| Информация о произведении | |
|
[[|О произведении в целом]]
| |
Термин “теософия”, как определили бы лексикографы, образован из двух греческих слов: теос (“бог”) и софос (“мудрый”). И это верно. Но вот что касается толкований этого термина – вроде следующего, – то они не дают даже отдалённого представления о том, чтó же такое теософия на самом деле. Преоригинальнейшим образом определяет её словарь Уэбстера как “предполагаемое общение с Богом и высшими духами”, и даже как “последовательное обретение сверхчеловеческих знаний при помощи неких физических процессов, в том числе теургических приёмов, которыми пользовались древние платоники, а также посредством химических процессов, бывших в ходу у германских философов огня”.
Такое толкование, мягко говоря, и неточно, и крайне легковесно. Приписывать подобные идеи таким людям, как Аммоний Саккас, Плотин, Ямвлих, Порфирий, Прокл, значило бы либо сознательно искажать, либо вовсе не знать ни философии, ни мотивов этих величайших гениев позднеалександрийской школы. Усматривать у мыслителей, которых и современники, и потомки почтительно именовали теодидактами (“Богом наученными”), стремление развивать свои духовно-психические способности при помощи “физических процессов” значило бы попросту причислять их к материалистам. Что же до брошенного в адрес философов огня камешка под конец, то, легко отскочив от последних, он прямиком ударяет по самым что ни на есть именитым деятелям современной науки, горделивую позицию которых ярко выразил преп. Джеймс Мартино в следующих слова: “Материя – вот всё, что нам нужно. Дайте нам атомы, и мы растолкуем вам все тайны мироздания”.
Более глубокое, более философское определение мы находим у Вогана.[1] “Настоящий теософ”, – говорит он, – “предлагает такое учение о Боге и о трудах Его, которое не нисходит к нему в виде откровения свыше, но есть плод его собственного вдохновения”. С этой точки зрения, любой великий мыслитель и философ, особенно основатель какой-то новой религии, философской школы или секты, с неизбежностью действует как истинный теософ. А это значит, что теософия и теософы существуют в мире с тех давних пор, как самые первые проблески нарождающейся мысли инстинктивно заставили человека отыскивать средства для выражения своего собственного, самостоятельного мнения.
Были теософы и до начала христианской эры – как бы христианские писатели ни силились приписать дату формирования эклектической[2] теософской системы к первой половине III века своей эры. Диоген Лаэртский возводит начала теософии к эпохе, предшествовавшей временам династии Птолемеев, и в качестве основателя [эклектической теософской системы – перев.] называет имя египетского иерофанта Потамона,[3] который, судя по его коптскому имени, был жрецом бога мудрости, Амона.
Человеком же, возродившим её к новой жизни, как явствует из истории, стал Аммоний Саккас,[4] основатель школы неоплатоников. Самих себя он и его ученики называли филалетами – “любителями истины”; другие же именовали их аналогетами[5] по той причине, что при истолковании священных легенд, символических мифов и таинств они использовали метод аналогии или соответствия, а потому и всё происходящее во внешнем мире они рассматривали как выражение действий и переживаний человеческой души. Главное, чего желал и к чему стремился Аммоний, было примирение между собой всех религиозных школ, всех народов и племён под флагом общей веры – веры в единую, высшую, вечную, неведомую и невыразимую в словах Силу, которая управляет мирозданием при помощи никогда не меняющихся, от века существующих законов. Он пытался вернуть теософии её первозданный вид, в каком она пребывала в самом начале, когда, по существу своему, была одинаковой во всех странах, а потому и жаждал побудить всех людей к тому, чтобы они отложили все свои споры и распри, объединившись в устремлениях и помышлениях своих, словно дети одной общей матери. Он хотел снять с древних религий все привнесённые человеком наслоения, освободить их от искажений и тумана, в который они мало-помалу погрузились. А для этого необходимо было все эти религии объединить, а в их толкованиях опираться на чисто философские принципы.
