Изменения

Наша Земля зародилась в незримых безднах, в лоне той же самой "Матери", что и все остальные её глобосферы— и поэтому тот, кто овладеет тайнами нашей Земли, овладеет и тайнами всех остальных.  

Наша Земля зародилась в незримых безднах, в лоне той же самой "Матери", что и все остальные её глобосферы— и поэтому тот, кто овладеет тайнами нашей Земли, овладеет и тайнами всех остальных.  

Эзотерическая космология неразрывными узами связана и с философией, и с современной наукой, что бы по этому поводу ни говорили неведение, гордыня и фанатизм. Боги древних эпох, монады — в понимании от Пифагора до Лейбница, — и те атомы, о которых говорят современные материалистические школы (в том виде, в каком их идеи были заимствованы из теорий древнегреческих атомистов) образуют собою не что иное, как некое сложное гармоничное единство, внутренне структурированную (иерархизированную) единицу — вроде того, как и человеческая конструкция начинается с тела и заканчивается духом. В оккультных науках они могут исследоваться по отдельности, но полностью поняты они могут быть лишь в том случае, если будут рассматриваться во всём их взаимодействии на протяжении жизненного цикла и пониматься как мировое единство в периоды ''пралайи''.  

Эзотерическая космология неразрывными узами связана и с философией, и с современной наукой, что бы по этому поводу ни говорили неведение, гордыня и фанатизм. Боги древних эпох, монады — в понимании от Пифагора до Лейбница, — и те атомы, о которых говорят современные материалистические школы (в том виде, в каком их идеи были заимствованы из теорий древнегреческих атомистов) образуют собою не что иное, как некое сложное гармоничное единство, внутренне структурированную (иерархизированную) единицу — вроде того, как и человеческая конструкция начинается с тела и заканчивается духом. В оккультных науках они могут исследоваться по отдельности, но полностью поняты они могут быть лишь в том случае, если будут рассматриваться во всём их взаимодействии на протяжении жизненного цикла и пониматься как мировое Единое в периоды ''пралайи''.  

Ля-Плюш, несмотря на всю свою искренность, оставляет впечатление неглубокого философа, когда излагает собственную точку зрения на монаду, или математическую точку. "Какой-то одной точки", — говорит он, —

Ля-Плюш, несмотря на всю свою искренность, оставляет впечатление неглубокого философа, когда излагает собственную точку зрения на монаду, или математическую точку. "Какой-то одной точки", — говорит он, —

никогда не служила "иллюстрацией единства божественной эссенции",<ref>Там же: "У этих мудрецов монада символизировала собой престол Всемогущего Божества, расположенный в центре райских небес для обозначения В.А.В., сотворившего и сохраняющего всё сущее. Такая расстановка символически выражалась иерограммой в виде точки, вписанной в круг или равносторонний треугольник, также и для иллюстрации единства божественной эссенции . . ." — p. 36 (''SDR'', TUP). </ref> так как последняя обозначалась плоскостью безграничного круга. На самом деле в данном случае речь шла о триединой совечной природе, образованной из первой дифференцированной субстанции, то есть о ''единосущности'' (проявленного) духа, материи и вселенной — их "сына", возникшего из точки (истинного эзотерического {{Стиль С-Капитель|Логоса}}), то есть из {{Стиль С-Капитель|монады}} Пифагора.  

никогда не служила "иллюстрацией единства божественной эссенции",<ref>Там же: "У этих мудрецов монада символизировала собой престол Всемогущего Божества, расположенный в центре райских небес для обозначения В.А.В., сотворившего и сохраняющего всё сущее. Такая расстановка символически выражалась иерограммой в виде точки, вписанной в круг или равносторонний треугольник, также и для иллюстрации единства божественной эссенции . . ." — p. 36 (''SDR'', TUP). </ref> так как последняя обозначалась плоскостью безграничного круга. На самом деле в данном случае речь шла о триединой совечной природе, образованной из первой дифференцированной субстанции, то есть о ''единосущности'' (проявленного) духа, материи и вселенной — их "сына", возникшего из точки (истинного эзотерического {{Стиль С-Капитель|Логоса}}), то есть из {{Стиль С-Капитель|монады}} Пифагора.  

