Наследие Е.П.Б.: Труды • Письма • Альбомы • Произведения с участием • Изображения • Биография • Цитаты | дополнения – вопросы – исправления – доделать
| Информация о произведении | |
|
Сила предрассудков
(английский: Helena Petrovna Blavatsky, Force of Prejudice) (июль 1889) Публикации:
Читать оригинал: Внешние ссылки:
ДАННЫЕ Название для ссылок: Блаватская Е.П. - Сила предрассудков Доделать: Добавить Ё | |
Мир, заполненный вещами, окружает нас.
На него глядят веками мириады глаз.
В каждой вещи видит каждый что-нибудь свое,
А иной и вовсе скажет, будто нет ее.
Страсть слепит. С воображеньем тоже много бед:
Видишь то, чего в помине не было и нет.
Послания разным людям (Моральные очерки).
Послание I, Ричарду Темплу, виконту Кобхэму.
«Разумеется, путь от невежества к знанию гораздо легче и короче, чем путь к знанию от заблуждения», — говорит Джердан.
Да и кто в наше время, когда одна религия не может смотреть на другую без зубовного скрежета, когда всевозможным сектам уже потерян счет, а разномастные и разнокалиберные «измы» и «исты» отплясывают друг у друга на головах немыслимое фанданго под ритмичный аккомпанемент изрыгающих взаимные проклятия языков, заменяющих им кастаньеты, — кто сейчас найдет в себе мужество признать собственные ошибки? Но они никак не могут быть правы все сразу. И уж тем более нельзя объяснить никакими доводами разума то упорство, с каким люди цепляются за мнения, которые большинство из них восприняло из чужих рук, а не сформулировало самостоятельно, при этом демонстрируя непримиримо враждебное отношение ко всем прочим мнениям, которые составил для себя кто-то еще!
Наилучшим подтверждением этой истины может служить вся предшествующая история теософии и Теософского Общества. Это вовсе не означает, что люди не стремятся к новшествам или что они не приветствуют прогресс и развитие мысли. Наш век жаждет воздвижения новых идолов, так же как и ниспровержения старых богов, и готов оказать радушный прием новым идеям, так же как и выбросить без всякого сожаления те, которые представляются ему устаревшими. Эти новые идеи могут быть такими же глупыми, как огурцы в молочном супе, и такими же нежеланными для большинства, как муха, упавшая в вино, предназначенное для причастия, но, если они родились в ученых умах и были признаны «авторитетными», фанатики науки примут их с распростертыми объятиями. Общеизвестно, что в нашем столетии каждый представитель цивилизованного общества — будь он ученым интеллектуалом или же, напротив, тупым невеждою — постоянно стремится к чему-то новому. И в этом стремлении он превосходит даже афинянина павловских времен. Но, к сожалению, новомодные увлечения, до которых охочи люди, и тогда и сейчас имеют мало общего с истиной. Современное общество гордится тем, что живет в эпоху фактов, но в большинстве случаев это всего лишь подтверждения человеческих пристрастий — научных или религиозных. Разумеется, в поиске фактов заинтересованы все — от царственных анклавов науки, уверенных, что судьбы человеческой расы целиком зависят от правильного описания анатомии комариного хоботка, до полуголодного писаки, вышедшего на тропу войны в поисках сенсационных новостей. Но им нужны только те факты, которые поддерживают их собственные предвзятые мнения и предрассудки, и только то, что согласуется с господствующими тенденциями, определяющими стереотипы действия современного разума, вправе рассчитывать на их теплый прием.
Все, что не входит в число этих фактов, каждая новая или старая идея — невыгодная или по тем или иным таинственным причинам неприятная для господствующих «измовских» авторитетов — очень скоро на собственной шкуре ощутит свою непопулярность. Поначалу на нее просто косятся или смотрят, удивленно вскинув брови; затем ее начинают подчеркнуто и почти всегда априорно игнорировать, а заканчивается все тем, что ей per secula seclorum отказывают даже в просто беспристрастном слушании. Люди начинают судачить о ней: каждая фракция — сообразно собственным предрассудкам и специфическим пристрастиям. И каждая группировка норовит исказить ее на свой собственный лад: взаимно ненавидящие друг друга фракции даже берут на вооружение изобретенные друг другом фальшивки, чтобы вернее уничтожить непрошенного гостя. И в конечном счете все они дружно и остервенело набрасываются на самозванца, нанося ему удары со всех сторон.
