Блаватская Е.П. - Алхимия в XIX столетии

1. перенаправление Шаблон:Стиль А-Заголовок

Язык древней химии, или алхимии, как и язык древних религий, всегда был символическим. В «Тайной Доктрине» мы показали, что все в этом мире следствий имеет три атрибута, или представляет собой тройственный синтез семи принципов. Чтобы сформулировать это более понятно, скажем, что все существующее в этом мире образовано из трех принципов и четырех аспектов, в том числе и человек. Как человек, будучи сложным существом, состоит из тела, разумной души и бессмертного духа, так и каждая вещь в природе обладает объективной внешней формой, живой душой и божественной искрой, чисто духовной и субъективной. Первое из этих утверждений бесспорно, едва ли можно отрицать и второе, ибо если официальная наука допускает, что металлы, дерево, минералы и лекарства способны оказывать воздей­ствие, то она молчаливо признает его истинность. Что же касается третьего, присутствия квинтэссенции абсолютного в каждом атоме, — материализм, который не нуждается в anima mundi, категорически отвергает его.

Здесь есть и своя положительная сторона. Поскольку материа­лизм лишь служит доказательством моральной и духовной слепоты, мы вполне можем позволить слепому поводырю вести слепых и на этом успокоиться.

Итак, любая наука, как и все в мире, имеет три фундаментальных принципа и может практически применяться с использованием всех трех или только одного из них. Прежде чем алхимия стала существо­вать как наука, ее квинтэссенция уже действовала (и, конечно, действует и поныне) в природных взаимосвязях на всех планах. Когда на земле появились люди, наделенные высшим разумом, они предоставили этой силе возможность действовать и таким образом полу­чили свои первые уроки. Все, что от них требовалось, — это подражать, и только. Но для того, чтобы достигать тех же результатов по собственной воле, они должны были развить в себе силу, именуе­мую в оккультизме Крия-Шакти. Это способность творческая уже потому, что является активным агентом соответствующего свойства на объективном плане. Подобно молниеотводу, ведущему электричес­кий флюид, способность Крия-Шакти служит проводником творчес­кой Квинтэссенции и направляет ее. Будучи оставлена на волю случая, она может убить, будучи руководима человеческим разу­мом — способна созидать, сообразуясь с его предначертаниями.

Так родились алхимия, магнетическая магия и многие другие ветви древа оккультной науки.

Когда с течением веков возникли народы, в своей самовлюблен­ности и непомерном тщеславии убежденные в полном превосходстве над всеми остальными (будь то предшественники или современники), когда развитие Крия-Шакти стало все более и более трудным и сей божественный дар почти исчез с лица земли, — они постепенно забыли науку своих далеких предков. Более того, они совершенно отвергли традицию праотцов, презрительно отрицая присутствие духа и души в этой древнейшей из наук. Из трех великих атрибутов природы они признавали только существование материи, вернее, ее иллюзорного аспекта, ибо по отношению к подлинной материи, или субстанции, как раз именно материалисты исповедуют полное неве­жество, и на самом деле они никогда не улавливали ни малейшего ее отблеска, даже самого отдаленного.

Так родилась современная химия.

Все меняется в результате циклической эволюции. Совершенный круг становится Единицей, треугольником, четырехугольником и пятиугольником. Творческий принцип, истекающий из бескорнего корня абсолютного Существования, не имеющего ни начала, ни конца, или perpetuum mobile, который символически изображается в виде существа, поглощающего свой хвост, дабы достичь головы, превра­тился в Азот средневековых алхимиков. Круг становится треугольником: один эманирует из другого, как Минерва из головы Юпитера. Круг олицетворяет Абсолют; правая линия обозначает метафизичес­кий, левая — физический синтез. Тогда, когда мать-природа делает из своего тела горизонтальную черту, соединяющую их, наступает момент пробуждения космической активности. До этого Пуруша, Дух, отделен от Пракрити, еще не проявленного материального начала. Его ноги существуют лишь в потенциале; неспособный двигаться, он не имеет и рук, чтобы работать над объективной формой земных вещей. Лишенный членов, Пуруша не может начать строить, пока не оседлает слепую Пракрити, и тогда треугольник станет пятиугольником, звездой микрокосма. Но прежде, чем они достигнут этой стадии, ими должна быть пройдена фаза четверичности, где зарождается крест. Это крест земных магов, щеголяющих своим поблекшим символом (крестом, разделенным на четыре части, складывающиеся в слова «Таго», «Тога», «Ator» и «Rota»). Первичная Материя, или Земля Адама, Святой Дух древних алхимиков-розенкрейцеров благодаря каббалистам, этим лакеям современной науки, стали ныне содой (Na₂CO₃) и спиртом (С₂Н₆О).

Ах! Утренняя звезда, дочь зари, как утратила ты ныне свое высокое положение — бедная алхимия! На нашей старой планете, трижды обманутой, все обречено прискучивать и проходить. И. все-таки то, что было когда-то, до сих пор существует и будет существо­вать всегда, до скончания времен. Слова меняются, их - значение быстро искажается. Но вечные идеи остаются, и они не исчезнут. Под ослиной шкурой, в которую, как в волшебной сказке Перро, облеклась Принцесса Природа, чтобы вводить в заблуждение глупцов, ученик философов прошлого всегда распознает истину и будет поклоняться ей. Эта ослиная шкура, казалось бы, больше по вкусу новейшему философствованию и материалистичным алхимикам, приносящим живую душу в жертву мертвой форме, чем Принцесса Природа в своей наготе. И поэтому шкура спадет только перед Очарованным Принцем, который узнает символ помолвки в присланном кольце. Всем тем придворным льстецам, что толпятся вокруг Дамы Природы, когда разрывается ее материальная оболочка, ей нечего предложить, кроме ослиной шкуры. Именно по этой причине они утешаются, давая новые имена вещам старым как мир и громогласно возвещая об открытии чего-то нового. Некромантия Моисея стала современным спиритизмом, а наука Посвященных древних Храмов, магнетизм индийских гимнософистов, целительный месмеризм «Спасителя» Асклепия принимаются теперь, только если их называют гипнотиз­мом, то есть настоящим именем черной магии.