Термин "''монас''"<ref>μoνάς, единица, монада (греч.).</ref> у греков служил для обозначения понятия "единица" в её первичном, главном смысле. Тот, кто не в состоянии уловить разницу между понятием "монада" как "всемирная единица" и понятием "''монады''" (во множественном числе) как "проявленное единство", а также различие между понятиями "вечно сокрытый" и "проявленный" {{Стиль С-Капитель|Логос}} (''Слово''), тот должен навсегда забыть философию и тем более эзотерические науки.  

Термин "''монас''"<ref>μoνάς, единица, монада (греч.).</ref> у греков служил для обозначения понятия "единица" в её первичном, главном смысле. Тот, кто не в состоянии уловить разницу между понятием "монада" как "всемирная единица" и понятием "''монады''" (во множественном числе) как "проявленное единое", а также различие между понятиями "вечно сокрытый" и "проявленный" {{Стиль С-Капитель|Логос}} (''Слово''), тот должен навсегда забыть философию и тем более эзотерические науки.  

Просвещённому читателю вряд ли нужно напоминать о кантовском ''тезисе'', служащем для устранения его второй ''антиномии''.'''[1]''' Те, кто читал и понял эту книгу, легко увидят, что мы проводим чёткую разницу между ''абсолютно идеальной'' вселенной и невидимым — хотя и проявленным — космосом. Наши боги и монады вовсе не являются элементами собственно ''протяжённого'' пространства, они представляют собой элементы лишь той невидимой реальности, которая служит фундаментом для проявленного космоса. Ни эзотерическая философия, ни Кант, ни Лейбниц никогда не утверждали, что протяжённое пространство может состоять из простых, то есть лишённых протяжённости, частей.  

Просвещённому читателю вряд ли нужно напоминать о кантовском ''тезисе'', служащем для устранения его второй ''антиномии''.'''[1]''' Те, кто читал и понял эту книгу, легко увидят, что мы проводим чёткую разницу между ''абсолютно идеальной'' вселенной и невидимым — хотя и проявленным — космосом. Наши боги и монады вовсе не являются элементами собственно ''протяжённого'' пространства, они представляют собой элементы лишь той невидимой реальности, которая служит фундаментом для проявленного космоса. Ни эзотерическая философия, ни Кант, ни Лейбниц никогда не утверждали, что протяжённое пространство может состоять из простых, то есть лишённых протяжённости, частей.  

{{Стр| 615 |ПРОСТРАНСТВО, СИЛА И МАТЕРИЯ}}

{{Стр| 615 |ПРОСТРАНСТВО, СИЛА И МАТЕРИЯ}}

Это трансцендентальное применение геометрии к космической и божественной теогонии — альфа и омега мистического миропонимания — оказалось сужено после Пифагора Аристотелем. Отбросив точку и круг, не придавая никакого значения вершине, он резко ограничил метафизический смысл всей идеи, сведя эту обширнейшую доктрину лишь к учению о простой {{Стиль С-Капитель|триаде}} — ''линии'', ''плоскости'' и ''фигуре''. Его сегодняшние последователи, играющие в идеализм, истолковывают эти три геометрические фигуры как пространство, силу и материю — "потенции взаимодействующего единства".'''[1]'''  

Это трансцендентальное применение геометрии к космической и божественной теогонии — альфа и омега мистического миропонимания — оказалось сужено после Пифагора Аристотелем. Отбросив точку и круг, не придавая никакого значения вершине, он резко ограничил метафизический смысл всей идеи, сведя эту обширнейшую доктрину лишь к учению о простой {{Стиль С-Капитель|триаде}} — ''линии'', ''плоскости'' и ''фигуре''. Его сегодняшние последователи, играющие в идеализм, истолковывают эти три геометрические фигуры как пространство, силу и материю — "потенции взаимодействующего Единого".'''[1]'''  

Материалистическая же наука, из всего ''проявленного'' "треугольника" замечающая лишь его основание — материальную плоскость, материальный план, — практически понимает его как (Отца)-{{Стиль С-Капитель|Материю}}, (Мать)-{{Стиль С-Капитель|Материю}} и (Сына)-{{Стиль С-Капитель|Материю}}, а теоретически как материю, силу и корреляцию.  

Материалистическая же наука, из всего ''проявленного'' "треугольника" замечающая лишь его основание — материальную плоскость, материальный план, — практически понимает его как (Отца)-{{Стиль С-Капитель|Материю}}, (Мать)-{{Стиль С-Капитель|Материю}} и (Сына)-{{Стиль С-Капитель|Материю}}, а теоретически как материю, силу и корреляцию.  

