Блаватская Е.П. - Почему я не возвращаюсь в Индию: различия между версиями

Исправлены опечатки.
мНет описания правки
(Исправлены опечатки.)
Строка 11: Строка 11:
В апреле 1890 г. исполнилось пять лет с тех пор, как я покинула Индию. В разные моменты на протяжении этих лет многие мои индусские братья были очень добры ко мне, особенно в этом году, когда я, почти смертельно больная, получила от нескольких индийских отделений письма сочувствия и заверения в том, что они не забыли ту, кому Индия и индусы бо́льшую часть жизни были более дороги, чем её собственная страна.  
В апреле 1890 г. исполнилось пять лет с тех пор, как я покинула Индию. В разные моменты на протяжении этих лет многие мои индусские братья были очень добры ко мне, особенно в этом году, когда я, почти смертельно больная, получила от нескольких индийских отделений письма сочувствия и заверения в том, что они не забыли ту, кому Индия и индусы бо́льшую часть жизни были более дороги, чем её собственная страна.  


Потому я считаю своим долгом объяснить, почему я не возвращаюсь в Индию, а также моё отношение к новой странице в истории Теософического Общества, открывшейся, кодга я была формально поставлена во главу теософического движения в Европе. Ибо я не возвращаюсь в Индию не только по причине плохого здоровья. Те, кто спасли меня от смерти в Адьяре, и ещё дважды с тех пор, легко могли бы поддерживать во мне жизнь, как они делают это здесь. Есть куда более серьёзная причина. Здесь для меня была прочерчена линия поведения, и среди англичан и американцев я нашла то, что тщетно искала в Индии.  
Потому я считаю своим долгом объяснить, почему я не возвращаюсь в Индию, а также моё отношение к новой странице в истории Теософического Общества, открывшейся, когда я была формально поставлена во главу теософического движения в Европе. Ибо я не возвращаюсь в Индию не только по причине плохого здоровья. Те, кто спасли меня от смерти в Адьяре, и ещё дважды с тех пор, легко могли бы поддерживать во мне жизнь, как они делают это здесь. Есть куда более серьёзная причина. Здесь для меня была прочерчена линия поведения, и среди англичан и американцев я нашла то, что тщетно искала в Индии.  


На протяжении трёх последних лет в Европе и Америке я встретила сотни людей, имевших смелость высказать под присягой свою убеждённость в реальности существования Учителей, и работающих для теософии по ими заданному направлению и под их руководством, даваемым через мою скромную персону.  
На протяжении трёх последних лет в Европе и Америке я встретила сотни людей, имевших смелость высказать под присягой свою убеждённость в реальности существования Учителей, и работающих для теософии по ими заданному направлению и под их руководством, даваемым через мою скромную персону.  
Строка 39: Строка 39:
Но верность и смелость адьярских руководителей, а также немногих европейцев, веривших в Учителей, не оказалась соответствующей масштабу наступившего испытания. Несмотря на мои протесты, меня поторопили покинуть штаб-квартиру. Как я ни была больна (фактически, я была почти умирающей, как сказали врачи), всё же я протестовала, и сражалась бы за теософию в Индии до последнего дыхания, если бы нашла верную опору и поддержку. Но одни боялись вовлечения в юридические сложности, другие — правительства, тогда как мои лучшие друзья поверили угрозам врачей, что я умру, если останусь в Индии. Так что меня послали в Европу восстанавливать силы, с обещанием скорого возвращения в мою возлюбленную Арьяварту.  
Но верность и смелость адьярских руководителей, а также немногих европейцев, веривших в Учителей, не оказалась соответствующей масштабу наступившего испытания. Несмотря на мои протесты, меня поторопили покинуть штаб-квартиру. Как я ни была больна (фактически, я была почти умирающей, как сказали врачи), всё же я протестовала, и сражалась бы за теософию в Индии до последнего дыхания, если бы нашла верную опору и поддержку. Но одни боялись вовлечения в юридические сложности, другие — правительства, тогда как мои лучшие друзья поверили угрозам врачей, что я умру, если останусь в Индии. Так что меня послали в Европу восстанавливать силы, с обещанием скорого возвращения в мою возлюбленную Арьяварту.  