Фальшивые носы везде и всюду! Но давайте порадуемся: чем больше в них фальши и чем они длиннее, тем скорее отвалятся и упадут сами собой!

Сегодняшние материалисты хотели бы заставить нас поверить, что алхимия, или трансмутация основных металлов в золото и серебро, с самых давних пор была лишь чистой воды шарлатанством. Это не наука, говорят они, а суеверие; следовательно, все, кто верят или делают вид, что верят в нее, — либо простофили, либо мошенни­ки. Наши энциклопедии полны оскорбительных выражений в адрес алхимиков и оккультистов.

Ну что ж, господа академики, это все, конечно, превосходно, но тогда будьте любезны представить хоть какое-нибудь доказательство

абсолютной невозможности трансмутации. Поведайте нам, как случи­лось, что металлические основания найдены даже в щелочах. Мы знаем некоторых ученых-физиков, которые считают идею приведе­ния элементов к их первичному состоянию, и более того — к единой изначальной сущности (например, мистер Крукс с его метаэлементами), не столь уж нелепой, как кажется на первый взгляд. Господа, эти элементы — коль скоро вы однажды позволили себе предположить, что все они исходно существовали в виде огненной массы, из которой, как вы утверждаете, сформировалась земная кора, — могут быть снова возвращены в первоначальное состояние и проведены через ряд превращений, дабы стать когда-нибудь чем-то большим, нежели то, чем они были вначале. Нужно только найти растворитель, достаточно сильный, чтобы за несколько дней или пусть даже лет осуществить то, для чего природе требуются века. Химия, и прежде всего мистер Крукс, убедительно доказали: родственные связи между металлами настолько заметны, что свидетельствуют не только об общем источ­нике, но и об одинаковом
происхождении.

Далее, господа, — вы, кто так громко смеется над алхимией и алхимиками и отвергает эту науку, — как случилось, что один из крупнейших ваших химиков, автор «Химического синтеза» месье Бертло, весьма сведущий в алхимии, не может отказать алхимикам в самом глубоком знании материи?

И как случилось, что месье М.-Э. Шеврель, этот почтенный ученый, чьи познания не менее, чем его преклонный возраст, при полном использовании всех способностей, заставили восхищаться нынешнее поколение, до которого с его высокомерной самонадеян­ностью так трудно достучаться, — как случилось, скажите на милость, что он, сделавший так много полезных открытий для современной промышленности, мог стать обладателем такого количества алхими­ческих трудов?

Так ли уж невероятно, что ключ к его долголетию может быть найден в одном из этих трудов, каковые, по-вашему, являются лишь кучей суеверий, столь же вздорных, сколь и нелепых?

Тот факт, что этот большой ученый, патриарх современной химии, взял на себя труд завещать библиотеке Музея находившиеся у него многочисленные работы по этой «лженауке», в высшей степени показа­телен. Не приходилось пока слышать и о том, чтобы светила науки, приставленные к этому святилищу, выбросили эти книги по алхимии в мусорную корзину как ненужный хлам, будто бы полный фантастичес­ких грез — порождений болезненного и неуравновешенного ума.

Кроме того, наши ученые мужи забыли о двух вещах: во-первых, не имея ключа к особому языку алхимических книг, они не имеют и права решать, истинно или ложно проповедуемое на этом языке; во-вторых, Мудрость, безусловно, не с ними родилась, да и не должна умереть вместе с нашими современными мудрецами.

Любая наука, повторим, имеет три аспекта; два — объективный и субъективный — признают все. К первому мы можем отнести алхимические превращения (вне зависимости от участия в них порошка проекции); ко второму — все интеллектуальные построения.

В третьем сокрыто значение высочайшей духовности. Теперь, раз символы первых двух внешне идентичны и, сверх того, как я постаралась показать в «Тайной Доктрине», допускают семь толкова­ний, различающихся по значению применительно к тому или иному плану природы (физическому, психическому или чисто духовно­му), — будет легко понять, что только высокие посвященные способ­ны интерпретировать особый язык философов-герметиков. А так как, кроме того, в Европе больше ложных алхимических сочинений, чем подлинных, то запутался бы сам Гермес. Кто не знает, например, что определенный набор рецептов может найти вполне конкретное прак­тическое применение в технической алхимии, в то время как, будучи использован для передачи идеи из области психологии, тот же самый символ приобретает совсем иной смысл. Наш покойный собрат Кеннет Маккензи хорошо выразил это в следующих словах, относя­щихся к герметическим наукам:

«...Для алхимика-практика, чьей целью было получение богатства при помощи особых правил его искусства, развитие полумистической философии являлось делом второстепенной важности и совершалось безотносительно какой-либо окончательной системы теософии; тогда как мудрец, достигший высот метафизического умозрения, отказы­вался от чисто материальной части этих занятий как недостойной более его внимания».

Отсюда ясно, что символы, взятые в качестве руководящих принципов трансмутации металлов, имеют очень мало общего с методами, которые мы сейчас называем химическими. Здесь, кстати, возникает вопрос: кто из наших видных ученых осмелился бы объявить мошенниками таких людей, как Парацельс, Ван Гельмонт, Роджер Бэкон, Берхау и многих других знаменитых алхимиков?

