ПМ (Базюкин), п.54: различия между версиями

Но было бы и невозможно, и небезопасно доверять этот вопрос, требующий самого деликатного обращения, кому-либо из редакторов журнала. Е.П.Б. ни за что не упустит столь удобного случая оторвать голову какому-нибудь ''падре'', а Г.С.О. не преминет отпустить парочку лишних комплиментов в адрес Учредителей. Всё это не принесёт пользы делу, поскольку я хочу ясно всем показать, что “редактор” и “учредитель” — это два совершенно различных субъекта, хотя они и совмещены в лице одного и того же человека. Я не бизнесмен-практик и потому чувствую себя явно не в своей стихии. Не могли бы Вы оказать мне в этом помощь, мой друг? Было бы прекрасно, если бы мы могли “закинуть удочку” уже в ''ноябрьском'' номере — как бы в ответ м-ру Хьюму на его весьма невежливое письмо, которое я, разумеется, не разрешу публиковать. Но Вы могли бы взять его за основу для подготовки редакционного ответа на него.  

Я тут получил письмо от “Аз есмь”, оно полно высокопарных упрёков и датировано 8 октября. В нём он говорит, что ещё 5-го числа предложил Вашу кандидатуру, и пишет о “нежелании оставаться в своей должности” и о “своём” огромном желании, чтобы Вы заняли его место. Он осуждает “всю целиком систему и политику” нашего ордена. Ему они представляются “совершенно неверными”. А подытоживает он всё следующими словами: “Разумеется, я прошу Вашего содействия в том, чтобы “Старушка” не предлагала мне войти в состав совета Общества”. Но вот этого-то как раз ему и не стоит опасаться — он может спать совершенно спокойно и видеть себя во сне Далай-ламой теософов. Однако я должен не мешкая выступить с самым решительным, самым категорическим протестом по поводу его определения нашей системы как “ошибочной”. Да, кое-что из наших принципов ему удалось уловить верно, но не помешай мы ему изучить и ''переделать'' всё целиком, то в этом случае мы, пожалуй, вполне соответствовали бы тому определению, которым он нас наградил. Да если бы мы и вправду придерживались тех доктрин, которые он приписывает нам, если бы мы хоть в чём-то соответствовали той картине, которую он нарисовал, если бы мы и на самом деле могли позволить себе молча проглотить те наветы, которыми он опорочил нас в своём ''сентябрьском'' письме, то, право, мы вполне заслуженно утратили бы всякое доверие к себе со стороны теософов! Всех нас тогда следовало бы разогнать, не оставив ни в Обществе, ни в мыслях людей даже памяти о нас, шарлатанах и самозванцах, волках в овечьей шкуре, явившихся, дескать, для того лишь, чтобы своими мистическими обещаниями смущать людские сердца, но преследуя при этом самые что ни на есть деспотические намерения, стремясь ''поработить'' доверившихся нам ''чела'' и отвратить массы людей от истины и “божественного откровения голоса природы” в пользу откровенного и “унылого атеизма” — через полный отказ от веры в “доброго, милосердного Отца и Творца всего сущего” (в том числе, по-видимому, зла и страданий?), который от века возлежит где-то на небесах, опершись на ложе сияющих метеоров и ковыряясь у себя в зубах зубочистками-молниями . . .  

