ЕПБ-Письма из пещер-21: различия между версиями

{{Стиль А-Заголовок|Письмо XXI<ref>Московские ведомости, № 117, 29.04.1880, стр.&nbsp;4, № 129, 11.05.1880, стр.&nbsp;4; Русский Вестник, май 1883, Приложение, том 165, стр.&nbsp;210-241.</ref>}}

В четыре часа утра мы уже переезжали Вагрей и Гирну, или правильнее (''comme couleur locale<ref>В соответствии с местным колоритом (фр.). – Ред.</ref>'') Шиву и Парвати. Вероятно, по примеру смертных супругов, "боги" в это утро ссорились, так как очень уж они вдвоём бурлили, и наш паром, зацепившись за что-то на дне реки, чуть не перевернул нас всех в холодные объятия Махадео<ref>Скорее всего опечатка и должно быть: Махадэва – другое имя (или титул) Шивы, означающее «великий» (маха) «бог» (дэва). – Ред.</ref> и его сварливой половины.

Но, взобравшись на вершину горы, мы перестали роптать, почувствовав с первого взгляда, что будем вполне вознаграждены за всю нашу усталость. Едва мы взошли на небольшую, расстилавшуюся под далеко нависшею над ней бурою скалой площадку, как пред нами открылась, через прямоугольное отверстие футов в шесть [1,83&nbsp;м] шириной, целая анфилада тёмных пещер. Мы были поражены мрачным величием этого давно покинутого храма. Не теряя времени на подробный осмотр потолка над площадкой, очевидно, служившею когда-то верандой, над портиком, с его торчащими сверху, как большие чёрные зубы, отломками того, что некогда было колоннами, и не останавливаясь даже осмотреть две комнаты по обеим сторонам древней веранды, одну с разбитым идолом какой-то плосконосой богини, другую с Ганешей, – мы приказали зажечь факелы и вошли внутрь первой залы... На нас пахнуло могильной сыростью. При первом слове все понизили голос до едва слышного шёпота: глухо завывшее, протяжное и долго замиравшее потом эхо заставило нас всех неприятно вздрогнуть. С робким гортанным восклицанием: "Дэви!.. Дэви!.." – наши факельщики мгновенно бросились лицом на землю и, несмотря на сердитый протест Нараяна и особенно "божьего воина", тут же начали творить ''пуджу<ref>Церемония поклонения.</ref> ''голосу невидимой, обитавшей в этих пещерах богини... Единственный проникавший во храм свет входил в отверстие двери, погружая в ещё более глубокий мрак почти две трети залы. Эта зала, или средний храм, очень велика – 84 квадр. фута [7,8&nbsp;кв.&nbsp;м] и 16 футов [4,88&nbsp;м] высоты. Двадцать четыре массивные колонны составляют квадрат, по шести возле каждой стены, включая угольные столбы, и четыре средние, которые поддерживают в центре потолок скалы, слишком переслоённый, чтобы, как в Карли и Элефанте, выдержать на таком большом пространстве чрезмерную тяжесть горы. Базы колонн состоят каждая из плинтуса и двух полукруглых фризов. У четырёх средних столбов круглые стержни, со спиральными кряжами, которые, суживаясь кверху, постепенно изменяются из 16-ти в 8-угольные полосы, переходя под подставками в квадратные, и представляя таким образом нечто чрезвычайно оригинальное и изящное. Другие колонны – две передние и две задние – почти квадратные до первой трети своей высоты. Затем и эти начинают постепенно округляться, переходя в 8-ми и 12-угольные полосы со спиральными кряжами, а ещё выше в 12-ти и 24-угольные, оканчиваясь под карнизом пышными орнаментациями, напоминающими коринфский стиль. У***, известный архитектор по профессии и опытный художник, уверял нас, что оригинальнее этих колонн он ничего не видел. Какие употреблялись инструменты туземными зодчими на созидание подобных, в цельных скалах, работ, он и ума приложить не мог. Как и все пещерные храмы Индии, история которых теряется во мраке неизвестности, и эти приписаны ориенталистом Эрскином буддистам, хотя и здесь предание относит их к работам мифических братьев Панду.

Но не говоря уже о том, что вся индийская палеография в каждой новооткрываемой древней надписи своей протестует против такого самовольного заключения, есть ещё много других причин сомневаться в правильности воззрений на этот счёт большей части английских ориенталистов. Мы выскажем пока одну. Положим, что показания брахманов неправильны и что буддисты, как то желали доказать Стивенсон и другие, проповедовали свою религию, строили вихары и пользовались одинаковыми правами с другими сектантами в Индии ещё в начале VI века нашей эры. Но, с другой стороны, эти же члены Азиатского Общества давно решили, что религия Будды, затеявшего свою реформу именно ''против идолопоклонства'', исказилась "не ранее V столетия". До того времени не было и не могло быть ни одного брахманского идола в чисто буддистских храмах, как это уже и доказано. Каким же образом, спрашивается, в пещерных храмах Карли, Насика, Кеннери и т.&nbsp;д. (Карли построен, по единодушному мнению антиквариев, между III и I веком до-христианской эры, никак не позже 95 года до Р.&nbsp;Х., а пещеры Насика в первом или во втором веке нашей эры) находится такая бездна брахманских идолов, вышедших из-под резца зодчих ''одновременно'' со стенами зданий? Почти все они иссечены в стенах и составляют существенную часть самых пещерных храмов. Разве в первые два века ''до'' и ''после'' нашей эры буддист осмелился бы изображать столь противных духу учения Будды идолов? "Найденные в Насике надписи (отвечают нам антикварии) доказывают, например, что славный монарх А'ндхры, Готамипутра, покорив царя Цейлонского, выгнав скифов, греков и персов, основал в одно и то же время госпиталь для больных и немощных, школу для стрельбы из лука, коллегию для изучения буддизма и другую коллегию для браминов, представляя таким образом интереснейшую картину человеколюбивого, отличавшегося веротерпимостью и либерального правителя. Эта надпись вместе с тем доказывает: (1)&nbsp;что буддисты жили с браминами в ''дружбе'' до своего изгнания из Индии и пользовались одинаковыми с ними правами, и (2)&nbsp;что, постепенно переняв у брахманов их политические воззрения, они снова вернулись к бывшей своей вере, только прибавив Будду к идолам и проч.". – Но ведь это же случилось не ранее V столетия? говорите вы. – Никак не ранее. – А пещерные храмы, наполненные сверху донизу брахман­скими идолами, строились, по вашему же определению, между III веком ''до'' Р.&nbsp;Х. и II по Р.&nbsp;Х.? – Конечно, в этом мы единодушно соглашаемся. – Но как же вы'' соглашаете'' такое противоречие между двумя фактами? – А мы (говорят они) даже и труда такого на себя не берём: мы авторитеты, определяющие и постанов­ляющие ''безапелляционно'', а объяснять какие-либо кажущиеся несообразности предоставляем другим...

