шлемах у них развеваются перья, в руках они держат щиты и копья. Передо мною проходят полчища пылающих огнём войск: часть из них конные, а часть пешие, и всё красноречиво свидетельствует о только что закончившемся кровавом сражении.

Каждый новый такт приносил с собою и новую группу духов, а старые бесследно растворялись в воздухе так же внезапно, как перед тем появлялись. Когда же в музыкальном строе плывущих из органа звуков возникала какая-то диссонирующая нота, сейчас же моему взору являлось какое-то уродливое существо: всё у него выглядело как-то криво-косо, и члены его и покрывавшее его платье. Чаще всего это бывал карлик-горбун, обычно издававший своим скрипучим голосом гортанные звуки. Движения его были неуклюжи, и производил он самое неприятное впечатление.

Когда же мне минуло двадцать пять лет, я был точно так же внезапно поражён зрелищем подобных сказочных существ, которые на сей раз “слетали” с уст говоривших друг с другом людей. Каждый раз, когда кто-либо из них произносил то или иное слово, в воздухе вдруг возникало одно из этих странных созданий, которые и своей одеждой, и каждым своим действием являли собой точное воплощение передаваемого в речи чувства. Так происходило и во время разговора двух сестёр, которые встретились после долгой разлуки и теперь изливали свою пылкую нежность друг к другу. С их уст слетали невероятно красивые на вид крошечные существа, и всем своим обликом, чертами лица и нарядами они идеально выражали те слова любви, которые, казалось, их и порождали.

Я никогда не забуду тот день, когда мне довелось стать несчастным свидетелем одной сцены, в которой беспредельная верность с одной стороны живо контрастировала с предательским двуличием другой стороны. Юная красавица-девушка прощалась со своим возлюбленным, отправлявшимся в долгое странствие. Каждое произносимое ею слово порождало таких же прекрасных сияющих фей, которых я уже видел раньше во время беседы двух сестёр. Существа же, слетавшие с его губ, были до удивления странны и имели как бы две внешности: переднюю и заднюю. Лицом передней своей стороны они были обращены к девушке и были так же прекрасны на вид, а улыбки их, казалось, дарили ей столь же трепетную нежность. У задней же их стороны внешность выглядела совершенно иначе: они были совершенно черны на вид и имели ужасный, дьявольский облик. С их жестоких губ вытягивались огненные змеи с красными раздвоенными языками, а в хитрых косых взглядах, которые вырывались из уголков их полуприкрытых глаз, отражались вспышки злобного коварства. Эти тёмные задние стороны крохотных существ выглядели поистине жутко, выражение их лиц постоянно менялось, они словно всё время уворачивались, пытаясь одновременно казаться яркими и честными, когда были обращены к доверчивой девушке, и скрывая чёрное коварство на своих скрытых от неё вторых лицах. Я отчётливо видел, что добрая сторона их внешности была окружена ореолом безоблачного сияния, тогда как над другой висела непроницаемая завеса густой мрачной мглы.

Самыми прекрасными из всех были крошечные феи, которые слетали с уст любящей матери, когда та обращалась к своему единственному ребёнку. Они, казалось, плыли в пушистом облаке чистейшего серебра и растворялись в милых кудряшках детской головки, в непрерывном потоке благословений осыпая ребёнка цветами и сладким ладаном до самых ног. Когда же я взглянул на дитя, то увидел нечто обратное: с жестоких уст неблагодарного сына слетали ужасные бесы. Мать со слезами на глазах о чём-то молила его. Но тут же со стороны неблагодарного грубияна последовал грубый, резкий ответ, который метнулся к ней в виде злобно шипевших и зловеще смотревших огненных демонов. И вот уже с каждым произнесённым им словом длинные клинки с зазубренными лезвиями начинают разрывать и рвать на части нежную, белую материнскую грудь, а прекрасные добрые феи, слетавшие с её дрожащих губ, оттесняются назад и разбиваются о стены комнаты.

Двуличных гномов я видел не раз, и исходили они из уст множества людей. То это были вещающие с церковной кафедры угодливые, лживые проповедники, то радостно ожидающие смерти своего богатого родственника люди, которые толпились у ложа умирающего, проливая по нему лицемерные слёзы и высказывая фальшивые слова сожаления, а то существа эти слетали с уст двуличных друзей.

В заключение я хотел бы в качестве предположения высказать следующую мысль: вполне может быть, что каждое произносимое нами слово представляет собой некую абсолютную живую сущность, которую мы сами порождаем либо во благо, либо во зло. И первоначальное назначение каждой такой сущности уже никогда нельзя изменить. Эта сущность должна будет жить века и века, выполняя ту задачу добра или зла, которую мы задали ей при рождении. Что же до плодов этого добра или зла, то пожинать их предстоит тем, кто эти сущности породил. В свете этой страшной перспективы мы должны всегда помнить о том, насколько бдительны мы должны быть каждую минуту своей жизни, чтобы ни одно наше слово, каким бы незначительным оно ни казалось, не было произнесено иначе, как во имя одного лишь блага”.

Тем не менее, находятся скептики, утверждающе, будто подобные проявления силы не имеют объективного существования и такого рода формы являются лишь субъективными детищами фантазии. А потому давайте рассмотрим, чем отличаются между собой объективные и субъективные представления?

Термины “объективный” и “субъективный” могут нас легко ввести в заблуждение, поскольку различие между ними чисто воображаемое. При анализе любого осознанно совершаемого действия мы неизбежно отделяем себя, наделённого сознанием субъекта, от того, что́ мы осознаем, – от объекта, и делаем это с помощью терминов “субъективное/объективное”. Следовательно, будет ли форма представляться нам объективной или субъективной, зависит лишь от того, каким способом такие реально существующие формы поступают в наше сознание, а захотим ли мы посчитать их объективными или субъективными – это вопрос лишь нашего собственного выбора. Встречая людей, которые не могут отличить идеальные концепции от материализованных идей, мы говорим, что они страдают галлюцинациями. Однако с помощью тренированной воли их “галлюцинации” способны становиться более или менее материализованными, объективными и видимыми для других. Однажды сформулированная, любая идея уже обладает собственным существованием и вполне может принять телесную форму, если применить для этого соответствующие средства. С другой стороны, когда человек говорит, что не верит в существование того-то и того-то, потому что никогда не видел этого собственными глазами, то это значит, что он расписывается в собственном безумии, ведь, если принять его слова за чистую монету, то он не должен верить и в существование у себя и собственного мозга, поскольку видеть его собственными глазами ему вряд ли когда-либо доводилось. Тем не менее, он верит в то, что мозг у него всё-таки есть, и приходит он к этому убеждению чисто логическим путём.

Было бы совершенно неправомерным утверждать, будто объективным существованием может обладать только то, что́ мы в состоянии воспринять своими органами чувств, потому что чувства наши постоянно обманывают нас и вводят в заблуждение. Имеется бесчисленное множество [не поддающихся человеческому восприятию – перев.] вещей, существование которых не может отрицаться ни одним здравомыслящим человеком, тогда как того, что́ мы воспринимаем своими чувствами, зачастую реально не существует. Собственно говоря, мы никогда не видим, не слышим, не чувствуем, не ощущаем на вкус и на запах никаких внешних предметов; мы воспринимаем лишь впечатления, которые те производят, воздействуя на наш ум через посредство наших органов чувств. Мы вообще не видим истинной природы вещей, а только имеем их символические представления. Зрение – это просто язык, с помощью которого природа нечто говорит нашему уму и рассудку, а рассудок – это не что иное, как продукт нашего же собственного обучения и практики.

Тем не менее, под “объективным” принято понимать всё то, что является внешним по отношению к нашему “уму”. Такое определение могло бы быть верным, будь человек наглухо изолированной от окружающего мира индивидуальностью, а весь его “ум” ограничивался бы лишь пространством в черепе, занимаемым мозгом. Вот тогда-то “ум” и являлся бы, как говорят некоторые физиологи, всего лишь “функцией” материального мозга, и тогда мы были бы вправе сказать: “Объективное есть всё то, что принадлежит чему-то внешнему по отношению к нашему мозгу”.

Самый авторитетный из сегодняшних исследователей физиологии и расстройств сознания (“ума”, “mind”), например, утверждает: “Мозг – вот главный орган, порождающий силу (force), называемую умом”. Под умом же “я понимаю силу, производимую нервной деятельностью, а конкретно у человека – деятельностью головного мозга”.

Столь узкое определение ума, разумеется, сводит на нет любую попытку объяснить такие оккультные явления, как чтение мыслей, воздействие ума на расстоянии, ясновидение и сотни других фактов, и начисто исключает их из сферы действия сознания. Все эти явления отрицаются современными “учёными” как не соответствующие их теориям, но не оспариваются сегодня ни одним из тех специалистов, кто терпеливо и внимательно исследовал эти явления.

