Мессер С. - Провидец, который идёт в одиночестве

<div style="color: #555555; font-size: 80%; font-style: italic; font-family: serif; text-align: center;">Материал из '''Библиотеки Теопедии''', http://ru.teopedia.org/lib</div>
Перейти к навигации Перейти к поиску
Сесил Мессер
Провидец, который идёт в одиночестве»

Опубликовано в журнале "Теософ" (The Theosophist), 143-05 (январь 2022)
Cecil Messer, The Seer Who Walks Alone. Перевод с английского.
Г-н Сесил Мессер работал в научно-инженерной группе космической программы НАСА. После отставки, проживая в Кротонском институте теософии (Калифорния, Охай), он в течение двенадцати лет представлял духовные учения многих традиций. В настоящее время живёт в горах Северной Каролины и практикует дхарму.


Выдающийся философ и учитель Джидду Кришнамурти (он же Кришнаджи) обладал медитативным умом и глубоким знанием механизма медитации.

С детства он отличался необычным свойством – отсутствием чёткого представления о себе. Несмотря на то, что он развивался под влиянием теософского мировоззрения, его учения кажутся возникшими из глубокого источника, свободного от психологических ограничений. Его подход к медитации резко отличается от многих традиционных практик, с которыми он сталкивался. Это напоминает контрапункт в музыке, когда различные мелодии, переплетаясь, образуют гармоничное целое, проявляя при этом свою уникальность.

Все работы Кришнаджи отражают его любовь к медитации и, в первую очередь, посвящены общению с теми, кто способен прикоснуться к ней. После долгих ежедневных прогулок по местной сельской местности он часто записывал, что ему за это время не пришло в голову ни одной мысли. Однако яркие описания свидетельствуют, что неосознанное восприятие происходило, но не было ни сравнительных суждений, ни вовлечённости, ни зависимости от мыслей. Возможно, мысли или эмоции всё же возникали, но не находили места, чтобы оставить след или закрепиться. Они рассеивались, так же, как облака на солнечном небе. Ходьба, зрение и слух были неотъемлемой частью его состояния осознанности, свободной от мыслей.

Первоначальную красоту его учения легко испортить как интерпретацией, так и принятием его с поспешной готовностью. Слушая его речь или читая отрывки его записей, вы иногда ощущаете некое созвучие с Истиной. Впоследствии эти воспоминания ускользают из памяти, оставляя только незначительные факты. Если «повезёт», то осознанность, не встретив преград, может обострить интерес и дать прямое восприятие новых Истин. В состоянии медитативного умиротворения Кришнаджи записал в своём дневнике следующий эпизод:

«В безмолвии глубокой ночи и в тишине утра, когда солнце первыми лучами прикасается к холмам, пребывает великая тайна. Эта тайна скрывается во всём живом. Если бы вы спокойно сидели под деревом, то ощутили бы эту древнюю землю с её непостижимой тайной. В тихую ночь, когда звёзды сияют ярко и кажутся близкими, вы осознали бы расширяющееся пространство и таинственный порядок всех вещей, неизмеримого и ничтожного, движения этих тёмных холмов и крика совы. В этом абсолютном безмолвии ума эта тайна расширяется без времени и пространства <…>. Это – любовь. С нею вся тайна Вселенной открыта».

Кришнаджи в своих наблюдениях, воспринимая увиденное без суждений и обобщений, обнаруживает все явления в истинном свете. Он называет это состояние осознанностью без выбора – ви́дением целого, того, что есть. Эта ясность ви́дения священна для медитации и присуща мышлению, свободному от условностей. Взгляд на жизнь с определённой точки зрения мешает человеку видеть её целиком. Истина, воспринимаемая только рассудком, в лучшем случае является частичной, поскольку он, неизбежно ограниченный и обусловленный, окрашивает всё в свои цвета. Когда нас озаряет свет свободного познания, отражаясь в спокойном и восприимчивом уме, мы приходим к целостности. Такая целостность присуща медитации. Следующий отрывок из его «Дневника» позволяет увидеть эту цельность.