Несмотря на то, что господа академики насмехаются над Кабба­лой, как и над алхимией (в то же самое время черпая из этой последней свое вдохновение и лучшие открытия), каббалисты и вообще оккультисты Европы начинают sub rosa преследовать тайные науки Востока. Действительно, мудрость Востока не существует для наших западных мудрецов; она умерла вместе с тремя Волхвами. Тем не менее, алхимия, которая при тщательном исследо­вании оказывается основой всех оккультных наук, пришла к ним с Дальнего Востока. Некоторые утверждают, что она является просто посмертной эволюцией магии халдеев. Мы постараемся доказать, что последняя — лишь преемница, предшествовавшая допотопной алхи­мии и позднейшая по отношению к алхимии египтян. Олаф Борричий, авторитет в этом вопросе, призывает нас искать ее истоки в глубочайшей древности.

К какой эпохе мы можем отнести происхождение алхимии? Ни один из современных авторов не в состоянии дать точного ответа. Одни указывают на Адама как на ее первого адепта; другие приписы­вают ее возникновение неблагоразумию «сынов Божиих, которые увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены». Моисей и Соломон — более поздние адепты этой науки, поскольку им предшествовал Авраам, а его, в свою очередь, опередил в Науке Наук Гермес. Разве мы не знаем со слов Авиценны, что Изумрудная Скрижаль — самый старинный алхимический трактат из ныне существующих — была найдена на теле Гермеса, похороненного в Хеброне много веков назад, Саррой, женой Авраама? Однако слово «Гермес» никогда не служило именем какого-либо человека: это родовое название, подобное использовавшемуся в прежние времена слову «неоплатоник» и применяемому ныне — «теософ». Что в действительности известно о Гермесе Трисмегисте, «трижды вели­чайшем»? Меньше, чем об Аврааме, его жене Сарре и наложнице Агари, которых Св. Павел признает аллегорией. Даже во времена Платона Гермес уже отождествлялся с Тотом египтян. Но слово «thoth» означает не только «ум»; оно также значит «собрание» или «школа». На самом деле Тот-Гермес есть просто персонификация голоса (священного учения) жреческой касты Египта, голоса Великих Иерофантов. Но коль это так, то разве мы можем сказать, в какую доисторическую эпоху эта иерархия посвященных жрецов стала процветать в земле Кем? Даже если бы мы смогли ответить на ьтот вопрос, то были бы все еще далеки от решения наших проблем. Ибо древний Китай не менее, чем древний Египет, претендует на роль родины алкагеста и физической и трансцендентальной алхимии; и весьма возможно, что Китай прав. Давний житель Пекина миссионер Уильям А.П.Мартин называет его «колыбелью алхимии». «Колы­бель», пожалуй, едва ли подходящее слово, но несомненно, что Небесная Империя вправе числиться среди самых древних школ оккультных Наук. Во всяком случае, как мы покажем, в Европу алхимия проникла из Китая.

Между тем, наш читатель может выбирать, так как другой благочестивый миссионер, Худ, торжественно уверяет, что алхимия родилась в саду, «посаженном в Эдеме, в стороне, обращенной к Востоку». По его словам, она есть порождение Сатаны, искушавшего Еву в образе Змея; но он (Сатана) забыл запатентовать свое открытие, как наш великолепный автор показывает нам самим названием этой науки. «Змей» по-древнееврейски — «Нагаш», во множественном числе — «Нагашим». Очевидно, что как раз от этого слога «шим» происходят слова «химия» и «алхимия». Разве это не ясно как день и не установлено согласно строжайшим правилам современной филологии?

Теперь давайте перейдем к нашим доказательствам.

Крупнейшие специалисты по древним наукам, в том числе Уильям Годвин, представили нам неоспоримые свидетельства того, что, хотя алхимия была широко развита почти у всех народов древности задолго до новой эры, греки приступили к ее изучению только после начала христианской эры и она не становилась общедо­ступной вплоть до гораздо более поздних времен. Конечно, имеются в виду миряне, непосвященные греки. Ибо адепты эллинских храмов Великой Греции знали ее со дней аргонавтов. Так что возникновение алхимии в Греции относится к этому времени, как хорошо поясняет аллегорическое сказание о «Золотом Руне».

Таким образом, нам нужно лишь процитировать то, что говорит Свида в своем «Лексиконе» относительно экспедиции Ясона, слиш­ком хорошо известной, чтобы ее требовалось пересказывать здесь: «Δέρας, Золотое Руно, добытое

Ясоном и аргонавтами после путешествия по Черному морю в Колхиду с помощью Медеи, дочери царя Ээта. Только вместо того, о чем говорят поэты, они взяли написанный на коже (δέρμασι) трактат, объяснявший, как получить золото химическим путем. Современники назвали ту овечью шкуру Золотым Руном, по всей видимости — из-за огромной ценности, приписывавшейся этим указаниям».

Такое объяснение несколько яснее и гораздо правдоподобнее, чем ученые причуды наших современных мифологов, ибо мы должны помнить, что Колхида греков — это нынешняя Имеретия на Черном море, а пересекающая ее большая река Риони — это античный Фасис, до наших дней несущий следы золота; и что все предания местных народов, живущих на черноморском побережье — таких, как мингре­лы, абхазы и имеретинцы, — полны древних легенд о золотом руне. Их предки, говорят они, все были «делателями золота», то есть владели секретом трансмутации, что сегодня зовется алхимией.