Вот почему наряду с греческими философиями в школе эклектической теософии изучались буддистские, ведантистские и магийские (зороастрийские) системы. Вот почему в книгах древнеалександрийских теософов так явственно звучат типично буддистские и индийские мотивы: почитание родителей и стариков, братская любовь ко всему человечеству и сострадание к любой твари бессловесной. Пытаясь утвердить такую систему нравственной дисциплины, которая бы обязывала людей жить по законам своих собственных стран, но возвышать свой ум поиском и созерцанием Абсолютной Истины, Аммоний прежде всего стремился извлечь из самых разных религиозных учений, словно из многострунной лиры, одну целостную и гармоничную мелодию, глубоко отзывающуюся в сердце каждого искателя истины – а тогда, полагал он, каждый народ легко обретёт для себя и все остальные истины.
Стало быть, теософия – это такая мудрость-религия, которая своими корнями уходит во времена глубочайшей архаики. Когда-то это эзотерическое учение было известно в каждой стране, дерзавшей называть себя цивилизованной. Во всех древних писаниях эта “Мудрость” понималась не иначе как прямое порождение Божественного Начала, и отчётливое осознание этого запечатлелось в таких именах, как индийский Будха, вавилонский Набу, мемфисский Тот и греческий Гермес, а равно и в наименованиях некоторых богинь: Метида, Нейт, Афина, София у гностиков, и наконец в таком слове, как “веды”, что означает “знать”, “ведать”. Именно под этим словом, теософия, и понимали общее знание о вещах оккультных и, по существу своему, глубоко божественных все древние философы как на Западе, так и на Востоке – иерофанты древнего Египта, риши Арьяварты или теодидакты в Греции. Меркава еврейских раввинов[6] – серия светских и рассчитанных на простонародье литературных произведений – получила это своё название лишь как чисто внешнее тело, внешняя скорлупа, скрывающая внутри себя наивысшие эзотерические знания. А зороастрийские маги получали свои знания и посвящение в бактрийских пещерах и тайных ложах. У египетских же и греческих иерофантов существовали особые тайные собрания, ἀπόρρητα [апоррета], в ходе которых μύστης, мист, превращался в έπ-όπτης – эпопта, созерцателя, провидца.
Центральным в учении теософов-эклектиков являлось представление о существовании единой верховной сущности-эссенции – неведомой и непознаваемой, ибо “как можем мы получить знание о том, в ком и заключено всё знание?” – вопрошает “Брихадараньяка-упанишада”. Их систему отличали три характерных черты: учение об упомянутой выше эссенции; доктрина человеческой души как эманации, изошедшей из последней, а значит и их единосущности; и теургия[7]. Именно эта последняя их наука и привела к тому, что в наш век, век господства материалистической науки, учение неоплатоников и оказалось глубоко извращено. Несмотря на то, что по существу своему теургия представляла собой искусство применения заложенных в человеке божественных способностей для подчинения себе слепых сил природы, её учителя были объявлены “колдунами-магами” из-за неверного истолкования слова “маг”, под которым в древности понимался “мудрец” или “учёный человек”. Однако теперь над ними просто потешались. Что ж, и насмешники-скептики прошлого века сегодня точно так же сели бы в лужу, попробуй они только посмеяться над идеей фонографа или телеграфа. Жертвы насмешек и “отщепенцы” своего поколения, как правило, объявляются мудрецами и святыми уже в следующем.
Что же касается представлений о божественной эссенции и природе души и духа, то современная теософия придерживается тех же взглядов, что исповедовались теософией и в глубокой древности. Общеизвестный у всех арийских народов Диу (Diu) был тождествен халдейскому Иао – и даже Юпитеру[8] в глазах у наименее просвещённых и философски настроенных жителей древнего Рима. Кроме того, он тождествен самаритянскому Яхве, скандинавскому Тью (или Тюр), богу Дью (Duw) у бриттов и Зевсу[9] у фракийцев.
Говоря же о той абсолютной эссенции, что составляет Единое Всё, то, взглянем ли мы на неё под углом зрения греков-пифагорейцев, каббалистов-халдеев или философов-ариев, мы всё равно придём к одному и тому же. Та первомонада, которая, согласно пифагорейской системе, удаляется во тьму и уже сама по себе есть тьма (для человеческого ума), заложила основу для всего сущего, и эту же самую идею во всей её целостности мы обнаруживаем в философских системах и у Лейбница, и у Спинозы.