Так действуют все религиозные измы, а вкупе с ними и все независимые общества: научные, вольнодумствующие, агностические или секуляристские. Ни у одного из них нет даже приблизительно верного представления о теософии или об Обществе, которое носит ее имя, более того, ни одно из них даже не удосужилось хотя бы поинтересоваться сущностью первой и деятельностью второго. И все-таки все они считают себя вправе занять место Соломона, чтобы судить ненавистного (возможно, потому, что опасного?) выскочку, каждый — в свете собственных превратных представлений. Но мы вовсе не собираемся останавливаться для того, чтобы увязнуть в перебранке с религиозными фанатиками относительно сущности философии. Мы отвечаем презрением на их нападки, такие, например, как те, что были напечатаны в журнале «Word and Work» [«Слово и Дело»], который говорит о «широком распространении спиритуализма и его втором пришествии под именем теософии» (?), а затем подвергает и то и другое немилосердным ударам закаленной в святой воде кувалды, обвиняя их для начала в «мошенничестве», а после — в связи с дьяволом[1]. Но когда мы видим, что, помимо фанатиков-сектантов, миссионеров и дремучих консерваторов, общераспространенные ошибки и предрассудки начинают разделять такие здравомыслящие и хладнокровные интеллектуальные гиганты, как м-р Брэдло, ситуация становится угрожающей.
В самом деле, ситуация настолько серьезна, что побуждает нас решиться на вежливый, но решительный протест, который мы публикуем на страницах нашего журнала — пожалуй, единственного печатного органа, который готов напечатать все, что мы хотим сказать. Наша задача облегчается тем, что м-р Брэдло только что опубликовал свой взгляд на теософию в статье «Небольшое пояснение», занявшей полстолбца в его «National Reformer» [«Национальный реформатор»] за 30 июня. В ней мы обнаружили с полдюжины наиболее досадных заблуждений, которые общественное мнение связывает ныне с теософами. Мы публикуем эту статью in extenso, поскольку она говорит сама за себя и объясняет причины недовольства автора. Те пассажи, которые мы намерены опровергнуть, выделены курсивом.
Небольшое пояснение
Рецензия на книгу мадам Блаватской, напечатанная в последнем номере «National Reformer», и опубликованное в «Sun» объявление принесли мне несколько писем, посвященных теософии. Меня просят объяснить, что такое теософия и как я сам к ней отношусь. Слово «теософ» имеет древнее происхождение, в свое время его использовали неоплатоники. Согласно тексту словаря, в своем новом значении оно обозначает того, «кто претендует на знание Бога или законов природы, достигаемое через внутреннее просветление». Атеист, таким образом, не может быть теософом. Деист — может. Монист не мог бы стать теософом, поскольку теософия предполагает, по меньшей мере, дуализм. Современная теософия, следуя заявлениям самой мадам Блаватской, напечатанным в номере за прошлую неделю, утверждает много такого, во что я сам не верю, и выдает за истину некоторые вещи, которые я считаю заблуждением. У меня до сих пор не было возможности прочесть два тома, изданные мадам Блаватской, но за последние десять лет я прочел немало публикаций, принадлежащих ей самой, полковнику Олькотту и другим теософам. Мне они представляются попыткой реабилитировать некую разновидность спиритуализма, облаченную в восточную фразеологию. Многие их утверждения мне кажутся не соответствующими действительности, а их аргументы — несостоятельными. Я очень сожалею о том, что моя коллега и сотрудница — довольно неожиданно и даже не посоветовавшись со мною — приняла за факты то, что выглядит, на мой взгляд, таким же нереальным, как и всякая фантазия. И мое сожаление еще более усугубляется тем обстоятельством, что миссис Безант, как мне известно, очень преданна всякому делу, которое она считает правильным и справедливым. Я знаю, что она всегда со всею серьезностью отстаивает те взгляды, которые сама разделяет, и потому меня одолевают самые мрачные предчувствия, когда я думаю о дальнешем развитии ее теософских взглядов. Редакторская политика данного издания остается неизменной, а именно — неодобрительной по отношению ко всем формам теософии. Я предпочел бы в дальнейшем не касаться этой темы, поскольку публичное выражение несогласия с мнением миссис Безант и с ее увлечением социализмом неизбежно причинит боль нам обоим, но, прочитав ее статью и публичное уведомление о вступлении в теософскую организацию, я чувствую, что обязан четко сформулировать свою позицию — хотя бы ради тех, кто обратился ко мне в надежде получить конкретные разъяснения.
