Рерих Е.И. - Письма в 9-ти томах, т.2, п.094
том 2, письмо № 94
Участники
| |
|---|---|
| Автор: | Рерих Е.И. |
| Адресат: | Рерих Н.К., Рерих Ю.Н. |
| Посыльный: | |
Даты
| |
| Написано: | 15 сентября 1934 |
| Получено: | |
Места
| |
| Отправлено из: | |
| Получено в: | |
Дополнительная информация
| |
| Язык: | рус. |
Письма Елены Ивановны Рерих
Родные мои Пасик и Юханчик, с этой почтой получена копия официальной бумаги за подписью самого Президента, уполномочивающая Уоллеса подписать Пакт. Мы послали телеграмму, чтобы Логван, как Председатель Постоянного Комитета, уведомил бы всех представителей 37 стран, принимавших участие на Конвенции, о решении Президента. Вероятно, Модра переслала и Вам копию этого документа, составленного Олд Хаусом, и потому не следует удивляться выпускам. Но наши друзья, Джиль Боргес и другие, будут твердо отстаивать всякие злостные попытки и охранят имя. Также постараемся, чтобы Галахад победил свое малодушие и приложил все усилия, всю власть, чтобы охранить имя. Он уже начинает понимать, что, идя по Указу, даже при неспособности можно преуспеть. Так, в одном из последних писем к Модре он пишет, что ему удалось говорить с Шатким о советниках и вестниках в связи с бывшими Президентами и результаты были неожиданные для него самого, все вылилось в определенном действии, правда, запоздалом и не спасающем страну, но все же некоторая польза получится. Ты, вероятно, имеешь фотостат с письма Рузвельта, называющего Пакт по имени.
Зина переслала мне обзор положения в Америке – картина истинно устрашающая. Так, понятно, что, несмотря на все последние успехи Галахада, он не получает Одобрения, ибо именно малодушие его толкнуло на тяжкий путь и исказило все лучшие начертания. Конечно, если бы с самого начала был взят верный и твердый тон, как Сказано, если бы Модра пошла верхним путем, то все сложилось бы по высшей мере, но приседания, смягчения, лепетания и захваливания ни к чему не ведут. Интересно, как примет он мое письмо, все точки поставлены. На днях получено письмо от Радны, пишет, что твоя статья «Строение» вызвала отвратительный выпад некоего Парфенова. К сожалению, она мне не прислала этой вырезки. Собирается возражать. Но Порума и Логван советуют, что я считаю правильным, чтобы возражение исходило от аутсайдера[1] вроде Гребенщикова или же даже Москова. Но Радне, видимо, очень хочется написать с помощью Москова. Но я сомневаюсь, стоит ли вдаваться в полемику сейчас; конечно, трудно судить, не зная, какого рода выпад. Ты, вероятно, все это знаешь от нее <...>[2] Так же, как и раньше, я не одобряю лоаны картин в музеи Америки. Никто не будет покупать, если узнают, что можно иметь в лоан. Кроме того, картины так портятся от этих постоянных переездов. Зина пишет, что к ней приехал Хессемер – куратор музея Густав Оберлэндер – и «пришел в восторг, узнав, что можно иметь на год картины Н.К. в их городском музее. Он почитатель Искусства Н.К. и, приехав домой, написал статью, желая наладить возможность помещения картин Н.К. как «лоан» от нашего Музея у них. Заметка имеет некоторые неправильности, как то, что мы предоставляем возможность какой бы то ни было галерее в стране получить на год выставку картин Н.К. Ничего подобного я ему не говорила, но в своем энтузиазме он перепутал. Он обещает привести осенью несколько крупных коллекционеров из Рэдинга в Музей для возможной покупки...» Но статью эту она тоже забыла вложить. Думаю, пусть он сначала приведет коллекционеров; потом можно будет говорить о лоане. Как твое мнение? Мне казалось, что было проведено постановление, что мы не даем картин в лоан. Я понимаю учреждение больших Отделений в разных странах, но в той же стране давать в «лоан» мне кажется непрактичным. Впрочем, об этом умалчиваю, вероятно, ты сам ей написал свое решение.