В нашу задачу сейчас не входит демонстрация всех тех нелепостей, на которых строятся заключения современной науки. Достаточно будет сказать, что “ум – это универсальный принцип, центр действия которого располагается в мозге, тогда как сам мозг является одновременно и физическим центром притяжения [“впечатлений” – перев.], и лабораторией ума”.

Если это верно и если ум действительно универсален [то есть охватывает собой весь мир – перев.], а его потенциал выходит далеко за пределы физического мозга, то из этого следует, что всё существующее должно существовать внутри этого мирового ума, и вопрос состоит лишь в том, какими способами вещи способны осознаваться нашим сознанием в лабораторной тиши всякого отдельно взятого мозга.

Такие ощущения, как симпатия и антипатия, такие явления, как ясновидение, яснослышание, психометрия и т.д., доказывают, что та часть нашего ума, которая находится в мозге, способна получать впечатления не только и не исключительно через физические органы чувств. Поэтому вопрос о том, каковы те условия, в которых воспринимаемые нами вещи реально существуют, – это лишь вопрос мнения. То, что может представляться субъективным одному человеку или на одном плане бытия, может уже казаться объективным другому человеку [или на ином плане бытия], и между двумя этими состояниями не может быть реальной разницы. Возможное же различие между идеей, сформулированной в уме, и идеей, выраженной в видимой и осязаемой форме, состоит лишь том, что эти идеи существуют на разных планах бытия. Находясь в одном состоянии, идея существует невидимо для физических глаз. Находясь же в другом состоянии, идея становится более-менее материализованной и уже способной отражать свет, оказываясь, таким образом, доступной нашим физическим органам чувств. Подобная материализация достигается либо сознательным, либо бессознательным действием “воли”.

Иными словами, любая идея всегда существует в виде некоего образа, отражаемого зеркалом ума, а с помощью воли эта идея способна обретать и плотность (которая будет соразмерна затраченному “количеству” воли), и форму (которая будет в точности соответствовать управляющему волей желанию), и совершенство (которое будет зависеть от уровня задействованного в этих целях разума).

А о том, как можно развить у себя эту силу воли, мы расскажем уже в следующей нашей статье.

III. Развитие воли

“Вы можете овладеть тайнами каббалы и химии. Но этого мало. Вы должны ещё обрести власть и над собственной плотью и кровью”.

Булвер Литтон

В своей последней статье из серии “Практических указаний” мы попробовали показать, что любые наши мысли и идеи, страсти и желания – это не мимолётные и временные состояния молекул головного мозга, как об этом принято думать сегодня, а всё это вещи, которые, соединяясь с полуразумными силами природы, способны превращаться в живые реалии и становиться могучими инструментами, позволяющими человеку творить как добро, так и зло. Мысль рождает желание, желание приводит в движение волю, движение воли производит силу, а сила придаёт форму материи или субстанции.

Взаимодействовать с этими силами можно тремя способами. Во-первых, мы можем позволить этим силам взять полную власть над нами, и тогда мы превратимся в их послушных рабов; во-вторых, мы можем объединить с этими силами собственные усилия, и тогда мы превратим их в своих сообщников; и, в-третьих, мы можем стать их властелинами и тогда будем управлять ими силой собственной воли.

Человек, отдающийся во власть своих низших побуждений и животных желаний, – либо преступник, либо маньяк, между которыми и границу-то провести очень трудно. Из газетных сообщений мы время от времени узнаём о жесточайших преступлениях, совершаемых без всякого очевидного повода, и объяснить это можно лишь тем, что преступники либо не находят в себе сил для сопротивления подобным импульсам, либо не предпринимают для этого достаточных усилий.

Чем чаще человек поддаётся воздействию со стороны подобных импульсов и сил, тем слабее становится его собственная сила сопротивления. В конце концов он превращается в пассивного носителя зла, и после смерти его личность целиком растворяется и гибнет в восьмой сфере.

Во втором случае мы можем связывать себя с чисто природными силами зла: мы можем вступить в сообщение с духами стихий, “элементалами”, помириться с ними и сделать их своими пособниками в деле зла. На языке Средневековья это называлось “заключить договор с дьяволом”. В эту категорию входят разнообразные практики чёрной магии. Хоть практики эти и требуют от человека некоторой концентрации воли, однако для развития последней ему в данном случае не понадобятся ни высота духа, ни духовный рост индивида. Результатом же подобных практик является не расширение, а, наоборот, сужение сознания. По существу, они приводят к безудержному росту эгоизма в индивиде и его самоизоляции. Укрепление воли здесь осуществляется как с помощью целого ряда упражнений, включая физическое самоистязание, формирующее привычку к перенесению физической боли, так и посредством концентрации всех ментальных энергий на тех или иных материальных предметах. Практики такого рода позволяют “чёрному магу” заручаться поддержкой элементалов и производить с их помощью некоторые оккультные феномены. Таким образом, индивид превращается в одного из активных носителей зла, следствием чего становится полное уничтожение уже не одной только его личности, но и его индивидуальности.

Третий же способ взаимодействия с этими силами – который мы и рекомендуем – заключается в формировании такой силы воли, которая позволит нам поработить силы природы и поставить их под наш полный контроль. Овладение этими силами является важнейшей задачей для любого изучающего оккультизм, но в этом заключена и глубокая тайна, без знания которой невозможно никакое продвижение вперёд. А для этого существует лишь один-единственный метод: постоянная практика, то есть постоянное упражнение воли в верном направлении. Это означает не только постоянное подавление в себе любых эгоистичных желаний, но и непрерывные усилия к совершению и накоплению таких действий, которые несут в себе пользу для реального развития человечества.

Всё полезно на своём месте. Так, известную пользу несёт в себе и животная природа. Даже низшие принципы должны сыграть свою необходимую роль на определённом этапе эволюции. Они – та почва, в глубь которой должны уходить корни дерева жизни и из которой могли бы черпать свою субстанциональность и силу высшие принципы. Если [высшее] “эго” (монада) уже успело взять верх над материалистичными желаниями и импульсами, то человек вполне может родиться и без них. Однако рождаться, не имея никаких материалистических желаний, для среднего, обычного, человека было бы на нынешнем этапе эволюции ни желательно, ни полезно. Например, человек, лишённый такой черты характера, как воинственность, не будет обладать ни мужеством, ни уверенностью в себе: он окажется лишь нравственным и физическим трусом. А без известной склонности к разрушительности, ему не хватит энергии, чтобы побороть зло. Не обладая жадностью, он не обретёт никаких знаний, а полное отсутствие любовных влечений, вероятно, сделает его узко мыслящим субъектом, замкнутым в самом себе и эгоистичным. Точно так же ничуть не следует сожалеть и о так называемом “грехопадении” человека (нисхождении духа в материю), ибо в противном случае человек так и остался бы в блаженном неведении о духах стихий, тогда как теперь он обладает таким знанием и, благодаря этому, способен уподобиться Богу.

Если воля представляет собой действительно универсальную силу, то из этого логически следует, что во вселенной есть лишь одна-единственная верховная воля, пусть она даже и проявляется в различных формах. И чем крепче мы связываем свою индивидуальную волю с верховной и чем больше мы действуем с ней воедино, тем крепче становится и наша собственная воля. Если же мы попытаемся своей волей противодействовать воле верховной, то последствия этого неизбежно окажутся разрушительными для нас, поскольку приведут к нашей изоляции от универсума и к смерти.

Воля наша лишь тогда обретёт несокрушимую силу, когда целиком освободится от материальных желаний. Когда мы хотим чего-то, то это не значит, что мы сами притягиваем к себе это “что-то”. Наоборот, это желаемый нами предмет, разумеется, влечёт притягивает нас к себе, а мы становимся всего лишь его рабами. Как говорит Элифас Леви, “воля свершит всё то, чего не алчет”, и подтверждения справедливости этого парадокса мы можем наблюдать во множестве каждый день. Мы видим, как люди тратят целые свои жизни на тщетные и бесполезные попытки разбогатеть, а умирают в полной нищете. И даже тогда, когда они достигают своей цели, им всё равно хочется чего-то ещё большего, и жизнь их полна стольких страданий, что ей не позавидует и последний бездомный бродяга. Мы видим домогающихся власти карьеристов-чиновников: они готовы угодливо склоняться перед своим негодяем-начальником, однако жизнь их зачастую кончается бесчестьем. Мы видим, как пустой щёголь пытается покорить женские сердца, однако вместо этого становится лишь предметом насмешек и презрения со стороны умных женщин. Наконец мы видим, как люди изо всех сил пытаются обрести счастье, отдаваясь наслаждениям внешнего мира, однако вместо этого пресыщаются жизнью и кончают с ней счёты без всяких сожалений.