В любом случае, бесспорно то, что греки, за исключением посвя­щенных, были невежественны в герметических науках вплоть до времени неоплатоников (до конца четвертого — пятого веков) и ничего не знали о настоящей алхимии древних египтян, чьи тайны не раскрывались, конечно, перед широкой публикой. В третьем веке христианской эры император Диоклетиан издает свой знаменитый эдикт, повелевающий провести в Египте самый тщательный поиск книг, в которых говорится о производстве золота, и сжечь их на публичном аутодафе. По словам У. Годвина, после этого в земле Фараонов не осталось ни единого труда по алхимии и в течение двух столетий о ней ни разу не упоминали. Он мог бы добавить, что под землей оставалось еще множество таких трудов, написанных на папирусе и похороненных вместе с мумиями десять тысяч лет назад. Весь секрет — в способности распознать подобный алхимический трактат в том, что представляется лишь волшебной сказкой, будь то история золотого руна или «небылицы» о первых фараонах. Но не тайная мудрость, сокрытая в иносказаниях папирусов, познакомила Европу с алхимией или герметическими науками. История свиде­тельствует, что в Китае алхимия развивалась более шестнадцати столетий до нашей эры и никогда не достигала большего расцвета, чем в первые века христианства. И именно к концу четвертого века, когда Восток открыл свои ворота для торговли с романскими народами, алхимия снова проникла в Европу. Византия и Александрия, два главных центра этой торговли, неожиданно оказались наводнены сочинениями по трансмутации, хотя было известно, что в Египте их больше нет. Откуда тогда появились эти трактаты, полные наставле­ний по получению золота и продлению человеческой жизни? Уж конечно, не из святилищ Египта, раз тех египетских трактатов больше не существовало. Мы утверждаем, что большинство из них были лишь более или менее верными интерпретациями аллегорических расска­зов о золотых, синих и желтых драконах и розовых тиграх, алхими­ческих символах китайцев.

Все трактаты, которые сегодня можно найти в публичных библи­отеках и музеях Европы, представляют собой лишь сомнительные гипотезы некоторых мистиков разных времен, остановившихся на полпути к великому Посвящению. Стоит лишь сравнить какие-нибудь из так называемых «герметических» трактатов с теми, что недавно были вывезены из Китая, чтобы убедиться, что Тот-Гермес (а вернее, наука, носящая его имя) здесь абсолютно ни при чем. Из чего следует, что все, что было известно касательно алхимии со средних веков до девятнадцатого столетия, попало в Европу из Китая и позднее трансформировалось в герметические писания.

Большинство этих писаний, созданных греками и арабами в восьмом-девятом веках, в средние века подверглись переработке и в девятнадцатом столетии остаются непонятными. Сарацины, чья са­мая известная школа алхимии находилась в Багдаде, хотя и принесли с собой более древние традиции, сами же и потеряли ключ к ним. Великий Гебер заслуживает скорее титула отца современной химии, чем герметической алхимии, хотя считается, что алхимическая наука попала в Европу именно благодаря ему.

Со времени диоклетиановского акта вандализма ключ к тайнам Тота-Гермеса покоится, глубоко захороненный, лишь в инициатичес-ких криптах древнего Востока.

Теперь давайте сравним китайскую систему с так называемыми герметическими науками.

1. Двойная цель, к которой стремятся обе школы, одна и та же: получение золота и омолаживание человека и продление его жизни с помощью menstruum universale или lapis philosophorum. Третья цель, или истинный смысл «трансмутации», совершенно игнорирова­лась адептами христианства, так как, будучи удовлетворены своей верой в бессмертие души, последователи алхимиков былых времен никогда не понимали эту цель должным образом. В наше время — отчасти из-за пренебрежительного отношения, отчасти из-за неупот­ребления — она была полностью исключена из summum bonum, к которому стремились алхимики христианских стран. Тем не менее, только эта последняя из трех целей привлекает внимание истинных восточных алхимиков. Все Адепты-Посвященные, презирая золото и испытывая полное безразличие к жизни, очень мало заботились о достижении первых двух целей алхимии.

2. Обе школы признают существование двух эликсиров: великого и малого. Использование второго на физическом плане имеет отно­шение к трансмутации металлов и восстановлению молодости. Вели­кий «Эликсир», являющийся таковым лишь символически, дарует наивысшее благо — сознательное бессмертие в Духе, Нирвану на протяжении всех циклов, предшествующую Паринирване, или абсо­лютному слиянию с Единой Сущностью.

3. Принципы, лежащие в основе двух систем, тоже одинаковы, а именно: составная природа металлов и их развитие, проистекающее из одного общего зародыша. Иероглифы китайского алфавита tsing («зародыш») Ht'ai («матка»), с которыми мы постоянно сталкиваемся в китайских сочинениях по алхимии, являются прародителями таких же слов, которые мы столь же часто встречаем в алхимических трактатах герметиков.

4. Ртуть и свинец, ртуть и сера одинаково используются на Востоке и на Западе, причем, как мы видим и на примере многих других общих элементов, обе школы алхимии признавали за ними тройственное значение. Последнее, третье из этих значений как раз и не понимают европейские алхимики.

5. Алхимики обеих сторон принимают также доктрину цикла трансмутаций, в течение которого драгоценные металлы возвращают­ся к своим первоэлементам.

6. Обе школы алхимии тесно связаны с астрологией и магией.

7. Наконец, у обеих в ходу экстравагантная фразеология — факт, отмеченный автором «Изучения алхимии в Китае», полагающим, что язык европейских алхимиков, так сильно отличающийся от языка всех других западных наук, является превосходной имитацией мета­форического языка восточных народов, будучи блестящим доказа­тельством того, что европейская алхимия ведет свое происхождение с Дальнего Востока.

Не должно возникнуть возражений и относительно указанного нами близкого родства алхимии с магией и астрологией. «Магия» — древний персидский термин, означающий «знание» и объемлющий все науки, изучавшиеся в те времена, как физические, так и метафи­зические. Халдейские жрецы и ученые халдеи обучали магии, от которой произошли магизм и гностицизм. Разве Авраама не называли «халдеем»? И не кто иной, как Иосиф, благочестивый еврей, говоря об этом патриархе, сообщает, что он учил в Египте математике (т.е. эзотерической науке), в том числе науке звезд: ученому магу необхо­димо было быть астрологом.

