Наследие Е.П.Б.: Труды • Письма • Альбомы • Произведения с участием • Изображения • Биография • Цитаты | дополнения – вопросы – исправления – доделать
| Информация о произведении | |
|
Теософия - это религия?
(английский: Helena Petrovna Blavatsky, Is Theosophy a Religion?) (ноябрь 1888) Публикации:
Читать оригинал: Внешние ссылки:
ДАННЫЕ Название для ссылок: Блаватская Е.П. - Теософия - это религия Доделать: Добавить Ё | |
Не будет преувеличением сказать, что во всем мире не было и нет, во всяком случае, в нынешнем столетии другого такого движения, общественного или религиозного, сущность которого так дико, или даже, скорее, абсурдно искажалась бы и вокруг которого было бы нагромождено столько глупостей и заблуждений, как вокруг теософии — как теоретической ее составляющей (то есть этического учения), так и практической деятельности (целей и задач Общества, называющего себя теософским).
Год за годом, день за днем наши ответственные работники и просто члены Общества вынуждены вмешиваться в разговоры людей, обсуждающих теософское движение, дабы выразить свой более или менее решительный протест против присвоения теософии статуса религии, а Теософскому Обществу — некоей новой церкви или религиозной организации. Но хуже всего, когда об этом Обществе отзываются как о «новой секте»! Что это — застарелый предрассудок, или ошибка, или и то и другое вместе? Более вероятной представляется последняя версия. Наиболее узколобые, а то и откровенно нечестные люди до сих пор выискивают удобные предлоги — своего рода крючки, на которые они могли бы навешивать свои маленькие, немилосердно язвительные замечания или невинную ложь. А что лучше всего подойдет для этой цели, если не привычный ярлык «-изм» или «секта»? Абсолютное большинство будет весьма разочаровано, когда обман наконец рассеется и придется признать, что теософия — это ни то и ни другое. Но сейчас им очень нравятся привычные определения, и они делают вид, что не замечают их фальши. Однако есть и другие, более или менее дружественно настроенные люди, которые искренне верят в этот обман. Им мы говорим: поистине, мир и так уже достаточно натерпелся от истребителей разума, именуемых догматическими религиями, чтобы навязывать себе еще одну! Сейчас многие носят с собой свою веру, как это справедливо замечает Шекспир, «как шляпу модную», меняя ее с появлением каждой «новой болванки». И потому одной из задач Теософского Общества с самого начала был открытый протест и честная война против всякой догмы или вероучения, основанного на слепой вере.
Возможно, это покажется кому-то странным и парадоксальным, но до сих пор наиболее способные и активные практические работники и самые преданные члены нашего Общества приходили к нам, как правило, из агностического и материалистического лагерей. Вряд ли можно отыскать хотя бы одного настоящего и искреннего искателя истины среди приверженцев слепой веры в «Божественное Слово», считается ли оно исходящим от Аллаха, Брахмы или Иеговы (с их Кораном, пуранами и Библией). Ибо:
- «Вера — не труд, но отдых разума».
Тот, кто верит только собственной религии, считает веру другого человека ложной и ненавидит ее, поскольку она противоречит его собственной. Более того, вера не может считаться верою до тех пор, пока полностью не опутает разум и окончательно не скроет от нашего восприятия все, что лежит за ее пределами, так как в противном случае она будет просто временным убеждением, иллюзией, направляющей наши действия на определенном отрезке жизни. И еще, «вера без принципов есть просто льстивая фраза для самолюбия или фанатических телесных ощущений», согласно мудрому определению Колриджа.
Чем же, в таком случае, является теософия, и как можно определить ее нынешнюю форму, возникшую в последней четверти XIX столетия?
Мы заявляем: теософия — это не религия.
И все же общеизвестно, что некоторые верования — философские, религиозные и научные — в последнее время столь часто и столь тесно связываются со словом «теософия», что широкая публика уже воспринимает их как собственно теософские учения. Более того, до нас доходят слухи, что эти верования были сформулированы, объяснены и поддержаны теми самыми Основателями, которые заявляют, что теософия — это не религия. Чем же вызвано это внешнее противоречие? Нас спрашивают: как вообще могут какие-то верования и учения (по сути дела, целостная и вполне оформленная доктрина) именоваться «теософскими» и признаваться таковыми девятью десятыми членов Теософского Общества, если теософия — это не религия?