Ладно, я уехала, и сразу же начались интриги и слухи. Даже будучи уже в Неаполе, я узнала, что говорят, что я замышляю создать в Европе «конкурирующее общество» и подорвать Адьяр. (!!) Над этим я посмеялась. Затем пошли слухи, что я ''покинута'' Учителями, будучи неверна им, сделала то или другое. Ни в чём из этого не было ни малейшей истины или фактов, на которых это могло основываться. Потом меня обвинили в том, что я в лучшем случае галлюцинирующий ''медиум'', принявший «призраки» за живых Учителей, тогда как другие звявили, что настоящая Е.П. Блаватская мертва — что она умерла из-за неосмотрительного использования ''кундалини'', после чего её форма была захвачена учеником-дугпой, каковым и является нынешняя Е.П.Б. Некоторые считали меня ведьмой, колдуньей, которая ради собственных целей играла роль филантропа, любящего Индию, а в действительности была настроена уничтожить всех, кто имел несчастье быть мною ''психологизированным''. Фактически, эти способности психологии которые приписывают мне враги всякий раз, когда факт или «феномен» невозможно отбросить под предлогом какого-нибудь объяснения, столь велики, что они одни сделали бы из меня самого примечательного адепта — независимо от каких-либо Учителей или махатм. Если говорить коротко, то ещё до 1886 г., когда был опубликован отчёт ОПИ и этот мыльный пузырь разорвался над нашими головами, шла долгая череда ложных обвинений — каждая почта приносила что-нибудь новое. Я не буду никого упоминать, да и не важно, кто что сказал, а кто повторил. Ясно одно: за исключением поковника Олкотта каждый, похоже, изгнал Учителей из своих мыслей, а их дух — из Адьяра. С этими святыми именами связывали всякую неадекватность, какую только можно представить, а меня считали ответственной за всякое неприятное событие, которое только происходило, за всякую сделанную ошибку. В письме, полученном мною от Дамодара в 1886 г., он уведомлял меня, что с каждым днём в Адьяре влияние Учителей становилось всё слабее, что их ежедневно представляют менее чем «второразрядными йогами»; некоторые их полностью отрицают, тогда как верящие в них и остающиеся им верными боятся даже произносить их имена. Наконец, он настоятельно убеждал меня вернуться, говоря, что Учителя конечно же позаботятся о том, чтобы моё здоровье от этого не пострадало. В связи с этим я написала Олкотту, умоляя его позволить мне вернуться, и обещяя, что если нужно, я буду жить в Пондичерри, если моё присутствие в Адьяре будет нежелательно. На это я получила смехотворный ответ — что как только я вернусь, меня тут же отправят на Андаманские острова как российскую шпионку, что конечно оказалось совершенно неверным, как полковник Олкотт выяснил потом. Готовность, с которой ухватились за такой никчёмный предлог, только бы держать меня подальше от Адьяра, в ясном свете показывает неблагодарность тех, кому я отдавала свою жизнь и здоровье. Более того, по убеждению, как я понимаю, Исполнительного Совета, под совершенно абсурдным предлогом, что в случае моей смерти мои наследники могут заявить права на долю в адьярской собственности, президент послал мне на подписание юридический документ, в котором я формально отказываюсь от каких-либо прав на штаб-квартиру и согласно которому я даже не смогу жить там без разрешения Совета. И это притом, что я потратила на неё несколько тысяч рупий моих личных денег, а свою долю в прибылях от журнала «Теософист» выделила на покупку дома и его обстановки. Тем не менее, я подписала этот отказ без единого слова протеста. Я видела, что нежеланна там и осталась в Европе несмотря на моё горячее желание вернуться в Индию. Как могла я поступить иначе, когда чувствовала, что за все мои труды платят неблагодарностью, а на мои пожелания безотлагательно вернуться я получаю неубедительные отговорки и ответы, внушённые теми, кто враждебно настроен ко мне?  
Ладно, я уехала, и сразу же начались интриги и слухи. Даже будучи уже в Неаполе, я узнала, что говорят, что я замышляю создать в Европе «конкурирующее общество» и подорвать Адьяр. (!!) Над этим я посмеялась. Затем пошли слухи, что я ''покинута'' Учителями, будучи неверна им, сделала то или другое. Ни в чём из этого не было ни малейшей истины или фактов, на которых это могло основываться. Потом меня обвинили в том, что я в лучшем случае галлюцинирующий ''медиум'', принявший «призраки» за живых Учителей, тогда как другие заявили, что настоящая Е.П. Блаватская мертва — что она умерла из-за неосмотрительного использования ''кундалини'', после чего её форма была захвачена учеником-дугпой, каковым и является нынешняя Е.П.Б. Некоторые считали меня ведьмой, колдуньей, которая ради собственных целей играла роль филантропа, любящего Индию, а в действительности была настроена уничтожить всех, кто имел несчастье быть мною ''психологизированным''. Фактически, эти способности психологии которые приписывают мне враги всякий раз, когда факт или «феномен» невозможно отбросить под предлогом какого-нибудь объяснения, столь велики, что они одни сделали бы из меня самого примечательного адепта — независимо от каких-либо Учителей или махатм. Если говорить коротко, то ещё до 1886 г., когда был опубликован отчёт ОПИ и этот мыльный пузырь разорвался над нашими головами, шла долгая череда ложных обвинений — каждая почта приносила что-нибудь новое. Я не буду никого упоминать, да и не важно, кто что сказал, а кто повторил. Ясно одно: за исключением полковника Олкотта каждый, похоже, изгнал Учителей из своих мыслей, а их дух — из Адьяра. С этими святыми именами связывали всякую неадекватность, какую только можно представить, а меня считали ответственной за всякое неприятное событие, которое только происходило, за всякую сделанную ошибку. В письме, полученном мною от Дамодара в 1886 г., он уведомлял меня, что с каждым днём в Адьяре влияние Учителей становилось всё слабее, что их ежедневно представляют менее чем «второразрядными йогами»; некоторые их полностью отрицают, тогда как верящие в них и остающиеся им верными боятся даже произносить их имена. Наконец, он настоятельно убеждал меня вернуться, говоря, что Учителя конечно же позаботятся о том, чтобы моё здоровье от этого не пострадало. В связи с этим я написала Олкотту, умоляя его позволить мне вернуться, и обещая, что если нужно, я буду жить в Пондичерри, если моё присутствие в Адьяре будет нежелательно. На это я получила смехотворный ответ — что как только я вернусь, меня тут же отправят на Андаманские острова как российскую шпионку, что конечно оказалось совершенно неверным, как полковник Олкотт выяснил потом. Готовность, с которой ухватились за такой никчёмный предлог, только бы держать меня подальше от Адьяра, в ясном свете показывает неблагодарность тех, кому я отдавала свою жизнь и здоровье. Более того, по убеждению, как я понимаю, Исполнительного Совета, под совершенно абсурдным предлогом, что в случае моей смерти мои наследники могут заявить права на долю в адьярской собственности, президент послал мне на подписание юридический документ, в котором я формально отказываюсь от каких-либо прав на штаб-квартиру и согласно которому я даже не смогу жить там без разрешения Совета. И это притом, что я потратила на неё несколько тысяч рупий моих личных денег, а свою долю в прибылях от журнала «Теософист» выделила на покупку дома и его обстановки. Тем не менее, я подписала этот отказ без единого слова протеста. Я видела, что нежеланна там и осталась в Европе несмотря на моё горячее желание вернуться в Индию. Как могла я поступить иначе, когда чувствовала, что за все мои труды платят неблагодарностью, а на мои пожелания безотлагательно вернуться я получаю неубедительные отговорки и ответы, внушённые теми, кто враждебно настроен ко мне?  