Но было бы большой ошибкой смешивать средневековую алхи­мию и алхимию допотопных времен. В соответствии с сегодняшними представлениями, в алхимии существует три основных агента: фило­софский камень, используемый при трансмутации металлов; алкагест, или универсальный растворитель; и эликсир жизни, обладающий свойством неограниченно продлевать человеческую жизнь. Однако ни настоящие философы, ни посвященные не уделяли внимания двум последним. Подобно единой и неделимой Троице, три алхимических агента стали действовать отдельно друг от друга исключительно благодаря падению науки под влиянием человеческого самомнения. В то время как каста жрецов, алчных и честолюбивых, антропомор-физировала духовное и абсолютное Единство, разделив его на три персоны, лже-мистики отделили божественную Силу от универсаль­ной

Крия-Шакти и превратили ее в три фактора. В своей «Magia naturalis» Джамбаттиста делла Порта ясно говорит следующее:

«Я не обещаю тебе ни золотых гор, ни философского камня... ни даже прекрасного напитка, дающего бессмертие тому, кто выпьет его... Все это просто грезы; ибо мир непостоянен и подвержен изменениям, всему, что он порождает, суждено разрушиться».

Гебер, великий арабский алхимик, высказывается еще более определенно. Следующие его слова, приведенные нами, производят впечатление пророческого предсказания будущего:

«Если мы утаили нечто, вы, сыны учения, не удивляйтесь; ибо не от вас утаили мы это, но передали таким языком, дабы могло быть сокрыто от злых людей и дабы не смог узнать его несправедливый и низкий. Но вы, сыны истины, ищите и вы обретете сей прекрасней­ший дар Божий, который он предназначил для вас. Вы же, сыны глупости, нечестия и богохульства, да избегнете вы искать это знание; губительным будет оно для вас и ввергнет вас в презрение и нищету».

Посмотрим, что говорили по этому вопросу другие авторы. Решив думать, что алхимия в конечном счете была лишь философией, всецело метафизической, а не физической наукой (в чем они ошиба­лись), они заявили, что удивительная трансмутация основных метал­лов в золото была просто метафорой трансмутации человека, освобождающегося от своих наследственных пороков и приобретенных недостатков, чтобы суметь достичь ступени возрождения, которое возвысит его до божественного существа.

Здесь действительно дается синтез трансцендентальной алхимии и ее главной цели; однако все цели, преследуемые ею, этим не исчерпываются. Аристотель, рассказывавший Александру, что «фи­лософский камень вовсе не камень, он существует в каждом человеке, везде, во все времена и зовется конечной целью всех философов», ошибался в своей первой посылке, хотя и был прав во второй. На физическом плане тайна алкагеста производит элемент, называемый философским камнем; но для тех, кто заботится не о тленном золоте, алкагест, как поясняет профессор Уайлдер, есть лишь algeist, или божественный дух, уничтожающий любую более грубую природу, с тем чтобы ее нечистые принципы могли быть устранены...» Elixir vitae, следовательно, есть только живая вода, являющаяся, по словам Годвина, универсальным лекарством, обладающим силой омолажи­вать человека и бесконечно продлевать жизнь».

Около сорока лет назад доктор Герман Копп издал в Германии «Историю химии». Рассуждая об алхимии, рассматриваемой им в качестве предтечи современной химии, немецкий ученый употребля­ет многозначительное выражение, которое сразу поймут пифагореец или платоник: «Если слово мир означает микрокосм, представлен­ный человеком, тогда становится легко истолковать сочинения алхимиков».

Иреней Филалет заявляет следующее:

«Философский камень представляет большой космос (или макро­косм) и обладает всеми свойствами большой системы, собранными и включенными в меньшую систему. Последняя имеет магнетическую силу, притягивающую к ней то, что ей сродни в космосе. Это божественная сила, которая простирается на все творение, но вопло­щенная в уменьшенном и ограниченном подобии себя (каковым является человек)».

Послушаем, что пишет Алипилий в одной из своих переведенных работ: «Кто познал Микрокосм, не может долго оставаться в неведении относительно Макрокосма. Это то, о чем так часто говорили египтя­не — неутомимые исследователи Природы, громко провозглашав­шие, что каждый должен познать себя. Этот призыв неразумные ученики их восприняли в моральном смысле и в невежестве своем выбили на стенах своих храмов. Но я напомню тебе, кто бы ты ни был, желающий погрузиться в сокровенные глубины природы: если то, что ищешь, не находишь ты внутри себя, ты никогда не найдешь его вне себя. Если не познал ты совершенство своего собственного дома, зачем ищешь совершенства других вещей? Вся сфера земная не вмещает столько великих тайн и совершенств, сколько суть в маленьком Человеке, созданном по образу Божьему. И жаждущий первенство­вать средь изучающих Природу — нигде он кладезя бесценней не обрящет для исполнения желанья своего, чем во себе самом.

Поэтому я последую здесь примеру египтян и от всей души, руководствуясь истинностью скромного опыта, полученного мною, обращаюсь к ближнему своему их словами и во всеуслышание сейчас провозглашаю: „О Человек, познай самого себя; в тебе сокрыто сокровище сокровищ..."»

Иреней Филалет Космополит, английский алхимик и философ-герметик, намекая на преследование, которому подвергалась филосо­фия, писал в 1669 году:

«...Многие действительно верят, будучи невеждами в Искусстве, что если бы пожелали они воспользоваться им, то сделали бы то-то и то-то; и даже мы сами раньше именно так полагали, но, становясь все более осторожными из-за опасности, подстерегавшей нас, мы избрали более тайный метод...»