Самый надёжный способ разбогатеть состоит вовсе не в том, чтобы вожделеть богатства, потому что если мы будем довольствоваться тем, что имеем, даже если это будет ничто, то станем богаче скупца, который владеет многим, но хочет ещё большего. Если мы мечтаем о власти, то должны и нравственно, и интеллектуально стать выше остальных людей, и нам при этом всегда надлежит быть готовыми пожертвовать собственными желаниями во имя их блага – вот тогда-то власть и явится к нам сама собою без всякого приглашения. Если мы желаем любви, то давайте отдадим ту любовь, какую имеем в сердце своём, в равной мере всему человечеству, и тогда любовь тех, о чьей любви мы мечтаем, прольётся на нас так же естественно, как дождь проливается на иссохшую землю. Если мы мечтаем о счастье, то должны всегда быть готовы отбросить собственный эгоизм, и тогда обретём счастье внутри себя.

Как со всей очевидностью следует из вышесказанного, развитие воли и обретение оккультных способностей – это всего лишь естественный результат эволюции. Среднему человеку может потребоваться целый ряд рождений на земле, чтобы достичь того же состояния совершенства, в котором пребывает Адепт, однако этот процесс может быть ускорен при постоянном напряжении воли. Человек в юности стремится к материальным, земным удовольствиям, к удовлетворению своего физического тела. С возрастом же он отбрасывает свои прежние увлечения и тянется к чему-то более существенному. Он может погрузиться в какие-то интеллектуальные изыскания, но нередко с годами приходит к выводу, что всю жизнь истратил попусту, лишь гоняясь за призраками. Он может испытать и любовь, почитая в такие минуты себя счастливейшим из смертных, и всё лишь затем, чтобы рано или поздно понять, что идеал можно обрести лишь в идеальном мире. И тогда он осознаёт всю тщету своей погони за призраками, и, подобно крылатой бабочке, выходящей из куколки, он всеми силами устремляется в царство бесконечного духа и удивляется, обнаружив сияющее солнце там, где прежде ожидал найти лишь тьму и смерть. Одни приходят к этому свету раньше, другие позже, а многие, соблазнившись иллюзорным светом, который они принимают за солнце, опаляют свои крылья и гибнут.

Жизнь – это непрекращающаяся борьба между добром и злом, между результатами прежней кармы и усилиями воли по их преодолению, между высшей природой человека и его низшими побуждениями, и будущее человека целиком зависит от того, какая сторона возьмёт верх в этой битве. Тем не менее, борьба эта не сможет продолжаться бесконечно, если человек будет предпринимать решительные волевые усилия. Нужно лишь один раз окончательно подавить в себе этот набор животных побуждений, и тогда те уже никогда больше не дадут о себе знать. И чем больше человек станет упражнять свою волю, тем больше силы будет в нём прибывать.

Однако на пути успешного развития человека стоят два гигантских препятствия, два заблуждения: одно связано с тем, что мы понимаем под Богом, а второе – с тем, что мы поднимаем под человеком. Пока человек верует в некоего личного Бога, способного даровать милости одним и посылать кары другим – Бога, с которым можно вступать в какие-то объяснения, которого можно в чём-то убеждать или как-то умиротворять – он будет оставаться в тесном кругу собственного невежества, и ум его никогда не расширится. Собственный эгоизм и мечты о некой обители личного блаженства, о рае небесном, ничуть не помогут человеку на пути его развития. Даже если такой человек и воздерживается от совершения неблаговидных поступков и отказывается от материальных наслаждений, он всё равно исходит при этом не из внутренней потребности творить благо, а либо из ожидания награды за свою “жертву”, либо, как малодушный трус, из одного лишь страха перед Богом. Творить добро мы должны потому, что сами хотим творить добро, а не из страха перед возможным наказанием и не из надежды на получение каких-то персональных поблажек. Дорогу осилит идущий, и только таким помогают боги. Мудрец ждёт лишь одного – справедливости. Мудрец знает: сам он – лишь частичка универсального целого, и, творя добро другим, он тем самым творит добро самому же себе, а причиняя зло другим, он собственноручно совершает казнь над самим собой, становится самому же себе палачом. Любовь ко всему сущему становится для него неодолимой внутренней потребностью, тогда как любовь к себе представляется ему иллюзией и откровенной глупостью.

Познание Бога – это в конечном счёте то же самое, что и познание человека, и познавший себя познаёт Бога. Поняв природу заключённых в нас божественных сил, мы без труда сможем соединить собственную волю с верховной Волей космоса. И тогда мы окажемся уже вне воздействия на нас внешних сил. Наоборот, это мы будем управлять ими. Вместо того, чтобы оставаться рабами Природы, мы станем хозяевами её, и уже не демоны будут править над нами, а это мы сами станем правителями, богами.

Однако учение это далеко не всегда верно понимается, а непонимание способно приводить к самым тяжёлым последствиям. Соединение нашей воли с волей универсума вовсе не означает этакое сентиментальное смирение перед ударами неумолимого рока. Это вовсе не значит, что мы должны с безропотным безразличием относиться ко всему, что происходит с нами и вокруг нас. Тем более это не означает, что мы должны вверить собственную волю воле какого-то невежды или негодяя. Нет, это значит, что в нас должно гореть острое и неудержимое желание творить благо для человечества, чего бы нам это ни стоило.

Древнее учение, которое в эпоху Средневековья вдруг вспыхивало то тут, то там в Европе – главным образом в монастырях Франции и Испании – гласит: “Подвижник, принёсший в жертву и истребивший в себе собственное “я”, далее уже неспособен существовать иначе, как в Боге. Отныне он уже неспособен творить зло. Лучшая его часть становится столь божественной, что более не ведает того, что творит вторая его часть”. Мало кто из числа монахов и монахинь тех времён сумел верно понять смысл этих слов. Обычно они рассуждали так: исповедью, умерщвлением плоти и покаянием они уже успели завоевать определённое благорасположение Бога, а значит, отныне им уже всё позволено и они вольны творить любое распутство, чинить любое беззаконие, не неся за это никакой ответственности. А коль скоро представители духовного сословия считались избранниками Бога и его наместниками на земле, то люди чаще всего целиком подчиняли свою волю желаниям таких церковных мошенников, которые ради упрочения своей власти не останавливались ни перед пыткой, ни перед костром. Они и вправду переставали давать себе отчёт в своих действиях, поскольку, связав своё “я” с собственной животной природой, они превращались в зверей, и “наилучшая их часть” действительно уже не ведала того, что творит их вторая половина, ведь, оторвавшись от своих высших принципов и целиком слившись с низшими, они напрочь утрачивали эту “наилучшую” часть. Так они превращались не в “Бога”, а в “дьявола”.

Принести в жертву своё “я” – это значит укротить свои низшие принципы и укрепить высшие. Объединить свою волю с божественной – это значит не желать ничего другого, кроме одного лишь добра и жить в согласии с наивысшими понятиями справедливости и правды, в каждом своём действии исходя из любви ко всему человечеству. Кроме того, это значит не только желать добра, но и иметь смелость его творить. А для этого необходимо, чтобы и мы сами вкладывали верный смысл в эти абстрактные понятия. Порой говорят: да какая разница, что у человека на уме, коль скоро он поступает верно. Но ведь человек не может быть до конца уверен, что поступает должно, если не знает точно, а что это такое – поступать должно. Вот почему мы столь часто и становимся свидетелями того, как во имя правды свершаются самые ужасные беззакония. Мнение большинства не всегда оказывается верным, а голос совести и человечности зачастую тонет общем гвалте того или иного суеверия, порождённого ошибочным богословским догматом. Неверное убеждение, вне всякого сомнения, вредно для человеческого развития, и лишь такое убеждение может оказаться полезным, когда оно опирается на знание. Подлинное развитие воли, таким образом, зависит от уровня обретённого знания, поскольку знание служит твёрдой основой для веры, а без веры воля бессильна.

IV. Знание

"В сновидениях и лежит начало всякого человеческого знания”

Булвер Литтон.

Когда человеческое сознание очищено от всех эгоистичных желаний и когда оно наполнено могучей волей и истовой решимостью познать истину, вот тогда только человек по-настоящему и готов вступить в храм знания — иначе говоря, начать обретать необходимый опыт вкупе с отчётливым пониманием причин и следствий. Для обретения знания существуют два пути. Первый можно сравнить с медленным и утомительным восхождением вверх по реке от самого её устья — путь этот состоит в анализе следствий и попытках установить породившие их причины. Второй же заключается в том, чтобы наперекор всем помехам и барьерам, которые ставит перед нами материя, совершить восхождение в своём сознании к извечному первоисточнику всего, и уже оттуда проследить всю траекторию действия законов и понаблюдать за их последствиями.

Первый путь и есть тот путь, по которому привычно движется современная наука. Он напоминает блуждание человека вдоль периферии огромного круга в попытке отыскать центр этого круга. Оккультисты же, не отвергая в целом важности индуктивного метода рассуждения, всё же предпочитают соединять себя с центром Вселенной, чтобы оттуда исследовать бесконечное всё. Иными словами, они пытаются привести всё своё существо в созвучие с мировым умом для того, чтобы ментально вступить в самый центр всего сущего, из которого и смогут почерпнуть подлинное знание.