Разумеется, мы не станем пытаться склонить м-ра Брэдло — этого убежденного материалиста и атеиста — к нашему пантеизму (а истинная теософия — это именно пантеизм). Точно так же мы ни словом, ни делом не пытались обратить в свою веру миссис Безант. Она присоединилась к нам исключительно по собственной воле и желанию, хотя не станем скрывать, что это ее решение несказанно обрадовало всех искренних теософов, а лично нам доставило удовольствие, которого мы не испытывали на протяжении уже довольно долгого времени. А потому мы просто хотели бы воззвать к чувству справедливости и общепризнанной честности м-ра Брэдло и доказать ему, что он неправ — по крайней мере в том, что касается воззрений полковника Олькотта и автора этих строк, а также его трактовки термина «теософия».
Было бы достаточно сказать, что если бы м-р Брэдло — этот вождь секуляризма — потрудился ознакомиться с Уставом нашего Общества, то понял бы, что, вступи он прямо сейчас в Теософское Общество, ему не пришлось бы при этом ни на йоту отступать от своих секуляристских взглядов. Сейчас в нашем Теософском Обществе есть атеисты и похлеще, чем он сам когда-либо был или может стать, а именно — индусы, принадлежащие к некоторым всеотрицающим сектам. М-р Брэдло верит в месмеризм, во всяком случае, он сам обладает недюжинными целительскими способностями и потому не может отрицать факт присутствия в некоторых людях определенных мистических сил; в то время как индусы из упомянутых сект просто пожали бы плечами и рассмеялись, заговори он с ними о месмеризме или хотя бы о гипнотизме. Членство в Теософском Обществе ни от кого не требует отказа от прежних религиозных, антирелигиозных, политических, философских или научных взглядов. Наше Общество — не сектантская и вообще не религиозная организация, но просто группа лиц, посвятивших себя поиску истины, где бы оная ни проявлялась. Миссис Анни Безант была абсолютно права, когда писала в том же номере «National Reformer», что Теософское Общество преследует три цели:
- Создать Вселенское Братство без различия расы или вероисповедания; поощрять изучение арийской литературы и философии; изучать необъясненные законы природы и скрытые в человеке психические способности. В своих религиозных воззрениях члены Общества сохраняют полную свободу. Основатели Общества отвергают идею персонифицированного Бога; а в качестве взгляда на Вселенную теософия предлагает некую утонченную форму пантеизма, но и она не навязывается никому из теософов.
К этому миссис Безант добавляет, подтверждая свои слова собственной подписью, что, хотя у нее и не было возможности перечислить на страницах «National Reformer» все причины ее вступления в Теософское Общество, она тем не менее:
- ...не намерена скрывать тот факт, что данная форма пантеизма обещает, как мне кажется, разрешить некоторые проблемы, в особенности психологические, к которым атеизм даже не приближается.
Мы от всей души надеемся, что она не будет разочарована.