''Cum grano salis'',<ref>"С крупинкой соли", "с приправой", т.&nbsp;е. с солью остроумия, иронически, насмешливо или критически, с некоторой поправкой, с известной оговоркой, с осторожностью (лат.). – Ред.</ref> однако. Объяснять себе или другим они дают нам право; но если объяснения хоть немного разойдутся с их "непогрешимыми" заключениями, на объясняющего тотчас же кладётся клеймо невежества, и критика его выставляется на позор всему свету, как оскорбляющего науку игноранта<ref>Невежда, неуч (англ. ignorant). – Ред.</ref>.'' Et c’est ainsi qu’on écrit l’histoire!<ref>И так мы пишем историю! (фр). – Ред.</ref>'' (особенно в Индии). Вероятно, так же будет поступлено и с этими скромными заметками.  

В настоящее время между ним и доктором права, известным бабу Раджендра-Лал-Митрой из Калькутты, признанным в Лондоне учёнейшим археологом и антикварием Индии,<ref>Член-корреспондент Азиатского общества; член Теософического общества восточной секции и пр., и пр.</ref> идёт война. Раджендра-Лал отвечает ему, что "каноны", извлечённые почтенным английским архитектором из глубины его умозрительного знания, никак не могут применяться к таким древним и часто ''неизвестного ''стиля архитектуры храмам, как так называемые "пещерные храмы" Индии. После этого даже и мой малозначащий голос имеет некоторое право заявить, что и к голосу некоторых "авторитетов" можно применить пословицу: ''vox, et praeterea nihil<ref>Голос и больше ничего (лат.). – Ред.</ref>''. А теперь, подкрепившись этим слабым поражением противников, замечу от себя, что теория, гласящая, будто буддисты вернулись к идолопоклонству и поэтому все храмы – буддистские, противоречит истории обеих сторон – буддистов, как и брахманов. Последние именно потому и стали притеснять и выгонять из Индии первых, что те шли ''против идолопоклонства''. Как уже показано выше, те из них, которые отпали от реформации чистого, хотя быть может на первый взгляд и атеистического учения Гаутамы Сиддарты, остались в Индии; но они мало-помалу смешались с джайнами, а затем и совсем присоединились к ним. И не эти раскольники V века, конечно, строили храмы за 300 и 200 лет до Р.&nbsp;Х.; не буддисты переходили в брахманизм, а последние следовали сотнями тысяч за Буддой. Так почему же не предложить скорее, что если среди сотней брахманских богов мы находим изредка между ними, в одном и том же храме, фигуру Будды<ref>Все фигуры Гаутамы Будды резко отличаются от идолов своим неизменяемым положением: правая рука поднята и обращена ладонью наружу, представляя Будду благословляющего двумя пальцами народ. </ref>, что храм этот не буддистский, а древний брахманский, к которому полуобращён­ные в буддизм строители прибавили статую Будды – одного лишнего бога, а не наоборот, что совершенно не логично? К тому же, хотя мы многократно осматривали почти все главные так называемые буддистские "вихары" Индии, мы не встречали ещё ни одного изображения Будды, которое не могло бы быть прибавлено позднее, всё равно – год или тысячу лет после построения самого храма. Мало доверяя собственным заключе­ниям, мы ездили с У***, известным и опытным архитектором, и всюду, в каком бы то ни было из храмов, находили брахманских идолов, составляющих одно целое со зданием, а статуи Будды почти всегда ''приделанные'', как, например, в ''чаитья-грихе<ref>Чайтья-гриха (санскр. chaitya-griha) – зал общих собраний верующих, в котором установлен священный объект поклонения.– Ред.</ref>'' кеннерийских храмов. Из тридцати или сорока пещер Эллоры, наполненных идолами, есть только одна – храм ''Три Лок'', или "трёх миров", которая вместо идолов содержит в себе статуи Будды и Ананды, его любимого ученика. Тут есть прямой повод предположить, что то буддистская вихара. Интересно будет узнать мнение профессора Минаева об этих пещерах после его поездки в Индию.  