Задача эта требует огромных усилий и упорства, тогда как, с точки зрения обычного учёного, гораздо проще усовершенствовать физические приборы, нежели трудиться над улучшением собственной нравственной природы и развитием собственных духовных способностей. Такой учёный способен обрести лишь несовершенное знание, то есть знание, ограниченное лишь крупицей отдельных фрагментов.

Привести себя в состояние гармонии с божественным умом не значит время от времени поминать “Бога” и “рай небесный” или скрупулёзно выполнять каждый пункт предписанного священного ритуала. Нет, это значит привести себя в такое состояние, при котором самая мельчайшая молекула духовной составляющей человека непрерывно вибрировала бы такт в такт с духом вселенной. Это значит жить, непрерывно оставаясь в своём высшем сознании — именно в этом и состоит главная задача подлинного созерцания (контемпляции).

Чтобы мысль эта стала понятней, нам вновь нужно обратиться к конституции человека и рассмотреть те состояния сознания, которые тот способен переживать. Всякий человек, если природа его ещё не успела окончательно “оживотниться”, знает, что у него имеется, как минимум, два набора чувств и что он находится под воздействием двух сфер притяжения. Один набор тянет его вниз, к земле, заставляя цепляться из всех сил за материальные потребности и отдаваться материальным влечениям. Другой же набор, поднимающий человека в области неведомого, заставляет его позабыть о соблазнах и искушениях материи и, приближая его к царству абстрактных идеалов добра, истины и красоты, дарит ему подлинные удовлетворение и счастье. Этот факт раздвоения сознания признавался всеми великими философами и поэтами. Так вот смешение этих обоих и образует нормальное сознание среднего человека.

Животное сознание человека — это тот ни о чём не рассуждающий звериный инстинкт, который толкает его на удовлетворение собственных материальных желаний даже наперекор интересам других людей. Ментальные энергии у человека, находящегося под безраздельным влиянием собственных материальных желаний, сосредотачиваются главным образом в его низшем сознании. И чем больше они там сосредотачиваются, тем меньше он способен различать добро и зло. Он вполне способен испытывать обычную боязнь перед возможным наказанием и даже иметь какие-то надежды на что-то лучшее в своей жизни, но, если импульсы [низшего сознания — перев.] перевешивают все его надежды и страхи, то он превращается в обычного маньяка или преступника. Состояние человека, целиком пребывающего под воздействием животного сознания, можно наблюдать в ярко описанных случаях так называемой одержимости. В таких случаях приступы ярости, алчности, ревности и т.д. всецело берут над ним верх, тогда как рассудок его погружается в глубокий беспробудный сон. Речь такого “субъекта” полна самых грязных ругательств, действия его напоминают поведение зверя, и неудивительно, что незнакомые с психологией люди приходят к однозначному выводу: этим человеком овладел дьявол.

Духовное сознание человека представляет собой другую крайность, которая проявляет себя в наивысших состояниях экстаза или транса. Однако подобное экстатическое состояние не следует путать с каталепсией [сознания] “одержимого”. Ум пребывающего в таком состоянии экзальтации человека вступает в сферу наивысшего сознания его духа и на короткое время более или менее тесно соединяется с духовной душой. Пребывающий в состоянии экстаза индивид способен в своей речи высказывать тем более возвышенные идеи, чем полнее его сознание соединяется с духом. Он способен выказывать глубокое знание таких вещей, о которых в своём нормальном состоянии не имел ни малейшего представления. А потому и неудивительно убеждение спиритуалистов, полагающих, будто человеком в подобном состоянии “овладевает” некий высший дух или “душа” покойного. И такой “медиум” не в силах вспомнить ничего из того, что видел или говорил, пока пребывал в состоянии этого транса, точно так же, как напившийся до бесчувствия человек или больной эпилептик зачастую испытывают подлинный ужас, когда им рассказывают о том, как они вели себя в том состоянии, о котором не помнят ничуть.

Между животным и духовным сознаниями как раз и пролегает то, что на нынешнем этапе эволюции человечества можно считать нормальным человеческим сознанием. В истории человеческой эволюции — вероятно, миллионы лет тому назад — было время, когда человеком целиком руководили одни только его низшие импульсы. Однако настанет и такое время — и нашей задачей является ускорить его наступление, — когда нормальным станет духовное сознание человека. Сегодня человек находится где-то посередине между состояниями животного и “бога”, и он в равной степени управляется как своими инстинктами и импульсами, так и своим сознанием и интуицией, не находясь под безраздельным влиянием ни того, ни другого. Человек — кто в большей, кто в меньшей степени — управляется собственным рассудком. Однако рассудительность его не может быть совершенной, если не покоится на совершенном знании, а обрести последнее можно лишь путём созерцания, медитации и накопления необходимого опыта.

Под “созерцанием” мы подразумеванием не приведение ума в “пассивное” состояние, а исследование той или иной идеи. Если мы просто “созерцаем”, глядя на предмет и не предпринимая при этом никаких умственных усилий, то превращаем свой ум в некое пустое место, и тогда он становится площадкой для игры всех тех сил, которые сами же и стремимся контролировать. Более того, в этом случае ум оказывается под полным влиянием этих сил. Законы вращения планет, принципы световых и электрических явлений, взаимоотношения духа и материи и т.д. были открыты вовсе не путём разглядывания какого-нибудь пятна на поверхности стены. Нет, они были открыты в ходе глубокого исследования причинно-следственных связей. Созерцание отнюдь не предполагает пассивности ума. Наоборот, оно означает приведение ума в состояние наивысшей его активности. Созерцать — это значит умственно подниматься в область самой мысли и формировать в себе научно-художественное воображение.

Наивысшая степень этого состояния по праву называется активным ясновидением и божественным озарением. Это состояние ничем не напоминает состояние обычного ясновидения, которое достигается с помощью лекарственных препаратов, наркотиков, анеститиков или каких-то механических приёмов, вследствие чего связь, скрепляющая астральную часть человека с физической, ослабляется, и тогда первая оказывается в состоянии получать несовершенные впечатления из астрального света. К этому состоянию близко состояние чистой и хорошо сформированной сомнамбулы. Но если сомнамбула целиком зависит от своего магнетизёра и по пробуждении ото сна не помнит ничего из тех впечатлений, что получила, пока пребывала в том своём состоянии, то адепт, духовное сознание которого сроднилось с обычным его состоянием, способен входить в это состояние по собственной воле и отчётливо помнит все полученные им впечатления. Как пишет П.Б. Рэндольф,

“Ничто не скрыто в сферах Элизийских, Незримо то лишь теням, странствующим тут, А то, что духу затмевает очи, То — лишь гордыня, ненависть и блуд . . .”

Но одно дело видеть нечто, и совсем другое — понимать это “нечто”. Даже если вдруг сдёрнуть пелену с глаз непосвящённого наблюдателя, то открывшая его взору картина просто ослепит его. Это как если бы слепой от рождения человек вдруг внезапно прозрел. Ошарашенный градом новых впечатлений и незнакомых ощущений, он оказался бы попросту неспособным вынести верное суждение об открывшейся ему картине и отделить один её элемент от другого. Адепт же, способности которого возросли вместе с знанием, не только понимает всё то, что видит пред собою, но, познав управляющие вселенной законы, применяет их в собственной жизни и тем самым действует с природой заодно.

Для того чтобы знать, необходимо учиться. Но для того, чтобы научиться чему-то, нам необходимо и пользоваться соответствующими средствами, которые лучше всего подходят к нашей нынешней природе. Оказавшись в наивысшем состоянии осознанного экстаза, чистый мыслями, но невежественный человек ничего не поймёт из того, что увидит. Хуже того, он может, пожалуй, даже сойти с ума. С другой стороны, самый отважный и просвещённый человек, чьё сознание, однако, омрачено эгоистичными побуждениями и всевозможными предрассудками, никогда не сможет пережить это состояние. Вот почему человек должен, во-первых, пользоваться как индуктивным, так и дедуктивным методами исследования, а во-вторых, быть в достаточной степени свободным от эгоизма. Если в древности от ученика-оккультиста требовалось блестящее знание математики и музыки, то лишь потому, что тот должен был загодя приучить свой ум к напряжённому логическому рассуждению, а душу свою познакомить с законами божественной гармонии вселенной. Мы, таким образом, ничуть не желаем ни принизить значение, ни приуменьшить масштаб современных научных свершений. Мы считаем, что они крайне полезны и необходимы для того, чтобы мы обрели такое состояние, при котором и может состояться наше посвящение в наивысшие истины, недоступные современной науке. При этом мы утверждаем, что индуктивный метод, которым пользуется современная наука, сам по себе способен лишь на то, чтобы привести нас не далее, как только к подступам к подлинному знанию.

