Мэйбл Коллинз - Через Золотые Врата. Глава 3. Начальное усилие
I
Очень легко видеть, что нет ни одной точки в жизни или опыте человека, где бы он был ближе к душе вещей, чем в какой-нибудь другой. Эта душа, эта тонкая сущность, наполняющая воздух блестящим сиянием, — там, за Вратами, которые она окрашивает собой. Но то, что нет ни одной тропы к ней, сразу же понимается из того факта, что эта душа по самой своей природе универсальна. Золотые Врата не впускают в некое особое место — они лишь открываются для выхода из некого особого места. Человек проходит через них, когда отбрасывает свои ограничения. Он может разбить скорлупу, которая держит его в темноте, разорвать завесу, отделяющую его от вечного, в любой точке, когда это для него легче всего сделать; и наиболее часто эта точка оказывается там, где он меньше всего ожидал её найти. Люди отправляются на поиск выхода с помощью своих умов, и прилагают произвольные и ограниченные законы достижения недостижимого для них. Действительно, многие надеялись пройти путём религии, и вместо этого создали такую отмеченную и фиксированную мысленную позицию, что кажется, и долгих веков будет недостаточно, чтобы они смогли выбраться из этой колеи. Некоторые считали, что путь мог быть найден с помощью чистого интеллекта; и этим людям мы обязаны за ту философию и метафизику, которая предотвратила впадение человека в крайнюю чувственность. Но конец человека, пытающегося жить только мыслью, таков, что он живёт в фантазиях и усердствует в потчевании ими других людей, будто это существенная пища. Велик наш долг перед метафизиками и трансценденталистами; но тот, кто следует за ними к горькому концу, забывая, что мозг лишь орган для пользования им, обнаружит себя обитающим в том месте, где скучное колесо аргументации, похоже, вечно вращается на своей оси, но катится в никуда и не несёт никакого груза.
Добродетели (или того, что кажется каждому человеку добродетелью, согласно его особому стандарту морали и чистоты) придерживаются те, кто практикует её с целью оказаться на пути в рай. Возможно, с точки зрения рая современного сибарита, это чувственность этическая. Легко стать гурманом чистой жизни и высокого мышления — так же, как удовольствий вкусовых, видовых или звуковых. Удовлетворение — вот цель добродетельного человека, точно так же, как и пьяницы; даже если его жизнь будет чудом воздержания и самопожертвования, минутное размышление покажет, что преследуя свой героический с виду путь, он лишь стремится к удовольствию. Удовольствие у него приобретает красивую форму, потому что его награды имеют сладкий вкус, и это радует его — скорее приносить радость другим, чем самому радоваться за их счёт. Но чистая жизнь и высокие мысли — не в большей мере самоцель, чем любой другой способ получения удовольствия; и человек, пытающийся найти в них удовлетворение, должен увеличивать свои усилия и постоянно повторять их — и всё напрасно. На самом деле — он зелёное растение, и листья его красивы; но требуется большее, чем листья. Если он слепо упорствует в своих попытках, веря, что достиг цели, когда он даже не ощутил её, тогда он обнаруживает себя в том унылом месте, где добро совершается волей-неволей, а дело добродетели — без любви, которая должна светиться сквозь неё. Хорошо для человека вести чистую жизнь, также как хорошо для него иметь чистые руки — иначе он станет отталкивающим. Но добродетель, как мы понимаем её сейчас, может иметь к состоянию за пределами того, чем мы ограничены, не большее отношение, чем любая другая составляющая нас часть. Дух — это не газ, создаваемый материей, и мы не можем создать себе будущее, усиленно используя одно материальное средство, и оставляя остальные. Дух есть великая жизнь, на которой покоится материя, создавая каменистый мир на свободном и текучем эфире; когда бы мы ни смогли разрушить наши ограничения, мы обнаружим себя на том удивительном берегу, где Уордсворт однажды увидел отблеск золотого сияния. Когда мы войдём туда, всё равным образом должно исчезнуть — добродетель и порок, мысль и чувство. То, что человек пожинает, что посеял, конечно также должно быть верно; он не способен взять с собой добродетель материального мира, но сам аромат его добрых дел — куда более сладкая жертва, чем запах преступлений и жестокости. Однако может быть, что практикой добродетели он прикуёт себя к одной колее, к одному неизменному образу жизни в материи так прочно, что уму невозможно и представить, что смерть окажется силой, достаточной, чтобы освободить его и выпустить его в широкий и великолепный океан, — достаточной силой, чтобы открыть для него неподдающийся и тяжёлый засов Золотых Врат. А иногда человек, который грешил так сильно, что вся его природа иссечена и зачернена яростным огнём эгоистического удовлетворения, в конце концов выгорает и обугливается до такой степени, что от самой энергии страсти прорывается свет. Для такого человека представляется более возможным по меньшей мере достигнуть порога Золотых Врат, чем для простого аскета или философа.
