Теософия в романе «Идиот» Ф. М. Достоевского
Опубликовано в журнале "Современная теософская мысль", 2021-1 (11)
Библия, Мф.18:3
Изучая теософию мы испытываем чувство огромной благодарности по отношению к нашей великой соотечественнице Елене Петровне Блаватской и радости при мысли, что и мы принадлежим к карме России.
Путь Елены Петровны был путём Христа или вернее Хреста (Благого или Высшего Блага), который распинает себя или приносит себя в жертву ради просветления сознания всего человечества. Для этого необходимо развивать своё собственное сознание, преодолевать собственное невежество и очищать собственные мысли, становясь нравственно чистой личностью.
При озарении собственного сердца не как чувственного органа, а как центра осознанности, сокровенной мысли, легче распознать искру божественности в других. И Хрестос в нас стремится воспламенить или «воскресить» эту искру и соединить все искры в Себе.
Удостоившись (и заслужив) родиться в этой жизни в России, мы стали наследниками достояния нашей родины, её нравственного богатства, выраженного в качествах русской души, о чём так прекрасно писал гений нашего великого писателя Фёдора Михайловича Достоевского.
«Удивительно устроено русское сердце, столь велика в нём жажда встречи с родной душой, столь неистребима вера в возможность такой встречи, что готова она распахнуться бескорыстно перед каждым, довериться любому, веруя свято, что каждый и всякий сам способен на столь же беззаветную открытость. Готовое вместить в себя все души мира как родные, понять их, братски сострадать ближнему и дальнему – до всего-то есть ему дело, всему-то и каждому найдётся в нём место. И как бы ни велики или безбрежны, казались обиды его или оскорбление, всегда останется в нём место для прощения, словно есть в нём некий тайный, недоступный никакому оскорблению уголок и теплится в нём свет неугасимый.
Родина свята для русского сердца, потому что Родина для него высшая и последняя правда. И потому всё можно отнять у него, всё осмеять – стерпит. Но Родину отнять у русского сердца, унизить, оскорбить её так, чтобы оно застыдилось, отреклось от неё – невозможно, нет такой силы ни на земле, ни под землёй, нигде во всем белом свете».
Хотя Достоевский публично не порицал церковное или внешнее христианство, как это делал Лев Николаевич Толстой (за что и был отлучён от церкви), но, на самом деле, в своих сочинениях представлял нам образ совершенного человека, Христа или Хреста, влекомого своим духом облагородить натуру окружающих его людей, возвысить или воскресить их.
Толстой и Достоевский – это родственные души. Хотя лично два великих писателя не встречались, это не значит, что Толстой и Достоевский не интересовались друг другом. Вот как неравнодушно отреагировал один на смерть другого:
«Как бы я желал уметь сказать всё, что я чувствую о Достоевском… Я никогда не видел этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек… И вдруг за обедом – я один обедал, опоздал – читаю: умер. Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал и теперь плачу».
Оба великих писателя повлияли на мировоззрение всего мира, создав образы, достойные подражанию. Как, например образ князя Льва Николаевича Мышкина в романе Ф. М. Достоевского «Идиот».
Слово «идиот» мне видится скорее в его греческом оригинале (ἰδιώτης – отдельный или отделённый человек), в смысле прообраза или образца для своей расы.
Высказывания князя Мышкина стали афоризмами:
«Сострадание есть главнейший, и, может быть, единственный закон бытия всего человечества».
«Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его?»
«От детей ничего не надо утаивать, под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они всё понимают».
«У всех нас есть возможность оценить, сколько времени мы потеряли безвозвратно в нашей жизни. И часто откуда-то из глубины сознания приходит мысль: уже поздно что-то менять, времени почти нет».
Князя Мышкина в романе воспринимают как ребёнка. Его душа сохранила детское восприятие через чистоту сердца.
Разве Иисус не говорил «если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное», «не препятствуйте детям приходить ко мне»? Разве он говорил о возрасте? Нет, он говорил о людях чистых сердцем, то есть с чистыми мыслями, несущих свет в себе и изливающих его на окружающих людей. Что значит слово «обратитесь» в первой фразе? Греческий глагол στραφῆτε от στρέφω помимо основного значение поворачиваться, оборачиваться имеет метафорическое значение повернуть что-то в сознании.
Князь обладает способностью распознать детскую чистоту в человеке. Он говорит генеральше Епанчиной: «...я просто уверен, что Вы совершенный ребёнок во всем, во всём, во всём хорошем и во всём дурном, несмотря на то, что Вы в таких летах», а Гане говорит: «…у вас, право, ещё детский смех есть. Давеча вы вошли мириться и говорите: «Хотите, я вам руку поцелую», – это точно как дети бы мирились».
В жизни почти всех героев романа князь сыграл благотворную роль. Все встречающиеся на его пути люди поддаются загадочному обаянию его личности, тянутся к нему и нередко проявляют своё чистое, сострадательное внутреннее «я», хотя потом стыдятся этого. Князь словно преображает окружающих великой силой своего внутреннего света.
