Изменения

Так-то оно так. Но, как мы не раз убеждались в обычном ходе нашей мирской жизни, даже самая могучая сила воли не всегда бывает способна совладать с могучими процессами распада. Отчаянная, вновь и вновь возобновляемая борьба элементов Космоса, стремящихся неуклонно следовать своим привычным курсом непрестанных изменений, невзирая ни на какую противостоящую им волю, делает их похожими на пару потерявших управление коней, которые бешено сопротивляются решительной воле кучера, пытающегося удержать их неистовый бег, и их совместная сила столь велика, что тут не помогут никакие, даже самые запредельные, усилия ''нетренированной'' человеческой воли, действующей внутри ''неподготовленного'' тела. Одинаково бессильными здесь в конце концов оказываются и беспримерная доблесть солдата-храбреца, и пылкое желание томного возлюбленного, и неуёмная жадность ненасытного скупца, и не знающая сомнений вера наитвердейшего из фанатиков, и привычная нечувствительность к боли у наисуровейшего смельчака-индейца или полуобученного йога-индуса, как и самая выверенная философия у бесстрастнейшего из мыслителей.  

Так-то оно так. Но, как мы не раз убеждались в обычном ходе нашей мирской жизни, даже самая могучая сила воли не всегда бывает способна совладать с могучими процессами распада. Отчаянная, вновь и вновь возобновляемая борьба элементов Космоса, стремящихся неуклонно следовать своим привычным курсом непрестанных изменений, невзирая ни на какую противостоящую им волю, делает их похожими на пару потерявших управление коней, которые бешено сопротивляются решительной воле кучера, пытающегося удержать их неистовый бег, и их совместная сила столь велика, что тут не помогут никакие, даже самые запредельные, усилия ''нетренированной'' человеческой воли, действующей внутри ''неподготовленного'' тела. Одинаково бессильными здесь в конце концов оказываются и беспримерная доблесть солдата-храбреца, и пылкое желание томного возлюбленного, и неуёмная жадность ненасытного скупца, и не знающая сомнений вера наитвердейшего из фанатиков, и привычная нечувствительность к боли у наисуровейшего смельчака-индейца или полуобученного йога-индуса, как и самая выверенная философия у бесстрастнейшего из мыслителей.  

Скептики, правда, могут в опровержение изложенных в этой статье вернейших фактов сослаться на опыт: ведь, как известно, нередко случается, что даже у самой кроткой из натур, у самого нерешительного из умов и у тщедушнейшего из людей вдруг оказываются силы, способные противиться “Смерти” дольше, чем самая могучая воля у человека высоко духовного или своенравного эгоиста, а равно и у закалённого физически труженика, воина или атлета.  

Скептики, правда, могут в опровержение изложенных в этой статье вернейших фактов сослаться на опыт: ведь, как известно, нередко случается, что даже у самой кроткой из натур, у самого нерешительного из умов и у тщедушнейшего из людей вдруг оказываются силы, способные противиться “Смерти” дольше, чем самая могучая воля у жизнерадостного и своенравного эгоиста, а равно и у закалённого физически труженика, воина или атлета.  

На самом же деле, ключ к разгадке секрета этих очевидно противоречащих друг другу явлений лежит в правильном понимании той самой вещи, о который мы уже сказали выше. Если грубая “внешняя оболочка” проходит своё физическое формирование параллельно и в том же темпе, что и воля, то ясно, как день, что в этом случае последняя и не может получить никакого перевеса, который позволил бы ей ''преодолеть сопротивление'' первой. Никакие самые современные пушки не предоставят армии абсолютного преимущества над врагом, если тот вооружён точно такими же орудиями. А значит, если взглянуть на дело несколько глубже, то нетрудно заметить, что закалка, которую проходит так называемая “сильная и решительная натура”, совершенствуя себя на арене зримого мира в своих собственных целях, неизбежно обуславливает параллельное развитие и “грубой”, так называемой животной оболочки, без чего сама эта закалка совершенно ''бесполезна''. И тут вдруг оказывается, что закалка-то эта по большей части сводится на нет с точки зрения задач, о которых мы здесь говорим, а всё из-за того, что каждое действие со стороны этой “сильной натуры” одновременно вооружает и своего противника столь же эффективным оружием, как и то, которым пользуется сама эта “натура”. ''Буйная тяга'' к разрушению уравнивается с противостоящей ей волей, а по мере накопления этой тяги она уже оказывается способной подчинить себе силу воли и в конце концов полностью взять над ней верх.  

На самом же деле, ключ к разгадке секрета этих очевидно противоречащих друг другу явлений лежит в правильном понимании той самой вещи, о который мы уже сказали выше. Если грубая “внешняя оболочка” проходит своё физическое формирование параллельно и в том же темпе, что и воля, то ясно, как день, что в этом случае последняя и не может получить никакого перевеса, который позволил бы ей ''преодолеть сопротивление'' первой. Никакие самые современные пушки не предоставят армии абсолютного преимущества над врагом, если тот вооружён точно такими же орудиями. А значит, если взглянуть на дело несколько глубже, то нетрудно заметить, что закалка, которую проходит так называемая “сильная и решительная натура”, совершенствуя себя на арене зримого мира в своих собственных целях, неизбежно обуславливает параллельное развитие и “грубой”, так называемой животной оболочки, без чего сама эта закалка совершенно ''бесполезна''. И тут вдруг оказывается, что закалка-то эта по большей части сводится на нет с точки зрения задач, о которых мы здесь говорим, а всё из-за того, что каждое действие со стороны этой “сильной натуры” одновременно вооружает и своего противника столь же эффективным оружием, как и то, которым пользуется сама эта “натура”. ''Буйная тяга'' к разрушению уравнивается с противостоящей ей волей, а по мере накопления этой тяги она уже оказывается способной подчинить себе силу воли и в конце концов полностью взять над ней верх.