Целью данного протеста как раз и является объяснение этого противоречия.
Начать, пожалуй, следует с того, что утверждение, гласящее, что «теософия — это не религия», отнюдь не исключает того факта, что «теософия — это и есть сама религия». Религия — в единственно правильном и истинном смысле этого слова, то есть не какой-то набор догм и вероучений, но узы, сплачивающие воедино всех людей. Настоящая религия, в самом широком смысле этого понятия, это то, что соединяет не только всех людей, но также и все существа и все вещи во Вселенной в единое огромное целое. Таково наше теософское определение религии, но в каждом вероучении и в каждой стране религии дается собственное определение, так что даже два христианина смотрят на религию по-разному. Подтверждение этому мы находим у многих известных авторов. Так, Карлейль[1] дал определение протестантской религии своего времени, вполне подходящее, впрочем, и для современного ее состояния, благодаря замечательному дару предвидения, коим обладал этот автор:
Большей частью мудрое и благоразумное ощущение, продиктованное простым расчетом; подчиненное, как и все остальное в наше время, принципам целесообразности и полезности; через нее малое количество земных удовольствий просто разменивается на гораздо большее количество удовольствий небесных. Таким образом, религия тоже превращена в коммерческое предприятие, нацеленное на получение прибыли; никакого почтения, только примитивная надежда или страх.
Миссис Стоу, в свою очередь, намеренно или случайно дала довольно точную характеристику христианской религии — на сей раз, скорее, римско-католической, нежели протестантской, — когда написала о своей героине:
- На религию она смотрела как на билет (с точным перечнем оплаченных и гарантированных услуг), который она однажды приобрела и аккуратно пристроила в своей сумочке, чтобы извлечь его оттуда только у врат небесных, как законный пропуск на небеса...
Но для теософов (я имею в виду подлинных теософов), не признающих ничьего посредничества и никакого спасения через пролитую невинную кровь, а также не «нацеленных на получение прибыли» через Единую Универсальную религию, единственным подходящим определением религии, под которым они сами могли бы подписаться, является то, которое дал ей Миллер[2]. Процитируем эту подлинно теософскую характеристику:
...Религия, коль истинна она, |
Вышеприведенное определение служит превосходной иллюстрацией к тому, что такое истинная теософия (или какой она должна быть). (Среди прочих вероучений только буддизм является подлинной философией, связующей сердца и людей, поскольку это не догматическая религия.) И в этом плане — коль скоро целью и обязанностью каждого истинного теософа считается признание этих принципов и следование им — теософия является религией, а наше Общество — ее единой, всемирной церковью, храмом мудрости Соломона[3], в котором «ни молота, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно... при строении его» (III Цар., VI, 7), так как это был не тот храм, что возводится человеческими руками на каком-то участке земной поверхности, но храм, созидаемый во внутреннем святилище человеческого сердца, где правит только пробудившаяся душа.
Таким образом, мы говорим, что теософия — это не религия, но сама религия — связующая ткань, настолько универсальная и всеобъемлющая, что ни один человек и ни одна частичка бытия — от богов и смертных людей до животных, стебелька травы и мельчайшего атома — не могут быть обделены ее светом. И потому каждая организация или общество, носящее ее имя, по необходимости должно быть Вселенским Братством.
