Мэйбл Коллинз - Через Золотые Врата. Глава 5. Секрет Силы

<div style="color: #555555; font-size: 80%; font-style: italic; font-family: serif; text-align: center;">Материал из '''Библиотеки Теопедии''', http://ru.teopedia.org/lib</div>
Перейти к навигации Перейти к поиску

I

Сила, чтобы шагнуть вперёд — вот первейшая потребность для избравшего путь. Где же её найти? Оглядевшись, нетрудно увидеть, где другие находят свою силу. Источник её — в глубокой убеждённости. Этой великой нравственной силой рождается в естественной жизни человека то, что позволяет ему, как бы хрупок он ни был, продолжать движение и побеждать. Что же покорять? Не континенты, не миры, но себя. Этой высшей победой достигается вход в то целое, где всё, что может быть покорено и приобретено, сразу становится не его, а им самим.

Нетрудно надеть доспехи и отправиться воевать, рискуя погибнуть в стремительной битве; но вот оставаться спокойным в гвалте мира, сохранять неподвижность в бурлении тела, хранить молчание среди тысяч криков чувств и желаний, а затем, сняв все доспехи, без спешки или возбуждения взять смертоносную змею «я» и убить её — нелегко. Всё же это то, что должно быть сделано, и сделать это можно только в момент равновесия, когда враг приведён в замешательство молчанием.

Но в этот высший момент требуется сила, какая не требуется никакому герою битв. Великий воин должен быть полон глубокой убеждённости в справедливости своего дела и верности метода. Человек, ведущий войну с самим собой и выигрывающий эту битву, может делать это, только зная, что это единственное, что стоит делать и что этим он подчиняет себе и рай, и ад. Да, он стоит на обоих. Ему не нужны небеса, где удовольствие получают как долгожданную награду; он не боится ада, где его ожидает боль, чтобы наказать за грехи. Ведь он раз и навсегда победил в себе эту неугомонную змею, что мечется из стороны в сторону в своём постоянном желании контакта, в вечном поиске удовольствия и боли. Никогда снова (если победа действительно была раз одержана) он не станет трепетать или возбуждаться от того, что сулит будущее. Эти горящие чувства, казавшиеся ему единственным подтверждением его существования, больше ему не свойственны. Как же тогда он может знать, что живёт? Только в силу довода, а со временем его и не заботят такие рассуждения. Тогда для него наступает мир, и он находит в этом покое ту силу, которой он так желал. Тогда он узнает, что такое та вера, которая может сдвигать горы.

II

Религия удерживает человека, не давая ему вступить на путь, по различным весьма простым причинам. Во-первых, она делает жизненно важную ошибку, устанавливая различие между добром и злом. Природа не знает такого различия, и моральные и общественные законы, установленные нашими религиями, столь же временны, как и обусловлены нашей собственной особой формой существования, подобно законам пчёл или муравьёв. Мы выходим из того состояния, где эти вещи представляются решающими, и забываем их навсегда. Это легко показать, ведь широко мыслящий человек меняет свой жизненный уклад, живя среди другого народа. У этих людей, среди которых он является чужаком, есть своя глубоко укоренившаяся религия и наследие убеждений, которых он не может оскорблять. Если у него не совсем уж узкий и немыслящий ум, он видит, что их формы закона и порядка также хороши, как и его собственные. Что же ему остаётся делать, как не примирить постепенно своё поведение с их правилами? И тогда, если он обитает среди них много лет, острота различий стирается и он забывает, где же кончается их вера и начинается его собственная. И разве может его собственный народ говорить, что он поступил неправильно, если он не причинил никому боли и остался честным?

Я не нападаю на закон и порядок и не говорю о них с безрассудным осуждением. На своём месте они жизненно необходимы, как тот принцип, что управляет жизнью улья. Я хочу лишь указать на то, что сам по себе этот закон и порядок весьма временный и совершенно неудовлетворительный. Когда душа человека покидает место своего краткого пребывания, её не сопровождают мысли о законе и порядке. Если она сильна, с ней экстаз истинного бытия и настоящей жизни, как знают все, наблюдавшие за умирающими. Если душа слаба, она затухает и теряет сознание при первой вспышке новой жизни.

Я говорю слишком уверенно и определённо? Лишь живущие активной жизнью сиюминутности, не наблюдавшие за мёртвыми и умирающими, не ходившие по полю битвы и не заглядывавшие в лица людей в их последней агонии, скажут так. Сильный человек покидает своё тело, ликуя.