Красота чистой души князя Мышкина готова принести себя в жертву, взять на себя все страдания человечества, чтобы потом вновь воскреснуть и спасти мир от жестокости, эгоизма и зла, пробудив к жизни сердца людей. Именно эта красота, переполняющая князя Мышкина и других прекрасных героев в романах Достоевского, – единственная сила, способная спасти человечество, указать ему истинный вечный путь. Он потому-то и служил красоте, что она для него – божественная искра жизни, тот внутренний свет, который он видит накануне припадка эпилепсии.
«Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним: необычайный внутренний свет озарил его душу. Это мгновение продолжалось, может быть, полсекунды».
Ещё хочется обратить внимание читателя на значение фамилий и имён, которыми Фёдор Михайлович наделил своих героев.
Имя главного героя, Лев, является символом силы и могущества у многих народов, а его фамилия, Мышкин (не Мышин), говорит о незначительности. Только тот человек поистине силён, кто, оставаясь в «тени», так сказать, ненавязчивым, оказывает своей «духовной» силой благотворное воздействие на окружение. Лев Мышкин – это как бы парадокс в приземлённом понимании, но апогей – в духовном понимании.
Главный герой внутренне связан с героиней романа, Настасьей Филипповной Барашковой. Дело в том, что в подготовительных материалах к роману, опубликованных в девятом томе «Полного собрания сочинений» Достоевский называет главного героя «князем Христом». Поэтому фамилия Барашковой указывает на «Агнца», а имя Настасья или Анастасия – на воскресение.
Другие два главных героя носят фамилии, указывающие на противоположности: Рогожин – на рогожу, Епанчина – на богатую епанчу. Но имена у обоих – светлые: Парфён или Порфений – целомудренный, девственный; Аглая – сияние, красота.
Аглая показана в романе как личность независимо мыслящая, не «ординарная». Она, например, говорит князю:
«Я вас считаю за самого честного и за самого правдивого человека, всех честнее и правдивее, и если говорят про вас, что у вас ум... то есть что вы больны иногда умом, то это несправедливо; я так решила и спорила, потому что хоть вы и в самом деле больны умом (вы, конечно, на это не рассердитесь, я с высшей точки говорю), то зато главный ум у вас лучше, чем у них у всех, такой даже, какой им и не снился, потому что есть два ума: главный и неглавный. Так? Ведь так?
– Может быть, и так, – едва проговорил князь; у него ужасно дрожало и стукало сердце.
– Я так и знала, что вы поймете, – с важностью продолжала она. – Князь Щ. и Евгений Павлыч ничего в этих двух умах не понимают, Александра тоже, а представьте себе: maman поняла».
Изучающим теософию понятно, о каких двух умах имеют представление Аглая, её мама, Лизавета Прокофьевна, и князь Мышкин.
Интересно рассуждение автора об «обыкновенных» или «ординарных» людях.
«К этому-то разряду «обыкновенных», или «ординарных», людей принадлежат и некоторые лица нашего рассказа, доселе (сознаюсь в том) мало разъяснённые читателю. Таковы именно Варвара Ардалионовна Птицына, супруг её, господин Птицын, Гаврила Ардалионович, её брат...
Таких людей на свете чрезвычайное множество и даже гораздо более, чем кажется; они разделяются, как и все люди, на два главные разряда: одни ограниченные, другие «гораздо поумнее». Первые счастливее. Ограниченному «обыкновенному» человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний…
Стоило иному только капельку почувствовать в сердце своём что-нибудь из какого-нибудь общечеловеческого и доброго ощущения, чтобы немедленно убедиться, что уж никто так не чувствует, как он, что он передовой в общем развитии. Стоило иному на слово принять какую-нибудь мысль или прочитать страничку чего-нибудь без начала и конца, чтобы тотчас поверить, что это «свои собственные мысли» и в его собственном мозгу зародились».
Опять же, если говорить об этимологии имён персонажей романа, то имя Ардалион переводится как суетливый человек, а значит привязанный к мирским делам и заботящийся о земном.
Поэтому, живя в этом мире физическим телом с чувственным умом, мы можем пребывать в высшем уме, получая от него внутреннее озарение. И на примере князя Мышкина (читай Ф. М. Достоевского) ещё раз убеждаешься в откровении «внутреннего света», возможного для любого чистого душой человека.
У Ф. М. Достоевского мы видим всё то же учение о красоте, чистоте и нравственности, как и во всех древних религиях, или вернее в единой религии Мудрости. Достоевский через князя Мышкина так формулирует основной закон человечества: «Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества». Говоря словами псалмопевца: «И нет ничего нового под солнцем».
На высших планах нет ни времени, ни пространства. И если удаётся соприкоснуться с этой красотой или гармонией, тогда «душа с душою говорит».
При соприкосновении с гением Ф. М. Достоевского во мне заговорила ритмическая речь следующими словами:
Чему, о, сердце, уподобить мне тебя, |