Блаватская Е.П. - Сигнал опасности

В первом выпуске «La Revue Theosophique», в самом начале текста увлекательнейшей лекции, сочиненной нашим братом и коллегой, высокообразованным ответственным секретарем Герметической Ложи Теософского Общества, находим примечание (примечание 2, с. 23), гласящее:

Мы называем посвященным каждого искателя, обладающего хотя бы элементарными познаниями в области оккультных наук. Только не следует смешивать это слово с понятием адепт, означающим наивысшую ступень, которой может достичь посвященный. В Европе много посвященных, но не думаю, что здесь есть адепты, аналогичные восточным.

Не зная всех тонкостей французского и не имея под рукою даже этимологического словаря, я не могу сказать точно, насколько оправдано подобное определение двух упомянутых терминов для французского языка (оставляя в стороне терминологию франкмасонов). Но в английском языке, следуя тому значению, которое придают им теософы и индийские оккультисты, оба эти термина имеют абсолютно иное значение, нежели то, которое приписывает им цитируемый нами автор; я бы сказала даже, что определение, данное месье Папюсом слову адепт, скорее подошло бы к слову Посвященный, и наоборот.

Я бы не стала указывать на это недоразумение (во всяком случае, не стала бы заострять на нем внимание теософов), если бы не та прискорбная путаница, которую оно, как мне кажется, может создать в умах подписчиков нашего журнала.

Если вкладывать в эти два определяющих понятия совершенно противоположный смысл, нежели тот, который придают им масоны и месье Папюс (а получается, что многие мои коллеги и лично я поступаем именно так), то неизбежно возникнет непонимание, которого нам следует стараться избежать. Мы должны сперва понять друг друга, если хотим, чтобы нас понимали наши читатели.

Нам надлежит договориться относительно постоянного согласованного определения для обоих терминов, и пусть это будут определения, которые дает им теософия; ибо в противном случае, вместо ясности и упорядоченности, мы внесем в хаос идей непосвященного мира еще большую сумятицу.

Мне ничего не известно о причинах, побудивших нашего ученого коллегу изменить смысл вышеупомянутых терминов, а потому я намерена ограничиться заочной полемикой с «сыновьями вдовы», традиционно вкладывающими в них смысл, диаметрально противоположный реальному.

Общеизвестно, что слово «Адепт» происходит от латинского Adeptus. Этот термин образован двумя составляющими: ad — к, и apisci — достигать (в санскрите — an). Таким образом, адепт есть тот, кто тем или иным образом достиг вершин мастерства в какой-нибудь науке или искусстве. И следовательно, этот термин применим к представителям самых разных профессий. Можно стать адептом в астрономии или в искусстве приготовления pates de foies gras. «Адептом» может быть сапожник или парфюмер, если первый преуспеет в искусстве изготовления обуви, а второй — в химии.

С термином Посвященный дело обстоит несколько иначе. Каждый Посвященный должен быть адептом оккультизма, причем стать таковым до своего посвящения в Великие Мистерии. Но не всякий адепт является Посвященным. Известно, что иллюминаты называли словом Adeptus самих себя, используя его как общее наименование; и в точно таком же смысле оно применялось по отношению к тем, кто занимал седьмую ступень в Ордене Ритуала Циннендорфа. Опять же, на седьмой ступени Шведского Ритуала использовались термины Adoptatus и Adeptus Coronatus; а на седьмой ступени Розового Креста — Adeptus Exemptus. Однако все это уже средневековые новшества. Ни один настоящий Посвященный в Великие (или даже Малые) Мистерии не называется в классических сочинениях словом Adeptus, но только Initiatus на латыни и Epoptes, ™popthj, по-гречески. Сами иллюминаты присваивали титул Посвященных только тем своим братьям, которые лучше прочих разбирались в таинствах их собственного Общества. Прочие довольствовались в лучшем случае титулами мистов и адептов, что свидетельствовало о менее высокой степени их просветления.

Перейдем теперь к значению слова «посвященный».

Прежде всего следует отметить, что между глагольной и субстантивной формой этого слова существует большая разница. Профессор посвящает своего студента в основы той или иной науки, в которой последний сам со временем может стать адептом, то есть знатоком. И напротив, адепта оккультизма сперва наставляют в религиозных мистериях, а уже потом он становится Посвященным, если, конечно, выдержит ужасные посвятительные испытания. Лучшие переводчики классических сочинений неизменно переводят греческое слово ™popthj как «Посвященный в Великие Мистерии», так как оно является синонимом понятия Иерофант, ѓerofЈnthj, «тот, кто объясняет священные мистерии». Понятие Initiatus у римлян было эквивалентно греческому Mystagogos, и оба они связывались исключительно с теми, кто прошел посвящение в Храме в высочайшие мистерии. Метафорически оно означало вселенского Творца. Никто не произносил этого слова перед профанами. «Initiatus» всегда сидел с восточной стороны, его шею украшала подвеска в виде золотого яблока. Франкмасоны попытались воспроизвести этого Иерофанта-Initiatus’а в лице своих «достопочтенных» и гроссмейстеров лож.