Почему? Потому что его больше не удерживает и не заставляет колебаться сомнение. В странный момент смерти ему было дано освобождение, и с внезапным чувством восторга он признаёт, что это оно. Будь он уверен в этом раньше, он был бы великим мудрецом, человеком, способным править миром, ведь у него была бы сила управлять собой и своим собственным телом. Эту свободу от цепей обыденной жизни можно получить при жизни так же легко, как и после смерти. Требуется лишь достаточно глубокое убеждение, позволяющее человеку смотреть на своё собственное тело с теми же чувствами, с какими бы он смотрел на тело любого другого, или на тела тысячи человек. Созерцая поле битвы, невозможно осознать агонии каждого страдальца; зачем же тогда сознавать свою собственную боль более остро, чем боль других? Соберите всё вместе и взгляните на всё это шире, чем с точки зрения индивидуальной жизни. Тогда вы действительно почувствуете, что ваше физическое ранение — это слабость вашей ограниченности. Человек, развитый психически, чувствует рану другого столь же остро, как свою собственную, и не чувствует собственной вовсе, если достаточно силён захотеть этого. Каждый, кто вообще серьёзно исследовал психические обстоятельства, знает, что это факт, заметный больше или меньше соответственно психическому развитию. Есть много примеров того, что человек психически чувствительный воспринимает свою собственную боль более остро и эгоистично, но это бывает, когда развитие уже заметно, но достигло лишь некоторой степени. Это сила, приводящая человека к границе того сознания, что является и глубоким миром, и жизненной активностью, и она не может нести его дальше. Но если он достиг его границы, он освобождается от мелочного преобладания своего собственного я. Это первое великое освобождение. Взгляните на страдания, сваливающиеся на нас из-за нашего узкого опыта и ограниченного сочувствия. Каждый из нас стоит в полном одиночестве, ничтожно малый, один на свете. И какой же хорошей судьбы мы можем ожидать? Великая жизнь мира проносится мимо, и в каждый момент существует опасность, что она собьёт нас с ног или совсем уничтожит. И этому нельзя ничего противопоставить, нельзя собрать никакой армии, ведь в этой жизни каждый человек ведёт свой бой против любого другого, и даже двое не смогут объединиться под одним знаменем. Есть лишь один путь избежать этой ужасной опасности, с которой мы сражаемся всякий час. Оглянитесь, и вместо того, чтобы противостоять силам, присоединитесь к ним; станьте едины с Природой и легко следуйте её путём. Не сопротивляйтесь жизненным обстоятельствам и не сетуйте на них больше, чем растения сетуют на дождь и ветер. Тогда внезапно, к вашему собственному изумлению, вы обнаружите, что у вас есть время и силы для великой битвы, в которую неизбежно вступает каждый человек — той, что внутри него, и ведёт к завоеванию самого себя.

Некоторые могут сказать — к его собственному уничтожению. А почему? Потому что с того часа, когда он впервые попробует великолепную реальность жизни, он будет всё больше и больше забывать своё индивидуальное я. Он больше не сражается за него, не направляет его силу против силы других. Больше он не заботится о его питании или защите. Тем не менее, когда он так безразличен к своему благосостоянию, его индивидуальное я становится более стойким и крепким, подобно степным травам и деревьям нехоженых лесов. Так это или нет — для него вопрос безразличный. Правда, если это так, то у него есть отличный инструмент, готовый к применению, и чем полнее его безразличие к этому, тем больше сила и красота его личного я. Это легко видеть; садовый цветок, если им пренебрегать, становится выродившейся копией самого себя; ему нужен самый лучший уход и всё умение садовника, иначе он совсем одичает, питаясь лишь от земли и неба. Кому есть дело до любого промежуточного состояния? Какая сила или ценность есть в находящейся в небрежении садовой розе, у которой в каждом бутоне болячки? Ведь болеющие или угнетённые цветы — несомненно результат произвольного изменения условий из-за небрежения человека, до сих пор игравшего в их неестественной жизни роль провидения. Но есть продуваемые ветром равнины, где ромашки вырастают высокими, с такими луноподобными головками, каких не даст никакой уход. Тогда уж культивируйте до крайности, не забудьте и дюйма почвы вашего сада, ни малейшего растения, растущего в нём; не стоит глупо притворяться и воображать, что вы готовы забыть его и подвергнуть ужасным последствиям полумер. Растение, поливаемое сегодня и забытое завтра должно истощиться или погибнуть. Растение, не ищущее никакой помощи, кроме как от самой Природы, сразу пробует свои силы и либо умирает, потом воссоздаваясь, либо вырастает в огромное дерево, ветви которого наполняют небо. Так что не делайте ошибки, совершаемой последователями религий и некоторыми философами — не пренебрегайте никакой частью себя, коль скоро признаёте её таковой. Пока земля во владении садовника, это его дело заботиться о ней, но однажды он может услышать зов из другой страны или от самой смерти, и вот он больше не садовник, его дело закончено и у него больше нет такого долга. Тогда его любимые растения страдают и умирают, и самые утончённые из них становятся едины с землёй. Но яростная природа скоро потребует для себя места и покроет этот участок густой травой или гигантскими деревьями, или позаботится о каком-нибудь молодом деревце в этом саду, пока его ветви не затенят землю. Будьте же настороже и заботьтесь о своём саде как только можете, пока не сможете отойти окончательно и вернуть его Природе, чтобы он стал продуваемой равниной, где растут дикие цветы. Тогда, если вы пройдёте там и взглянете на это, что бы ни случилось, это не должно ни огорчать вас, ни радовать. Ведь вы сможете сказать: «я — каменистая почва, я — огромное дерево, я — сильные ромашки», вне зависимости от того, что цветёт там, где некогда росли ваши розы. Но вы должны научиться изучать звёзды, прежде чем отважитесь пренебречь своими розами и перестать наполнять воздух их культивированным ароматом. Вы должны узнать свой путь через воздух, в котором нет наезженных путей, а оттуда — в чистый эфир; вы должны быть готовы поднять засов Золотых Врат.