Прямо против входа дверь ведёт в другую залу, продолго­ватую, с двумя шестиугольными колоннами и с нишами по бокам, в которых стоят довольно хорошо сохранившиеся статуи: богини в 10 футов [3,05&nbsp;м] вышины и несколько богов в 9 футов [2,74&nbsp;м]. За этою – вход в комнату с алтарём. Это правильный шестиугольник в три фута [0,91&nbsp;м] между углами, под высеченным из цельной скалы куполом. Сюда не впускался, как и ныне не впускается, никто, кроме посвящённых в таинства ''адитума<ref>''Адитум'' (лат.) – святилище в древних языческих храмах, куда могли входить только жрецы. – Ред.</ref>''. Кругом – кельи бывших жрецов; их около двадцати. Осмотрев алтарь, мы было уже собирались идти далее, как полковник, взяв из рук одного из слуг факел, отправился с двумя другими осматривать эти боковые комнаты. Через несколько минут раздался его голос, громко звавший нас из второй кельи налево. Он нашёл секретный ход и кричал нам: "Пойдёмте далее... надо увериться, куда он ведёт!.."

Он действительно сделал открытие; и мы, войдя в келью, увидали самое неожиданное зрелище… У противоположной входу стены стояли неподвижно, словно превратясь в каменные кариатиды<ref>''Кариати́да'' – статуя, изображающая задрапированную женскую фигуру в качестве опоры потолка, арки или иной конструкции, заменяющая собой колонну, пилястру или пилон. – Ред.</ref>, два факельщика, а из самой стены невысокой комнаты и футов пять [1,52&nbsp;м] над полом торчали две ноги, одетые в белые панталоны. Туловища не было, оно исчезло, и если бы не сильное дёрганье вышесказанных ног, то можно было бы подумать, что обитающая в пещере злая "дева", разрубив туловище полковника пополам, мгновенно испарила верхнюю часть, а ноги приклеила как трофей своего могущества под потолок!..  

– Куда это вы залезли, господин президент? – завопили мы все в один голос. Вместо ответа ноги задрыгали ещё сильнее прежнего и затем исчезли в стене; после чего снова раздался голос, долетающий до нас словно из трубы.

Первым полез в дыру, продолговатую, фута в три [0,91&nbsp;м] вышины, но не более двух [0,61&nbsp;м] в ширину – наш мускулистый "воин божий", а так как дыра, когда он стал на кусок колонны, приходилась почти на средине груди этого пенджабского Еруслана Лазаревича<ref>Еруслан Лазаревич – богатырь, герой древнерусской книжной сказочной повести и фольклора. – Ред.</ref>, то он и влез довольно легко. За ним, с ловкостью обезьяны, спрыгнул бабу и, втащив факел, осветил всю комнату. Затем, с помощью акали, который втаскивал меня сверху за руки, и Нараяна, помогавшего снизу, меня благополучно, хотя и с усилием, перегрузили через отверстие, в котором я, впрочем, изрядно застряла, сильно оцарапав при этом о стены руки. Как ни тяжелы археологи­ческие расследования при пяти пудах [81,9&nbsp;кг] бренного тела, я однако же чувствовала, что с двумя такими геркулесами, как Рам-Рунджит-Дас и Нараян, смело могла бы отправиться хоть на самые вершины Гималаев. Последними полезли мисс Б***, которая чуть было не проглотила горсть свалившихся ей в вечно открытый рот пыли и камешков, а за нею Мульджа. Но У***, который предпочёл на этот раз чистоту своих белых панталон осмотру святынь незапамятной древности, остался внизу с людьми...

–&nbsp;Я думала, что вы реформатор, – презрительно заметила она Мульджи, – а вы выказываете предрассудки не хуже идолопоклонника...

–&nbsp;Уж не боитесь ли вы будущего переселения в чёрного паука? – фыркнула она.

Мы все расхохотались, все, кроме патриотической старой девы. На этот раз она сильно рассердилась и тотчас же, под предлогом головокружения, спустилась назад в дыру. Всё наше общество начинало ей тяготиться, и её никто не удерживал.

–&nbsp;Да и я не шучу. Кто же это они?

–&nbsp;Послушайте, мой милый Нараян, не думаю, чтобы вашею целью могло быть желание морочить нас... Но неужели вы хотите нас заставить поверить или сами верите, чтобы кто-либо в мире, даже спасающийся в джунглях аскет, мог жить в местах, куда не залезают даже тигры и откуда сами летучие мыши ретируются, за недостатком воздуха? Посмотрите на огонь факелов... Ещё там две комнаты – и мы задохнёмся!

В эту самую минуту со мной произошло нечто столь же неожиданное, как и странное для меня тогда: я почувствовала, как вдруг у меня сильно закружилась голова, и я почти в беспамятстве скорее упала, нежели опустилась, на обломок колонны, прямо под отверстием в пятую келью. Ещё секунда, и несмотря на тупую, но сильную, как удары молота, боль в висках, мною стало овладевать невыразимое чувство отрадного, чудного спокойствия; я смутно сознавала, что то был уже не грозящий, а действительный обморок; что через несколько секунд, если меня не вынесут на воздух, я должна буду умереть. И однако же, хотя я не могла уже пошевельнуть ни одним пальцем, ни произнесть ни одного звука, я не испытывала ни малейшей агонии, ни искры страха в душе: одно только апатичное, но невыразимо приятное чувство успокоения, полное затишье всех чувств, кроме слуха. На минуту я, должно быть, совсем потеряла сознание, но помню, как пред тем глупо внимательно прислушивалась к мертвенному вокруг меня молчанию. Неужто это смерть? – раз неясно мелькнуло у меня в голове. Затем мне показалось, будто меня стали обвевать сверху чьи-то мощные крылья: "Добрые, добрые крылья, ласковые, добрые крылья"... словно выбиваемые маятником, отчеканивались у меня эти слова в мозгу, и я идиотически внутренно засмеялась им. Потом я стала отделяться от колонны и ''знала'' скорее, чем ''чувствовала'', что падаю в какую-то бездну, всё ниже и ниже, и ниже, среди глухого отдалённого грома. Но вдруг раздался громкий голос: я его не слухом услыхала, а словно почувствовала... В нём было что-то осязательное, что-то разом задержавшее меня в моём беспомощном падении и остановившее его. То был давно известный, хорошо знакомый мне голос, признать который в эту минуту я не имела сил. Среди грома голос этот сердито раздался издалека, как будто из самого поднебесья, и, прокричав на языке хинди: «''Диува́на́ Тумере у ане́ка кья ка́ма тха''?» (Безумцы! какая нужда была вам сюда заходить?), замолк…

