Перейти к содержанию

Блаватская, Елена Петровна: различия между версиями

м
Строка 65: Строка 65:


{{Подпись-Синнетт-РПТвЕ|1}}
{{Подпись-Синнетт-РПТвЕ|1}}
У Олкотта и Блаватской уже были планы на длительную поездку по югу Индии и Цейлону, и фактически только к концу года они уже приехали к нам в Аллахабад.
Я живо помню обстоятельства их приезда. Они приехали на поезде, прибыв в Аллахабад рано утром.
Я пошёл на станцию встречать их и доставил их к себе. Было ещё так рано, что наш чота хазри (первый завтрак) был накрыт на веранде, а моя жена ещё не вышла из своей комнаты. Блаватская села ко мне за стол и спросила, пробовали ли мы какие-нибудь эксперименты со спиритизмом. Я сказал ей, что иногда пробовали, но безрезультатно, не было даже «ни одного стука». «О, – сказала она, – стуки получить проще всего». Тут же повсюду послышались стуки настоящего спиритического характера. Моя жена почти сразу же вышла и сердечно встретила посетителей. Наше первое впечатление от Блаватской было, несомненно, приятным, и в дневнике жены за тот день – 4 декабря 1879 года – я нахожу следующую запись: «Весьма оригинальная пожилая дама, которая обещает огромное развлечение». Но хотя день продолжился приятно, и не произошло ничего, что смазало бы первое впечатление, днём или двумя позже мы пережили нечто вроде потрясения. Мы сидели вечером вокруг огня – потому что ближе к рождеству в Аллахабаде уже бывает нужно собираться у огня – и Олкотт рассказывал о некоторых из «джаду» или магических представлений Блаватской в Нью-Йорке. Предложили, что ей стоило бы как-нибудь устроить что-то подобное и для нас, и я предложил в качестве предмета, который бы она могла произвести, мундштук для сигары. Блаватская проделала некоторые предварительные манипуляции, потёрла в руках трубку Олкотта, сделанную из морской пенки, а зачем просто сунула руку в карман и достала оттуда мундштук. Как демонстрация магии это представление было столь абсурдным и столь гротескно лишённым всякой ценности как свидетельство, что я не знал, что и сказать. Не помню, как мы провели остаток вечера, но помню как мы с женой, наконец-то оставшись одни, переглянулись между собой. Не нужно было никаких слов. Мы попали в руки грубой мошенницы? Вот каким вопросом мы оба задавались, когда начали говорить. Конечно, было много стуков, которые Блаватская производила для нас всевозможными способами; конечно, они были свидетельствами чего-то большего, чем просто медиумизм. Они, очевидно, были ей подконтрольны так, как никогда не бывает в случае медиумизма, так что мы решили быть терпеливыми и не делать скоропалительных выводов.
Со временем неприятное впечатление изгладилось, и мы стали сердечно привязаны к Старой Даме, как мы её называли, каковое обозначение в свою очередь стало аббревиатурой С.Д., под которой она уже стала известна в близком кругу. Визит, первоначально запланированный на несколько дней, затянулся почти на месяц. Она была прекрасной собеседницей за обедом в нашем доме и в других местах, и постепенно мы много услышали от неё о Братьях и Теософическом Обществе, в которое она наконец побудила нас вступить, что мы тогда сделали, скорее, неохотно, поскольку быть сильно связанными с его организацией было не в нашем вкусе, но нас убедили в существовании Братьев и их заинтересованности в Обществе, несмотря на то, что поведение С.Д. во многих отношениях шло вразрез с хорошими манерами, особенно её обхождение с полковником Олкоттом, с которым она иногда разговаривала очень грубо, и до невыносимой степени его изводила. «Вы думаете, – сказал он мне однажды – что я бы выносил эту сумасшедшую француженку, если бы не знал, что за ней стоит?»
Однажды он читал в зале публичную лекцию, при которой председательствовал А.О. Хьюм, а С.Д., на которую его выступление произвело неблагоприятное впечатление, потом, когда мы ехали домой, грубо его оскорбила. В написанной мною потом книге «Случаи из жизни мадам Блаватской»,<ref>Второе издание, с. 178.</ref> я упомянул этот инцидент, сказав: «Слыша её разговор на эту тему периодически в течение вечера, можно было подумать, что надежды её жизни были разбиты». Ещё одна вспышка гнева была в тот вечер, когда они с Олкоттом покинули нас – 30 декабря. Она забыла шаль и выплеснула гнев на многострадального полковника, но здесь мне не нужно вдаваться в дальнейшие подробности подобного рода. Я сам, постепенно близко с ней подружившись, стал находить трудным выносить её характер, и вижу указания на это в дневнике жены, который оказался весьма ценной летописью событий, связанных с тем, как росли наши отношения с Теософическим Обществом.