Как говорил древний мудрец: “Если хочешь обрести знание, то первым делом осознай: сейчас ты ничего не знаешь”. Учёный, полагающий, будто он уже сегодня знает всё, за исключением отдельных деталей, соответственно и окажется в лучшем случае способным лишь на то, чтобы познать одни только эти отдельные детали. Адепт же знает: обычный человек, который с самого начала своего существования неуклонно движется всё вперёд и вперёд по направлению к своему главному конечному пункту, сегодня прибыл лишь на промежуточный полустанок. Он знает, что мы сегодня достигли лишь четвёртой ступеньки на “лестнице Иакова”, насчитывающей семь таких ступенек на пути к совершенству, а потому мы сегодня не в силах даже представить себе, какие способности человек обретёт в конце концов, — точно так же, как и зарытый в земле жёлудь не может знать, что в конце концов превратится в могучий тенистый дуб.

Современная наука сегодня оперирует лишь с двумя низшими человеческими принципами, тогда как остальные пять остаются ей совершенно неизвестны. Современная наука знает сегодня лишь о четырёх состояниях материи, тогда как адепты говорят нам о семи. Взор современной науки сегодня ограничен лишь узким участком мира физических явлений, и сфера её исследований заканчивается у той черты, за которой прекращается всякое восприятие с помощью физических органов чувств.

Оккультная же наука переносит исследователя из царства феноменов в область ноуменов. Она учит тому, что человек — вовсе не единственное разумное существо во вселенной; что существуют пространства, завёрнутые внутрь других пространств, планетные сферы, заключённые внутри других сфер, колёса внутри колёс. Она утверждает, что объём неведомого нам бесконечно превышает объём того, что нам сегодня уже известно. Она восходит в своих исследованиях к наивысшему первоисточнику мудрости, к вечному и неиссякаемому роднику всего сущего — к тому, что физическая наука целиком игнорирует, не видя в его изучения ни пользы, ни выгоды для себя.

Однако оккультист не просто верит в существование Наивысшей Причины, Абсолюта, он ещё и прекрасно знаком с её проявлениями во всех царствах природы. Оккультист утверждает: существовать может лишь то, что есть Бог и что есть в Боге, хотя напрямую мы и не можем видеть божественной сущности-эссенции, а можем лишь наблюдать её в виде её проявлений, ведь то, что мы способны наблюдать с помощью своих физических органов чувств, не есть собственно сами вещи, а только их атрибуты. Вот почему оккультист и утверждает: ни в какой своей форме материя не может иметь реального бытия, и весь мир форм есть не что иное, как непостоянный и вечно меняющийся результат космической идеации. Иными словами, формы — это лишь символы, в виде которых нашему сознанию представлены божественные идеи. Древние и современные философы выражают эту истину разными словами, но сходятся в одном: в фундаментальном смысле предметы и идеи — одно и то же. Ещё много веков назад индусскими мудрецами было сказано: всё сущее есть один лишь Брахман, и все вещи являются лишь продуктами деятельности божественного ума, который развёртывает их из самого себя и придаёт им соответствующую форму силой своей Воли и в соответствии с определёнными и неизменными законами, именуемыми законами природы.

А если вышесказанное верно, то из этого следует, что сила этой Воли всемогуща. И тот, кто действует с ней в унисон, становится причастен и к её силам, а использование этих сил зависит от знания законов природы. Но, как и вся природа, сам человек — не что иное, как выражение божественной идеи, и его сознание есть в конечном счёте продукт космической идеации, а значит, и сам человек обладает божественной природой. Познать вселенную и её законы возможно лишь путём совершенного познания природы человека — не того человека, каким он представлен сегодня в привычном его виде, а того человека, каким он будет представлен в окончательном своём состоянии. Однако обрести совершенное знание вне опыта невозможно, а обрести опыт совершенного человека может только тот, кто сам стал совершенным. Подобное состояние совершенства человек не в силах обрести за срок своей одной-единственной жизни на земле. Это такое состояние, которое в ходе эволюции станет обычным лишь для тех, кто выйдет победителем в борьбе между духом и материей.

A. B.

V. Запретный плод

Знание добра и зла

“И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги. . .”

Книга Бытия, 3:7

То знание, что лежит в основе всего разнообразия мировых религиозных систем, в корне своём является истинным — и нет ни малейших оснований в этом сомневаться. Что же до нынешних наших религиозных учителей, то это знание они обрели отнюдь не методом индукции или дедукции. Нет, все их познания опираются лишь на набор неких сведений, на существующую традицию и на людскую молву. Причём всё это круто замешено на их персональных воззрениях, которые зачастую оказываются весьма ошибочными. Тот набор сведений, которым они располагают, никак не связан с лично пережитым опытом, а потому и не может являться подлинным знанием. И дело здесь не только в том, что сведения эти во многих случаях исходят из неизвестных или туманных источников. Сами учения, какими бы истинными они изначально ни являлись, вскоре, как правило, переиначиваются и извращаются последующими популяризаторами.

Такому положению дел в значительной мере способствует и сама аллегорическая, символическая форма, в которой изначальные учения передаются из поколения в поколение, так что с течением времени от них остаётся одна только их сказочная шелуха с начисто утраченным истинным смыслом. Большинство этих “сказок” уже как будто изначально было придумано так, чтобы выглядеть нелепо и не укладываться в рамки здравого смысла. Они словно предупреждают: не принимайте нас в буквальном смысле! Тем не менее, нетерпимая и невежественная толпа, увы, с горячностью верит в их подлинность, о чём и писал недавно американский журнал “Искатель истины” (Truthseeker). . .

Однако сегодня мы переживаем эпоху, когда ночь средневековых предрассудков подходит к концу, и после долгого сна вновь пробуждается к действию Разум. Свободе мысли и свободе слова сегодня уже ничто, как в былые времена, не угрожает. Мы видим, что появляются такие люди, как Чарльз Брэдлоу и Роберт Ингерсолл — они как раз и озвучивают новое общественное мнение, в котором эти “сказки” начинают восприниматься как опасные суеверия. Западный мир сегодня словно встряхивается, точно пробуждаясь от ночного кошмара и обнаруживая, что всё это время его просто-напросто водили за нос хитрецы-священники.

Но если все эти богословские побасёнки суть не более чем глупейшие сказки, нелепость которых способна рассмешить даже ребёнка, то как могло получиться, что в течение стольких веков они безраздельно властвовали над умами людей? Может быть, из-за того, что под внешними масками на самом деле скрываются некие великие истины, которые мы не столько осмысляем умом, сколько ощущаем интуитивно? И не будет ли для нас лучше попробовать понять и верно истолковать их истинный смысл, чтобы в попытке разрушить суеверия мы ненароком не уничтожили вместе с ним и накопленную мудрость веков?

Истинное знание не может представлять опасности, поскольку оно уже по определению связано с мудростью. Что же касается знания, полученного в виде ограниченного набора сведений или путём одних только логических рассуждений, когда оно не содержит в себе никаких высоких соображений, во имя которых это знание должно применяться в практической жизни, то такое знание является запретным плодом, и обладать им опасно. С позволения читателя, мы хотели бы аллегорически пояснить свою мысль следующим образом: написал Библию Бог, а обнародовал дьявол. Иными словами, если древняя каббала действительно содержит в себе огромный объём знаний, из которых во многом сложилась и сама Библия, то предание её гласности, последующая профанация и перетолкование привели к серьёзному обрушению всего прежнего жизненного уклада людей и обернулись на долгие века подлинным проклятием для человечества.

Более или менее символическим языком была изложена не одна только каббала, но и многие другие религиозные произведения: так они скрывали от глаз непосвящённых профанов свой истинный смысл. Почти все они в той или иной форме преследуют одну и ту же цель: поведать о переходе Человека от состояния первозданной чистоты к состоянию падения, за которым должно последовать его дальнейшее возвышение и спасение.

В каббале этот рассказ о “грехопадении” представлен в виде аллегории о первом мужчине и первой женщине, которые пребывают ещё в раю — т.е. в состоянии чистоты. Затем, по наущению дьявола — символа низких страстей, — они вкушают плод с запретного дерева — аллегории знания. Рассказ этот, если воспринимать его в самом буквальном виде, выглядит до крайности нелепым. Но если мы проникнем в его подлинный смысл, то обнаружим, что содержит он великую оккультную истину.

Целый ряд оккультных символов поддаётся двойной трактовке. Одна трактовка, понимаемая в более широком смысле, касается человечества в целом. Другая же затрагивает человека как конкретную личность, раскрывая, возможно, пережитый ею жизненный опыт. В более широком смысле грехопадение человека может трактоваться как погружение духа в материю, как эволюция человечества, в ходе которой оно обретает одежды кожаные — то есть физическое тело, защищающее его от вредных воздействий окружающей среды.