В противном случае теософия оказалась бы просто словом, добавленным к сотням таких же слов — столь же высокопарных, сколь пустых и претенциозных. Рассматриваемая как философия, теософия представляет собой в своей практической деятельности то же самое, что и перегонный куб средневекового алхимика. Она превращает внешне неблагородные металлы всех ритуальных и догматических верований (включая христианство) в золото фактов и истин и тем самым создает подлинную и универсальную панацею от всех человеческих недугов. Вот почему ни у кого из желающих вступить в Теософское Общество никогда не спрашивают, к какой религии он принадлежит и каковы его деистические взгляды. Эти взгляды — личная собственность каждого, и Обществу не должно быть до них никакого дела. Теософом может быть христианин или язычник, еврей или гой, агностик или материалист, или даже атеист, если только он не будет узколобым фанатиком, отказывающимся признать своим братом или сестрою человека, чья вера и взгляды отличны от его собственных. Граф Л.Н.Толстой не верит ни в Библию, ни в церковь, ни в божественность Христа, и все же ни один христианин не превосходит его в практическом воплощении принципов, которые, как нам говорят, были изложены в Нагорной проповеди. И это как раз те принципы, которых придерживается теософия, — не потому, что они были заповеданы христианским Христом, но потому, что это универсальные этические нормы, которые исповедовали Будда и Конфуций, Кришна и все великие мудрецы за тысячи лет до того, как был записан текст Нагорной проповеди. И коль скоро мы стараемся жить в соответствии с этими принципами, теософия действительно становится универсальной панацеей, так как она залечивает раны, нанесенные прокрустовым ложем церковных «измов» чувствительной душе каждого от природы религиозного человека. Сколько их, насильно выброшенных из узких рамок слепой веры в сухую пустыню безверия закономерным импульсом разочарования, вновь обрело надежду, просто примкнув к нашему братству, каким бы несовершенным оно ни было.
Даже если в противовес вышесказанному нам напомнят, что несколько выдающихся членов Общества покинули его, разочаровавшись в теософии (как, впрочем, и в других организациях, в которых они прежде состояли), это нас ни в малейшей степени не смутит. Поскольку за очень, очень редкими исключениями, имевшими место на ранних этапах деятельности Теософского Общества, когда некоторые наши коллеги оставили нас, потому что не обнаружили в Обществе практического мистицизма, на который рассчитывали, или потому, что его «лидерам не хватало духовности» и вообще они были «нетеософичны и, следовательно, неверны правилам», большинство вышедших из Общества были людьми нерешительными или, напротив, слишком самоуверенными — сами себе и церковь, и непогрешимая догма. Некоторые покинули нас под явно надуманными предлогами: как, например, потому, «что в наших журналах публикуются слишком грубые отзывы о христианстве» (читай — «церквианстве» или фальшивом христианстве, так будет вернее), как будто о других фанатических религиях мы когда-либо отзывались лучше или с одобрением! Так что те, кто ушел из Общества, поступили абсолютно правильно, и мы об этом ничуть не жалеем.
И вот что еще непременно следует добавить: число тех, кто покинул Общество, не идет ни в какое сравнение с общим количеством тех, кто нашел в теософии все, что искал. Ее учения, если подойти к ним серьезно, способны, стимулируя развитие мышления и открывая внутренний мир в животной природе человека, пробудить дремавшие в нас до сих пор благотворные силы и качества, а также способность к восприятию истины и реальности, в противовес нереальному и ложному. Срывая решительной рукою плотную завесу мертвой буквы, наброшенную на всякое древнее религиозное писание, научная теософия, постигающая тайны лукавого символизма столетий, открывает тем, кто посмеивается над древней мудростью, истину о происхождении мировой науки и вероучений. Она открывает новые перспективы, отодвигая застывшие и неподвижные горизонты деспотических религий; и, переделывая слепую веру в позитивное знание, основанное на законах математики, единственной точной науки, вновь указывает человеку, но уже в более конкретном и философском аспекте, на реальность существования того, от чего он уже давно отказался под влиянием мертвой буквы и что уже успел позабыть, как слышанную в детстве добрую сказку. Теософия дает четкую и ясную цель, идеал, к которому может стремиться каждый искренний человек — мужчина или женщина, независимо от социального положения, принадлежности к той или иной культуре и уровня интеллектуального развития. Практическая теософия — это не одна отдельная наука, она охватывает все существующие науки моральной и физической жизни. Вкратце ее можно вполне справедливо назвать всемирным «ментором», или преподавателем универсального знания, опыта и эрудиции, призванных не только помочь ученику благополучно сдать экзамены по всем видам научной и моральной деятельности в этой земной жизни, но и подготовить его к последующим жизням. Для этого ученику необходимо изучать Вселенную и ее тайны, глядя сквозь себя самого, а не через очки ортодоксальной науки и религий.
