Спутник
Протоколы «Ложи Блаватской»
Вопрос 11. С. 165. Можете ли вы дать какие-либо дальнейшие объяснения о смысле того, что у планеты два спутника или более?
Блаватская: Ну, я сейчас отвечу вам, не смейтесь, но думаю, я тогда избежала вопроса. Теперь же на самом деле я не могу ответить лучше, чем то, что есть. Приготовьтесь смеяться, если хотите — потому что, я полагаю, у одной планеты магнетическое притяжение больше, чем у других. Как медиум притягивает призраков, которые становятся его спутниками, соответственно силе его медиумических способностей, так и планета может, помимо своего родителя, когда он ещё не умер и не затух, иметь при себе других подобных паразитов. Они то, что я называю бедными родственниками, благовоспитанные прихлебатели. Я не могу сказать ничего ещё, потому что это зависит от магнетического притяжения. Есть планеты, которые притягивают больше, а есть те, что не притягивают так много. Сейчас у Земли только один спутник, потому что больше она ничего не в состоянии притянуть. На ней очень много греха и неправды. Марс — мощный парень, и у него больше.
Гарднер: У Сатурна семь.
Блаватская: Он мог бы иметь сколько ему захочется, если бы позволял закон, но закон не позволяет.
Вопрос 12. Можете ли вы дать нам какое-то объяснение, почему у Марса два спутника, на которые он не имеет права?
Блаватская: Это то же самое, всё уже сказано. Что я могу вам ответить? Вы мне объясните, почему у Англии помимо Индии есть ещё и Бирма? У неё нет права на Индию в не меньшей степени, чем на Бирму, и всё же она их имеет. Можете дать мне объяснение? Или почему у России есть Польша и Сибирь, а она не имеет права на них?
Б. Кийтли: Они оказались ловкими и захватили их.
Блаватская: Может быть, так. И так вот обстоит дело в этом мире. У планеты, которая сильнее, будет больше спутников и больше вещей.
Кингслэнд: Все ли эти спутники находятся в состоянии, подобном тому, в котором находится Луна? Все они мертвы?
Блаватская: Не все. Некоторые живее, некоторые готовы умереть. Луна мертва, потому что передала свои принципы, другие кажутся нам лунами, но они просто что-то формируют.
—: А что представляют собой кольца Сатурна?
Блаватская: Ничего предметного — по крайней мере, они вещественны, но ничего твёрдого.
Гарднер: Они газообразны?
Блаватская: Полагаю, да; но не могу рассказать вам того, чего не изучала.
Гарднер: Это больше оптическое...
Блаватская: Я не верю, что они вообще существуют. Всё это майя. Марс — огненная, сильная планета, которая притягивает к себе больше, чем другие. Приняв это оккультное заявление, легко объяснить остальное. Европейцу, подготовленному в физике, показать, что оккультные науки намного более логичны и удовлетворительны, чем физические, очень трудно и почти невозможно. Ну, у вас есть ещё о чём спросить?
Олд: Я хотел спросить, не встревая тогда, находятся ли все эти спутники других планет в одном и том же отношении к этим центрам — то есть, они служат им тем же, что и наша Луна?
Блаватская: Думаю, тем же, но не в том смысле, что имеют какое-то влияние. Думаю, они питаемы некоторыми планетами, но не дают в ответ лунных влияний.
Олд: Но они не затухают, планеты?
Блаватская: Нет, это только у тех, кто является родителями, пока они не распадутся и не удалятся, есть такое влияние. Но другие, насколько я помню, питаемы, так сказать, метеорами. Вот почему говорила о власти родителей.
Олд: Было бы нелогично говорить, что у какой-то планеты с полдюжины родителей.
Б. Кийтли: Для любой почтенной планеты вполне достаточно двух.
Блаватская: Вполне достаточно!
Олд: Однако совсем другой случай с Луной, которая не только наш спутник, но и родительница.
Блаватская: Да, так.
Гарднер: Это единственный случай исполнения двойных функций? Как обстоит с одной из лун Юпитера?
Блаватская: Определённо так, она из них — родительница. Это зависит от старшинства планет, от их возраста. Некоторые из отцов и матерей планет давно умерли, как у Венеры, и как в случае одной из них, полностью затухли. Сказано, что это исчезла одна из священных планет, и она была отцом или матерью этой луны. Я не уверена — её или Венеры, думаю, что её луны. Это вещь, которой меня не учили, поскольку она не существует. Я очень стремилась просто изучать то, что существует.