В более узком смысле эта “сказка” касается каждого конкретного человека, а также опасностей, которые тот может навлечь на себя развитием собственной интеллектуальности за счёт утраты духовности, в ходе чего обретённое знание, увы, лишается той мудрости, которая могла бы предотвратить злоупотребление этим знанием. Процесс интеллектуального развития далеко не всегда сопровождается соответствующим же развитием нравственности, а, лишённое последней, это дающее силу знание может порождать и действительно порождает проклятие пострашнее иного суеверия и невежества. А о том, к каким безднам нравственного падения может привести лишённая духовности интеллектуальность, мы можем судить по ярким примерам той никому не нужной, звериной жестокости, с которой практикуется сегодня вивисекция животных. А ведь во многих случаях к ней прибегают из одного лишь пустого любопытства.

Ради экономии места и времени мы в подтверждение своих слов можем привести здесь лишь несколько строк, взятых из данных опроса, произведённого Королевской комиссией по расследованию практики вивисекции, но эти показания дают нам лишь самое слабое представление о том, что действительно творится в тысячах отдалённых уголков западного мира.

“2. Показания Дэвида Перьера, доктора медицины (практикующего вивисекцию), представленные Королевской комиссии:

Вопрос: Применяете ли вы обезболивающие препараты?

Ответ: Только для демонстрации студентам и тогда, когда нахожу это для себя целесообразным.

Вопрос: То есть вы хотите сказать, что страдания животных вас нисколько не смущают?

Ответ: Ничуть! Когда производишь эксперимент, некогда думать о чувствах и страданиях животного.

Вопрос: Считаете ли вы, что подобное безразличие к чувствам животных является общепринятой практикой на всей территории Европы?

Ответ: Да, считаю.

Вопрос: Составляет ли Англия исключение в этом отношении?

Ответ: Нет, не думаю — во всяком случае не среди физиологов.

4. Газета The Medical Times and Gazette мельком упоминает об опыте над живой собакой. Опыт этот состоял в том, что ей в желудок было насильно влито около четверти литра кипятка в целях демонстрации того, что “животные ткани при этом способны претерпевать разрушения, а у животного после явных признаков страдания происходит рвота кровью, вслед за чем наступает смерть”!

5. Г-н Джесс Б. Миллз дал следующие показания Королевской комиссии:

Вопрос: Вы закончили Эдинбургский колледж?

Ответ: Да.

Вопрос: Ставили ли упомянутые вами опыты задачу обнаружить какие-то новые для вас явления?

Ответ: Нет, почти каждому студенту всё это было и без того прекрасно известно. Опыт был произведён из чистого любопытства”.

Подобная жестокость, однако, проявляется не только по отношению к животным. Сознание поколений людей было отравлено всякой дрянью, которая прививалась отчасти из-за погони за наживой, а отчасти — чтобы отстоять ошибочную научную теорию. Что же касается последних усовершенствований в области огнестрельного оружия, то, возможно, они и помогли расширить границы современной цивилизации, но ничуть не поспособствовали росту духовности, а тот дух человечности, что был проявлен в ходе современных войн такими людьми, как Флоренс Найтингейл, обязан вовсе не одной лишь тонкости их интеллекта. Изобретение гремучей ртути, пороха и нитроглицерина породило немало страданий среди значительной части человечества. И вред заключается здесь не в самих этих веществах и высвобожденных силах. Виной тому являются либо людское непонимание, либо сознательное злоупотребление — они-то и порождают зло. Если бы человечеству хватило ума для того, чтобы понять смысл управляющих им законов, будь люди достаточно мудры, чтобы применять все эти средства лишь в благих целях, никакого зла не последовало бы.

А теперь давайте сделаем ещё один шаг вперёд и представим себе, что правом применять взрывчатые вещества, яды и лекарственные препараты во вред остальным завладели наделённые высоким интеллектом, но при этом порочные и эгоистичные, люди. Более того, давайте представим себе, насколько катастрофичными могут оказаться последствия, если эти интеллектуалы будут обладать ещё и способностью направлять свои собственные незримые ядовитые силы на далёкие расстояния, будут уметь по собственному желанию покидать своё физическое узилище-тело, и, действуя вне его в своём астральном облике, окажутся способны убивать или наносить вред другим. И, нужно сказать, подобным запретным знанием обладали и даже сегодня ещё порой обладают люди с явными преступными наклонностями, — это просто факт, повсеместно известный на Востоке. Понимание не только возможности, но и реальности подобного знания как раз и лежало в основе всех гонений на ведьм в Средние века. В целом ряде случаев было твёрдо доказано, что поводом для судебных процессов над ведьмами послужили не просто галлюцинации и пустые сплетни. Мы также лично знакомы с одной женщиной, которая одним лишь усилием воли способна мгновенно умертвить какую-нибудь пичугу и вызвать судороги у собаки или болезнь у человека.

Однако губительными последствия таких действий могут оказаться не только для жертвы, но и для самого же обладателя запретного знания. Первым же желанием у обычного человека, вдруг обретшего такого рода знание, было бы сотворить какое-нибудь “чудо”. Но дело в том, что “чудо” это вполне способно пошатнуть разум не только у посторонних людей, но и у него самого. Подобным же образом на сознание людей иногда воздействуют даже современные научные открытия. Исходя из вышесказанного, нетрудно догадаться, почему Адепты — как бы горячо их об этом ни просили — никогда не производят оккультных феноменов на потеху толпы или для того лишь, чтобы убедить в своих необычайных способностях упрямых скептиков. Нередко мы слышим сожаления о том, что феномены эти производятся в таких условиях, когда у человека всегда остаётся место для сомнений в правдивости этих феноменов, но именно эти подозрения в мошенничестве и спасают наблюдателей от сумасшедшего дома.

А теперь давайте посмотрим, что говорит по поводу запретного плода барон Дюпоте:

“Что это такое, “дерево знания” и “запретный плод”? Может быть, это как раз и есть та таинственная сила, которая является предметом нашего исследования? Если мы обратимся к священным книгам, то обнаружим, что в них содержатся глубокие познания о природе добра и зла. На первого человека и всё его потомство суровая кара обрушилась из-за того, что он преступил некие границы, за которые его заманил фатальный свет. Во всём этом лежит глубокая тайна. Человек всегда стремится обрести такое знание, которое сделало бы его равным Богу”.

Как мы уже убедились, человек живёт под постоянным давлением каких-то незримых внушений со стороны, а астральный план кишит такими сущностями и силами, которые непрестанно воздействуют на него, заставляя творить либо добро, либо зло в зависимости от его собственных наклонностей, нравственных предпочтений и интересов. На нынешнем этапе эволюции у человека имеются управляющий его поведением разум и физическое тело, удивительным образом приспособленное к тому, чтобы корректировать воздействия астрального плана и оберегать его от “чудовищ из бездны”.

Физическое тело человека сформировано из целого ряда элементов — точно таких же, из которых состоит и весь окружающий его материальный мир. Астральная же его форма полностью соответствует тем принципам, что образуют астральный план, и способна притягивать их к себе оттуда. Если тело физически здорово, то оно способно действовать, как броня. Более того, разумно пользуясь собственной волей, человек обладает способностью делать себя “положительным” — т.е. доводить окружающую его одическую ауру до такой степени концентрации, что броня его становится совершенно непроницаемой. Если же по причине плохого здоровья, беспечного растранжиривания своих жизненных сил или вследствие практики медиумизма человек делает себя “отрицательным” — иначе говоря, если он рассеивает в пространстве принадлежащие его собственной сфере одические эманации, — то тогда “броня” его слабнет и оказывается уже неспособной надёжно защищать его. В этом случае человек становится беспомощной жертвой элементариев и сил стихий. Его ум и психика в конце концов утратят равновесие, и рано или поздно, подобно символическим Адаму и Еве, узнает он, что наг и что превратился в игрушку для таких сил, сопротивляться которым он не в состоянии. Он или просто потеряет рассудок, или превратится в законченного преступника, и тогда его ждут либо сумасшедший дом, либо самоубийство. В первом случае он разделит печальную судьбу знаменитого медиума Чарльза Форстера, а во втором — П.Б. Рэндолфа, как и многих-многих других, которые либо до них, либо после прошли тот же самый путь.

Таков неизбежный удел всех, кто в собственном невежестве мечтает об обретении знания, лишённого морали, об интеллектуальных свершениях, лишённых духовности, и кто бездумно заигрывает с силами, природу которых не понимает. Наделить человека невежественного и слабовольного огромными разрушительными силами было бы равносильно тому, чтобы дать ребёнку поиграть банку с порохом, а в придачу к ней вручить ему ещё и коробку спичек. Всякому, кто вступает в храм знания, не пройдя перед тем должной подготовки, придётся дорого заплатить за собственное безрассудство. Современная наша наука своей рукой уже тянется к этому запретному плоду, но если сорвёт она его без надлежащего позволения, то приведёт всю нашу расу к неминуемой погибели.