Вторая цель Теософского Общества, а именно эзотерическая интерпретация восточной философии, уже помогла разрешить многие проблемы тем, кто серьезно относится к ее изучению. И только те, которые, не будучи от природы мистиками, опрометчиво бросаются в изучение неисследованных психических способностей, скрытых в каждом человеке (включая самого м-ра Брэдло), движимые амбициозностью, любопытством или просто тщеславием, как правило, терпят фиаско, а потом обвиняют Теософское Общество в своем собственном провале.
Так что же, в таком случае, может помешать самому м-ру Брэдло вступить в Теософское Общество? Попробуем подробно проанализировать этот вопрос.
Возможно, м-р Брэдло не может симпатизировать возвышенной идее Вселенского Братства человечества потому, что он индивидуалист и английский радикал старой школы? Но общеизвестная доброта его сердца, не вызывающее сомнений человеколюбие и его непрестанные усилия, направленные на помощь страждущим и угнетенным, свидетельствуют, что на практике он следует совершенно иным установкам, каковы бы ни были его теоретические воззрения на этот счет. Однако даже если он намерен стойко придерживаться этих теоретических убеждений, невзирая на собственную практику, то требовать от него немедленного признания первой цели Теософского Общества никто не станет. К сожалению, некоторые члены нашего Общества так же мало симпатизируют этому высокому, хотя и, возможно, несколько утопичному (для м-ра Брэдло) идеалу, как, предположительно, и он сам. Но никто никого не обязывает одинаково разделять все три наши цели: достаточно признавать одну из них и не иметь возражений против двух остальных, чтобы быть допущенным в Теософское Общество.
Или же ему мешает то, что он атеист? Но начнем с того, что мы не согласны с цитируемым им по тексту словаря «новым значением» слова «теософ», определяющим последнего как претендента «на знание Бога». Никто не может утверждать, что знает «Бога» — абсолютный и непознаваемый универсальный Принцип, а в персонифицированного бога восточные теософы (а значит и Олькотт и Блаватская) не верят. А если м-р Брэдло скажет, что мы цепляемся к словам, мы ответим ему так: теософия, по сути своей, означает знание не «Бога», но богов, то есть божественное, так сказать, сверхчеловеческое, знание. Полагаем, м-р Брэдло не станет утверждать, что человеческое знание охватывает абсолютно все во Вселенной и что за пределами человеческого сознания нет и не может быть никакой мудрости.
И почему это монист не может быть теософом? И почему теософия предполагает, по меньшей мере, дуализм? Теософия учит более строгому и более масштабному монизму, нежели секуляризм. Монизм последнего можно назвать материалистическим и кратко сформулировать следующим образом: «Слепая сила и слепая материя, венцом развития которых становится мышление». Но это, да простит меня м-р Брэдло, ублюдочный монизм. Монизм теософии — истинно философичен. Мы считаем Вселенную единой по своей сути и происхождению. И хотя мы говорим о Духе и Материи как о двух ее полюсах, мы в то же время настаиваем на том, что противоположными они представляются только с точки зрения человеческого, майявического (то есть иллюзорного) сознания.
Таким образом, мы рассматриваем дух и материю как единые в своей сути, а не как непримиримые и четко разграниченные противоположности.
И где же те «вещи», которые представляются господину Брэдло «такими же нереальными, как и всякая фантазия»? Мы можем лишь надеяться, что он имеет в виду не те физические феномены, которые западный разум стал отождествлять с теософической философией, к несчастью для нас. Ибо, какими бы реальными ни были эти проявления (а это было действительно нечто большее, чем просто «шарлатанские фокусы»), даже самые лучшие из них все равно остаются не более чем психологическими иллюзиями — как их всегда называла и продолжает называть автор этих строк, к великому неудовольствию многих своих феноменолюбивых друзей. Все эти «нереальности» были хороши как игрушки в пору младенчества теософии, но теперь мы можем заверить м-ра Брэдло в том, что, если все его секуляристы вдруг решат вступить в Теософское Общество, от них никто не потребует непременно уверовать в реальность этих феноменов, пусть даже м-р Брэдло сам производит подобные «нереальные», но благотворные «иллюзии» в своих месмерических исцелениях, о которых мы так много слышали. И конечно же, редактор «National Reformer» вряд ли станет называть «нереальными» возвышенные этические аспекты теософии, благотворное влияние которых прослеживается в основной массе теософов, исключая скандальное и клевещущее меньшинство. Опять же, вряд ли он станет отрицать облагораживающее и ободряющее влияние таких учений, как карма и перевоплощение, позволяющих решить многие социальные проблемы, до сих пор не находившие решения.