Как меня протащили затем через пять узких отверстий, останется для меня навеки тайной... Я пришла в себя уже внизу на веранде, где дул со всех сторон ветер, так же скоро, как и повалилась наверху, в наполненной гнилым воздухом келье. Когда я совсем оправилась, то прежде всего мне бросилась в глаза нагибавшаяся надо мною высокая мощная фигура, вся с головы до ног в белом, и чёрная, как смоль, раджпутская борода. Но лишь только я узнала обладателя бороды, как разом изъявила свою искреннюю радость, спросив его тут же: "откуда ''вы'' взялись?" То был наш друг, такур Гулаб-Лал-Синг, который, обещав встретить нас в Северо-Западных провинциях, теперь являлся нам, как будто спадший с неба или выросший из-под земли – в Багхе!

Действительно, можно было полюбопытствовать и спросить у него, откуда и как это он пожаловал к нам, тем более, что не меня одну поразило его присутствие. Но мой несчастный обморок и плачевное состояние прочих исследователей подземелья делали всякие расспросы на первое время почти невозможными. С одной стороны, мисс Б*** насильно закупоривала моим носом свою склянку с нашатырным спиртом; с другой, "божий воин" – весь в крови, как будто и на самом деле только что сражался с афганами; далее Мульджи с сильною головною болью. Один полковник да Нараян отделались лёгким головокружением. Что же касается бабу, то его никакие углекислые газы, кажется, не в состоянии были доконать, а также как и свирепые солнечные лучи, убивавшие других наповал, безвредно скользили по этой неуязвимой бенгальской оболочке. Ему только очень хотелось есть... Наконец, из запутанных восклицаний, междометий и объяснений, мне удалось узнать следующее:

Когда Нараян, первый заметив, что я в обмороке, бросился ко мне и мигом оттащил назад к отверстию, из верхней кельи раздался вдруг неожиданно голос такура и как громом поразил их на месте. Прежде чем они могли прийти в себя от изумления, Гулаб-Синг выпрыгнул из верхнего отверстия с фонарём в руках, и соскочив вниз из следующего, кричал им, чтоб они поскорее "подавали" ему "бай" (сестру)<ref>Все наши друзья – индусы, как и буддисты, называют вас здесь "братьями" и "сёстрами".</ref>. Это "подаванье" такого грузного предмета, как моя тучная особа, и представившаяся моему воображению вся эта картина чрезвычайно рассмешили меня тогда. Но мисс Б*** сочла священным долгом своим обидеться за меня, хотя на неё никто и не обратил внимания. Сдав с рук на руки полумёртвую поклажу, они поспешно последовали за такуром; но Гулаб-Синг, по их рассказам, всё как-то умудрялся, несмотря на затруднение, причиняемое ему подобным багажом, действовать и без их помощи. По мере того как они пролезали через верхнее отверстие, он был уже у другого нижнего, и, сходя в одну келью, они только успевали видеть мельком его развевающуюся белую ''садру<ref>''Чадра́'' – лёгкое покрывало, закрывающее всю фигуру с головы до ног. – Ред.</ref>'', исчезающую из одного хода в следующий нижний. Аккуратный до педантизма, точный во всех своих исследованиях, полковник никак не мог сообразить, каким это образом такур мог препровождать так ловко почти бездыханное тело из одного конца отверстия в другой! "Не мог же он выбрасывать её пред собою из прохода вниз; иначе она разбилась бы...", – рассуждал он. "Ещё менее возможно думать, чтобы, сойдя вниз первым, он затем протаскивал её за собою. Непостижимо!.." Мысль эта долго преследовала полковника, пока не стала чем-то вроде задачи: что появилось первым – птица или яйцо? А такур на все вопросы только пожимал плечами, отвечая, что не помнит; что он просто выносил меня из келий как можно скорее и поступал, как только умел; что ведь они все шли вслед за ним и должны были видеть, и, наконец, что в подобные минуты, когда всякое мгновение дорого, "люди не думают, а действуют", и тому подобное.

Но все эти соображения и трудность объяснить процедуру загадочного передвижения явились лишь впоследствии, когда нашлось время думать и размышлять о случившемся. Теперь же никто ничего ещё не знал о том, как и откуда явился в такую минуту наш Гулаб-Синг. Сойдя вниз, они нашли меня лежащую на ковре на веранде, и такура, отдающего приказания двум слугам, подъехавшим из-за горы верхами, а мисс Б*** в "грациозном отчаянии" с открытым ртом, таращившую изо всей мочи глаза на Гулаб-Синга, которого она, кажется, серьёзно принимала за "материализованного духа".

–&nbsp;Вся?.. – воскликнул полковник. – Разве вы знали, что мы залезем в кельи, когда забрались туда ожидать нас?..

–&nbsp;И в самом деле!.. Как же вы могли выдержать так долго?.. Да!.. Но откуда же вы прошли в пятую келью, когда ход был завален в четвёртую и нам пришлось самим откапывать его?