А потому теософ может вполне согласиться с каббалой, которая, рассуждая об Эйн-Софе, задаётся вопросом: “Так кто же тогда способен постичь Это, если Оно не имеет ни собственной формы, ни собственного бытия?”, или, вспоминая величественный гимн из “Ригведы” (Х, 129), вместе с ним вопрошать:
“Кому же ведом тот первоисточник, |
Он может принять и точку зрения веданты на природу Брахмана, который в упанишадах изображается “не имеющим жизни, не имеющим ума, чистейшим”, лишённым сознания, ибо Брахман – это “абсолютное сознание”. Теософ, наконец, может даже встать на сторону непальских свабхавиков, и провозгласить вместе с ними, что не существует вообще ничего, кроме “свабхавата” (субстанции или природы), ибо тот существует сам по себе и не зависит ни от какого творца. И во всех перечисленных случаях он будет строго следовать по пути чистейшей и истинной теософии.
Именно эта теософия и сподвигла таких людей, как Гегель, Фихте и Спиноза взяться за труды древнегреческих философов и размышлять над природой той единой Субстанции – Божества, Божественного Всё, проистекающего из Божественной Мудрости, – непостижимой, неведомой и остававшейся безымянной во всех древних и современных религиозных философиях, кроме иудаизма, включая христианство и ислам.
А стало быть, всякий теософ, рассуждающий о Божестве с точки зрения такого учения, “которое не снизошло на него в виде откровения свыше, но является плодом его собственного вдохновения”, может принять любое из приведённых выше определений либо исповедовать любую из всех этих религий, оставаясь при этом в строгих рамках теософии. Ведь последняя – это не что иное как вера в Божество как в единое Всё, являющееся источником всякой жизни, чем-то столь беспредельным, что не может быть ни охвачено мыслью, ни познано. И лишь одна вселенная способна открыть нам это Божество, которое мы понимаем как бесконечное Оно, хотя некоторые предпочитают в данном случае употреблять местоимение Он, приписывая Божеству определённый пол и тем самым антропоморфизируя его, чтó нами почитается за святотатство.
Истинная же теософия далека от столь грубой материализации. Она предпочитает полагать, что, пребывая в извечной погружённости в самоё себя, дух Божества не способен ни желать, ни творить. А то беспредельное сияние, что расходится повсюду из Великого Центра и способно производить всё зримое и незримое сущее, – это не что иное как луч, обладающий способностью зарождать и порождать жизнь. Он-то и производит то, что у греков известно как макрокосм; у каббалистов – как Тиккун (архетип человека, Адам Кадмон); а у ариев – как Пуруша, проявленный Брахма, Божество в мужском облике.
Теософия, кроме того, верит в непрерывность существования, анастасис, а также в трансмиграцию (то есть эволюцию, ряд последовательных изменений) эго человеческой личности – и эту идею мы можем обосновать и доказать на строго философских принципах, разграничивая понятия Параматман (трансцендентный, верховный дух) и дживатма (дух отдельного индивида), согласно системе веданты.
Если мы хотим дать точное определение теософии, то мы должны рассмотреть её со всех её сторон. Внутренняя [незримая– перев.] сторона мироздания никогда не была сокрыта непроницаемой тьмой от всех живущих. Пользуясь обретаемой с помощью теософии (богознания) глубочайшей интуицией, которая переносит ум из мира форм в мир лишённого внешних образов духа, человек порой вдруг оказывался способным – а это случалось во все века и во всех странах Земли – ощущать то, что пребывает во внутреннем, не видимом глазу мире. Отсюда и знакомство с такими явлениями, как “самадхи” (дхьян йог самадхи), переживаемое индуистами-аскетами; “Daïmonionphoti” (“духовное просветление”), о котором говорят неоплатоники; “общение души со звёздами”, о котором упоминают розенкрейцеры и философы огня; и даже то состояние экстатического транса, которое переживали мистики и сегодня переживают месмеристы и спиритуалисты – всё это явления одного и того же порядка, но лишь проявляющиеся по-разному.