Не могу закончить это письмо, не рассказав Вам об одном случае — случае хоть и смешном, но заставившем меня возблагодарить за него судьбу, да и Вам он понравится. Ваше письмо, к которому Вы приложили также письмо от Ч.К.М., я получил на следующее же утро после того, как Вы передали его “малышу”.<ref>Вероятно, имеется в виду Бабаджи (см. ML, ''Wiki'') (''примеч. перев''.).</ref> Я тогда находился в одном из гомпа<ref>Гомпа (тиб. ''dgon pa'') — монастырь (см. там же) (''примеч. перев''.).</ref> неподалёку от Фари-Дзонга<ref>Фари-Дзонг — крепость в городе Пагри (или Фари) в Тибетском автономном районе (см. там же) (''примеч. перев''.).</ref>, куда заехал проведать своего друга по важному делу. Я получил знак о том, что письмо пришло, ровно в ту минуту, когда пересекал широкий внутренний дворик монастыря, целиком сосредоточившись на голосе ламы Тон-дхуб Гьячо (Ton-dhub Gyatcho), и потому не имел времени прочитать содержимое письма. Машинально вскрыв толстый пакет, я лишь бросил на него взгляд и, как мне казалось, положил его в дорожную сумку, которую обычно ношу, перекинув через плечо. На самом же деле, я просто уронил его на землю, а поскольку к тому времени я уже вскрыл конверт и вынул из него содержимое, то при падении всё и рассыпалось по земле. Вокруг меня не было ни души, а я, целиком поглощённый беседой, уже достиг лестницы, ведущей к двери в библиотеку. И тут до меня вдруг донёсся голос одного молодого ''гелонга'',<ref>Гелонг (тиб. ''dge slong'') — буддийский монах, ''бхикшу ''(см. Индо-тибетский буддизм, с. 202) (''примеч. перев''.).</ref> который, высунувшись из окна, что-то кричал, словно увещевая кого-то издали. Я оглянулся и в ту же минуту мне стало ясно, что именно произошло — в противном случае письмо Ваше так навсегда и осталось бы не прочитанным мною. А предстала передо мной следующая картина: письмом Вашим благополучно завтракал почтенный старый козёл. К тому времени животное уже частично покончило с письмом Ч.К.М. и теперь задумчиво готовилось приступить к Вашему — тем более, что написано оно была на бумаге более тонкой и более подходящей для зубов немолодого животного, чем твёрдый конверт и бумага с посланием Вашего корреспондента. Одного мгновения мне хватило на то, чтобы, несмотря на отчаянное сопротивление животного, вырвать письмо из его зубов — но в руках у меня оказались лишь жалкие его клочки! От конверта с Вашим вензелем почти ничего не осталось, и прочитать разрозненные обрывки письма теперь уже было никак невозможно — одним словом, я не знал, что и делать, при виде обрушившейся на меня беды.  

Он восстановил все недостающие части, причём, как Вы видите, сделал это очень аккуратно и даже превратил измятый, порванный и сильно повреждённый конверт в абсолютно новый вместе с вензелем и всем прочим, что должно было находиться на нём. Но я-то знаю, какой огромной затраты сил стоила ему эта реставрация, и это вселяет в меня надежду на то, что суровость его очень скоро смягчится. Поэтому я от всего сердца поблагодарил козла, а поскольку он не принадлежит к числу изгоев-пелингов, то в знак благодарности я решил укрепить его зубы, и жалкие их остатки прочно вставил в родные лунки, чтобы он долго ещё мог спокойно пережёвывать пищу потвёрже, чем английские письма.  

А теперь несколько слов об этом ''чела''.<ref>Речь, возможно, идёт о Бабаджи (см. ML, ''Wiki'') (''примеч. перев''.).</ref> Разумеется, Вы должны были сами догадаться, что коль скоро производить какие-либо манифестации-''тамаша<ref>То есть показательные, демонстрационные феномены (см. G. de Purucker, ''ETG'') (''примеч. перев''.).</ref>'' было запрещено Учителю, то то же самое было запрещено делать и его ученику. Чего же Вы ждали от него и почему были “слегка разочарованы”, когда он отказался передать мне Ваши письма через пространство в Вашем присутствии? Малыш — парень перспективный, причём по возрасту он гораздо старше, чем выглядит. Но он ещё совсем зелен в том, что касается европейской мудрости и европейских манер, а потому и натворил много лишнего, вогнав меня в краску и выставив в глупом виде из-за двух дикарей, о чём я уже писал Вам. Сама мысль прийти к Вам за деньгами была нелепа до крайности! Любой другой англичанин на Вашем месте принял бы их за двух бродяг-шарлатанов. Надеюсь, Вы уже получили назад одолженные Вами деньги, которые я выслал Вам с выражениями искренней благодарности.  

Полагаю, Вы не станете жаловаться на излишнюю краткость моего письма. За ним вскоре должно последовать ещё одно объёмистое послание: “Ответы на Ваши многочисленные вопросы”.