«Ночью приходила необычайная тишина, щедрая и всепроникающая. Культивируемая медитация – это кощунство по отношению к красоте, а каждый листочек и каждая ветка говорили о радости красоты, и высокий тёмный кипарис хранил её в своём безмолвии; её струило потоком и старое искривлённое перцовое дерево. Вы не можете, не должны призывать радость; если вы это делаете, то радость становится удовольствием. Удовольствие – это движение мысли, и мысль не должна, никоим образом не может, культивировать радость, а если она стремится к тому, что было радостным, то это – всего лишь воспоминание, нечто мёртвое. Красота никогда не связана временем; она полностью свободна от эпохи, а потому и от культуры. Она существует, когда нет личности. Личность создана временем, движением мысли, известным, словом. В отказе от себя, от личности, в этом абсолютном внимании заключена суть красоты».

Разве «культивируемая медитация» не должна, как листья деревьев с наступлением зимы, умирать и растворяться в земле, чтобы питать возрождение чистоты осознания? Возможно, мы не знаем, что такое медитация, но мы можем знать, чем она не является. В своей «Записной книжке» Кришнаджи рассматривает этот жгучий вопрос, словно наблюдая за многогранной жемчужиной:

«Медитация – не поиск, не процесс разведки или исследования. Медитация – взрыв и открытие. Медитация – не укрощение мозга, чтобы мозг чему-то соответствовал, и не интроспективный самоанализ; она определённо не является и упражнением в концентрации, которая включает, отбирает и отвергает. Это нечто приходящее естественно, когда все позитивные и негативные утверждения и достижения поняты и с лёгкостью отброшены. Это полная пустота мозга. Именно эта пустота существенна, а не то, что в пустоте; ви́дение возможно только из пустоты; всякая добродетель – речь не об общественной морали и респектабельности – возникает из неё. И именно из этой пустоты выходит любовь, – иначе это не любовь вовсе. Основание праведности – в этой пустоте. Пустота эта есть конец и начало всего сущего».

В своём последнем дневнике «Кришнамурти самому себе» он вновь поворачивает жемчужину медитации другой гранью:

«В медитации не должно быть никаких ограничений… Медитация – это движение без мотива, без слов и без мысли. Она должна быть чем-то, к чему не стремятся специально. Только тогда медитация – это движение в бесконечном, безмерном для человека, без цели, без конца и без начала... В такой медитации без ограничений проявляется суть того, что является самым благородным, самым священным и святым».

В своей книге «Свобода от известного» он опять поворачивает эту жемчужину и описывает её новую грань:

«Медитация – одно из величайших искусств в жизни, может быть, самое великое, и человек не может научится медитации от кого бы то ни было. В этом её красота. Медитация не имеет техники, а, следовательно, и авторитета. Если вы изучаете себя, наблюдаете за собой, за тем, как вы едите, как говорите, как вы болтаете, ненавидите, ревнуете, если вы осознаёте это всё в себе, без выбора, это есть часть медитации. Таким образом, медитация может иметь место, когда вы сидите в автобусе или гуляете в лесу, полном света и теней, или слушаете пение птиц, или смотрите на лицо жены и ребёнка».

Парадоксально, но в разговоре с молодым студентом о медитации, записанном в книге «Кришнамурти о воспитании», он говорит:

«Сядьте очень тихо и оставайтесь неподвижными не только физически, не только телом, но и умом. Будьте очень неподвижны, а затем в этой неподвижности слушайте. Прислушайтесь к звукам снаружи этого здания, к крикам петухов, птиц, чьему-то кашлю, чему-то удаляющемуся; сначала прислушайтесь к тому, что происходит снаружи, а затем прислушайтесь к тому, что происходит в вашем уме. И тогда вы заметите, если будете очень внимательно и тихо слушать, что внешний звук и внутренний звук – это одно и то же».