Поиск заложенного в человеке божественного “я”, столь часто и столь ошибочно толкуемый как индивидуальное общение человека с тем или иным личным богом, как раз и составлял главный смысл жизни любого мистика, и вера в то, что найти в себе это божественное “я” ему вполне по силам, была, похоже, присуща человеку всегда с тех самых пор, как на Земле возник род человеческий. У каждого народа для этого существовало своё название. Так, Платон и Плотин называли это “ноэтическим[10] трудом”, а йоги и шротрии[11] – “видьей”.
“Путём размышлений, самопознания и дисциплины ума душа может возвыситься до созерцания вечной истины, блага и красоты – то есть до созерцания Бога. Это и есть эпоптейя[12]”, – говорили греки. А Порфирий писал:
“Чтобы слиться своей душой с душой мировою, требуется непорочно чистый ум. Благодаря самосозерцанию, совершенной собственной непорочности и телесной чистоте мы можем подойти ближе к Ней и получить, пребывая в этом состоянии, подлинное знание и чудесное прозрение в суть вещей”.
А Свами Даянанд Сарасвати, который не читал ни Порфирия, ни иных греческих писателей, но является глубоким знатоком вед, пишет в своей “Веда-бхашье”[13] следующее:
“Чтобы обрести дикшу (наивысшее посвящение) и йогу, необходимо действовать по известным правилам... Познав мировой дух (т. е. Бога) и узнав (оккультные) свойства и особенности всех вещей мироздания, душа человеческая, пребывая в теле, способна творить совершеннейшие чудеса. Человек (дикшит, посвящённый) может таким образом обрести способность видеть и слышать на огромном расстоянии”.
И наконец вот что со всей бесстрашной прямотой говорит член Королевского общества, спиритуалист и общепризнанный великий естествоиспытатель Альфред Р. Уоллес[14]:
“Один только “дух” и способен чувствовать, ощущать и мыслить, один только он и способен обретать знания, рассуждать и к чему-то стремиться... Нередко встречаются люди, у которых организм так устроен, что дух у них способен воспринимать ощущения самостоятельно, независимо от телесных органов чувств. Он способен у них, кажется, даже целиком или частично покидать тело, а спустя какое-то время возвращаться в него обратно. Духу общаться с духом гораздо легче, чем с материей”.
И сегодня, когда минули тысячелетия, отделяющие времена гимнософистов[15] от собственной нашей высоко цивилизованной эпохи, мы видим, что, вопреки, а вернее, благодаря этому просветлению, что изливает свои сияющие лучи равно и на психологическое, и на физическое царства природы, более двадцати миллионов людей продолжают исповедовать, пусть и в разных формах, всё ту же веру в духовные силы, в которые верили йоги и пифагорейцы почти 3 тысячи лет тому назад. И так же, как арийский мистик, обретя способность жить и действовать вне собственного тела – через атмана, “Я”, то есть через свою душу – заявлял, что отныне знает ответ на все тайны жизни и смерти, а древние греки во время своих Тесмофорий[16] отправлялись, вооружившись символическим зеркалом, на поиски Атму[17] – “Тайного”, то есть заключённой в человеке божественной души, – так и сегодняшние спиритуалисты верят в возможность духов – то есть душ развоплощённых людей – сообщаться, зримо и осязаемо, со своими близкими, остающимися на Земле.
Утверждая возможность этого, все они, и арии-йоги, и греки-философы, и современные спиритуалисты, исходят из того, что заключённая в тело душа и её всегда свободный от тела дух – подлинное “я” – не отделены наглухо ни от Мировой Души, ни от прочих духов каким-то пространством, а просто отличаются от них своими качествами, поскольку в безграничной шири мироздания нет границ разнообразию этих качеств. И стоит только убрать это различие – абстрактным ли созерцанием, по правилам греков и ариев, которые тем самым обеспечивали душе временное освобождение от её телесных уз, или при помощи медиумов, как поступают спиритуалисты, – как сразу становится возможным это соединение духов воплощённых с духами развоплощёнными.
И действительно, как йоги школы Патанджали, так и следовавшие по их стопам Плотин, Порфирий и другие неоплатоники одинаково утверждали, что в часы переживаемого ими экстаза они несколько раз в течение своей жизни соединялись, а вернее, достигали полного единения с Богом.
