Блаватская Е.П. - Является ли самоубийство преступлением

Автор одной из статей в ноябрьском номере лондонского журнала "Spiritualist", назвавший "Фрагменты оккультной истины" абстрактным теоретизированием, думаю, вряд ли применил этот эпитет к Фрагменту № 3, где так тщательно рассмотрена выдвинутая гипотеза о самоубийстве^[1]. Взятая в целом, эта гипотеза вполне соответствует нашему врождённому стремлению следовать Нравственному Вселенскому Закону и не идёт вразрез ни с нашими обычными представлениями, ни с научными теориями. На основании двух приведённых случаев, а именно: эгоистичного самоубийства, с одной стороны, и неэгоистичного, с другой, делается вывод, что результат однозначно плох, даже если посмертные состояния, зависящие от степени наказания, будут различны. Мне кажется, что делая такое заключение, автор не учёл всех возможных случаев самоубийства. Я считаю, что в некоторых случаях самопожертвование не только оправдано, но даже желательно с моральной точки зрения и что, вероятно, последствия такого самопожертвования не могут быть отрицательными. Я приведу один случай, возможно, наиредчайший, но необязательно чисто теоретический по этой причине, ибо я знаю, по крайней мере, одного человека, представляющего для меня интерес, одолеваемого чувствами, аналогичными тем, о которых я собираюсь рассказать, и который будет весьма признателен за дополнительный свет, пролитый на эту весьма тёмную проблему. (1)

Итак, представьте, что некий человек, назовём его М., пристрастился к длительным и глубоким размышлениям о волнующих его тайнах земного существования, о его целях и высшем предназначении человека. Чтобы разобраться в своих мыслях, он обращается к философским трудам – главным образом тем, в которых рассматривается великое учение Будды. В конечном итоге, он приходит к выводу, что первой и единственной целью существования должно быть служение людям; отсутствие такового свидетельствует о его бесполезности как мыслящего существа и что продолжая вести паразитический образ жизни, он попросту растрачивает доверенную ему энергию, которую он не имеет права так распылять. Он пытается приносить пользу, но, к сожалению, терпит неудачу. Что тогда ему делать? Напомню, что в данном случае мы не имеем дело с "необъятным морем бед" и страхом перед заслуженным земным наказанием за нарушение человеческих законов; фактически в таком самопожертвовании движущим мотивом не является моральная трусость. М. просто прекращает бесполезное существование, лишённое, следовательно, основной цели. Не является ли такой поступок правомерным? Или он тоже должен превратиться в привидение или пишачу, о которых во Фрагменте № 3 даётся грозное предупреждение? (2)

Возможно, в следующем рождении М. будет обеспечен более благоприятными условиями и сможет лучше реализовать цель существования? Вряд ли он станет хуже, ибо помимо приобретения благородных побуждений уступить место более полезному человеку, он избегнет, в этом случае, морального разложения. (3)

Но это ещё не всё. В своих рассуждениях я прихожу к тому, что М. не только бесполезный человек, но решительно вредный. Он обнаруживает, что к его неспособности делать добро добавляется неуёмное стремление постоянно пытаться совершать добро. М. предпринимает попытку – он не был достоин называться человеком, если бы не поступил так – и обнаруживает, что его никчёмность очень часто приводит к ошибкам, которые превращают возможное добро в весьма реальное зло; что по причине его характера, происхождения и образования огромное количество людей было вовлечено в последствия его безрассудного рвения и что весь мир в целом страдает больше от его присутствия, чем от отсутствия. Если, придя к таким результатам, М. попытается осуществить их логическое завершение, то есть будучи морально обязанным уменьшать зло, властвующее над мыслящими обитателями земли, он уничтожит себя и тем самым совершит единственный добрый поступок, на который он способен; я спрашиваю, расценивается ли такой акт преждевременной смерти как нравственное преступление? Я, например, определённо дал бы отрицательный ответ. Более того, я придерживаюсь мнения, поддающегося, разумеется, корректировке со стороны носителей высшего знания, что М. не только может быть оправдан за подобный поступок, но он был бы негодяем, если бы решительно и незамедлительно не положил конец своей жизни, не только бесполезной, но однозначно пагубной. (4)

Возможно, М. ошибается, но если предположить, что он умирает, пленённый успокоительной иллюзией, что смерть содержит всё добро, а жизнь – всё зло, на которое он способен, то не найдётся ли в таком случае смягчающих обстоятельств, способных сильно повлиять на его участь и помочь предотвратить его падение в жуткую бездну, которой вы запугали своих читателей? (5)

Вопрошающий

1) "Вопрошающий" не является оккультистом, ибо он утверждает, что в некоторых случаях самоубийство "не только оправдано, но даже желательно с моральной точки зрения". Оно оправдано не более, чем убийство, каким бы желательным оно иногда ни казалось. Оккультист видит начало и конец вещей и учит, что индивид, который утверждает, что любой человек, при каких бы то ни было обстоятельствах, имеет право свести счёты со своей жизнью, повинен в преступлении и порождении пагубного софизма, как и нация, присваивающая себе право убивать на войне тысячи невинных людей под предлогом возмездия за зло, причинённое одному человеку. Все подобные рассуждения являются плодами авидьи, ошибочно принятой за философию и мудрость. Наш друг, безусловно, ошибается, думая, что автор "Фрагментов" пришёл к таким выводам только потому, что не учёл всех возможных случаев самоубийств. Результат до некоторой степени, конечно же, остаётся неизменным, и существует всего лишь один закон, или правило, для всех самоубийств. Но на основании того, что "посмертные состояния" варьируют ad infinitum, ошибочно делать заключение, что это различие состоит только в степени наказания. Если в каждом случае результатом будет необходимость дожить назначенный период сознательного существования, то мы не понимаем, откуда "Вопрошающий" взял идею, что "результат будет неизменно плохим". Последствия полны опасностей; но при некоторых самоубийствах существует надежда и во многих случаях даже вознаграждение, если жизнь была пожертвована для спасения других жизней, когда не было другого выхода. Пусть он прочитает параграф 7 на с. 313 в сентябрьском номере журнала "Theosophist" и поразмыслит. Конечно же, автор изложил проблему в общем виде. Для детального рассмотрения всех случаев самоубийств и их последствий понадобится целая полка томов из библиотеки Британского Музея, а не наши "Фрагменты".