Но разве ряса делает человека монахом?

Увы, одной только этой профанацией масоны не ограничились.

Существительное «инициация» (посвящение) происходит от латинского слова initium, начало; потому масоны, отдающие предпочтение не животворящему духу, но мертвой букве, которая, как известно, убивает, стали обозначать словом «initiate» (посвященный) всех своих неофитов и претендентов, начинающих, распространив это понятие на все степени масонства — от самых высоких до низких.

А ведь они лучше, чем кто-либо другой, знали, что термин Initiatus относился к пятой, наиболее высокой ступени Ордена Храмовников; что титул Посвященного в мистерии занимал 21-ю строку в списке иереев во Франции; а титул Посвященного в глубинные мистерии — 62-ю строку этого же самого списка. Зная все это, они тем не менее присвоили этот священный титул, пришедший к ним из глубины веков, простым претендентам, новичкам среди «сыновей вдовы». Но если страсть к нововведениям и разного рода реформам подтолкнула масонов к тому, что восточный оккультист назвал бы явным святотатством, то разве это достаточное основание для того, чтобы теософы перенимали их неточную терминологию?

Что касается нас — последователей Учителей Востока, то мы не имеем ничего общего с современным масонством. Подлинные секреты символического масонства теперь утеряны, о чем, кстати говоря, убедительно свидетельствует сам Рагон. После того как были ликвидированы последние мистерии, центральный, краеугольный камень чертога, возведенного первыми, десятикратно доисторическими царскими династиями Посвященных, вскоре расшатался и выпал. Работу по его разрушению, состоявшую в удушении и подавлении тайного знания, начали Цезари, а завершили отцы церкви, окончательно изгнавшие дух мистерий из Европы. А когда священный камень был снова привнесен в Европу из святилищ Востока, он очень быстро потрескался и, в конечном счете, рассыпался на тысячу осколков.

Кого же нам винить в этом преступлении?

Может, франкмасонов, и особенно храмовников, коих преследовали и казнили и чьи анналы и письменные статуты безжалостно уничтожались? Или же церковь, которая, присвоив себе догмы и ритуалы раннего масонства, решила выдать свои позаимствованные псевдооткровения за единственную Истину и потому принялась избавляться ото всех конкурентов?

Как бы то ни было, масоны перестали быть хранителями всей истины — виноват ли в этом Рим или же насекомое Шерма из знаменитого храма Соломона, ставшее, по утверждениям современных масонов, основой и фундаментом их Ордена.

Десятки тысяч лет генеалогическое дерево священной науки, ветви которого охватывают все расы, оставалось неизменным, ибо у этой науки был Единый Храм, возведенный на незыблемой скале первичной истины. Но масоны последних двух столетий предпочли отделиться от него. В очередной раз, и теперь уже в большей степени на практике, нежели в теории, они раздробили куб, который распался затем на двенадцать частей. Они променяли настоящий камень на фальшивый; и, как бы они ни обращались потом с первым — настоящим краеугольным камнем, они руководствовались при этом не духом, который живит, но мертвой буквой, которая убивает.

Неужели тот самый червь Самис (или иначе — «насекомое Шерма»), чьи следы на отвергнутом камне ввели «строителей Храма» в заблуждение, начал подтачивать им же самим созданное строение? Значит, то, что было сделано, было сделано сознательно, потому что строителям, безусловно, была хорошо известна общая сумма — тринадцать линий и пять граней.

Но что это меняет? Что касается нас, стойких приверженцев Востока, то мы предпочитаем всем этим камням один, не имеющий ничего общего с маскарадом масонских степеней.

Мы будем придерживаться эбен Шетиййя (на санскрите он называется по-другому), совершенного куба, который содержит в себе дельту, или треугольник, и заменяет имя каббалистического Тетраграмматона символом невыразимого имени.

Мы намеренно оставляем масонам их «насекомое» и ради них же самих надеемся, что современная символистика, ныне продвигающаяся вперед семимильными шагами, не сможет в ближайшее время установить идентичность червя Шерма-Самиса с Хирамом Абифом, так как это поставило бы всех в неловкое положение.