Но мало пользы в достижении порога Врат, если нет силы, чтобы в них пройти. Это всё, что может надеяться совершить грешник растворением себя, которое приходит от в`идения своей собственной души. По меньшей мере похоже, что это неизбежно следует из того, что его состояние негативно. Человек, поднимающий засов Золотых Врат, должен сделать это своей собственной сильной рукой, и должен быть абсолютно позитивным. Мы можем увидеть это с помощью аналогии. Во всём прочем в жизни, при каждом новом шаге развития, человеку необходимо проявить самую настойчивую волю, чтобы вполне достичь требуемого. На самом деле во многих случаях, хотя у него имеются все преимущества и он использует в некоторой мере свою волю, для получения того желаемого, ему крайне нехватает последнего и непреклонного решения. Никакое образование в мире не сделает человека интеллектуальной славой своего века, даже если его силы огромны; поскольку если он положительно не пожелает завладеть цветком совершенства, он будет лишь сухим школяром, дельным лишь в словах, искусным в механической мысли и простым колёсиком памяти. А человек, у которого есть это положительное качество, поднимется, несмотря на противодействующие условия, распознает и схватит волну мысли, которая является его естественной пищей, и в конце концов встанет, как гигант в том месте, которого он хотел достичь. Мы видим это практически каждый день во всех областях жизни. Почему же нельзя человеку, прошедшему через страсти крушения догматичной и узкой части своей натуры, войти в эти врата? А поскольку он не ослеплён предрассудком, не привязал себя к любой из мысленных рутин, и колесо его души не угодило ни в одну из глубоких колей жизни, представляется, что однажды положительная воля может родиться в нём, и когда-нибудь он будет вовсе недалёк от того, чтобы протянуть руку к засову.
Несомненно, задача, о которой мы говорим — освободить человека от всех предрассудков, от всех кристаллизованных мыслей или чувств, всех ограничений, и развить в нём положительную волю — труднейшая из тех, какие мы только встречали в жизни. Это представляется чересчур чудесным; поскольку в обычной жизни положительная воля всегда ассоциируется с застывшими идеями. Но многие вещи, казавшиеся чересчур чудесными, чтобы их выполнить, уже сделаны, даже в пределах узкого опыта жизни, данного теперешнему человечеству. Всё прошлое показывает нам, что трудность — не оправдание уныния, и ещё менее — отчаяния; иначе бы мир остался без многих чудес цивилизации. Давайте рассмотрим предмет более серьёзно, ведь раз мы однажды использовали свой ум для этой идеи, это не является невозможным.
Начальная и очень большая трудность — это закрепление интереса на том, что невидимо. Однако это уже делается каждый день, и мы должны только понаблюдать, как это делается, с целью нашего собственного руководства. Каждый изобретатель твёрдо фиксирует свой интерес на невидимом; и от твёрдости этой фиксации полностью зависит, достигнет ли он успеха или потерпит неудачу. Поэт, рассматривающий момент творчества как тот, для которого он живёт, видит то, что невидимо и слышит то, что беззвучно.
Возможно, в последней аналогии — ключ к тому способу действия, при помощи которого достигается успех в этом путешествии к неизвестной цели ("откуда", на самом деле, "никто не возвращается"). Это приложимо и к изобретателю, а также ко всем, кто превосходит пределы обычного умственного и психического уровня человечества. Ключ — в слове "творчество".