Пусть читатель не поймет эти заявления превратно. Когда мы говорим об этом универсальном всеведении, мы имеем в виду теософию per se, а не каждого теософа в отдельности и даже не все Общество в целом. Не следует смешивать теософию и Теософское Общество — сам сосуд и тот винегрет, который он в себе содержит. Первая являет собой идеал, божественную Мудрость, само совершенство, тогда как второе — убогое и несовершенное образование, пытающееся удержаться хотя бы в падающей на Землю тени этого совершенства, даже не надеясь дотянуться до него самого. Никакой человек не совершенен, так можно ли в таком случае выставлять кого бы то ни было из членов Теософского Общества вместилищем всех человеческих добродетелей? И должно ли критиковать и обвинять всю организацию за ошибки, реальные или воображаемые, отдельных ее «членов» или даже руководителей? Никогда и ни одно Общество, как целостная формация, не было свободно от заблуждения или греха — «Errare humanum est». Так что же тогда говорить об отдельных людях? Таким образом, если кого-то и винить, то скорее отдельных людей, большинство из которых просто отступили от подлинной теософии. Теософия — это душа нашего Общества, а все остальное — ее грубое и несовершенное тело. Так пусть же современные Соломоны, норовящие занять судейское кресло, чтобы рассуждать о том, о чем они не имеют никакого представления, для начала познакомятся с теософией и теософами, прежде чем клеветать на них, безосновательно называя первую «набором полоумных верований», а последних — «сектой шарлатанов и лунатиков».
И все-таки, несмотря ни на что, и враги и друзья часто называют теософию религией, а то и сектой. Давайте же посмотрим, как те или иные верования смогли настолько сблизиться с теософией, что теперь многими воспринимаются как ее неотъемлемые составляющие, и почему лидеры Общества не предпринимают ровным счетом ничего, чтобы отмежеваться от них хотя бы на словах.
Мы уже говорили, что верим в абсолютное единство природы. А единство предполагает возможность для отдельного субъекта вступать в контакт с субъектом на другом уровне (или с другого уровня). Мы в это верим.
По содержанию только что опубликованной «Тайной Доктрины» можно судить о том, что думали люди на протяжении всей древности о первых наставниках изначального человечества и трех его древнейших рас. Именно в те времена происходит становление Религии Мудрости, в которую верят все теософы. Появление так называемого «оккультизма» (или, скорее, эзотерической науки) связано с теми существами, которые, следуя закону кармы, воплотились в нашем человечестве и заложили в нем основы тайной науки, которую бесчисленные поколения адептов передавали затем из века в век, сверяя ее учения с собственными наблюдениями и опытом и периодически возвещая о ней миру. Основная масса этих знаний (которыми ни один человек не может обладать в полном объеме) как раз и составляет то, что мы теперь называем теософией, или «божественным знанием». Существа из иных, более высоких миров могут обладать им во всей полноте; но нам доступны лишь приблизительные представления о нем.
Единство всего во Вселенной уже само по себе подразумевает и оправдывает нашу веру в существование знания одновременно научного, философского и религиозного, демонстрирующего закономерность и реальность взаимосвязи всех людей и всех вещей во Вселенной. Но такое знание по необходимости должно быть религией, и потому во всей своей совокупности и универсальности оно называется Религией Мудрости.
Именно из этой Религии Мудрости произошли все индивидуальные «религии» (называемые так по-ошибке), от которых в свою очередь отделились всевозможные ответвления, и разновидности, и все малые вероучения, всегда основанные на чьем-то личном психологическом опыте. Каждая такая религия или ее разновидность — считают ли ее ортодоксальной или еретической, мудрой или глупой — изначально представляла собою чистый и незамутненный поток из материнского источника. И тот факт, что каждая из них со временем оказалась искажена чисто человеческими умозаключениями и даже фантазиями, вовсе не означает, что в самом начале они не могли быть абсолютно чисты. Некоторые из этих вероучений (мы не станем называть их религиями) сейчас настолько испорчены чисто человеческими наслоениями, что их изначальный облик стал уже почти неразличим, прочие — только отмечены следами разложения разной интенсивности, но ни одно из них не смогло полностью избежать разрушительного влияния времени. И все-таки все они: маздеизм, брахманизм, буддизм и, конечно же, христианство — божественны, поскольку выходят из истинного и естественного источника. Именно догматизм и примешанный к нему человеческий элемент привели к возникновению современного спиритуализма.