Но, по зрелому размышлению, подобное открытие было бы в некотором смысле полезным, а также не лишенным определенного шарма. Мысль о том, что в основе масонской генеалогии покоится червь, являющийся к тому же архитектором первого масонского храма, можно развить и далее, отождествив этого червя также и с масонским «отцом Адамом», что значительно повысило бы авторитет «сыновей вдовы» в глазах дарвинистов, поскольку приблизило бы масонство к современной науке, нуждающейся в естественных подтверждениях геккелевской теории эволюции. Да и какая им разница, если секрет своего настоящего происхождения они уже утратили?

И пусть никто не возражает против этого утверждения, ибо это доподлинно установленный факт. Пользуясь случаем, позволю себе напомнить масонским джентльменам, которые, возможно, прочитают эти строки, что практически все секреты эзотерического масонства были утрачены после Элиаса Эшмола и его ближайших преемников. А если они попытаются возражать, мы ответим им словами Иова: «Тебя обвиняют уста твои, а не я, и твой язык говорит против тебя» (XV, 6).

Наши величайшие тайны изучались в масонских ложах по всему миру. Но их гроссмейстеры и гуру вымерли один за другим, а их тайные рукописи, в которых еще сохранялись какие-то знания, были сожжены в конце XVII — начале XVIII века (как, например, рукопись Николаса Стоуна, уничтоженная добросовестными братьями в 1720 году) как в Англии, так и на континенте.

Почему это произошло?

Некоторые английские братья сообщали потом по секрету, что уничтожение рукописей стало результатом постыдного пакта, заключенного между отдельными масонами и церковью. Совсем недавно в мир иной отошел один престарелый «брат», великий каббалист, чей дедушка, известный масон, близко подружился с графом де Сен-Жерменом, когда последний приехал в Англию в 1760 году, как говорят, по приказу Людовика XV, чтобы договориться о мире между двумя странами. В руки этого масона граф де Сен-Жермен передал некоторые документы, связанные с историей масонства и содержащие ключ ко многим неправильно понимаемым мистериям. Он сделал это с тем условием, что документы станут тайным наследием всех потомков каббалистов, ставших масонами. Впрочем, эти бумаги смогли послужить лишь двум масонам — отцу и сыну, ныне уже умершим. Больше в Европе ими никто не смог воспользоваться. Перед смертью старый масон отдал эти бесценные документы какому-то человеку с Востока (индусу), присланному, чтобы отвезти их в Аритсар, Город Бессмертия, для того, кто придет за ними. Также конфиденциально сообщалось, что знаменитый основатель Ложи тринософистов, Ж.М.Рагон, был посвящен в Бельгии неким восточным человеком во многие таинства, а некоторые говорят еще, что в юности он тоже был знаком с Сен-Жерменом. Пожалуй, это могло бы объяснить, почему знаменитый автор «Tuileur general de la Franc-Maconnerie or Manuel de l’Initie» считал Элиаса Эшмола подлинным основателем современного масонства. Никто лучше Рагона не знал, насколько масонство отдалилось от понимания своих собственных секретов, ибо он пишет:

«Сама природа и суть масонства побуждает каждого масона искать свет повсюду, где, по его мнению, этот свет можно найти, — гласит текст циркуляра французской ложи Великий Восток, — а между тем, — добавляет он, — они величают масонов возвышенным титулом детей света, но держат их в темноте!» [Cours philosophique, etc., p. 59-60.]

Таким образом, если месье Папюс, определяя понятия адепт и Посвященный, копирует масонов (а нам представляется именно это), то он неправ, ибо не следует возвращаться во мрак тому, кто уже вышел к свету. Теософия ничего не придумала и не сказала ничего нового, она лишь в точности повторяет уроки, дошедшие до нас из древности. И терминология, принятая Теософским Обществом около пятнадцати лет тому назад, верна, ибо используемые нами термины во всех случаях являются точными переводами санскритских эквивалентов, почти таких же древних, как последняя появившаяся на свет человеческая раса. И эту терминологию нельзя изменять по собственному усмотрению, не рискуя при этом внести хаос в теософские учения, лишая их тем самым первозданной чистоты.

Позвольте в связи с этим напомнить справедливые слова Рагона:

Колыбелью Посвящения была Индия. Посвящение предшествовало цивилизациям Азии и Греции; очищая человеческие умы и улучшая обычаи, оно сделало возможным появление всех гражданских, политических и религиозных законов.

Слово посвященный аналогично двиджа, индийскому наименованию «дваждырожденного» брахмана. Это прозвище свидетельствует о том, что инициация рассматривалась как рождение к новой жизни или, как писал Апулей, «воскресением для новой жизни», novam vitam inibat...

Во всем остальном, за исключением вышеизложенного, лекция месье Папюса о печати Теософского Общества вполне научна и корректна, а эрудиция, которую он в ней демонстрирует, просто замечательна. Члены нашего Братства сердечно благодарны ему за объяснения, которые столь же ясны и аргументированы, сколь и интересны.