[[Файл:Треугольник Пифагора.png|170px|центр]]

[[Файл:Треугольник Пифагора.png|170px|центр]]

А треугольник этот состоит из ''десяти точек'', вписанных в виде пирамиды (от одной сверху до четырёх снизу) в пространстве, ограниченном тремя его сторонами. Это — символ вселенной в виде знаменитой декады (десятерицы) Пифагора. Самая верхняя единственная точка в ряду — это монада, представляющая собой единицу-точку. Это и есть ''то самое'' единство, из которого проистекает всё, и это всё состоит из той же эссенции, что и монада. Все десять точек, заключённых внутри треугольника, изображают собой феноменальный мир, а три стороны равностороннего треугольника, охватывающие собой эту пирамиду точек, обозначают те границы ''ноуменальной'' материи (или субстанции), которые отделяют её от мира Мысли.  

А треугольник этот состоит из ''десяти точек'', вписанных в виде пирамиды (от одной сверху до четырёх снизу) в пространстве, ограниченном тремя его сторонами. Это — символ вселенной в виде знаменитой декады (десятерицы) Пифагора. Самая верхняя единственная точка в ряду — это монада, представляющая собой единицу-точку. Это и есть ''то самое'' Единое, из которого проистекает всё, и это всё состоит из той же эссенции, что и монада. Все десять точек, заключённых внутри треугольника, изображают собой феноменальный мир, а три стороны равностороннего треугольника, охватывающие собой эту пирамиду точек, обозначают те границы ''ноуменальной'' материи (или субстанции), которые отделяют её от мира Мысли.  

{{Стиль А-Цитата|"Пифагор считал ''точку'' пропорционально соответствующей единице; ''линию'' — двойке, ''плоскость'' — тройке, ''геометрическое объёмное тело'' — четвёрке. Он определял точку как монаду, которая занимает верховное положение и является началом всех вещей; линия у него обозначала двоичность, так как производилась самым первым движением, исходящим из неделимой природы, и образовывалась соединением двух точек. Плоскость соответствовала у него числу "три", потому что она представляет собой самую первую причину для образования геометрической фигуры. Действительно, круг, лежащий в основе любой круглой объёмной фигуры, заключает внутри себя триаду: в виде "центр — пространство — окружность". А вот треугольник, первая из всех прямолинейных фигур, сам заключён внутри троичности, потому он и имеет именно эту форму, и пифагорейцы именно его считали создателем всего земного. Четыре же точки, расположенные в основании треугольника Пифагора, соответствуют объёмной фигуре, кубу, который сочетает в себе начала длины, ширины и толщины, поскольку всякое геометрическое тело имеет, как минимум, четыре крайние граничные точки" (См. "Треугольник Пифагора" [Rev. G. Oliver, "The Pythagorean Triangle", p. 19]).}}

{{Стиль А-Цитата|"Пифагор считал ''точку'' пропорционально соответствующей единице; ''линию'' — двойке, ''плоскость'' — тройке, ''геометрическое объёмное тело'' — четвёрке. Он определял точку как монаду, которая занимает верховное положение и является началом всех вещей; линия у него обозначала двоичность, так как производилась самым первым движением, исходящим из неделимой природы, и образовывалась соединением двух точек. Плоскость соответствовала у него числу "три", потому что она представляет собой самую первую причину для образования геометрической фигуры. Действительно, круг, лежащий в основе любой круглой объёмной фигуры, заключает внутри себя триаду: в виде "центр — пространство — окружность". А вот треугольник, первая из всех прямолинейных фигур, сам заключён внутри троичности, потому он и имеет именно эту форму, и пифагорейцы именно его считали создателем всего земного. Четыре же точки, расположенные в основании треугольника Пифагора, соответствуют объёмной фигуре, кубу, который сочетает в себе начала длины, ширины и толщины, поскольку всякое геометрическое тело имеет, как минимум, четыре крайние граничные точки" (См. "Треугольник Пифагора" [Rev. G. Oliver, "The Pythagorean Triangle", p. 19]).}}

Имя YHVH (Иегова) в каббале "обозначает одновременно и "он", и "она", мужчину и женщину, два в одном, или хохму и бину, а также его — а вернее, их — ''шхину'', то есть синтезирующий дух (благодать), которая и превращает диаду в триаду. Подтверждение этого мы находим в еврейской литургии, совершаемой на Троицын день, и в словах молитвы:  