Разумеется, если мы скажем, что современный спиритуализм per se, очищенный от нездоровых измышлений, основанных на заявлениях двух маленьких девочек и их крайне неблагонадежных «духов», гораздо более истинен и философичен, нежели любая церковная догма, то подобное утверждение вызовет громкие возгласы протеста с обеих сторон. Материализованный спиритуализм пожинает теперь плоды своей кармы. Его изначальные инициаторы — те самые «две маленькие девочки» из Рочестера, Мекки современного спиритуализма — успели вырасти и превратиться в старушек, прежде чем впервые произведенные ими стуки распахнули широкие врата, соединяющие наш мир с иным миром, и на основе их «невинного» свидетельства была создана и разработана подробная схема астральной Страны Чудес с ее активным астральным населением — «духами», всегда стоящими наготове за кулисами своей «молчаливой страны» и охотно показывающимися обитателям нашей шумной и крикливой Земли. Но вот обе женщины, каждую из которых считали «Мухаммедом современного спиритуализма», отступили от своей собственной веры, предали ими же самими созданную философию и переметнулись на сторону своих врагов. И теперь они разоблачают и обвиняют практический спиритуализм, называя его многовековым шарлатанством. Когда те, кто никогда не были теософами, предали нас и продемонстрировали свое раздвоенное копыто, обрушившись на Основателей Теософского Общества с обвинениями в мошенничестве и шарлатанстве, спиритуалисты (за исключением немногих наиболее порядочных из них) возрадовались и примкнули к нашим недругам и клеветникам. Но стоит ли теософам теперь смеяться над ними в отместку, когда прежние «распространители» спиритуализма превратились в его «гонителей»? Никогда! Ибо феномены спиритуализма подлинны, и предательство «девочек Фокс» только добавляет нам сочувствия ко всем медиумам и еще раз доказывает всему миру справедливость нашего извечного утверждения, что ни на одного из медиумов нельзя полностью положиться. И никакой теософ не станет смеяться или, тем более, радоваться посрамлению другого человека, даже своего противника. И понять причину этой сдержанности довольно просто:
- Мы знаем, что существа из других, вышестоящих миров общаются с некоторыми избранными смертными; так было всегда, и так есть сейчас, хотя и гораздо реже, чем в прежние времена, поскольку с каждым цивилизованным поколением человечество становится все хуже и хуже во всех отношениях.
Теософия — главным образом благодаря дружному восстанию всех спиритуалистов Европы и Америки против первых же слов, высказанных в осуждение идеи, будто все осмысленные сообщения из иного мира могут поступать только от духов бывших смертных, некогда живших на Земле, — еще не сказала своего последнего слова о спиритуализме и «духах». Возможно, когда-нибудь скажет. А пока скромная служительница теософии, редактор журнала, в очередной раз заявляет о своей вере в Существа более великие, мудрые и благородные, чем любой персонифицированный Бог, превосходящие всех «духов умерших», святых и крылатых ангелов и тем не менее в каждом столетии периодически нисходящих на Землю, чтобы повлиять на некоторых обладающих редкой чуствительностью людей, зачастую не связанных ни с церковью, ни со спиритуализмом, ни даже с теософией. А веря в высокие и святые Духовные Существа, она также должна верить и в их противоположность — низших «духов»: добрых, злых и нейтральных. И, следовательно, она должна верить в спиритуализм и его феномены, даже если некоторые из них кажутся ей отвратительными.
Это было небольшое отступление, призванное показать, что теософия включает в число своих наук также и спиритуализм — только не такой, какой он есть сейчас, а такой, каким он должен быть, — основанным на знании и опыте бесчисленных столетий. Каждая религия, достойная называться таковой, появилась на свет именно вследствие таких визитов существ с вышестоящих уровней.