Секуляристы любят говорить о науке как о «спасительнице человечества» и потому должны приветствовать новые факты и прислушиваться к новым теориям. Но готовы ли они к тому, чтобы обратить внимание на теории и принять факты, исходящие от рас, которые они, в своей гордости, называют упадочными? Ведь они не только не могут рассчитывать на благословение ортодоксальной западной науки, но и сформулированы необычным языком и подкреплены рассуждениями, не вписывающимися в рамки индуктивной системы, незаконно узурпировавшей власть над западным мышлением.
Если секуляристы желают оставаться последовательными материалистами, им поневоле придется исключить из сферы своих исследований более половины вселенной, а именно ту ее часть, которая включает в себя ментальные феномены, особенно те, что сравнительно редки и рассматриваются как природные аномалии. Или же они воображают, будто в психологии — самой молодой из наук — все уже известно? Взгляните хотя бы на Общество Психических Исследований с его кембриджскими светилами — этими жалкими потомками Генри Мора! — как неистовы, но тщетны их усилия, единственным результатом которых является пока только лишь еще более усугубившаяся путаница. А почему? Да потому, что они, по недомыслию своему, вознамерились исследовать и объяснить психические феномены, исходя из одних лишь физических законов. Ни один западный психолог до сих пор не смог дать убедительного объяснения даже такому простейшему феномену сознания, как чувственное восприятие. А такие ментальные и психические проявления, как передача мыслей, гипнотизм, внушение и многие другие прежде и вовсе считались сверхъестественными либо происками дьявола и лишь совсем недавно были признаны естественными феноменами. Но ведь «нереальности», о которых толкует м-р Брэдло, — это те же самые, только в десять раз более интенсивно действующие силы. И если их используют те, кто унаследовал тысячелетние традиции изучения и применения этих сил, а также исследования их законов и образа действия, то стоит ли удивляться тому, что они дают эффект — непостижимый для науки, но сверхъестественный только в глазах невежд.
Восточные мистики и теософы верят в чудеса не более, чем секуляристы; так для чего же называть их науку суеверной?
И почему открытия, сделанные на основе этой науки, и законы, сформулированные в результате строгих и аккуратных исследований, следует считать «реабилитацией спиритуализма»?
Исторически установлено, что Европа обязана возрождением своей цивилизации и культуры после разрушения Римской империи восточному влиянию. Испанские арабы и константинопольские греки принесли с собою лишь то, что позаимствовали у народов, живущих гораздо дальше на восток. Даже слава классической эпохи произрастает из тех семян, которые греки принесли из Египта и Финикии. Отдаленные — так называемые допотопные — предки египтян и брахманических арийцев отделились некогда от того же самого ствола. У науки, конечно же, имеется собственный взгляд на генеалогическую и этнологическую последовательность событий, но и он никоим образом не опровергает тот факт, что каждый росток цивилизации, взращенный и адаптированный на собственный манер западными народами, был завезен с Востока. Почему же тогда английские секуляристы и вольнодумцы, коим, как мы знаем, не свойственно гордиться воображаемым происхождением от десяти исчезнувших племен, — почему они в большинстве своем так скептически относятся к возможности поступления новых знаний с того же самого Востока, ставшего некогда колыбелью их собственной расы? И почему те, кто, казалось бы, должен быть выше всяких предрассудков, фанатизма и косности — этих эксклюзивных прерогатив религиозных организаций, — те, кто ратует за свободу мышления и кому немало пришлось пострадать за это от рук фанатиков, почему — спрашиваем мы, недоуменно воздевая руки к небу, — эти люди с такой готовностью поддаются тем же самым предрассудкам, которые они столь яростно обличают?
