Синнетт А.П. - Ранний период теософии в Европе: различия между версиями

В мае – за месяц до собрания 20 июня – предводители тогда ещё дружественного О.П.И. уже назначили комитет, чтобы «расследовать свидетельства удивительных явлений, предложенных некоторыми членами Теософического Общества». Заседания этого комитета не фиксировались в журнале, издаваемом О.П.И., но распространялись в частном порядке. Поначалу Комитет склонялся верить в то, что феномены настоящие, поскольку опрошенными свидетелями были Олкотт, я, Мохини, и двое других, все находившиеся под их глубоким впечатлением и верившие в них. Но уже вскоре записи стали отражать изменившееся настроение комитета. В обзоре его отчёта, опубликованном в Трудах Общества за более позднюю дату, мы читаем: «В целом (хотя и с некоторыми серьёзными оговорками) представляется, что нельзя отвергать, что уже достаточно улик, по крайней мере касательно части притязаний, которые в точке, уже достигнутой расследованием Общества Психических исследований, сохраняя последовательность, невозможно игнорировать. И представляется ясным, что для вынесения какого-либо более определенного суждения почти необходимо проживание в Индии в течение нескольких месяцев какого-либо доверенного наблюдателя». В результате этого решения м-р Ричард Ходжсон в ноябре 1884 года отправился в Индию, и вернулся оттуда в апреле 1885 года.

Сам я был в то время за границей, но последовала оживлённая дискуссия, а вскоре после этого появился знаменитый Отчёт. Этот объемистый документ посвящён направлениям расследования, в особенности, касающимся некоторых писем, предположительно от Блаватской к мадам Куломб (некоторые из них к мсье Куломбу), которая передала (или продала) их Журналу Мадрасского Христианского Колледжа. Они были опубликованы в его выпуске за сентябрь 1884 года. Если бы они были на самом деле написаны Е.П. Блаватской, то несомненно бы доказывали, что она виновна в устройстве вместе с мсье и мадам Куломб поддельных феноменов.

Это и другие письма на ту же тему полностью приводятся в Трудах О.П.И., но слишком длинны, чтобы полностью цитировать их здесь. К первому Блаватская прилагает письмо от Брата и просит свою подругу медиума как-нибудь передать его таинственным способом м-ру Мэсси. «Положите его ему в карман или в какое-нибудь еще более загадочное место». Далее следует предупреждение, чтобы дама, который было адресовано письмо, была внимательна, чтобы Мэсси не заподозрил её или её мужа (в опубликованном письме она была обозначена инициалом, но Мэсси сказал мне, кто имеется в виду) в соучастии. Мэсси это было глубоко отвратительно, но некоторое время он раздумывал об этом инциденте, никому не говоря об этом. В конце концов он написал об этом Блаватской и получил в ответ от неё длинное письмо (оно напечатано в Трудах). Она признаёт, что сама это устроила, но утверждает, что письмо от Учителя было подлинным, а потому чтó значит остальное! «То, что я в этом ничего не видела тогда, как не вижу ничего ужасного в этом сейчас, лишь доказывает, что я не получала своего образования в Лондоне, и что наши взгляды на достойное и бесчестное различаются».

Утро тянулось, и мы с г-жой Гебхард сидели и обедали, когда дверь открылась, и вошёл Рудольф с многозначительный улыбкой, которую мы оценили. «Если вы думаете, сказал он, – прочувствовав юмор ситуации, – что мы собираемся двигаться дальше без этого ящика, то вы ошибаетесь». Они обнаружили отсутствие этого ящика в поезде. Меры надо было принимать срочно или ещё быстрее. Блаватская настояла, что они должны выйти на ближайшей станции. Они с м-с Халловэй должны были подождать на станции, а Рудольф – вернуться в Эльберфельд за забытом ящиком. Он и м-с Халловэй подчинились. К счастью для Олкотта, его при этом не было. Будь он там, ему пришлось бы не сладко, но он, Мохини и Бертрам Кийтли, которые тоже были в этой компании, приехавшей в Эльберфельд и распределившейся по домам семьи Гебхардов, за два дня до того уехали в Лондон и Париж. Не помню, слышал ли я, сколько в результате заняла поездка во Флиссинген.