Результаты этого более чем очевидны. Вы слишком хорошо знаете положение дел в Индии, чтобы мне пришлось дальше вдаваться в подробности. Одним словом, со времени моего отъезда не только стала постепенно спадать активность движения, но и те, к которым я питала глубочайшую привязанность, относясь, как мать к своим сыновьям, обратились против меня. Тогда как на Западе, как только я приняла приглашение приехать в Лондон, я обнаружила, что люди — несмотря на отчёт ОПИ и самые дикие подозрения и предположения со всех сторон — верят в истину великого Дела, за которое я боролась, и в мои собственные искренние намерения.  
Результаты этого более чем очевидны. Вы слишком хорошо знаете положение дел в Индии, чтобы мне пришлось дальше вдаваться в подробности. Одним словом, со времени моего отъезда не только стала постепенно спадать активность движения, но и те, к которым я питала глубочайшую привязанность, относясь, как мать к своим сыновьям, обратились против меня. Тогда как на Западе, как только я приняла приглашение приехать в Лондон, я обнаружила, что люди — несмотря на отчёт ОПИ и самые дикие подозрения и предположения со всех сторон — верят в истину великого Дела, за которое я боролась, и в мои собственные искренние намерения.  
Строка 45: Строка 45:
Действуя по указаниям Учителя, я начала на Западе новое движение, действующее по первоначальному направлению; я основала «Люцифер» и ложу, носящую моё имя. Признавая великолепную работу, проделанную в Адьяре полковником Олкоттом и другими по выполнению второй из трёх целей Т.О., то есть способствование изучению восточной литературы, я решила осуществлять здесь две другие. Все знают, с каким успехом это было исполнено. Дважды полковника Олкотта приглашали с визитом, а затем я узнала, что снова желанна в Индии — по крайней мере, некоторыми. Но это приглашение пришло слишком поздно; да и ни доктор мой не позволит мне этого, ни я, если хочу оставаться верной своим пожизненным обетам, не смогу жить в штаб-квартире, откуда Учителя и дух их фактически изгнаны. Присутствие их портретов не поможет, это мёртвая буква. Правда в том, что я никогда не могу вернуться в Индию в какой-либо иной роли, чем в качестве их верного агента. А поскольку, если они не явятся Совету своими собственными персонами (чего они, конечно же, сейчас никогда не сделают), никакой мой совет оккультного характера, скорее всего, не будет принят, поскольку факт моих связей с Учителями подвергается сомнению, то какой мне смысл жить в Адьяре?  
Действуя по указаниям Учителя, я начала на Западе новое движение, действующее по первоначальному направлению; я основала «Люцифер» и ложу, носящую моё имя. Признавая великолепную работу, проделанную в Адьяре полковником Олкоттом и другими по выполнению второй из трёх целей Т.О., то есть способствование изучению восточной литературы, я решила осуществлять здесь две другие. Все знают, с каким успехом это было исполнено. Дважды полковника Олкотта приглашали с визитом, а затем я узнала, что снова желанна в Индии — по крайней мере, некоторыми. Но это приглашение пришло слишком поздно; да и ни доктор мой не позволит мне этого, ни я, если хочу оставаться верной своим пожизненным обетам, не смогу жить в штаб-квартире, откуда Учителя и дух их фактически изгнаны. Присутствие их портретов не поможет, это мёртвая буква. Правда в том, что я никогда не могу вернуться в Индию в какой-либо иной роли, чем в качестве их верного агента. А поскольку, если они не явятся Совету своими собственными персонами (чего они, конечно же, сейчас никогда не сделают), никакой мой совет оккультного характера, скорее всего, не будет принят, поскольку факт моих связей с Учителями подвергается сомнению, то какой мне смысл жить в Адьяре?  