Итак, мы вернулись к тому, с чего и начали, когда говорили о том, что процессы интеллектуального развития и духовного просветления должны идти рука об руку и что аномальный рост какого-то одного из этих двух направлений вредит подлинному развитию человека. Стать настоящим Адептом значит путём углубления своих знаний и вдохновляясь наивысшими идеалами, неустанно развивать всё лучшее и доброе, что в нас заложено. А значит, и все “практические указания”, которые ему необходимо знать, можно свести к тем нескольким словам, которые были сказаны автору этих строк, когда он ещё только вступал на путь изучения оккультизма. Один из высоких Адептов сказал ему тогда: “Живи сообразно твоему наивысшему идеалу подлинного Человека”.

У ума есть две гигантские силы: Воля и Воображение. В мире дикой природы и у существ, недалеко ушедших от неё, воля целиком подчинена воображению. У более высокоразвитых существ, однако, воображением управляет воля. Умение управляться с волей и воображением таким образом, чтобы производить полезные и гармоничные следствия, называется Мудростью. Но мудрость не может передаваться словами, она обретается путём внутреннего переживания, а такие переживания зачастую включают в себя немалые личные страдания. Тем не менее, страдания эти можно облегчить, если должным образом следовать соответствующим указаниям.

Человек — дитя обстоятельств. Мы не можем сказать, что он обладает свободой воли, коль скоро он остаётся в плену у воображения. А воображение его, в свою очередь, зависит от его внутренних наклонностей и знаний. Вот почему человека нельзя считать существом, целиком несущим ответственность за свои действия, если он не обладает всем необходимым для этого объёмом знаний. Однако с ростом знаний растёт и его ответственность. Когда в ходе эволюции человек неизбежно раздвинет границы своих знаний, ему станет гораздо легче решать и вопрос выбора между добром и злом. И если воображение его сохранит свою незапятнанную чистоту, вот тогда-то он и обретёт подлинное могущество, а “запретный плод” окажется божественным даром. Человеку больше не понадобится для защиты физическое тело, поскольку он сможет защитить себя собственной силой. И дьявол в образе змея, символа астрального света (области страстей) вместе со всеми его обитателями, окажется поражён в голову пято́й жены, означающей Божественную Мудрость (женский принцип, духовную душу), смерть будет побеждена, и вся наша планетарная цепь станет царствием доброй воли, после чего настанет период покоя в нирване, а затем “при общем ликовании утренних звёзд” настанет новый день творения.

A. B.

VI. Воображение

“Вселенная — это продукт божественной мысли”.

Первой же силой, с которой человек столкнётся, вступив в область практического оккультизма, будет сила воображения. Человек всегда осознаёт, что не только обладает определёнными идеями, но что он ещё и способен облекать эти идеи в ту или иную форму. Он обладает определённым внутренним миром, который принадлежит только ему одному — там-то эти идеи и существуют. В этом мире ума он — единственный и самовластный царь-государь, под его властью находится любая тварь этого мира, и ему принадлежит всё, что только в нём есть. Он безраздельно правит этим миром силой своей воли, и если туда самочинно вторгаются какие-то непрошенные идеи, то только в его власти либо покончить с ними на корню, либо позволить им и дальше в этом мире существовать и развиваться. Мир этот чем-то похож на мир внешний — то на него спускается ночная мгла, то он купается в лучах яркого дня. И само его пространство, и всё, что внутри него заключено, так же реальны для его обитателей, как реален и объективен наш физический мир для наших органов чувств. Пространство его может быть и узким, и широким: у кого-то оно пребывает в жёстких пределах, а у других оно не знает пределов вообще. В нём есть и свои изумительные по красоте пейзажи, и глухие, жуткие закоулки, куда лучше не ступать ногой никогда. В нём сейчас может светить яркое солнце, а через минуту налетит вдруг неистовая гроза. В нём есть и своя красота, и своё уродство.

Одному лишь наделённому интеллектом человеку и дано такое особое право: погружаться в этот мир по собственному желанию. Физические враги последовать туда за ним не в силах. Этот мир не знает физических страданий, и любые тяготы материальной жизни останутся снаружи. Внутрь же вслед за ним могут последовать лишь невежество и предрассудки.

Возьмите какого-нибудь малокультурного, грубого человека: стоит ему только закрыть глаза и заткнуть себе уши, как в нём словно бы и прекращается всякая человеческая жизнь. Во внутреннем его мире нет ничего, что могло бы привлечь к себе его внимание.

Поэт же, художник, погрузившись своим внутренним “я” в затаённые уголки собственного ума, обнаруживает, что его взору открываются ослепительные красоты. Охваченный восторгом, вслушиваясь в их мелодические гармонии, он забывает о существовании объективного мира.

Что же до подлинного Адепта, то он способен сознательно порождать из себя эти образы, руководствуясь лишь собственной тренированной Волей. Он способен сам создавать для себя такую окружающую среду, какая ему больше всего по душе, причём, пользуясь той же силой, он способен эту окружающую среду делать видимой не только для самого себя, но и для всех других.

Воображение лежит в основе любой магической операции, а магия всегда неотрывно связана с искусством. Как первая, так и второе одинаково облекают детища своего воображения в объективную форму. Отличаются они друг от друга лишь тем, как они это делают. Возьмите, например, скульптора. Возникший у него в уме прекрасный образ он сначала переносит своим сознанием на мрамор, а затем, пользуясь уже механической силой, освобождает эту форму от всех неправильностей, в результате чего у него может получиться образ какой-нибудь Венеры или Аполлона. Живописец же переносит творения собственного воображения на холст и, пользуясь красками, делает их видимыми для всех. А маг умеет придавать форму тому или иному образу сначала в собственном уме, а затем проецировать его непосредственно в сознание других людей. А может действовать и по-другому: спроецировав этот образ в пространство, он, пользуясь силой притяжения собственной Воли, может облечь его в материю, придав ему полную зримость и осязаемость.

Эта способность Адепта проецировать [из себя] образы отнюдь не так невероятна и труднообъяснима, как об этом принято полагать, и именно она лежит в основе таких феноменов, как чтение и передача мыслей на расстояние, а иногда и ясновидение. Если мы со всей ясностью осознаем тот факт, что наивысшая интеллектуальная деятельность порождается неким универсальным принципом, а точнее говоря, является функцией Вездесущего Духа, то нам будет вовсе не так уж трудно осмыслить и то, каким образом вибрации, создаваемые таким центром сил, который называется мозгом, способны с помощью Воли передаваться и фокусироваться в любой другой “части” этого же принципа. Образы, передаваемые таким образом умом одного человека другому, могут внедряться в сознание последнего, когда тот находится как в бодрствующем состоянии, так и в состоянии сна. Однако способность к передаче образов всегда предполагает и наличие способности к их приёму, а значит, не только образы передающего должны быть достаточно сильными, чтобы внедриться в сознание получающего, но и последний должен обладать достаточно тонкой сенсорной организацией, чтобы, находясь в “рецептивном модусе”, правильно воспринять эти образы. Ведь, например, глухой человек не сможет воспринять ни единого звука, как и в мозг трупа уже не удастся внедрить ни одного образа.

Для достижения необходимой сверхобычной степени рецептивности используется набор самых разнообразных средств. Все они призваны либо ослабить, либо на какое-то время приостановить бурю бушующих в физическом организме жизненных сил. Эта задача решается путём подавления их витальности. Однако все эти практики могут оказаться столь же опасны, сколь и эффективны для человека. Безопасность и надёжность в достижении поставленной цели могут быть обеспечены лишь одним: сохранением всегда и при любых обстоятельствах невозмутимого спокойствия ума.

Поверхность подёрнутого рябью озера способна лишь искажать отражённые на ней образы. И если наш внутренний мир оказывается во власти бушующих и мятущихся стихий, если он оказывается затуманен предрассудками и омрачён невежеством, если он обманут желаниями и потревожен страстью, то и подлинные образы наблюдаемых в нём вещей окажутся в той же степени искажёнными.

Состояние нашего воображения — это важнейший фактор в деле наблюдения и верной оценки вещей, а предметы, которые мы видим, или идеи, которые являются нашему уму, могут вызывать у нас то положительную, то отрицательную реакцию — это зависит от наших внутренних склонностей и от нашего мировосприятия. Дикарь, например, в скульптуре Венеры увидит лишь диковинный кусок камня, а прекрасное живописное произведение окажется в его глазах лишь куском запачканного красками полотна. Истинному поэту лес представляется царством фей, а в громадах нависающих над пропастями скал или в бегущих по небу скитальцах-облаках ему чудятся диковинные, загадочные образы, тогда как малодушному трусу в каждом углу видятся одни лишь затаившиеся враги и призраки. Жадный скупец, вглядываясь в красоты природы, думает лишь о том, сколько всё это стоит в пересчёте на деньги. Подлинное искусство обнаруживает красоту повсюду, и тот, кому не чужда поэзия, воспринимает всё в природе как некий символ, и всё в ней рождает в нём поэзию и предлагает ему новые идеи.