Возделывайте, говорю я, и не пренебрегайте ничем. Помните только, что заботясь и поливая, вы нагло узурпируете дела самой Природы. Пойдя на это, вы должны продолжать их до той точки, пока у неё уже не будет силы наказать вас, когда вы не будете её бояться, а сможете смело вернуть ей своё. Она смеётся в рукав, могучая мать, наблюдая за вами скрытым смеющимся глазом, готовая безжалостно развеять всю вашу работу в пыль, если вы только дадите ей возможность, если вы обратитесь к безделью и станете невнимательны. Бездельник — отец безумца в таком же смысле, как ребёнок — взрослого. Природа должна наложить на него свою огромную руку и сокрушить всё сооружение. И садовник, и его розовые деревья будут так же сломаны и поражены великой бурей, созданной её движением; и беспомощные, будут лежать, пока песок не засыпет их и они не будут схоронены в усталой пустыне. И из этого пустынного места Природа сама будет воссоздавать, и использует прах человека, отважившегося смотреть ей в лицо, так же безразлично, как листья увядших растений. Его тело, душа и дух одинаково будут ею востребованы.

III

Человек сильный и решивший найти непознанный путь предпринимает каждый шаг с предельной осторожностью. Он не произносит ни одного пустого слова, не предпринимает ни одного необдуманного действия, не пренебрегает никаким долгом или должностью, как бы они ни были скромны или трудны. Но в то время как его глаза, руки и ноги выполняют таким образом своё дело, новые его глаза, руки и ноги рождаются в нём. Ведь его страстное и непрекращающееся желание — идти тем путём, на котором его смогут вести лишь тонкие органы. Физический мир он уже изучил, и знает, как им пользоваться, постепенно его способность проходит дальше, и он распознаёт мир психический. Но он должен научиться этому миру и узнать, как его использовать, и при этом не ослаблять контакт с жизнью, с которой он знаком, пока не овладеет тем, с чем незнаком. Когда его психические органы наберут силу, подобную той, что физические органы ребёнка, впервые расправившего свои лёгкие, наступает час для великого приключения. Как мало требуется — но как это много! Человеку нужно лишь чтобы психическое тело сформировалось во всех своих частях, подобно телу ребёнка, ему нужно лишь глубокое и непоколебимое убеждение, какое побуждает дитя, что новая жизнь желанна. Как только эти условия выполнены, пусть он живёт в новой атмосфере и взглянет вверх на новое солнце. Но он должен помнить, что новый опыт нужно проверять старым. Он всё ещё дышит, но иначе; он втягивает воздух в лёгкие и берёт жизнь от солнца. Он родился в психический мир и зависит теперь от психического воздуха и света. Цель его не здесь, это лишь утончённое повторение физической жизни; ему нужно пройти через него согласно аналогичным законам. Он должен учиться, исследовать, расти и побеждать, ни на минуту не забывая, что его цель — там, где нет ни воздуха, ни солнца, ни луны.

Не воображайте, что прогрессируя в этом направлении, человек передвигается, меняя местоположение. Нет — самой верной иллюстрацией будет прорезание через слои коры или кожи. Человек, полностью выучив свой урок, отбрасывает физическую жизнь; выучив другой урок, отбрасывает психическую жизнь, затем он так же отбрасывает жизнь созерцательную или жизнь восхищения.