Казалось бы, ну что может быть ошибочнее подобного представления о Мировом Духе? Однако свидетельства, и по сей день исходящие из уст столь многих великих философов, не позволяют отбросить эту идею как чистейшую химеру. Если говорить о философии теодидактов, то единственным спорным моментом, этаким тёмным пятном на их крайне мистической философии, является утверждение, будто то, что на самом деле является не чем иным как просветлением, наступающим в минуту экстаза, следует причислять к разряду простых чувственных ощущений. Однако утверждения йогов, утверждавших, будто они способны узреть Ишвару “лицом к лицу”, были убедительно опровергнуты строгой логикой последователей Капилы, основателя философии санкхья.
Что же касается утверждений, исходящих из уст некоторых их [теодидактов – перев.] греческих последователей, длинной вереницы христиан-экстатиков[18] и, наконец, двух последних за минувшее столетие фигур, заявлявших о том, будто они “созерцали Бога”, – Якоба Бёме и Сведенборга, – то все заявления их можно и нужно было бы поставить под сомнение как с философской точки зрения, так и с позиций логики, будь только некоторые наши крупнейшие деятели науки, спиритуалисты по убеждениям, больше заинтересованы не в чистом феноменализме спиритуалистического учения, а в самой его философии.
Александрийские теософы подразделялись на неофитов, посвящённых и учителей (иерофантов), а правила свои они дословно заимствовали из древнейших орфических таинств, которые Орфей, по Геродоту, принёс в Грецию из Индии. Аммоний заставлял своих учеников приносить клятву, запрещавшую разглашать проповедуемые им высшие доктрины кому бы то ни было, кроме посвящённых и тех, кто уже доказал свою полную надёжность, – тех, кто научился видеть за богами, ангелами и демонами других народов “глубинный смысл”, то есть овладел искусством понимания гипонойи.[19] Как писал Эпикур,
“Да, боги действительно существуют, но собой они представляют вовсе не то, что понимает под ними невежественная толпа, hoi polloi. Атеист не тот, кто отрицает существование богов, которым поклоняется толпа, а тот, кто навешивает на этих богов мнения о них толпы”.
Со своей стороны, и Аристотель говорил, что “божественная сущность-эссенция пронизывает собою весь мир природы, а те, кого именуют богами, суть лишь её первоначала”.
По словам Плотина – ученика “богом наученного” Аммония – тайный гносис, то есть знание теософии, имеет три степени: мнение, знание и озарение.
“Для первого главным инструментом служит чувство, ощущение; для второго – диалектика; а для третьего – интуиция. В последнем случае рассудок играет подчинённую роль, ибо интуиция есть абсолютное знание, покоящееся на полном отождествлении ума с познаваемым предметом”.
Теософия – это, можно сказать, точное знание о психологии, и по своему уровню она настолько же выше природного, нетренированного медиумизма, насколько знания какого-нибудь Тиндаля выше познаний в физике обычного школьника. Она формирует у человека способность к прямому созерцанию – то, что Шеллинг определяет как “отождествление в индивиде субъекта и объекта”, а потому, благодаря гипонойе и знанию человек получает способность мыслить в божественном ключе, видеть всё сущее в его истинном свете и в конце концов, по блестящему выражению Эмерсона, “притулиться к Душе Мира”.[20] “Несовершенная, я поклоняюсь тому, что есть во мне от Совершенства,” – говорит он о человеческой душе в своём изумительном эссе “Сверхдуша” (“The Over-Soul”).
Наряду с этой психологической стороной, состоянием души, теософия поспособствовала и развитию каждой отрасли науки и каждого вида искусств. Она всегда была прекрасно знакома с тем, что сегодня получило широкую известность как месмеризм.
Практическая же теургия, или “церемониальная магия”, к которой частенько прибегает католическая церковь для изгнания духов, теософами всегда отвергалась. Это один только Ямвлих, нарушая пределы, которых придерживались другие эклектики, включил в теософию и доктрину теургии. Дело в том, что, когда человек незнаком с точным смыслом эзотерических божественных символов Природы, то он может и не рассчитать сил своей души, и вместо того, чтобы духовно и умственно сообщаться с высшими небесными сущностями, с добрыми духами (богами теургической школы платоников), он, сам не сознавая того, может призвать к себе силы зла, силы тьмы, которые таятся в близком окружении человечества – все эти не умирающие, зловещие детища человеческих преступлений и пороков – и таким образом, отойдя от собственно теургии (“белой магии”), впасть в самую настоящую гоэтию[21] (“чёрную магию”, колдовство). Хотя упомянутые “белая” и “чёрная” магия – это вовсе не то, что обычно понимает под этим словом людское суеверие. Было бы вершиной суеверия и невежества полагать, будто, пользуясь ключами Соломона, можно и в самом деле “вызывать духов”. Одна только чистота дел и мыслей могут по-настоящему позволить нам подняться на такую высь, на которой мы будем уже способны вступать в общение “с богами” и достигать желанных целей.