2) Мы повторяем, что ни один человек не имеет права обрывать свою жизнь только потому, что она бесполезна. Так же, как и рассуждать о необходимости поощрения самоубийств для неизлечимых больных и калек, являющихся постоянным источником несчастий для их семей; или доказывать, что распространённый среди некоторых диких племён на островах Южного моря обычай убивать своих престарелых соплеменников с воинскими почестями, содержит нравственную красоту. Пример, выбранный "Вопрошающим", не совсем удачен. Существует огромная разница между человеком, который расстаётся с жизнью из-за полного отвращения к бесконечным неудачам при попытке совершить добро, из-за отчаяния от постоянной бесполезности или даже из боязни причинить вред своим товарищам, оставшись живым, и человеком, который добровольно отказывается от неё, чтобы спасти жизни тех, за кого он несёт ответственность или кто ему дорог. Первый – полусумасшедший мизантроп, второй – герой и святой. Один устраняет свою жизнь, другой приносит её в жертву человеколюбию и своему долгу. Капитан, который остаётся один на борту тонущего корабля; человек, уступающий более молодым и слабым своё место в лодке, которая не выдержит всех; врач, сестра милосердия и сиделка, которые неотлучно дежурят у постели больного, умирающего от заразной лихорадки; учёный, который сжигает себя в напряжённой умственной работе и переутомлении, зная, что таким образом укорачивает свою жизнь, и всё же день за днём и ночь за ночью продолжает сжигать свечу с двух концов, чтобы постичь некий великий космический закон, открытие которого будет огромным благом для человечества; мать, которая бросается на дикого зверя, угрожающего её детям, чтобы закрыть их собой и дать им время убежать – это всё не самоубийства. Импульс, который заставил их нарушить главный закон живой природы – закон сохранения – был прекрасен и благороден. И хотя все они будут вынуждены жить в камалоке в течение времени, отведённого для их земной жизни, тем не менее, они получили всеобщее признание, а добрая память о них сохранится среди живущих намного дольше. Мы все хотели бы при подобных обстоятельствах иметь мужество умереть таким же образом. Разумеется не так, как в случае, приведённом в качестве примера "Вопрошающим". Несмотря на его утверждение, что "нет никакой моральной трусости" в подобном самопожертвовании – мы называем это "моральной трусостью" и отказываемся считать это пожертвованием.

3) и 4) В большинстве случаев требуется больше мужества, чтобы продолжать жизнь, чем чтобы оборвать её. Если "М." чувствует, что он "абсолютно вреден", пусть удалится в джунгли, на необитаемый остров или что ещё лучше – в пещеру или хижину недалеко от какого-нибудь большого города и затем, ведя жизнь отшельника, жизнь, исключающую любую возможность приносить страдания кому бы то ни было, работает каким-либо образом для бедных, голодающих, больных. Если он так поступит, никто не сможет "быть вовлечён в последствия его безрассудного рвения", в то время как если у него есть хоть малейший талант, он может приносить пользу многим людям нехитрым ремеслом, в полной изоляции и тишине, доступных в этих условиях. Всё, что угодно, даже насмешливая кличка "чокнутый филантроп", только не самоубийство, самый жалкий и трусливый из всех поступков, если только fеlо de se ни прибег к нему в припадке безумия.

5) "Вопрошающий" интересуется, превратится ли его "М." тоже в привидение или пишачу! Судя по описанию характера, сделанного его другом, мы склонны думать, что из всех самоубийц он самый верный кандидат в спиритическое привидение. Он, возможно, лишён "нравственных пороков". Но поскольку его терзает "неуёмное стремление постоянно пытаться совершать добро", здесь, на земле, то почему бы этому злосчастному стремлению (злосчастному по причине неизменных неудач) не продолжиться в камалоке? "Безрассудное рвение" наверняка приведёт его к различным медиумам. Привлечённый сильным магнетизмом желаний сенсетивов и спиритуалистов, "М." будет, вероятно, "морально обязанным уменьшать зло, которому эти чувствительные существа (медиумы и легковеры) подвержены на земле", и ещё раз погубит не только себя, но и своих "духовных родственников" – медиумов.

"Вопрошающий" добавляет также следующее утверждение: "Я твёрдо уверен, что неизлечимый инвалид, который не в силах творить добро в этом мире, не имеет права на существование...", на что Е.П. Блаватская даёт ответ.

И это утверждение – за очень очень редким исключением – будет энергично отвергнуто каждым оккультистом, спиритуалистом и философом на совершенно противоположном выдвигаемому христианами основании. В "безбожном" буддизме самоубийство считается омерзительным и бессмысленным, ибо никто не может избежать повторного рождения, лишив себя жизни.

Сноски

↑ ...гипотеза о самоубийстве. – См. "Письма Махатм к А.П. Синнетту".

[1] ...гипотеза о самоубийстве. – См. "Письма Махатм к А.П. Синнетту".

[1]