–&nbsp;Есть и другие ходы. Я прошёл внутренним, давно известным мне путём, – спокойно отвечал Гулаб-Синг, раскуривая'' гургури''. – Не все следуют по одной и той же дороге, – добавил он медленно и как-то странно, и пристально взглянул в глаза Нараяну, который согнулся и почти припал к земле под этим огненным взглядом. – Но пойдёмте завтракать в соседнюю пещеру, где всё должно быть готово. Свежий воздух вас всех поставит на ноги...

Этот храм, такой же величины, как и первый, имеет, несмотря на сильное разрушение, гораздо менее мрачный вид. На потолке его сохранились ещё большие куски превосходной живописи водяными красками. Стены, попадавшие колонны, потолок и даже все внутренние комнаты, которые более или менее освещены прорезанными в гору вентиляторами, были некогда покрыты тою глянцевитою штукатуркой, секрет которой знают одни мадрасцы и которая придаёт стенам вид самого чистого мрамора. Когда мы вошли, пред нами простёрлись на землю четыре знакомые нам ещё с Карли телохранителя такура. Ковры были разостланы и завтрак готов. Всякий след угара исчез, и мы уселись за стол в самом весёлом расположении духа. Разговор, конечно, тотчас же зашёл о Хардварской ''мелле'', – о которой часто упоминалось в прошлом году, даже в русских газетах, и откуда наш неожиданный приятель только что приехал. Сведения, сообщенные нам Гулаб-Лал-Сингом, оказались чрезвычайно интересными, так как он только за пять дней до того уехал с этой гигантской религиозной ярмарки, подробности коей, переданные им же, тотчас были записаны мною. Но через несколько недель мы сами посетили Хардвар.

Каждый двенадцатый год, называемый индусами ''кумбха'' (планета Юпитер входит в то время в созвездие Водолея), приносит с собою особенно благоприятный день, который и назначается главными состоящими при пагодах астрологами днём открытия ярмарки. Сюда собираются богословы всех сект и пилигримы со всей Индии, от принцев и махараджей до последнего факира включительно. Первые ведут диспуты; каждый представитель и оратор старается доказать превосходство своей религии или философа над другими. Последние стекаются, чтоб окунуться в Ганг у самого его источника; для этой операции также назначается благоприятный по звёздам час. Говоря о Ганге, следует исправить здесь маленькую ошибку: имя священнейшей реки индийцев немного перековеркано европейскими географами. Это обстоятельство ещё раз доказывает, как мало наши учёные (почти до прошлого десятилетия) понимали характер религии индусов и их традиций; победители же страны – неучёные англо-индийцы – так и до сих пор ничем подобным не интересуются, находя малейшее внимание к "неграм" и ''shocking'', и ''not respectable<ref>И шокирующим, и неприличным (англ.). – Ред.</ref>''.

Хардвар (пишется ''Гери-двара'' – ворота бога-солнца или Кришны) часто называется Гангадвара или ворота Ганги и столь же известен под именем ''Купелы'', в воспоминание аскета Купелы (скорее Капилы?), который долго жил здесь и спасался, оставив по себе множество чудесных традиций. Город располо­жен в прелестнейшей, цветущей долине, у южного подножия Севаликского хребта, между двумя почти сталкивающимися горными цепями. В этой долине, возвышающейся на 1024 фута [312,12&nbsp;м] над уровнем моря, северная природа Гималая борется с тропическою растительностью долины, и в этих усилиях превзойти друг друга они совокупно создали один из самых восхитительных уголков Индии. Сам городок – собрание древ­них, невозможно-фантастической архитектуры замкообразных башенок, вихар, маленьких, ярко расписанных, похожих на игрушки деревянных крепостей, пагод с бойницами и висячими резными балкончиками, и всё это при таком изобилии алоэ, роз, далий и пышных кактусов в цвету, что с первого взгляда не отличишь окна от двери. Гранитные фундаменты многих домов стоят на самом русле реки и четыре месяца в году находятся до половины под водой, а за этою горстью разбросанных строений, выше, на скате холма, скучились белоснежные высокие храмы. Некоторые из них приземистые и толстые с широкими боками и раззолоченными куполами; другие с величественными, многоярусными башнями; третьи с высокими стройными острыми крышами, которые скорее походят на шпицы<ref>''Шпиц'' – остроконечный верх шпиля, здания или стены. – Ред.</ref> колоколен, чем на купол. Странной, прихотливой, нигде не виданной архитектуры храмы эти, словно нечаянно свалившиеся со снежных вершин ледяной обители горных духов (которыми так полны гималайские предания), пугливо заглядывают, приютившись под родною сенью горы, через голову маленького городка в чистые холодные струи Ганги. Здесь река ещё не осквернена грязью и грехами миллионов её поклонников. Подержав их в своих ледяных объятиях, чистая дева гор уносит свои светлые, прозрачные, как хрусталь, волны через пылающие равнины Индостана, и только за 348 миль [560&nbsp;км] оттуда, возле Канпура, её воды мутятся и темнеют, пока наконец у Бенареса не превращаются в какой-то гороховый с перцем суп...

– О, саабы, саабы, – с грустью отвечал нам старик, – то не грязь с тел благочестивых её поклонников уносит богиня (''дэви''), как вы думаете; то даже не великие смываемые ею прегрешения… То, – шепнул он нам, осторожно понижая голос и оглядываясь во все стороны, – веками затаённые страдания, жгучая боль унижения и угнетения, а главное, чувство отчаяния и постыдного бессилия против узурпаторов родины так мутят священные волны… Все эти чувства, ежедневно изливаясь из переполненных ими миллионов сердец индийцев, давно изменили воду, превратив её в чёрную желчь. Они отравили её!.. Да и как же нашей богине не жалеть о нас?.. Конечно, она вся почернела, но это от горя за детей её. Неужели же вы ещё не поняли этого?..  