И алхимики были достаточно мудры, чтобы действительно так поступить. Во времена, когда за малейшее отличие во взглядах на религиозные вопросы к мужчинам и женщинам относились как к еретикам, подвергали их анафеме и объявляли вне закона и когда науку клеймили как колдовство, было вполне естественно, как гово­рит профессор А. Уайлдер,

«... что люди, вынашивавшие идеи, кото­рые выходили за рамки общепринятых, изобрели специальный язык символов и паролей, с помощью которого можно было общаться друг с другом, оставаясь незаметными для своих кровожадных врагов».

Автор напоминает нам об индусской аллегории, которая расска­зывает, как Кришна однажды повелел своей приемной матери загля­нуть к нему в рот, и она увидела там всю вселенную. Это находится в полном соответствии с каббалистическим учением, подтверждаю­щим, что микрокосм есть лишь точное отражение макрокосма — фотографическая копия для того, кто понимает. Вот почему Корнелий Агриппа, пожалуй, самый известный из всех алхимиков, отмечает:

«Существует одна вещь, сотворенная Богом, исполненная всею чудесностью земной и небесной; она воистину животная, раститель­ная и минеральная; вездесущая, известная немногим, никем не названная надлежащим именем, но сокрытая в числах, изображениях и загадках, вещь сия такова, что без нее ни алхимия, ни натуральная магия не могут достичь своей настоящей цели».

Намек становится еще яснее, когда мы читаем следующий отры­вок из «Алхимического Энхейридиона» (1672 г.):

«Сейчас, в этих словах, открою я тебе то положение, что занимает в природе философский камень, облеченный тройным покровом, даже этот камень богатства и милосердия, могучее лекарство от увядания, содержащий все тайны; он сам объявляется божественной тайной и даром Божьим, выше которого нет ничего в мире сем. Поэтому с усердием внимай моим словам, а именно тому, что облечен он тремя покровами, каковые суть тело, душа и дух».

Иначе говоря, этот камень содержит секрет трансмутации метал­лов, тайну эликсира долгой жизни и сознательного бессмертия.

Философы прошлого считали необходимым разгадывать единст­венно эту последнюю тайну, оставляя меньшим светочам с их современными фальшивыми носами удовольствие изнурять себя в попытках разрешить первые две. Она есть то самое Слово, или «неизреченное имя», о котором Моисей сказал, что нет нужды далеко ходить за ним, «но весьма близко к тебе слово сие; оно в устах твоих и в сердце твоем».

Филалет, английский алхимик, говорит о том же, но другими словами:

«...Подобны искусно заточенному ножу окажутся сочинения наши в мире сем; одним лакомства доставят они, другим послужат лишь для того, чтобы отрезать пальцы свои; и нет в том вины нашей, ибо со всей серьезностью возглашаем мы всякому, кто подступится к этому труду, что на высочайшую часть философии, что есть в природе, покушается он, и хотя по-английски пишем мы, труден, как греческий, будет он для иных, которые думать будут, что хорошо понимают нас, когда наипревратнейше истолкуют нас; ибо мыслимо ли, чтобы они, неискушенные в Природе, оказались бы сведущи в писаниях наших, каковые суть свидетельства Ее?»

От того же предостерегает своих читателей д'Эспанье:

«Пусть любящий Истину использует лишь немногих авторов, но с наилучшей репутацией и подлинно достоверных. Пусть усомнится он в легко понятном, особенно когда таинственных наименований и тайнодействия касается оно; ибо под покровом темноты сокрыта истина; и ничто и никогда в писаниях философов не было более лживым, чем их ясность, и более истинным, чем темнота».

Истина не может быть выставлена на всеобщее обозрение; и сегодня более, чем тогда, когда апостолам советовали не метать бисер перед свиньями.

Все процитированные нами фрагменты дают, как мы полааем, весьма многочисленные доказательства выдвинутого нами положе­ния. Если не считать школ адептов, почти недоступных для западных исследователей, то в целом мире — а в Европе и подавно — не существует ни единого сочинения по оккультным наукам, и прежде всего по алхимии, написанного ясным и точным языком либо обнародующего систему или метод, которому можно было бы следо­вать, как в естественных науках. Любой трактат, который исходил от посвященного или адепта минувших или нынешних времен, будучи не в состоянии раскрыть все, ограничивается тем, что проливает свет на некоторые вопросы, которые позволяется открыть, когда это необхо­димо, тем, кто достоин знания, оставляя в то же время сокрытыми от недостойных вместить истину из опасения, что они захотят злоупотребить ею. Следовательно, тот, кто выражает недовольство неяснос­тью и путаницей, которые, как кажется, преобладают в трудах учеников Восточной школы, и сравнивает их с работами средневеко­вых или современных авторов, которые кажутся написанными более понятно, лишь докажет одно из двух: либо он вводит в заблуждение других, пав жертвой самообмана, либо рекламирует современное шарлатанство, ни на минуту не забывая, что обманывает своих читателей. Легко найти полусовременные сочинения, где есть чет­кость и метод, но излагаются лишь собственные идеи автора, имею­щие ценность только для тех, кто абсолютно незнаком с подлинной оккультной наукой. Мы начинаем много говорить об Элифасе Леви, который знал, вероятно, больше, чем все наши великие европейские маги 1889 года вместе взятые. Однако когда полдюжины книг аббата Луи Констана уже прочитаны, перечитаны и выучены наизусть, насколько далеко мы продвинулись в практической оккультной науке или хотя бы в понимании теорий каббалистов? Его стиль поэтичен и совершенно очарователен. Его парадоксы — а парадоксом является почти каждая фраза в его книгах — насквозь проникнуты француз­ским духом. Но даже если мы изучили их так, что сможем повторить по памяти от начала до конца, чему, скажите на милость, он в самом деле научил нас? Ничему, ровным счетом ничему — кроме, быть может, французского языка. Мы знаем несколько учеников этого великого мага современности — англичан, французов и немцев, людей глубокого ума и железной воли, посвятивших целые годы такому изучению. Один из его последователей назначил ему пожизненную ренту, которую он получал свыше десяти лет, и вдобавок платил ему сто франков за каждое письмо, когда вынужден был уезжать. Этот человек по прошествии десяти лет знал о магии и Каббале меньше, чем чела, обучавшийся десять лет у индийского астролога. В библи­отеке Адьяра у нас есть его письма по вопросам магии в нескольких рукописных томах, переведенных с французского на английский, и мы ручаемся, что поклонники Элифаса Леви не покажут нам ни одного человека, кто мог бы стать оккультистом (даже теоретически), следуя учению этого французского мага. Почему это так, если очевидно, что он получил свои тайны от Посвященных? Да просто потому, что он никогда не получал права посвящать других. Те, кто что-нибудь знают об оккультизме, поймут, что мы подразумеваем под этим; те же, кто только претендуют на это, оспорят нас и, возможно, возненавидят еще более за то, что мы изрекли столь суровые истины.