Несмотря на несколько смешанные чувства, мы пригласили своих гостей нанести нам ещё один визит в Симлу, где нам к тому времени стало возможно проводить жаркие летние месяцы. Они прибыли туда 8 сентября 1880 года.
{{Пропущено}}
Проявления оккультных сил, которые она тогда щедро мне давала, произвели на мой ум глубокий эффект. Я почувствовал, что те, кто демонстрировал столь чудесную власть над силами природы, незнакомыми физической науке, должны обладать соответствующими знаниями.
Что касается управления Теософическим обществом, Блаватская проявила себя курьёзно неподходящей для этой работы, что заставило меня однажды сказать, что мне хотелось бы вступить в общение с одним из Братьев, о которых она говорила. Я чувствовал уверенность, что они более разумные люди, чтобы с ними иметь дело, чем она. Разговор с ней показал, что она не считала это невозможным, и я написал письмо, адресованное «''Брату''» и вручил его ей для передачи. Ответ был должным образом получен, и это было первым из длинного ряда писем от Учителей К.Х. и М., которые привели к написанию «Оккультного мира», а затем и «Эзотерического буддизма».
Я могу также сразу же объяснить, что только с годами стал осознавать истинный характер этой переписки. Письма не были, как я вначале воображал, действительно написаны Учителями, а затем оккультными средствами переданы Блаватской или помещены где-нибудь в доме, где я их позже должен был найти. Они были несомненно вдохновлены К.Х. (все в начале имели его подпись), но по большей части, если не всегда, диктовались сведущему яснослышащему секретарю, и им обычно была Е.П. Блаватская. В них содержались высказывания огромного очарования и литературной красоты, и сделав тщательный отбор, я привёл некоторые из них в «Оккультном мире». Но с самого начала Блаватская, похоже, была одержима верой, что могла улучшать и расширять сообщения Учителей. В начале это не имело большого значения, но позже, когда письма посвящались передаче учения оккультной науки и стали материалом, с которым я работал при написании «Эзотерического буддизма», расширения, дополнения и «улучшения» (?) были почти катастрофическими. Спустя долгое время после того, как она ушла из этой жизни, по мере того, как методы моего сообщения с Учителями стали получать новые и улучшенные условия, я обсудил этот вопрос с Учителем К.Х., и в отношении некоторых высказываний в письмах того периода, когда передавалось учение, он мне открыто сказал, что они были ''пародией'' на тот смысл, который он вкладывал.
Тем не менее, они содержали массу информации, касающейся истин природы, которые с тех пор стала фундаментальными идеями, лежащими в основе теософии, ранее неизвестными ни Блаватской, ни мне. Реинкарнация, карма, планетные цепи, последовательность коренных рас, подрас и так далее, не подверглись никакому вмешательству. Блаватская в то время не знала об этом достаточно, чтобы ей было возможно внести путаницу в прошедшую через её руки информацию об этих вещах. Тем не менее, к сожалению, она приобрела – при условиях которые я не буду пытаться объяснить – сильное отвращение к спиритизму, и иногда, когда письма касались посмертных состояний, она примешивала туда это чувство. Результат ужасно вводил в заблуждение, и о последствиях можно только пожалеть, как позже покажет этот рассказ.
{{Подпись-Синнетт-РПТвЕ|2}}
По состоянию здоровья моей жене пришлось оставаться в Англии дольше, чем было возможно мне, и я некоторое время оставался, в течение оставшихся жарких месяцев, в доме Хьюма в Симле, у которого часть этого времени гостила и Е.П. Блаватская. Это был очень бурный период, связанный, что верно, с некоторыми феноменальными явлениями, представлявшими интерес, но главным образом – с тем, что у Хьюма развилась глубокая неудовлетворённость (которую я впрочем разделял) в Е.П. Блаватской как в сотруднице в том деле, в котором мы были заняты – раскрытии миру знаний (или какой-то их части), до того бывших в исключительном владении Белой Ложи. Положение было курьёзно щекотливым. Несмотря на все свои недостатки, Блаватская была единственным каналом сообщения с оккультным миром. Поначалу наделяя её бóльшими знаниями, чем она в действительности обладала, мы пытались извлечь из неё учения. Каждый день мы назначали время для этих усилий, и у меня до сих пор имеется рукописная книга, в которой я записывал их результаты – весьма неудовлетворительного характера.
{{Подпись-Синнетт-РПТвЕ|3}}


== Кислингбери Э. ==
== Кислингбери Э. ==