В «Агни Йога Публикейшэн», которым ты восторгался, сейчас большой беспорядок и книги рассылаются без всякого внимания к точному исполнению заказа, и получаются неприятные письма. Имею выдержки таких писем. Хорошо будет, если ты, Пасик, со своей стороны напишешь Зине и Модре, чтобы они ничего не сообщали о делах и продвижениях новоподошедшим, таким, как Фег., Шрак и Форман, ибо по молодости и неопытности они могут причинить вред делам. Одно – дружелюбие и другое дело распоясывание. Пока что мои суровые письма к Модре и указания Другу имели самый оздоровляющий эффект. Сейчас послала два длиннейших послания в 15 страниц Дукшинской и Никитину, как протест против их кощунства на Автора «Письма о Боге» в книге «Чаша Востока». Посмотрим, как они примут это, но кощунство на Высшее допускать невозможно. Конечно, послала с Одобрения. Также предупредила Лепети о предательском гнезде, но по Указанию предложила ему пока что не говорить о предателе Мирону Тарасову и проверить его отношение к Артуру Пеалю и зорко следить за всеми его действиями. Указала Лепети написать письмо предателю с некоторыми запросами без всяких упреков, ибо нужно получить некоторое официальное доказательство от предателя. Также не писала ему о возможности прикрытия этой группы. В этом же духе написала и Стурэ, к сожалению, донесения о его поездке в Ревель еще не имею. Не беспокойся, Пасик, мы справимся с предателями. Раз гнездо раскрыто, то полдела уже сделано. Мирон Тарасов, сам того не ведая, сыграл роль взрывателя. Если бы я не вызвала его на переписку с собою и не запросила всех копий его писем, мы до сих пор пребывали бы в неизвестности. А предатель продолжал бы свою разрушительную деятельность. Стурэ переслал мне письмо Артура Пеаля к нему. Характерны запросы, которые Артур Пеаль ставит – так, сколько членов, какой национальности, возраст и пол и где имеются еще группы и т.д. Г-же Икскуль еще не отвечала, хочу дождаться добавочных сведений. Асеев трогательно пишет, какую радость дают ему мои письма, как до поздней ночи он зачитывается ими. Столько пищи ему дано! Готовит длиннейшее письмо с массою вопросов. Твой новый поклонник из группы Михаила Никитина, некто Свищев, приходит в восторг от «Знамени Сергия», причем, конечно, никто не сомневается, что книга эта написана тобою. Я не знала, Пасик, что ты взял женский псевдоним. Я их пока что не разочаровываю. Просят твой портрет. Я послала им сидячий в накидке в комнате Учителя на фоне Картины Владыки. В маленьком виде этот снимок очень внушителен.
Очень тревожит меня реорганизация, еще два месяца пройдет до окончания. Также и Европейский Центр. Как всегда, все Комитеты – переливание из пустого в порожнее. Нельзя вариться в своем собственном соку. Я уже послала Указание, чтобы вербовали новых деятельных и значительных членов в Комитет Музея, но, между прочим, Владыка не хочет привлекать Хисса ни в один из Комитетов. Ведь положение в Америке не может улучшиться. Теперь ясно, что означала для Америки Весть, от какого развала она была бы спасена. И какое ничтожное обстоятельство, самость и малодушие маленьких человечков помешали совершиться великому действу! Советую тебе, родной мой, принять тоже тон твердый, соответствующий твоему положению, с нашей трудной Модрой. Ведь самое важное – прояснить ее сознание, тогда она найдет нужные слова. Помнишь изречение нашей Раи, что Н.К. – святой человек, потому ему можно и не вычистить сапоги, ведь такая психология преобладает в малом сознании. Труднее всего вместить истинное величие и значение каждого явления, покуда оно тебя не сшибет с ног. Все письма мои наполнены утверждениями величия Посла и всего происходящего, потому с твоей стороны необходим твердый тон по отношению к Модре. Ведь только после целого ряда повторных суровых писем она и Галахад задвигались. Тяжко сдвигать заросшие сознания. Знаю, родные мои, что Вам нелегко, но сроки подходят и все свершится неожиданными путями. Ведь Силы Света могут проявиться во всей своей Мощи, лишь когда напряжение тьмы дойдет до предела. Итак, твердость, твердость и твердость. Малодушие, половинчатость, никодимство погубили столько лучших начинаний, не приближайте никодимов.
У меня снова болит солнечное сплетение, сильнее чем когда-либо. Должно быть, что-то большое подготовляется. Монсун, видимо, прекратился, но днем солнце очень жаркое. Это лето я носила лишь мои рубахи с поясом без всяких других стесняющих принадлежностей, это мне помогло перенести жару, и на будущее решила их отставить. Манов видим редко – у нее болят ноги, что-то в костях, и она не может ходить. Соседи наши нас не беспокоят, люди тихие. Управляющий неплохо торгует фруктами, авось окупит расходы по саду. Сокровища мои, берегите друг друга, читаем газеты и знаем, как неспокойно в Ваши местах. Но знаем, что чудо у дверей и Св. Сергий ...[3]
Привет Володе.
Сноски