II
Слово "творить" часто понимается заурядными умами как сообщающее идею создания чего-нибудь из ничего. Ясно, что не в этом его значение; мы даже нашему Создателю сделали мысленное одолжение, снабдив его хаосом, из которого можно было создавать миры. Земледельцу, типичному производителю в общественной жизни, нужен материал — его земля, небо, дождь и солнце, семена для посадки в землю. Из ничего он не может произвести ничего. Из пустоты не может возникнуть Природа; есть материал — вне, за, или внутри, из которого она создаёт образ вселенной согласно нашему желанию. Это очевидный факт — что семена и земля, воздух и вода, заставляющие их прорасти, существуют на каждом уровне деятельности. Если вы поговорите с изобретателем, то обнаружите, что далеко за пределами того, что он делает сейчас, он всегда может воспринять нечто другое, что должно быть сделано, что он не может выразить словами, потому что он ещё не ввёл это в наш нынешний мир вещей. Это знание невидимого ещё более определённо у поэта, и оно ещё более невыразимо, пока он не коснётся его некой частью того сознания, которое он разделяет с другими людьми. Но строго пропорционально тому, насколько он велик, он живёт в сознании, в существование которого рядовой человек не может и поверить — в сознании, находящемся в гораздо большей вселенной, которое дышит б`ольшим воздухом, наблюдает более широкие землю и небо и срывает семена с растений гигантской высоты.
Это то самое положение сознания, которого нам нужно достичь. То, что оно не зарезервировано исключительно для людей гениальных, демонстрируется тем фактом, что мученики и герои нашли его и обитали в нём. Оно — не только для гениев, но может быть найдено лишь людьми великой души.
И вовсе не следует обескураживаться этим фактом. Расхожее мнение состоит в том, что быть великим человеком — свойство врождённое. Это верование — результат недомыслия и слепоты к фактам природы. Величина достигается только ростом — это демонстрируется нам постоянно. Даже горы, и даже сам земной шар приобрели свою величину посредством роста, присущего этому состоянию материальности — аккумуляции атомов. По мере того, как сознание, присущее всем существующим формам, переходит в более продвинутые формы жизни, оно становится более активным, и пропорционально этому получает способность роста посредством усвоения вместо накопления. Взглянув на существование с этой особой точки зрения (что в действительности трудно поддерживать долго, поскольку мы обычно смотрим на жизнь на разных уровнях и забываем о великих линиях, соединяющих их и идущих через них), мы тут же поймём, что резонно будет предположить, что по мере нашего продвижения за теперешнее состояние, способность роста ассимиляцией возрастёт и возможно превратится в метод более быстрый, простой и бессознательный. Вселенная, на самом деле, полна удивительных возможностей для нас, если мы лишь поднимем глаза и посмотрим. Поднять глаза — это первая необходимость и первая трудность; ведь мы так склонны удовлетворяться тем, что видим на расстоянии вытянутой руки. Сущностно важная характеристика гения — это то, что он сравнительно безразличен к тем плодам, которые в пределах досягаемости, и голоден до тех, которые вдали, на высотах. В действительности ему не нужно чувство контакта, чтобы возжелать их. Он знает, что этот удалённый плод, воспринимаемый им без помощи физических чувств, — более утончённая и сильная пища, чем взывающая к ним. И как он вознаграждается! Когда он пробует тот плод, как силён и сладок его вкус, и что за новое чувство жизни сваливается на него! Ведь распознавая этот вкус, он распознал существование тонких чувств, питающих жизнь внутреннего человека; а именно силой этого внутреннего человека, и только ею, может быть поднят засов Золотых Врат.
В действительности существование Золотых Врат и того, к чему они допускают, может быть воспринято только развитием и ростом внутреннего человека. Пока человек довольствуется своими грубыми чувствами и совсем не заботится о тонких, эти Врата остаются буквально невидимыми. Как для невежды врата интеллектуальной жизни — вещь бесплотная и несуществующая, так и для человека грубых чувств, даже если его интеллектуальная жизнь активна, лежащее за пределами бесплотно и не существует просто потому, что он не открывает книгу.