Все они отбрасываются в конце концов прочь, и он вступает в тот великий храм, за пределами которого любая память о себе или чувствование оставляется подобно обуви молящегося. Храм этот — место его собственной чистой божественности, центральное пламя, которое, хотя и будучи скрыто, одушевляло его во всех этих битвах. И найдя этот возвышенный дом, он так же уверен, как и сами небеса. Он остаётся неподвижным, полным всякого знания и силы. Внешний человек — восхищающийся, действующий, живое олицетворение, идёт своим путём рука об руку с Природой, являя всю прекрасную силу дикого роста земли, освещённую инстинктом, содержащим знание. Ведь в самом сокровенном святилище, настоящем храме, человек нашёл тонкую суть самой Природы. Больше между ними нет никакой разницы или каких-то полумер. И теперь приходит час силы и действия. В этом святилище всё: Бог и его создания, бесы, что за ними охотятся, те из людей, которые были любимы, и те, что были ненавидимы. Разницы между ними больше не существует. Тогда душа человека смеётся в силе и бесстрашии и отправляется в мир, где требуются её дела, вызывая их ход без оценок, тревоги, страха, сожаления или радости.

Это состояние доступно человеку, ещё живущему физически — ведь люди достигали его при жизни. Только оно может сделать физические действия истинными и божественными.

Жизнь среди предметов чувств должна навсегда стать для возвышенной души лишь внешней видимостью, и жизнь эта только тогда может стать могущественной, жизнью достижения, когда она одушевлена венценосным и беспристрастным богом, пребывающем в святилище.

Выполнение этого условия столь первостепенно желательно, поскольку с этого момента нет больше бед, тревог, сомнений или колебаний. Как великий художник бесстрашно рисует свою картину, никогда не совершая никакой ошибки, о которой он мог бы пожалеть, так и человек, сформировавший своё внутреннее я, обходится с жизнью.

Но это когда он вошёл в это состояние. Наш взгляд на горы в жажде познания — это способ подхода и путь к Вратам. Это те Золотые Врата, что заперты железным засовом. Путь к их порогу может вызвать у человека болезненное головокружение. Ему кажется, что нет пути, так кажется постоянно до самого конца, путь к ним лежит вдоль ужасающих ущелий и теряется в глубоких водах.

Когда это преодолено и путь найден, кажется удивительным, что трудности выглядели столь великими. Ведь там, где путь теряется, он лишь резко поворачивает, его тропа по краю пропасти достаточно широка для ног, а через глубокие воды, с виду столь предательские, всегда найдётся брод или паром. Так это случается во всех глубоких опытах, переживаемых человеческой природой. Когда первое горе разрывает сердце на части, кажется, что путь кончился, а место неба заняла пустая темнота. Но душа ощупью продолжает движение вперёд, и этот трудный и с виду безнадёжный поворот дороги оказывается пройден.

Так же и со многими другими формами человеческих испытаний. Иногда на протяжении длинного периода или даже всей жизни путь существования постоянно преграждается препятствиями, которые видятся непреодолимыми. Горе, боль, страдания, потеря всего любимого и ценимого встают перед запуганной душой, подстерегая её у каждого поворота. Кто же расставляет там эти препятствия? Рассудок пасует перед детской драматической картинкой, рисуемой религиозниками — Бог позволяет Дьяволу мучить свои создания ради их конечного блага! Когда же это конечное благо будет достигнуто? Ведь идея этой картины предполагает конец, цель. Нет никакой. Каждый из нас сможет уверенно с этим согласиться, ведь насколько человеческое наблюдение, рассудок, мысль, интеллект или инстинкт может проникнуть в загадку жизни, все получаемые данные свидетельствуют, что путь бесконечен и на вечность эту нельзя закрыть глаза, и тщетны попытки ленящейся души свести её хотя бы к миллиону лет.

