Изменения

Прежде всего, хотелось бы подчеркнуть, что все указанные переводы осуществлялись опытными, квалифицированными переводчиками, стремившимися старательно и профессионально передать каждую заложенную в статьях идею. Но, увы, читая эти тексты более чем 20-летней давности, сегодня отчётливо видишь отдельные их несовершенства. Никакой вины на самих переводчиках, заинтересованно и добросовестно выполнивших свою миссию, разумеется, нет. Виной тому само время. То была самая первая энергичная и благородная попытка – предпринятая главным образом издательством “Сфера” и, в частности, Е.А. Логаевой, за что они заслуживают слов самой глубокой признательности – познакомить российскую интеллектуальную общественность с идеями теософии. Честь и хвала этим смелым людям, взявшимся за достойную самого искреннего уважения работу!  

Прежде всего, хотелось бы подчеркнуть, что все указанные переводы осуществлялись опытными, квалифицированными переводчиками, стремившимися старательно и профессионально передать каждую заложенную в статьях идею. Но, увы, читая эти тексты более чем 20-летней давности, сегодня отчётливо видишь отдельные их несовершенства. Никакой вины на самих переводчиках, заинтересованно и добросовестно выполнивших свою миссию, разумеется, нет. Виной тому само время. То была самая первая энергичная и благородная попытка – предпринятая главным образом издательством “Сфера” и, в частности, Е.А. Логаевой, за что они заслуживают слов самой глубокой признательности – познакомить российскую интеллектуальную общественность с идеями теософии. Честь и хвала этим смелым людям, взявшимся за достойную самого искреннего уважения работу!  

Но беда состоит в том, что традиция теософских исследований, едва зародившаяся в России в самом начале ХХ века,<ref>Более подробно об этом см.: Малахов П.Н. [https://ts-russia.org/info/История_теософского_движения_в_России История теософского движения в России].</ref> оказалась прервана большевистским переворотом 1917 года, а потом и вовсе погублена в годы сталинского террора. В годы безраздельного господства так называемой “марксистско-ленинской философии”, когда на “философских пароходах” из России изгонялся цвет свободной творческой мысли: философы Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, И.А. Ильин, С.Е. Трубецкой, когда иными способами из страны выдавливались её лучшие поэты и прозаики: В.В. Набоков, И.А. Бунин, Д.С. Мережковский, композиторы: С.В. Рахманинов и С.С. Прокофьев – словом, вся культурная и интеллектуальная элита России, конечно же, не оставалось никакого места для развития и теософской мысли. Теософия оказалась под полнейшим и безусловным запретом, а вся теософская литература была помещена в строго охраняемые “спецхраны”, и лишь отдельные смельчаки знакомились с нею через всевозможные “самиздаты” и “тамиздаты”.

Но беда состоит в том, что традиция теософских исследований, едва зародившаяся в России в самом начале ХХ века,<ref>Более подробно об этом см.: Малахов П.Н. [https://ts-russia.org/info/История_теософского_движения_в_России История теософского движения в России].</ref> оказалась прервана большевистским переворотом 1917 года, а потом и вовсе погублена в годы сталинского террора. В годы безраздельного господства так называемой “марксистско-ленинской философии”, когда на “философских пароходах” из России изгонялся цвет свободной творческой мысли: философы Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, И.А. Ильин, С.Е. Трубецкой, когда иными способами из страны выдавливались её лучшие поэты и прозаики: В.В. Набоков, И.А. Бунин, Д.С. Мережковский, композиторы: С.В. Рахманинов и С.С. Прокофьев, а также многие-многие другие – словом, вся культурная и интеллектуальная элита России, конечно же, не оставалось никакого места для развития и теософской мысли. Теософия оказалась под полнейшим и безусловным запретом, а вся теософская литература была помещена в строго охраняемые “спецхраны”, и лишь отдельные смельчаки знакомились с нею через всевозможные “самиздаты” и “тамиздаты”.

И только в начале 90-х годов эти шлюзы наконец открылись, и в Россию хлынул поток “запретной литературы”. Это были годы, когда вся страна с упоением и большим запозданием читала романы М.А. Булгакова и В.В. Набокова, труды Н.А. Бердяева, В.С. Соловьёва, о. П.А. Флоренского, и в согласии с очистительным, оздоровляющим духом возрождения, охватившим всю Россию, началось и освоение огромного пласта не переведённой на русский язык теософской литературы. У группы энтузиастов-переводчиков было всё: профессиональное владение английским языком, острый интерес к только что открывшейся обширной области непознанного и жажда нести это новое знание мыслящему читателю. Но им приходилось овладевать теософскими учениями в процессе самого же перевода – что называется “с колёс”. Эти учения ещё не были глубоко переварены ими – это было просто невозможно! – а отсюда и самые досадные огрехи, терминологические ошибки и концептуальные искажения. Переводчик этого сборника далёк от мысли считать себя знатоком, свысока поглядывающим на своих предшественников. Это было бы и глупо, и несправедливо, и далеко от действительности. Нынешний сборник можно было бы назвать лишь вторым “подходом к снаряду”, второй попыткой изложения на русском языке тех идей и учений, которые в большей или меньшей степени подробно освещены в статьях сборника “Пять лет теософии”. А это значит, что переводчик ничуть не исключает возможности и третьей, и четвёртой попыток в этом направлении.

И только в начале 90-х годов эти шлюзы наконец открылись, и в Россию хлынул поток “запретной литературы”. Это были годы, когда вся страна с упоением и большим запозданием читала романы М.А. Булгакова и В.В. Набокова, труды Н.А. Бердяева, В.С. Соловьёва, о. П.А. Флоренского, и в согласии с очистительным, оздоровляющим духом возрождения, охватившим всю Россию, началось и освоение огромного пласта не переведённой на русский язык теософской литературы. У группы энтузиастов-переводчиков было всё: профессиональное владение английским языком, острый интерес к только что открывшейся обширной области непознанного и жажда нести это новое знание мыслящему читателю. Но им приходилось овладевать теософскими учениями в процессе самого же перевода – что называется “с колёс”. Эти учения ещё не были глубоко переварены ими – это было просто невозможно! – а отсюда и самые досадные огрехи, терминологические ошибки и концептуальные искажения. Переводчик этого сборника далёк от мысли считать себя знатоком, свысока поглядывающим на своих предшественников. Это было бы и глупо, и несправедливо, и далеко от действительности. Нынешний сборник можно было бы назвать лишь вторым “подходом к снаряду”, второй попыткой изложения на русском языке тех идей и учений, которые в большей или меньшей степени подробно освещены в статьях сборника “Пять лет теософии”. А это значит, что переводчик ничуть не исключает возможности и третьей, и четвёртой попыток в этом направлении.