Для слуги, вытирающего пыль в библиотеке научного работника, закрытые тома не имеют смысла; кажется, что они даже ничего не обещают, если он не станет тоже учиться, а не останется просто слугой. Можно целую вечность смотреть на внешнюю видимость по причине явной лености — умственной лености, которая есть недоверчивость, которой в конце концов люди приучаются гордиться; они называют это скептицизмом, и говорят о господстве здравого смысла. Это состояние не более оправдывает гордость, чем состояние восточного сибарита, который даже не поднимет пищу к своему рту; он так же "резонен" в том, что видит, что активность не имеет ценности, и потому не проявляет её. Так же и со скептиком; упадок следует за состоянием бездеятельности, будь оно умственным, психическим или физическим.
III
А теперь давайте рассмотрим, как преодолевается первая трудность закрепления интереса на невидимом. Наши грубые чувства относятся только к тому, что предметно в обычном смысле этого слова; но сразу же за этим полем жизни находятся более тонкие ощущения, взывающие к тонким чувствам. Здесь мы обнаруживаем первый намёк на нужные нам ступени. Человек с этой точки зрения выглядит подобно точке, где сходятся многие линии или лучи; и если у него хватит смелости или заинтересованности оторваться от простейшей формы жизни, точки, и хотя бы немного исследовать путь вдоль этих линий или лучей, всё его существо неизбежно сразу же расширяется и увеличивается, и человек начинает расти, становясь великим. Но если мы примем эту иллюстрацию, как достаточно правильную, то станет очевидно, что главный пункт здесь — исследовать одну линию не более настойчиво, чем другие; иначе результатом будет уродливое развитие. Все мы знаем, сколько величия и благородства в лесном дереве, у которого было достаточно воздуха для дыхания и пространства для корней, а также внутренней жизненности для выполнения своей непрекращающейся задачи. Оно подчиняется совершенному природному закону роста, и особое благоговение, которое оно возбуждает, происходит из этого факта.
Как же возможно получить распознавание внутреннего человека, наблюдать за его ростом и взращивать его?
Давайте попробуем немного проследовать за полученным нами намёком, хотя возможно вскоре слова окажутся бесполезными.
Каждый из нас должен путешествовать в одиночку и без помощи, как путешественник должен взбираться в одиночку, когда приближается к вершине горы. Никакое ездовое животное здесь не может помочь ему; также и грубые чувства или что-либо, их касающееся, ему здесь не помогут. Но на небольшое расстояние слова могут отправиться с нами.
Язык распознаёт меру сладости или пикантности еды. У человека, чьи чувства самого простейшего порядка, нет никакого понятия о сладости, кроме этого. Но более тонкая сущность, высшее ощущение того же порядка, достигается при помощи другого восприятия. Сладость лица красивой женщины, или улыбки друга распознаётся человеком, чьи внутренние чувства располагают хотя бы небольшим движением жизненности. Тому, кто поднял золотой засов, открывается сам источник сладких вод, сам этот фонтан, откуда происходит вся сладость, открывается и становится частью его наследия.
Но перед тем, как можно будет отведать из этого источника, или достичь любого другого, нужно поднять тяжёлый груз из своего сердца, железный засов, держащий его внизу и не позволяющий ему восстать в своей силе.
Человек, распознающий поток сладости, текущий через Природу от своего источника, поднял этот груз, он поднялся в то состояние, в котором нет связывающих пут. Он знает, что он часть великого целого, и это то, знание, которое является его наследием. Именно через разрыв произвольного крепостного договора, привязывающего его к своему личному центру, он вступает в полный возраст и становится правителем своего царства. По мере того, как он расширяется, множественными опытами распространяясь по линиям, сходящимся в точке, где он воплощён, он открывает, что находится в соприкосновении со всей жизнью и содержит в себе целое. И тогда ему нужно лишь отдаться той великой силе, которую мы называем добром, присоединится к ней крепко хваткой своей души, и он быстро понесётся к великим, широким водам истинной жизни. Что же это за воды? В теперешней нашей жизни мы располагаем лишь тенью сущности. Ни один человек не любит без пресыщения, не пьёт без возврата к жажде. Голод и желание затемняют небо и делают землю недружественной. То, что нам нужно — это земля, которая будет приносить живые плоды, и небо, которое всегда будет полно света. Положительно желая этого, мы непременно это найдём.