У человека, взятого индивидуально или же как целое, ясно просматривается двойственный состав. Я говорю сейчас грубо, будучи в курсе, что различные школы философии по-разному подразделяют его согласно нескольким теориям. Но я имею в виду следующее: две великих волны чувств проносятся через его природу, две великие силы руководят его жизнью — одна делает его животным, другая же делает его богом. Никакой зверь на земле не будет так жесток, как человек, подчинивший свою божественную силу своей животной силе. И это само собой разумеется, поскольку тогда вся сила его двойственной природы используется в одном направлении. Простое животное повинуется лишь своим инстинктам и желает не более, чем нужно для удовлетворения его любви к удовольствию, его почти не интересуют другие существа — за исключением того, насколько они могут доставить ему удовольствие или боль; оно не знает ничего об абстрактной страсти к жестокости или любой из тех порочных склонностей человека, что сами в себе несут свою награду. Так что у человека, ставшего животным, в миллион раз более сильная жизненная хватка, чем у природного зверя, и то, что у последнего — сравнительно невинное удовольствие, не нарушаемое произвольным моральным установлением, для человека становится пороком в силу самоценности удовлетворения. Более того, он обращает в этот канал все божественные силы своего существа, делая свою душу рабой чувств и тем вызывая её деградацию. Бог, скрытый и искажённый, прислуживает животному и кормит его.

Посмотрим тогда, нельзя ли изменить эту ситуацию. Сам человек — царь той страны, в которой разыгрывается этот странный спектакль. Он позволяет зверю узурпировать место бога, потому что временно зверь лучше всего удовлетворяет его капризные прихоти. Это не может продолжаться всегда; зачем же позволять этому продолжаться хоть немного ещё? Пока правит животное, будут острейшие страдания как следствие перемен, колебаний между удовольствием и болью, и желания продолжительной и приятной физической жизни. А бог в своей роли слуги увеличивает всё это в тысячу раз, ещё сильнее наполняя физическую жизнь остротой удовольствия — редкого, сладострастного, эстетического, и боли столь яростной, что уже и нельзя понять, где же она кончается и начинается удовольствие. Пока бог служит, жизнь животного будет обогащаться и приобретать бóльшую значимость. Но позвольте царю изменить своё суждение и свергнуть животное с трона, вернув бога на его божественное место.

Какой глубокий мир снизойдёт на дворец! Всё на самом деле изменится. Нет больше лихорадки личных страстей и желаний, какого-либо бунта и подавленности, жажды удовольствий или страха боли. Это как великое спокойствие, спускающееся на бурный океан, как мягкий летний дождь, падающий на иссушенную почву, как глубокий пруд, найденный среди изматывающих и вызывающих жажду лабиринтов недружественного леса.

Более того, человек не только больше, чем животное, потому что в нём бог, но он и больше, чем бог, потому что в нём ещё и животное.

Поставьте раз животное на его законное, низшее, место, и вы обнаружите, что владеете великой силой, о которой вы до этого даже не подозревали. Бог в качестве слуги в тысячу раз увеличивает удовольствия животного, животное же в качестве слуги в тысячу раз увеличивает силы бога. И при таком союзе, при верном соотношении этих двух сил в себе, человек становится сильным царём и может поднять руку и открыть засов Золотых Врат. Когда же эти силы соотносятся недолжным образом, этот царь — лишь венценосный сластолюбец без всякой силы, честь которого достойна лишь насмешки, ведь небожественным животным по меньшей мере ведом мир и их не разрывают порок и отчаяние.

Вот и весь секрет. Это то, что делает человека сильным, могущественным и способным взять и небеса, и землю в свои руки. Не воображайте, что это сделать легко. Не дайте себя обмануть той идеей, что этого достигают религиозные или добродетельные люди! Это не так, они просто установили стандарт, колею, закон, при помощи которого они сдерживают животное. Бога же они некоторым образом принудили служить ему, и он это делает, ублажая его верованиями и лелеемыми религиозными фантазиями, с надменным чувством личной гордости, составляющей удовольствие праведника. Эти особые и канонизированные пороки — вещи чересчур низменные для чистого животного, вдохновляемого лишь самой Природой, всегда свежей, как утро. Униженный же бог в человеке в этом несказанно продуктивен.

Способности же служения и силы возвышенного животного в человеке невообразимо высоки.

Вы, позволяющие своему животному «я» продолжать жить, просто удерживаясь в некоторых пределах, забываете, что это великая сила, неотъемлемая часть животной жизни мира, в котором вы живёте. Ею вы можете властвовать людьми и более или менее ощутимо влиять на сам этот мир, согласно вашей силе. Бог, получив своё законное место, будет так вдохновлять и вести это необычное создание, так обучать и развивать его, так побуждать к действию и признанию среди себе подобных, что когда вы распознаете пробудившуюся в вас силу, это вызовет у вас трепет. Само животное будет тогда царём животных мира.

Вот секрет магов древнего мира, заставивших Природу служить себе и каждый день совершать для них чудеса. Это секрет и грядущей расы, которую предвещал нам лорд Литтон.

Но силы же этой можно достичь, только предоставив богу высшую власть. И только дайте своему животному править вами, и он никогда не будет править другими.


<< Оглавление >>