Этот и многие другие аналогичные примеры со всей очевидностью подтверждают право Теософского Общества на честное и беспристрастное слушание, а еще доказывают, что из всех ныне существующих «измов» и «истов» только наша организация полностью и абсолютно свободна от всякой нетерпимости, догматизма и предрассудков.
И действительно, Теософское Общество является единственной в своем роде организацией, раскрывающей объятия навстречу всем и каждому, но никому не навязывающей собственные фундаментальные верования, оставляя их едино лишь для небольшой внутренней группы теософов, именуемой Эзотерической Секцией. Оно поистине универсально по своему духу и структуре. Оно не одобряет и не признает никакого неравенства и никаких предубеждений. Только в Теософском Обществе все люди могут объединиться ради совместного поиска истины — на основе, исключающей любого рода догматизм, сектантство, межпартийную ненависть и взаимную неприязнь, ибо, подбирая зернышко истины там, где ему удастся его найти, Теософское Общество терпеливо ждет, когда облекающие его плевелы осыплются сами собой. Оно знает и называет (и, следовательно, старается исключить из своих рядов его представителей) только одного врага, являющегося врагом для всех, а именно римский католицизм, и все из-за его тайны исповеди. Но даже это исключение касается едино лишь его внутренней группы, по причинам столь очевидным, что нам нет нужды напоминать о них.
Теософия монистична вдоль и поперек. Она ищет единую Истину во всех религиях, во всех науках, во всяком опыте и во всех системах мышления. Можно ли представить себе цель более благородную, более всеобъемлющую и более универсальную?
Увы, мир еще не научился рассматривать теософию именно в таком свете, а потому необходимость освобождения хотя бы лучших умов англоязычных стран от предрассудков, основательно засоривших их, подобно плевелам, стараниями наших беспринципных недругов, ощущается сейчас как никогда остро. Стремление очистить эти умы от подобного рода заблуждений и более четко и ясно сформулировать сущность и предназначение теософии побудило автора этих строк написать небольшую книгу под названием «Ключ к теософии», которая уже отправлена в печать и скоро выйдет в свет. В ней изложены в форме диалога все распространенные заблуждения и возражения против теософии и ее учений и наши контраргументы — только более подробно и обстоятельно, нежели в данной статье. Автор полагает своим долгом отправить один из первых ее экземпляров не просто редактору «National Reformer», но м-ру Брэдло лично. Зная его и уважая на протяжении долгих лет, мы не допускаем даже мысли о том, что наш новый критик последует примеру большинства редакторов, светских и церковных, и осудит нашу книгу по убеждению, даже не раскрывая ее страниц, но просто по причине непопулярности ее автора и рассматриваемого в ней предмета.
Из этой книги явствует, что главной заботой теософа являются поиск Истины и изучение тех проблем Человека и Природы, которые по сей день остаются загадкой, но завтра могут стать известными науке. Неужели м-р Брэдло станет возражать против этого? Неужели его суждение относится к категории тех, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не подлежат пересмотру? «Это должно стать вашей верой и убеждением, а потому никакие исследования не нужны», — гласит римско-католическая заповедь. Но ей никак не могут следовать секуляристы, если они желают оставаться верными своим собственным лозунгам.
Сноски
- ↑ «Многие из тех, — добавляет все тот же журнал, — кто знаком со спиритуалистическими претензиями гораздо лучше, чем мы, убеждены в том, что в некоторых случаях сообщения действительно поступают из мира духов. Однако у нас нет никаких сомнений на счет того, откуда поступают сообщения во всех подобных случаях. Они поступают, конечно же, не сверху, а снизу». O Sancta Simplicitas, эти люди все еще верят в дьявола: возможно, потому, что часто видят в зеркале отражение собственных лиц.