Имя YHVH (Иегова) в каббале "обозначает одновременно и "он", и "она", мужчину и женщину, два в одном, или хохму и бину, а также его — а вернее, их — ''шхину'', то есть синтезирующий дух (благодать), которая и превращает диаду в триаду. Подтверждение этого мы находим в еврейской литургии, совершаемой на Троицын день, и в словах молитвы:  

{{Стиль А-Цитата|"Во имя Единства, Святого и Преблаженного Ху ("Его") и Его Шхины, Тайного и Сокровенного Ху, да будет YHVH (Четверица) благословен вовек". Ху считается мужским началом, а YAH женским, а вместе они образуют  יהוה אחד, то есть единый YHVH. Единый, но заключающий в себе и мужскую, и женскую природу. Шхина в каббале всегда считалась женским началом" (p. 175)<ref>Там же.</ref>. }}

{{Стиль А-Цитата|"Во имя Единого, Святого и Преблаженного Ху ("Его") и Его Шхины, Тайного и Сокровенного Ху, да будет YHVH (Четверица) благословен вовек". Ху считается мужским началом, а YAH женским, а вместе они образуют  יהוה אחד, то есть единый YHVH. Единый, но заключающий в себе и мужскую, и женскую природу. Шхина в каббале всегда считалась женским началом" (p. 175)<ref>Там же.</ref>. }}

То же самое говорится и в ''экзотерических'' пуранах, ведь шхина — это не что иное, как ''шакти'', женский двойник или внешний аспект любого бога.  

То же самое говорится и в ''экзотерических'' пуранах, ведь шхина — это не что иное, как ''шакти'', женский двойник или внешний аспект любого бога.  

то тогда мы смогли бы по-настоящему ощутить сущность и дух настоящей эзотерической философии. Из столкновения этих двух систем, одинаково противостоящих системе Декарта, могли бы родиться истины архаичной доктрины. И тот, и другой выступали против метафизики Декарта.  

то тогда мы смогли бы по-настоящему ощутить сущность и дух настоящей эзотерической философии. Из столкновения этих двух систем, одинаково противостоящих системе Декарта, могли бы родиться истины архаичной доктрины. И тот, и другой выступали против метафизики Декарта.  

Характерное для последнего противопоставление двух субстанций — протяжённой и мыслительной, — которые якобы коренным образом отличаются между собой и не могут быть сведены друг к другу, оба они считали слишком произвольным и нефилософским. Так, Лейбниц превратил две субстанции Декарта в два свойства одного мирового единства, в котором он видел Бога. Там, где Спиноза усматривал лишь единую мировую неделимую субстанцию и абсолютное {{Стиль С-Капитель|всё}} (как аналог Парабрахмана), — Лейбниц, наоборот, видел существование множества субстанций. Если для Спинозы существовало только одно {{Стиль С-Капитель|единое}} бытие, то для Лейбница существовала бесконечная множественность бытия, исходящая ''из'' Единого и пребывающая ''внутри'' единого бытия.  

Характерное для последнего противопоставление двух субстанций — протяжённой и мыслительной, — которые якобы коренным образом отличаются между собой и не могут быть сведены друг к другу, оба они считали слишком произвольным и нефилософским. Так, Лейбниц превратил две субстанции Декарта в два свойства одного мирового Единого, в котором он видел Бога. Там, где Спиноза усматривал лишь единую мировую неделимую субстанцию и абсолютное {{Стиль С-Капитель|всё}} (как аналог Парабрахмана), — Лейбниц, наоборот, видел существование множества субстанций. Если для Спинозы существовало только одно {{Стиль С-Капитель|единое}} бытие, то для Лейбница существовала бесконечная множественность бытия, исходящая ''из'' Единого и пребывающая ''внутри'' единого бытия.  

Таким образом, и тот, и другой признавали существование лишь ''одной-единственной настоящей Сущности ''[Entity], но при этом Спиноза считал её безличной и неделимой, а Лейбниц делил своё ''личное'' Божество на целый ряд божественных и полубожественных существ. Спиноза был ''субъективным'', а Лейбниц — ''объективным'' пантеистом, хотя оба они остаются великими философами в своих интуитивных прозрениях.  

Таким образом, и тот, и другой признавали существование лишь ''одной-единственной настоящей Сущности ''[Entity], но при этом Спиноза считал её безличной и неделимой, а Лейбниц делил своё ''личное'' Божество на целый ряд божественных и полубожественных существ. Спиноза был ''субъективным'', а Лейбниц — ''объективным'' пантеистом, хотя оба они остаются великими философами в своих интуитивных прозрениях.