Факты таковы: в моём положени полумеры хуже, чем ничего. Людям нужно или полностью верить в меня, или ''искренне'' не верить. Никто, ни один теософ не обязан верить, но людям более, чем бесполезно просить меня помочь им, если они в меня не верят. Здесь в Европе и Америке есть многие, чья преданность теософии всегда была непоколебимой; а потому распространение теософии и Т.О. на Западе в последние три года было необычайным. Главная причина этого в том, что преданность всё большего числа членов нашему Делу и тем, кто им руководит, преободрила меня и позволила учредить Эзотерическую Секцию, в которой я могу учить чему-то из того, чему научилась сама, тех, кто доверяет мне и подтвердил это доверие бескорыстной работой ради теософии и Т.О. Так что моё намерение на будущее — посвятить свою жизнь и энергию Э.С. и обучению тех, чьё доверие я сохраняю. Бесполезно тратить оставшееся мне недолгое время на оправдание себя перед теми, кто не уверен в реальном существовании Учителей только потому, что неверно меня поняв, им теперь удобнее меня подозревать.  
Факты таковы: в моём положении полумеры хуже, чем ничего. Людям нужно или полностью верить в меня, или ''искренне'' не верить. Никто, ни один теософ не обязан верить, но людям более, чем бесполезно просить меня помочь им, если они в меня не верят. Здесь в Европе и Америке есть многие, чья преданность теософии всегда была непоколебимой; а потому распространение теософии и Т.О. на Западе в последние три года было необычайным. Главная причина этого в том, что преданность всё большего числа членов нашему Делу и тем, кто им руководит, приободрила меня и позволила учредить Эзотерическую Секцию, в которой я могу учить чему-то из того, чему научилась сама, тех, кто доверяет мне и подтвердил это доверие бескорыстной работой ради теософии и Т.О. Так что моё намерение на будущее — посвятить свою жизнь и энергию Э.С. и обучению тех, чьё доверие я сохраняю. Бесполезно тратить оставшееся мне недолгое время на оправдание себя перед теми, кто не уверен в реальном существовании Учителей только потому, что неверно меня поняв, им теперь удобнее меня подозревать.  