Теперь я должен вернуться к периоду, предшествовавшему появлению отчёта Ходжсона. По нашем возвращении в Лондон мы обнаружили Блаватскую вновь поселившейся у Арундэйлов, но готовившейся к возвращению в Индию. Мы дали прощальный приём в её честь. По Лондону уже ходили слухи о нападках на неё в Мадрасе со стороны Журнала Христианского Колледжа, и они начали уже оказывать влияние на людей из О.П.И., но рассматривались как враждебный план группой теософов, многие из которых 1 ноября собрались на Юстон-сквэр проводить Блаватскую в Ливерпуль, из которого она отплывала в Индию. Её среди прочих сопровождал Ч. Ледбитер, который заключил, что мог бы встать на Путь, отправившись в Индию и предоставив свои дальнейшие услуги в распоряжение Блаватской и Олкотта.

Е.П. Блаватская оставалась в Торре дель Греко лишь несколько месяцев, а оттуда отправилась в Вюрцбург. Она никогда не оставалась в одиночестве, и основной её опорой, на которую она могла полагаться в последующий период, была графиня Вахтмайстер, преданная забота которой о ней никогда не ослабевала. Мы с женой ездили повидаться с ней в Вюрцбург в ходе осенней поездки 1885 года. Она остановилась на Людвигшрассе, 6. Мы, конечно, отправились в гостиницу, хотя через день или два моя жена поехала пожить со ней на Людвигшрассе, тогда как я снял для себя одноместный номер в другом месте. Тогда у неё останавливалась мадам Фадеева (тётя Блаватской), а также Соловьёвы, как я выяснил из дневника. Тогда С.Д. считала Соловьёва другом, хотя позже он стал её врагом. Учитывая, каковы в некоторых отношениях были её психические способности, Е.П. Блаватская в огромном множестве случаев плачевно плохо разбиралась в людях, ошибаясь в обе стороны.

Всю весну 1886 года мы с женой продолжали поддерживать жизнь в нашем Обществе, а наш дом в Лэдброк гарднз продолжал быть в значительной мере центром общественной деятельности, хотя престиж движения был серьёзно подорван. В наших протоколах за тот период упоминаются нападки на Теософическое Общество в «Санди таймс» и «Уорлд», направленные в особенности на Мохини, чьи отношения с одной дамой привели к судебному процессу, доставившему тогда огромное раздражение, но в конце оказавшемуся бесплодным.

Группе членов лондонской ложи, из которых в этом были особенно активны два Кийтли и м-р Харботтл, пришла идея пригласить Е.П. Блаватскую вернуться в Лондон. Хотя в конечном счете результаты этого, что касается развития теософического движения, были важными и благотворными, тогда я не приветствовал эту идею. Под глубоким впечатлением от бедствий, которые последовали из её возвращения в 1884 году, меня коробило от той возможности, что её присутствие может положить начало каким-то новым неприятностям. Кийтли посоветовались со мной, но несмотря на моё неодобрение, не отступились от своей цели. У нас было специальное совещание по поводу предполагаемого приглашения – принявшего уважительную форму ''петиции'' к Е.П. Блаватской – в доме Арчибалда Кийтли, тогда жившего на Элджин Кресент, и моё нежелание к ней присоединиться начало создавать отчуждение между мною и продвигавшими её.

Так что лично я не был в курсе приготовлений, которые делались для осуществления этого плана. Думаю, что кто-то из этой группы поехал в Остенд к Блаватской, и очевидно, они финансировали всё это мероприятие. План чуть не сорвался из-за какой-то её временной болезни, но в конце концов она действительно приехала под их заботливым эскортом в мае 1887 года, и поначалу обосновалась в доме Норвуде, который назывался Мэйкот, снятом заботившейся о ней группой. Первое упоминание о новом положении, которое я нахожу в дневнике своей жены, было о том, что 2 мая мы узнали, что после полудня Е.П. Блаватская прибывает в Норвуд. На следующее утро я отправился увидеть её, а жена – на следующий день и «провела с ней почти три часа». Мы оба бывали у неё два или три раза за месяц, и 23 мая моя жена записала, что нашла С.Д. «полной новых идей, чтобы организовать английских теософов в группы, у каждой из которых будет свой президент».