Те образы, которые формируются в уме человека посредством его воли или вследствие полученных впечатлений, могут активно воздействовать и на его физическое тело. Они способны изменять и искажать черты его лица: либо временно, либо — при регулярном повторении — навсегда. Сила воздействия этих образов такова, что волосы человека могут поседеть буквально за один час. Эти воздействия способны оставить на теле ещё не родившегося ребёнка неизгладимые отметины, они могут изуродовать весь его скелет и даже убить его. Они способны сделать так, что раны, нанесённые одному человеку, окажутся видимыми на теле совершенно другого человека. Они способны вызывать болезни и исцелять от них, они могут наводить на человека галлюцинации, видения и производить “стигматы”.

Во всех царствах природы мы наблюдаем, как воображение творит свои “чудеса”, осознанно или бессознательно. В животном мире нередки случаи так называемой “защитной окраски”, когда животное принимает окраску той окружающей среды, в которой обитает. Считается, что полосы на шкуре тигра похожи на длинные стебли произрастающих в джунглях растений, а пятна у леопарда напоминают яркие блики света, падающего сквозь листву. Причиной тому выступает могучее влияние окраски местности на воображение животных во время их спаривания. Однако стоит лишь изменить в это время окраску окружающей среды, как животные произвольно изменят и собственную окраску.

Под влиянием человеческого воображения силы природы способны определённым образом воздействовать на астральный план, создавая в нём особые тенденции и формы, которые в ходе своего дальнейшего развития находят выражение в материальных формах. Таким образом, — как об этом многократно говорится и в оккультных трудах — различные пороки человека порождают и чудовищные животные формы, а также служат причиной существования вредоносных растений и ядовитых пресмыкающихся. Однако по мере очищения человеческого воображения будут со временем исчезать и последние остатки отвратительных животных форм, и вся Земля превратится в воплощение красоты и утончённости. Так при каждом новом “дне творения” каждая планета всегда обретает более совершенные формы по сравнению с теми, какими обладала в тот свой последний “вечер”, когда волна жизни в своём циклическом “круговороте” перешла на следующую планету, чтобы исполнить на ней своё назначение — и происходит всё это в результате невообразимой по своей глубине и возвышенности идеации Мирового Ума. И когда по прошествии несказанного множества веков заданный “в начале” импульс в очередной раз пройдёт через все свои семь кругов и на этом завершится великий “год творения” и когда затем вся наша Солнечная система вновь очнётся от очередного “сна”, а пробуждающийся Брахма снова начнёт порождать формы, то его более возвышенное и совершенное воображение создаст и новый мир ещё более возвышенным и совершенным.

Когда мы пребываем в обычном, нормальном, состоянии, нашим воображением управляет наша же собственная воля. Однако в сверхобычных, аномальных, состояниях место нашей воли может занимать чужая. Спящий человек неспособен контролировать поступки самого же себя, действующего в сновидении, хотя ему может казаться, что он полностью управляет собственной волей. Всё, что он наблюдает в своём сновидении, представляется ему совершенной реальностью, и он ничуть не сомневается в полной субстанциальности этой реальности. Внешние же, физические, предметы перестают для него существовать вообще — до его сознания не доходит даже сама возможность их существования.

Так, он может увидеть перед собой глубокий ров, и ему может сниться, будто он напрягает всю свою волю, желая перепрыгнуть через него. По сути же дела, собственной волей он не пользуется — он лишь подчиняется тем импульсам, которые у него сформировались прежде, когда он находился в бодрствующем состоянии. Введённый в состояние “транса” человек может оказаться в такой зависимости от воздействия “магнетизёра”, что целиком утрачивает собственную волю, и теперь его уже начинает вести за собой одно лишь воображение этого оператора. Каналы его внешних органов чувств плотно закрываются, и всё пространство его жизни ограничивается лишь пространством идей, в котором нет места никаким материальным объектам и куда никакие подобные объекты попасть не могут. Но, тем не менее, всё, что он наблюдает, является для него совершенно реальным, и если оператор создаст в его воображении образ пропасти — а для этого ему достаточно мелом провести обычную черту на полу, — то “субъект”, подойдя к ней, испытает такой же ужас, какой испытал бы, находясь в своём обычном состоянии, если бы увидел прямо у своих ног бездонную пропасть. И если оператор окажется настолько жесток, что прикажет пребывающему в состоянии транса человеку прыгнуть в эту бездну, то последствия этого могут оказаться самыми драматичными. Стакан обычной воды, превращённой волей “месмеризатора” в воображаемое вино, может вызвать у человека состояние опьянения, хотя, оставайся этот человек в своём нормальном состоянии, этого никогда бы не произошло. А если обычную воду “превратить” в воображаемый яд, то эта простая вода способна причинить вред здоровью сенситива и даже убить его. Сильный “месмеризатор” способен производить в своём уме различные картины, самые прекрасные, и самые ужасающие, а перенося их при помощи собственной воли в ментальную сферу сенситива, пусть даже и находящегося в обычном своём состоянии, он может вызывать у него как чувство наслаждения, так и муки страдания. Характер этих плодов воображения, созданных как осознанно, так и бессознательно, как раз и объясняет то, почему одни люди нас привлекают, а другие отталкивают, откуда возникают эти симпатии и антипатии как среди людей, так и в царстве животных.

В зависимости от определённых условий эти детища воображения, как и их материальные символы на физическом плане, могут иметь более или менее долговременный эффект. Высокодуховные идеи производят более прочное впечатление, чем те, что исходят из нижнего плана бытия. Известно, что когда мы покидаем свои родные места, где прожили долгое время, мы, как правило, безо всякого труда вспоминаем только приятные для нас события, тогда как неприятные стираются из нашей памяти, если только они не наложили глубокого отпечатка на наше сознание. Всё то, что вызвало у нас когда-то внезапный страх или как-то иначе сильно подействовало на наше воображение, сохраняется у нас в памяти не только на всю оставшуюся жизнь, но не исчезает и после смерти. Любую идею, внедрённую в наше сознание в ходе ли обучения или научных исследований, бывает уже не так-то легко искоренить или разрушить. Если человек при жизни верил в адский огонь и вечные муки, то погрузившись после смерти в состояние субъективности, все те жуткие картины ада, которые ему рисовало воображение при жизни, могут вдруг предстать перед его внутренним взором. Его тело действительно мертво, ибо физическое тело всегда умирает. Однако душа, испуганная рассказами о них, может действительно вновь устремиться в покинутое тело и тогда всеми силами будет цепляться за него, отчаянно ища спасения. Она чувствует, что, живая, находится в могиле, где может вторично пережить ещё более ужасные муки смерти, а может, посылая свою астральную форму в мир живых ради поиска пищи для себя, превратиться в вампира и на некоторое время продлить своё ужасное существование. Подобные случаи особенно многочисленны именно в христианских странах, и наилучшим средством против них является подлинное народное просвещение, а также кремация тела вскоре после смерти.

С другой стороны, даже осуждённый на смерть убийца будет твёрдо убеждён в том, что с места казни он одним прыжком окажется прямо в ангельских объятиях, если ещё до того, как вступит на эшафот, он будет соответствующим образом “подготовлен” священниками, которые уверят его в спасении и посеют ложную веру в то, что грехи его будут полностью прощены. И, действительно, погрузившись в субъективное состояние он может и в самом деле увидеть перед собой плоды собственного воображения, что тем самым и спасёт его от судьбы вампира. Но вот спасут ли его действительно священники и принесёт ли это “спасение” настоящее благо ему самому или только задержат ход его развития, отложив на время действие кармы, это вопрос, который мы не станем пока здесь затрагивать.

Всё, что до сих пор говорилось о развитии воли, можно применить и по отношению к развитию воображения, поскольку укрепить и воспитать воображение можно только при помощи воли. Бездействие воли делает пассивным и воображение, и тогда ум начинает без всякого разбора черпать отражения образов, хранящихся в астральном свете. Именно поэтому всяческие гадалки и предсказатели судьбы, прибегают к помощи самых различных вспомогательных средств: всевозможные кристаллы, игральные карты, кофейная гуща и пр. позволяют им сосредоточить на них своё внимание и тем самым освободить воображение из-под контроля воли — так они и вызывают у себя сон наяву.

Жизнь не случайно называют сном. Но от всех прочих снов она отличается лишь тем, что, пока мы занимаем собою физическое тело, нам с помощью воли удаётся управлять своими мыслями и поступками. Когда же во время сна или после смерти мы оказываемся в состоянии субъективности, подобный контроль отсутствует. Вот почему крайне важно, чтобы воля наша управлялась только наивысшими побуждениями нравственного порядка и всё своё время мы посвящали воспитанию чистого и возвышенного воображения.

A. B.

Сноски

---