И позвольте мне сразу же сказать, чтобы не сложилось неверного представления, что единственной причиной, побудившей меня принять экзотерическое руководство европейскими делами, было стремление защитить тех, у кого теософия действительно в сердце, и кто работает для неё, от помех со стороны тех, кто не только не заботится о теософии, как она была изложена Учителями, но и действуют полностью против обоих, стараясь подорвать ту хорошую работу, которая была уже проделана, и противодействовать её влиянию как открытым отрицанием существования Учителей и явной враждебностью ко мне, так и путём соединения сил с самыми отчаянными врагами нашего Общества.  
И позвольте мне сразу же сказать, чтобы не сложилось неверного представления, что единственной причиной, побудившей меня принять экзотерическое руководство европейскими делами, было стремление защитить тех, у кого теософия действительно в сердце, и кто работает для неё, от помех со стороны тех, кто не только не заботится о теософии, как она была изложена Учителями, но и действуют полностью против обоих, стараясь подорвать ту хорошую работу, которая была уже проделана, и противодействовать её влиянию как открытым отрицанием существования Учителей и явной враждебностью ко мне, так и путём соединения сил с самыми отчаянными врагами нашего Общества.  
Строка 51: Строка 51:
Полумеры, повторяю, более невозможны. Либо я сказала правду, какую знаю, об Учителях, и учу тому, чему была ими научена, либо я придумала и их, и эзотерическую философию. Среди эзотеристов внутренней группы есть такие, кто говорит, что я сделала последнее, тогда я должна быть "Учителем" сама. Как бы то ни было, этой дилемме альтернативы нет.  
Полумеры, повторяю, более невозможны. Либо я сказала правду, какую знаю, об Учителях, и учу тому, чему была ими научена, либо я придумала и их, и эзотерическую философию. Среди эзотеристов внутренней группы есть такие, кто говорит, что я сделала последнее, тогда я должна быть "Учителем" сама. Как бы то ни было, этой дилемме альтернативы нет.  


Так что притязания, которые может иметь на меня Индия, должны быть лишь в строгом соответствии с деятельностью темошних членов для теософии и их верностью Учителям. Моё присутствие, чтобы вы убедились в истинности теософии, вам требуется не в большей степени, чем нуждаются в нём ваши американские братья. Убеждённость, которая тает в отсутствии какой-либо личности, вовсе не убеждённость вообще. Более того, знайте, что какие-либо дальнейшие подтверждения и наставления я могу давать только Эзотерической Секции, и по следующей причине: её члены — единственные, кого я имею право исключать за открытое несоблюдение своего обета в верности (''не мне'', Е.П.Б., а их ''Высшему Я'' и ''махатмическому аспекту Учителей'') — это привилегия, которой я не пользуюсь в отношении обычных членов Т.О., но которая является единственным средством отрезать больную ветку от здорового дерева и тем спасти его от заражения. Я могу заботиться лишь о тех, кого не увлекает за собой, как порыв ветра, каждое проявление клеветы, каждая насмешка, подозрение, критицизм, от кого бы они ни исходили.  
Так что притязания, которые может иметь на меня Индия, должны быть лишь в строгом соответствии с деятельностью тамошних членов для теософии и их верностью Учителям. Моё присутствие, чтобы вы убедились в истинности теософии, вам требуется не в большей степени, чем нуждаются в нём ваши американские братья. Убеждённость, которая тает в отсутствии какой-либо личности, вовсе не убеждённость вообще. Более того, знайте, что какие-либо дальнейшие подтверждения и наставления я могу давать только Эзотерической Секции, и по следующей причине: её члены — единственные, кого я имею право исключать за открытое несоблюдение своего обета в верности (''не мне'', Е.П.Б., а их ''Высшему Я'' и ''махатмическому аспекту Учителей'') — это привилегия, которой я не пользуюсь в отношении обычных членов Т.О., но которая является единственным средством отрезать больную ветку от здорового дерева и тем спасти его от заражения. Я могу заботиться лишь о тех, кого не увлекает за собой, как порыв ветра, каждое проявление клеветы, каждая насмешка, подозрение, критицизм, от кого бы они ни исходили.  


Так что отныне пусть будет ясно понятно, что остаток моей жизни будет посвящён только тем, кто верит в Учителей и готов работать для теософии, как они её понимают, и для Т.О. в том направлении, в котором они изначально его основали.  
Так что отныне пусть будет ясно понятно, что остаток моей жизни будет посвящён только тем, кто верит в Учителей и готов работать для теософии, как они её понимают, и для Т.О. в том направлении, в котором они изначально его основали.  
trusted
28 188

правок