Оккультные науки, или, вернее, тот ключ, который единственно объясняет их особый язык, не может быть обнародован. Подобно Сфинксу, умирающему в тот момент, когда загадка его существования разгадана Эдипом, они остаются тайными лишь до тех пор, пока неведомы непосвященным. Кроме того, их нельзя ни купить, ни продать. Розенкрейцером «становятся, а не делаются» — гласит старинное изречение философов-герметиков, к которому оккультист добавляет: «Наука Богов берется силою, она должна быть завоевана и не дается сама». Именно это хотел передать автор «Деяний Апостолов» в ответе Петра Симону Магу: «Деньги твои да будут в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги». Оккультное знание не должно использовать ни для получения денег, ни для достижения какой бы то ни было личной цели, ни как средство удовлетворения своего тщеславия.

Мы даже пойдем дальше и скажем, что (за вычетом тех исключи­тельных случаев, когда золото могло бы быть средством спасения целой нации) даже самый акт трансмутации, если единственным мотивом служит приобретение богатства, становится черной магией. Так что тайны магии, оккультизма или алхимии едва ли могут быть раскрыты в период существования нашей расы, поклоняющейся золотому тельцу со все возрастающим неистовством. Поэтому какую ценность имели бы сочинения, обещающие дать нам ключ к посвящению в ту или иную из этих двух наук — магию или алхимию, которые в действительности едины?

Мы прекрасно понимаем таких Адептов-Посвященных, как Парацельс и Роджер Бэкон. Первый явился одним из великих предвестни­ков современной химии, а второй — физики. Роджер Бэкон в своем «Трактате о замечательных силах Искусства и Природы» ясно показывает это. Мы находим в нем провозвестие всех наук наших дней. Здесь он говорит о порохе и предсказывает использование пара в качестве движущей силы. Гидравлический пресс, водолазный коло­кол и калейдоскоп — все они описаны здесь; он предсказывает изобретение летающих машин, сооруженных таким образом, что сидящий в середине этого механического приспособления, в котором мы легко узнаем модель современного воздушного шара, должен лишь поворачивать механизм, чтобы привести в движение искусственные крылья, которые немедленно начинают колотить по воздуху наподо­бие птичьих. Кроме того, он защищает своих собратьев-алхимиков от обвинения в употреблении загадочной тайнописи.

«Причина же, почему мудрецы скрывали свои тайны от масс людских, — осмеяние и пренебрежение секретами мудрости мудрых, а равно невежество приискать сообразное употребление столь высо­ким материям. Ибо если игрою случая узнавали они соответственную тайну, то искажали и извращали ее на потребу суете муравейника человеческого. И неосмотрителен вверяющий тайну перу своему, если не утаил от заурядного ума и не заставил более разумного потрудить­ся и попотеть прежде, нежели уразумеет ее. От начала всего проплы­вает в потоке этом целая флотилия мужей мудрых, что путями многими труднейшие части мудрости от большинства укрывают, дабы не уместило их. Одни знаками и стихами много тайн поведали. Другие — словами загадочными и образными. Третьи — способом писания своего сокрыли свои тайны, ведь, например, никто не знает, как прочесть Сочинение без гласных, если значение тех слов неведомо ему (имеется в виду тайный язык герметиков)...»

Этот род тайнописи был в ходу у евреев, халдеев, сирийцев, арабов и даже греков и широко применялся в прежние времена, особенно евреями.

Доказательством этого служат древнееврейские рукописи Вет­хого Завета, книг Моисея, или Пятикнижия, которые введение масоретических точек сделало в десять раз более фантастичными. Но как случилось с Библией, понуждаемой, благодаря Масоре и отцам церкви, говорить все, что потребуется, кроме того, что там сказано на самом деле, так же было и с каббалистическими и алхимическими трудами. В Европе ключ к ним был утерян много веков назад, и Каббала (хорошая Каббала маркиза де Мирвилля, как полагает бывший раввин, благочестивый шевалье Драх, самый ревностный католик из всех гебраистов) служит теперь свидетель­ством, подтверждающим Новый и Ветхий Заветы. По мнению нынешних каббалистов, Зохар является книгой современных про­рочеств (связанных главным образом с католическими догмами римской церкви) и краеугольным камнем Евангелия. Это и на самом деле могло бы быть так, если бы признавалось, что и в Евангелиях, и в Библии каждое имя есть символ и каждый рассказ — аллегория (точно так же, как во всех священных писаниях, предшествовавших христианскому канону).