Да!.. "Великою скорбью народною переполнилась ваша земля…"<ref>Н.&nbsp;А.&nbsp;Некрасов, «[https://ru.wikisource.org/wiki/Размышления_у_парадного_подъезда_(Некрасов) Размышления у парадного подъезда]» (1858). – Ред.</ref> – могли бы мы согласиться с бедным брахманом; но эта скорбь, как мы ей ни симпатизируем, видно, улетучивается у источников Ганги. Тихо журча с прибрежными камышами о чудесах, виденных ею на своём пути через родные Гималаи к лиману Бенгальского залива, Ганга пробегает у ног Хардвара и безмятежно катит свои аквамаринового цвета волны, чистая и незапятнанная…

Недаром индусы видят в красавице-реке самую великую и беспорочную из своих богинь, особенно в посвящённом богу Кришне ''Геридваре''. Там у них, кроме повторяющейся чрез каждые двенадцать лет "меллы", толпятся ежегодно пилигримы у "Харика-Паири" (лестницы Вишну) в продолжение целого месяца. Кто первый бросился в воду в назначенный день, час и минуту, тот не только смыл все свои грехи, но и исцелил все недуги тела. Это первенство, вследствие дурно устроенной узкой лестницы, пилигримы до 1819 года покупали ценой многих жизней, пока, наконец, Ост-Индская Компания не сжалилась над ними и не велела сломать ''святыни'', заменив её другою лестницей в шестьдесят ступеней и ста футов [30,48&nbsp;м] ширины<ref>Как, несмотря на Уорен[ов] Гастингсов и других грабителей, должна быть дорога покойная "Компания" сердцу индуса в сравнение с настоящим правительством, – можно видеть из следующего: Ост-Индская Компания давала огромные субсидии главным храмам брахманов и, всячески любезничая с индусами, старалась подделаться к ним. А имперское правительство не только прекратило все субсидии, но даже затеяло в этом году, под предлогом уменьшить толпу в Хардваре, взимать с нищих пилигримов плату у входа в город, как в Элефанте. Только оно очень сконфузилось. Народа нахлынуло не менее ''двух с половиною миллионов'', а входной платы оно получило от 290&nbsp;000 пилигримов (см. ''Pioneer'', "Официальный отчёт о Хардварской мелле", 19 февраля 1880).</ref>. Дело в том, что воды Ганги получают целебное свойство лишь в продолжение одного месяца, да и то в первую минуту известного, назначаемого астрологами благоприятного часа, который иногда приходится в полночь<ref>Этот месяц приходится по исчислению брахманской хронологии между днями 12 марта и 10 апреля и называется месяцем ''чаитра''.</ref>. Можно себе вообразить, что происходит в объявленный час купанья при стечении слишком двухмиллионной толпы! В 1819 году 430 человек были задавлены до смерти. Но много раз и после сооружения нынешней лестницы Ост-Индскою Компанией богиня Ганга уносила на девственной груди своей изувеченные трупы её обожателей. О них никто не жалел, все, напротив, завидовали им: убитый во время подобного очищения индус всегда отправляется прямо в'' сваргу'' (рай). В 1760 году, в последний день ярмарки, в священный день ''Пурби'', две враждующие секты нищенствующих монахов (''санньяси'' и ''байраги''), поссорившись, дали друг другу "регулярное сражение", в котором последние были побеждены, а убитых оказалось 18&nbsp;000 человек! "А в 1796 году, – гордо вспоминал воинственный акали, – пилигримы из Пенджаба, сикхи, желая наказать за дерзость ''госсейнов'', убили около 500 этих язычников: мой родной дед участвовал при этом".  

В 1879 году не было ни задавленных, ни убитых людей, зато явилась страшная холера, которая, к счастию, не распространилась далее половины дороги до Сахарампура. Мы проклинали её, так как она нам мешала ехать тотчас же в Хардвар. Но делать было нечего и нам оставалось лишь смириться пред необходимостью. До счастливого дня, когда мы увидим старого Гимавата, мы довольствовались расспросами о нём.

После завтрака мы простились с "божьим воином", который отправлялся по дороге в Бомбей. Почтенный Сикх крепко пожал нам всем руки и, приподняв правую руку ладонью вперёд, с серьёзным и важным видом давал нам всем поочерёдно своё пастырское благословение по обычаю последователей Нанака. Но когда он дошёл до полулежавшего на земле такура, облокотившегося на седло вместо подушки, с ним произошла резкая перемена. Она была до того резка и очевидна, что всем нам бросилась в глаза: до того времени он быстро переходил от одного к другому, пожимая каждому руки и затем благословляя; но когда его взгляд опустился на рассеянно глядевшего на приготовления к отъезду Гулаб-Синга, то он внезапно остановился, и важное, немного горделивое выражение его лица мигом перешло во что-то словно униженное и сконфуженное. Затем вместо обычного "намасте" (кланяюсь вам), наш ''акали'' совершенно неожиданно для нас простёрся пред такуром на землю. Благоговейно, словно пред своим амритсарским гуру отчётливо прошептал он: "''Апли аднья, садху саиб, аширват''"<ref>"Повелевай слугою... святый саиб... благослови раба".</ref>... – и так и замер на земле...