Так родились все доисторические, равно как и исторические, религии: маздеизм и брахманизм, буддизм и христианство, иудаизм, гностицизм и магометанство, словом, все более или менее значительные «измы». Все они истинны внутри, и все они фальшивы снаружи. Вестник всегда проявляет себя как настоящий художник, изображающий фрагмент Истины в сознании Пророка; однако холстом для его картин во всех случаях может служить только человек. Пригласите Рубинштейна[4] и попросите его сыграть сонату Бетховена на пианино, которое никто никогда не настраивал, половина клавишей не работают, а струны просто висят, и тогда посмотрим, сможете ли вы узнать сонату, невзирая на гениальность исполнителя. Мораль сей аллегории заключается в том, что человек, будь он даже величайшим из медиумов и пророком от природы — это всего лишь человек, а человек, предоставленный собственным суждениям и поступкам, не может мыслить в унисон с абсолютной истиной, даже если способен подбирать ее крохи. Ибо человек — это только падший ангел, бог внутри, но с мозгом животного в голове, восприимчивый более к насморкам и к бокалу вина в компании других земных людей, нежели к божественным откровениям.
Отсюда и многоцветье догматов различных церквей. Отсюда и тысяча так называемых «философий», зачастую противоречивых (это касается также и теософских теорий), и все разнообразные «науки» и системы — духовные, ментальные, христианские и светские, сектантство и фанатизм и особенно чванство и самовлюбленность почти каждого «новатора», начиная с эпохи средневековья. А в результате оказался скрытым и затемненным сам факт существование Истины — общего источника всего. Нашим критикам не следует воображать, будто мы намерены исключить теософские учения из общего списка. Вовсе нет. Ведь поскольку те эзотерические доктрины, которые распространяло и продолжает распространять наше Общество, явно не являются ментальными или духовными посланиями, полученными от некоего «неведомого высшего», но переданы нам живыми людьми, то все они, за исключением разве что тех, которые были записаны или продиктованы самими Учителями Мудрости, вполне могут оказаться ошибочными и несовершенными — как раз такими, какими бы их хотели видеть наши недруги. «Тайная Доктрина» — книга, в которой изложено все, что может быть передано человечеству в нынешнем столетии, представляет собой попытку расчистить часть общего фундамента всех, великих и малых, религий и философских систем. Было признано необходимым взорвать весь огромный пласт окаменевших предрассудков и заблуждений, скрывающих ныне единое основание а) всех великих мировых религий, б) малых сект и в) теософии в ее современном изложении (как бы глубоко ни оказалась скрытой от нас, по причине нашей собственной ограниченности и несовершенства наших познаний, великая Истина). Слой заблуждений довольно плотен, ибо к его созданию приложило руку великое множество людей, и потому, когда мы самочинно попытались соскрести хотя бы малую его толику, результатом всех наших усилий стали постоянные нападки на всех теософских авторов и даже на само Общество. Очень многие наши друзья и читатели характеризуют наши попытки справиться с заблуждениями посредством публикаций в «Theosophist» и «Lucifer» как «немилосердные нападки на христианство», «нетеософичные оскорбления» и т.д., и т.п. И все же они необходимы и даже неотвратимы, если мы хотим приблизиться хотя бы к относительным истинам. Мы хотим называть вещи своими именами и готовы пострадать за это (как обычно). Нет смысла обещать людям истину, а затем подмешивать к ней заблуждения и вымысел исключительно по слабости характера. Результатом такой политики могло бы стать только загрязнение чистого родника фактов, что продемонстрировано уже с достаточной очевидностью. Через двенадцать лет непрестанных трудов и борьбы с врагами, наседавшими на нас со всех четырех сторон света, невзирая на наличие четырех теософских ежемесячных журналов — «Theosophist», «Path», «Lucifer» и французского «Le Lotus», наши вялые, пассивные протесты, публикуемые в них, наши робкие заявления, наша «мастерская политика бездействия» и попытки спрятаться в тени унылой метафизики привели лишь к тому, что теософию теперь однозначно считают религиозной сектой. И в сотый раз говорят нам: «Что хорошего делает теософия?» и «Посмотрите, как много хорошего делают церкви!»