К учениям школы теософии примыкала также и алхимия, которая многими почиталась одновременно и как духовная философия, и как физическая наука.
Примечательно, что ни Зороастр, ни Будда, ни Орфей, ни Пифагор, ни Конфуций, ни Сократ, ни Аммоний Саккас никогда не излагали своих учений на письме. Причина этого очевидна. Теософия представляет собой такой обоюдоострый меч, который не рассчитан на невежд и себялюбцев.
Как и любая иная древняя философия, она имеет своих приверженцев и в наши дни – правда, до совсем недавнего прошлого последователи её были весьма немногочисленны, принадлежали к различным религиозным течениям и исповедовали самые разные взгляды. Как отмечает Кеннет Р.Х. Маккензи, сам теософ и мистик, в своём большом и весьма ценном труде под названием “Большая масонская энциклопедия” (статьи “Нью-Йоркское теософское общество” и “Теософия”, с. 731),[22]
“оставаясь сугубо созерцательной, эта система не учреждала собственных школ, но при этом всегда оказывала своё молчаливое воздействие на философию. Придёт время – в том нет никаких сомнений, – когда многие из их негромко высказываемых идей смогут направить мысль человечества по совершенно новым направлениям”.
Уже со времён философов огня теософы избегали создавать собственные общества, ибо христианское духовенство объявило на них охоту, точно на диких зверей, и ещё всего лишь столетие тому назад прослыть теософом зачастую означало подписать себе смертный приговор. Всего за 150 лет в Европе было, по статистике, сожжено на костре не менее 90 тысяч мужчин и женщин по обвинению в “колдовстве”. А в одной только Великобритании всего за двадцать лет – с 1640 по 1660 год н. э. – за общение с “дьяволом” было приговорено к смерти 3 тысячи человек. И лишь в конце нашего века, в 1875 году, несколько мистиков и спиритуалистов, далеко продвинувшихся на этом духовном пути, разочаровались в тех идеях и разъяснениях, которые выдвинули родоначальники спиритуализма, и, увидев, что эти идеи не охватывают целиком весь широкий спектр духовных явлений, образовали в Нью-Йорке, в Америке, объединение, которое теперь и стало известно под названием “Теософское общество”.
Сноски
- ↑ Томас Воган (1622-1666) – английский священник, розенкрейцер, алхимик и мистик, писавший в основном под псевдонимом Евгений Филалет (Eugenius Philalethes). – Пер.
- ↑ Эклектика – направление в античной философии, соединяющее разнородные стили, идеи, взгляды. – Ред.
- ↑ “К этим школам не так давно Потамон Александрийский прибавил ещё одну, эклектическую...”. (Примеч.: “Потамон Александрийский жил в эпоху Августа, в конце I в. до н. э.”). См. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях, и изречениях знаменитых философов. Кн. I, 20. М., 1986. С. 60. – Пер.
- ↑ Время жизни: ок. 175-242 гг. н. э. – Пер.
- ↑ “Некоторые философы получили наименование по городам... некоторые... по образу мыслей, например, филалеты – правдолюбцы... аналогеты – сопоставители” (см. Диоген Лаэртский, указ. соч., кн. I, 17, с. 59). – Пер.
- ↑ К концу I в. н. э. зарождаются две школы еврейского мистицизма: одна занимается толкованием книги “Бытие” (маасе берешит), а вторая (маасе меркава или деяние колесницы) опирается на изображение небесной колесницы (меркава), переносившей трон Господень в видении пророка Иезекииля. Одним из ответвлений “мистики меркавы” стала хехалотическая литература, где описываются небесные дворцы (хехалот), сквозь которые проходит мистик в своем вознесении к трону Бога (см. Мирча Элиаде. Словарь религий, обрядов и верований. М. – СПб, 1997. С. 199). – Пер.