Во всю дорогу он следовал за нашим тихо ехавшим по глубокому песку экипажем верхом и рассказывал о местных преданиях Хардвара и Раджастхана, сложившихся с незапамят­ных времён в народе эпических легендах и о великих деяниях ''Гери-Кули<ref>"Гери-Кули" буквально: из фамилии или семейства Солнца. Кула по-санкритски: фамилия, прозвище. Раджпутские принцы, особенно махараны Удайпурские, чрезвычайно гордятся своим астрономическим происхождением.</ref>'', принцев богатырей расы ''Гери'' (Солнца). Это имя "Гери-Куля" заставляет серьёзно предполагать многих ориенталистов, что кто-нибудь из этой фамилии эмигрировал в Египет, в тёмные доисторические времена первых фараонов­ских династий, откуда древние греки и переняли вместе с именем и предания, сложив таким образом свои легенды о боге-солнце ''Гер-Кулесе''. Древние египтяне боготворили сфинкса под именем "Гери-мукха" – или ''Солнца на небосклоне''. На той горной цепи, что обрамляет Кашмир, к северу находится, как известно, громадная, похожая на голову вершина (13&nbsp;000 футов [3962,4&nbsp;м] над уровнем моря) и называется ''Геримукх<ref>Согласно современным данным гора Хармукх имеет высоту 5142 метра (16870 футов). – Ред.</ref>''. Имя это встречается в древнейших Пуранах. Почему г-да филологи не позаймутся этим странным совпадением имён и легенд? Кажется, почва богатая... На Гималайском "Геримукхе" находится священное озеро "Гангабаль" (место Ганги) и народное поверье указывает на гигантскую голову как на голову "Гери" – ''бога-солнца на закате''. Неужели это простая случайность? Смею думать, что в этом совпадении имён не более найдётся игры случая, чем в том факте, что Египет, как и Индия, воздавал божественные почести'' корове'' и'' быку'', что в земле Фараонов древние египтяне выказывали такое же отвращение и религиозный ужас к убиению скота, то есть коров и быков, как и современные индусы.

–&nbsp;Не торопитесь снимать эту местность, – остановил его Гулаб-Синг. – Чрез полчаса мы будем на островке, где виды гораздо красивее этого. Там мы можем провести ночь и даже всё завтрашнее утро.

–&nbsp;Лес так полон игривыми леопардами, а тростник скрывает змей, хотели вы сказать, – перебил его, осклабляясь, ''бабу''. – Вон, взгляните направо, возле мисс Б***, под тростником! Полюбуйтесь счастливым семейством в пустыне: отец, мать, дяди, тётки, дети, – начал он громко считать; – я даже подозреваю в этой компании тёщу...

–&nbsp;Криком вы только заранее привлечёте сюда из леса уже собирающихся на ночной водопой зверей, – немного насмешливо заметил он мисс Б***, которая пугливо высовывала из ''тонги'' своё бледное, искажённое ужасом лицо. – Бояться никому из нас решительно нечего. Не троньте зверя, и он вас оставит в покое и даже убежит от вас скорее, чем вы от него...

–&nbsp;Да это чистый месмеризм!.. – воскликнул полковник, не проронивший ни одного жеста раджпута и сверкая глазами из-под очков. – Как вы это сделали, Гулаб-Синг? Как научиться этому искусству?..

–&nbsp;Как сделал? Просто спугнул их движением чубука, как вы видели. Что же касается "искусства", то в этом действии решительно нет никакого "месмеризма", если под этим современным и довольно модным, кажется, словом вы подразумеваете то, что мы, дикие индусы, называем ''вашикаран видья'', т.&nbsp;е. наука очаровывать людей и зверей силою воли. Змеи убежали потому, что испугались направленного против них движения...

–&nbsp;Но ведь вы не отвергаете, что изучили это древнее'' искусство'' и имеете этот дар?

–&nbsp;Нет, не отвергаю. Всякий индус моей секты обязан изучать вместе с другими тайнами, переданными нам нашими предками, тайны физиологии и психологии. Но что ж в этом? Боюсь, мой дорогой полковник, что вы вообще слишком склонны смотреть на мои малейшие действия сквозь призму мистицизма, – добавил он, улыбаясь. – Это вам Нараян видно наговорил про меня; не так ли?..

–&nbsp;Да, – тихо, но весьма иронически ответил за него принявшийся за рисовальный аппарат У***. – Нараян видит в вас нечто более своего бывшего бога Шивы и весьма немногим менее Парабрахма... Поверите ли?.. Он нас серьёзно уверял в Насике, будто "радж-йоги", в том числе и вы (хотя, признаюсь, ещё до сих пор я не понимаю, что такое именно "радж-йог"), могут кого и что угодно, и одною силою воли, ''заставить'', например, видеть не то, что у тех действительно пред глазами и что видят и все другие, а то, чего совсем нет и не было, и что находится лишь в воображении магнетизёра или "радж-иога"... Ха, ха, ха!.. он называл это, сколько помню,'' майя'', иллюзией.

–&nbsp;И что ж?.. Вы, конечно, довольно посмеялись над нашим Нараяном? – так же спокойно осведомился такур, смотря в темнозеленую глубь озера.

–&nbsp;Но вы верите, однако, в существование животного магнетизма?

–&nbsp;Но разве так трудно убедиться в том, что то, что вы видите, или по крайней мере думаете, что видите в минуту галлюцинации, есть только отражение картины, созданной с этой целью в мысли того, кто испытывает над вами свою власть?..

–&nbsp;Могут найтись и другие средства убедиться в возможности явления. Например, если пред вами предстанет картина местности действительно существующей, но отдалённой и вам совершенно незнакомой, хотя не только известной магнетизёру, но даже той самой, о которой он заранее условился со скептиками, – что именно ''эту'', а не ''другую'' местность вы увидите и опишете. Затем, вы её действительно и аккуратно описываете... Разве это не доказательство?