И все же можно считать установленным факт, что человечество не стало ни на йоту более добродетельным, а в некоторых отношениях — даже в десять раз хуже, чем когда-либо было в языческие времена. Более того, за последние полвека — с тех пор, когда вольнодумство и наука окончательно одержали верх над церквями, — христианство ежегодно теряет больше приверженцев среди образованных классов, чем приобретает прозелитов в низших слоях, среди отщепенцев язычества. С другой стороны, теософия вывела из темноты материализма и безысходности отчаяния назад к вере (основанной на логике и очевидности) в божественную сущность человека и ее бессмертие уже многих из тех, кого церковь потеряла из-за своего догматизма, насаждения веры и тирании. А если удастся подтвердить, что теософия спасает хотя бы одного человека из тысячи тех, кого теряет церковь, то разве не является первая гораздо более благотворным фактором для человечества, нежели все миссионеры вместе взятые?
Теософия, как это периодически повторяют в печати и viva voce члены и должностные лица нашего Общества, придерживается методов, диаметрально противоположных церковным, и в то же время отрицает индуктивную научную методику, коль скоро она может привести только к грубому материализму. И все же de facto теософия является одновременно и «религией» и «наукой», поскольку представляет собой квинтэссенцию и той и другой. Именно из любви к этим двум божественным абстракциям, то есть теософской религии и науке, наше Общество стало добровольным обличителем как ортодоксальной религии, так и современной науки, безжалостной Немезидой для тех, кто извратил две благороднейших истины в угоду собственным интересам, а затем отшвырнул их прочь друг от друга на противоположные полюса, хотя они должны идти рука об руку. И доказательство данного факта является еще одной целью настоящей статьи.
Современные материалисты настаивают на том, что между этими двумя существует непреодолимая пропасть, подчеркивая при этом, что «конфликт между религией и наукой» закончился поражением первой и триумфом последней. Напротив, современные теософы не видят между ними абсолютно никакой пропасти. Если церковь и наука в один голос утверждают, что каждая из них стремится к истине и не приемлет ничего кроме истины, значит, одна из них явно заблуждается, принимая за истину ложь, или же ошибаются обе. Любое другое препятствие на пути к их примирению следует признать надуманным и кажущимся. Но Истина едина, даже если вести ее поиск в двух противоположных направлениях. И потому теософия утверждает, что эти две кажущиеся противоположности можно примирить. Теософия исходит из того, что подлинно духовная, изначальная христианская религия, как и прочие великие и еще более древние философии, предшествовавшие ей, — это свет Истины, «жизнь и свет человеков».
Но точно таков же и истинный свет науки. Только затуманенный религиозными догмами и рассматриваемый сквозь темные очки предрассудков, искусственно созданных церквями, свет веры никак не может пробиться навстречу своему побратиму — свету науки, так же затененному и ослабленному парадоксами и материалистической софистикой нашего века. Из-за этого оба учения кажутся несовместимыми и никак не смогут прийти к согласию до тех пор, пока религиозная философия и наука о физической и внешней (в философии — ложной) природе не перестанут упрямо настаивать на истинности и непогрешимости своих «блуждающих огоньков». А сейчас оба источника света посылают в материю ложных умозаключений лучи одинаково ограниченной длины, которые при встрече могут лишь взаимно уничтожать друг друга, тем самым еще более усугубляя тьму. И все же их можно примирить при условии, что обе они очистят дома свои: одна — от накопившихся за многие столетия человеческих наслоений, а другая — от ужасной опухоли современного материализма и атеизма. Но коль скоро обе они отказываются предпринимать такого рода шаги, то наиболее достойным и разумным в данном случае будет делать то, что способна делать и делает только одна теософия, а именно — указывать невинным жертвам обоих этих придорожных разбойников (настоящих древних драконов, заглатывающих: один — людские души, а другой — умы) на то, что якобы существующая между ними пропасть — всего лишь обман зрения и что на самом деле это не пропасть, а, напротив, оборонительные валы, возведенные из мусора и отбросов обеими воюющими сторонами для защиты от взаимных нападений.