Прежде чем закончить эту статью, уже изрядно затянувшуюся, давайте сделаем краткое резюме сказанного.

Я не знаю, возымеют ли наши доводы и многочисленные цитаты какое-то действие на наших читателей в их общей массе. Однако же я знаю наверняка, что на каббалистов и сегодняшних «Учителей» они подействуют, как красная тряпка на быка; но мы давно перестали бояться рогов и пострашнее этих. Эти «Учителя» всей своей наукой обязаны мертвой букве Каббалы и принадлежащим перу нескольких мистиков нашего и прошлого столетий фантастическим интерпрета­циям, в которые «Посвященные» библиотек и музеев, в свою очередь, внесли изменения; поэтому они готовы сражаться за них не на жизнь, а на смерть. Люди услышат лишь шум битвы, и победителем выйдет тот, кто перекричит всех. Тем не менее — Magna est veritas et praevalebit.

1. Утверждалось, что алхимия проникла в Европу из Китая и что, попав в руки профанов, алхимия (как и астрология) уже не является больше чистой и божественной наукой школ Тота Термеса эпохи первых египетских династий.

2. Столь же несомненно, что Зохар, фрагментами которого располагает Европа и другие христианские страны, не тождествен Зохару Шимона

бен-Йохай, а есть лишь компиляция, составленная в тринадцатом веке на основе старинных текстов и устной традиции Моше де Леоном из Гвадалахары, во многих случаях, как считает Мошейм, следовавшим толкованиям, которые были даны ему христи­анскими гностиками Халдеи и Сирии. Подлинный, древний Зохар содержится в своей целостности только в халдейской «Книге Чисел», от которой до нас дошли всего две или три неполные копии, хранящиеся у посвященных раввинов. Один из них жил в Польше в строгом уединении и перед смертью, в 1817 году, уничтожил свой экземпляр; что касается другого, мудрейшего раввина Палестины, то он уехал из Яффы несколько лет назад.

3. Из подлинных герметических книг уцелел лишь отрывок, известный как «Изумрудная Скрижаль», о котором и следует сегодня говорить. Все труды, составленные по книгам Тота, были уничтожены и сожжены в Египте по приказу Диоклетиана в третьем веке нашей эры. Все остальные, включая Поймандр, в своем нынешнем виде есть просто воспоминания, более или менее смутные и ошибочные, различных греческих или даже латинских авторов, зачастую без смущения выдававших собственные интерпретации за подлинные герметические фрагменты. И даже если эти последние случайно сохранились, они были бы столь же непонятны теперешним «Учите­лям», как сочинения средневековых алхимиков. В доказательство чего мы процитировали их («Учителей») личные, притом вполне искренние, признания. Мы указали причины, имевшиеся для того, чтобы использовать столь непонятный язык: (а) их тайны, слишком священные, чтобы позволить невеждам профанировать их, были записаны

и объяснены только для немногих адептов-посвященных; к тому же эти тайны были слишком опасны, чтобы позволить им попасть в руки тех, кто мог использовать их не по назначению; (б) в средние века принимавшиеся меры предосторожности десятикратно усилились, ибо в противном случае алхимики рисковали оказаться изжаренными заживо к вящей славе Господа и Его церкви.

4. Ключ к тайному языку алхимиков и истинному значению символов и аллегорий Каббалы должно искать лишь на Востоке. А раз этот язык не был вновь открыт в Европе, что же тогда могло бы послужить путеводной звездой для наших современных каббалистов, чтобы они умели распознать истину в сочинениях алхимиков и той малой толике написанных настоящими посвященными трактатов, которые все еще можно встретить в наших библиотеках? Отсюда следует, что, отвергая помощь из единственного источника, откуда в этом столетии можно надеяться получить ключ к древнему эзотериз-му и Религии Мудрости, они — будь то каббалисты, «избранники Божий», или нынешние «Пророки» — упускают единственный шанс усвоить изначальные истины с пользой для себя.

Во всяком случае, мы можем быть уверены, что отнюдь не Восточная школа оказывается пострадавшей стороной.

Позволим себе заметить, что многие французские каббалисты часто высказывают мнение, что Восточная школа — как бы она ни кичилась обладанием тайнами, неизвестными европейским оккуль­тистам — немногого стоит, потому что принимает женщин в свои ряды.

На это мы могли бы ответить басней, рассказанной братом Жозефом Наттом, «великим магистром» Женской Масонской ложи в Соединенных Штатах, с целью показать, на что способны женщины, если они свободны от мужских оков — человеческих или Божьих:

«Лев, проходивший мимо скульптуры, которая изображала атле­тическую, могучую фигуру человека, разрывающего пасть льва, сказал: „Если бы эта композиция создавалась львом, то эти двое поменялись бы местами!"»

Подобное замечание справедливо и по отношению к женщине. Если бы ей только позволили создавать композицию человеческой жизни, она бы расположила ее части в обратном порядке. Именно она первая привела мужчину к Древу познания и заставила его познать Добро и Зло; и если бы ее не трогали и позволили делать то, что она пожелает, — она привела бы его к Древу жизни и тем самым сделала его бессмертным.

Сноски

---

Издания

• «La Revue Theosophique», Paris, vol. II, № 8, 9, 10, October, November, December, 1889, p. 49—57, 97—103, 145—149 (первая публикация)
• Блаватская Е.П. - Избранные статьи, часть 2, Новый Акрополь, 1996
• Блаватская Е.П. - Космический разум, M., Сфера, 2001. С. 17—46. Пер. Ю.А.Хатунцева (в другом переводе под заголовком «Алхимия в девятнадцатом столетии»)
• Блаватская Е.П. - Хроники познания Истины, M., Сфера, 2006