Бабу и Мульджи ушли торопить людей нагружать паром: все приутихли и над нами, как говорится, "тихий ангел пролетел"<ref>В. А. Жуковский, «[http://zhukovskiy.lit-info.ru/zhukovskiy/poemy/dve-byli.htm Две были и ещё одна]» (1831): «Все молчали: как будто ангел тихий провеял». – Ред.</ref>. Мисс Б*** со страха и духоты уснула в тонге и безмятежно похрапывала; полковник, лёжа спиной вверх на самом берегу, кидал камешки в воду; Нараян, погружённый по обыкновению в созерцание Гулаб-Синга, сидел на песке неподвижно, обхватив колена руками, и молчал. У*** прилежно и торопливо рисовал, лишь изредка подымая голову, и как-то странно хмурился, вглядываясь в другой берег, весь погружённый в свою работу... Такур продолжал покуривать, а я, усевшись на своём складном стуле, внимательно наблюдая за всем, не могла теперь оторвать глаз от Гулаб-Синга...

Вот почему я теперь сидела пред ним, вперив в него глаза не хуже Нараяна. Я вглядывалась в это замечательное лицо с чувством не то страха, не то необъяснимо благоговейного уважения. Вспоминалось мне и про таинственную смерть тигра в Карли, и про спасенье собственной моей жизни, за несколько часов до того, в Багхе, и про многое другое. Он явился к нам только в утро того самого дня, а сколько дум расшевелило его присутствие во мне, сколько загадочного он уже принёс с собой!.. Да что же это такое, наконец? чуть не вскрикнула я. Что это за существо, которое я встретила столько лет тому назад, молодым и полным жизни, и вот опять встречаю таким же молодым и полным жизни, но ещё суровее, ещё непонятнее? Неужели это брат его, а может и сын? – вдруг мелькнуло в голове. Нет, это он сам: тот же старый шрам на левом виске, то же самое лицо. Но, как и за четверть века назад, ни одной морщинки на этих правильных, прекрасных чертах, ни одного седого волоса в чёрной, как вороново крыло, густой гриве; то же выражение окаменелого спокойствия в минуты молчания на тёмном, словно вылитом из жёлтой меди лице... Что за странное выражение; какое спокойное, сфинксообразное лицо!..

–&nbsp;Сравнение не совсем удачное, мой старый друг! – вдруг как бы в ответ на мою последнюю мысль раздался тихий, добродушно насмешливый голос такура, заставив меня страшно вздрогнуть. – Оно уже потому неправильно, – продолжал он, – что вдвойне грешит против исторической точности. Во-первых, хотя Сфинкс и крылатый лев, но он в то же время и женщина, а раджпутские Синги<ref>''Синг'' – лев, на языке Пенджаба.</ref> хотя и львы, но никогда ещё не имели чего-либо женственного в своей природе. К тому же Сфинкс – дочь Химеры, а иногда и Ехидны, и вы могли бы выбрать менее обидное, хотя и неверное сравнение.

–&nbsp;Знаете что? – продолжал Гулаб-Синг, уже серьёзнее и вставая. – Не ломайте себе головы понапрасну: хотя в тот день, как загадка будет разгадана, раждпутский Сфинкс не бросится в море, но, поверьте, и русскому Эдипу от этого ничего не прибавится. Всё то, что вы когда-нибудь можете узнать, вы уже знаете. А остальное – предоставьте судьбе...

–&nbsp;Да где же вы взяли ''этот'' вид? – недоумевал полковник. – Для того, чтобы рисовать виды из головы, не стоило и сидеть на солнце...

–&nbsp;Какое тут озеро! Видно, вы рисовали во сне.

–&nbsp;Послушайте, У***, – ласково заговорил с ним добродушный полковник, словно обращаясь к больному ребёнку. – Скажите, вы помните, что ''вы'' рисовали этот вид?..

–&nbsp;Но зато, – шепнул ему Нараян с блеском торжества в пылающих глазах, – вы теперь не в состоянии более отвергать великую, древнюю науку ''йог-видьи'' моей родины!..

–&nbsp;Ma chère, – полугромко шепнул возле меня таинственный голос мисс Б***. – Ma chère, mais Monsieur U*** devient vraiment un medium<ref>Моя дорогая, а господин У*** действительно становится медиумом (фр.). – Ред.</ref>… – В минуты волнения она всегда обращалась ко мне на французском языке.  

–&nbsp;Отстаньте вы, ради Бога, от меня с вашими глупостями. Какой там медиум? Вы знаете, что я не верю в духов…

Чёрт! – брякнул ей в ответ бабу. – Разве ваши соотечествен­ники не давно уже порешили, что мы, индусы, поклоняемся чертям? Ну вот один из наших богов и напустил мистеру У*** туману…

Если бы в эту самую минуту паром, управляемый людьми Такура (паромщиков вовсе не было) не подъезжал к острову, быть бы тут ссоре между ними. К счастию, мы причалили и бенгалец выскочил на берег.

– Il est positivement malhonnête, ce Nègre là,<ref>Он – положительно невежа, этот негр (фр.). – Ред.</ref> – прошептала разъярённая дева, пустив ему вслед парфянскою стрелой<ref>Парфянская стрела – тактический приём парфян: изображая поражение и бегство, внезапно поразить преследующего противника стрелой, пущенной назад через плечо; в переносном смысле симулировать в споре проигрыш и сразить словом или аргументом, когда оппонент потеряет бдительность. – Ред.</ref>.

–&nbsp;Ну, мать моя, – заметила я ей, выходя за прочими, – такие'' негры'' стоят один ''десяти ''ваших Джон-Буллей<ref>Джон Булль (англ. John Bull, буквально Джон Бык) – собирательный образ типичного англичанина. – Ред. </ref>…