В своих «Листах старого дневника» он даёт красочный рассказ о том, до какой ярости она доходила в переписке с ним, упоминая Эзотерическую Секцию, запущенную после того, как она с комфортом обосновалась в доме на Лэнсдаун роуд, снятом для её размещения группой Кийтли. Пребывание её в Норвуде никогда не считалась более, чем временным решением. Мои читатели, которые пожелают осознать, до какой степени основатели иногда расходились во мнениях, всегда могут свериться с его дневниками Олкотта, так что мне нужно будет процитировать лишь несколько показательных высказываний. Он пишет:

В том же году, 1888, была опубликована «Тайная доктрина». К нашему удивлению, мы нашли на её начальных страницах нападки на «Эзотерический буддизм». Было представлено так, что я неправильно понял письмо Учителя, касающееся связи планет Марс и Меркурий с нашей Землёй в планетной цепи, к которой мы принадлежим. Мне было ясно объяснено, что они принадлежат к нашей цепи; Марс отстаёт от нас в эволюции, а Меркурий опережает. Но Блаватская заявила, что это было большой ошибкой.

Нашу невозмутимость относительно того, что касалось точности заявлений, сделанных в «Эзотерическом буддизме» относительно Марса и Меркурия, попытка их опровергнуть со стороны Блаватской нисколько не поколебала. В этот период и на протяжении многих лет позже мы пользовались возможностью часто беседовать с Учителем К.Х. так, чтобы это тщательно скрывалось от Е.П. Блаватской; это устраивалось на высших планах самим Учителем, равно как и на низших благодаря нашей собственной тщательной секретности. Нам было сказано, что если бы она узнала о предоставленных нам личным привилегиям, её оккультные силы позволили бы ей вмешаться так, чтобы продолжение этого общения оказалось под угрозой.

Это соглашение было нарушено лишь тогда, когда мы совсем разорились, к чему я должен буду вернуться позже, что сделало его продолжение невыполнимым практически. В конце концов мне удалось устроить Ледбитера в лондонский офис «Пайонира», газеты, редактором которой я был раньше в Индии, а Раджа, как мы звали его, подрастал на его попечении. По моему мнению, он не смог осуществить тот план, который был у Учителя. Он состоял в том, чтобы позволить мальчику воспользоваться благами западного образования, а потом дать ему вернуться на Цейлон, чтобы там, присоединившись к буддийскому духовенству, он мог бы что-то сделать для реформирования этой группы, тогда переживавшей сильный упадок. Но Ледбитер слишком привязался к мальчику, чтобы исполнять этот план. Постепенно с Раджей познакомились многие из наших друзей, и некоторые из них хотели и были в состоянии оказать ему помощь, в которой он нуждался, чтобы остаться в Англии и даже закончить университет. К тому времени, как он завершил своё образование, он совсем вырос и почти забыл свой родной язык, и с непреодолимой неохотой относился к тому, чтобы вернуться к обычной жизни жителей Цейлона. Так что он постепенно перешел к той деятельности, по которой и стал известен во многих частях света, – стал читать лекции и писать о теософии.

Сейчас уже вряд ли стоит прослеживать подробности последовавшего спора. Следуя тому намёку, что эта тема неприятна Е.П. Блаватской, американский журнал «Пэт», который вёл У.К. Джадж, выступил с нападками на мой памфлет, который вне узкого круга изучающих в Лондонской ложе пока считался прискорбным отходом от ортодоксии, хотя постепенно учение, переданное в нём, стало считаться одним из элементарных и общеизвестных моментов теософических знаний, и теперь изучающие теософию настолько привыкли к этой идее, что едва ли осознают, что она впервые забрезжила перед нами при упомянутых мною обстоятельствах. Но несмотря на его правду и простоту, она, как я сказал, не получила любезного приёма у Е.П. Блаватской, которая, как я показывал в других случаях, неохотно приветствовала оккультную информацию, пришедшую через другие каналы. Позже, когда я в книге «Принцип действия месмеризма» попробовал истолковать некоторые из высших явлений месмеризма, мне пришлось использовать информацию, полученную мною относительно высшего Я, а критика этой книги, исходившая от преданных последователей Е.П. Блаватской, отвергала эту теорию как расходящуюся с её учением. Я теперь упоминаю это лишь потому, что это предоставляет мне возможность показать, как прекрасно мы с женой сотрудничали во всём, что касалось нашей работы в интересах теософии. Как я говорил ранее, помощь и сочувствие моей жены, вкупе с моим более заметным вкладом в работу, имели исключительную ценность в течение всего этого предприятия, но это нечасто проявлялось публично. Однако в том случае, с которым я сейчас имею дело, эта помощь приняла публичную форму. Обзоры моей книги о месмеризме появились в журнале Блаватской «Люцифер» и журнале м-ра Джаджа «Пэт», выходившем в Америке; моя интерпретация некоторых из более тонких проявлений месмеризма требовала упоминания о высшем Я, и к ней соответственно отнеслись там презрительно. Моя жена встала на защиту моей позиции и написала статью для августовского номера «Люцифера» за 1892 г., так хорошо обоснованную и представлявшую такую тщательную подготовку, что я перепечатываю её здесь, дабы читатели могли в некоторой мере осознать степень постижения ею учения, передать которое было нашей задачей.