Даже если теософия ограничит свою деятельность исключительно тем, что будет указывать и привлекать внимание мировой общественности к тому факту, что предполагаемый конфликт между религией и наукой обусловлен, с одной стороны, тем, что образованные материалисты вполне обоснованно отпихивают от себя абсурдные человеческие догмы, а с другой — тем, что ослепленные фанатики и заинтересованные священники вместо того, чтобы защищать человеческие души, бьются смертным боем исключительно за то, чтобы отстоять свою власть и свой кусок хлеба с маслом, — даже в этом случае теософия сможет считаться спасительницей человечества.
Надеюсь, нам удалось достаточно внятно объяснить, что такое истинная теософия и каковы ее приверженцы. Первая — это божественная наука и этический кодекс, настолько возвышенный, что ни один теософ не в состоянии оценить его в полной мере; тогда как последние — слабые, но вполне искренние люди. Можно ли в таком случае судить о теософии по личным недостаткам ее последователей или руководителей какого-либо из 150 наших отделений? Человек может работать в полную силу своих способностей, но при этом не реализовать в полной мере ни свое призвание, ни стремления. Однако это будет только его или ее личная беда, но никак не вина теософии и не Общества в целом. Единственная добродетель, на которую претендуют его Основатели, заключается в том, что именно они привели в движение самое первое теософское колесо. И если их можно судить, то только по их собственным делам, а не по тому, что о них думают друзья или говорят их враги. В такой работе, как наша, нет и не может быть места для персоналий: каждый член Общества — так же как и его Основатели — должен быть готов, в случае необходимости, броситься под колесницу Джаган-натха, чтобы быть раздавленным под ее колесами ради общего блага. И только в отдаленном будущем, когда смерть схватит своей костлявой рукою несчастных Основателей и тем самым прервет их кипучую деятельность, только тогда их добрые и дурные дела и поступки и вся их теософская работа могут быть взвешены на весах будущих поколений. Только тогда, когда неподвижно замрут обе чаши этих весов с возложенным на них грузом противоположностей и результаты взвешивания станут очевидными для всех, можно будет выносить окончательный вердикт с некоторой претензией на справедливость. А пока эти результаты повсюду, за исключением Индии, слишком рассеяны по поверхности земли и ограничены слишком малым числом людей, чтобы на их счет можно было выносить сколько-нибудь обоснованные суждения: их трудно разглядеть и еще труднее расслышать из-за криков и воплей наших многочисленных врагов и их бездумных подражателей — равнодушных. Но какими бы малозаметными ни были эти результаты, если их все-таки можно счесть положительными, то каждый человек, которому небезразличен моральный прогресс человечества, должен быть благодарен за это теософии. И коль скоро теософия была возрождена и вновь представлена миру через своих недостойных слуг — «Основателей», то оправданием для них может служить только их работа, если она окажется полезной, а не нынешнее состояние весов, продиктованное мелочной бухгалтерией кармы, учитывающей все, включая социальную «респектабельность».
Сноски
- ↑ Карлейль Томас (1795—1881) — английский публицист, историк и философ.
- ↑ Миллер Джоакин (1841—1913) — американский поэт.
- ↑ Чьи 700 жен и 300 наложниц, кстати говоря, — всего лишь воплощения человеческих качеств, чувств, страстей и различных оккультных способностей, о чем свидетельствует использование все тех же каббалистических чисел 7 и 3. Более того, сам Соломон был только символом Солнца (Sol) — «Солнечным Посвященным», или Христом-Солнцем, индийским вариантом которого служит «Викарттана» (Солнце) с отрубленными Вишвакарманом (его Иерофантом-посвятителем) лучами, что символизирует лишение кандидата-Хрестоса его золотого сияния на время посвящения и увенчание темным, черным ореолом — «терновым венцом». (См. «Тайную Доктрину», где все это объяснено подробно.) Соломон никогда не был реальным человеком. Его жизнь и деяния, описанные в Книгах Царств, — это аллегория испытаний и славы Посвящения.
- ↑ Рубинштейн Антон Григорьевич (1829—1894) — российский пианист, композитор, дирижер, музыкально-общественный деятель.