- ↑ Слово “теургия”, θεουργία, образовано из двух слов: θεός – “божественный” и ἔργον – “дело”, “труд”, “работа” и даже “подвиг”. То есть теургия есть “божественный труд”, целью которого является общение с божественным миром. – Пер.
- ↑ Диеспитер (Diēspiter) на архаическом латинском (Википедия). – Ред.
- ↑ Который носил также имя Дий. – Пер.
- ↑ От νoύς [нус] – “ум”. Ноэтический, т. е. “осмысливающий переживание и конструирующий его предметность” (см. Лосев А.Ф. Музыка и математика // Форма – Стиль – Выражение. М., 1995. С. 482).
Вот, в частности, что Платон писал о ноэтическом способе познания запредельного:
“Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов, да никогда и не воспоёт по достоинству. Она же вот какова (ведь надо наконец осмелиться сказать истину, особенно когда говоришь об истине): эту область занимает бесцветная, без очертаний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души – уму; на неё-то и направлен истинный род знания” (Федр, 247 c-d) (курсив наш – перев.). – Пер.
- ↑ “Настоящий гуру – это шротрия, тот, кто услышал, получил совершенное знание от представителя парампары, трансцендентной цепи духовных учителей” (см. Шримад Бхагаватам. Песнь седьмая. Гл. V, 31, б/г. С. 168). – Пер.
- ↑ Эпоптейя, έπ-οπτεία – “созерцание” (третья и высшая ступень посвящённости в Элевсинские мистерии) (см. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. М., 1958)/
Вот как Платон описывает это состояние:
“Сияющую красоту можно было видеть тогда, когда мы вместе со счастливым сонмом видели блаженное зрелище... и приобщались к таинствам, которые можно по праву назвать самыми блаженными и которые мы совершали, будучи сами ещё непорочными и не испытавшими зла, ожидавшего нас впоследствии. Допущенные к видениям непорочным, простым, неколебимым и счастливым, мы созерцали их в свете чистом...” (Федр, 250 с). – Пер.
- ↑ Upâsanâ prakara ank, 9.
- ↑ Альфред Рассел Уоллес (1823-1913) – британский натуралист, путешественник, географ, биолог и антрополог. Параллельно и независимо от Ч. Дарвина разработал теорию естественного отбора. – Пер.
- ↑ Реальность тех способностей, которыми обладали йоги, была подтверждена и многими греческими и римскими писателями, называвшими йогов “индийскими гимнософистами”. К числу таких писателей относятся Страбон, Лукан, Плутарх, Цицерон (“Тускуланские беседы”), Плиний (vii. 2) и проч. – примеч. Теософ. [Гимнософисты (γυμνο-σοφισταί) – “нагие мудрецы” (от γυμνός, “нагой”). – Пер.]
- ↑ Тесмофория (θεσμοφόρια) – трёхдневный праздник, ежегодно справлявшийся в Афинах, Фивах и Эфесе. – Пер.
- ↑ Или Атум. Очевидно, что в Грецию этот культ пришёл из Египта. – Пер.
- ↑ Экстатика – состояние, получаемое в результате сильного возбуждения от высоких переживаний; отличается от экстаза сохранением самоконтроля. – Ред.
- ↑ Гипонойя (ύπό-νοια) – внутренний (сокровенный) смысл. – Пер.
- ↑ В точности такого выражения (“becomes recipient of the Soul of the World”) в эссе у Эмерсона нет. Но автор статьи – скорее всего, Е.П.Б. – помещает здесь в кавычки своё общее впечатление от строк Эмерсона. – Пер.
- ↑ Гоэтия γοητεία – “колдовство”, “ворожба”, “чары”, “обольщение”. – Пер.
- ↑ “The Royal Masonic Cycloptedia of History, Rites, Symbolism, and Biography.” Edited by Kenneth R. H. Mackenzie IX. (Cryptonymus) Hon. Member of the Canongate Kilwinning Lodge, No. 2, Scotland. New York J. W. Bouton, 706, Broadway. 1877.