Изменения

Мы не станем сегодня задаваться вопросами о том, какова природа этого различия [между душой и духом – ''перев''.] и связано ли оно с какими-то состояниями или сущностями; является ли феноменальное сознание — то есть сознание ума — просто внешним состоянием единого и неделимого ''эго'' или своим происхождением и природой оно обязано какому-то совершенно иному принципу: если, с одной стороны, дух, то есть бессмертная наша часть, имеет божественное происхождение, то, с другой стороны, наши чувства и понимание вместе с относящимся к ним сознанием — “ахамкарой” — происходят из некой Мировой души, ''Anima Mundi'', или “пракрити”, как она именуется в философии санкхья.  

Мы не станем сегодня задаваться вопросами о том, какова природа этого различия [между душой и духом – ''перев''.] и связано ли оно с какими-то состояниями или сущностями; является ли феноменальное сознание — то есть сознание ума — просто внешним состоянием единого и неделимого ''эго'' или своим происхождением и природой оно обязано какому-то совершенно иному принципу: если, с одной стороны, дух, то есть бессмертная наша часть, имеет божественное происхождение, то, с другой стороны, наши чувства и понимание вместе с относящимся к ним сознанием — “ахамкарой” — происходят из некой Мировой души, ''Anima Mundi'', или “пракрити”, как она именуется в философии санкхья.  

Я сочту, что самые смелые мои ожидания с избытком удовлетворены, если хоть какие-то из высказанных здесь соображений прольют чуть больше света на суть этой великой проблемы. Может быть, уже сам простой факт несовместимости всего, что свойственно временному ''эго'', с условиями наивысшей жизни – если только это можно наглядно показать – заставит вас посмотреть на это ''эго'' как на Искупителя, который и в самом деле должен рождаться внутри нас именно ради спасения и бессмертия нашего, а не просто как на некий принцип, глубоко спрятанный, составляющий самый центр нашей феноменальной жизни и неотделимый от неё. Может быть, в свете этих размышлений нам удастся уничтожить ту непреодолимую пропасть, что пролегает между ощущением себя как “я” и существующим представлением о его случайности, то есть признанием того, что само по себе сознание, если оно неспособно связать себя с наивысшим принципом, ещё не может служить гарантией вечного бытия для индивидуальности.  

Самые смелые мои ожидания будут вполне удовлетворены, если хоть какие-то из высказанных здесь соображений прольют чуть больше света на суть этой великой проблемы. Может быть, уже сам простой факт несовместимости всего, что свойственно временному ''эго'', с условиями наивысшей жизни – если только это можно наглядно показать – заставит вас посмотреть на это ''эго'' как на Искупителя, который и в самом деле должен рождаться внутри нас именно ради спасения и бессмертия нашего, а не просто как на некий принцип, глубоко спрятанный, составляющий самый центр нашей феноменальной жизни и неотделимый от неё. Может быть, в свете этих размышлений нам удастся уничтожить ту непреодолимую пропасть, что пролегает между ощущением себя как “я” и существующим представлением о его случайности, то есть признанием того, что само по себе сознание, если оно неспособно связать себя с наивысшим принципом, ещё не может служить гарантией вечного бытия для индивидуальности.  

А осознать его [личного эго – ''перев''.] имманентную ничтожность мы сможем не иначе, как через анализ индивидуальности, считающейся источником всех наших чувств, мыслей и действий. И только когда, реально ощутив, мы признаем это как факт, мы с полным пониманием сможем отнестись и к “жёстким словам”, высказанным нашим священным авторитетом, – к словам, призывающим нас “умереть для самих себя” и провозглашающим необходимость нового – подлинного – рождения. Эта концепция мистической смерти-рождения красной нитью проходит через любое глубокое религиозное учение, но в том-то и заключается различие между обычным религиозным умом и духовной интуицией, что первый стремится толковать эти слова лишь как чисто фигуральные выражения или старается, по сути дела, не замечать их вовсе.

А осознать его [личного эго – ''перев''.] имманентную ничтожность мы сможем не иначе, как через анализ индивидуальности, считающейся источником всех наших чувств, мыслей и действий. И только когда, реально ощутив, мы признаем это как факт, мы с полным пониманием сможем отнестись и к “жёстким словам”, высказанным нашим священным авторитетом, – к словам, призывающим нас “умереть для самих себя” и провозглашающим необходимость нового – подлинного – рождения. Эта концепция мистической смерти-рождения красной нитью проходит через любое глубокое религиозное учение, но в том-то и заключается различие между обычным религиозным умом и духовной интуицией, что первый стремится толковать эти слова лишь как чисто фигуральные выражения или старается, по сути дела, не замечать их вовсе.