Дэвис в своём переводе те же стихов передаёт эту идею в весьма похожих терминах:

В своей автобиографии Анни Безант на последних нескольких страницах говорит о своём приходе к теософии и своих отношениях с Е.П. Блаватской. Она никогда не знала С.Д. в бурные периоды её жизни, познакомившись с ней лишь в 1889 году, когда та комфортно расположилась на Лэндсдаун роуд, будучи окружена поклонниками. В этих спокойных условиях она естественно была рада за заручиться поддержкой Безант великого дела теософии, которому та всегда была готова служить по-своему, даже теми средствами, которые осудила бы ''западная мораль'', которую она открыто презирала, при этом стремясь поддерживать в себе высшие качества своего характера, свидетельств которого в избытке.

За то время, пока Анни Безант с ней жила – на протяжении последних двух лет её жизни – ни я, ни моя жена, с нею не виделись. Мы были в тесном контакте с самим Учителем К.Х. благодаря лично организованной связи, и как я уже объяснял, были строго им предупреждены охранять её от любого возможного вмешательства Блаватской. Так что результатом этого стало полное прекращение наших когда-то близких отношений.

Я так никогда и не узнал, какие странные сказки она придумывала, чтобы удерживать Безант от знакомства с нами, которого та, она естественно, желала, когда примкнула к теософическому движению. В своей автобиографии она описывает, как задолго до знакомства с Блаватской она исследовала все виды оккультных идей – «И вот в темноте блеснул луч света – “Оккультный мир” Синнетта с чудесно озаряющими письмами».

Когда Безант присоединилась к нашей группе, она впервые близко познакомилась с Ледбитером, чьи замечательные способности ясновидения оказали неоценимую помощь в наших исследованиях. На тот момент она уже была исключительно предана сотрудничеству с нами. Как я уже упоминал, я нашёл ему заработок в лондонском офисе «Пайонира», но в конце концов, по мере того, как Безант стала его ценить, она захотела взять его штат команды, работавшей на Авеню роуд. Она была окружена там группой молодых людей, отождествлявших себя с ложей Блаватской, некоторые из которых вполне процветали и обладали значительными средствами. Ледбитеру сделали предложение – если он бросит свою работу в «Пайонире», придёт в жить в дом на Авеню роуд и посвятит себя помощи тамошней группе в их исследованиях, то он будет обеспечен адекватным доходом – я не помню, какой точно была сумма, которую ему гарантировали. Ради справедливости к нему я должен сказать, что первым его ответом было, что он предоставит право решать мне, и если бы я отказался одобрить эту договорённость, я уверен, что он бы принял моё решение. Но я чувствовал, что мог дать только один ответ. Я был уверен, что он предпочёл бы план с Авеню роуд любому другому жизненному пути, и я согласился. Я знал, что эта перемена значила бы большую потерю для нас в Лондонской ложе, но это надо было перенести. Первоначальная идея была в том, что Ледбитер сможет продолжать посещать собрания нашей группы, но естественно, его интерес к этому со временем угас. Я не могу найти точную дату этого изменения, но это было где-то в 1890-х.

Вскоре у Теософического Общества начались серьёзные неприятности. Их нельзя считать относящимися к раннему периоду, так что будет необходимо лишь очень кратко набросать ход этих событий. На протяжении нескольких лет Ледбитер путешествовал с лекциями по Америке и Австралии. Из Америки нашей страны достигли неприятные истории о том, что он виновен в неподобающем поведении с мальчиками, доверенными ему в качестве учеников. Обвинения в особенности касались инструкций, которые он более или менее тайно давал им, чтобы притушить их желание к обычным половым сношениям. Те, кто были склонны толковать их в самом худшем смысле, воображали, что они указывают на ещё более шокирующие посягательства. Олкотт, который был тогда в Париже, приехал в Лондон, чтобы расследовать обвинения и созвал собрание из видных теософов, чтобы посоветоваться с ними, какому порядку действий нужно следовать. Ледбитер, который сам присутствовал, не отрицая, что давал этим мальчикам вышеупомянутые инструкции, с презрением отверг все другие порочащие его намёки.